Текст книги "Тысяча Имен"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

По счастью, хандарайка не свернула ни в один из запутанных проулков, которыми был источен весь Нижний город. Даже в этот ранний час народу на улице хватало – в основном торговцы и носильщики, доставляющие заказы. В хлопотливой суете, которая с каждой минутой приумножалась, Винтер разглядела Феор – та скорым шагом двигалась вперед, углубляясь в недра трущоб, все дальше от ворот во Внутренний город.

Только через три улицы Винтер и Бобби сумели нагнать ее, локтями прокладывая себе дорогу в предутренней толпе. Винтер, тяжело дыша, схватила Феор за здоровую руку и рванула к себе, вынуждая остановиться. С каждым вздохом голова раскалывалась от боли, а горло саднило так, словно его надраили наждачной бумагой. «Зверя мне в зад! И чья же это была блестящая идея?»

Феор обернулась, и миг спустя ее отрешенный взгляд обрел осмысленность.

– Что с тобой? – спросила Винтер. – Что случилось?

– Она здесь, – нетерпеливо проговорила Феор. – Пожалуйста, отпусти меня.

– Кто здесь? Куда ты идешь?

– Мать. Я должна ее отыскать. – Феор посмотрела в ту сторону, куда так поспешно направлялась. – Я чую ее.

– Мать? – Винтер все еще хватала ртом воздух. – Но я думала… ты же сказала…

– Я должна пойти к ней, – сказала Феор. Она оглянулась на Винтер, и стало видно, что глаза ее полны слез. – Прошу тебя. Ты не понимаешь.

– Что происходит, сэр? – окликнула Бобби.

Винтер глянула на капрала. Поразительно, но девушка явно куда меньше страдала от последствий ночного кутежа. Она даже не запыхалась.

– Она считает, что нашла свою Мать, – сказала Винтер по–ворданайски. – Не настоящую мать, конечно, а главу их ордена, или что–то в этом духе. И теперь хочет пойти к ней.

Феор снова дернула руку, пытаясь вырваться. Винтер прикусила губу, не зная, как поступить.

– Нам нельзя здесь стоять, – сказала Бобби.

Быстро оглядевшись по сторонам, Винтер убедилась, что девушка права. Троица оказалась в центре всеобщего внимания, взглядов, устремленных на нее, все прибывало, и выражение смугло–серых лиц никак нельзя было назвать дружелюбным. То ли местные жители решили, что два солдата пристают к их соотечественнице, то ли им хватало огульной нелюбви к чужеземцам – но в любом случае дело грозило принять неприятный оборот.

– Нельзя отпускать ее невесть куда одну, – решила Винтер. – Я пойду с ней, а ты…

– Я пойду с вами, – перебила Бобби и улыбнулась. – К тому же я считаю, что вместе нам будет безопасней.

Сил на споры у Винтер не было, да она и сомневалась, что так уж хочет спорить. Она вновь повернулась к Феор.

– Мы идем с тобой, – сказала Винтер. – И никаких возражений.

Феор озадаченно моргнула, затем покачала головой:

– Мать не станет…

– Я сказала – никаких возражений. И пошли уже, хватит тут торчать.

Хандарайка поколебалась, затем коротко кивнула и споро зашагала дальше, а Винтер с Бобби последовали за ней по пятам.

– Далеко нам идти? – окликнула Винтер.

– Недалеко, – ответила Феор. Брови ее были сосредоточенно сдвинуты. – Думаю, она движется. И с ней другие – там, вот за этой улицей…

Она осеклась, подняла голову. Винтер проследила за ее взглядом. Небо над городом едва заметно розовело. Вначале Винтер решила, что это заря. Потом разум, слегка затуманенный похмельем, напомнил ей, что они идут на запад, оставив Внутренний город за спиной. Зарево на глазах становилось ярче, и вот уже Винтер различила, как в предутренних, еще не развеявшихся сумерках поднимаются к небу струйки дыма.

«Пожар!» – сообразила она. Со всех сторон уже доносились тревожные крики. Пожар был извечным страхом всех без исключения жителей Нижнего города.

– Сэр!

Круто развернувшись, Винтер успела увидеть, как Феор целеустремленно двинулась дальше – прямо в сторону пожара. Размышлять было некогда. Бобби, топоча ногами, уже бросилась за Феор. Винтер стиснула зубы, борясь с болью в затылке, и побежала следом.

В первые минуты им пришлось пробиваться через нахлынувший внезапно людской поток. Гонимые первыми признаками пожара, обитатели Нижнего города высыпали из своих жилищ, словно тараканы, волоча кто детей, кто узлы с пожитками. Никто даже не пытался бороться с огнем, и в огромной толпе было на удивление мало смятения и испуганных криков. То была минута, к которой эти люди готовились всю свою жизнь, и сейчас они молча, с неумолимой решимостью спасались бегством.

Толкая со всех сторон, толпа отшвырнула Винтер на пару шагов назад и разделила с Бобби. В панике девушка озиралась по сторонам и наконец заметила, что капрал укрылась в проеме между двумя деревянными домами. Винтер пробивалась к ней, орудуя локтями с такой силой, что едва не сшибала людей с ног, и в конце концов сумела вырваться из основного потока.

– В такой толпе нам ее не найти! – прокричала она на ухо Бобби. – Может, на крышах…

И осеклась, потому что людское половодье схлынуло так же внезапно, как появилось. На опустевшей улице осталась лишь горстка народа – либо самые медлительные, либо те, кого в суматохе сбили с ног или оглушили. Винтер разглядела Феор, которая вопреки всему ухитрилась продвинуться против течения толпы и сейчас была уже в самом конце улицы. Винтер указала на нее Бобби, та кивнула, и девушки вновь побежали.

Огня еще не было видно, но зарево, безусловно, становилось ярче, и Винтер чуяла запах древесного дыма. Феор завернула за угол в нескольких ярдах от них. Винтер едва не столкнулась с двумя молодыми хандараями, которые вели под руки глубокого старика. В последнюю секунду она успела увернуться с их дороги и, не обращая внимания на косые взгляды, понеслась дальше. Бобби опередила ее на пару шагов, но, добежав до угла, остановилась так внезапно, что Винтер едва не врезалась и в нее.

Улица, на которую они свернули, оказалась короткой, всего двадцать или тридцать ярдов, и упиралась в перекресток. Судя по тому, сколько девушкам пришлось пробежать, сейчас они приблизились вплотную к самой окраине города. Зарево здесь было значительно сильнее, и Винтер разглядела пляшущие в небе языки пламени. Правда, все они были далеко, и Винтер сообразила, что видит два пожара – один пылает по правую руку от нее, другой слева. Прямо впереди, по направлению к выходу из города, ночь оставалась все такой же темной.

На улице стояли люди – больше десятка. Все в белых рубахах, грязно–белых штанах и в длинных черных плащах с капюшонами. Полы плащей особым, хитроумным способом были подвязаны к поясу, чтобы ничего не мешало двигаться. Все сжимали в руках обнаженные сабли, широкие и короткие, с расширяющимся к основанию клинком – типичное оружие десолтаев. Это были молодые мужчины, бородатые, с черными волосами и лицами заметно более темного оттенка, нежели у городских жителей. Лицо одного из них скрывала серая маска, совершенно гладкая, если не считать пары отверстий для глаз.

Винтер поняла, кто перед ней, хотя никогда не видела этого человека лично. Всякому, кто служил в Первом колониальном полку, довелось слышать о Малике дан-Белиале, Стальном Призраке Большого Десола. Еще задолго до Искупления он причинял немало хлопот принцу и его союзникам–ворданаям. Говорили, он то ли колдун, то ли заключил сделку с демонами. Винтер всегда пренебрежительно отмахивалась от этих баек – но сейчас, оказавшись прямо перед безликой зловещей маской, она припомнила колдовское сияние, возникшее под ладонями Феор, и усомнилась в своем отношении. Впрочем, сейчас Стальной Призрак и не нуждался в помощи демонов. При нем десяток вооруженных людей, а у них с Бобби только ножи. Винтер встала как вкопанная и с бьющимся сердцем огляделась в поисках Феор.

Одно из зданий, выходивших на улицу, представляло собой старинную, изрядно обветшавшую каменную постройку – просто стена вокруг внутреннего двора, позади которого виднелись более современные строения из дерева. Кустарные ворота этого памятника старины были распахнуты, и из них выходила небольшая процессия.

Первым шел огромный лысый человек, в котором Винтер распознала одного из экмалей, слугу–евнуха наподобие того, который когда–то сопровождал Феор. Вслед за великаном двигалась старуха, под потрепанным серым балахоном с ног до головы закутанная в белое полотно. Старуху поддерживал под локоть мальчик лет четырнадцати–пятнадцати, тоже совершенно лысый. Рядом с женщиной шагал еще один человек, похожий на телохранителя.

За этой троицей следовала повозка о четырех колесах, взамен оглобель – длинные деревянные шесты спереди и сзади. На шестах имелись поперечины, позволявшие вручную переносить груз, и именно этим были заняты восемь носильщиков – четверо впереди повозки, четверо сзади. Эти люди были одеты как обычные хандарайские рабочие, но размеренная ровная поступь выдавала в них давнюю привычку к слаженным действиям. За каждым из носильщиков тянулась, медленно рассеиваясь, тонкая струйка белого дыма – как будто все они разом что–то курили, – и Винтер уловила слабый запах жженого сахара.

При виде незваных гостей старуха и ее свита отступили в сторону, пропуская носильщиков. Повозка медленно проплыла мимо десолтаев и двинулась дальше по улице, направляясь к окраине города. Опираясь на своего юного спутника, женщина осторожно ступила к Феор. Пустынные разбойники неуверенно переглянулись.

Стальной Призрак что–то сказал, но так тихо, что Винтер не смогла различить ни слова. Старуха ответила, и ее хандарайская речь прозвучала скрипуче, но внятно:

– Ими мы займемся позднее. – Она не сводила глаз с Феор. – Вначале мне надобно приветствовать мою бедную заблудшую овечку.

– Мать! – Феор, всхлипывая, упала на колени и простерлась ниц в пыли перед старухой. – Мать, я молю о прощении!

– Ну–ну, успокойся, – хмыкнула старуха отнюдь не успокаивающим тоном. – Все будет хорошо, дитя мое. Тебя долго не было с нами.

Феор, все так же не поднимая головы, промолчала. Старуха посмотрела на двух ворданайских солдат. Лицо ее под низко опущенным капюшоном оставалось невидимо, но концы бинтов, свисавшие на грудь, колыхались при каждом движении.

– А это твои друзья? – проговорила она. – Приведите их сюда.

Эти слова положили конец колебаниям Винтер: «Пора сматываться! – Она не хотела бросать Феор, но им с Бобби вдвоем никак не спасти девушку от десятка вооруженных мужчин. – Может, я смогу привести взвод–другой и перехватить их…»

Она поймала Бобби за руку, развернулась к выходу с улицы… и оцепенела. Путь им преграждал тот самый юноша, которого Винтер сочла телохранителем, лысый, как и все прочие, но ладно сложенный и явно небезобидный. Винтер не слышала, как он подошел. Юноша поднял руки, с его ладоней медленно капала кровь.

– Нет, не надо! – услышала Винтер крик Феор. – Молю тебя, Мать, отпусти их! Они спасли меня!

– В самом деле?

– Сэр, – едва слышно сказала Бобби, – я рвану налево, вы направо, и кто–нибудь из нас сумеет ударить его сзади. Сабли у него нет.

Юноша улыбнулся, глядя на них. Винтер судорожно сглотнула.

– Не думаю, что это будет разумно, – ответила она Бобби.

– Но…

Шаги, раздавшиеся сзади, оборвали спор. Три десолтая неспешно подошли к ним и вместе с телохранителем повели девушек по улице. Повозка все так же уплывала вдаль, и прочие десолтаи, в том числе Стальной Призрак, ушли вместе с ней. Остались старуха и Феор, которая что–то быстро говорила вполголоса. Винтер уловила несколько слов – хандарайка рассказывала о том, что с ней приключилось, то и дело запинаясь и сбиваясь от спешки.

В какой–то момент старуха вдруг вперила пронзительный взгляд в Бобби. Винтер, державшая руку на плече капрала, почувствовала, что девушка оцепенела.

– Она… – Бобби прижала ладонь к виску. – В ней что–то есть, я чувствую… что–то неладное.

Феор закончила рассказ и снова простерлась ниц. Старуха словно не замечала ее, целиком сосредоточив внимание на ворданайках. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал еще менее приязненно, чем прежде:

– Я полагала тебя более благоразумной, дитя мое.

– Я не видела иного пути. Я была у них в долгу.

– Нет и не может быть долга чести перед еретиками! – отрезала старуха. – Расхемы бесчестны.

– Мать, прости меня! – Феор уткнулась лбом в землю. – Умоляю! Будь милосердна!

– Милосердна, – почти задумчиво повторила старуха. И издала резкий харкающий звук. – Не могу. Обв–скар–иот должен быть вызволен для кого–то более достойного.

– Я принимаю твой суд, – проговорила Феор, – но эти двое…

– Расхемы. Если мы их отпустим, они угодят в силки интригана Орланко. Нет. – Она покачала головой. – Я дарую тебе милость быстрой смерти. Онвидаэр, займись этим. – Голова в капюшоне качнулась в сторону удалявшейся повозки. – Мы отстали. Акатаэр, со мной.

– Мать! – Феор вскинула голову, и голос ее зазвенел от боли, но старуха уже повернулась к ней спиной. Юноша по имени Онвидаэр встал на ее место, а трое десолтаев подступили ближе к Винтер и Бобби.

«Трое. – Мысли Винтер лихорадочно метались. Должен быть хоть какой–то выход. Наверняка. – Развернуться и перехватить руку того, что ближе всех?» Если он недостаточно бдителен, она даже могла бы вырвать у него саблю, да что толку – фехтовать она не умеет. А Бобби останется безоружной против двух других.

Тугой ком каменел в груди, мешая дышать. Едва старуха скрылась из виду, Феор медленно поднялась на ноги и встала перед Онвидаэром. Она была на голову ниже юноши, однако смотрела на него одновременно с вызовом и с чувством, которое Винтер не могла распознать. Словно этих двоих соединяло нечто невидимое и неосязаемое.

Феор схватила ладонь Онвидаэра и направила к своей шее. Приподняла подбородок, чтобы его пальцам проще было сомкнуться на ее горле. Наступила долгая оцепенелая тишина.

И Онвидаэр безвольно уронил руку.

– Не могу, – удивленно проговорил он.

– Ты должен это сделать, – сказала Феор. Горло ее было измазано кровью с ладоней Онвидаэра. – Она почует мою смерть. Она должна почуять мою смерть.

Онвидаэр покачал головой:

– Не могу.

Один из десолтаев выступил вперед.

– Я возьму это дело на себя, если пожелаешь, – сказал он. Тон его был учтив, однако юноша ожег его взглядом, словно ядовитое насекомое.

Теперь за Винтер следили только два десолтая. Она подобралась.

– Прошу тебя, Онви. – Феор закрыла глаза. – Так судила Мать. Я принимаю свою участь.

Онвидаэр на миг поджал губы, затем, похоже, решился. Десолтай, вызвавшийся убить Феор, открыл рот, но не успел сказать ни слова. Юноша сделал шаг вперед, и рука его прянула к виску кочевника. Раздался треск костей, и десолтай, оторвавшись от земли, рухнул бесформенной грудой в уличную пыль.

Два других десолтая закричали, вскинув сабли, но Онвидаэр двигался так стремительно, что превратился в размытый силуэт. Он схватил руку с саблей, вывернул без малейших усилий – снова затрещали кости – и нанес кулаком удар в грудь. Что–то хрустнуло, и десолтай пошатнулся. Он еще падал, когда Онвидаэр метнулся за спину третьему кочевнику, ухватил обеими руками его голову и одним рывком свернул ее.

Оба десолтая беззвучно осели наземь. Феор, до сих пор смотревшая туда, где только что стоял Онвидаэр, дрожала всем телом.

– Тогда отпусти их, – проговорила она, – но Мать должна почуять мою смерть.

– Нет! – вырвалось у Винтер.

– Должна! – настойчиво повторила Феор, повернувшись к Онвидаэру и глядя ему в лицо. – Иначе вместо меня умрешь ты.

Лицо юноши исказилось смятением. Он вяло поднял руку, но тут же уронил. Феор, раздосадованно покачав головой, наклонилась за саблей одного из убитых десолтаев.

– Подождите! – выпалила Винтер, торопливо соображая. – Просто подождите, хорошо?

Онвидаэр повернулся к ней, явно только сейчас осознав, что она говорит по–хандарайски.

– Появился ворданайский патруль, – сказала Винтер. – Десять человек… нет, двадцать, – поправилась она, вспомнив, с какой скоростью двигался Онвидаэр. – Ты еле вырвался.

В глазах Феор заблестели слезы. Онвидаэр склонил голову к плечу, обдумывая слова Винтер.

– Патруль, – произнес он. – Шел за вами.

Винтер горячо кивнула, но Феор вновь покачала головой:

– Тебя все равно накажут!

– Накажут, но не убьют, – сказал Онвидаэр. – Выдержу.

– Но я…

– Ступай, – произнес он, мягко отнимая у Феор десолтайскую саблю. – Забирай своих друзей и уходи. Уходи и больше не возвращайся. Никогда.

Феор упала на колени:

– Н-никогда…

Онвидаэр поднял взгляд на Винтер:

– Ты позаботишься о ней?

– Да, – ответила Винтер без тени колебаний.

– Хорошо. Не вынуждай меня пожалеть, что оставил тебя в живых.

С этими словами он повернулся и побежал вдогонку за своей госпожой большими плавными скачками, которые несли его куда быстрее, чем полагалось человеку. Винтер, Бобби и Феор остались одни с тремя убитыми десолтаями.

Языки огня в небе поднимались все выше. Винтер поборола бессознательное желание свернуться в комочек и спрятаться. Вместо этого она шагнула к Феор. Юная хандарайка обхватила голову руками, плечи ее сотрясались от рыданий. Винтер осторожно коснулась ее.

– Феор, – позвала она и, не получив отклика, повторила: – Феор!

Девушка подняла голову. Лицо ее, всегда бесстрастное, раскраснелось, по смугло–серым щекам текли слезы, смешиваясь с пятнами сажи. Винтер бесцеремонно схватила ее за руку и рывком подняла на ноги.

– Надо идти. Здесь нельзя оставаться. – Она жестом указала на огонь. – Пошли!

– Я… – Феор слабо покачала головой. – Нет. Оставьте меня здесь. Просто…

– Ты слышала, что он сказал? – жестко осведомилась Винтер. – Я должна о тебе позаботиться. А теперь пошли, не то мы с Бобби понесем тебя на руках!

Это подействовало, и Феор, пошатываясь, двинулась вперед. Винтер крепко держала ее за плечо. С другой стороны шла Бобби, завладевшая попутно одной из десолтайских сабель.

– Сэр, – сказала она поверх опущенной головы Феор, – что там, черт побери, произошло? Что все это значит?

Винтер покачала головой. Не зная хандарайского, Бобби пребывала в полном неведении, но Винтер и сама недалеко от нее ушла.

– Хотела бы я знать, – отозвалась она. – Позже объясню, что сумею, а сейчас… – Винтер оглянулась через плечо на растущую стену огня. – Сейчас, я думаю, пора сматываться.

Глава девятнадцатая

МАРКУС

По лицу Раззана дан-Ксопта Маркус понял, что встреча прошла не лучшим образом. Капитан поспешно вскочил, когда Янус вышел из августейших покоев, на воображаемой бечевке волоча за собой хандарайского министра, напоминавшего надутый до предела шелковый шарик.

– Полковник, – пролепетал Раззан, ломая руки, – быть может, я что–то неточно перевел. Прошу вас…

– Ваш перевод был абсолютно точным, – отрезал Янус. – К тому же, как вам хорошо известно, в нем не было ни малейшей необходимости. А теперь я, с вашего разрешения, удалюсь. Мне предстоит готовиться к походу.

– Но… принц запретил вам идти в поход!

– Я известил принца о своих намерениях. Он волен предпринять любые шаги, которые сочтет необходимыми.

С этими словами полковник отмахнулся от Раззана, как от назойливой мухи, и подал знак Маркусу следовать за ним. Они вышли, оставив растерянного министра беззвучно хватать воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба.

– Насколько я понимаю, принц не пришел в восторг от вашего решения, – пробормотал Маркус.

– Он назвал меня трусом и предателем, – отозвался Янус. – Не берусь понять, каким образом нежелание сидеть сиднем в стенах Эш– Катариона делает меня трусом, но головы венценосных особ, по всей видимости, работают не так, как у простых смертных.

– Его нельзя винить, – сказал Маркус. – Он напуган.

– Я его за это и не виню. Я только хочу, чтобы он смирился с реальным положением дел.

Реальное положение дел заключалось, само собой, в том, что полковник мог поступать, как ему вздумается. Принц имел в распоряжении горстку гвардейцев и Джаффу со своими блюстителями, причем надежность последних была более чем сомнительна. Янус мог свергнуть хандарайского монарха одним мановением руки, и они оба это знали. Тем не менее старые привычки живут долго, и трон Вермиллиона продолжал отдавать приказания своим ворданайским союзникам.

То, что в данном случае принц, по всей вероятности, мог быть прав, по мнению Маркуса, только ухудшало положение. Капитан кашлянул. Янус оглянулся, и серые глаза его заискрились.

– Вы не одобряете, – проговорил полковник.

– То, как вы обошлись с принцем? Нет, конечно же одобряю. Давно пора, чтобы кто–нибудь…

– Нет, – перебил Янус. – Вы не хотите идти в поход.

– Я пытался понять, насколько это разумно, – признался Маркус.

– Я ведь уже не раз говорил вам, что с глазу на глаз вы вольны свободно высказывать свое мнение. – Янус жестом обвел безлюдный коридор. – Говорите.

– Я следую вашей же логике, – сказал Маркус. – Я согласен с вами: пожары и покушение на убийство говорят, что десолтаи до сих пор где–то неподалеку, но, если мы двинемся в погоню, они отступят в Десол, а пойти за ними в Десол означает сыграть им на руку.

– Опасаетесь, что мы не сумеем их разбить?

– Опасаюсь, что они вовсе не станут драться, – ответил Маркус. – Десолтаи воюют не как обычные солдаты. Их можно не встречать неделями – и вдруг они сваливаются на голову, точно рой разъяренных ос. Они предоставляют грязную работу пустыне, и пытаться нанести им ответный удар – все равно что бить кулаками воздух. – Маркус спохватился, что говорит с недопустимой горячностью, и сделал паузу, чтобы вернуться в рамки приличий. – Я опасаюсь, что мы не сможем принудить их к активным действиям.

– У десолтаев есть города. Стойбища. Оазисы, где они пополняют припасы.

– Да, но все они надежно укрыты в недрах Десола. Не существует ни карт этой местности, ни дорог. Разыскать их… – Маркус пожал плечами, не закончив фразы.

Янус на миг задумался, но потом покачал головой:

– Этот случай особый, капитан. Десолтаи стремятся доставить Имена в безопасное место. Если мы сумеем не отставать от них, они сами рано или поздно приведут нас к нему.

– Имена, – ровным голосом повторил Маркус и подавил вздох. Янус по–прежнему не желал говорить об истинной природе своего таинственного сокровища. Капитан решил зайти с другой стороны. – А вам не приходило в голову, что опасения принца обоснованны? Без поддержки наших войск Эш–Катарион может взбунтоваться против него.

– Вряд ли. Если у искупителей еще и оставались сторонники, после этих пожаров их не стало.

– Это не значит, что горожане прониклись любовью к принцу. Если его вздернут на городских воротах, беспорядки охватят весь Хандар.

– Это допустимый риск, – сказал Янус. – Мы должны получить Имена.

– Даже если это будет стоить нам…

– Даже если это будет стоить нам всего Хандара. – Полковник строго взглянул на Маркуса. – Капитан, я готов услышать подобные возражения от людей с менее развитым воображением, но вы–то были там. Вы своими глазами видели, на что они способны. Мы не можем оставить такое могущество в руках шайки хандарайских ведьм.

– Я…

То страшное утро сейчас казалось Маркусу лишь началом нового кошмара – дня, наполненного огнем и летящим пеплом, который вычернил небо и покрыл серым саваном улицы. Покушение на жизнь Януса почти позабылось в хаосе, который последовал за этим событием. Пожары были ужасны – в точности таковыми, какими описывали их хандарайские предания: море огня безнаказанно поглотило тесно сбитые жилые постройки и крытые камышом дома Нижнего города и билось о прочные стены Внутреннего города, как морские волны о волнолом.

Искры, принесенные ветром, перемахнули через стену и породили множество возгораний помельче, но Верхний город был все же по большей части выстроен из камня. Маркус отправил ворданайских солдат по мере сил бороться с этими возгораниями, а также помогать блюстителям Джаффы на стенах. Толпы вопящих простолюдинов хлынули к воротам, ища спасения, и Маркус вопреки всем обычаям приказал впустить этих беженцев во Внутренний город. Пришлось выставлять охрану и сторожевые заставы, дабы уберечь от урона собственность аристократов.

Тысячи других хандараев прибегли к иному традиционному способу спасения, прыгая в канал или в гавань, пока мелководье не стало походить на гигантскую купальню под открытым небом. Это спасло их от огня, однако сотни людей захлебнулись, сбитые с ног обезумевшей толпой, либо оказались вынуждены плыть на глубину и утонули, когда у них закончились силы. Тысячи несчастных остались и в самом городе, не имея возможности или не желая спасаться бегством, и сгорели вместе со своими жилищами. Блюстители не могли сообщить даже приблизительное число погибших, но похоронные команды до сих пор трудились в три смены.

В Первом колониальном, по счастью, пострадавших было немного. Почти все патрули, едва начался пожар, поспешили вернуться к воротам. Первый батальон насчитывал менее десятка пропавших без вести, и Маркус надеялся, что большинство из них все–таки объявится.

Но еще до того, как успел остыть пепел пожаров, Янус объявил о намерении двинуться в поход.

– Я не знаю, – сказал наконец Маркус. – Я готов признать, что в то утро на вас напало нечто сверхъестественное, но связано ли это нападение с той самой Тысячей Имен?

Серые глаза полковника вспыхнули.

– Капитан, это был демон. Тварь не от мира сего в человеческом обличье.

«Он поймал пулю. – Маркус видел однажды, как фокусник на цирковом представлении проделал то же самое, но это был только фокус, ловкость рук. Та пуля была настоящая, из настоящего пистолета, и Маркус сам нажал на спусковой крючок. – А это невозможно. Человек может быть быстр или силен – не так быстр или силен, как та тварь, – но поймать на лету пулю…»

– И все равно, – упрямо произнес Маркус. – Даже если он был…

Они завернули за угол, и Маркус испытал облегчение, увидев, что к ним почти бегом спешит Фиц. Лейтенант остановился перед ними и отдал честь.

– Капитан, – сказал Янус, – ваши доводы приняты к сведению. Приказ остается в силе. К вечеру жду доклада.

– Есть, сэр! – Маркус замер по стойке «смирно» и четко козырнул. Обогнув Фица, полковник двинулся дальше по коридору, и Маркус не позволил себе расслабиться, пока Янус не скрылся за углом.

– Приказ, сэр? – спросил Фиц. – Полковник уже закончил разговор с принцем?

Маркус устало кивнул.

– Мы выступаем, – сказал он. – Завтра, на рассвете.

– Очень хорошо, сэр.

Лицо лейтенанта оставалось бесстрастно. Маркус окинул его пронизывающим взглядом.

– Тебя это не беспокоит? Еще недавно ты объяснял нам, насколько неблагоразумен был бы такой шаг.

– Очевидно, что полковник со мной не согласен, – мягко ответил Фиц. – Кроме того, обстоятельства изменились. В некоторых отношениях вне города мы будем в большей безопасности.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сэр, запасы продовольствия среди беженцев уже на исходе. Я пришел рассказать вам о беспорядках. Несколько крестьян везли на рынок – рынок Внутреннего города, естественно, – продовольствие, и им преградила путь толпа, требуя, чтобы они немедля распродали свой товар по ценам, как до пожара. Крестьяне отказались, и тогда смутьяны набросились на повозки и забрали все, что смогли унести. Трое были убиты, больше десятка ранено.

– Если мы покинем город, станет только хуже.

– Безусловно, наше присутствие вносит свой вклад в поддержание порядка. – Фиц говорил тем размеренным спокойным тоном, каким обычно растолковывал что–то офицерам и маленьким детям. – С другой стороны, нехватка продовольствия с каждым днем будет обостряться, так что рано или поздно горожане обратят свой гнев на нас.

– Замечательно. – Маркус покачал головой. – Впрочем, это досужие рассуждения. Если только принц не попытается остановить нас силой, утром мы выступаем. Как идут приготовления?

– Мы конфисковали все средства передвижения, какие только можно было прибрать к рукам, – сообщил Фиц. – Вы по–прежнему хотите взять с собой весь лазарет?

– Еще бы! Если уж мы выступаем в поход, значит отправятся все до единого. Я не хочу оставлять здесь ни одного ворданая в армейской форме.

– Дело в том, что, имея больше места на повозках, мы могли бы прихватить с собой больше бочонков с водой или…

– Всех до единого, Фиц.

– Так точно, сэр. Будут трудности с продуктами, по крайней мере в начале пути. Мы почти извели припасы, доставленные флотом, а в городе мало что осталось. Разве что придется перетряхнуть дома местных аристократов.

– Чернь, я полагаю, будет в восторге, – заметил Маркус и вздохнул. – Я поговорю об этом с полковником. Хорошие новости есть?

– С боеприпасами никаких проблем, сэр. Аскеры оставили нам изрядный запас, а поскольку они используют ворданайское оружие, калибры подходят нам идеально.

– Какое счастье, что никому не пришло в голову бросить факел в пороховые склады, – сказал Маркус. Пожар сам по себе был нешуточным бедствием, но если бы вдобавок взлетел на воздух один из арсеналов…

– Так точно, сэр. Кроме того, капитан Ростон, судя по всему, пришел в сознание.

– Адрехт? Когда?

– Сегодня утром, как я понимаю.

– Что ж ты молчал? Пойду его навестить.

– Сэр, – начал Фиц, – касательно запаса бочек…

– Позже, – отрезал Маркус. – Или вот что: как бы там ни обстояло дело, займись этим сам. Я даю тебе полную свободу действий.

– Есть, сэр! – козырнул лейтенант. – Понял, сэр!

Лазарет устроили в оцепленном крыле дворца. Принц возражал против такого использования монаршей резиденции, но Маркус настоял на своем, а Янус его поддержал. Батальонные мясники, которые занимались сортировкой раненых во время боя и по большей части лечением повседневных недугов, закрепляли самые тяжелые случаи за полковыми хирургами. Маркус и прежде пару раз приходил повидать Адрехта, но тот всякий раз был в беспамятстве, а из–за стонов и криков раненых задерживаться капитану в лазарете не хотелось.

Теперь здесь стало заметно тише. Гнойные инфекции и заражение крови, неизменные спутники полевых ранений, собрали свой неизбежный урожай, и тела умерших давно вынесли. Те, кто был на пути к выздоровлению, тоже по большей части покинули лазарет, поскольку ни один солдат, будучи в здравом уме, не захочет задерживаться под опекой мясника дольше необходимого. Остались либо те, чье выздоровление затянулось, либо те, чьи тяжелые раны потребовали серьезного хирургического вмешательства и кто это вмешательство успешно пережил.

Маркуса встретил ассистент хирурга, который узнал капитана, козырнул и провел его в узкую спальню, где разместили Адрехта. Как и говорил Фиц, капитан сидел на низкой кровати и читал. Полевой формы на нем не было, лишь на плечи наброшен синий мундир. Левый рукав его болтался у бока, пустой и безжизненный.

– Адрехт! – воскликнул Маркус. – Прости, что не пришел раньше. Я все утро провел с полковником. Фиц только сейчас сказал мне, что ты пришел в себя.

– Ничего страшного, – отозвался Адрехт, – Раньше я все равно был не в том виде, чтобы принимать посетителей. В конце концов я закатил такой скандал, что мне сделали ванну и принесли из моей комнаты чистую одежду.