Текст книги "Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов"

Автор книги: Джаспер Ффорде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 2
Мама, Полли и Майкрофт

Главной целью маминой жизни всегда было добраться от колыбели до могилы с минимумом суеты и беспокойства и максимумом чая и баттенбергских кексов. По пути она произвела на свет троих детей, посещала заседания Женской федерации и ухитрялась втиснуть между этими занятиями некоторое количество жестоко подгорелой еды. Я только лет в шесть обнаружила, что пирогу не полагается состоять на восемьдесят семь процентов из угля, а у курицы на самом деле имеется вкус. Несмотря на все это, а может, даже благодаря этому мы все очень ее любили.

Мама проживала меньше чем в миле от нас, да к тому же по пути на мою работу, и я часто заглядывала к ней – просто убедиться, что она в добром здравии и не вынашивает, по своему обыкновению, какую-нибудь безумную затею. Несколько лет назад она запасала консервированные груши, исходя из принципа «вот загоню рынок в угол и смогу диктовать условия» – вопиющее непонимание законов спроса и предложения, не причинившее вреда мировым производителям консервированных фруктов, но обрекшее ближайших родственников и друзей на грушевую диету в течение без малого трех лет.

Она относилась к тому типу родителей, с которыми хочется жить рядом, но только не под одной крышей. Я обожала ее, однако в малых дозах. Чашечка чаю там, ужин здесь и столько сидения с детьми, сколько мне удавалось из нее выжать. Сославшись в разговоре с Лондэном на непонятное сообщение, я на самом деле слегка покривила душой: реальной причиной заехать к маме являлась необходимость забрать кое-что из лаборатории Майкрофта.

– Привет, дорогая! – воскликнула мама, открыв дверь. – Ты получила мое сообщение?

– Да, но тебе надо научиться пользоваться клавишами возврата и отмены, а то ерунда какая-то выходит.

– «ЛиДтиОбДСЛДЩ-ВСКР??» – уточнила мама, показывая мне свой мобильник. – А что это может означать, кроме: «Лондэн и дети обед в следующее воскресенье?» Нет, правда, дорогая, я не представляю, как ты вообще объясняешься со своими детьми.

Я подозрительно прищурилась.

– Это не настоящая расшифровка сообщения. Ты ее только что выдумала.

– Мне всего восемьдесят два, – возмущенно заявила она, – и я еще не вышла в тираж. Надо же, «выдумала»! Обедать вернешься? – продолжила она, не переводя дыхания. – Я пригласила подружек. Сначала мы обсудим, кто из нас самый больной, затем пространно согласимся друг с другом насчет бедственного положения страны и наконец решим все проблемы с помощью непродуманных и совершенно неосуществимых идей. А если после всего этого останется время, может, даже в криббидж [6]6
  Криббидж – карточная игра.


[Закрыть]сыграем.

– Привет, тетушка, – обратилась я к Полли, которая приковыляла из гостиной, опираясь на палку. – Если бы я прислала тебе сообщение следующего содержания: «ЛиДтиОбДСЛДЩ-ВСКР??», что, по-твоему, я имела бы в виду?

Полли нахмурилась и ненадолго задумалась, морщины у нее на лбу поползли вверх, складываясь подобно французской шторе. Ей перевалило за девяносто, и выглядела она настолько плохо, что ее нередко принимали за покойницу, когда она засыпала в автобусе. Несмотря на это, котелок у нее варил отменно, а более или менее серьезных диагнозов за ней числилось всего три-четыре, тогда как у маменьки их имелась целая дюжина – по ее словам.

– Ну, знаешь, я была бы немного озадачена…

– Ха! – обернулась я к маме. – Видишь?

– …потому что, – продолжила Полли, – если бы ты прислала мне сообщение с вопросом, придут ли Лондэн и дети на воскресный обед, я бы не поняла, почему ты не спросила у него самого.

– А… ясно, – пробормотала я, подозревая, что эти две каким-то образом сговорились, как это за ними водилось.

Все-таки любопытно, почему при них я чувствую себя восемнадцатилетней пигалицей, хотя мне уже пятьдесят два и я достигла вполне почтенного возраста, как вроде бы и они? В этом фокус пятидесятилетия. Всю жизнь кажется, что полвека – это порог смерти, но на самом деле все оказывается не так уж плохо, пока помнишь, где оставила очки.

– Кстати, с днем рождения, – сказала мама. – Я тебе кое-что приготовила, взгляни.

Она протянула мне самый ужасный джемпер, какой только можно вообразить.

– Нет слов, мам. Я потрясена: канареечно-зеленый джемпер с коротким рукавом, капюшоном и пуговицами под олений рог.

– Тебе нравится?

– Незамеченным не останется.

– Вот и хорошо! Сейчас наденешь?

– Не хотелось бы его испортить, – торопливо отбрыкалась я. – Мне как раз на работу.

– Ой! – воскликнула Полли. – Только что вспомнила. – Она протянула мне диск в прозрачном футляре. – Это предварительная сведенка «Надуем Долли».

– Что-что?

– Умоляю, иди в ногу со временем, милочка. «Надуем Долли». Новый альбом «Урановой козы». Он выйдет только в ноябре. Я подумала, Пятница обрадуется.

– Это реально полный отпад, чувак, – вставила мама, – что бы это ни означало. Там на втором треке такой гитарный соляк – я сразу вспомнила, как Пятница играет, – до чего хорош, у меня аж пальцы на ногах закололо… хотя, может, попросту нерв защемило. Миссис Данунет – помнишь, такая смешная старушенция с большой бородавкой на носу, у нее еще локти в обе стороны гнутся, – приходится Уэйну Скунсу бабушкой. Он ей прислал.

Я взглянула на диск. Пятница точно обрадуется, можно не сомневаться.

– И, – добавила Полли, наклоняясь ко мне и заговорщически подмигивая, – необязательно говорить ему, что это от нас. Я знаю, каковы подростки, и немножко родительской славы весьма ценится.

– Спасибо, – искренне сказала я.

Это был не просто диск – это была валюта.

– Отлично! – воскликнула мама. – У тебя хватит времени на чашку чая и ломтик баттенбергского кекса?

– Нет, спасибо. Мне надо забрать кое-что у Майкрофта из мастерской, а потом я сразу поеду.

– А как насчет кекса на дорожку?

– Я только что позавтракала.

В дверь позвонили.

– О-о-о! – протянула Полли, украдкой выглядывая в окно. – Во забава. Похоже, маркетолог.

– Точно, – отозвалась моя матушка весьма воинственным тоном. – Посмотрим, сколько нам удастся его продержать, пока он не пустится с воплями наутек. Я изображу легкое слабоумие, а ты будешь по-немецки жаловаться на радикулит. Попробуем побить наш личный рекорд по задержанию маркетологов – два часа двенадцать минут.

Я горестно покачала головой.

– Когда же вы обе повзрослеете…

– Какая ты рассудительная, доченька, – сварливо пробурчала мама. – Доживешь до наших лет и степени физического одряхления – научишься развлекаться при каждом удобном случае. А теперь брысь!

И они выгнали меня в кухню, пока я мямлила что-то насчет лечебного плетения корзинок, партий в вист или домашнего мыловарения, то есть занятий, которые подошли бы им больше. Но их вполне устраивало применение умственных пыток к маркетологам.

Я вышла в заднюю дверь, пересекла сад за домом и тихо вошла в деревянный флигелек, служивший лабораторией моему дяде Майкрофту. Включила свет и подошла к своему «порше», зачехленному и оттого имевшему слегка заброшенный вид. Его так и не починили после аварии, произошедшей пять лет назад. Повреждения были не такие уж страшные, но 356 запчастей в наши дни недешевое удовольствие, а свободных денег у нас не водилось. Я сунула руку в кабину, потянула замок и открыла капот. Под ним я хранила саквояж с двадцатью тысячами валлийских тоцинов, абсолютно бесполезных по эту сторону границы. Но в Мертире на них можно купить дом с тремя спальнями. Разумеется, у меня и в мыслях не было перебираться в Социалистическую Республику Уэльс – деньги требовались мне для сделки по валлийскому сыру, запланированной на сегодняшний вечер. Я убедилась в сохранности денег и стала накрывать машину чехлом, но тут какой-то шум заставил меня обернуться. В полумраке у верстака стоял дядя Майкрофт. Безусловный гений, чей острый ум раздвинул границы широчайшего спектра дисциплин, в том числе генетики, термоядерного синтеза, абстрактной геометрии, вечного движения и любовных романов. Это с его подачи началась революция домашнего клонирования, это он, по всей видимости, разработал очиститель памяти, и именно он изобрел Прозопортал, забросивший меня внутрь книги. Одет он был в свой фирменный шерстяной костюм-тройку, только без пиджака, с закатанными рукавами сорочки, и пребывал в настроении, которое мы дружно называли «изобретательский режим». Казалось, он сосредоточен на тонком механизме, чье назначение не представлялось возможным угадать. Я молча наблюдала за ним с растущим ощущением чуда, и вдруг он меня заметил.

– А-а! – улыбнулся он. – Четверг! Давненько я тебя не видел… Все в порядке?

– Да, – неуверенно ответила я, – по-моему.

– Восхитительно! Я только что придумал дешевую форму энергии: совместив макароны и антимакароны, мы станем свидетелями полной аннигиляции равиолей и высвобождения громадного количества энергии. Могу с уверенностью предсказать, что среднего размера каннелони [7]7
  Каннелони – большие полые макароны, подают фаршированными.


[Закрыть]хватит для питания Суиндона на год с лишним. Впрочем, я могу и ошибаться.

– Ты нечасто ошибаешься, – тихо сказала я.

– Думаю, я с самого начала ошибся в том, что вообще начал изобретать, – ответил Майкрофт после минутного раздумья. – Из того, что я могу это делать, вовсе не следует, что я должен этим заниматься. Если бы ученые перестали думать о своих творениях, мир стал бы лучшим…

Он оборвал свою речь, вопросительно взглянул на меня и заметил с нехарактерной для него проницательностью:

– Ты как-то странно на меня смотришь.

– Ага, – промямлила я, тщательно выбирая формулировку. – Понимаешь… мне кажется… так сказать… я очень удивлена.

– Правда? – Он отложил устройство, над которым работал. – А почему?

– Ну, – уже тверже ответила я, – я удивлена тем, что вижу тебя, потому что ты умер шесть лет назад!

– Умер? – переспросил Майкрофт с неподдельной озабоченностью. – Почему мне никто не сказал?

Я пожала плечами за неимением ответа.

– Ты уверена? – спросил он, погладив себя по груди и животу, затем измерив пульс в надежде убедить себя, что я ошибаюсь. – Знаю, я немного рассеян, но уж такое-то я бы запомнил.

– Да, абсолютно уверена. Я присутствовала при этом.

– Ничего себе, – задумчиво пробормотал Майкрофт, – ведь если твои слова верны и я действительно мертв, то вполне возможно, что это вовсе не я, а некая голографическая запись с вариативными реакциями… Давай-ка поищем проектор.

На поиски ушло добрых пять минут. Не найдя ничего хоть отдаленно напоминающего голографический проектор, мы с Майкрофтом уселись на упаковочный ящик и несколько секунд сидели молча.

– Мертв, – буркнул Майкрофт с оттенком покорности в голосе. – Никогда раньше не приходилось. Ни разу. Ты точно уверена?

– Точно. Тебе было восемьдесят семь. Вполне ожидаемый исход.

– Ах да, – откликнулся он, словно у него шевельнулось смутное воспоминание. – А Полли? – вдруг вспомнил он о жене. – Как она?

– Очень хорошо. Они с мамой взялись за старое, как обычно.

– Достают маркетологов?

– В том числе. Но она ужасно по тебе скучает.

– И я по ней. – Внезапно он занервничал. – Она никого еще себе не завела?

– В девяносто два?

– Чертовски привлекательная женщина… и умная к тому же.

– Нет, не завела.

– Хм. Что ж, если увидишь кого-нибудь подходящего, о любимая племянница, подтолкни его в ее сторону, ладно? Я не хочу, чтобы она была одинока.

– Я сделаю это, дядюшка, обещаю.

Мы еще немного помолчали, и я поежилась.

– Майкрофт, – сказала я, вдруг подумав, что его появление может, в конце концов, и вовсе не иметь научного объяснения, – я хочу кое-что проверить.

Я коснулась его кончиками вытянутых пальцев, но там, где им полагалось встретить твердое сопротивление рукава, ничего не оказалось – пальцы прошли насквозь. Его здесь не было. Или он был, но как нечто нематериальное – призрак.

– О-о-о! – выдохнул он, когда я убрала руку. – Какое странное ощущение!

– Майкрофт, ты привидение!

– Чушь! Научно доказано, что это совершенно невозможно. – Он призадумался. – С чего бы мне им стать?

Я пожала плечами.

– Не знаю… может, ты что-нибудь не закончил перед смертью и теперь оно тебя беспокоит.

– Великий Скотт! Ты права. Я так и не завершил последнюю главу «Любви среди бегоний».

На пенсии Майкрофт проводил время за написанием любовных романов, причем все они на удивление хорошо продавались. Так хорошо, что он навлек на себя стойкую враждебность Дафны Фаркитт, признанной королевы жанра. Она разразилась гневным письмом, в котором обвинила дядюшку в «безудержном» плагиате. Последовало нагромождение исков и встречных исков, прекратившееся только со смертью Майкрофта. Противостояние было такое жесткое, что конспирологи заявили, будто дядю отравили обезумевшие фанаты Фаркитт. Нам пришлось опубликовать его свидетельство о смерти, чтобы пресечь слухи.

– Полли закончила «Любовь среди бегоний» за тебя.

Он вздохнул.

– Может, я вернулся, чтобы преследовать эту злобную корову Фаркитт?

– В таком случае ты бы находился у нее дома, делая «угу-гу» и лязгая цепями.

– Не очень-то солидно звучит, – презрительно фыркнул дядюшка.

– Как насчет какого-нибудь изобретения в последнюю минуту? Какой-нибудь идеи, до которой так и не дошли руки?

Майкрофт думал долго и старательно, причем в процессе лицо его сменило несколько причудливых выражений.

– Поразительно! – воскликнул он наконец, пыхтя от усилий. – Я больше не могу выдать оригинальную мысль. Как только мой мозг прекратил функционировать, Майкрофту-изобретателю пришел конец. Ты права: должно быть, я умер. Вот что самое обидное.

– И никакого понятия, зачем ты здесь?

– Ни малейшего, – уныло отозвался он.

– Ладно, – сказала я, поднимаясь, – я проведу кое-какое расследование. Хочешь, чтобы Полли узнала, что ты вернулся в форме духа?

– Оставляю это на твое усмотрение, – сказал он. – Но если все-таки скажешь ей, вверни что-нибудь насчет того, что она была самой лучшей спутницей, какая может достаться человеку. «Два сердца бьются, как одно, все думы пополам». [8]8
  Цитата из романтической пьесы австрийского поэта и драматурга Фридриха Хальма «Дитя пустыни».


[Закрыть]

Я щелкнула пальцами. Вот так я и хотела описать нас с Лондэном.

– Здорово! Можно воспользоваться?

– Разумеется. Ты хоть представляешь, как я скучаю по Полли?

Я подумала о тех двух годах, когда Лондэн был устранен.

– Представляю. А она скучает по тебе, дядюшка, каждое мгновение каждого дня.

Он поднял на меня заблестевшие глаза.

Я попыталась положить ладонь ему на руку, но она прошла сквозь призрачную конечность и приземлилась на твердую поверхность верстака.

– Придется подумать, с какой целью я мог здесь оказаться, – тихо сказал Майкрофт. – Будешь заглядывать ко мне время от времени?

Он улыбнулся своим мыслям и снова начал возиться с устройством на верстаке.

– Конечно. До свидания, дядюшка.

– До свидания, Четверг.

И он стал медленно таять. Я заметила, что при этом в помещении снова потеплело, а еще через несколько секунд он полностью исчез.

Я забрала сумку с валлийскими деньгами и задумчиво вышла, обернувшись напоследок. Мастерская стояла пустая, пыльная и заброшенная. В том же виде, в каком она осталась, когда Майкрофт умер шесть лет назад.

Глава 3
«Ковры Акме»

Сеть тективно-интрузивных правительственных агентств (ТИПА) фактически спровоцировала переключение на себя полицейских обязанностей в случаях, которые регулярные силы охраны правопорядка посчитали для себя чересчур странными или чересчур специфическими. Самыми странными ее отделами были подразделение по борьбе с вампирами (ТИПА-17), Хроностража (ТИПА-12), литературные детективы (ТИПА-27) и Сыронадзорное управление (ТИПА-31). Вошедшая в поговорку склонность к засекречиванию всего и вся и растущие обвинения в ненадежности и нерасторопности привели к тому, что зимой 1991/92 года девяносто процентов личного состава было распущено. Из тридцати двух подразделений уцелело только пять. Мой отдел, литтективы, в их число не вошел.

Название «Ковры Акме», честно говоря, не совсем точное. Мы занимались не только коврами – мы клали плитку, линолеум и деревянные напольные покрытия. Конкурентоспособные, быстрые и надежные, мы работали в Суиндоне уже десять лет, с тех самых пор, как в девяносто втором распустили наши ТИПА-отделы. В девяносто шестом мы переехали в более просторное помещение в торговом центре на Оксфорд-роуд. Если вам требуется какое бы то ни было напольное покрытие, можете обратиться к нам – цены вас приятно удивят.

Я толкнула входные двери и удивилась, не обнаружив ни единой живой души: не только клиентов – по понедельникам до десяти утра обычно довольно тихо, – но и своих коллег. Никого не было в офисе, и никто не слонялся без дела в вылизанной до блеска зоне отдыха. Я прошла в заднюю часть магазина мимо рулонов высококлассных ковров и широчайшего выбора образцов, сложенных прямо на полу в высокие стопки в светлом и вместительном демонстрационном зале.

Я распахнула тяжелые створки складских ворот и застыла. Возле кучи прошлогодних альбомов с образцами стояла бескрылая птица четырех футов ростом, с невероятно большим и весьма неприятно зазубренным клювом. Пара черных глазок подозрительно уставилась на меня. Я огляделась. Персонал склада послушно замер, а позади диатримы маячила приземистая фигура в униформе «Акме», поблескивая глубоко посаженными глазами из-под выдающихся надбровных дуг. Этот наш сотрудник имел много общего со стоявшей передо мной палеоценовой аномалией: он тоже в свое время вымер и присутствовал здесь не благодаря причудливому зигзагу естественного отбора, но по причине опрометчивого вмешательства ученого, который не задавался вопросом, обязательно ли надо делать что-то, даже если ты это можешь. Звали моего визави Брек, и он являлся возрожденным неандертальцем, бывшим оперативником ТИПА-13 и ценным коллегой по прежним дням. Он неоднократно спасал мою задницу, а я помогла ему и его восстановленным собратьям в видовом самоопределении.

– Не шевелись, – негромко пророкотал Брек, – мы не хотим причинять ей боль.

Он всегда так говорил. Любого мятежника из возрожденных Брек воспринимал в некотором отношении как родственника и по возможности старался взять живым. Но к химерам, продукту беспорядочных экспериментов генетиков-любителей, он относился совершенно иначе – избавлялся от них без пощады и без сожаления.

Диатрима сделала в мою сторону злобный выпад. Я отскочила влево, и клюв захлопнулся со звуком великанских кастаньет. Брек с быстротой молнии метнулся вперед и накрыл голову твари старым мешком из-под муки, по-видимому успокоившим пташку настолько, что ловец сумел повалить ее на пол. Я присоединилась к нему, как и весь персонал склада, и спустя несколько секунд мы надежно обмотали массивный клюв скотчем, тем самым обезвредив его.

– Спасибо, – сказал Брек, закрепляя узду вокруг птичьего клюва.

– Она из Солсбери? – спросила я, когда мы шли мимо ворсистых уилтоновских рулонов и разноцветного утепленного линолеума.

– Разумеется, – ответил неандерталец. – Нам пришлось бежать восемь миль по голой пашне, чтобы поймать ее.

– Вас кто-нибудь видел? – спросила я, прикидывая, не просочатся ли какие слухи.

– Если и видели, кто им поверит? – последовал ответ. – Но там еще остались диатримы, и сегодня мы снова поедем.

«Ковры Акме», как вы, наверное, догадались, служили всего лишь прикрытием. На деле тут работало прежнее ТИПА под новой вывеской. Агентство не было по-настоящему распущено в начале девяностых – оно просто ушло в подполье и на вольные хлеба. Все строго неофициально, разумеется. К счастью, суиндонскую полицию возглавлял Брэкстон Хикс, бывший начальник здешнего ТИПА-отделения. Он хоть и подозревал, чем мы занимаемся, но выразил готовность изображать неведение, если только «кого-нибудь не съедят или типа того». Кроме того, если бы мы не зачищали наиболее странные элементы современной жизни, этим пришлось бы заниматься его прямым подчиненным, а тогда Брэкстон встал бы перед необходимостью выплачивать премии за «действия, выходящие за пределы должностных обязанностей». А Хикс любил свой бюджет почти так же сильно, как гольф. Поэтому полицейские не беспокоили нас, а мы не трогали их.

– У нас вопрос, – подал голос Брек. – Надо ли упоминать о возможности быть затоптанным мамонтами в заявлении на медицинскую страховку?

– Нет, мы не хотим, чтобы об этой части «Акме» стало кому-либо известно. Страховка относится только к укладке ковров.

– Мы понимаем. А как насчет риска быть пошинкованным химерой?

– Только ковры, Брек.

– Хорошо. Кстати, – добавил он, – ты еще не рассказала Лондэну про свою ТИПА-работу? Ты говорила, что собираешься.

– Я… собираюсь с духом.

– Ты должна сказать ему, Четверг.

– Знаю.

– И желаем тебе хорошей годовщины того дня, когда твоя мать дала тебе жизнь.

– Спасибо.

В свою очередь я пожелала Бреку удачного дня и направилась в офисную часть, расположенную на возвышении на полпути между складом и демонстрационным залом. Отсюда просматривалось практически все происходящее в магазине.

Когда я вошла, из-под стола выглянул прятавшийся там мужчина.

– Поймали? – спросил он нетвердым голосом.

– Да.

Мужчина с облегчением выбрался из укрытия. Он уже разменял пятый десяток, но приметы среднего возраста еще только начали проступать в его чертах: вокруг глаз наметились тонкие морщинки, в темной шевелюре замелькали серебристые нити. Несмотря на руководящую должность, он тоже носил униформу «Акме». Правда, на нем она сидела лучше, чем на мне. На самом деле он смотрелся в форме лучше, чем вообще любой из сотрудников, вынуждая нас обвинять его в пошиве комплекта на заказ, что он упорно отрицал, хотя, учитывая его утонченную натуру, подобное не выходило за пределы вероятности. Безотказэн Прост был моим напарником по суиндонскому подразделению литтективов, и когда нас турнули из ТИПА, показалось вполне естественным, что он займет верхние позиции в управлении «Коврами Акме».

– Работы много на сегодня? – спросила я, наливая себе кофе.

Безотказэн ткнул пальцем в газету.

– Читала уже?

– Запас глупости?

– Отчасти, полагаю, он, – мрачно отозвался Безотказэн. – Как ни трудно в это поверить, но реалити-шоу только что стали еще хуже.

– Неужели такое возможно? Разве «Знаменитость на практике в морге» не предел падения? – Я задумалась на мгновение. – Впрочем, «Чью систему жизнеобеспечения мы отключим?» была хуже. Или «Продай бабушку». Ой, в наши дни так трудно выбрать, все такое вкусное.

Безотказэн рассмеялся.

– Соглашусь, «Бабушка» опустила планку для лишенных вкуса постановщиков телепрограмм на всех каналах, но РЖА-ТВ не из тех, кто уклоняется от вызова, – они придумали «Самаритянин отдает почку». Десять больных с почечной недостаточностью по очереди уговаривают совместимого донора – и голосующих зрителей – отдать лишнюю почку одному из них.

Я застонала. Телевизионные реалити-шоу, на мой взгляд, представляли собой худшую форму развлечения – современный аналог того, как за шесть пенсов можно было понаблюдать за сумасшедшими, воющими на стены в местном дурдоме. Я горестно покачала головой.

– Чем им не угодили старые добрые книги?

Безотказэн пожал плечами. В нынешнюю эпоху мусорного телевидения, сокращения интервалов внимания и легкоусвояемых звуковых дорожек складывалось впечатление, что книга, благородный предмет, коему мы с Безотказэном посвятили большую часть жизни, постепенно оттеснялась к краю, превращаясь в очередной человеческий опыт рассказывания истории, вышедший из игры наряду с эпической поэзией, греческим театром, «Джеканори» [9]9
  «Джеканори» – многолетняя детская передача Би-би-си, направленная на развитие интереса к чтению.


[Закрыть]и тарзанаграммами. [10]10
  Тарзанаграммы – философские истории в картинках Берил Кук, выполненные в характерной манере.


[Закрыть]

– Как твои? – спросил Безотказэн, силясь поднять мне настроение.

– Все в порядке, – ответила я, – кроме Пятницы, который по-прежнему не способен ни к какой человеческой деятельности, кроме дуракаваляния.

– А Пиквик? Перья отрастают?

– Нет. Слушай, ты умеешь вязать?

– Нет, а что?

– Неважно. Какие у нас заказы на сегодня?

Безотказэн взял папку и перелистал страницы.

– Колу предстоит разбираться с парой умертвий и, возможно, с кучкой ревунов в Савернейке. Брек по-прежнему идет по следам диатрим. У Комитета по надзору за воспитанием хорошего вкуса вспышка облицовки искусственным камнем в Сиренчестере, а Комитет по надзору за пампасной травой занят на пале в Бристоле. Ах да… массовое появление двойников в Чиппенеме.

– А что-нибудь литературное? – с надеждой спросила я.

– Только миссис Мотыгги со своими украденными первоизданиями – опять! Взгляни правде в глаза, Чет, нынче книги никого не вдохновляют. Оно и хорошо: добавь еще шестнадцать ковров, которые надо уложить, и двадцать восемь вчерашних заказов – и получится буквально впритык. Перебросим Кола с зомби на лестничные ковры?

– А мы не можем просто привлечь внештатных укладчиков?

– И чем им платить? Каждому по незаконной диатриме?

– Все настолько плохо?

– Четверг, всегда настолько плохо. Мы снова вот-вот упремся в потолок перерасхода.

– Это не проблема. У меня сегодня вечером крупная сырная сделка.

– Не желаю ничего об этом знать. Когда тебя арестуют, я должен иметь возможность все отрицать. И кроме того, если бы ты действительно продавала ковры, а не носилась повсюду как полоумная, тебе не пришлось бы играть на переменчивом сырном рынке.

– А это напоминает мне, – улыбнулась я, – что сегодня меня не будет на месте, так что не переводи на меня звонки.

– Четверг! – вскричал он в отчаянии. – Пожалуйста, не исчезай, только не сегодня! Ты позарез нужна мне, чтобы принять заказ на новый ковер для вестибюля в отеле «Finis», в полпятого придет представитель Уилтона показать нам их новый ассортимент, и комиссия из Охраны труда и здоровья явится, дабы убедиться, что мы идем в ногу со временем.

– По технике безопасности?

– Господи, нет! По части правильного заполнения бланков.

– Послушай, сегодня к половине шестого мне надо отвести Пятницу на вечер профориентации Хроностражи. За пару часов до этого я постараюсь вернуться и выполнить несколько заказов. Подготовь мне список.

– Уже готов, – сказал он и, не успела я придумать отговорку, вручил мне простыню с кучей адресов и имен.

– Хорошо, – пробормотала я. – Очень эффективно, прекрасная работа.

Я забрала свой кофе и направилась в собственный кабинет, крохотную комнатку без окон рядом со стендом подзарядки электропогрузчиков. Там я уселась за стол и уныло уставилась на выданный мне Безотказэном список, затем рассеянно покачалась на стуле. Брек прав. Я должна-таки рассказать Лондэну, чем занимаюсь, но куда проще жить, пока он думает, будто я работаю в «Акме». К тому же я не только рулила несколькими нелегальными ТИПА-отделами. Это была… скажем так, верхушка очень большого и сложносочиненного айсберга.

Я встала, сняла пиджак и только собралась переодеться в более удобную одежду, как в дверь постучали. Я открыла, и моему взору предстал крупный мускулистый мужчина на несколько лет младше меня, выглядевший в униформе «Акме» еще нелепее, чем я, хотя вряд ли кто-нибудь когда-нибудь рискнет ему об этом сообщить. Спускавшиеся почти до пояса длинные дреды были небрежно стянуты лентой на затылке, и весь он был щедро обвешан цацками наподобие тех, что так нравятся готам: черепа, летучие мыши и всякое такое. Но это делалось не для красоты, а для защиты. Передо мной стоял бывший оперативник ТИПА-17 Кол Стокер, самый удачливый истребитель вампиров и охотник на оборотней в юго-западной Англии, хоть и не друг умертвиям, но друг мне.

– С днем рождения, книжный червь, – весело произнес он. – Есть минутка?

Я взглянула на часы. На работу я опаздывала. Не на работу, конечно, поскольку там я уже присутствовала, а на работу.

– Это насчет медицинского полиса?

– Нет, это важно и нужно.

Он повел меня на другой конец склада, туда, где у нас хранились клеи, гвозди и зажимы. Мы нырнули в дверь, спрятанную за рекламным плакатом «Бринтонских ковров», и спустились на несколько ступенек вниз. Большим медным ключом Кол отпер массивную дверь, и мы вошли в то, что я называла изолятором, а Кол – Стремнодряниумом. Его определение подходило больше. Наша работа заводила нас к самым границам вероятности – в место, где даже самые упертые конспирологи покачали бы головами и язвительно заметили бы: «Ну да, как же». Во времена ТИПА нам помогали секретность, кадры, бюджет и неподотчетность. Теперь у нас осталась лишь секретность, бесплатный чай с крекерами и большой медный ключ. Именно здесь Брек держал своих тварей, пока не решал, что с ними делать, а Кол запирал любое пойманное умертвие для наблюдения – в тех случаях, если они подумывали перейти в состояние почти-мертвия или в-основном-мертвия. Смерть, как я обнаружила давным-давно, доступна под разными соусами, и все они довольно-таки невкусные.

Мы миновали камеру, заполненную пятилитровыми стеклянными банками, где содержались пойманные Персонификации высшего зла. Они представляли собой мелкие, похожие на привидения штуки, размером и фактурой напоминающие изрядно послужившее кухонное полотенце, только полубесплотное. Большую часть времени они препирались на тему, кто из них наивысшая Персонификация высшего зла. Но мы пришли не для того, чтобы возиться с ПВЗ. Кол привел меня к камере в конце коридора и отпер дверь. Посреди комнаты на стуле сидел мужчина в джинсах и простой кожаной куртке. Он смотрел в пол, а свет падал сверху, так что я поначалу не разглядела его лица, только стиснутые в кулаки крупные ухоженные руки. Также я заметила массивную цепь, соединявшую его лодыжку с полом, и поморщилась. Хорошо бы Кол оказался прав в данном случае, так как взятие под стражу настоящего человеческого существа являлось однозначно незаконным и могло сильно повредить делу.

– Эй! – окликнул Кол, и мужчина медленно поднял голову и взглянул на меня.

Я узнала его мгновенно и не без легкого содрогания. Это был Феликс-8, подручный Ахерона Аида времен «Дела Джен». Аид снял лицо со своего первого Феликса, когда тот умер, и пересадил его подходящему новичку, склонившемуся перед его злой волей. Как только очередной Феликс погибал, что случалось очень часто, Аид забирал лицо. Феликса-8 по-настоящему звали Дэнни Шанс, но злодей лишил его свободы воли, и теперь тот представлял собой всего лишь пустой сосуд, не ведающий ни жалости, ни угрызений совести. В жизни его не было иного смысла, кроме выполнения приказов хозяина. Загвоздка в том, что хозяин его умер шестнадцать лет назад, а Феликса-8 я видела последний раз в отеле «Пендерин» в Мертире, столице Социалистической Республики Уэльс.

Феликс-8 взглянул на меня с легким оттенком удивления и небрежно кивнул в знак приветствия.

– Где ты его откопал? – спросила я.

– Возле твоего дома полчаса назад. При себе он имел вот это. – Кол продемонстрировал мне уродливого вида пистолет-автомат с искусно расточенным стволом. – В магазине был один патрон.

Я наклонилась к Феликсу-8 и с минуту разглядывала его.

– Кто послал тебя?

Феликс-8 молча ухмыльнулся и взглянул на цепь, надежно защелкнутую вокруг его лодыжки.