Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Мы что, взаправду увидим Гарри Поттера? – прошелестела Четверг-5.

При упоминании о юном волшебнике ее глаза подернулись мечтательной дымкой. Четверг-1–4 демонстративно обратила взор к небесам и скрестила руки на груди, ожидая, пока мы приступим к работе.

Я вздохнула.

– Это зависит от того, обратишь ты внимание или нет. Теперь к заданию на вторую половину дня: сменить персонал, который разбирается с текущей фортепианной проблемой Книгомирья. А для этого нам надо отправиться в Главное текстораспределительное управление.

Глава 23
Фортепианная проблема

Считалось, что рояль изобрел в начале восемнадцатого века Бартоломео Кристофори, и изначально он назывался Gravicembalo col piano e forte, милосердно сокращенное до «фортепиано». Состоящий из пятисот пятидесяти фунтов железа, дерева, струн и фетра восьмидесятивосьмиклавишный инструмент способен воспроизводить нежнейшие из мелодий, однако в натянутых струнах таится разрушительная мощь семейного автомобиля, несущегося со скоростью двадцать миль в час.

Если беллетриция являлась полицейской службой внутри книг, а Совет жанров состоял из политиков, то Главное текстораспределительное управление представляло собой бюрократию, служащую мостом между этими двумя силами. Вплоть до скандала с Супер-Словом™ ГТУ оставалось безукоризненно честным, но после него Совет жанров – по моему совету – принял ряд жестких, однако единственно возможных мер с целью сделать Главное текстораспределительное управление слишком неэффективным и лишенным воображения, чтобы представлять угрозу. Была назначена комиссия для управления им.

Пока мы шли по одному из главных литшифровальных этажей, я слышала, как Четверг-5 ахает. Пропорции помещения больше соответствовали заводу, производящему Очень Большие Штуки, а каменные стены, сводчатый потолок и мигающие газовые лампы выдавали заимствование обстановки из некоего неопубликованного готического романа. В гулком пространстве залов стояли рядами сотни литшифровальных машин, каждая размером с автобус, из блестящей бронзы, красного дерева и литого чугуна. Представляющие собой запутанное переплетение труб, вентилей и датчиков, они казались чем-то средним между кофейным автоматом, корабельным двигателем и органом. Они были такие большие, что вокруг верхней секции для облегчения обслуживания тянулись мостки, куда можно было попасть по кованой винтовой лесенке в дальнем конце.

– Это Вымыслопередающие литшифровальные машины. Важнейшая деталь нашей технологии. Помнишь трубу, выходящую из смыслонакопителя в «Пиноккио»?

Четверг-5 кивнула.

– Трубопровод тянется через трансжанровое Ничто и заканчивается здесь, откуда его содержимое затем передается в читательское воображение.

Я не имела даже самого расплывчатого представления о том, как оно работает, и подозревала, что объяснения, вероятно, не существует вовсе – равно как и какой-либо потребности в оном. У нас это называется «отвлеченный сюжетный императив» и работает исключительно потому, что от него этого ждут. Таково Книгомирье, полное совершенно невероятных фабульных устройств, предназначенных для смазки повествовательных шестеренок.

Я умолкла, чтобы они обе могли понаблюдать за процессом. Четверг-5 не скрывала восхищения, а Четверг-1–4 подавила притворный зевок. При этом она все-таки озиралась. Трудно было остаться безучастной: ряды машин уходили в подернутую дымкой даль насколько хватал глаз. Техники муравьями сновали вокруг гудящих механизмов, проверяя датчики, смазывая, спуская пар и заполняя отчеты на планшетах. Другие двигались между машинами, толкая тележки, наполненные подлежащими регистрации документами. Воздух был насыщен запахами горячего масла и пара. Над головами у нас цепочки лязгающих валов и хлопающих кожаных ремней передавали машинам энергию, и общий стук и гудение в громадном помещении сливались в гул, подобный шуму водопада.

– Пятьсот машин на каждом этаже, – крикнула я, перекрывая грохот, – причем каждая способна справиться с пятьюдесятью тысячами прочтений одновременно. Люди в синих комбинезонах – литшифровальщики, их еще ласково называют словомартышками. Они обеспечивают бесперебойную работу машин, прочищают диалоговые инжекторы и следят, чтобы на компрессорах не накапливалась ирония. Тот человек в белом лабораторном халате – текстовый коллектор. «Читательское эхо» возвращается рикошетом к машине для передачи следующего слова, и мы пользуемся этим для проверки соответствия повествования исходным пожеланиям автора. Любое отклонение называется «текстовой аномалией» и задерживается в сбросовом затворе эхоуловителей, вон тех больших медных штук наверху.

– Вся эта техника совершенно восхитительна, – сухо заметила Четверг-1–4,– но мне не терпится понять, какое отношение она имеет к фортепиано.

– Никакого, о саркастичная. Это называется об-ра-зо-ва-ние.

– Бессмысленная демонстрация, если хотите знать мое мнение.

– Она не спрашивает твоего мнения, – возразила Четверг-5.

– Именно, – вставила я, – и некоторым людям нравится техника. За мной!

Я открыла стрельчатую дубовую дверь, ведущую из машинного зала в административную часть Главного текстораспределительного управления, лабиринт каменных коридоров, освещенных воткнутыми в стены пылающими факелами. Невыносимо мрачно, зато экономично – часть незаконченного готического романа, по образу которого было организовано все ГТУ. Как только дверь закрылась, шум из главного машинного зала разом стих.

– Я просто пыталась объяснить, как мы узнаем о сюжетных изменениях. По большей части аномалии оказываются всего лишь ошибками чтения, или ленивый читатель пропустил кусок, но проверять приходится все, на всякий случай.

– Я могла сходить на эту экскурсию по ГТУ за двадцать шиллингов и в более приятной компании, – сказала Четверг-1–4, пристально глядя на Четверг-5.

– А мне интересно, мэм.

– Зануда.

– Шлюха.

– Как ты меня назвала?

– Эй! – гаркнула я. – Прекратить!

– Она первая начала, – сказала Четверг-1–4.

– Меня не волнует, кто начал. Будете продолжать в том же духе – уволю обеих.

Они умолкли, и мы двинулись по гулким коридорам мимо бесконечных дубовых дверей, ведущих в отделы, имевшие отношение к какой-нибудь текстуальной деятельности вроде значения слов, лицензирования идей или контроля за граммазитами.

– Сложность с фортепиано, – начала я, – заключается в том, что их не хватает. Множество народу в Книгомирье играет на них, они часто появляются в сюжете и нередко используются в качестве фабульных устройств. Однако по непостижимой причине, которую никто не может как следует объяснить, на все Книгомирье их всего пятнадцать штук.

– Пятнадцать? – переспросила Четверг-1–4, недовольно тащившаяся позади. – Тогда как они справляются?

– С большим трудом. Смотрите.

Я открыла одну из выходящих в коридор дверей. Комната за ней сильно напоминала кабинет психоаналитика с множеством книжных полок и дипломами на стене. Там имелись письменный стол, два стула и кушетка. На стульях сидели двое: один из них, судя по бороде и трубке, явно был психоаналитиком, а второй, отчаянно нервничавший, – пациентом.

– Итак, господи пациент, – начал психоаналитик, – что я могу для вас сделать?

– Ну, доктор, – печально пробормотал пациент, – я продолжаю думать, что я собака.

– Понимаю. И давно это у вас?

– С тех пор, как я был щенком.

– Извините, – вклинилась я, – мы ищем Фортепианный отдел.

– Это Бородатые анекдоты, – извиняющимся тоном пояснил психоаналитик. – Фортепиано дальше по коридору, первая дверь слева.

– Простите, – смущенно буркнула я и тихо прикрыла дверь. – Вечно у меня так. Давно пора повесить на дверях таблички.

Мы прошли дальше по коридору, нашли нужную дверь, открыли ее и увидели каморку площадью пятнадцать квадратных футов. На стенах грубая штукатурка, каменный сводчатый потолок поддерживался в центре прочной колонной. Справа от нас в стене имелся проем размером с гараж на одну машину, выкрашенный ослепительно-белым и освещенный изнутри несколькими сотнями лампочек. У нас на глазах с еле слышным жужжанием и легкой вспышкой в проеме внезапно материализовался кабинетный рояль. Почти мгновенно подошел работник в коричневом комбинезоне и плоской кепке и выкатил его наружу на хорошо смазанных роликах. Лицом к слепяще белому проему располагался пульт управления, с виду напоминавший микшерский пульт звукооператора, а за ним сидели двое моложавых мужчин в льняных костюмах. У обоих на головах красовались наушники, и оба имели загнанный вид людей, работающих с огромным напряжением.

– Рояль «Роузвуд» вернулся из «Сыновей и любовников», [39]39
  «Сыновья и любовники» – роман Дэвида Герберта Лоуренса.


[Закрыть]– прошептал тот, что стоял. – Приготовиться к отправке концертного «Гёцмана» в «Виллетт». [40]40
  «Виллетт» – роман Шарлотты Бронте, более известный под названием «Городок».


[Закрыть]

– Есть! – крикнул второй, перестраивая ручки и тумблеры на пульте.

Рабочий закатил рояль в пустой проем, отступил на шаг, сказал «Готово», и инструмент, опять с легким жужжанием, исчез.

Как только мы вошли, они уставились на нас, и я кивнула в знак приветствия. Они кивнули в ответ и вернулись к работе.

– Обратите внимание, – сказала я двум Четверг и указала на большую индикаторную панель на стене за спиной у мужчин.

Пятнадцать инструментов были перечислены в левой части панели, а колонки огоньков и световых окошек по правую руку отражали происходящее с каждым из них. Верхним в списке числился так называемый большой рояль, в данный момент пребывающий в «Холодном доме». [41]41
  «Холодный дом» – роман Чарльза Диккенса.


[Закрыть]Через несколько минут он должен был освободиться и отправиться в «Мельницу на Флоссе», где ему надлежало пробыть несколько сцен и переместиться в «Сердце тьмы». [42]42
  «Сердце тьмы» – роман Джозефа Конрада.


[Закрыть]Узор огоньков на панели непрерывно менялся согласно действиям двух операторов, мастерски перемещавших фортепиано взад-вперед по литературе. Под индикаторами помещалось еще несколько столов, кулер с водой, кухонька и кофейный аппарат. По углам торчали разрозненные растения в горшках, но, кроме нескольких ржавых каталожных шкафов, вещей в комнате было немного.

– Обычно пятнадцати инструментов хватает, – объяснила я, – и когда все они в работе, Фортепианный отдел просто весело трусит по накатанной дорожке. Парочка изменений там и сям, когда инструмент требуется в новой книге, но в целом все работает – восемьдесят шесть процентов фортепиано появляются в литературе девятнадцатого и начала двадцатого веков.

Я указала на индикаторную панель.

– Но если вы заметили, у восьми инструментов статус «недоступно» – это означает, что их сняли с линии на техобслуживание. – Я помахала отчетом, переданным мне Брэдшоу. – Административная путаница: обычно в ремонте находится только одно фортепиано единовременно, но какой-то кретин отправил в починку разом половину, чтобы сэкономить деньги.

Четверг снова посмотрели на двух операторов, и у нас на глазах рояль красного дерева с бронзовыми вставками переехал из «Сыновей и любовников» в «Мэр Кастербриджа», [43]43
  «Мэр Кастербриджа» – роман Томаса Харди.


[Закрыть]а затем в «Поворот винта». [44]44
  «Поворот винта» – новелла Генри Джеймса.


[Закрыть]

– Вот так. Теперь Чарльзу и Роджеру приходится растягивать семь фортепиано на всю английскую литературу. Погодите, кажется, сейчас будет перерыв.

Они действительно вроде бы собрались передохнуть немного. Оба оператора расслабились, прекратили работу, сняли наушники и потянулись.

– Привет, Четверг, – тихонько шепнул младший из них. – Подключила к делу родственников?

Я рассмеялась.

– Ни в коем разе. Курсанты беллетриции Четверг-пять и Четверг-один-четыре, познакомьтесь с Чарльзом и Роджером из Фортепианного отдела.

– Привет! – гаркнул Роджер, похоже неспособный общаться иначе как криком. – Подойдите гляньте.

Четверг подошли к Роджеру за пульт: Четверг-5 из искреннего интереса к процессу, а Четверг-1–4 потому, что Роджер был чертовски привлекателен.

– А сколько точно фортепиано присутствует в литературе? – спросила Четверг-5.

– Тысячи, но в разной степени. Львиная доля произведений девятнадцатого века, в частности Бронте, Харди и Диккенс, просто завалены фортепиано, но на них редко играют. С этими проще всего. Наши инструменты с первого по седьмой нерабочие и годятся только для описаний. Они автоматически циркулируют по Книгомирью, появляясь в тексте на мгновение, чтобы в следующий момент исчезнуть и появиться в другом месте. – Он повернулся к индикаторной панели. – Если вы взглянете сюда, то увидите, что наш старый добрый номер шесть, пианино «Бродвуд», в данный момент пребывает на триста тридцать девятой странице «Затерянного мира», где занимает место рядом с торшером на вилле Потсов в Стритеме. Через несколько секунд оно автоматически перепрыгнет в подвал на девяносто первой странице «Говардз-Энд», [45]45
  «Говардз-Энд» – роман Э. М. Форстера.


[Закрыть]где встанет под картиной Мод Гудман. Спустя еще мгновение оно перепрыгнет на сто шестьдесят первую страницу «Гекльберри Финна» в гостиную Грэнджерфордов.

– Но, – шепотом добавил Чарльз, – Элиот, Остин и Теккерей не просто по колено в фортепиано – они там работают, во многих случаях служа краеугольным камнем эпизода. И вот с этими надо быть особенно внимательными в плане спроса и предложения. Пианино Эмилии Седли в «Ярмарке тщеславия» продается с аукциона, где его перекупает Доббин, чтобы преподнести ей в дар, а пение и аккомпанемент играют большую роль в создании общей атмосферы у Остин.

Четверг-5 воодушевленно кивала, а Четверг-1–4 впервые за день выказала слабый интерес и задала вопрос:

– Разве нельзя изготовить еще несколько инструментов?

– Это мера экономии, пронизывающая все Книгомирье, – ответил Чарльз. – Нам еще повезло, фортепиано просто навалом по сравнению с количеством настоящих пыльно-серых морщинистых слонов.

– А этих сколько?

– Один. Если кому-нибудь требуется стадо, то Отделу слоноснабжения приходится обходиться картонными силуэтами и множеством закадрового топота.

Пока Четверг переваривали услышанное, Чарльз и Роджер натянули куртки и приготовились отдохнуть несколько часов, пока я их подменю. Я занималась этим и раньше, так что сложностей не предвиделось.

– Практически все автоматизировано, – пояснил Чарльз, направляясь к двери, – но придется выполнить и кое-какие ручные перемещения фортепиано. Список на пульте. Мы вернемся через пару часов, чтобы позаботиться об этом дурацком сюжетном повороте «письмо в пианино» и как-то увязать запрос на годное к употреблению фортепиано для «Троих в лодке» с уничтожением бюловского рояля в «Упадке и разрушении». [46]46
  «Упадок и разрушение» – роман Ивлина Во.


[Закрыть]

– Лучше уж вы, чем я. Удачно отдохнуть.

Они заверили меня, что постараются, и отчалили вместе с человеком в комбинезоне, которого, как выяснилось, звали Кен.

– Хорошо. – Я уселась и закинула ноги на пульт. – Давай кофе, Четверг.

Ни одна из них не шелохнулась.

– Она отдала тебе приказ, – сказала Четверг-1–4,– а я люблю крепкий и без молока.

Четверг-5 возмущенно фыркнула, но тем не менее пошла ставить чайник. Четверг-1–4 сняла плащ, повесила на крючок и села на один из стульев.

– Итак… мы просто сидим тут и наблюдаем, как фортепиано перемещаются по Книгомирью?

В тоне ее сквозило ехидство. Впрочем, она всегда так разговаривала, поэтому здесь не было ничего необычного.

– Именно этим мы и занимаемся. Беллетрицейская работа в основном такова. Нудная, но нужная. Без непрерывного снабжения фортепиано большая часть неотъемлемой атмосферы будет утрачена. Можешь представить себе «Женщину в белом» [47]47
  «Женщина в белом» – роман Уилки Коллинза.


[Закрыть]без играющей Лауры?

Четверг-1–4 непонимающе посмотрела на меня.

– Ты не знаешь, о чем идет речь?

– Классика для меня слишком медленная, – ответила она, бездумно вытащив один из стволов из кобуры и сняв обойму, чтобы поразглядывать блестящие патроны. – Действия маловато. Мне больше по душе Дэвид Уэбб.

– Ты читала Роберта Ладлема? [48]48
  Роберт Ладлем – известный американский писатель, актер и продюсер. Дэвид Уэбб, Джейсон Борн – персонажи его цикла о Борне. Известен также Дэвид Уэбб – киноактер, снявшийся в фильме «Смертоносный ниндзя».


[Закрыть]– удивилась я.

Большинство книжного народа не читает. Это слишком напоминало бы анекдот про отпуск фрезеровщика.

– Не-а. Мне просто Дэвид нравится. Особенно в роли Джейсона Борна. Знает, как доставить даме удовольствие, и может отстрелить башку с расстояния в тысячу ярдов.

– В литературе остался хоть кто-нибудь, с кем ты еще не спала?

– А я люблю «Женщину в белом», – вставила Четверг-5, вернувшаяся с подносом кофе. Я заметила, однако, что для себя она принесла стакан воды. – Весь этот Моцарт, чтобы выразить ее любовь к Хартрайту, – просто мечта!

Я взяла свою чашку, и мы принялись наблюдать за помаргиванием огоньков на пульте в процессе перемещения нерабочего «Безендорфера» из «Нашего общего друга» [49]49
  «Наш общий друг» – роман Чарльза Диккенса.


[Закрыть]в «Доводы рассудка», [50]50
  «Доводы рассудка» – роман Джейн Остин.


[Закрыть]откуда он, шустро проскакав по двенадцати сценам, в которых о нем упоминалось, ушел в «Жены и дочери». [51]51
  «Жены и дочери» – роман Эммы Гаскелл.


[Закрыть]

– По-моему, роль атмосферы в романах переоценивают. – Четверг-1–4 отпила глоток кофе и покровительственно добавила: – Хороший кофе, Четверг. Отменно сварено.

– Бальзам на душу, – отозвалась Четверг-5 с сарказмом, которого Четверг-1–4 не заметила.

– Печенья никакого нет? – спросила я.

– Да, – эхом подхватила Четверг-1–4,– нету?

Четверг-5 раздраженно фыркнула, встала, нашла несколько апельсиновых печенюшек и плюхнула их на пульт передо мной, сердито зыркнув при этом на Четверг-1–4.

– Не стоит недооценивать атмосферу, – медленно произнесла я, кладя в рот печенинку. – В любом романе имеются четыре противодействующие силы: атмосфера, сюжет, характер и темп. В книге может вообще отсутствовать сюжет и темп, но она состоится за счет характера и доли атмосферы – как «Старик и море». Большинство триллеров – это сюжет и темп, и ничего больше, как в «Куда залетают орлы». [52]52
  «Куда залетают орлы» – роман Алистера Маклина.


[Закрыть]Но это не важно, у каждого читателя свое…

Я умолкла, потому что на пульте перед нами замигал огонек.

– Хм, – я наклонилась ближе, – в «Дублинцах» перерасход, а в «Улиссе» меньше чем через минуту потребуется пианино для реплики мистера Дедала в отеле «Ормонд».

– А в Норленд-парке разве нет лишнего пианино? – спросила Четверг-5.

– Нет, Марианна взяла его с собой в Девон, и оно в данный момент на капремонте, вместе с другими.

Я изучила ручки и переключатели на пульте в поисках лишнего пианино для переадресации. Вскоре я обнаружила искомое в «Питере Пэне». Оно упоминалось только в одной строчке диалога, поэтому я перенаправила его в «Улисса» как можно быстрее. Честно говоря, слишком быстро и потому неуклюже.

– Черт, – ругнулась я вполголоса.

– Что такое?

– Ничего, – откликнулась я, совершенно точно зная, что никто ничего не заметит.

Я засунула инструмент не в ту часть отеля «Ормонд». Однако времени на переживания по этому поводу у меня не оставалось, потому что мигал уже новый сигнал. Этот предупреждал нас о приближении первого ручного перемещения, оставленного на нас Роджером и Чарльзом. Я взяла написанную от руки шпаргалку и прочла.

– У нас из «Виллетта» возвращается рояль «Гёцман», и отправить его надо вместе с фортепианным табуретом 87Б в «Фокус с зеркалами» Агаты Кристи. Кто-нибудь видит фортепианный табурет?

Ни одна из Четверг не шелохнулась. Наконец Четверг-5 похлопала Четверг-1–4 по плечу и сказала:

– Твоя очередь. Я кофе делала.

– В таком случае, – возразила Четверг-1–4 с безупречно извращенной логикой, – печенье должно было стать моей очередью?

– Полагаю, да.

– Поскольку ты столь любезно выполнила эту задачу от моего имени, то теперь твоя очередь что-нибудь сделать, поэтому отыщи этот долбаный фортепианный табурет и прекрати доставать меня своим нытьем!

Я положила ладонь на плечо Четверг-1–4 и сказала:

– Четверг, найди табурет.

Она скроила надменную рожу, достойную одобрения Пятницы, но встала, оглядела комнату и вскоре обнаружила искомое возле кучи непереплетенных нот, нескольких пюпитров и пыльного фагота.

– Вот, – скучающим тоном изрекла она, поднимая сиденье и заглядывая внутрь.

Ровно в этот момент послышалось жужжание, и в ярко освещенной нише возник концертный «Гёцман».

– Как раз вовремя.

Я покрутила несколько ручек, чтобы отправить его дальше по маршруту, велела Четверг-1–4 поставить табурет рядом с ним, что она и выполнила, а затем с жужжанием послала инструмент в Большой зал Стоунигейтс-хауса в «Фокусе с зеркалами» Агаты Кристи.

– Хорошо, – пробормотала я, вычеркивая первый пункт из списка. – В ближайшие полчаса нам делать нечего.

Но мои неприятности и не думали заканчиваться, потому что Четверг-5 уселась на стул, недавно освобожденный Четверг-1–4.

– Ты сидишь на моем месте.

– Это не твое место.

– Я первая сюда села, поэтому оно мое.

– Ты не можешь забить место, и, кроме того, оно тебе не принадлежит.

– Слушай, – прорычала Четверг-1–4,– ты любишь вязать крючком?

– Да…

– Тогда ты, наверное, представляешь, как трудно это делать со сломанными пальцами.

У Четверг-5 на мгновение дрогнула губа.

– Я… я… уверена, мы можем обсудить это как разумные взрослые люди, прежде чем перейти к чему-либо столь жестокому, как насилие.

– Вероятно, могли бы, – возразила Четверг-1–4,– но гораздо проще, если я расскажу тебе, как это будет. А теперь убери свою вязано-крашеную задницу с моего стула.

– Четверг, – сказала я.

– Сама справлюсь, – рявкнула Четверг-5 в редком для нее проявлении досады. – Не надо меня спасать как маленькую каждый раз, когда мисс Бей-Гуляй разинет варежку!

– Я не вмешиваюсь, – пояснила я, – просто хочу узнать, где Четверг-один-четыре взяла этот пистолет.

– Этот? – Она подняла маленький черный автоматический пистолет, который я заметила у нее в руке. – Правда классный? Браунинг двадцать шестого калибра, стандартный однозарядный, с ползунковым предохранителем.

– Где ты его взяла?

– Нашла, – настороженно заявила она, – поэтому оставлю себе.

У меня не было на это времени.

– Говори, где взяла, или станешь его следующей жертвой.

Она помолчала, потом сказала:

– Он лежал… в том фортепианном табурете.

– Идиотка! – взвыла я, вскакивая и протягивая руку за пистолетом, который она мне покорно отдала. – Это же ключевое фабульное устройство в «Фокусе с зеркалами»! Почему ты не можешь оставить вещи в покое?

– Я думала…

– В том-то и дело, что не думала! Оставайся здесь, пока мы с этим разберемся, и ничего не трогай. Повторяю: не трогай ничего. Понимаешь?

– Да, да, разумеется, понимаю. Что я, по-твоему, ребенок, что ли?

Времени на споры у меня не оставалось, поэтому, велев Четверг-5 не отставать, я выпрыгнула из Фортепианного отдела в Великую библиотеку, откуда мы направились в «Фокус с зеркалами» Агаты Кристи.

В Стоунигейтс мы оказались в коротком отрезке слабо освещенного коридора, соединявшего квадратный вестибюль с Большим залом. Мы вжались в тени, и я заглянула в зал. Это была большая комната, источавшая свойственную викторианской готике мрачность: темное дерево и минимальное освещение. С полдюжины человек болтали о чем-то, но что более важно, прямо перед нами стоял тот самый гёцмановский рояль, отправленный туда нами меньше двух минут назад. А возле него – фортепианный табурет, в который надо было вернуть оружие. Я уже собиралась попытать счастья и прокрасться туда, но не сделала и двух шагов, как к роялю подошел молодой человек, сел на табурет и заиграл. Я отступила в тень и почувствовала, как нервно стиснула мне руку Четверг-5, когда огни мигнули и погасли, оставив дом в полумраке. Мы отступили глубже в тень, когда из двери вышел крупный мужчина с мрачным лицом и исчез в сумраке, бормоча что-то насчет фитилей. Спустя несколько минут пожилая женщина просеменила в столовую и обратно что-то забрать, и почти тут же резко распахнулась входная дверь и в зал с излишним пафосом стремительно вошел молодой человек. Последовал спор, звук открываемой и закрываемой массивной двери, еще приглушенные крики и в итоге два выстрела. Находившиеся в помещении персонажи, таким образом, отвлеклись, и я мягко прокралась к сидевшему за инструментом человеку и легонько похлопала его по плечу. Он поднял на меня удивленный взгляд, и я показала ему свой беллетрицейский жетон. Подняв брови, я приложила палец к губам и жестом велела ему присоединиться к компании на другом конце комнаты. Он сделал, как я просила, и как только он повернулся спиной, я сунула маленький пистолет в табурет между генделевским «Ларго» и прелюдиями Шопена.

Я быстро и бесшумно отступила обратно туда, где ждала меня Четверг-5, и через несколько минут мы вернулись в штаб-квартиру Фортепианного отдела.

Когда мы снова вошли, помещение отдела пребывало в хаосе. Предупредительные огни мигали, клаксоны надрывались, а пульт управления представлял собой сплошное поле мигающих индикаторов. Я с облегчением – если такое слово уместно в подобном кавардаке – увидела, что Роджер и Чарльз вернулись и пытаются навести какое-то подобие порядка в фортепианно-распределительной сети.

– Мне надо забрать «Тюрмер» из «Агнес Грей»! [53]53
  «Агнес Грей» – роман Энн Бронте.


[Закрыть]– орал Роджер. – Я подменю его на нерабочий «Штрайхер»…

– Что за чертовщина здесь происходит, Четверг?

Это был командор Брэдшоу, и явно не в лучшем расположении духа.

– Не знаю. Когда я уходила, все было в порядке.

– Уходила?! – переспросил он, не веря своим ушам. – Ты оставила Фортепианный отдел без присмотра?

– Я отлучалась…

И тут я осеклась. Я отвечала за любое действие или бездействие курсанта, вне зависимости от того, где и когда они происходили. Я совершила ошибку. Мне следовало позвонить Брэдшоу, чтобы он меня прикрыл или послал кого-нибудь в «Зеркала». Я набрала побольше воздуха.

– Это непростительно, сэр. Я напортачила. Мне очень жаль.

– Жаль?! И все? Тебе жаль? У меня на руках мертвый Холмс, один из любимейших По Ту Сторону циклов вот-вот схлопнется, и мне не хватало только твоей придурочной стажерки, внезапно возомнившей себя богом всех фортепиано.

– Что она натворила?

– Если бы ты следила за ней как следует, ты бы знала!

– Ладно, ладно, – проворчала я, всерьез начиная раздражаться, – это мое дело и мне с ним разбираться, но мне бы хотелось знать, что она наворотила, прежде чем я навсегда сотру глумливую ухмылку с ее лица.

– Она решила, – медленно произнес он, сдерживаясь из последних сил, – в твое отсутствие перестроить доставку фортепиано по-своему. Из Мелвилла, Скотта и Дефо все до единого упоминания о фортепиано были удалены.

– Что?!

Я оглядела помещение и наконец увидела Четверг-1–4 на другом его конце – она стояла, сложив руки на груди с таким видом, будто ей плевать на весь остальной мир.

– Что слышала. И у нас нет ни времени, ни инструментов, чтобы их заменить. Но это еще не самое страшное.

– Все даже хуже?

– Вот именно! По причине, известной только ей самой, она плюхнула пианино «Бродвуд» прямо посередь гостиной миссис Бейтс в остиновской «Эмме».

– Заметили?

– Пианино, как правило, не относятся к тому типу вещей, которые легко упустить из виду. Как только оно прибыло, пошли толки, откуда оно могло взяться. Миссис Бейтс соглашается с миссис Коль, что оно от полковника Кэмпбелла, но Эмма думает, что от миссис Диксон. Миссис Уэстон более склонна полагать, что оно от мистера Найтли, но мистер Найтли уверен, что от Фрэнка Черчилля. Совершеннейшая путаница, согласись.

– Мы можем его оттуда забрать?

– Оно уже встроилось. Я собираюсь заставить Черчилля взять вину на себя, тогда пианино не причинит особого вреда. Но это твой промах, Четверг, и мне ничего не остается, кроме как отстранить тебя от беллетрицейских обязанностей до служебного расследования.

– Давайте сохранять чувство перспективы по этому поводу, Брэдшоу. Я знаю, что я за это в ответе, но я не виновата. Кроме того, вы же велели мне сделать это, а я сказала, что не смогу.

– Стало быть, это моя вина?

– Отчасти.

Брэдшоу хмыкнул и яростно взъерошил усы.

– Я приму это к сведению… но ты все равно отстранена.

Я ткнула большим пальцем в сторону Четверг-1–4.

– А как насчет нее?

– Она твой стажер, Четверг. Тебе с ней и разбираться.

Он тяжко вздохнул, покачал головой, смягчился на мгновение, попросив беречь себя, и отчалил. Я велела Четверг-5 ждать меня наверху, в Совете жанров, и поманила Четверг-1–4 в коридор.

– Ну и чем, черт подери, ты тут занималась?

– Ой, да ладно, – отмахнулась она, – не будь такой упертой. Непохоже, чтобы это причинило сколь-нибудь продолжительный вред. Ну уронила я пианино в «Эмму» – ни на кого же не попала.

С мгновение я таращилась на нее. Даже с учетом безграничной гордыни Четверг-1–4 это все равно звучало бредом.

– Ты ж не дура. Ты знала, что за такое вылетишь раз и навсегда, так зачем было это делать?

Она уставилась на меня с холодной ненавистью в глазах.

– Ты все равно собиралась меня гнать. У меня не было даже призрачного шанса пройти.

– Шанс был мизерный, – признала я, – но он был.

– Не согласна. Ты ненавидишь меня. Всегда ненавидела, с момента первого издания. Мы могли бы подружиться, но ты меня ни разу даже не навестила. Ни разу за все четыре книги. Ни открытки, ни сноски – ничего. Я тебе ближе, чем семья, Четверг, а ты обращалась со мной как с дерьмом.

И тогда до меня дошло.

– Так ты засунула пианино в «Эмму», просто чтобы насолить мне?

– После всего, что ты мне сделала, ты заслуживаешь самого худшего. Ты была настроена против меня с момента моего появления в беллетриции. Все были.

Я с горечью покачала головой. Ее пожирала ненависть. Но вместо того чтобы попытаться ее обуздать, она проецировала ее на окружающих. Я вздохнула.

– Ты сделала это из мести за почувствованное когда-то пренебрежение?

– Это была не месть, – тихо ответила Четверг-1–4.– Ты узнаешь месть, когда увидишь ее.

– Давай сюда свой жетон.

Она выудила его из кармана и швырнула на пол, вместо того чтобы передать из рук в руки.

– Я ухожу, – бросила она. – Теперь я не пойду в беллетрицию, даже если ты станешь меня умолять.

Мне стоило большого труда не рассмеяться над ее абсурдной логикой. Она не умела по-другому. Так ее написали.

– Ступай, – сказала я ровным тоном, – иди домой.

Казалось, она удивлена тем, что я больше не сержусь.

– Разве ты не собираешься наорать на меня, или треснуть меня, или убить меня? Взгляни правде в глаза: так проблему не решить.

– Довольствуйся этим. Ты и впрямь меня совсем не понимаешь.

Мгновение она сверлила меня гневным взглядом, а затем исчезла.

Несколько минут я простояла в коридоре, прикидывая, могла ли я сделать что-нибудь еще. Кроме того, чтобы не доверять ей ни на йоту, – ничего. Я пожала плечами, безуспешно попыталась заставить «Трансжанровые перевозки» хотя бы отозваться на комментофон, а затем, проверив время, дабы не опоздать на заседание политуправления, медленно направилась к лифтам.