Текст книги "Тысяча Имен"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

– Говорю же, я сам понимаю не больше твоего. Феор зовет себя наатемом, дословно это означает «тот, кто прочел». Заклинание, которое она использовала, – Феор сказала бы наат, «чтение», – называется, если я правильно понял, обв–скар–иот. Кроме этого… – Винтер развела руками. – Не знаю, насколько тебя это утешит, но Феор, прежде чем взяться за дело, испросила моего разрешения. Наверное, опасалась, что ты не захочешь такой жизни. Я приказал ей действовать. Так что если ты злишься – можешь злиться на меня.

Бобби молчала, только не сводила с нее глаз. Винтер отхлебнула пива.

– Я взял Феор с собой, потому что подумал, что у тебя могут быть вопросы, – сказала она. – Если нужно, я переведу.

Капрал медленно кивнула. Феор искоса глянула на Винтер.

– Я ей все рассказала, – сообщила Винтер по–хандарайски.

– Я догадалась об этом по ее лицу, – ответила Феор. – Спроси, как она чувствует себя сейчас – если не считать странных ощущений.

– Феор хочет знать, как ты себя чувствуешь, – перевела Винтер. – Она говорит, что твои видения – что–то вроде побочного действия заклинания.

– Я чувствую себя прекрасно, – сказала Бобби.

Винтер перевела этот ответ Феор.

– Она будет сильнее, – произнесла та, – и станет меньше нуждаться во сне. Раны ее начнут заживать чрезвычайно быстро.

Винтер моргнула:

– Ты мне об этом не говорила!

– У меня не было времени, – ответила Феор.

Винтер медленно кивнула и повторила ее слова по–ворданайски. На лице капрала отразилось потрясение.

– Так эта штука до сих пор во мне? – Бобби оглядела себя. – И надолго?

Выслушав этот вопрос по–хандарайски, Феор покачала головой:

– Это было не просто исцеление. Обв–скар–иот соединен с нею и не покинет ее до самой смерти.

– Навсегда, – ответила Винтер Бобби. – Или во всяком случае до тех пор, пока ты жива.

В глазах Феор мелькнуло замешательство – словно она хотела что–то сказать, но не могла. Бобби уставилась на свои ладони. Затянувшееся молчание стало невыносимым, и Винтер не выдержала.

– Раз уж речь о тайнах, – сказала она, – думаю, тебя стоит посвятить в мою. Это было бы справедливо.

Бобби подняла на нее озадаченный взгляд:

– Твою тайну?

Винтер кивнула. У нее вдруг перехватило дыхание, и ей пришлось выдавливать из себя слова.

– Да. Мою. – Она собралась с духом. – Дело в том, что я…

– А! – перебила Бобби. – Женщина. Я знаю.

Винтер разом обмякла, чувствуя, как закипает внутри бессмысленный гнев.

– Знаешь?! Откуда? Неужели это известно всем и каждому?

Бобби примирительно вскинула руки:

– Нет–нет, ты ничем себя не выдала! Я бы в жизни не догадалась об этом, если б не знала. То есть… – Бобби склонила голову к плечу, сообразив, что ляпнула очевидную бессмыслицу. – Если б я заранее не знала, что ты женщина, я бы, глядя на тебя, этого даже не заподозрила.

Винтер застыла с открытым ртом. Гнев, закипавший в ней, сменился безмерным потрясением.

– Ты знала заранее?

– Не то чтобы знала, – поправилась Бобби, – скорее, слышала. Но как только попала сюда и увидела тебя, сразу подумала: «Это же она, иначе и быть не может!»

– Так ты… – Винтер осеклась и жестко глянула на девушку. – Где ты обо мне слышала? От кого?

– Точно уже не припомню, – ответила Бобби, – но в «Тюрьме миссис Уилмор» все до единого знают историю о Солдате Винтер.

После долгого молчания Винтер произнесла дрожащим голосом:

– Мне нужно выпить.

– У тебя же есть выпивка, – заметила Бобби.

– Мне нужно что–нибудь покрепче.

Выйти в коридор, отыскать служанку, сделать заказ – на все это потребовалось время, и, занимаясь этим, Винтер приложила все усилия, чтобы овладеть собой. За столик она вернулась почти спокойной, и голос ее только самую малость подрагивал, когда она спросила:

– Так ты была в «Тюрьме миссис Уилмор»?

Бобби кивнула:

– С тех пор, как мне сравнялось десять.

– И там слышали обо мне?

– Ну да, – сказала Бобби. – Это все равно что школьная легенда. Каждая новенькая рано или поздно ее услышит.

Вошла служанка, уже с другим подносом, на котором красовались три чистых глиняных кубка и лишенная этикетки бутыль с мутной жидкостью. Винтер схватила бутылку, наполнила кубок и тут же залпом осушила его. Крепкое пойло обожгло горло и комом ухнуло в желудок.

– И что говорится в этой легенде? – осведомилась она.

– Я слышала по меньшей мере с десяток версий, – сказала Бобби, – но все они сходятся в одном: что была воспитанница по имени Винтер и она сбежала из «тюрьмы», что до нее никому не удавалось. Одни рассказывали, что она обосновалась в столице и стала воровкой, другие – что бежала в провинцию и сделалась любовницей атамана разбойников, но большинство сходилось на том, что Винтер переоделась мужчиной и поступила на армейскую службу.

«Должно быть, Анна и Лия кому–то все выболтали. – Подруги клялись и божились, что унесут в могилу тайну ее побега вкупе с робкой мыслью навсегда ускользнуть из когтей миссис Уилмор, укрывшись в рядах армии. Впрочем, оглядываясь назад, Винтер понимала, что слишком многого ожидала от девочек–подростков. – На их месте и я, скорее всего, не смогла бы держать язык за зубами».

– Никогда не помышляла о том, чтобы стать любовницей разбойника, – бесцветным голосом проговорила Винтер. – Может быть, и зря.

– Когда я попала в Хандар, – сказала Бобби, – и тебя назначили нашим сержантом, я сразу подумала, что ты – та самая Винтер. Имя не то чтобы редкое, но мне подумалось, что это судьба. – Лицо девушки отчасти обрело прежнее, восторженно–пылкое выражение.

– Но как же ты сбежала?

– Я украла кошелек с деньгами из кабинета миссис Уилмор, – с гордостью сообщила Бобби. – А еще свела знакомство с одним из возчиков, которые доставляли в «тюрьму» продовольствие. Вскорости я уговорила его тайком вывезти меня наружу.

– Похоже, тебе побег дался легче, чем мне, – пробормотала Винтер. Бобби вспыхнула до корней волос. Заметив это, Винтер поняла, каким образом она уговаривала возчика, и покачала головой. – Прости. Я не нарочно.

– Мне не верилось, что я и вправду повстречалась с тобой, – продолжала Бобби с таким видом, словно с ее плеч сняли непомерную тяжесть. – Долго, очень долго я раздумывала, не стоит ли сказать тебе правду, но потом решила, что это слишком опасно. Ты сумела одурачить всех, и мне не хотелось бы оказаться тем человеком, который все испортил. Так что я просто оставила все как есть.

– В этих легендах, – проговорила Винтер, – упоминается еще о ком–нибудь, кроме меня?

– Не помню, – призналась Бобби. – Святые угодники, если б только я могла рассказать девочкам в «тюрьме», что встретилась с тобой! Сара бы лопнула от зависти.

Винтер отгоняла тень, которая неотступно маячила на краю сознания, – длинные рыжие волосы, зеленые глаза… «Разве может являться призрак того, кто вовсе не умер? – Чувствуя, как подкатил к горлу тугой комок, Винтер снова наполнила свой кубок. – Они ее даже не помнят!»

– Так, – произнесла она. – На сегодня, наверное, хватит тайн?

Бобби с легким удивлением глянула на нее:

– Я хотела спросить, как ты…

– Потом. Сейчас я намерена хорошенько надраться. Вы двое можете присоединиться ко мне. – Вспомнив о вежливости, Винтер повторила свои слова по–хандарайски.

Феор заглянула в свою кружку с пивом:

– Когда я жила на Памятном холме, нам, саль–ируск, запрещалось употреблять спиртное. Зато экмали были до него весьма охочи, и мне всегда было любопытно узнать, что же их так привлекает.

– Ну так валяй! – Винтер повернулась к Бобби. – А ты? Тебе когда–нибудь случалось напиваться вдрызг?

Бобби покачала головой, снова краснея:

– В «тюрьме» некоторые девочки тайком попивали, но я так никогда не поступала.

– Тот не солдат, кто ни разу не надрался! – заявила Винтер. – Пойду закажу нам вторую бутылку.

«И может быть, тогда, – прибавила она мысленно, – мне ничего не приснится».

Глава восемнадцатая

МАРКУС

После того как выпили за Адрехта, правила хорошего тона потребовали поднять тост за всех прочих капитанов, затем – за его величество короля, наследную принцессу, Последнего Герцога и, само собой, принца Эксоптера, чьим августейшим гостеприимством пользовался полк. Дальнейшие события Маркус помнил смутно, хотя точно был уверен, что Джен, заливаясь смехом, предложила добыть полковой реестр и выпить по отдельности за каждое имя в списке личного состава.

До этого не дошло, но содержимого в бутылке изрядно поубавилось, и у Маркуса хватило сил только на то, чтобы к исходу ночи добраться до своей комнаты. Джен, по–приятельски обхватив его одной рукой за плечи, предложила без церемоний остаться у нее, но Маркус не сомневался, что она попросту чересчур пьяна, чтобы осознать истинный смысл своего предложения.

Проснувшись утром, он обнаружил, что на удивление бодр и свеж, и более того – вдруг точно понял, как надлежит действовать. Маркус сменил потрепанную полевую форму на парадный мундир, заботливо отстиранный и выглаженный Фицем. В комнате его имелось зеркало, чудом уцелевшее при разграблении дворца. Маркус на минуту задержался перед ним, оглядел себя и остался доволен. До блестящего лейтенанта, едва покинувшего академию, ему было далеко, но по крайней мере он выглядел так, как положено офицеру ворданайской армии.

Фиц, безукоризненно опрятный, как всегда, ожидал в приемной, держа под мышкой пачку бумаг. Когда Маркус вышел в приемную, лейтенант четко откозырял. То ли отменный слух подсказал ему, что начальство уже на ногах, то ли он с самого с утра торчал перед дверью, словно сторожевой пес.

– Доброе утро, сэр.

– Доброе утро. – Маркус мельком глянул на бумаги. – Там есть что–нибудь действительно важное?

– Ничего срочного, сэр.

– Отлично. Тогда сунь их куда–нибудь и ступай со мной.

Фиц снова козырнул, положил бумаги на разбитый приставной столик, который Маркус использовал в качестве письменного стола, и двинулся вслед за капитаном.

– Могу я осведомиться, куда мы направляемся? – спросил он, пока Маркус вел его по запутанным, как лабиринт, коридорам дворца.

– Повидаться с полковником.

– Вот как! – По тону Фица невозможно было сказать, что он думает об этой идее.

Маркус всеми силами старался сохранить настроение, в котором пробудился. Джен была совершенно права. Даже если полковник не в духе, существуют вопросы, на которые необходимо получить ответ. Маркус усердно гнал из мыслей образ Януса, раздраженный огонек в серых глазах, саркастически приподнятую бровь. «В самом деле, капитан? Что ж, если вы не в состоянии позаботиться о таких мелочах лично…»

Маркус мысленно встряхнулся, оглянулся, желая убедиться, что Фиц, которого он прихватил с собой ради моральной поддержки, следует за ним, и свернул в последний коридор, ведущий к покоям полковника. К его изумлению, лейтенант остановился как вкопанный.

– Что–то не так?

Фиц покачал головой:

– Не знаю, сэр, но полковник потребовал, чтобы в этом коридоре поставили двух часовых, и я совершенно точно помню, что добавил этот пост в расписание дежурств.

– Какая рота дежурит сегодня? – спросил Маркус. Фиц, судя по всему, хранил весь график работ первого батальона в голове, занося его на бумагу исключительно ради удобства простых смертных.

– Рота Дэвиса, сэр.

– Вот и ответ, – мрачно заключил Маркус. – Напомни мне, когда вернемся, перекинуться с ним парой слов.

– Есть, сэр.

Маркус двинулся дальше, чувствуя, как иссякает бодрое утреннее настроение. Они находились в самых недрах дворца, и единственным источником света, помимо редких потолочных люков, были светильники со свечами, расставленные в глубоких стенных нишах. Маркусу показалось, что на подходе к покоям полковника расстояние между светильниками увеличилось и он словно спускается в царство теней.

Или не показалось. Ниша, располагавшаяся чуть дальше дверей в комнаты Януса, была пуста. Светильник валялся на полу, воск растекся по плитам, свечи погасли, и в этом отрезке коридора царил полумрак.

– Сэр, – встревоженно сказал Фиц, – что–то определенно не так. Я точно знаю, что на входе в комнаты полковника должна стоять охрана.

– Ты прав. – По спине Маркуса пробежали мурашки, и он положил руку на рукоять сабли. – Может быть, он куда–то вышел и взял охрану с собой?

– Возможно… – Фиц осекся, принюхался и указал рукой: – Туда!

Они пробежали мимо дверей полковника. Коридор за ними был заброшен и большей частью погружен в темноту, но на скорченном теле, которое заметил Фиц, вне сомнения, был синий ворданайский мундир.

– Святые угодники! – пробормотал Маркус, останавливаясь. Часовой, безжизненно обмякнув, лежал у стены, из его уха и с затылка стекали струйки крови и скапливались лужицей на полу. Брызги темной крови были видны и на самой стене – как будто часового ударили об нее изо всех сил. Выпавший из рук мушкет валялся неподалеку.

Фиц опустился на колени, но тут же выпрямился.

– Он мертв, сэр.

– Вижу, – отозвался Маркус, лихорадочно соображая. – Вот что – беги в казармы, возьми всех, кого сможешь собрать за пять минут, и возвращайся сюда. Понял?

– Так точно, сэр, но…

– Я проверю, что с полковником. – Маркус обнажил саблю. – Бегом!

Дверь в покои полковника была приоткрыта, и в проеме блестело что–то металлическое. Маркус не сразу распознал засов, вместе со всем крепежом выдранный из глухой каменной стены.

«Что за дьявольщина здесь творится?» Маркус, выставив перед собой саблю, толкнул дверь ногой. За дверью находилась прихожая, которую Янус использовал как кабинет; другие двери вели из прихожей в спальню, столовую и комнату слуги. Большую часть кабинета занимал огромный шаткий стол, треснувший пополам оттого, что на него упало тело второго часового, лицо которого было искажено и почернело от удушья, горло превратилось в сплошной лиловый кровоподтек.

Маркус сделал глубокий вдох, острие его сабли подрагивало. Капитан подумал, не подать ли голос, но если убийцы – а кто еще это мог быть? – еще здесь, он только привлечет к себе внимание. А если они сделали свое дело и ушли? Такой исход казался немыслимым, но у Маркуса пересохло во рту.

Дверь в спальню была полуоткрыта. Маркус, стараясь ступать как можно бесшумнее, подобрался к ней – и застыл, услышав доносящиеся изнутри голоса. Первый, к его безмерному облегчению, принадлежал Янусу.

– Я ожидал чего–то подобного, – говорил полковник по–хандарайски.

Второй голос, незнакомый и молодой, отвечал со зловещей любезностью:

– В таком случае ты глупец, если не раздумывая отправился навстречу собственной смерти.

– Это ваша Мать глупа, если полагает, что, убив меня, что–то изменит.

Маркус так же бесшумно двинулся дальше. В проеме между дверью и косяком он различил синее пятно – по всей видимости, мундир Януса, стоявшего у дальней стены комнаты.

– Ты ничего не понимаешь. Еще один из длинной череды глупцов, которые полагали нас легкой добычей и обнаружили, что ошибались.

– Времена изменились. Искупители…

– Искупители ничего не изменили. Подобные им прихлынут, затем отхлынут, точно волны на морском берегу. Все они – ничто. Мать вечна.

– Последний Герцог с этим не согласен. Понтифик Черных, как я подозреваю, тоже.

– Гадж рахкса анн! – Маркус не знал, что это означает, но хандарай произнес эти слова с омерзением, точно сплюнул. – Если ты – лучший, кого он мог призвать, стало быть, его орден воистину измельчал.

Послышался звук шагов, и в поле зрения Маркуса появилась, перекрывая обзор, обтянутая бурой тканью спина человека, который двигался между ним и Янусом. Вряд ли ему подвернется лучший шанс, да и Маркус не выжил бы за эти пять лет в Хандаре, если б позволял себе исключительно честный бой. Он пинком распахнул дверь и сделал выпад, которым мог бы гордиться его старенький учитель фехтования. Лезвие сабли вошло меж лопаток молодого хандарая…

Вернее, должно было войти. В тот самый миг, когда Маркус начал двигаться, незнакомец немыслимо быстро крутнулся на месте. Маркус мельком увидел безволосую голову и тонкий рот, растянутый в безрадостной усмешке. Одна из рук незнакомца взметнулась с проворством змеи, и ребро ладони за долю секунды до удара обрушилось на плоскость сабли. Раздался резкий оглушительный звон о камень. Клинок обломился ровно на треть, и острый осколок ударился о стену с такой силой, что посыпались искры. Затем подпрыгнул и, неистово вращаясь, пролетел через всю комнату, между тем как Маркус остолбенело таращился на обломок клинка, торчавший из рукояти.

Глаза его еще отчаянно отказывались верить тому, что видели, но тело, подхлестнутое чутьем, само отпрянуло назад, когда рука незнакомца вновь пришла в движение, почти небрежно нанося удар слева, который прорезал воздух, словно пушечное ядро. Маркус попятился, зашатался, теряя равновесие, и налетел спиной на сломанный стол в прихожей. Незнакомец размытым пятном промелькнул перед ним, и только отчаянный нырок в сторону помог Маркусу увернуться с его пути. С оглушительным, как разрыв снаряда, грохотом край стола разлетелся фонтаном щепок.

Маркус упал на пол, перекатился и уткнулся в потрепанный диван. Обломок сабли он выронил еще раньше и сейчас попытался сдернуть с пояса нож, но не успел – хандарай уже прыгнул на него. Маркус вновь откатился, уходя от столкновения, но на сей раз незнакомец это предвидел, и движение Маркуса прекратила ловко подставленная нога.

– Прощай, расхем! – прошипел хандарай, но, прежде чем капитан успел хотя бы дрогнуть, безволосый убийца исчез из поля зрения, отскочив быстрее, чем мог уловить взгляд. Над головой Маркуса сверкнула сталь, а затем опять раздался сокрушительный грохот, с каким врезается в цель осадный таран.

Встряска придала капитану сил подняться на колени, хотя каждый вздох до сих пор давался с трудом. В прихожей был Янус, сжимавший в руке шпагу, – это его атака вынудила убийцу увернуться. Ответный удар хандарая должен был припечатать полковника к дверному косяку, но Янус отклонился вбок, и кулак убийцы врезался в косяк с такой силой, что старинный песчаник дал трещину. При этом полковник успел полоснуть шпагой по боку противника. Тонкий клинок рассек рубаху, и вокруг прорехи заалела яркая кровь.

«По крайней мере его можно ранить». Маркус, шатаясь, поднялся на ноги, а незнакомец меж тем снова, уже с большей осторожностью, атаковал Януса. Он стремился проделать со шпагой полковника то же, что проделал с саблей Маркуса, – переломить ее сильным ударом, но проворный клинок остался за пределами досягаемости и, очертив круг в воздухе, оцарапал до крови рукав противника. Третья неудачная попытка, судя по всему, разъярила хандарая, и он, схватив ближайший стул, швырнул его в полковника, точно мяч. Янус увернулся – и тут же вынужден был броситься на пол, спасая свою жизнь, потому что вслед за стулом уже несся в атаку сам убийца.

Маркус огляделся в поисках хоть какого–то оружия. Наиболее подходящим ему показалась украшенная причудливым узором лампа, и капитан уже потянулся к ней, когда кто–то прошептал ему на ухо:

– Быть может, вам пригодится вот это, сэр?

Маркус посмотрел через плечо и увидел, что рядом с ним примостился на корточках Огюстен. Он держал в каждой руке по пистолету. Это были изящные безделушки из отполированного дерева, с серебряной чеканкой, но, что гораздо важнее, – заряженные и со взведенными курками. Без лишнего слова он схватил пистолеты.

– Осторожней, сэр, – предупредил Огюстен. – Чувствительные курки.

Маркус уже разворачивался с пистолетами в обеих руках. Янус выиграл несколько секунд, нырнув под сломанный стол, но незнакомец отшвырнул этот стол без малейшей натуги, точно дешевую игрушку. Когда он зашагал вперед, Маркус тщательно прицелился и даже сумел усмехнуться.

– Прощай, демон! – проговорил он, но эти слова потонули в грохоте пистолетного выстрела, который в замкнутом пространстве комнаты прозвучал сокрушительно громко.

Хандарай развернулся так резко, словно его ударили кулаком в плечо, и пошатнулся. Маркус бросил разряженный пистолет, перекинул другой в правую руку… и тут у него отвисла челюсть, потому что он не верил собственным глазам. Убийца поднял сжатую в кулак руку. Из кулака медленно капала кровь. Когда хандарай разжал пальцы, Маркус услышал, как с едва слышным звоном отскочила пистолетная пуля. «Он поймал ее», – подумал капитан.

– Ложитесь, сэр!

Маркус успел узнать голос Фица. Ни секунды не раздумывая, он бросился на пол и зажал руками уши. Грохот выстрелов, намного оглушительней первого, разорвал воздух, и Маркус услышал оголтелый свист пуль и цоканье рикошетов. За ними последовал жуткий – словно раздирали что–то – звук, пронзительный вопль, и постепенно наступила тишина.

Маркус осторожно поднял голову. Больше десятка солдат стояли по обе стороны наружной двери, и мушкеты у них в руках еще дымились. В коридоре за самым порогом лежал в луже ярко–алой крови еще один солдат – его рука вместе с изрядным куском плеча была оторвана начисто. Позади него прижался спиной к стене Фиц, и глаза у него округлились, как плошки. Убийца исчез бесследно.

К немалому изумлению Маркуса, сам он оказался невредим – по крайней мере, на первый взгляд. Он обнаружил, что Янус тоже способен встать на ноги без посторонней помощи. Взгляд, который полковник вперил в капитана, выражал почти сожаление.

– Сэр, – проговорил Маркус, когда обрел дар речи, – вы не ранены?

– Не думаю, капитан. – Янус бросил шпагу на пол и дотошно ощупал себя. – Нет, не ранен.

– Фиц! – окликнул через плечо Маркус. – У тебя все в порядке?

– Так точно, сэр!

Обычно невозмутимому лейтенанту хватило двух–трех секунд, чтобы полностью взять себя в руки. «У него даже голос не дрожит», – с легкой завистью подумал Маркус.

– Кто–нибудь еще ранен?

– Боюсь, что капрал Дентроп мертв, сэр, – ответил Фиц. – Больше никто из нас не пострадал.

– Ладно. – Маркус едва не отшвырнул прочь второй пистолет, но в последний момент спохватился, что тот заряжен. Тогда капитан осторожно опустил курок и повернулся к дверному проему. – Нужно будет отправить посыльных во все дежурные роты. Запереть все ворота, выставить кордон у наружной стены и…

– Нет, – прозвучал у него за спиной голос Януса.

– Что?! – набросился Маркус на полковника. – Со всем уважением, сэр, но это было покушение на убийство. И оно едва не увенчалось успехом. Нельзя же просто дать этому негодяю уйти…

– Солдаты не смогут его задержать, – сказал Янус. – И я предпочту не терять тех, кто попытается это сделать.

Маркусу хотелось заорать во все горло. В глубине души он до сих пор был потрясен невероятностью случившегося и пониманием того, что Янус явно знал что–то и не помышлял этим знанием делиться. Маркус едва сдерживался, чтобы не схватить полковника за грудки и трясти до тех пор, пока тот не объяснит, что, черт возьми, происходит. Годы, проведенные в жестких рамках армейского этикета, схлестнулись с разнузданным порывом чувств, и Маркус стиснул кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Сэр, – услышал он напряженный голос Фица, – это еще не все. Нижний город горит.

– Горит?!

Эта весть остудила растущий гнев Маркуса, как ведро ледяной воды. Капитан достаточно долго прожил в Эш–Катарионе, чтобы проникнуться страхом, который жители столицы питали к пожарам. Построенный в основном из сухого дерева и глины, смешанной с камышом, город представлял собой идеальное огниво. Местные дома так тесно лепились друг к другу, что вспыхнувший огонь остановить было почти невозможно.

Запрет на применение огня в качестве оружия был единственным правилом, которое соблюдали все без исключения, даже уличные шайки. В большинстве своем хандараи обходились дома без свечей или ламп, а еду стряпали в выложенных камнем костровых ямах, так что опасность случайного возгорания была невелика. И все равно каждые два–три десятка лет целые кварталы Нижнего города выгорали дотла. Среди местных аристократов, живших за каменными стенами, которые служили действенной преградой огню, подобные происшествия именовались «алым цветением Эш–Катариона», и знатные горожане собирались на крышах домов, чтобы выпить и полюбоваться на красочное зрелище.

– Где горит? – быстро спросил Маркус. – Огонь сильный?

Пожарной службы как таковой в Хандаре не существовало, но, может быть, Первый колониальный сумеет что–то предпринять.

– Сильный, – ответил Фиц. – Наши часовые на стенах доложили, что на западной окраине города занялись почти одновременно четыре пожара. Ветра почти нет, но вы же знаете, как быстро в таких случаях распространяется огонь. Я отправил посыльных ко всем нашим патрулям в Нижнем городе.

– Хорошо. – Маркус повернулся к полковнику. – Сэр, четыре пожара одновременно – наверняка дело рук противника. Возможно, это прикрытие для мятежа, который…

К его изумлению, Янус улыбался. Не обычной своей улыбкой, которая возникала на крепко сжатых губах и тут же исчезала, а безудержной, почти безумной ухмылкой.

– Можете идти, лейтенант. Мы с капитаном скоро к вам присоединимся.

Взгляд Фица метнулся от полковника к Маркусу, и тот едва заметно кивнул. Лейтенант козырнул и погнал в коридор ошалелых солдат, в руках у которых до сих пор дымились мушкеты. Едва они скрылись из виду, Янус стремительно развернулся к Маркусу:

– Разве не ясно, капитан? Они еще здесь!

– Не понимаю, о чем вы.

– Имена! Когда мы нашли хранилище пустым, я решил было, что их вывезли из города еще несколько месяцев назад. При том что их могли спрятать в любом уголке Десола, нам пришлось бы потратить на поиски десятки лет. Но теперь…

Маркус нахмурился:

– Почему вы считаете, что их и впрямь не вывезли?

– Вспомните о пожарах! Дело рук противника, сказали вы – и проявили похвальную интуицию. Однако с чего бы искупителям поджигать город?

– Чтобы добраться до нас, полагаю… – Маркус осекся, увидев, как Янус нетерпеливо махнул рукой.

– Нет–нет! Они наверняка знают, что мы стоим во Внутреннем городе. Огонь причинил бы нам некоторые неудобства, но уж верно не погубил бы. Такое могло бы прийти в голову фанатику–одиночке, но четыре пожара одновременно? Не верю.

– Что же тогда?

– Прикрытие. Вы сами произнесли это слово. Пожар не даст нам выйти из–за стен, а они тем временем беспрепятственно вывезут сокровище. – Безумная ухмылка Януса таяла на глазах, лоб прорезали глубокие морщины.

– Но… – Маркус попытался следовать этой цепочке рассуждений, свято уверенный, что где–то в ней таится изъян. – С чего вы вообще взяли, что эти пожары имеют какое–то отношение к вашему древнему сокровищу?

Янус изогнул бровь.

– Странно, что вы, капитан, не пришли к тому же выводу. В конце концов, именно вы, и никто другой, спасли мою жизнь от подосланного ими убийцы.

– Возможно, – согласился Маркус, – но…

– Как по–вашему, обычный человек может двигаться с такой немыслимой скоростью или наносить такие мощные удары? Смог бы обычный человек поймать пулю на лету? – Развернувшись на каблуках, Янус ткнул пальцем в трещину на каменном косяке двери. – Вам известен хоть один обычный человек, который способен голыми руками ломать камень?

– Я не знаю, что я видел, – сказал Маркус, уклоняясь от прямого ответа.

– Все вы знаете, – бросил Янус с беглой усмешкой, – просто вы еще не готовы поверить доводам собственного разума. Я, капитан, верю своему разуму, и он говорит мне, что сокровище Короля–демона существует. Теперь мы должны действовать без промедлений, чтобы добыть его во исполнение воли нашего монарха. И, – прибавил он после минутного размышления, – уберечь это сокровище от рук Последнего Герцога.

ВИНТЕР

Проснувшись, Винтер поняла, что затылок у нее раскалывается от боли, во рту стоит вкус сточной воды, а тело требует немедленно посетить уборную.

Бобби лежала рядом, прильнув к Винтер и положив голову ей на плечо. Феор спала в углу напротив, как котенок, свернувшись клубком на груде подушек.

Винтер вывернулась из объятий Бобби – та пробормотала что–то, но не проснулась – и обнаружила, что у нее затекла нога. Винтер тихонько пошлепала по ней, стараясь хоть как–то пробудить к жизни упрямую конечность, и поковыляла в коридор. Обычай хандараев пользоваться большими общими ночными горшками в прошлом уже доставлял Винтер серьезные неприятности. По счастью, в этот ранний час глазеть на нее было некому. От души облегчившись, она ощупью добралась в полумраке коридора до комнатушки, в которой провела ночь со своими юными спутницами.

Кое–что ей все–таки приснилось, но эти сны были странные, бессвязные. В них, само собой, присутствовала Джейн, но, кроме нее, еще и капитан Д’Ивуар, сержант Дэвис и кто–то еще – Винтер уже не могла вспомнить. Что бы ни происходило в этих снах, память о них улетучивалась с каждой секундой.

Открыв Бобби свою тайну, Винтер хотела тем самым отвлечь девушку от мрачных размышлений о том, что с ней произошло, – и замысел удался даже слишком блестяще. Бобби и Феор с умеренным воодушевлением приступили к выпивке – и очень скоро все разговоры о магии и миссис Уилмор были забыты, по крайней мере на время. Винтер, несмотря на всю свою браваду, никогда не была завзятой выпивохой. Всегда оставалась опасность, что, захмелев, она нечаянно выдаст себя. Общество людей, которые уже все знали, удивительным образом раскрепостило Винтер, и, когда накатившая было хандра отступила, девушка с удовольствием ударилась в загул.

Сейчас–то, конечно, удовольствия изрядно поубавилось. Тщетно протирая глаза, Винтер гадала, возможно ли добыть в этом заведении холодной воды – кружку, а еще лучше ведро. Раздвинув тряпичную занавеску, она заглянула в комнату и обнаружила, что Бобби перевалилась на другой бок и мирно похрапывает у стены, а Феор…

Феор уже поднялась на ноги. Глаза ее были открыты, но смотрели как–то странно, как будто хандарайка вглядывалась в нечто далекое, находящееся за стенами таверны. Отрешенный взгляд скользнул по Винтер, но девушка словно не заметила ее.

– Феор! – позвала Винтер шепотом, стараясь не разбудить Бобби. – Что случилось?

Губы хандарайки беззвучно шевелились. Винтер шагнула в комнату, хотела взять Феор за плечо, но едва проход освободился, та сорвалась с места, оттолкнула протянутую руку Винтер и, взметнув занавеску, стремглав вылетела в коридор. От неожиданности Винтер на миг остолбенела, вслушиваясь в дробный топот удаляющихся шагов, а потом от души выругалась.

– Бобби! – рявкнула она. – Подъем!

Глаза капрала тотчас распахнулись, и она, зевнув, села.

– Что такое, сэр? Разве я не…

– Шевелись! – бросила Винтер. – Феор ушла. Надо догнать ее, пока она не попала в беду.

– Есть, сэр!

Бобби резво вскочила на ноги – армейская выучка взяла верх над похмельной вялостью – и вслед за Винтер выбежала в коридор. В соседних комнатах завозились разбуженные постояльцы, кое–где раздались возмущенные крики, но Винтер не обратила них внимания. В общем зале было темно и пусто, Феор ни следа, и Винтер, проскочив через него, вылетела на предрассветную улицу.