Текст книги "Тысяча Имен"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

«Что за дурь. – успела подумать Винтер, – в мушкетную перестрелку – со шпагой…»

Вырвавшись из пелены дыма, порожденного их собственным залпом, ворданаи тотчас оказались на открытой местности. Впереди маячили силуэты брошенных аскерами пушек, а за ними смутно виднелись грозные очертания вражеского строя, точно так же окутанного дымом. Вдоль этого строя замелькали вспышки мушкетных выстрелов – разрозненных выстрелов, а не слитного залпа. Винтер услышала зловещий посвист пуль, увидела, как то там, то сям падают замертво люди, – но и этого уже было недостаточно, чтобы остановить атаку. После долгого изнурительного марша Первый колониальный полк наконец добрался до врага, и никто не мог отнять у него добычу.

Она ждала лобового столкновения, ждала, что два строя сойдутся в рукопашной, кромсая друг друга штыками в кровавой свалке, – но этого не случилось. К тому времени, когда до вражеских позиций оставалось полтора десятка ярдов, аскеры дрогнули. Вначале по одному, по два, а затем все разом они развернулись и бросились бежать. В один миг безупречные бурые шеренги превратились в беспорядочную толпу мечущихся, кричащих, толкающихся людей, среди которых надрывались офицеры, безуспешно пытаясь восстановить порядок.

Ворданаи обрушились на тех, кто оказался недостаточно проворен или замешкался, пытаясь протолкаться через сотоварищей. Винтер остановилась, пошатываясь, по–прежнему стискивая в руке нелепо поднятую шпагу, и синяя волна наступающих хлынула мимо нее, вперед. Она смотрела, как одна за другой падали фигуры в бурых мундирах, – кого–то проткнули насквозь штыком, кого–то закололи, когда он пытался отползти, кому–то размозжили голову кулаком либо прикладом мушкета. За считаные минуты на позиции остались только убитые и раненые, а волна атакующих вырвалась из дымовой завесы и скатилась с холма, преследуя бегущих в панике хандараев.

Кто–то схватил Винтер за плечо. Она развернулась, все так же со шпагой в руке, и Граффу пришлось отскочить, чтобы не лишиться уха.

– Сэр! – Голос его показался Винтер странно далеким, дребезжащим. – Сэр, как вы?

В затуманенном мозгу Винтер понемногу забрезжил свет. Она помотала головой, пытаясь избавиться от оцепенения, затем перехватила встревоженный взгляд Граффа и, подняв руку, проговорила:

– В порядке. Все в порядке.

Графф расплылся в ухмылке и похлопал ее по плечу.

– Мы победили!

Победили? Винтер, моргая, огляделась. Трупы в бурых мундирах густо устилали землю, среди них кое–где виднелись синие пятна. Силуэты умолкших вражеских пушек маячили в дыму, словно остовы далеких развалин.

– Серомордые знают толк в выправке, но пороха нюхали мало, – с довольным видом прибавил Графф.

– Бобби! – спохватилась Винтер. Всевышний обожает иронию. – Ты не видел Бобби?

Графф помотал головой.

– Я был на другом фланге. Могу поспорить, что он вместе со всеми погнался за хандараями. Ох уж эти юнцы, не знают удержу!

Винтер вперила взгляд в завесу дыма, в том направлении, откуда началась атака. Склон, по которому поднимались ворданаи, был усеян телами мертвых и умирающих. Проследив за ее взглядом, Графф неловко переступил с ноги на ногу.

– Пойдем, – сказал он. – Надо бы перестроиться. Вдруг это еще не все.

Графф ошибался – все закончилось. Первому и второму батальонам, насколько могла понять Винтер, пришлось куда солоней, чем прочим. На флангах хандараи, застигнутые атакой в бесполезных для такого случая каре, обратились в бегство после первого же залпа. Всадники Зададим Жару, преследуя их, щедро окропили клинки вражеской кровью, и аскеры целыми ротами бросали оружие, единодушно сдаваясь в плен. Уцелевшие – среди которых, по словам пленных, был и сам генерал Хтоба – бежали без единой остановки до самых городских ворот. Полковник отправил вслед кавалерию с наказом потрепать беглецов как следует, а всему прочему личному составу поручил собирать раненых и готовить к погребению убитых.

Восторги и ликование победителей заметно поутихли, когда им пришлось спуститься с холма и приступить к своим печальным хлопотам. Те из раненых, кто еще мог идти или хотя бы передвигаться ползком, к тому времени уже добрались до ворданайского лагеря, и на поле боя остались только убитые, потерявшие сознание либо раненные так сильно, что не могли шевелиться. Пары солдат с носилками безостановочно сновали туда–сюда, доставляя тяжелораненых в быстро растущий лазарет, а другие команды уносили либо утаскивали волоком трупы, аккуратно складывая их у подножия холма. Специальные группы собирали все, что могло еще пригодиться: мушкеты, порох и пули, фляги, кремни. Ближайший ворданайский склад находился слишком далеко, и полковник приказал не выбрасывать ничего мало–мальски пригодного.

Винтер направилась прямиком к тому месту, где, по ее предположениям, был настигнут картечью Бобби, однако трупов в синих мундирах там оказалось много, чересчур много. Паренька обнаружил Фолсом. Бобби лежал, свернувшись, как новорожденный младенец, прижав руки к животу. Лицо у него стало таким бледным, что Винтер поначалу сочла его мертвым, но, когда Фолсом и Графф перевернули его на спину, он тихо застонал, и веки его чуть заметно затрепетали. Руки Бобби бессильно сползли к бокам, и стало видно, что вся верхняя часть живота густо залита кровью. Окровавленный мундир Бобби стал жестким от засохшей грязи.

– Проклятье! – негромко проговорил Графф. – Бедный мальчуган. – Он поднял взгляд на Винтер и покачал головой. – Лучше позвать носильщиков. Пускай доставят его к мясникам и…

– Нет. – Винтер сама изумилась твердости, которая прозвучала в ее голосе. – Фолсом, помоги мне. Отнесем его в мою палатку.

– Что?! – Глаза Граффа сузились. – Но, сэр…

– Я дал слово, – перебила Винтер. – Никаких мясников. Тебе придется самому сделать для него все, что в твоих силах.

Капрал понизил голос до шепота:

– Он обречен, сэр. Такая рана, да еще в живот, загноится как пить дать… даже если до того не истечет кровью.

Винтер не сводила взгляда с лица Бобби. Глаза его были плотно сомкнуты, и даже если он слышал слова Граффа, то ни единым знаком этого не показал.

– Значит, отправлять его в лазарет нет смысла, – отрезала Винтер. – Исполняйте, капрал.

Фолсом наклонился и поднял Бобби на руки – бережно, как мать поднимает младенца. И все равно свежая струйка крови пробилась сквозь корку грязи и потекла по животу паренька. Винтер прикусила губу.

– Сэр… – снова начал Графф.

– В мою палатку, – бросила она Фолсому. – Живо.

Глава тринадцатая

МАРКУС

Аскеры пришли только к вечеру третьего дня, и ветераны Первого колониального провели это время с пользой. В домах, стоявших у самой воды, пробили бойницы; другие постройки разрушили и соорудили из обломков баррикады на улицах и в проулках, а большие двенадцатифунтовые пушки тщательно замаскировали охапками тростника и всяческим хламом. На третий день ожидания Маркус обнаружил, что беспокойство, терзавшее его, поблекло и сменилось чем–то вроде предвкушения: «Пускай только сунутся сюда. Уж мы их встретим!»

Аскеры явно спешили. С высоты холма Маркус наблюдал за тем, как головной батальон противника нестройной походной колонной движется к переправе. Он лелеял смутную надежду, что аскеры, не зная обстановки, направятся прямиком через канал, но, как видно, вопреки всем его предосторожностям, они все–таки кое–что пронюхали. Впрочем, солнце уже клонилось к закату, и командир батальона то ли страшился потерять время, то ли недооценил вероятные силы противника. Так или иначе, батальон, едва подойдя к каналу, перестроился в боевой порядок и с плеском зашагал по мелководью.

То, что случилось потом, наверняка стало для хандараев кошмаром наяву. Именно к такой ситуации Маркус готовил своих офицеров. Ни единого выстрела не прозвучало, пока головная рота аскеров не вышла из воды на ближний берег. В этот миг груды маскировочного хлама полетели прочь, обнажив блестящие дула двенадцатифунтовых орудий, сплошь покрытые цитатами из Писания. Орудия изрыгнули клубы дыма вперемешку с картечью, нешуточно проредив головную роту аскеров и вспенив воду по всей переправе. Одновременно засевшие в домах ворданаи принялись обстреливать уцелевших врагов из мушкетов.

Результат был именно таким, на какой рассчитывал Маркус. Голова вражеской колонны рассыпалась в панике, раненые искали спасения, а те, кого не задело огнем, пытались бежать из–под обстрела. Укрыться им было негде, разве что впереди, где высокий берег мог отчасти заслонить от артиллерийских залпов, и десятки врагов метнулись к этому скалистому обрыву. Остальные бросились в воду, силясь уйти за пределы досягаемости ворданайских мушкетов. Орудия грохотали им вслед, взрывая гладь канала пригоршнями картечи.

Лишь когда аскеры почти выбрались из–под картечного огня, Маркус отправил курьера туда, где располагалась вторая половина батареи – три замаскированные пушки, спрятанные за домом на берегу канала. Их проворно выкатили на позицию, в то время как оставшиеся в деревне перешли с картечи на круглые ядра – и скоро все шесть пушек стреляли по длинной дуге через канал, по толпе людей, беспорядочно выбиравшихся из воды на дальний берег. К этому времени прибыли головные силы второго хандарайского батальона, и их появление только усилило суматоху. На таком расстоянии артиллерийский огонь больше действовал на нервы, нежели уничтожал противника, но пушкари трудились с упоением и не прекращали стрельбы до тех пор, пока оба вражеских батальона, сумев кое–как справиться с паникой, не отступили из–под огня.

Между тем Маркус отправил три роты вниз по берегу канала. Аскеры, укрывшиеся там, были не в состоянии сопротивляться, многие побросали оружие либо намочили порох в воде. После краткой и беспорядочной стычки они сдались, и на руках у Маркуса оказалось еще добрых полроты пленных – вдобавок к сотне с лишним уже имевшихся. Противник, по предположению Маркуса, потерял вдвое больше убитыми и ранеными, а ворданаи, судя по всему, лишились менее десятка человек.

– Разделали под орех! – выразил Адрехт общее настроение, царившее в ворданайском лагере. Стемнело, огоньки походных костров рассыпались по всему городку и у палаток позади холма. – Если хандараи будут продолжать в таком духе, нам даже не придется утруждать полковника.

– Если хандараи будут продолжать в том же духе, значит они глупее, чем мы думали, – отозвался Маркус. Они стояли в том самом месте, с которого он наблюдал за ходом боя, – на холме перед храмом, откуда были видны как на ладони и весь городок, и переправа, и изрядный кусок дальнего берега. – Они попытались проскочить мимо нас и получили взбучку. Сомневаюсь, что хандараи повторят этот маневр.

– А что же еще им остается? – возразил Адрехт. – Переправа узкая, сразу оба батальона по ней не отправишь, а поодиночке мы их снова искрошим.

Маркус покачал головой. Он следил за тем, как на дальнем берегу вспыхивают, словно звезды, все новые огоньки костров. Их было пугающе много.

– Увидим, – сказал он.

Ответ на вопрос они получили утром.

Пушкари аскеров даже не стали дожидаться восхода солнца. Как только начало светать и из темноты проступили очертания местности, северный берег реки полыхнул смертоносным огнем – предутренний полумрак разорвали вспышки орудий. Миг спустя над рекой разнеслись гулкое уханье выстрелов и басовитый вой летящих ядер.

В месте переправы река значительно расширялась, а значит, дальность огня должна была составлять по меньшей мере шестьсот, а то и семьсот ярдов. Выделить на таком расстоянии отдельных людей немыслимо, даже если бы орудия оказались способны на такую точность. Вражеские артиллеристы противника не стали тратить время на бесплодные попытки. Вместо этого они принялись обстреливать дома, стоявшие у самой воды. Пушечные ядра летели по длинной дуге, завершая свой воющий полет там, где так тщательно укрепились солдаты Первого колониального. Первые несколько выстрелов прошли впустую – ядра либо унеслись вглубь городка, либо, не долетев до цели, с плеском рухнули на мелководье, – однако хандарайские пушкари быстро пристрелялись. Глиняные стены местных домишек нисколько не защищали от опасности – наоборот, по сути даже усугубляли ее, поскольку глина под ударами снарядов разлеталась на острые как бритва осколки.

В течение получаса все прибрежные дома превратились в груды обломков, и сразу в десятке мест занялся огонь. Это обстоятельство Маркуса не особо обеспокоило – ветер был недостаточно сильный, чтобы раздуть настоящий пожар, – однако капитан с нетерпением всматривался в край неба на востоке. Солнце всходило невыносимо медленно, постепенно озаряя светом округу, пока наконец не стали видны вражеские позиции. Место каждой пушки отмечали клубы порохового дыма. Орудий оказалось четыре – прямо напротив переправы, их расставили строго в ряд, в точности по канонам учебника артиллерийской стрельбы.

– Ладно, – сказал Маркус, обращаясь к своим пушкарям, которые переминались рядом, так же, как он, изнывая от нетерпения. – Приступайте.

И ворданайские пушки с ревом открыли ответный огонь. Еще ночью Маркус разделил их на три группы, разместившиеся вдоль берега – одну напротив переправы, стрелять картечью, если аскеры попытаются там прорваться, две другие выше по берегу, чтобы обеспечить ведение продольного огня. Теперь все шесть двенадцатифунтовых орудий принялись за дело, выцеливая сквозь клубы дыма вражеские пушки.

Маркусу подумалось, что все это отчасти смахивает на игру в ручной мяч. Пехоте с обеих сторон оставалось только исполнять роль зрителей и криками подбадривать свою команду, между тем как пушкари, обливаясь потом, возились с ядрами, пороховыми картузами и шомполами. Всякий раз, когда выстрел чьей–то пушки взрывал фонтаны земли и дыма в опасной близости от вражеского орудия, раздавались ликующие вопли, которые были слышны даже на храмовом холме.

Маркус приказал, чтобы зарядные ящики – здоровенные тележки с запасами пороха и снарядов, которые на марше прицеплялись к орудиям, – держали на приличном расстоянии от огневых позиций. Это означало, что всякий раз, когда боеприпасы на позиции иссякнут, их придется тащить волоком издалека, но Маркус организовал группы пехотинцев, которые по цепочке передавали порох и снаряды к орудиям. Солдаты взялись за это дело с большой охотой. Маркус подозревал, что принимать хоть какое–то, пусть даже малое, участие в бою легче, чем прятаться, припав к земле, за обрушенными стенами и вздрагивать при каждом звуке пушечного выстрела.

Пушкари аскеров, заново наведясь под ворданайским огнем, пытались огрызаться, но счет явно был не в их пользу. Ворданаи не только имели больше орудий – они установили пушки за баррикадами из груд земли и обломков глины, за которыми орудийным расчетам угрожало разве что прямое попадание, а вот позиции аскеров были как на ладони. В густом дыму невозможно было разглядеть результаты артиллерийской дуэли, но Маркусу показалось, что ответные выстрелы противника понемногу становятся реже.

То, что противник не проявил той же предусмотрительности со своими зарядными ящиками, стало очевидно: сквозь завесу дыма на дальнем берегу взметнулся фонтан огня, разрастаясь, словно громадный оранжево–красный цветок. Миг спустя чудовищный гулкий грохот – словно великан топнул по земле ногой – заглушил даже грохотание пушек. Когда пламя опало, оставив после себя гигантское облако, похожее на гриб, хандарайские пушки разом прекратили стрельбу. Ворданаи вели огонь еще несколько минут, затем и их орудия одно за другим смолкли. Над берегом и вокруг храма разнеслись ликующие крики.

Лейтенант Арчер, заместитель Пастора, явился в импровизированный штаб Маркуса одновременно с первыми ранеными. Когда обстрел прекратился, поисковые команды наконец смогли пробраться к берегу и начали разбирать завалы. Наряд за нарядом почти бегом возвращался оттуда с носилками или волокушами, сделанными наспех из дверных филенок, столешниц – всего, что подвернулось под руку. Другие наряды шли гораздо медленнее, никуда не спеша. Они несли убитых.

Сам Арчер был цел и невредим, хотя почерневшее от порохового дыма лицо свидетельствовало о том, что молодой лейтенант принимал самое живое участие в артиллерийской дуэли. Он лихо откозырял.

– Потери есть? – спросил Маркус, не отводя глаз от другого берега, над которым постепенно развеивался дым.

– Двое, – сказал Арчер. – Один погиб, упокой Господи его душу. Другой, возможно, выживет, но лишится руки. . одного орудия поврежден лафет. Больше ничего серьезного. Милостью Господней, – прибавил он набожно. Будучи правой рукой Пастора, лейтенант в полной мере разделял его религиозность.

– Отлично, – произнес Маркус. – Если эти пушки – лучшие из тех, что есть у аскеров, переправиться они смогут весьма нескоро.

– Прошу прощения, сэр, но вряд ли это лучшие их орудия. Восьмифунтовые пушки «Гестхемель»? Да они старше меня!

– Не думаю, что у аскеров есть выбор. В основном их снабжали списанным имуществом армии его величества. – Маркус на миг замялся. – Удивлен, что вам удалось так хорошо рассмотреть эти пушки.

– Я их не видел, сэр. Знающий человек может распознать вид орудия по звуку выстрела.

– Поверю вам на слово, – сухо отозвался Маркус.

– Благодарю, сэр. Однако, если аскеры планировали оборонять переправу у Западного моста, они наверняка должны были прихватить с собой не только пару легких пушек. Я думаю, что более тяжелые орудия еще только подтягиваются сюда.

– Кто–то там, за рекой, чертовски спешит, – пробормотал Маркус. Он надеялся, что это хороший признак: «Если аскеры так рвутся переправиться через реку, значит им тем более стоит помешать, верно?» Он поморщился – мимо пронесли очередные носилки. – Если вы не сумеете подавить их огонь, нам на этом берегу придется солоно.

– Так точно, сэр, – отозвался Арчер. – Мы сделаем все, что в наших силах, сэр.

На пару часов воцарилась тишина, чему Маркус был несказанно рад. Передышка дала ему возможность вынести из прибрежных руин убитых и раненых, и поисковые команды, пользуясь случаем, покопались в развалинах со всей основательностью. Именно потому Маркус и взял с собой ветеранов Первого колониального. Средний ворданайский солдат, как правило, не имел опыта баррикадных боев и возведения боевых укреплений, поскольку на континенте просто–напросто не воевали таким образом. Там, к примеру, считалось верхом неучтивости разносить вражеский городок из осадных орудий. Ветераны, однако, много лет провели в Хандаре, где шайки разбойников и летучие отряды десолтаев не стесняясь использовали дома местных жителей в качестве фортов, а потому им не раз доводилось принимать участие в ожесточенных уличных битвах. Сценарий подобного боя был знаком им до мелочей.

«Вот только на этот раз мы, впервые в жизни, оказались по другую сторону баррикад», – подумал Маркус. Обычно все происходило наоборот: местные укреплялись в какой–нибудь деревушке, а ворданаи выкуривали их оттуда пушечным огнем и штыками.

Капрал Монтань, который, по всеобщему мнению, был самым зорким в полку, по приказу Маркуса засел на крыше храма и неотрывно следил за южным направлением. Четыре дня, сказал Янус, а сегодня именно четвертый день. Всякий раз, когда Маркус слышал чей–то крик, сердце у него подпрыгивало в безумной надежде, что кто–то увидел, как с юга движутся к городку длинные колонны синих вор– данайских мундиров.

Как бы не так! Из храма выбежал посыльный, резко остановился и торопливо отдал честь:

– Движение в лагере противника, сэр! Похоже на тяжелые орудия, сэр!

«Вот оно, началось!» Маркус вперил взгляд на север, на дальний берег, куда хлынули, словно рассерженные муравьи, десятки бурых фигур. И пары минут не прошло, как он заметил первую вспышку огня, за которой последовал отдаленный раскатистый грохот. Маркус проследил взглядом траекторию выстрела, чтобы посмотреть, куда он угодит, – и опешил, когда ядро с пронзительным, злобно мяукающим визгом пролетело над его головой, едва не чиркнуло о крышу храма и ухнуло на землю далеко за пределами городка.

– Святые угодники! – вырвалось у Маркуса. – Какого дьявола! – Он нетерпеливо махнул рукой стоявшему рядом посыльному. – Бегом к лейтенанту Арчеру и спроси у него, что это за чертовщина!

Впрочем, к тому времени, когда вестовой вернулся, Маркус и сам понял, что к чему. Еще три чудовищные пушки открыли огонь, два ядра пролетели над городком, а третье упало в некотором отдалении от берега, пропахало насквозь несколько домов и только тогда остановилось. Запыхавшийся посыльный подтвердил подозрения Маркуса.

– Осадные орудия, сэр! – выпалил он, все еще переводя дух, после того как дважды пробежал через весь городок. – Большие, сэр, самое малое – в двадцать четыре фунта.

– Тридцать шесть, – поправил Маркус. – Это тридцатишестифунтовые корабельные пушки.

– Правда? – Солдат, явно впечатленный, оглянулся на дальние клубы порохового дыма. – Отличное зрение, сэр!

Губы Маркуса дернулись в мимолетной усмешке.

– Боюсь, я все же не настолько зоркий. Просто мне довелось проходить мимо этих орудий по меньшей мере раз в неделю. Ты забыл, что принц выставил их в ряд вдоль гавани в Эш–Катарионе.

Корабельные пушки были подарком короля Вордана своему венценосному другу и брату. Принц, помнится, пришел от них в полный восторг. В тот день Маркус оказался свидетелем того, как солдаты Первого колониального выгружали их на берег, пыхтя и ругаясь на чем свет стоит, – по два десятка человек на каждое орудие. Если малыши «гестхемели» были старше лейтенанта Арчера, то эти пушки превосходили по возрасту старейших жителей Хандара – неуклюжие сувениры минувшей эпохи. Никто, разумеется, не сказал принцу, что громадные орудия, которыми он так гордится, – всего лишь музейные экспонаты.

У посыльного отвисла челюсть.

– Сэр. так это – те самые пушки? Я всегда считал, что они только для красоты!

– Как видно, генерал Хтоба нашел им другое применение. – Маркус с мимолетной благодарностью помянул прозорливость, которую проявил Янус, решив не идти в сторону Западного моста. При одной мысли о том, что полк, ворвавшись на мост, напоролся бы на эти допотопные чудовища, Маркуса пробрала нешуточная дрожь. – Что думает Арчер? Сумеет их подавить?

– Он сказал, что постарается, сэр, но они уж очень далеко от берега. Большая дальность, сэр.

– Передай ему, чтобы постарался. И пускай опять подают боеприпасы по цепочке.

Новый выстрел одного из корабельных монстров пришелся уже заметно ближе к берегу. Громадное ядро пробило городок насквозь, точно папиросную бумагу, оставляя за собой ровный след из поднимающейся пыли. Посыльный судорожно сглотнул, снова отдал честь и бегом унесся прочь.

Пушки Арчера открыли огонь пару минут спустя. Как и предсказывал лейтенант, из–за дальности его ответные выстрелы оказались менее эффективными, чем прежде, однако мастерство заместителя Пастора не вызывало сомнений. Всего лишь через пару выстрелов его орудия уже методично били в точности по клубам порохового дыма, который окутывал большие корабельные пушки. Одно хорошо: эти музейные экспонаты было долго и муторно наводить на цель. Если бы они вступили в дуэль с Арчером, им понадобилась бы целая вечность, чтобы как следует пристреляться.

Именно потому корабельные монстры даже не попытались отстреливаться. Они продолжали бить по прибрежной полосе, без труда, словно спичечные домики, разнося баррикады из обломков дерева и глины. Между тем нарастающий вой пронзительно возвестил о появлении на сцене нового противника. Маркус увидел, как первый выстрел, оказавшийся недолетом, взметнул вихрем пыли и грязи изрядную часть берега. «Ховитцера».

Еще один подарок принцу от короля. Маркус от души сожалел, что его повелитель был так безмерно щедр – пускай даже он всего лишь очищал свои арсеналы от списанного хлама. По сравнению с корабельными пушками «ховитцеры» были сущими карликами – куцые и широкие, отчасти напоминавшие ванны на колесах. Стреляли они не ядрами, а снарядами – чугунными шарами с порохом и ударным взрывателем. Подобно корабельным гигантам, «ховитцеры» принадлежали к вооружению прежней эпохи – эпохи, когда войны велись без особой учтивости, а осады были обыденным явлением. В отличие от тридцатишестифунтовых громадин, созданных для защиты гавани от вражеских судов, прямым и единственным предназначением «ховитцеров» был обстрел окопавшегося противника и вражеских укреплений.

Арчер отступил не сразу. «Ховитцерам» понадобилось какое–то время, чтобы пристреляться, – они и в лучшие времена не отличались меткостью, так как вели стрельбу не по отлогой траектории, как обычные пушки, а по высокой дуге. Как только выстрелы «ховитцеров» стали раздаваться вблизи ворданайских позиций, все артиллерийское мастерство Арчера оказалось сведено на нет. Снаряды летели не прямо вперед, а сверху и с одинаковым успехом могли упасть как перед прикрытием, так и позади него. При взрыве они разлетались на множество чугунных осколков, не менее смертоносных, чем мушкетные пули.

Еще несколько минут ворданайские артиллеристы продолжали уже очевидно неравную дуэль, под огнем противника стойко посылая ядра в пелену порохового дыма. Вскоре, однако, они сдались, и пушки Первого колониального одна за другой смолкли. Теперь над полем боя слышен был только отдаленный раскатистый грохот выстрелов из–за реки.

Пару минут спустя явился сам Арчер – почерневший от копоти пуще прежнего, с длинной кровоточащей раной на плече. Лейтенант неловко отдал честь и покачал головой:

– Извините, сэр. Я приказал парням отойти. У нас было уже больше десятка раненых, а одна из новых пушек вышла из строя с разбитой осью, и…

Маркус взмахом руки призвал его к молчанию. Как только стало ясно, что ворданайские пушки прекратили стрельбу, «ховитцеры» перенесли огонь на прибрежную полосу. Снова по всему злосчастному городку вспыхнули пожары, и каждый разрыв снаряда сопровождался фонтаном обломков и клочьями горящего тростника. Маркус мельком глянул на небо. Солнце еще даже не достигло зенита, и горизонт на юге оставался все так же пуст.

– Арчер, – сказал он, – отводите свои пушки назад к храму и начинайте окапываться. Позаботьтесь о том, чтобы из–за бруствера просматривалось это направление.

– Есть, сэр! Но…

Маркус уже повернулся к нему спиной.

– Посыльный!

– Здесь, сэр! – выкрикнул, четко отдав честь, ждавший неподалеку солдат – молодой, со смышленым лицом.

– Спустись к лейтенанту Голдсуорту. – Это был заместитель Вала, который сейчас командовал силами, укрепившимися на берегу. – Скажи ему: пускай терпит, стиснув зубы, пока хандараи не подойдут на расстояние мушкетного выстрела, после этого даст залп – и отступает. Я буду ждать его с первым батальоном, и мы загоним аскеров в реку. Все понятно? Вперед. – Маркус жестом подозвал к себе другого солдата. – Найди капитана Ростона. В последний раз я видел его на крыше. Скажи, что он возглавит резерв до моего возвращения.

На другой стороне реки пришла в движение бурая масса вражеской пехоты. Стройные колонны аскеров потянулись между все так же громыхающими корабельными орудиями, перестроились и двинулись к переправе.

Городок был не настолько велик, чтобы его оборонять всеми силами, находившимися в распоряжении Маркуса. Он приказал второму батальону – вернее, трем ротам второго батальона, которые взял с собой, – удерживать прибрежную полосу, а три другие части оставил в резерве и разместил позади храма, где они были надежно прикрыты от огня вражеской артиллерии. Самой крупной из этих частей был его собственный, первый батальон – свыше четырех сотен человек в четырех ротах.

Командиры этих рот сейчас собрались тесной компанией, дожидаясь Маркуса. При виде их он опять остро пожалел об отсутствии Фица. Все эти люди были ветеранами Первого колониального, а значит, отбросами офицерского корпуса армии ее величества. Лейтенант Венс – бывший кавалерист, который свалился с лошади, повредив голову, следствием чего стати хрупкое здоровье и регулярные приступы лихорадки. Сержанта Дэвиса, толстяка, балагура и любителя поизмываться над младшими по званию, по слухам, сослали в Хан– дар за участие в избиении до смерти рядового. Лейтенант Торп был того же склада, что Адрехт, – любил кружевные рубашки и роскошь, но его характер не отличался достоинствами, присущими капитану. Что до Стрейча, он являлся, наверное, старейшим в армии лейтенантом – почти пятидесяти лет. Его преступление, насколько сумел выяснить Маркус, состояло в том, что он отказался уйти в отставку в положенный срок.

Никому из этих людей Маркус в другое время не поручил бы подобной задачи, но сейчас выбирать не приходилось. При его приближении все четверо вытянулись по стойке «смирно». Во всяком случае, двое из них – потому что лейтенант Стрейч двигался медленно, опасаясь повредить спину, а Дэвис замешкался, перемещая в уставное положение свою массивную тушу.

– Мы пойдем в атаку, – сказал им Маркус. – Ведите своих людей вверх по холму, к входу в храм. Я буду ждать вас там.

– Есть, сэр! – хором ответили все четверо и кто как мог заторопились прочь. Маркус опять глянул на юг, но там по–прежнему не было видно ни единого признака подмоги. Он поднял взгляд на громаду храма и заметил, что из–за края крыши выглядывает Адрехт. Маркус нарочито развязно помахал собрату по званию и быстрым шагом направился к месту встречи.

К тому времени, когда первый батальон занял намеченную позицию, аскеры уже почти преодолели переправу. Их артиллерия, как и надеялся Маркус, отошла. Ни корабельные орудия, ни «ховитцеры» не обладали такой точностью стрельбы, чтобы поддерживать огнем пехоту без серьезного риска нанести удар по своим. Тростник, подожженный снарядами, до сих пор еще горел по всему городку, наполняя улицы приторным черным дымом, который смешивался с едкой серой гарью орудийных выстрелов и взрывов. Больше всего пострадали дома, стоявшие на подходах к берегу, – там едва ли осталось хоть одно целое строение. Кое–где в глиняном крошеве виднелись неподвижные тела в синих мундирах; уцелевшие солдаты трудились над укреплением наспех сложенных баррикад.

Маркус повернулся к своим людям. Они являли собой пестрое зрелище – потрепанные армейские мундиры вперемешку с одеждой из хандарайской ткани всех оттенков синего. Увидел Маркус и множество взволнованных лиц, отчего ему стало не по себе. При всем своем боевом опыте ветераны Первого колониального не были привычны вести неравный бой.

– Я приказал Голдсуорту и второму батальону отступить, как только аскеры подойдут ближе, – сказал Маркус. – Чтобы подняться на берег, хандараям придется рассыпаться – вот тут–то мы их и перехватим. Примкнем штыки и вперед – опрокинем ублюдков в реку. И не отрывайтесь от них, если не хотите получить на голову снаряд «ховитцера». Готовы?