Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Глава 21
Холмс

Не знаю, почему путешествия в Книгомирье и из него настолько меня обезвоживали. Хуже становилось постепенно, почти незаметно для меня, вроде того, как по чуть-чуть оплывает талия и кожа делается не такой упругой, как некогда. Однако была и приятная сторона: текстовая окружающая среда оставляла за бортом все недуги. В Книгомирье я забывала про ноющую спину, а голова и вовсе никогда не болела.

Спустя несколько минут и несколько восстанавливающих литров воды я вошла в офис беллетриции в Норленд-парке. Четверг-5 ждала меня у моего стола, определенно лучась самодовольством.

– Угадайте что! – воодушевленно воскликнула она.

– Понятия не имею.

– Ну давайте же, угадайте!

– Не хочу гадать, – отмахнулась я, надеясь, что скука в голосе послужит предупредительным звоночком.

Не послужила.

– Нет, вы должны угадать!

Я вздохнула.

– Ладно. У тебя новые бусы или еще что-нибудь.

– Неправильно, – сказала она, с сияющим видом доставая бумажный пакет. – Я принесла вам сэндвич с беконом, как вы хотели!

– Этого я бы в жизни не угадала, – отозвалась я, усаживаясь за стол, затопленный новыми записками и отчетами, и добавила, не подумав: – Как у тебя дела?

– Плохо спала сегодня ночью.

Я потерла лоб, а она уселась напротив и пристально на меня уставилась, нервно стиснув руки. У меня не хватило духу сказать ей, что расспросы о ее здоровье были с моей стороны простой вежливостью. В действительности меня это не интересовало. Даже совсем наоборот.

– Правда? – сказала я, пытаясь отыскать записку, хотя бы отдаленно к чему-нибудь относящуюся.

– Нет. Я думала о вчерашнем инциденте с Минотавром и хочу извиниться… еще раз.

– Проехали. Сообщения есть?

– Вот я и извиняюсь.

– Извинения приняты. А теперь: сообщения есть?

– Я написала письмо, где вкратце изложила мои извинения.

– Я не желаю его читать. Дело закрыто.

– А… ладно… хорошо, – начала она, взволнованная тем, что мы не собираемся пространно анализировать предыдущий день, и пытаясь припомнить все, что ей говорили в то утро. – Мистер Бунюэль звонил сказать, что закончил ремонт «Гордости и предубеждения» и с утра оно снова в строю. В данный момент у него в мастерской «Нортенгерское аббатство», и оно должно быть готово вовремя, при условии что Кэтрин прекратит попытки сделать книгу более «готичной».

– Хорошо. Что еще?

– Совет жанров, – объявила она, еле сдерживая радостное возбуждение. – Секретарь сенатора Жлобсворта лично позвонила, чтобы просить вас присутствовать в дискуссионной палате на заседании по политическим директивам сегодня в три пополудни!

– Интересно, чего этому старому зануде надо на сей раз? Что-нибудь еще?

– Нет, – ответила Четверг-5, разочарованная тем, что я не разделяю ее неукротимый энтузиазм по поводу появления в Совете жанров.

Я не могла его разделить. Я была там столько раз, что рассматривала это всего лишь как часть своих обязанностей, не более того.

Выдвинув ящик стола, я извлекла бланк с готовой шапкой и тут заметила, что назначение Четверг-5 лежит там, где я оставила его вчера вечером. Я минутку подумала и решила дать ей еще один шанс. Оставив документ на месте, я вытащила лист бумаги и написала письмо подполковнику авиации Хитроу-Шкодду, прося его перебраться из «Бананов для Эдуарда», поскольку Лондэн в данный момент над ними не работает, в «Переулки судьбы», которыми он как раз занимается. Я сложила письмо, сунула его в конверт и велела Четверг-5 доставить его Хитроу-Шкодду лично в руки. Я могла бы попросить ее отослать письмо с курьером, но двадцать минут тишины и покоя были уж очень соблазнительны. Четверг-5 радостно кивнула и исчезла.

Только я откинулась на спинку стула и задумалась о Феликсе-8, о возможном Конце Времен и «Остин-ровере», как раздался энергичный крик «Готовьсь!», означавший приближение ежедневной беллетрицейской летучки под руководством Брэдшоу. Я послушно встала и присоединилась к остальным агентам, собравшимся в центре зала.

После обычного перечисления отсутствующих с изложением причин Брэдшоу взобрался на стол и позвонил в колокольчик.

– Заседание беллетриции номер сорок три тысячи триста семьдесят объявляется открытым. Но прежде всего давайте поприветствуем нового агента: полковник Уильям Доббин! [37]37
  Уильям Доббин – самый положительный персонаж «Ярмарки тщеславия» Уильяма Теккерея.


[Закрыть]

Мы все похлопали, а полковник Доббин вежливо поклонился и заметил застенчиво, но решительно, что приложит все усилия и отдаст все свои способности, дабы принести пользу в благородном деле беллетриции.

– Вот и славно, – пропел Брэдшоу, которому не терпелось продолжить. – Пункт первый: активная ячейка выхоластов снова принялась за дело, на сей раз в «Вот те стихи» Филипа Ларкина. Мы обнаружили несколько изданий, где первая строчка изменена на «Задабривают мать с отцом», [38]38
  В оригинале: «Задалбливают мать с отцом». Перевод Г. Яропольского.


[Закрыть]что является грубым искажением исходного смысла. Кто хочет этим заняться?

– Я, – сказала я.

– Нет… Как насчет вас, король Пеллинор?

– Да-да, что-что, эй-эй? – отозвался седоусый рыцарь в побитых доспехах.

– Вы уже имели опыт разборок с выхоластами в Ларкине – одолели группу, изменившую первую строчку из «Снова любовь». «Снова любовь: в четвертом часу строчить…» – вот дело-то было! Не прочь снова им показать?

– Что-что, поколотить выхоластов? – радостно отозвался Пеллинор. – Это будет выполнено с радостью и за половинный срок.

– Кто хочет с ним?

– Я пойду, – сказала я.

– Кто-нибудь еще?

Руку подняла Красная Королева.

– Пункт второй: двадцать восьмая Ежегодная книгомирная конференция состоится через шесть месяцев, и Совет жанров настоял, чтобы мы пересмотрели систему охраны с учетом прошлогодних… сложностей.

Среди собравшихся агентов прошел шепоток. КнигоКон был из тех событий, которые слишком велики и слишком разнообразны, чтобы все остались довольны, а решение предыдущего года снять ограничения на присутствие абстрактных понятий в качестве делегатов открыло дорогу множеству литературных теорий и грамматических условностей, в основном занимавшихся высокопарной демагогией и безобразничавших в баре, где драки вспыхивали от небрежно брошенного причастия. Когда постструктурализм сцепился с классицизмом, их всех выгнали, что бесконечно расстроило сослагательных; они горько сетовали, что «если бы случилось так, что в драке участвовали бы они, то они бы победили».

– А в этом году абстрактников пускают? – спросила леди Кавендиш.

– Боюсь, что да, – ответил Брэдшоу. – Неприглашение сочли бы дискриминацией. Добровольцы есть?

Шестеро из нас подняли руки, и Брэдшоу прилежно записал имена.

– Самое главное, – сказал он наконец, – первая встреча состоится на следующей неделе. А теперь – пункт третий, и вот тут у нас затык. Мы имеем крупное искажение сюжета в «Записках о Шерлоке Холмсе».

– Ватсон снова пулю словил? – уточнил мистер Файнсет.

– Нет, все куда серьезнее. Шерлок Холмс… убит!

У собравшихся агентов вырвался непроизвольный крик ужаса и ярости. Цикл произведений о Шерлоке Холмсе пользовался неизменной любовью читателей, и поэтому о нем особенно заботились, в то время как текстовыми аномалиями в нечитанных или непопулярных книгах занимались в последнюю очередь, а то и вовсе оставляли без внимания. Брэдшоу передал пачку распечаток леди Кавендиш, а та раздала их остальным.

– Это в «Последнем деле Холмса». Можете прочесть сами, но если вкратце, Шерлок отправляется в Швейцарию разбираться с профессором Мориарти. После обычных холмсовских эскапад Ватсон следует за другом к Рейхенбахскому водопаду, где обнаруживает, что Холмс явно упал и разбился насмерть… и книга заканчивается на двадцать девять страниц раньше, чем положено.

Услышанное переваривали в потрясенном молчании. Текстовых аномалий такого масштаба у нас не случалось с тех пор, как Люси Пэвенси отказалась лезть в платяной шкаф в начале «Льва, колдуньи и платяного шкафа».

– Но «Записки о Шерлоке Холмсе» – это же четвертый том, – заметила миссис Ухти-Тухти, отвлекаясь от глажки. – Если Шерлок гибнет при Рейхенбахе, то оставшиеся пять томов рассказов становятся сюжетно несостоятельными.

– Отчасти верно, – ответил Брэдшоу. – «Собака Баскервилей» написана позже «Записок», но действие там происходит раньше… думаю, эту мы сумеем удержать. Но да, оставшиеся четыре тома начнут автоматически сворачиваться, если мы что-нибудь не придумаем. А мы придумаем, уверяю вас! Стирание не выход.

Сказать было легче, чем сделать, несмотря на красноречие Брэдшоу, и мы это понимали. Все книги о Шерлоке Холмсе были закрыты, недоступны, пока кто-нибудь реально не проложит в них дорогу по книгам, а холмсовский канон упорно сопротивлялся исследованию. Гомес первым из беллетрицейских книгошественников пытался попасть туда через конан-дойлевский «Затерянный мир», но по ошибке ввязался в сюжет и был застрелен лордом Рокстоном. Следующим попытался Харрис Твид, и его едва не затоптало стадо разъяренных стегозавров.

– К проблеме подключаются все. Кот, прежде известный как Чеширский, будет пристально следить за разложением сюжета в Главном текстораспределительном управлении, и я хочу, чтобы Беатрис, Бенедикт, Зарк и Ухти-Тухти попытались найти вход, используя другие произведения Конан Дойля, – предлагаю рассказы о профессоре Челленджере. Файнсет и Фойл, я хочу, чтобы вы изучили возможность сообщения с кем-нибудь внутри книг о Шерлоке Холмсе – они могут даже не знать, что у них проблемы.

– Они далеко за пределами комментофонной сети, – заметил мистер Файнсет. – Есть предложения?

– Я полагаюсь на изобретательность Фойла. Если кто-нибудь увидит Гамлета или Питера с Джейн, немедленно пошлите их ко мне. Вопросы есть?

– А я? – спросила я, удивляясь, почему меня до сих пор не подключили ни к чему важному.

– С тобой я поговорю позже. Ладно, на сегодня все. Удачи, и… берегите себя.

Собравшиеся агенты тут же начали болтать между собой. Ничего подобного у нас не случалось уже много лет, отчего казалось еще более глупым, что Брэдшоу не включил меня в команду. Я догнала его, когда он уже уселся за свой стол.

– Что происходит? – спросила я. – Я нужна вам в этом деле.

– Привет, моя дорогая! Непохоже на тебя – едва не опоздать на заседание. Проблемы По Ту Сторону?

– Я была в «Голиафе».

Он поднял бровь.

– Ну и как оно?

Я пространно изложила виденное, закончив выводом, что они вряд ли в ближайшее время доведут транскнижный транспорт до ума, если вообще доведут, но нам надо за ними приглядывать.

Брэдшоу проницательно кивнул, и у меня снова возникло ощущение, что меня каким-то образом отстраняют от расследования по делу Холмса.

– Как Пятница? По-прежнему не отклеивается от кровати?

– Да… но ничего такого, с чем бы я не справилась.

– Ты еще не рассказала Лондэну о нас?

– Собираюсь с духом. Брэдшоу, вы увиливаете. Почему я не участвую в деле Холмса?!

Он жестом велел мне сесть и понизил голос:

– Сегодня утром мне звонил сенатор Жлобсворт. Он очень хочет восстановить некоего курсанта, которого мы недавно… отпустили.

Я знала, о ком он говорит. Для ее отстранения имелись уважительные причины: она была тактично охарактеризована как «неподходящая». Не в том смысле, в каком была неподходящей моя милая, но глуповатая стажерка, а в смысле «категорически непригодная». За пять дней она сменила пять наставников. Даже император Зарк заявил, что предпочтет быть сожранным заживо снарггом с Эпсилона-7, нежели провести еще хоть пять минут в ее обществе.

– Почему Жлобсворт затребовал ее? У нас еще как минимум десять отказников, которые в шесть раз лучше.

– Потому что у нас мало агентов в современной литературе, а Совет жанров полагает, что она попадает во все жанровые графы.

– Он не прав, разумеется, – сказала я с полной уверенностью, – но люди вроде Жлобсворта – политики, и у них другие правила, хотя мне понятна его позиция. Вопрос в том, что вы собираетесь с этим делать. Она извела всех агентов, кому разрешено брать стажеров.

Брэдшоу ничего не сказал, только пристально посмотрел на меня. Я поняла в секунду.

– О нет, только не это! Ни за что в жизни. Кроме того, у меня уже есть курсант на обучении.

– Тогда избавься от нее. Ты сама мне говорила, что робость ее погубит.

– Избавлюсь… но я чувствую некоторую ответственность за нее. Кроме того, у меня и так уже дел по горло. Озверевшая миссис Дэнверс в «Боге мелочей» ждет расследования, меня пытался убить Минотавр… Я уже не говорю о тридцати с лишним висяках, иные из которых теоретически поддаются раскрытию, особенно дело Друда; я думаю, возможно, Диккенса убили.

– По Ту Сторону? А зачем?

– Чтобы заставить замолчать Эдвина Друда или еще кого-то из этой книги.

В этом я, разумеется, не была уверена, и любым уликам уже стукнуло больше ста лет, но я пошла бы на что угодно, лишь бы не брать эту ученицу. К сожалению, Брэдшоу не принял отрицательного ответа и не смягчился на мои мольбы.

– Не заставляй меня приказывать тебе, старушка, обоим будет неловко. Кроме того, если ты ее прокатишь – а я в этом не сомневаюсь, – тогда у нас действительно кончатся наставники и я смогу сказать Жлобсворту, что мы сделали все, что в наших силах.

Я застонала.

– А можно я возьму ее на той неделе? В этом случае я смогу плотно заняться смертью Холмса.

– Сенатор Жлобсворт был очень настойчив. Он уже трижды звонил мне за сегодняшнее утро.

Я понимала, что он имеет в виду. Если Жлобсворт вцеплялся во что-нибудь, то редко разжимал челюсти. Отношения между нами сложились решительно прохладные, и мы были в лучшем случае учтивы друг с другом. Самое любопытное, что мы оба хотели Книгомирью самого лучшего, просто наши методы достижения этого лучшего разнились.

– Отлично, – сказала я наконец. – Я дам ей день… или утро, если она продержится.

– Вот и умница! – радостно воскликнул Брэдшоу. – Ценю женщину, которая понимает, когда ее загнали в угол. Я велю ей встретить тебя у входа в Норленд.

– Это все? – раздраженно спросила я.

– Нет. Похоже, кто-то в управлении ресурсами изрядно накосячил с расписанием ремонтов, и у нас возникла… Ладно, взгляни сама.

Он передал мне отчет, и я пролистала его с растущим отчаянием. Вот так всегда. Кто-то в администрации облажается, а мы разгребай.

– Фортепианный отдел пашет без смены уже восемь часов подряд, – добавил он, – поэтому я хотел бы, чтобы ты заглянула и отправила их передохнуть. Возьми с собой курсантов. Должно получиться полезное практическое занятие.

Сердце у меня упало.

– После полудня мне надо быть в Совете жанров, – объяснила я, – а если придется нянчить второго стажера…

– Я все улажу, – перебил Брэдшоу. – Это ерунда – прогулка по парку. Ну что можно натворить с фортепиано?

Глава 22
Нонетот

«Трансжанровые перевозки» – одна из нескольких таксомоторных компаний Книгомирья и единственная фирма, способная похвастаться хоть отдаленно приемлемым уровнем аварийности. Передвигаться по Книгомирью на такси удобно, если ты не силен в книгопрыганье или обременен багажом, но по сравнению с мгновенным книгопрыжком это все равно что ехать верхом на улитке. Они не то что не прыгают, они просто ползают. Поездка из одного конца Книгомирья в другой – например, от Философии до Поэзии – могла занять целый час.

– Вы издеваетесь? – рычала я в мобильный комментофон двадцать минут спустя.

Я стояла снаружи у парадного входа в Норленд-парк. Солнце неторопливо спускалось по небосклону от полуденной жары к редкостной красоте предвечерней поры, вышедшей из-под пера Остин. Теплая сельская местность полнилась побрякиванием конской сбруи в полях, веселым жужжанием пчел в живых изгородях и щебетом юных барышень, сплетничающих и обсуждающих изящные способы заманить в ловушку богатеньких мужей.

– Ладно, – раздраженно бросила я, – просто пришлите его как можно скорее. – И захлопнула «раскладушку».

– Проблемы? – спросила Четверг-5, сидя по-турецки на теплой траве и плетя венки из ромашек.

– Эти придурки из трансжанрового такси, – отозвалась я. – Опять извиняются. Мол, из-за дорожной аварии в «Великом Гэтсби» глухие пробки и наша машина прибудет не раньше чем через час.

– А мы не можем прыгнуть прямо туда, куда нам надо? – Она осеклась и с минутку подумала. – А куда нам надо?

– В Фортепианный отдел. Но мы кое-кого ждем.

– Кого?

– Мы ждем, – я еще не решила, как подать новость, – курсанта на повторную практику.

– Еще одного? – переспросила Четверг-5, сперва немного надулась, но скоро отошла. – Если б я знала, испекла бы приветственный пирог.

– По-моему, она из другого теста, – пробормотала я, когда звук раздираемого целлофана ознаменовал прибытие обсуждаемой персоны.

Она, похоже, немного запыхалась, и мы втроем несколько секунд молча таращились друг на друга, пока оба курсанта не произнесли одновременно:

– А она-то что здесь делает?

– Послушайте, – сказала я обеим, – я понимаю, положение неловкое и даже странное, по моему мнению, и если кому-либо из вас это не нравится, можете отправляться прямиком в свою книжку.

Новая ученица злобно зыркнула на меня, потом на Четверг-5, потом снова на меня, а затем с принужденной улыбкой произнесла:

– В таком случае мне, вероятно, следует представиться и сказать, какая невероятная честь получить направление в ученицы к великой Четверг Нонетот.

– Побереги дыхание… и сарказм заодно, – огрызнулась я.

Я люблю принимать вызов, но тут, на мой взгляд, было на один-два вызова больше, чем надо. Поскольку это, разумеется, была еще одна Четверг Нонетот, та, что фигурировала в первых четырех книгах цикла – жестоких и полных убийств и необоснованного секса.

– Да уж, дым коромыслом, – негромко произнесла она, оглядывая нас обеих. – Если день начинается таким образом, то дальше может быть только лучше.

Мы с Четверг-5 уставились на вновь прибывшую с завороженным любопытством. В отличие от Четверг-5, которая всегда одевалась в приобретенный на взаимовыгодной основе хлопок и шерсть, эта Четверг предпочитала агрессивную черную кожу – кожаные брюки, жакет и длинный плащ, волочащийся по полу. Кожи было так много, что Четверг-1–4 поскрипывала при ходьбе. Волосы у нее были той же длины, что и у нас, но туже стянуты в хвост на затылке, а глаза скрывались за стеклами маленьких черных очков. На поясе висели два пистолета-автомата рукоятями внутрь, чтобы выхватывать их крест-накрест – бог знает зачем. За исключением этого и несмотря на то что она жила в книгах, действие которых разворачивалось между 1985 и 1988 годом, она выглядела в точности как я – даже с проблесками седины, которые меня, как я все еще притворялась, не волновали.

Но она не была мной. На самом деле она походила на меня меньше, чем версия, говорящая с цветами, если такое возможно. Я читала эти книги, и хотя она пыталась действовать по правилам, методы ее были в лучшем случае сомнительны, а мотивы – подозрительны. В Четверг-5 были в основном мысли и очень мало действия; в Четверг-1–4 было в основном действие и очень мало мысли. Авторы цикла пожертвовали описанием характера ради фабулы и юмором ради плотности действия и скорости. Вся атмосфера испарилась, и книги превратились в череду жестоких эпизодов, разбавленных романтическими интерлюдиями, и когда я говорю «романтическими», то делаю большую натяжку. Самый знаменитый момент – это ее знойный роман с Эдвардом Рочестером и откровенная потасовка с Джен Эйр. Я думала, хуже быть не может, пока не оказалось, что миссис Фэйрфакс – ниндзя-убийца, а Берту Рочестер похитили инопланетяне. И все это только в первой книге. Дальше все притягивалось за уши еще больше. К четвертой книге мне уже казалось, что изначальный вариант порвали волки, а потом его сляпали наугад перед самой публикацией. Я глубоко вздохнула, мысленно прокляла командора Брэдшоу и сказала:

– Четверг… познакомься с Четверг.

– Привет! – бодро сказала Четверг-5, примирительно протягивая руку. – Я так рада познакомиться с тобой, и с прошедшим тебя днем рождения!

Четверг-1–4 взглянула на протянутую руку Четверг-5 и вскинула бровь.

– Я имела несчастье читать «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа», – недружелюбно произнесла она. – Если убрать из названия «Сэмюэла Пеписа», будет выглядеть честнее. Большего ушата дерьма мне видеть не доводилось. Я все ждала, когда же начнется стрельба, а ее так и не случилось – просто кучи обниманий, витаминов и людей, рассказывающих, как они друг друга любят.

– В объятиях нет ничего дурного, – возразила Четверг-5, защищаясь. – Может, если бы ты попробовала…

Она протянула руки, но в ответ прозвучало грубое:

– Только тронь меня своими воняющими мюсли лапами, и я тебе нос сломаю!

– Ну!.. – Четверг-5 негодующе фыркнула. – Я почти жалею, что поздравила тебя с днём рождения, и очень рада, что не испекла для тебя пирог.

– Это меня убивает!

– Слушайте, – рявкнула я, не дожидаясь, пока дойдет до рукоприкладства, – я не собираюсь просить вас поладить, я приказываю вам поладить. Ясно?

Четверг-1–4 равнодушно пожала плечами.

– Итак, – начала я, обращаясь к Четверг-1–4,– если хочешь стажироваться у меня, существуют три правила. Правило первое: ты делаешь в точности то, что я тебе говорю. Правило второе: ты говоришь, только когда к тебе обращаются. Правило третье: я называю тебя «Четверг-один-четыре», или «Чет-один-четыре», или «Хренверг», или… да как угодно. Ты же обращаешься ко мне «мэм». Если я зову тебя, являешься бегом. Правило четвертое: выкинешь какой-нибудь фокус – отправишься домой.

– По-моему, ты сказала, что существуют только три правила?

– Последнее я придумала на ходу. У тебя с этим какие-то проблемы?

– Полагаю, нет.

– Хорошо. Начнем сначала. Сколько часов теории у тебя было?

– Шесть недель. Сдала выпускные в прошлый вторник и пришла третьей.

– Неплохо.

– А сколько народу было в классе? – уточнила Четверг-5, все еще страдающая от заявления, что ее руки пахнут мюсли, не говоря уже об угрозе сломать нос.

Четверг-1–4 сердито глянула на нее и пробурчала:

– Трое, и на два процента выше минимального проходного балла, прежде чем ты спросишь. Но на стрельбище я набрала девяносто девять процентов. Пистолет, винтовка, станковый пулемет, гранатомет – назови любое.

Вот по этой главной причине я и не любила книги про Четверг Нонетот: слишком, слишком много оружия и горы трупов, каким позавидовал бы киношный Рэмбо. Четверг-1–4 вынула из кобуры агрессивного вида автоматический пистолет и показала нам обеим.

– Девятимиллиметровый «глок», – гордо сказала она. – Шестнадцать патронов в обойме и один в стволе. Конкретная останавливающая сила. Я ношу два, на всякий случай.

– Всего два? – съязвила я.

– Нет, раз уж ты спрашиваешь. – Она откинула полу кожаного плаща, чтобы продемонстрировать мне большой блестящий револьвер, заткнутый сзади за пояс штанов. – А у тебя что? «Беретта»? «Браунинг»? «Вальтер»?

– Ничего, – ответила я. – Ворвись в комнату с оружием, и кто-нибудь в итоге погибнет.

– А разве не так полагается?

– В твоих книгах – возможно. Но если кто-то погибает в процессе выполнения задания, задание считается проваленным. Без вариантов.

– Прибегать к дипломатии и пользоваться своей головой, – храбро вставила Четверг-5,– лучше, чем размахивать оружием.

– Да что ты об этом знаешь, мисс высшая фальшивность?

– Незачем оскорблять меня все время, – ответила та, явно расстроенная, – и потом, я не уверена, что есть такое слово «фальшивность».

– Слушай сюда, хренбургер, – насмешливо скривила губы кожаная Четверг, – я буду оскорблять тебя все время. Во-первых, потому что это прикольно, а во-вторых, потому… нет, мне не нужна вторая причина.

– Господи, – печально покачала я головой, чувствуя, что у меня кончается всякое терпение, – ты все еще бунтуешь.

– Бунтую? – огрызнулась она. – Возможно. Но поскольку я – в основном ты, полагаю, в этом есть отчасти и твоя вина.

– Заруби себе на носу, – сказала я, подходя ближе. – Общего у тебя со мной только имя и лицо. Можешь поливать «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа» сколько угодно, но это, по крайней мере, не перманентная оргия насилия и бессмысленного секса из комиксов.

– Ах, извините! Да это никак критика? Или ты так думаешь, потому что тебе хочется так думать? Потому что я на днях смотрела цифры и я по-прежнему продаюсь нарасхват? – Она обернулась к Четверг из «Пеписа». – А ты сколько книг продала за последние пять лет?

Это было острое, но строго риторическое замечание. Нераспроданный тираж «Великого фиаско Сэмюэла Пеписа» уценили меньше чем через полгода после выхода в свет.

– Ты не ненавидишь меня, – сказала Четверг-1–4 Четверг-5,– ты втайне мечтаешь быть как я. Если хочешь кого-нибудь ненавидеть, ненавидь вот ее.

Эта реплика адресовалась мне.

– Да почему же это? – Четверг-5 едва не плакала.

Скрипя кожаными доспехами, Четверг-1–4 подошла к ней ближе и понизила голос:

– Потому что это она настояла, что твоя книга должна быть полна слюнявых семейных ценностей: домашний дронт, садоводство, муж, двое прелестных детишек…

– Трое.

– Неважно. Меня приглашали в пятую книгу, но я только взглянула на сценарий и велела им засунуть его понятно куда. – Она ткнула в мою сторону пальцем в перчатке. – Ее личное тщеславие обрекло тебя на медленную смерть нечитаемой, нерецензируемой, необсуждаемой и непечатаемой. Настоящая Четверг такая же целеустремленная, как и я, – даже в крайнем тщеславии переписать себя под видом маленькой мисс Сладкая Овсянка Обними-Дерево, исключительно чтобы защитить собственное хрупкое тщеславие, статус знаменитости Z-класса и непоследовательное общественное мнение. У нас с ней больше общего, чем она думает.

Она умолкла с победной улыбкой на лице. Вторая Четверг взирала на меня со слезами на глазах. Я сама кипела от возмущения, потому что сказанное было правдой. Единственная причина, по которой я вообще приняла Четверг-5, заключалась в том, что я чувствовала себя в ответе за нее. Не просто потому, что она действительно была невыносимой тряпкой, но еще и потому, что ее не читали.

– О нет! – Четверг-5 громко всхлипнула. – У меня все чакры напрочь разбалансировались… Можно, я возьму отгул на остаток дня?

– Хорошая мысль, – неприятно хохотнула Четверг-1–4.– Почему бы не отправиться помедитировать? В конце концов, это лучше, чем весь день ничего не делать.

Четверг-5 испустила очередной возмущенный вопль. Я сказала ей, что она может идти, и она исчезла с еле слышным хлопком.

– Слушай, – заговорила я, тоже подходя ближе и понижая голос, – ты можешь тут выделываться хоть весь день, изводя других персонажей, – это не важно. Важно то, что Совет жанров в своей заблудившейся мудрости считает тебя подходящей для беллетриции. Пять предыдущих наставников с этим не согласны. Не согласна и я. По-моему, ты гадина. Но дело не во мне. Дело в тебе. Это тебе, чтобы поступить в беллетрицию, надо научиться выживать во враждебной и постоянно меняющейся текстовой среде. Нам с тобой придется провести вместе следующие несколько дней, хотим мы того или нет, а написанная мной характеристика – единственное, что имеет значение для окончательного зачисления тебя в беллетрицию, так что тебе придется очень-очень постараться меня не злить.

– Ах! – покровительственно хмыкнула она. – Какие речи! Послушай, сестренка, может, сегодня ты и большая шишка в беллетриции, но на твоем месте я бы проявила здравый смысл и дипломатию. Однажды я займу место Глашатая и присматривать буду только за своими друзьями. Ну, станешь ты другом или нет?

– Боже правый, – тихонько произнесла я. – Чеширский Кот был прав: ты действительно совершенно несносна. Это твое последнее слово?

– Последнее.

– Тогда можешь валить обратно в свое подарочное издание прямо сейчас. Дай мне свой бедж.

На мгновение она встревожилась. Ее всепоглощающее высокомерие не допускало и мысли, что ее могут и впрямь выгнать. Но, верная себе, вместо того чтобы хотя бы попытаться помириться, она пустилась в дальнейшие угрозы:

– Комиссии по отбору курсантов при Совете жанров это не понравится.

– И фиг с ними. Твой бедж.

Она уставилась на меня с растущим замешательством.

– Ты выгоняешь… меня?

– Только что выгнала. Отдай мне свой бедж, или я арестую тебя.

Она вынула щиток беллетрицейского курсанта из кармана и шлепнула его мне в раскрытую ладонь. Без него или без подорожной она считалась де-юре книгобежцем и подлежала стиранию на месте.

– Удачного дня, – сказала я. – Не буду говорить, что было очень приятно, потому что не было.

И я пошла прочь, вынимая на ходу мобильник.

– Привет, Брэдшоу! Я только что выгнала Четверг-один-четыре. Поражаюсь, как кто-то сумел продержаться с ней больше десяти минут, – я не смогла. ^{1}

– Да, уже. Скажи Жлобсворту, что мы сделали все, что могли. ^{2}

– Жаль. Критику по этому поводу я переживу. Это серьезное…

– Погоди, погоди! – завопила Четверг, стиснув голову в нечеловеческом усилии взять себя в руки. – Это был мой последний шанс, так?

– Да.

Она терла виски.

– Я могу это сделать. Из… Из… ви-и-и…

– Ты можешь сказать это.

– Не могу.

– Постарайся.

Лицо у нее перекосилось, и она выдавила это слово:

– Извини. Я буду твоей ученицей. Беллетриции нужны такие люди, как я, и ради этого я готова прогнуться под твою властную посредственность.

С минуту я смотрела на нее.

– Расплывчатые извинения принимаются.

Я отошла, чтобы Четверг-1–4 меня не слышала, и снова заговорила в комментофон.

– Брэдшоу, насколько отчаянно нам нужно подлизаться к Жлобсворту именно сейчас? ^{3}

Я велела Брэдшоу положиться на меня, он рассыпался в благодарностях, пожелал мне удачи и отключился. Я захлопнула мобильник и убрала его в сумку.

– Хорошо. – Я швырнула Четверг-1–4 ее бедж. – Первое твое задание – вернуть сюда Четверг-пять, сбалансировались там у нее чакры или нет, и извиниться перед ней.

С мгновение Четверг-1–4 таращилась на меня, затем набрала номер на собственном мобильнике. Я отвернулась и зашагала по усыпанной гравием подъездной дорожке, пытаясь расслабиться. Ну и начало!

Я села на декоративного льва у подножия парадной лестницы и издали наблюдала появление Четверг-5. После кратчайшей перебранки они пожали друг другу руки. Затем последовала пауза, еще несколько реплик на повышенных тонах, и наконец – невероятно! – стоя прямо, как палка, Четверг-1–4 позволила себя обнять. Я улыбнулась про себя, встала и пошла обратно, туда, где стояла эта парочка. Четверг-5 оптимистично сияла, Четверг-1–4 с каменным выражением лица думала.

– Разобрались между собой?

Обе кивнули.

– Хорошо. – Я взглянула на часы. – У нас есть еще несколько часов, прежде чем мы посетим заседание Совета жанров по политическому управлению, но перед этим…

– Мы идем на заседание Совета жанров?! – Глаза у Четверг-5 сделались как блюдца.

– Да… но только в том смысле «мы», что вы стоите позади и ничего не говорите.

– Bay! А что там будут обсуждать?

– Политику Книгомирья. Типа следует ли поставлять персонажей в видеоигры для придания им дополнительной глубины. Это особенно актуально, поскольку издание нынче не требует от книг оставаться исключительно книгами. Говорят, Гарри Поттер в кои-то веки появится. А теперь нам надо…