Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Глава 17
Еще один завтрак

Лидер Партии здравого смысла премьер-министр Редмонд Почтаар сменил канцлера Хоули Гана на поспешно созванных выборах 1988 года, вернул должности название «премьер-министр» и объявил серию политических нововведений. Прежде всего, он настаивал, что демократия, будучи сама по себе хорошей идеей, потенциально уязвима для хищнических устремлений жадин, эгоистов и безумцев, поэтому его план по демократизации демократии был безжалостно претворен в жизнь. Поначалу возникали проблемы касательно гражданских свобод, но теперь, четырнадцать лет спустя, мы начинали пожинать плоды.

Выпуск радионовостей в то утро был посвящен – в который уже раз – текущему кризису недели, а именно: куда можно безопасно слить национальный Запас глупости. Одни предлагали небольшую войну в отдаленной стране с народом, к которому мы в целом не питаем недобрых чувств, но другие полагали, что это слишком рискованно, и отдавали предпочтение снижению эффективности государственных служб путем добавления нового слоя бюрократии с максимальными затратами и минимальной отдачей. Не все предложения были разумны: наиболее оголтелые участники дискуссии придерживались мнения, что стране следует возродить колоссально затратный «противокарный щит», созданный в целях защиты человечества – или хотя бы Англии – от потенциальной угрозы со стороны разгневанного божества, желающего стереть грешную расу с лица планеты при помощи огненного дождя. Проект имел бы двойной положительный эффект в виде бессмысленной растраты кучи денег и вероятности того, что, может быть, удастся привлечь и другие европейские страны и таким образом разобраться одним коварным ударом с общеевропейским избытком глупости.

Премьер-министр Редмонд Почтаар предпринял необычный шаг, выступив в прямом радиоэфире, где отклонил все предложения и сделал дерзкое заявление о том, что, несмотря на растущий переизбыток, его партия продолжит относиться к правлению с позиций здравого смысла. Когда его спросили, как сократить Запас глупости, Почтаар заверил всех, что непременно подвернется что-нибудь «фантастически тупое, но экономичное», и добавил, что в качестве примирительно тупой меры для утешения его критиков будет с нехорошими целями подожжено большое количество резиновых покрышек.

В ответ на последнюю ремарку раздались вопли «слишком мало, слишком поздно» со стороны мистера Альфредо Траффиконе из оппозиционной партии «Носповетру», который постепенно набирал сторонников, продвигая политику «немедленного обретения», по словам самого Траффиконе «крайне предпочтительную по сравнению с пугающе дальновидной политикой осторожной проницательности».

– Все то же старое дерьмо, – фыркнул Лондэн, подавая Вторник вареное яйцо на завтрак и ставя второе яйцо перед стулом Дженни, потом крикнул наверх, что завтрак на столе.

– В котором часу вчера вернулся Пятница? – спросила я, так как ушла спать первая.

– После полуночи. Сказал, что шумел с друзьями.

– С «Дерьмовочкой»?

– Думаю, да, но они могут с тем же успехом называться «Обратная связь» и работать над синглом «Статический разряд» для альбома «Белый шум».

– Это только потому, что мы старые и отсталые, – сказала я, ласково накрывая его ладонь своей. – Уверена, музыка, которую слушали мы, была для наших родителей таким же ужасом, как и его – для нас.

Но Лондэн был где-то далеко. Он набрасывал план собачьего самоучителя под названием «Да, вы МОЖЕТЕ открывать дверь самостоятельно» и, следовательно, был функционально глух ко всему остальному.

– Лонд, я сплю с молочником.

– Вот и славно, дорогая, – ответил он, не поднимая глаз.

Мы со Вторник заржали, и я обернулась к ней с притворным ужасом:

– Ты над чем смеешься?! Тебе ничего не полагается знать о молочниках!

– Мам, – изрекла она со смесью преждевременной зрелости и непринужденности, – у меня ай-кью двести восемьдесят, и я знаю обо всем на свете больше, чем ты.

– Сомневаюсь.

– Тогда что делает ишиокавернозная мышца?

– Ладно, ты и впрямь знаешь больше меня. Где Дженни? Вечно она опаздывает к завтраку!

Я села на трамвай и поехала в старое ТИПА-здание в надежде кое-что выяснить. Побег Феликса-8 был свеж в памяти, и несколько раз я принимала за него безобидных прохожих. Я по-прежнему понятия не имела, как ему удалось сбежать, но одно знала точно: семейка Аидов обладала некоторыми поистине дьявольскими свойствами, и они присматривали за своими друзьями. Каким бы злобным псом ни был Феликс-8, он считался другом. Если он по-прежнему у них на жалованье, то мне следовало поговорить с членом семьи Аид. А это могла быть только Аорнида – единственная находившаяся под арестом.

Я сошла с трамвая возле ратуши и направилась по склону холма вниз, к зданию ТИПА. Когда я вошла, там царила жутковатая пустота, особенно заметная по контрасту с оживленным ульем, который я помнила. Мне выдали беджик посетителя, и я направилась по пустому коридору к кабинету Хроностражи. Я уже бывала здесь по разным поводам, поэтому знала, чего ожидать: у меня на глазах отделка и мебель в комнате непрерывно изменялись, а сами оперативники Хроностражи то возникали, то пропадали с такой скоростью, что казались не более чем мазками света. Не менялся один-единственный предмет обстановки, в то время как все кругом неслось во весь опор, двигалось, мелькало в бесконечной мешанине. Это был небольшой столик со старинным телефонным аппаратом на нем, и когда я протянула руку, он зазвонил. Я сняла трубку и поднесла рожок к уху.

– Миссис Парк-Лейн-Нонетот?

– Да.

– Он сейчас будет.

И в мгновение ока он прибыл. Комната прекратила перемещаться из одного времени в другое и замерла в декорациях более или менее современного вида. Человек за столом улыбнулся при виде меня. Но это был не Темпор и не папа – это был Пятница. Не Пятница двадцати с небольшим лет, которого я видела на своей свадебной вечеринке, и не старый Пятница, которого я встретила в ходе «Фиаско Сэмюэла Пеписа», но юный Пятница, почти неотличимый от того, кто по-прежнему крепко спал дома, громко храпя в «преисподней», как мы называли его комнату.

– Привет, мам!

– Привет, Душистый Горошек, – сказала я, сильно озадачившись и в то же время почувствовав известное облегчение.

Это был Пятница, которого мне полагалось иметь: аккуратно подстриженный, импозантный, уверенный в себе, с заразительной улыбкой, напоминавшей мне Лондэна. К тому же он, вероятно, мылся чаще чем раз в две недели.

– Сколько тебе лет?

Я коснулась его подбородка, чтобы убедиться, что он настоящий, а не фантом или что-нибудь вроде Майкрофта. Он и был настоящий. Теплый и все еще нуждающийся в бритве всего раз в неделю.

– Мне шестнадцать, мам, – столько же, сколько и ленивому тупице, дрыхнущему дома. В понятном тебе контексте я – потенциальный Пятница. Я поступил в «Хроноскауты» в тринадцать, а первый раз прошел трубу в пятнадцать – никому не удавалось сделать это в таком возрасте. Пятница, которого ты знаешь, – это нынешний Пятница. Моя старшая ипостась, которой предстоит стать генеральным директором Хроностражи, – это Пятница последний, а поскольку ему сейчас нездоровится из-за небольшого темпорального возмущения, вызванного тем, что более молодой альтернативный я не желаю вступать в «Хроноскауты», Темпор восстановил меня по отголоскам того, что могло бы быть. Меня попросили узнать, что я могу сделать.

– Ни слова не поняла, – ответила я в легком замешательстве.

– Это фишка с расщеплением линии времени, мам, – объяснил Пятница, – согласно которой две версии одной и той же личности могут существовать одновременно.

– Почему же ты не можешь стать генеральным директором на том конце времени?

– Не все так просто. Альтернативные временн ые линии должны быть согласованы, чтобы двигаться вперед к взаимно совместимому будущему.

Я поняла… отчасти.

– Полагаю, это означает, что путешествия во времени еще не изобрели?

– Не-а. Есть мысли, почему другой я такой бездельник?

– Я просила тебя поступить в «Хроноскауты» три года назад, но тебе было до фени, – проворчала я в качестве объяснения. – Ты был слишком занят компьютерными играми и телевизором.

– Я не виню ни тебя, ни папу. Тут какие-то серьезные неполадки, но я не знаю, какие именно. Похоже, у Пятницы нынешнего хватает ума, но недостает пороху взять и сделать что-нибудь.

– Кроме игры на гитаре в «Дерьмовочке».

– Если это можно назвать игрой, – недобро хохотнул Пятница.

– Не будь так…

Я одернула себя. Если это не самокритика, то я не знаю, как она должна выглядеть.

Совершенно неожиданно возле потенциального Пятницы возник еще один Пятница. Они были идентичны, за исключением кожаной папки в руках у последнего. Они недоуменно переглянулись. Новейший Пятница смущенно буркнул «извините», отошел подальше по коридору и притворился, что рассматривает резные наличники вокруг дверной рамы.

– Сегодня утром у меня был только один сын, – мрачно проворчала я, – а теперь трое!

Пятница оглянулся через плечо на второго Пятницу, который в этот момент таращился на нас и, пойманный на этом, быстро отвел глаза.

– У тебя появился только я, мам. Не обращай на того внимания.

– Что же пошло не так? – спросила я. – Почему Пятница нынешний настолько не похож на потенциального?

– Трудно сказать. Этот две тысячи второй год не похож на тот, что принадлежит Стандартной Исторической Линии. Все погружены в себя и начисто утратили какое бы то ни было обаяние. Словно низкое небо навевает на людей апатию – одним словом, по земле расползается серость.

– Я понимаю, о чем ты, – печально покачала я головой. – Читательская аудитория сократилась на шестьдесят процентов. Похоже, никто не хочет тратить время на хороший роман.

– Все сходится, – задумчиво отозвался Пятница. – Уверяю тебя, дело не должно обстоять так. По мнению лучших умов, это начало Великого Разгадывания. Если наши подозрения оправдаются и путешествия во времени не будут изобретены в ближайшие три с половиной дня, мы окажемся на пути к спонтанно акселерированной инверсионной облитерации всей истории.

– Не мог бы ты перевести это в понятную мне ковровую метафору?

– Если мы не сумеем закрепить наше существование в самом начале, время начнет сворачиваться подобно ковру, унося с собой историю.

– Насколько быстро?

– Это медленно начнется в двадцать два ноль три в пятницу со стирания самых ранних окаменелостей. Десять минут спустя все свидетельства о древних гоминидах исчезнут, за ними быстро последует внезапное отсутствие всего, начиная со среднего голоцена. Еще через пять минут все мегалитические постройки исчезнут, как будто их никогда и не было. Пирамиды сгинут еще через две минуты, а следом и Древняя Греция. За следующую минуту исчезнут Средние века, а еще через двадцать секунд станет несостоявшимся Нормандское завоевание. За последние двадцать секунд мы увидим, как исчезает со все возрастающей скоростью современная история, пока в двадцать два часа сорок восемь минут и девять секунд конец истории не накроет нас и не останется вообще ничего, никаких свидетельств того, что нечто когда-либо было. Со всех точек зрения окажется, что нас никогда не существовало.

– Так в чем же причина?

– Понятия не имею, но собираюсь как следует оглядеться. Ты что-то хотела?

– А… да. Мне надо поговорить с Аорнидой. Один из старых подручных ее семейства снова рыщет по моему следу… или рыскал.

– Погоди минутку.

И в то же мгновение он пропал.

– А! – сказал второй Пятница, возвращаясь из коридора. – Извини. Записи по запетлеванию хранятся в двенадцатом тысячелетии, а мне пока трудновато выверить прыжок через десять тысяч лет с точностью до секунды.

Он открыл кожаную папку и пролистал ее содержимое.

– Отбыла семь лет из тридцатилетнего запетлевания за незаконное искажение памяти, – бормотал он. – Нам пришлось судить ее в тридцать седьмом веке, где это действительно является преступлением. Сомнительная законность прохождения по суду за пределами собственного временн ого периода могла бы стать причиной апелляции, но Аорнида не подавала апелляцию.

– Наверное, забыла.

– Возможно. Идем?

Мы вышли из ТИПА-здания, свернули налево и пешком прошли небольшое расстояние до Брунелевского торгового центра.

– Дедушку не видел? – спросила я.

Я-то не видела его уже больше года, во всяком случае с момента последнего Армагеддона, грозившего уничтожить всю жизнь на земле.

– Время от времени он мелькает мимо, – отозвался Пятница, – но он сущая загадка. То нам велят за ним гоняться, а в следующее мгновение мы работаем под его началом. Порой он даже возглавляет охоту на самого себя. Слушай, я сам хроностраж, но даже я не разберу, что к чему. А! Вот мы и на месте.

Я подняла глаза и нахмурилась. «На месте» оказалось весьма расплывчато: мы стояли перед «ТК-Максом», дисконтным магазином одежды.

Глава 18
Аорнида Аид

Это называют просто петлей, но официальное название – «Локализация в замкнутой петле темпорального поля». Данная мера применялась только к преступникам, надежда на исправление или хотя бы искреннее раскаяние которых стремилось к нулю. Наказание осуществлялось Хроностражей и было до ужаса простым. Приговоренного помещали в повторяющуюся восьмиминутную временн ую петлю на пять, десять, двадцать лет. Тело заключенного старело, но не нуждалось в поддержании. Жестоко и противоестественно… однако дешево и не требовало решеток, охраны и еды.

Мы вошли в суиндонский «ТК-Макс», проложили дорогу сквозь оживленную утреннюю толпу завсегдатаев распродаж и разыскали менеджера, хорошо одетую женщину с приятными манерами, с которой мы учились в одном классе и чьего имени я не помнила – мы всегда вежливо кивали друг другу, но не более того. Пятница показал ей удостоверение. Она улыбнулась и подвела нас к висящей на стене клавиатуре. Менеджер набрала длинные ряды цифр, а потом Пятница набрал еще более длинные ряды цифр. Свет сделался зеленовато-голубым, менеджер и все покупатели застыли на местах, когда время замерло и веселый гомон сменился еле различимым гулом.

Пятница сверился со своей кожаной папкой, а затем обвел взглядом магазин. Освещение было такое же, как холодное свечение подводных огней в бассейне, с танцующими на потолке бликами. В тусклых сине-зеленых недрах магазина я различала сферы теплого света, а внутри их вроде бы присутствовала жизнь. Мы миновали несколько таких сфер, и я заметила, что, хотя большинство людей внутри были темными и неотчетливыми, минимум один выглядел гораздо ярче и очень даже живым по сравнению с остальными – заключенный.

– Он должна быть у шестой кассы, – сказал Пятница, проходя мимо прозрачной желтой сферы десяти футов в поперечнике, окружавшей кресло рядом с примерочными. – Это Освальд Данфорт, – шепнул Пятница. – Он убил Махатму Уинстона Смита аль Вазида во время его исторической речи к гражданам Всемирного государства в три тысячи четыреста девятнадцатом. Закольцован на семьсот девяносто восемь лет в восьмиминутном отрезке времени, где ждет свою подружку Труди, пока та примеряет бюстгальтер.

– А он знает, что он в петле?

– Конечно.

Я взглянула на Данфорта: тот сидел, уставившись в пол, и гневно сжимал и разжимал кулаки.

– Сколько он уже здесь?

– Тридцать два года. Если он скажет нам, кто его сообщник, мы увеличим его петлю с восьми минут до пятнадцати.

– То есть вы просто закольцовываете людей в магазинах?

– Раньше мы использовали приемные дантистов, автобусные остановки и кинотеатры на сеансах кинокомпании «Мерчант-Айвори», поскольку это естественные случаи замедления времени. Но заключенных было слишком много, поэтому нам пришлось придумать собственные средства. Темпоральный контроль, максимальная надежность… да ладно, что такое, по-твоему, «ТК-Макс»?

– Место, где можно купить дизайнерскую одежду по разумным ценам?

Он рассмеялся.

– Именно! Дальше ты мне скажешь, что «ИКЕА» продает мебель для самостоятельной сборки.

– А что, нет?

– Разумеется, нет. А вот и она.

Мы подошли к кассе, где сфера теплого света около восемнадцати футов в поперечнике охватывала большую часть кассы и скучающую очередь. В самом конце ее виднелось знакомое лицо: Аорнида Аид, младшая сестра Ахерона. Она была мнемоморфом – человеком, способным контролировать воспоминания. Я победила ее вчистую: дважды в реальном мире и один раз у себя в голове. Она была стройная, смуглая и привлекательная и одевалась по последней моде – на момент ее запетлевания семь лет назад. Поскольку пути дизайнерской мысли неисповедимы, с тех пор она двадцать семь раз оказывалась на острие или за бортом высокой моды и в настоящий момент была как раз в русле, хотя никогда не узнает об этом. Для запетленного индивида время остается одним и тем же.

– Тебе известно, что она может управлять совпадениями?

– Уже не может, – ответил Пятница с мрачностью, смутившей меня в столь юном существе.

– Кто эти люди? – спросила я, указывая на других женщин в очереди к кассе.

– Они не заключенные, а настоящие покупатели, делающие настоящие покупки в момент ее запетлевания. Мисс Аид замкнута в восьмиминутном интервале, ожидая очереди оплатить покупки, но никогда не делает этого. Если правду говорят о ее любви к шопингу, это наказание особенно подходящее.

– Мне есть что ей предложить?

Пятница заглянул в папку.

– Ты можешь растянуть ее петлю на двадцать минут.

– Как мне поговорить с ней?

– Просто шагни внутрь сферы.

Я набрала побольше воздуха и шагнула в шар желтого света. Нормальность совершенно неожиданно рывком вернулась на место. Я снова оказалась в подобии реальной жизни. Снаружи шел дождь, как, по-видимому, и было в момент ее запетлевания. Аорнида, привыкшая к монотонному циклу ограниченного диалога в своем восьмиминутном существовании, заметила меня сразу.

– Так-так, – процедила она саркастически. – Никак уже день посещений?

– Привет, Аорнида, – улыбнулась я. – Помнишь меня?

– Очень смешно. Чего тебе надо, Нонетот?

Я предложила ей маленькую косметичку с содержимым, подхваченную с полки по дороге. Она не взяла.

– Информацию.

– Что я с этого поимею?

– Я могу дать тебе еще десять минут. Это не много, но уже кое-что.

Аорнида посмотрела на меня, потом огляделась. Она знала, что снаружи сферы за нами наблюдают, но сколько и кто? Она умела стирать мысли, но не читать их. Обладай она таким даром, сразу почувствовала бы, как я ее ненавижу. Хотя, скорее всего, она и так была в курсе.

– Следующий, пожалуйста! – сказала кассирша, и Аорнида положила на ленту два платья и пару туфель.

– Как семейство, Четверг? Лондэн, Пятница и девочки?

– Информацию, Аорнида.

Сестрица Ахерона глубоко вздохнула, когда петля скакнула в начало ее восьми минут и она снова оказалась в конце очереди. Она стиснула кулаки, так что костяшки побелели.

Семь лет без передышки. Хуже петли могла быть только петля, в которой человек переживал болезненную травму типа сломанной ноги. Но даже самые жестокие судьи не находили в себе сил вынести подобный приговор. Аорнида успокоилась, взглянула на меня и сказала:

– Дай мне двадцать минут, и я скажу тебе то, что ты хочешь узнать.

– Я хочу узнать о Феликсе-восемь.

– Давненько я не слышала этого имени, – ровным тоном отозвалась Аорнида. – Чем тебя заинтересовала эта пустая оболочка?

– Вчера он ошивался возле моего дома с заряженным стволом, – сообщила я ей, – и у меня такое ощущение, что он хотел причинить мне вред.

Аорнида слегка разволновалась.

– Ты его видела?

– Собственными глазами.

– Тогда не понимаю. После безвременной кончины Ахерона Феликс-восемь выглядел совершенно потерянным. Он приходил в дом и скулил, словно брошенная собака.

– Так что случилось?

– Коцит его закопал.

– Полагаю, ты не в смысле «унизил».

– Ты правильно полагаешь.

– Когда это было?

– В восемьдесят шестом году.

– Ты присутствовала при убийстве? Видела тело?

Задавая вопросы, я внимательно смотрела на нее, стараясь определить, правду ли она говорит.

– Нет. Он только сказал, что закопал. Ты могла бы спросить его сама, но ты же убила его.

– Он был злой. Он сам навлек это на себя.

– Я не всерьез, – отозвалась Аорнида. – Так выглядит юмор семьи Аид.

– Толку мне от этого не много, – проворчала я.

– Меня это не касается, – ответила Аорнида. – Ты хотела сведений, и я тебе их дала.

– Если я выясню, что ты наврала, – сказала я, готовясь уходить, – я вернусь и отниму те двадцать минут, которые подарила тебе.

– Если ты видела Феликса-восемь, как ты можешь думать иначе? – заметила Аорнида с безупречной логикой.

– Случались и более странные вещи.

Я вышла из петли-ячейки и снова оказалась в синеватой зелени «ТК-Макса», среди замерших покупателей, рядом с Пятницей.

– Думаешь, она сказала правду?

– Если да, то в этом никакого смысла, что говорит в ее пользу. Скажи она мне то, что я хотела услышать, это звучало бы более подозрительно. Она больше не говорила ничего такого, что могла заставить меня забыть?

Аорнида с ее талантами по искажению и стиранию памяти абсолютно не заслуживала доверия. Она могла наговорить вам с три короба только затем, чтобы заставить все забыть через несколько секунд. На ее процессе судья и присяжные были просто актерами – настоящий судья и присяжные наблюдали за всем по трансляции. По сей день актеры, сидевшие в зале суда, не могут взять в толк, как эта «приятнейшая девочка» вообще оказалась на скамье подсудимых. Пятница проанализировал все услышанное от нее, и мы сумели вычленить стертый из моих воспоминаний обмен репликами о том, что она собирается бежать из «ТК-Макса» при помощи кого-то «с воли».

– Догадываешься, кто бы это мог быть? – спросила я. – И почему она закрыла это от меня?

– Понятия не имею. Скорее всего, это просто очередное проявление ее манипуляторской натуры. Думаю, воспоминание всплывет через какое-то время – оно выскочит у тебя в голове через несколько часов.

Я кивнула. Аорнида и раньше проделывала со мной такие вещи.

– Но не волнуйся, – добавил Пятница. – Темпоральная петля стопроцентно надежна: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем нет ни единой записи о побеге. Чтобы выбраться, ей пришлось бы изменить Стандартную Историческую Линию.

Я оставила Аорниду бесконечно ждать очереди в кассу, и Пятница выключил посетительский интерфейс. Как только время возобновило бег, менеджер ожила.

– Вы получили все, что нужно? – вежливо спросила она.

– Надеюсь, – отозвалась я и пошла следом за Пятницей к выходу из магазина. Там я по-матерински обняла его и поцеловала. – Спасибо.

– Мам, – начал он серьезным тоном.

– Что?

– Я должен кое-что тебе предложить. Пожалуйста, подумай как следует, прежде чем ответить.

– В чем же дело?

– В Пятнице. В другом Пятнице. До Конца Времен у нас осталось три с половиной дня. Есть ли вероятность, что он собирается поступить в Хроностражу?

– Это возможно.

– Мам, а честно?

– Нет.

– Варианты стремительно иссякают. Моя старшая ипостась, генеральный директор, до сих пор отсутствует на своем конце времени, поэтому я переговорил с Темпором и он предлагает испробовать… замещение.

– Что ты имеешь в виду?

– Твоего Пятницу уберут, а его место займу я.

– Расшифруй «уберут».

Пятница поскреб в затылке.

– Мы прокрутили несколько моделей временн ого потока, и результат обнадеживает. Я в точности соответствую ему по возрасту, и я такой, каким он стал бы, не пойди по пути безделья. Если тебе не нравится термин «замещение», представь это как исправление небольшого огреха в Стандартной Исторической Линии.

– Давай-ка начистоту, – сказала я. – Ты хочешь убить моего сына и заменить его собой? Я познакомилась с тобой всего десять минут назад!

– Я и есть твой сын, мам. Все воспоминания, хорошие и плохие, – такая же часть меня, как и того Пятницы, который сейчас дома. Хочешь, докажу? Кто еще знает про Книгомирье? Одна из твоих лучших друзей – Мелани Брэдшоу, и она горилла. Это правда, что она позволяла мне лазить по всей мебели и качаться на люстре. Я умею говорить на Courier Boldи Lorem Ipsum и даже могу очистить банан пальцами ног – хочешь, покажу?

– Нет, и признаю, что ты мой сын. Но ты не можешь убить другого Пятницу – он не сделал ничего плохого. Я тебе не позволю.

– Мам! Какого Пятницу ты предпочла бы иметь? Безответственного ленивого болвана или меня?

– Ты не понимаешь, что значит быть матерью, Пятница. Ответ – нет. Я выберу Пятницу, который есть.

– Я предполагал, что ты так скажешь, – произнес он жестче. – Я доложу мистеру Искривленсу, но если почувствуется, что выбора нет, мы можем решить действовать все равно – с твоего разрешения или без оного.

– Думаю, мы сказали достаточно, – перебила я, сдерживая гнев. – Сделай для меня одно: сколько у меня, по-твоему, времени до того, как начнутся действия?

Он пожал плечами.

– Сорок восемь часов.

– Обещаешь?

– Обещаю, – сказал Пятница. – Кстати, ты рассказала папе про беллетрицию? Ты говорила, что собираешься.

– Я расскажу… скоро. Обещаю. До свидания, дорогой.

Я еще раз его поцеловала и пошла прочь, внутренне кипя от ярости. Биться с Хроностражей – все равно что сражаться с муниципалитетом. Победить невозможно. С какой стороны ни глянь, дни Пятницы были сочтены. Но в то же время не были: Пятница, с которым я только что разговаривала, был именно таким, какого мне полагалось иметь, и тем самым, которого я встретила в будущем, тем, кто позаботился избежать устранения Лондэна, и тем, кто состряпал темпоральный шторм в Средневековье для прикрытия нелегальных времяхинаций святого Звлкикса. Я потерла лоб. С путешествиями во времени всегда так: они полны ниспровергающих любые объяснения невозможных парадоксов и превращают мозги физиков-теоретиков в отчетливое подобие гуакамоле. [36]36
  Гуакамоле – пюре из авокадо с пряностями.


[Закрыть]По крайней мере, у меня в запасе еще два дня, чтобы сообразить, как спасти ленивое, никчемное существо, приходящееся мне сыном. Но до этого мне еще надо выяснить, каким образом «Голиафу» удалось заслать в литературу зонд.