Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12
Детки

Мы с Лондэном часто заговаривали об этом, но четвертого так и не завели. Когда появилась Дженни, мне уже минуло сорок два, и я решила, что хватит. На момент нашей последней попытки засунуть Пятницу в Академию Времени ему, старшему, было шестнадцать, Вторник тринадцать и Дженни, младшей, десять. Я наотрез отказалась называть Дженни в честь дня недели, рассудив, что хоть один из нас должен, пусть отдаленно, напоминать нормального человека.

Ко Вторник в школу я приехала без десяти четыре и стала терпеливо ждать под дверью кабинета математики. Моя дочь всю жизнь демонстрировала необычайные способности к этому предмету, но впервые получила известность в девять лет. Она забрела в кабинет алгебры, где занимались шестиклассники, и, обнаружив написанное на доске уравнение, приняла его за домашнее задание. А это оказалась последняя теорема Ферма, которую учитель математики написал, желая показать классу, как простое уравнение может не иметь решения. Загвоздка в том, что Вторник нашла решение, тем самым сделав невыполнимость уравнения одновременно избыточной и ложной.

Когда развернулась охота за неведомым гением, Вторник с чего-то решила, будто ее станут ругать за испорченное веселье, и поэтому ее почти неделю не могли найти. Даже когда нашли, пришлось ее долго упрашивать объяснить ответ. Профессора математики слетелись со всех концов земли, чтобы понять, как они ухитрились проворонить такое элементарное решение, торчавшее у них под носом.

Ровно в четыре Вторник, выжатая и немного сердитая, вышла из кабинета математики.

– Привет, солнышко, – сказала я. – Как учеба?

– Нормально, – пожала плечами дочь, отдавая мне рюкзачок, розовый дождевик и полупустую коробку для завтраков с Винни-Пухом на крышке. – Тебе обязательно приходить за мной в спецовке «Акме»? Это ну та-а-а-ак неловко.

– Конечно обязательно, – ответила я, громко и влажно чмокнув ее в щечку, дабы смутить ее еще больше.

Впрочем, это не сработало, поскольку ученики в ее матклассе все были взрослые и слишком озабоченные числовыми рядами и параметризованными эллиптическими кривыми, чтобы обращать внимание на то, как мама ставит дочку в неловкое положение.

– Они все какие-то тормозные, – заявила моя дщерь по пути к фургону. – Некоторые вообще едва считать умеют.

– Солнышко, это лучшие математические умы на сегодняшний день. Ты должна бы радоваться, что они приезжают к тебе учиться. Для математического сообщества, должно быть, стало шоком, когда ты открыла, что нечетных чисел на шестнадцать больше, нежели четных.

– На семнадцать, – поправила она меня. – Утром в автобусе я придумала еще одно. Несоразмерность четных-нечетных – это легко. Гораздо труднее объяснить, что самое большое число действительно имеется, – факт, от которого кувырком летит вся работа по бесконечным рядам.

Умные гены, унаследованные Майкрофтом от его отца, явно проигнорировали меня и маму, но проявились во Вторник. Как ни прискорбно, двое сыновей Майкрофта носили коллективное прозвище Тупицы, и притом отнюдь не ироническое.

Увидев за воротами фургон «Акме», Вторник снова застонала, но согласилась залезть в кабину, когда я сообщила, что единственной альтернативой является долгая пешая прогулка до дому. Она съежилась на сиденье, чтобы ее не заметили снаружи.

Мы направились не прямо домой. Перед уходом с работы я созвонилась с Колом. У него появились новости насчет привиденчества Майкрофта, и мы договорились встретиться у мамы. Когда я приехала, они с Полли предавались в кухне бессмысленной перепалке из серии «каков средний размер апельсина», поэтому я оставила Вторник с ними, чтобы мама сожгла ей пирог, а Полли обсудила продвинутую Нонетотову геометрию.

– Здорово! – приветствовала я Кола, ждавшего меня в своей машине.

– Йо. Придумала, что делать с Феликсом-восемь?

– Нет пока. Допрошу его еще раз вечерком, попозже.

– Как хочешь. Я тут повыяснил кой-что на том свете. Помнишь моего мертвого напарника, Чесни? Он говорит, что явление Майкрофта относится к так называемым нерегулярным информативным фантомам.

– Они у вас еще и классифицированы?

– А как же! В списке «А» значатся: «бесцельный крикун», «предупреждающий о кризисе», «мстительный» и «до тошноты повторяющийся тупой и нудный». И отсюда чем дальше, тем мельче: полтергейсты, безликие шары, квазирелигиозные видения и призрачные запахи, как правило связываемые с недавно почившим домашним лабрадором.

По садовой тропинке мы направились к мастерской Майкрофта.

– Я улавливаю картину. И что все это значит?

– Это значит, что Майкрофт что-то хотел сказать, перед тем как умер, – но не сказал. Нечто важное, ради чего стоило выбивать лицензию на возвращение, пусть хоть на несколько часов. Выключи мобильник.

Я сунула руку в карман и сделала, как он просил.

– Радиоволны создают помехи их энергетическому полю, – пояснил он. – Явления сильно снизились с момента возникновения мобильной связи. Поразительно, что привидения вообще еще остались. Готова?

– Готова.

Мы подошли к дядиной лаборатории, Кол взялся за ручку и мягко толкнул дверь. Если мы надеялись увидеть Майкрофта стоящим во всем его призрачном великолепии, то нас ждало разочарование. Помещение было пусто.

– Он был вон там.

Кол закрыл глаза, принюхался и коснулся верстака.

– Ага, – сказал он, – я его чую.

– Правда?

– Нет, не совсем. Так где он был?

– У верстака. Кол, что такое привидение на самом деле?

– Фантом, – произнес мой дядя Майкрофт, как раз материализовавшийся, – это, по сути своей, гетероморфная волновая структура, приобретающая плотность, когда видение превращает тепловую энергию окружающей среды в видимый свет. Это завораживающий процесс, и я поражаюсь, как никто не додумался обуздать его. Голографическое телевидение могло бы работать от тепла, вырабатываемого морской свинкой средних размеров.

Я поежилась. Майкрофт был прав: температура действительно упала – и вот он стоит, но куда менее плотный, чем в прошлый раз. Я легко различала сквозь него дальнюю сторону верстака.

– Еще раз здравствуй, Четверг, – сказал он. – Добрый вечер, мистер Стокер.

– Добрый вечер, сэр, – отозвался Кол. – В царстве мертвых говорят, что вы хотите нам о чем-то рассказать.

– Правда? – спросил Майкрофт, глядя на меня.

– Да, дядя. Ты нерегулярный… этот…

– Нерегулярный информативный фантом, – подсказал Кол услужливо. – НИП, или, на нашем рабочем жаргоне: «Скажи и заткнись».

– Это значит, дядя, – подхватила я, – что ты собирался сказать нам что-то действительно важное.

Майкрофт задумался так надолго, что я едва не ткнула его локтем, прежде чем сообразила, что это бесполезно.

– Типа чего? – спросил он наконец.

– Не знаю. Может… смысл жизни или что-нибудь в этом роде?

Майкрофт с сомнением посмотрел на меня и вскинул бровь.

– Единственное, что приходит на ум, – это «стульев много не бывает».

– И все? Ты восстал из мертвых, чтобы давать мне советы по расстановке мебели?

– Понимаю, это не ахти какая философия, – пожал плечами Майкрофт, – но она может пригодиться, если кто-нибудь неожиданно заскочит на ужин.

– Дядя, пожалуйста, постарайся вспомнить, что ты хотел нам сообщить!

– А меня, случайно, не убили? – спросил он мечтательно. – Привидения часто возвращаются, если их убили или еще что… По крайней мере, Патрик Суэйзи так делал.

– Тебя точно не убивали, – сообщила я. – Ты долго болел.

– Тогда это загадка, – пробормотал Майкрофт, – но, полагаю, у меня в запасе изрядный кусок вечности, чтобы ее разгадать.

Вот что мне нравилось в дяде – он всегда был оптимистом. Но на этом все и закончилось. В следующее мгновение он исчез.

– Тридцать три секунды, – сказал Кол, предусмотрительно включивший секундомер, – и непрозрачность процентов пятьдесят пять.

Он пролистал бывшую при нем книжечку с таблицами и наконец изрек:

– Хм, почти наверняка тройственное явление. Ты увидишь его еще один раз. Непрозрачность будет всего процентов пятнадцать – двадцать, и продержится он не больше пятнадцати секунд.

– Тогда я могу его пропустить?

– Нет, – улыбнулся Кол. – Он являлся тебе два раза из двух. Последнее явление тоже будет тебе. Просто подготовь к его следующему приходу правильный вопрос. Учитывая состояние памяти Майкрофта, уповать на то, что он сам вспомнит, зачем вернулся, не приходится. Дело за тобой.

– Спасибо, Кол, – сказала я, закрывая дверь мастерской. – Я у тебя в долгу.

Через несколько минут мы со Вторник были дома. Теплый и уютный дом обнял меня запахом стряпни, будто старый друг.

– Привет, любимый! – крикнула я.

Лондэн перестал печатать и вышел из кабинета, чтобы обнять меня.

– Как работа? – спросил он.

Я подумала о том, чем занималась сегодня. Об изгнании и неизгнании моего глупого альтер эго, о сверхчитателе, разгуливающем где-то в Книгомирье, о непрошеном вторжении «Голиафа» и о Майкрофте в роли привидения. А еще было возвращение Феликса-8, Минотавр и мешок валлийских денег. Настало время для правды. Я должна ему сказать.

– Пришлось класть лестничный ковер в Бейдоне. Черт-те что: ступеньки все неровные, будто пьяные, ни один крепежный прут не ложится – мы с Колом там полдня провозились… Как книжка, движется?

Он поцеловал меня и ласково взъерошил волосы Вторник, а потом взял меня за руку и повел в кухню, где на плите дымилось тушеное мясо.

– Да вроде нормально, по-моему, – ответил он, помешивая еду, – но ничего особо впечатляющего.

– Никаких идей? – настаивала я. – Может, новый персонаж?

– Не-а… я в основном работал над темпом и атмосферой.

Странно. Я ж специально велела Хитроу-Шкодду постараться изо всех сил! Вдруг меня осенило.

– Над какой книгой ты сейчас работаешь, милый?

– «Переулки судьбы».

А-а…

– По-моему, ты говорил, что переписываешь «Бананы для Эдуарда»?

– Надоели они мне. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Где Пятница?

– У себя. Я загнал его в душ, поэтому он немного не в духе.

– Плок.

– Лучше не в духе и чистый, чем не в духе и грязный. А Дженни?

– Телик смотрит.

Я крикнула: «Ау, Дженни!» – но ответа не последовало.

– Плок.

– Она наверху, у себя в комнате.

Я посмотрела на часы в прихожей. У нас еще оставалось полчаса до отъезда на профконференцию Хроностражи.

– ПЛОК!

– Да-да, здравствуй, Пиквик. Как тебе это?

Я показала ей законченный сине-белый свитер и, прежде чем она успела хотя бы подумать о возмущении, натянула его на бесперое тельце. Мы с Лондэном разглядывали ее так и этак, пытаясь определить, лучше стало или хуже.

– В нем она выглядит как картинка из каталога корнуэльского голубого фарфора, – сказал Лондэн наконец.

– Или как очень большой полосатый леденец, – добавила я.

Пиквик смерила нас мрачным взглядом, затем осознала, что ей стало гораздо теплее, и, спрыгнув с кухонного стола, потрусила по коридору смотреться в зеркало, которое, к несчастью, висело слишком высоко, поэтому следующие полчаса она скакала в попытках уловить свое отражение.

– Привет, мам, – буркнул Пятница, спустившийся вниз в относительно приличном виде.

– Привет, Душистый Горошек, – сказала я, протягивая ему диск, выданный мне Полли. – Это тебе. Предварительный релиз «Надуем Долли». Проверь гитарный рифф во втором треке.

– Круто, – отозвался Пятница, явно впечатленный в духе «меня ничто не впечатляет». – Как ты его раздобыла?

– Ну, знаешь, – небрежно ответила я, – у меня есть друзья в звукозаписывающей индустрии. Я не всегда была занудной мамашкой, между прочим.

– Полли дала, да?

Я вздохнула.

– Да. Готов?

Лондэн присоединился к нам, и мы с ним двинулись к двери. Пятница остался на месте.

– Это обязательно?

– Ты обещал. А следующий семинар Хроностражи в Суиндоне только через полгода.

– Я не хочу работать во Временн ой промышленности.

– Слушай, – повысила я голос, наконец потеряв терпение, – выноси свою ленивую задницу за дверь! Ну?

У него хватило ума не спорить с закипающей мамой. Лондэн постучал по общей стенке, и спустя минуту наша соседка, миссис Боллуан-Котл, материализовалась на крыльце в стеганом розовом халате и в бигуди.

– Добрый вечер, миссис Боллуан-Котл, – сказала я.

– Да ну? – рявкнула она. – В самом деле?

– Мы вернемся примерно через час, – объяснил Лондэн, более опытный в обращении с нашей взрывоопасной, но странно услужливой соседкой.

– Знаете, когда мистер Боллуан-Котл последний раз куда-то меня выводил? – спросила она, недобро глядя на нас троих.

– Понятия не имею.

– В субботу!

– Ну, это было не так давно…

– В субботу, шестого октября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, – презрительно фыркнула она и прошаркала мимо нас в гостиную. – Девятнадцать лет назад. Тошно мне, говорю я вам. Здравствуй, Вторник, – сказала она куда более ласковым тоном, – а где твоя сестра?

Мы молча шли к трамвайной остановке. Отсутствие у Пятницы интереса к Хроностраже не только расстраивало, но и удивляло. Согласно Стандартной Исторической Линии, он должен был вступить в профессию три года назад по программе «Юный разведчик времени», чего не сделал, несмотря на все усилия, как наши, так и со стороны Хроностражи, озабоченной не меньше нас. Но заставлять его мы не могли: время – связующее вещество космоса, и его надо раздвигать аккуратно. Не дави на судьбу слишком сильно – она имеет неприятную привычку давить в ответ. Он должен был поступить в Хроностражу, но это должно было быть его решение. С какой стороны ни посмотри, век расшатался. [32]32
  Век расшатался – и скверней всего,/ Что я рожден восстановить его! ( Шекспир У.Гамлет. Перевод М. Лозинского.)


[Закрыть]

Глава 14
Хроностража

ТИПА-12 – это Хроностража, правительственный департамент, занимающийся Темпоральной стабильностью. Их работа – поддерживать единство Стандартной Исторической Линии (СИЛ) и охранять временной поток от любых несанкционированных вмешательств и неправомерного использования. Самая блестящая их работа остается никем не замеченной, поскольку измененное прошлое выглядит словно так всегда и было. Катастрофы планетарного масштаба происходят обычно дважды в неделю, но аккуратно отводятся умелыми оперативниками Хроностражи. Население никогда ничего и не замечает – и слава богу, на самом деле.

Региональный офис Хроностражи помещался в старом здании ТИПА, где я служила в литтективах. Это было большое, типично немецкое, «без глупостей», сооружение, явно знававшее лучшие дни. Мы с Лондэном вошли в бывший главный конференц-зал, Пятница шаркал следом, засунув руки по локоть в карманы и покачивая головой в такт ритму из плеера. Разумеется, поскольку это была Хроностража, список присутствующих, составленный по анкетам, которые мы заполнили в конце вечера, уже имелся, и это вполне работало, пока стоявшая перед нами пара с прыщеватым дитятей не обнаружила, что их нет в списке.

– Ой, – извиняющимся тоном воскликнула девушка за регистрационной стойкой. – Похоже, вы не остались до конца семинара, поэтому мы не смогли включить вас в регистрационный процесс. Вам придется прийти на следующую презентацию через шесть месяцев.

Отец семейства почесал в затылке, начал что-то говорить, передумал и отбыл, препираясь с женой.

– Мистер и миссис Парк-Лейн-Нонетот и их сын Пятница, – сказала я девушке.

Та отчаянно заморгала, взглянула на Пятницу, застенчиво улыбнулась, а потом встала и совершенно неприлично затараторила:

– Мистер Нонетот… Пятница… как поживаете? Я мечтала снова познакомиться с вами впервые. Можно, я пожму вам руку и поздравлю с…

Она осеклась, сообразив, что забежала чуть-чуть вперед и выставляет себя идиоткой, поэтому смущенно закашлялась, машинально расправила юбку и снова села.

– Извините. Добро пожаловать на презентацию. Вот ваш бедж и информационный пакет. Если вы соблаговолите пройти внутрь, мистер Искривленс скоро к вам присоединится.

Мы послушно заняли свои места, и Пятница сгорбился, всем своим видом показывая: «Мне все до фени». Я велела ему сесть прямо, и это ему не понравилось, тем не менее он послушался.

– Что мы здесь делаем? – спросил он утомленно. – И почему Временн ая промышленность? Как насчет сантехники или чего-нибудь еще?

– Потому что твой дедушка служил в Хроностраже.

– Ага, – пробурчал он, – и посмотри, что с ним стало.

Мы с Лондэном переглянулись. Пятница был прав. Кончить тем, что вовсе не родиться на свет, не самый замечательный финал многообещающей карьеры.

– Итак! – произнес моложавый человек в бледно-голубом мундире Хроностражи, до сих пор помогавший выпровождать из комнаты предыдущую группу. – Я капитан Темпор Искривленс, руководитель отдела по набору персонала Хроностражи. Я приглашаю вас всех на профконференцию и надеюсь, что этот короткий разговор каким-то образом приблизит вас к пониманию того, чем мы занимались. Занимаемся. Будем заниматься. Как бы то ни было, у меня двойственная цель: во-вторых, продемонстрировать присутствующим здесь молодым людям, что карьера во Временн ой промышленности открывает по-настоящему захватывающие перспективы, и, во-первых, приподнять завесу над темпоральной отраслью и развеять несколько расхожих мифов и неверных толкований. Как я собираюсь сказать, сказал или сказал бы, меня зовут Темпор Искривленс, и я умер шестнадцатого марта три тысячи двести девяносто первого года. Мне двадцать три года по личному времени, семьсот двадцать шесть по истекшему рабочему времени, и вы встречаете меня двадцать семь процентов моей жизни.

Он улыбнулся, не понимая, что его речь практически бессмысленна. Я-то привычная, но остальные слушатели, судя по тому, как они чесали в затылке и переглядывались, явно нет. Темпор взял в руки твердый жезл из желтого пластика длиной фута три и толщиной два дюйма, закругленный с обоих концов.

– Кто-нибудь знает, что это такое? – спросил он.

Ответом ему была тишина, поэтому он передал объект ближайшему семейству и велел им передавать его дальше.

– Любой, кто догадается, получит приз.

Первое семейство пожало плечами и передало предмет нам, Пятница бросил на него самый поверхностный взгляд и передал дальше.

– Да, сэр? – отозвался Темпор, указывая на человека в переднем ряду, рядом с которым сидели болезненно тощая супруга и двое близнецов, по виду зубрилки.

– Я? – смущенно переспросил мужчина.

– Да. Насколько я понимаю, у вас есть вопрос? Извините, мне следовало объяснить. Для экономии времени я решил спросить вас прежде, чем вы на самом деле подняли руку.

– Во как! – Мужчина пожал плечами. – Я все гадал: коль скоро нам сказали, что это единственный день открытых дверей за шесть месяцев, откуда же взялась предыдущая партия, выходившая из дверей, и почему они с таким любопытством на нас смотрели?

– Ну так это же вы сами, дорогие мои! Дабы не тратить ваше драгоценное время, эта встреча не занимает времени вовсе. Вы уходите ровно в тот же момент, когда и приходите, только через другую дверь, чтобы не столкнуться с самими собой.

Как только он это произнес, по маленькой группе прокатился щебет понимания и удивления. Я в прошлом имела дело с Хроностражей, поэтому дешевые салонные трюки подобного типа меня не впечатляли, но для многих присутствующих, с чьей точки зрения время неизменно, это было нечто новое и восхитительное. Искривленс вел это представление уже много лет и знал, как завладеть вниманием аудитории.

– Время – странная штука, – сказал Темпор, – очень странная. Оно страннее почти всего, о чем можно подумать. То, что вы считаете обычной поступью времени – следствие, весьма необычно поспевающее за причиной, и так далее, – в действительности полезная иллюзия, вызываемая у вас законами физики, настолько милосердными, что мы считаем их на самом деле придуманными Чем-то Ужасно Дружелюбным. Если бы не время, все происходило бы одновременно и существование сделалось бы утомительно неистовым и закончилось бы очень быстро. Но прежде чем мы углубимся во все это, поднимите руки те, кто действительно обдумывает карьеру во времени.

Поднялось очень много рук, но Пятницыной среди них не оказалось. Я заметила, что Искривленс пристально смотрел в нашу сторону, задавая вопрос, и непреклонность Пятницы его расстроила.

– Да, мисс, у вас вопрос?

Он указал на юную девушку с обеспеченными по виду родителями, сидевшими в заднем ряду.

– Откуда вы знали, что я собираюсь задать вопрос?

– Таков был ваш вопрос, верно?

– Э… да.

– Потому что вы его уже задали?

– Я не задавала.

– На самом деле задавали. Все, что составляет так называемое настоящее, в действительности далекое прошлое. Истинное настоящее лежит в том, что вы рассматриваете как очень отдаленное будущее. Все это происходило давным-давно и записано в Стандартной Исторической Линии, поэтому мы знаем, что произойдет, и способны увидеть, когда происходит то, чему не положено. Вы, и я, и все в этой комнате на деле древняя история, но, если это угнетает вас, позвольте заверить: это и есть самые настоящие старые добрые времена. Да, мэм?

Сидевшая рядом с нами женщина, разумеется, еще не подняла руку, но явно подумывала об этом.

– Так как же это возможно – перемещаться сквозь время?

– Сила, что толкает поток времени вперед, – это прошлое, пытающееся догнать будущее, дабы достичь равновесия. Представьте себе это в виде волны: там, где прошлое начинает перехлестывать через будущее, и есть настоящее. В этот момент темпоральной нестабильности образуется воронка – «труба» на жаргоне серферов, – проходящая перпендикулярно стреле времени, но ведущая ко всему, что когда-либо случилось или случится. Разумеется, это очень упрощенно, но при наличии определенных навыков, тренировки, реально хорошего снаряжения и доли таланта можно научиться ездить на трубе, когда она прокатывается сквозь ткань пространства-времени. Да, сэр?

Парнишка в переднем ряду задавал вопрос следующим.

– Как можно скользить по временн ой волне, находящейся через миллиарды лет в будущем?

– Потому что она не там. Она везде, одновременно. Время – оно как река, с истоком, руслом и устьем, существующими в одно и то же время.

Пятница повернулся ко мне и сказал весьма отчетливым шепотом:

– Долго еще?

– Молчи и слушай внимательно.

Он возвел очи к небу, демонстративно вздохнул и ссутулился еще больше. Искривленс продолжал вещать:

– Временн ая промышленность принимает сотрудников вне зависимости от пола, расы и так далее, у нас есть свой профсоюз, «Объединенные труженики времени», а схема оплаты предусматривает надбавки за сверхурочные и премии. Рабочая неделя сорок часов, но в каждом часе всего пятьдесят две минуты. Отпуск в любом времени по выбору является служебной льготой и предоставляется спустя десять лет выслуги. А так же, дабы сделать профессию реально привлекательной, мы дарим каждому новобранцу плеер и ваучеры на покупку десяти CD его любимой…

Он умолк, потому что Пятница поднял руку. Мы заметили, что прочие представители Хроностражи вытаращились на нашего отпрыска в тупом изумлении. Причина оставалась не вполне очевидной, пока до меня внезапно не дошло: Искривленс не знал, что Пятница собирается задать вопрос.

– Вы… хотите что-то спросить?

– Хочу. Вопрос таков: скажите мне, о чем я собираюсь спросить?

Искривленс нервно хохотнул и обвел аудиторию неуверенным взглядом. Потом брякнул наудачу:

– Вы… хотите спросить, где туалет?

– Нет. Я хотел узнать, являются ли все наши действия предопределенными.

Искривленс издал еще один пронзительный нервный смешок. Пятница обладал врожденным даром, и они все это знали. Беда в том, что, по-моему, Пятница тоже об этом знал, но не придавал этому значения.

– Хорошее замечание, и, как вы только что продемонстрировали, это совсем не так. Ваш вопрос является так называемым свободным радикалом, аномальным событием, существующим независимо от Стандартной Исторической Линии, или СИЛ. В целом СИЛ следует повиноваться, но время также обладает досадной склонностью к непредсказуемым изгибам. Как реки, время начинается и заканчивается в относительно постоянных местах. Определенные события склонны оставаться неизменными, наподобие заторов и порогов. Однако на плоской темпоральной равнине поток времени может блуждать весьма ощутимо, и, когда он движется в опасную сторону, наша задача – изменить что-то в событийном прошлом, дабы вернуть поток времени обратно в русло. Это как навигация в открытом море, только корабль остается неподвижным, а вы направляете шторм.

Искривленс снова улыбнулся.

– Но я забегаю вперед. Предупреждение апокалипсиса – всего лишь одна из наших компетенций. На спонтанно открывающиеся пятна плохого времени надо накладывать заплатки, хронокражи – настоящий бич седьмого тысячелетия, а восстановление полностью стертых в результате темпорального шторма Средних веков требует изрядных усилий, и…

Он прервал свою речь, потому что Пятница необъяснимо снова поднял руку.

– Почему вы не рассказываете нам о другой стороне медали? – мрачным голосом спросил мой сын из-за завесы волос. – О сращении времени, о течах в гравитационных костюмах, из-за которых курсанты становятся толщиной в молекулу?

– Вот поэтому-то мы здесь, – объяснил Искривленс, пытаясь свести все к шутке, – чтобы прояснить неверно истолкованные мелочи, которые вы могли слышать. Я не стану убеждать вас, что аварий не бывает, но, как и в любой отрасли, мы очень серьезно относимся к технике безопасности.

– Сынок, – сказала я, кладя ладонь ему на плечо, – послушай сначала, что он скажет.

Пятница повернулся ко мне и развел в стороны свои длинные волосы, так что я увидела его глаза. Они были умные, ясные и испуганные.

– Мам, ты рассказывала мне о несчастных случаях – о папином устранении и о Филберте Орешеке. Почему ты хочешь, чтобы я работал на контору, оставляющую своих работников умирать, не существовать или стареть раньше времени?

Он встал и направился к выходу, а мы последовали за ним, в то время как Искривленс пытался продолжать речь, хотя и явно разваливающуюся. Но когда мы хотели выйти, дорогу нам заступил оперативник Хроностражи.

– Думаю, вам следует остаться и дослушать презентацию, – сказал он, обращаясь к Пятнице, но тот посоветовал ему заткнуться.

Хроностраж обиделся и попытался его схватить, но я оказалась проворнее, поймала стража за запястье, рывком развернула его и уложила на пол с заломленной рукой.

– Ма-а-ам! – прорычал Пятница, более смущенный, нежели взбешенный. – Обязательно надо было? Люди же смотрят!

– Простите, – сказала я, отпуская стража.

Искривленс извинился перед публикой и подошел к нам выяснить, что происходит.

– Если мы хотим уйти, мы уходим, – прогремел Лондэн.

– Конечно! – согласился Искривленс, движением головы велев стражу убраться. – Вы можете уйти, когда захотите.

Он взглянул на меня: он знал, как важно официально ввести Пятницу в ряды Хроностражи, и знал, что я тоже об этом знаю.

– Но прежде чем вы уйдете, я хочу, чтобы ты, Пятница, знал: мы были бы очень рады, если бы ты поступил во Временную промышленность. Никаких минимальных академических успеваемостей, никаких вступительных экзаменов. Это безоговорочное предложение – первое в нашей практике.

– А что заставляет вас думать, что я сделаю какие-то успехи в этой области?

– Ты способен задавать вопросы, не записанные в СИЛ. Думаешь, кто-нибудь еще так может?

Сын пожал плечами.

– Я не заинтересован.

– Я просто прошу тебя остаться и послушать, что мы хотим сказать.

– Я не заинтересован! – ответил Пятница более убедительно.

– Послушай… – Искривленс воровато оглянулся и понизил голос: – Это неофициально, но я перекинулся парой слов с Уэйном Скунсом, и он согласился дать тебе сыграть гитарное соло во второй теме на «Надуем Долли».

– Поздно, – ответил Пятница, – он уже записан.

Искривленс уставился на него.

– Да – тобой.

– Я никогда ничего подобного не делал!

– Не делал, но мог бы. А поскольку такая вероятность существует, ты это сделал. Станешь ли ты действительно это делать, зависит от тебя, но в любом случае в этом ты можешь на нас рассчитывать. Это в любом случае твое соло. Твое имя уже стоит в аннотации на вкладыше.

Пятница посмотрел на Искривленса, потом на меня. Я знала, как он любит «Урановую козу», и Искривленс тоже знал. В конце концов, в его распоряжении имелось личное дело Пятницы за все годы службы. Но Пятница не был заинтересован. Он не любил, когда его подталкивали, улещивали, запугивали или подкупали. Я не могла его винить – сама подобное ненавидела, а он все-таки мой сын.

– Думаете, меня можно купить? – бросил он наконец и вышел, ни сказав больше ни слова.

– Я догоню вас, – крикнула я им с Лондэном вслед.

Когда распашные двери с грохотом захлопнулись за ними, Искривленс обратился ко мне:

– Надо ли подчеркивать, как важно, чтобы Пятница как можно скорее поступил в Хроностражу? Он должен был подписать контракт еще три года назад и сейчас уже рассекать в потоке времени.

– Возможно, вам придется подождать еще немного, Темпор.

– В том-то и дело, – отозвался он, – что времени у нас мало.

– Я думала, в вашем распоряжении все время, сколько его есть.

Он взял меня под руку и отвел в уголок.

– Четверг… Можно называть вас Четверг?.. Мы столкнулись с серьезным кризисом во Временн ой промышленности, и, насколько я знаю, руководство Пятницы в нескольких триллионах кризис-циклов отсюда – единственное, на что мы можем рассчитывать. Его грубость на этом конце времени означает, что его рабочий стол на другом конце пуст.

– Но во времени всегда кризис, Темпор.

– Не такой. Это не кризис во времени – это кризис самого времени. Мы раздвигали границы времени вперед на протяжении триллионов и триллионов лет и чуть больше чем через четыре дня достигнем… Конца Времен.

– И это плохо, да?

Темпор рассмеялся.

– Разумеется, нет! Время должно где-то заканчиваться. Но проблема с самим механизмом, контролирующим то, как мы носились вокруг «здесь и сейчас» большую часть вечности.

– Что за проблема?

Он посмотрел направо и налево и понизил голос:

– Путешествия во времени еще не изобрели! А когда вся многомерная Вселенная, превратившись в гигантский шар перегретого газа, сожмется в точку размером с одну триллионную триллионной нейтрона, маловероятно, что изобретут вообще.

– Погодите, погодите… – сказала я, пытаясь уместить в голове последний кусок информации. – Во всей этой затее с путешествиями во времени очень мало логики, но у вас должны быть машины, обеспечивающие вам возможность перемещаться сквозь время.

– Конечно, но мы понятия не имеем, как они работают, кто их построил и когда. У нас вся отрасль работала на том, что мы называем «ретродефицитной технологией». Мы использовали технологию сейчас, исходя из предположения, что она будет изобретена в будущем. То же самое мы делали с гравиметро в пятидесятых и с микрочипами десять лет назад – ни то ни другое не будет изобретено на протяжении более десяти тысяч лет, но нам удобнее иметь их сейчас.

– Дайте разобраться, – медленно произнесла я. – Вы используете технологию, которой у вас нет, так же как я делаю перерасход по своей кредитной карте.