Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 36
Сенатор Жлобсворт

Кандидаты на сенаторские должности в Совете жанров, как правило, выдвигаются из рядов членов совета каждой отдельной книги, являющихся ее представителями по всем внутрикнижным делам. Это обычно второстепенные персонажи, у которых много свободного времени, поэтому, за немногочисленными примечательными исключениями, Совет жанров населен исключительно малохудожественными Г-4. Они лезут не в свое дело, но делают это не очень хорошо. Это одна из сильных сторон СЖ.

Поднимаясь на тридцать третий этаж Великой библиотеки в Совет жанров, я нетерпеливо барабанила пальцами по стенке лифта. Порывшись в сумке, я обнаружила, что у меня еще остались две ластиковые пули, но сомневалась, что демонстрация силы в данном случае правильный подход. Если Брэдшоу не ошибся и Злая Четверг командует легионом Дэнверс, у меня может не быть шанса изложить даже собственное дело, не говоря уже о «Гордости и предубеждении».

Я решила, что лучшей тактикой будет действовать по обстоятельствам, и стала размышлять, как бы мне провести в жизнь хотя бы эту стратегию, как вдруг двери лифта открылись и передо мной предстала я сама, уставившаяся на меня из коридора. Тот же пиджак, те же волосы, брюки, ботинки – все, за исключением черной перчатки на ее левой руке, прикрывавшей, по-видимому, рану от ластиковой пули. Брэдшоу был прав: Четверг-1–4 отказалась от собственной индивидуальности и забрала мою вместе с моим положением, целостностью и репутацией – страшное оружие в ее руках. Не только ПБЗС СЖ и доверенный агент беллетриции, но и все. Жлобсворт в своем унылом невежестве, вероятно, считал, что она и есть я, внезапно – и удачно для него – переменившая мнение насчет политического управления.

Секунду мы смотрели друг на друга: она – в оцепенелом изумлении, а я – надеюсь, с тем выражением, которое жена по праву приберегает для той, что спала с ее мужем.

– Настырная дура! – выдохнула она наконец, помахивая экземпляром «Гордости и предубеждения». – Наверняка это твоих рук дело. Пусть ты выиграла первый раунд, но это всего лишь отсрочка. Когда первые три главы закончатся, книжное реалити-шоу войдет в колею!

– Я сотру тебя, – тихо сказала я, – и получу от этого удовольствие.

Она посмотрела на меня со смутным выражением триумфа.

– Тогда я ошибалась. Мы действительно похожи.

Времени на ответ у меня не осталось. Она развернулась и помчалась по коридору к дискуссионной палате. Я рванула следом; если мы внешне одинаковы, тогда у той, что успеет первой изложить свое дело Совету жанров, явное преимущество.

Позже я думала, что мы двое, несущиеся со всех ног по коридорам, должны были представлять собой то еще зрелище, хотя, вероятно, не такое уж необычное, учитывая специфическую природу вымысла/литературы. Что неприятно, мы ни на йоту не уступали друг другу в скорости и выносливости, и ее десятифутовая фора оставалась при ней, когда мы, спустя две минуты и кучу перепуганных работников Совета жанров, оказались перед дверями главной дискуссионной палаты. Ей пришлось притормозить у двери, и, когда она это сделала, я подставила ей подножку и обхватила ее за талию. Сбитые с ног инерцией, мы растянулись во весь рост на ковре, к вящему изумлению трех тяжеловооруженных дэнверклонов, стоявших за дверью. Когда дерешься с самой собой, самое странное не только то, что вы одинакового веса, силы и мастерства, но еще и то, что вы обе знаете одни и те же приемы. После того как мы сцепились и минут пять покатались по ковру, не добившись ничего, кроме пыхтения и напряжения мышц, мозги у меня зашевелились и принялись искать другие способы победить. Ровно в то же время этим занялась и моя противница, и мы обе сменили тактику и вцепились друг другу в горло. Главным, чего мы добились, было то, что подаренный Лондэном на день рождения медальон оказался сорван, и это привело меня в такую ярость, на какую я и не думала, что способна.

Я отшвырнула ее руку, навалилась на нее сверху и с силой врезала ей по лицу. Она обмякла, а я, тяжело дыша, поднялась, подхватила сумку и медальон и повернулась к Жлобсворту и остальным членам Совета безопасности, вышедшим в коридор посмотреть.

– Арестуйте ее, – тяжело дыша, велела я, утирая кровь с губы, – и хорошенько свяжите.

Жлобсворт поглядел на меня, потом на другую Четверг, затем жестом велел дэнверклонам сделать, как я просила.

Все еще оглушенная, она пришла в себя достаточно, чтобы крикнуть:

– Стойте, стойте! Она не настоящая Четверг! Это я!

Жлобсворт, Барксдейл и Бакстер дружно повернули головы ко мне, и даже дэнверклоны насторожились. В Совете жанров мое вето значило все, и если появилось хоть малейшее сомнение в том, кто из нас правильная Четверг, я должна была развеять его здесь и сейчас.

– Хотите докажу? Вот: интерактивный книжный проект сейчас останавливается.

У Жлобсворта вытянулось лицо.

– Останавливается? Но вы же были руками и ногами «за» меньше часа назад!

– Это была не я, – сказала я, обвиняюще указывая на встрепанную и побежденную Четверг, на которую в этот момент дэнверклоны надевали наручники. – Это была другая Четверг, из поганого ЧН-цикла, и она пыталась по причинам собственной мстительности испортить все, чего мне с таким трудом удалось достичь.

– Она лжет! – сказала другая Четверг, со скованными за спиной руками, по-прежнему нетвердо державшаяся на ногах после моего удара. – Это она эрзац-Четверг, а я настоящая!

– Хотите еще доказательств – сказала я. – Ладно. Я также подтверждаю свое вето на безумный план вторжения в Бульварный роман. Дипломатия – ключ ко всему. И я хочу, чтобы все агенты беллетриции были выпущены из своих книг и вернулись к работе.

– Но это же была ваша идея! – пробормотал Жлобсворт. Бедняга все еще пребывал в смятении. – Вы сказали, что в беллетриции завелся негодяй и вам нужно его выманить!

– Не я сказала, а она. Чтобы я не вернулась. А если нужны еще доказательства, вот вам решающий довод: мы не станем сводить ее к тексту. Она проведет следующие два года, созерцая свой пупок на страницах «Великого фиаско Сэмюэла Пеписа». Она умна и изобретательна, поэтому мы будем держать ее в изоляции, чтобы она снова не попыталась стать мной, а если она хотя бы попробует сбежать, то будет сведена к тексту.

Жлобсворту не требовались дальнейшие увещевания.

– Да будет так, – произнес он слегка напыщенно, и другую Четверг, продолжавшую вопить о своей неподдельности, уволокли.

Я глубоко вздохнула и села, чувствуя, как наливается синяк на шее и как болит колено. Я вытянула руку и потерла то место, которым стукнула ее.

– Ну, – начал Бакстер, – не могу сказать, что я рад, что вы передумали вторгаться в Бульварный роман, но меня гораздо больше радует, что вы та, кто принимает неверные решения, а не какая-то плохо написанная самозванка. Какого черта она добивалась?

– Как вы и сказали, она выскочка-генерат, хотевший стать настоящим. Поставьте-ка текстуальное сито строгой изоляции на «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа», на вход и на выход: не хочу, чтобы осталась хотя бы призрачная возможность, что кто-то ее вызволит.

Жлобсворт кивнул одному из своих помощников, чтобы тот сделал, как я просила, и также – очень неохотно – велел остановить интерактивный проект и план вторжения в Бульварный роман.

– Но послушайте, – сказал полковник Барксдейл, слегка обескураженный тем, что не возглавит вторжение в Бульварный роман, – мы не можем просто закрыть глаза на Торопыгу Глушака и его дикарей.

– А мы и не будем закрывать на них глаза, – ответила я. – Когда мы используем все возможные дипломатические каналы, тогда рассмотрим другие способы держать их в узде. Я ничего не вычеркиваю.

Барксдейл уставился на меня, неубежденный.

– Поверьте мне, – сказала я. – Я Четверг Нонетот. Я знаю, что делаю.

Это его несколько утешило – мое имя стоило многого.

– Так, – сказала я, – я устала. Я отправляюсь домой. Мы все обсудим завтра, хорошо?

– Очень хорошо, – холодно произнес Жлобсворт. – Мы сможем пространно поговорить о падении рейтингов чтения и о том, что вы намерены с этим делать.

Я не ответила и вышла из дискуссионной палаты. Но вместо того, чтобы отправиться обратно в Суиндон, я решила пройтись по коридорам власти Совета жанров. Здесь, как всегда, было оживленно, дискуссионная палата работала полным ходом, и очень немногое – если вообще что-то – свидетельствовало о том, что мы больше не воюем и не переписываем классику. Я остановилась у большого видового окна, выходившего на другие башни. Я никогда не смотрела наружу сколь-нибудь долго, но теперь, когда время и Книгомирье служили мне, я уставилась наружу, размышляя о своих новых обязанностях и о том, как я стану их исполнять.

Двадцать минут спустя я все еще пребывала в нерешительности, когда Брэдшоу легонько постучал меня по плечу.

– Старушка!

Он напугал меня, и я быстро повернулась, бросила взгляд на его спутницу и тут же выхватила пистолет.

– Ну-ну! – торопливо сказал Брэдшоу. – Это Четверг-пять.

– Откуда вы знаете? – рявкнула я, держа ее на мушке, чуткая к любым уловкам с двойниками. – Откуда мы знаем, что это не Злая Четверг вернулась переодетая?

Брэдшоу был слегка шокирован моим предположением.

– Потому что она не отходила от меня с того момента, как мы видели тебя в последний раз, старушка.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Вот, я докажу. – Он повернулся к Четверг-5.– Как зовут детей фон Траппов из «Звуков музыки»? [78]78
  «Звуки музыки» (1965) – музыкальный фильм Роберта Уайза, в основу которого легла книга Марии фон Трапп «Семья певцов фон Трапп».


[Закрыть]

Не замешкавшись ни на секунду, Четверг-5 на одном дыхании перечислила:

– Курт, Фридрих, Луиза, Бригитта, Марта, Гретель и Лизель.

– Видишь?

– Вы правы, – сказала я, – только законченная тряпка вроде Четверг-пять может знать такое… или, по крайней мере, – торопливо добавила я, – так бы решила Злая Четверг.

Я щелкнула предохранителем и опустила оружие.

– Извините, у меня был трудный день, и нервы на пределе. Мне надо домой, принять долгую горячую ванну, а потом мартини.

Четверг-5 на секунду задумалась.

– Когда вы выпьете долгую горячую ванну, – заметила она, – мартини в вас уже не влезет.

– Чего?

– Неважно.

– Мы просто пришли поздравить тебя с отменой отмены вето, – сказал Брэдшоу. – «Гордость и предубеждение» идет ровно как должно, а без выдающих новые задания интерактивных книжных идиотов наши трудности кончились. Беннеты просили меня передать тебе наилучшие пожелания и сказать, чтобы ты как-нибудь заглянула на чашку чая.

– Как это мило с их стороны, – рассеянно ответила я, чувствуя легкий жар и скуку и мечтая, чтобы они ушли. – Если больше ничего…

– Да ничего, – ответил Брэдшоу, – но мы недоумеваем: почему ты заперла ее в «Великом фиаско Сэмюэла Пеписа»?

Я пожала плечами.

– Наказание, соответствующее преступлению. Вы что, оспариваете мое суждение?

– Разумеется, нет, старушка, – добродушно ответил Брэдшоу, переглянувшись с Четверг-5.

– Теперь понятно, почему я не могу попасть обратно, – испуганно прошептала Четверг-5.– Это насовсем? Я знаю, книга у меня нечитабельная, но это мой дом.

– Слушай, – сказала я, массируя голову, – это твоя проблема. С каких пор ты стала частью процесса принятия решений?

У Брэдшоу зазвонил мобильник. Он извинился и отошел поговорить.

– День был длинный, – негромко произнесла Четверг-5, глядя в окно на открывающийся вид. – Вы, наверное, устали. Хотите, сделаю вам травяного чаю?

– Нет, я не пью такую дрянь. Что ты там говорила про горячую ванну и мартини?

Ответить она не успела.

– Это из Главного текстораспределительного управления, – сказал вернувшийся Брэдшоу. – У нас крупные текстовые искажения в «Великом фиаско Сэмюэла Пеписа». Похоже, вся первая глава отделилась от остальной книги.

– Что?!

– Что я сказал. Хорошо, что никто ее нынче не читает. Мы проследили Четверг до двести восьмой страницы.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на Брэдшоу и Четверг-5.

– Это незавершенное дело, – тихо сказала я. – Я собираюсь покончить с ней раз и навсегда.

Они не пытались спорить со мной. Мне следовало убить ее там и тогда в коридоре. О чем я только думала?!

– Книга запечатана в обе стороны, – сказал Брэдшоу. – Позвони мне, когда соберешься прыгать, и я скажу ГТУ, чтобы они открыли тебе портал. Как только ты очутишься внутри, мы его закроем и вы обе окажетесь в ловушке. У тебя мобильник с собой?

Я кивнула.

– Тогда позвони мне, когда закончишь. Используй второе имя миссис Брэдшоу, чтобы я знал, что это действительно ты. Удачи!

Я поблагодарила их, и они прошли немного по коридору, прежде чем испариться из глаз. Постаравшись успокоиться, я сказала себе, что встретиться лицом к лицу с Четверг вовсе не настолько страшно, но последствия моего возможного поражения будут действительно серьезны. Я еще раз глубоко вздохнула, вытерла потные ладони о штаны, позвонила Брэдшоу и прыгнула прямо на двести восьмую страницу «Великого фиаско Сэмюэла Пеписа».

Глава 37
Великое фиаско Сэмюэла Пеписа

Реальное приключение, получившее известность как «Великое фиаско Сэмюэла Пеписа», было моим первым настоящим временн ым проживанием в документальной литературе и явилось, как следует из заголовка, одним из наиболее постыдных провалов. Я не знаю на самом деле почему, но все пошло не так. Я пыталась из лучших побуждений привнести долю оптимизма в книгу, в которой оказалась заперта между двумя невозможными ситуациями, а выглядело это как совершенно неуместное блеяние с кучей объятий и масляных эссенций.

Я приземлилась в Суиндоне. Или, по крайней мере, в ути-пусечной его версии «Фиаско», где было солнечно, небо голубело, а каждый сад казался раздражающим всплеском ярких основных цветов, от которых у меня болела голова. Дома были безупречные, машины чистые, и все безумно аккуратное и упорядоченное. Я вытащила пистолет, вынула обойму, проверила, заменила ее и сняла оружие с предохранителя. На сей раз ей не уйти. Я знала, что она безоружна, но почему-то это не наполняло меня особой уверенностью – в конце концов, она почти бесконечно изобретательна. Но дело в том, что я тоже. Когда я ее убью, то просто выпрыгну обратно и все станет правильно – навсегда. Я смогу снова запустить реалити-книжный проект, прежде чем читатели закончат первые три главы, потом отправлюсь На Ту Сторону и еще раз познаю прелесть Лондэна. Затем, уплатив скромную дань пустых слов дипломатии, смогу послать два легиона миссис Дэнверс в Бульварный роман. Я могла бы даже лично возглавить атаку. Это, как я обнаружила, главное преимущество в том, чтобы быть Четверг Нонетот: можно делать все, что тебе, черт подери, хочется, и никто не станет, не сможет и не посмеет тебе возразить. На данный момент мне осталось разобраться только с двумя проблемами: избавиться от настоящей Четверг Нонетот и попытаться вычислить второе имя миссис Брэдшоу – пароль для выхода. У меня не было зацепок: я ее даже никогда не видела.

Я стянула перчатку и посмотрела на руку, испещренную следами от ластиковой пули. Потерла саднящую кожу, затем перешла на тротуар и направилась к здешней версии дома Четверг. Он был таким же, как тот, что сгорал в первой главе моей книги, поэтому я знала дорогу. Но странное дело: улица была совершенно пуста. Ничто не шевелилось. Ни человека, ни кошки, ни белки – никого. Я остановилась у брошенной посреди улицы машины и заглянула в открытую пассажирскую дверь. Ключ торчал в зажигании. Кто бы ни населял эту книгу, они ушли – и поспешно.

Я продолжила неторопливый путь по улице. Этот напыщенный дурак Брэдшоу упоминал что-то про отделение первой главы от всей книги. Возможно, все второстепенные персонажи там. Но это не имело значения. Четверг находилась здесь, и ее-то мне и было надо. Я дошла до садовой калитки дома Лондэна-5 и медленно зашагала по дорожке мимо безупречно посаженных кустов и окон, таких чистых и сверкающих, что их почти не было видно. Выставив пистолет, я тихонько вошла в дом.

Представления Четверг-5 об обстановке дома отличались и от моих, и от присущих настоящей Четверг. Для начала, пол оказался покрыт тростником, а занавески были одиозно старомодные «завяжи-покрась». Также, к моему отвращению, я заметила развешанные по стенам тибетские мантры в рамках и свисающие с потолка «ловцы снов». Я подошла ближе к фотографиям на каминной полке и нашла Четверг-5 с Лондэном-5 в Гластонбери. Лица у них были раскрашены под цветы, они глупо улыбались, обнимая друг друга, а между ними сидела Пиквик-5. Тошнотворная пискля, честно говоря.

– Я бы сделала то же самое.

Я обернулась. Четверг прислонилась к косяку кухонной двери. Легкая мишень, но я не стала стрелять. Мне хотелось посмаковать момент.

– Что бы ты сделала то же самое?

– Тоже пощадила бы тебя. Признаю, твое воплощение меня было одним из лучших, какие мне доводилось видеть. Не уверена, что там вообще кто-нибудь что-нибудь заметил. Но не думаю, что тебе удалось бы держаться долго. Настоящая ты скоро всплыла бы на поверхность. Потому что, нравится тебе это или нет, ты недостаточно я, чтобы играть эту роль. Чтобы быть мной, нужно семнадцать лет беллетрицейского опыта, – опыта, позволяющего мне связываться с людьми, подобными тебе, и выходить победителем.

Ее самонадеянность меня рассмешила.

– Думаю, ты переоцениваешь собственные способности, потусторонница. Оружие у меня. Возможно, ты в чем-то и права, но я могу и буду тобой, дай только время. Все, что ты имеешь, все, чем ты являешься. Твоя работа, твоя семья, твой муж. Я могу отправиться обратно На Ту Сторону и начать с того места, где ты остановилась, – и, возможно, получить гораздо больше удовольствия от этого.

Я навела на нее пистолет и начала нажимать курок, но остановилась. Она, похоже, совсем не волновалась, и это меня встревожило.

– Слышишь? – спросила она.

– Что слышу?

Она приложила ладонь к уху.

– Это.

И теперь, после ее слов, я тоже что-то услышала. Негромкое бренчание, которое, казалось, передается по земле.

– Что это? – спросила я и поразилась, обнаружив, как надтреснуто и… испуганно прозвучал мой голос.

– Сама посмотри, – предложила она, указывая наружу.

Я утерла пот со лба и попятилась из дверей, по-прежнему твердо держа ее на мушке. Потом пробежала по садовой дорожке и выглянула на улицу. Дома в конце дороги утратили определение и были пожираемы клубящимся облаком песка.

– Что это за чертовщина? – рявкнула я.

– Ты бы знала, – тихо ответила она, – если бы посещала теорию в беллетриции, а не тратила время на стрельбище.

Я взглянула на почтовый ящик на углу улицы, и он у меня на глазах рассыпался на кусочки, потом собрался в облачко пыли и мусора и всосался в воронку высоко над нами. Я вытащила комментофон и в панике набрала номер Брэдшоу.

– Но ты не знаешь второго имени Мелани Брэдшоу, – заметила Четверг.

Я опустила телефон и беспомощно уставилась на нее. Это было подстроено. Четверг, должно быть, поговорила с Брэдшоу, и вместе они заманили меня сюда.

– Ее второе имя – Дженни, – пояснила она. – Я назвала в ее честь свою вторую дочь. Но это тебе не поможет. Я велела Брэдшоу не снимать ради меня текстуальное сито, ни с паролем, ни без. Как только ты окажешься в тексте, а генераты будут успешно эвакуированы, он должен будет начать… стирание всей книги.

– Как ты связалась с ним?

– Это он связался со мной, – ответила она. – Четверг-5 предположила, что ты можешь провернуть тот же трюк, что и она. Выбраться я не могла, но мы могли заманить сюда тебя.

Она взглянула на часы.

– А еще через десять минут эта книга и все, что в ней есть, включая тебя, перестанет существовать.

Я огляделась и, к своему ужасу, увидела, что стирание подобралось ближе, а я и не заметила. Оно было уже менее чем в десяти футах от меня – мы стояли на единственном оставшемся куске земли, грубом круге футов сто в поперечнике, на котором помещались только дом Лондэна и его соседи. Но и они не задержатся надолго, и прямо у меня на глазах крыши превращались в пыль и уносились вихрем, пожираемые стиранием. Монотонный гул нарастал, и мне пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной:

– Но ведь и тебя тоже сотрет!

– Может, и нет. Это зависит от тебя.

Четверг поманила меня обратно в дом, когда садовая калитка превратилась в дым и была унесена в пылевое облако. Как только мы оказались в кухне, она повернулась ко мне.

– Это тебе не понадобится, – сказала она, указывая на мой пистолет.

Я неуклюже попыталась запихнуть его обратно в кобуру, и он со стуком упал на пол. Я не наклонилась за ним. В окно виднелся сад за домом. Навес и яблоня исчезли, и стирание медленно поедало газон. Потолок пошел пятнами, и у меня на глазах входная дверь обратилась в пыль и была унесена ветром.

– Дьявольщина, – произнесла я, когда до меня внезапно дошло.

Не то, что меня сейчас сотрет, – нет. Это было холодное и мрачное открытие, что я и отдаленно не так умна, как думала. Я столкнулась с противником, неизмеримо превосходящим меня, и пожинаю последствия собственного высокомерия. Вопрос в том, доставлю ли я ей удовольствие понять это? Но, если подумать, ей не хотелось и не требовалось такого удовольствия, и все внезапно показалось гораздо более мирным. Вместо этого я сказала.

– Я искренне польщена.

– Польщена? – переспросила она. – Чем же?

Потолок отбыл в вихре пыли, и стены начали оседать вместе с картинами, каминной полкой и мебелью, быстро рассыпающимися в мелкие обломки, засасываемые в смерч прямо над нами.

– Я польщена, – повторила я, – потому что ты готова стереть целую книгу и отдать собственную жизнь, чтобы избавиться от меня. Должно быть, я достойный противник.

Она почувствовала перемену в моем настроении и еле заметно улыбнулась.

– Ты почти победила меня, – сказала Четверг, – и еще можешь это сделать. Но если я выживу, – добавила она, – то это будет мой тебе подарок.

Стены почти исчезли, и тростниковый ковер начал рассыпаться у меня под ногами. Четверг открыла кухонную дверь, за которой обнаружился пролет бетонных ступеней, ведущих вниз. Она поманила меня за собой, и мы сбежали в большое подземное помещение в форме бочки, если смотреть изнутри. На большом постаменте торчали два электрода, между которыми время от времени проскакивала слабая искра. Шум ветра стал глухим, но я знала, что стирание доберется до нас – это только вопрос времени.

– Это камера смыслонакопителя, – объяснила Четверг. – Ты бы знала об этом, если бы слушала в классе.

– Как твое выживание может стать подарком для меня? – спросила я.

– Это легко объяснить, – ответила Четверг, снимая со стены часть покрытия и обнажая клепаный чугунный люк. – За ним есть только один способ спастись – пересечь пустоту Ничто.

Мне все стало ясно. Ничто не поддерживает текстовую жизнь, и меня мгновенно разорвет на буквы, если я попытаюсь сбежать через эту пустоту. Но Четверг не была текстом, она была из плоти и крови и должна была уцелеть.

– Мне самой отсюда не выбраться, – добавила она, – поэтому мне нужна твоя помощь.

Сначала я не поняла. Я нахмурилась, и тут меня осенило. Она не предлагала мне прощение, второй шанс или спасение – я была слишком жестока и извращенна для этого. Нет, она предлагала мне единственную вещь, которой я никогда не имела бы, не могла иметь, – она предлагала мне искупление. После всего, что я ей сделала, всего, что я собиралась сделать, она была готова рискнуть жизнью, чтобы даровать мне крохотный шанс искупить вину. И более того, она знала, что я его приму. Она была права. Мы походили друг на друга больше, чем я думала.

Крыша разлетелась на куски, стирание принялось рвать на части камеру накопителя.

– Что мне делать?

Она указала на парные запоры, расположенные в восьми футах друг от друга. Я взялась за ручку и на счет «три» потянула ее вниз. Люк распахнулся, открыв пустую черную бездну.

– Спасибо, – сказала Четверг.

Стирание неуклонно ползло через комнату. От всей книги теперь остался только диск меньше шести футов в диаметре, мы находились в середине клубящегося облака пыли и мусора, а вокруг нас ветер разносил оставшуюся ткань книги, сводя ее к неразличимой текстовой пыли.

– Как это будет? – спросила я, когда Четверг выглянула в чернильную темень.

– Я не могу тебе сказать, – ответила она. – Никто не знает, что происходит после стирания.

Я протянула ей руку для пожатия.

– Если ты когда-нибудь превратишь это в одно из своих приключений, – попросила я, – сделай меня, пожалуйста, хоть чуточку симпатичнее. Мне бы хотелось думать, что во мне есть крохотная доля твоей человечности.

Четверг пожала мою руку. Она оказалась теплее, чем я себе представляла.

– Прости, что спала с твоим мужем, – добавила я, чувствуя, как пол под ногами становится мягче. – И по-моему, это твое.

И я отдала ей медальон, который она потеряла в драке.

Как только Четверг-1–4 вернула мне медальон, я осознала, что она наконец кое-что поняла про меня и, по закону отражений, про себя. Она пропала и знала это, поэтому помощь мне в открывании люка и возвращение медальона могли быть только альтруизмом. Впервые она поступала таким образом, и это был ее последний поступок. Я по частям выбралась из люка в Ничто. От книги практически ничего не осталось – только слабое потрескивание искры, делавшееся все слабее и слабее. Я по-прежнему держала Четверг-1–4 за руку, когда увидела, как ее тело начало рассыпаться, словно разъедаемый ветром песчаник. Волосы ее развевались в потоках воздуха, но она выглядела умиротворенной. Она улыбнулась и сказала:

– Я только что поняла это.

– Что поняла?

– То, что Четверг-пять говорила про горячую ванну и мартини.

Лицо ее поплыло, и я почувствовала, как ее рука рассыпается в моей, словно хрустящий, пропеченный солнцем песок. От «Фиаско» почти ничего не осталось, и пора было уходить.

Она улыбнулась мне, и лицо ее рассыпалось в пыль, рука превратилась в песок у меня в ладони, искра треснула и погасла. Я отпустила руку и…

Текстовый мир, к которому я так привыкла, вернулся со странным вибрирующим ощущением. Я оказалась в очередной камере смыслонакопителя, практически неотличимой от первой, за исключением искры, которая трещала в двадцать раз ярче, по мере того как читатели продвигались со страницы на страницу. Я поднялась на ноги, закрыла и заперла люк и направилась по ступеням к выходу, по пути защелкнув на шее медальон.

Не могу сказать, что утрата Четверг-1–4 меня по-настоящему огорчила: останься она в живых, она почти наверняка убила бы меня и причинила бы несказанный вред. Но я не могла отделаться от чувства вины, что могла бы сделать для нее больше. В конце концов, строго говоря, она не виновата – ее такой написали. Я вздохнула. Она нашла в себе частичку меня, но я знала, что и во мне есть частичка ее.

Я осторожно открыла дверь накопительной и выглянула. Вокруг сгрудились фермерские постройки, сложенные из красного кирпича и до того обветшавшие, что казалось, будто не разваливаются они только благодаря мху между кирпичами и лишайнику на крышах. В кухонном окне я заметила Адама Лэмсбрета, он безрезультатно скреб у раковины веником. Я знаками спросила его через окно про телефон, и он указал мне на дровяной сарай на той стороне двора. Я перебежала двор и толкнула дверь.

В углу сидело что-то омерзительное и издавало странные чмокающие звуки себе под нос, но я не обратила на это внимания, разве что подумала, что Ада Дум была, в конце концов, права. Я нашла общественный комментофон, который мне и требовался, набрала номер Брэдшоу и нетерпеливо стала ждать, когда он ответит.

– Это я, – сказала я. – Ваш план сработал: она превратилась в пыль. Я в «Неуютной ферме», [79]79
  «Неуютная ферма» – пародийный роман Стеллы Гиббонс. Тетушка Ада Дум и Адам Лэмсбрет – персонажи книги.


[Закрыть]страница шестьдесят восемь. Можете прислать за мной такси? Разговор предстоит очень непростой.