Текст книги "Тысяча Имен"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

«Надо известить Януса. – Он дал Адрехту время до утра, но на самом деле ждать так долго нельзя. Настоящий бунт разорвет полк на враждующие стороны, а в их положении, и без того рискованном, это означает смертный приговор для всех без исключения. – Мы должны их остановить, – понял Маркус, и у него неприятно засосало под ложечкой. – Надо арестовать Адрехта и еще, вероятно, Мора и Вала. А Зададим Жару? А Пастор?» Нет, это наверняка был блеф. Маркус представить не мог, чтобы кто–нибудь из этих двоих стал участвовать в тайном сговоре.

Погруженный в свои мысли, Маркус вернулся в расположение первого батальона и направился к своей палатке. У входа его ждали трое – все ветераны. Они дружно откозыряли.

– Лейтенант Варус в палатке, сэр, – сказал один из них, с нашивками капрала. – У него для вас сообщение. Говорит, срочное.

«Может быть, ему наконец–то удалось повидать Януса?» Маркус кивнул и, отведя полог, проскользнул в палатку. Внутри было почти так же темно, как у Адрехта, – лишь горела пара свечей, да сочился снаружи скудный свет заходящего солнца. В полутьме у дальней стены стояли двое – оба явно более крупного сложения, чем Фиц. Тот, что покрупнее, шагнул вперед, и Маркус узнал объемистую фигуру сержанта Дэвиса.

– Сэр, – проговорил Дэвис, небрежно отдавая честь.

– Сержант, – кивнул в ответ Маркус. – Где лейтенант Варус?

– Задержали неотложные дела, сэр.

– Мне сказали, что…

Шорох брезента и недоброе предчувствие побудили Маркуса обернуться. В палатку вошли двое из тех, кто ждал снаружи, – люди из роты Дэвиса, только сейчас вспомнил Маркус. Оба держали у плеча мушкеты с примкнутыми штыками и целились в Маркуса.

За спиной раздался щелчок оттянутого затвора. Капитан повернулся к Дэвису. Второй человек встал рядом с толстым сержантом, держа в руке пистолет с взведенным курком.

– Сержант, – произнес Маркус с напускным спокойствием. – В чем дело?

Дэвис широко ухмыльнулся:

– Боюсь, вы арестованы, сэр. По приказу старшего капитана Ростона.

– Старшего капитана Ростона? – Маркус смерил толстяка твердым взглядом. – Советую вам обсудить это с полковником.

– К сожалению, полковник отстранен от командования по причине умственного расстройства.

– Без глупостей, Дэвис!

– Извините, сэр, – пожал плечами сержант. – Ничего личного. Я только исполняю приказ. Действуйте, парни.

Солдаты, стоявшие позади Маркуса, крепко взяли его за руки, и человек с пистолетом опустил оружие. Дэвис резво шагнул вперед – и его громадный кулак с убийственным проворством врезался Маркусу под дых.

– А вот это… – сержант нагнулся к уху Маркуса, скрючившегося от боли, – это, сэр, уже личное.

Глава двадцать вторая

ВИНТЕР

– Возьми нож, – произнесла Джейн, словно учила подругу нарезать жаркое. – Приставь кончик лезвия вот сюда, – она вскинула голову и прижала острие ножа к горлу, под самым подбородком, – надави как можно сильнее и веди вверх.

Нож держала Винтер. Джейн была обнажена, рыжие шелковистые волосы ниспадали волнами на ее плечи, изумрудно–зеленые глаза озорно поблескивали.

– Я не могу этого сделать, – жалко пробормотала Винтер. – Не могу.

– Тогда же смогла, – проговорила Джейн, – стало быть, сможешь и сейчас. Ну же!

Винтер неуверенно подняла руку с ножом. Длинное узкое лезвие из посеребренной стали сияло в бледном свете. Рукоять холодила пальцы, словно кусок льда.

– Сделай это ради меня, – сказала Джейн. – Только это, и больше ничего.

Казалось, что острие ножа движется по собственной воле. Оно прижалось к впадинке на горле Джейн, надавило, сминая нежную кожу, и в месте прокола выступила одна–единственная капля крови.

– Я не хотела, – сдавленно прошептала Винтер. – Я бы ни за что…

– Тсс. Помолчи.

Теплые ладони Джейн легли поверх заледеневших пальцев Винтер. Бережно, почти с нежностью Джейн нажала на рукоять ножа, и лезвие ушло глубже, еще глубже, пока соединенные руки девушек не прикоснулись к ее горлу. Затем Джейн убрала руки, и, когда Винтер разжала пальцы, нож исчез.

Кровь забила из раны, потоком хлынула вниз по телу Джейн. Кровь собиралась лужицей в ямке ключицы и струилась между грудей. Алый ручеек, прихотливо извиваясь, сбежал по гладкому животу и скрылся между ног, в курчавой поросли на лобке.

– Прости меня, – пролепетала Винтер, сдерживая всхлип. – Прости.

– Тсс, – повторила Джейн. – Все хорошо.

Всюду, где пробежали ручейки крови, кожа Джейн преобразилась. Бледно–серая, полупрозрачная, в черных прожилках вен, лоснящаяся, точно отполированный мрамор. Преображенные участки сливались в единое целое, и превращение вершилось все быстрее, захлестывая тело Джейн, как захлестывает берег приливная волна. Волосы Джейн засеребрились искрящимся водопадом, зелень радужки растеклась, заполнив глаза целиком, превратив в ослепительно блистающие изумруды.

– Обв–скар–иот, – промолвила Джейн не своим, удивительно мелодичным голосом. – Видишь?

Винтер слабо улыбнулась:

– Ты прекрасна.

Джейн шагнула вперед и поцеловала ее. Винтер с готовностью подалась к ней, приникла всем телом к сияющей плоти. У поцелуя Джейн был привкус древней пыли, Винтер словно прикоснулась губами к статуе, но кожа подруги оставалась теплой, податливой, и волосы мягкой волной упали на нагие плечи Винтер. Рука Джейн скользнула по ее боку, очертила, спускаясь ниже, изгиб бедра, и вновь поднялась, лаская холмик лобка. Винтер затрепетала, тесней прижимаясь к подруге, вопреки неумолимо подступающему холоду.

Вначале застыли пальцы, отозвались мгновенной протестующей болью и тут же онемели, потеряв чувствительность. Леденящая волна двинулась от пальцев к рукам, начала подниматься вверх от ступней и пальцев ног. Джейн игриво покусывала шею Винтер; за ее склоненной головой Винтер подняла руку и увидела, что ее собственная плоть тоже превращается в ослепительно гладкий камень, но если тело Джейн оставалось живым и теплым, то Винтер мертвенно каменела, словно самое обычное изваяние.

«Все хорошо». Винтер смотрела, как мраморный блеск расходится по ее телу, покрывает локти, захватывает плечи. Волосы завились, превращаясь в застывшее серебро. Джейн покрывала теплыми влажными поцелуями шею подруги, касалась губами ключицы, опускалась к груди – и вслед за перемещением ее губ плоть Винтер обращалась в безжизненный камень. Вот заблистали незримыми бриллиантами глаза – и Винтер ослепла.

«Все хорошо». Она хотела произнести эти слова вслух, но застывшие губы не повиновались. Стылый холод неумолимо проникал все дальше вглубь нее и наконец коснулся сердца.

Винтер открыла глаза.

Холод никуда не делся. Так сильно девушка не замерзала даже в «тюрьме», в самые суровые зимы, когда гасли печи и жаровни и девушки, продрогнув до костей, спали по трое–четверо в одной кровати, чтобы хоть как–то согреться. Сейчас, когда действительность постепенно восстанавливала свои позиции, Винтер чудилось, будто она оттаивает снаружи и сотни иголок покалывают онемевшую кожу. До сих пор она ощущала, как прикасаются к груди губы Джейн, как проворные пальцы, рождая сладостную истому, умело ласкают ее естество.

«Святые, мать их, угодники! – Сердце колотилось так, словно отбивало сигнал к атаке. – Ей–богу, уж лучше прежние кошмары!»

Бобби спала рядом, свернувшись калачиком и положив голову на плечо Винтер. Помнится, засыпали они на разных тюфяках, – наверное, девушка перекатилась поближе к ней во сне. Брезентовый полог палатки над головой был непроглядно темен. До рассвета еще далеко.

Недавние события вспоминались смутно, как в тумане, что и неудивительно на вторые сутки без сна. С холма, у подножия которого произошел бой с тремя кочевниками, ворданайский лагерь был виден как на ладони, и Винтер наблюдала за тем, как мушкетная перестрелка вскоре переросла в нешуточное сражение, а потом все заволок густой дым.

Только на исходе дня, когда перестрелка стихла, а Бобби отчасти пришла в себя, хотя и нетвердо держалась на ногах, Винтер наконец решилась вернуться в лагерь. И испытала безмерное облегчение, обнаружив, что им есть куда возвращаться, – лагерь уцелел, хотя ему явно был нанесен значительный ущерб. В общей суматохе, кажется, никто и не заметил ее отсутствия.

Вернувшийся первый батальон наконец поставил палатки, уцелевшие после пожара, в том числе и ее собственную. Винтер увела туда Бобби и Феор и приказала Граффу, чтобы ее не беспокоили по меньшей мере до Страшного суда. Из того, что было дальше, в памяти остались только блекнущие видения сна.

Винтер осторожно села, высвободив руку из–под тяжести Бобби. Капрал беспокойно шевельнулась, задвигала губами, словно продолжая некий беззвучный спор, но не проснулась. Пробравшись мимо нее, Винтер ощупью отыскала свой чемодан и, порывшись в нем, наконец извлекла коробок спичек и свечу.

Мундир на Бобби был тот же, что вчера, грязный и пропитанный потом. В дальнем углу палатки свернулась жалком комочком Феор, бережно прижимая к себе поврежденную руку.

«И что же мне теперь с ней делать? – Винтер привалилась к дорожному сундуку, покусывая нижнюю губу. Она не могла не чувствовать себя ответственной за Феор – точно так же, как чувствовала себя ответственной за Бобби, за все, что та и другая совершали по собственной воле. В случае Бобби ее оправдывал хотя бы армейский долг командира перед подчиненным. Ответственность за Феор Винтер взяла на себя волей–неволей, как ребенок, который приносит с улицы бродячую кошку, не задумываясь, кому предстоит о ней заботиться. – Да, но как же еще я должна поступить? Позволить ей убить себя?»

Рядом с сундуком лежал мешок, который таскал на себе убитый кочевник. Винтер прихватила увесистый мешок с собой, надеясь, что там окажется пища или вода, однако в нем оказался лишь какой–то диковинный фонарь. Девушка решила, что передаст его капитану, – вдруг он, в отличие от нее, обнаружит в этом фонаре что–то важное. «Хотя сейчас, наверное, у него совсем другие заботы», – подумала она.

Бобби снова пошевелилась, что–то невнятно пробормотала во сне. Рубашка ее выбилась из форменных брюк, и Винтер заметила полоску бледной кожи, которая в пламени свечи гладко лоснилась, словно отполированный камень. Винтер на коленях подползла к тюфяку, чтобы заправить рубашку, но остановилась. И осторожно приподняла ее чуть выше, обнажив место первой раны, которая едва не стоила девушке жизни.

Мраморное пятно было все там же, по–прежнему теплое и мягкое на ощупь, но на вид гладкое, как камень. Оно увеличилось, подумала Винтер. Во всяком случае, так ей показалось в неверном свете свечи, хоть она и сомневалась, что может безоговорочно доверять своим воспоминаниям о той ночи.

«Надо добиться хоть каких–нибудь объяснений от Феор. Разойдется ли это изменение по всему телу Бобби? И что будет, когда оно достигнет лица? – Винтер неприязненно глянула на спящую хандарайку. – Она знает. Не может не знать».

По палаточному шесту постучали, и тут же снаружи донесся хриплый взволнованный шепот:

– Лейтенант! Это я, Графф.

Винтер торопливо оправила форму Бобби. Граффу было известно, что капрал – девушка, но, кто такая на самом деле Винтер, он не подозревал. Можно представить, что он заподозрил бы, если бы увидел, как его лейтенант шарит под рубашкой у Бобби.

– Входи.

Графф нырнул в палатку, искоса глянул на Бобби и тут же заметно смутился. Винтер выразительно закатила глаза.

– Если ты будешь так себя вести, эта тайна скоро перестанет быть тайной.

– Так точно, сэр, – уныло отозвался Графф. – Просто… как посмотришь на нее, вот такую… – Он кашлянул. – Не пойму, как я сразу не догадался.

Винтер была того же мнения. Когда Бобби спала, черты ее смягчались, обретали женственность, которая выдавала девушку с головой. «Впрочем, я этого тоже не заметила». Винтер откашлялась, прочищая горло.

– Что случилось, капрал?

– Ну да, конечно. Прошу прощенья, сэр. Я не хотел вас будить, но когда увидел свет…

– Я не спал. В чем дело?

– В Фолсоме, сэр, – сказал Графф. – Он пропал вместе со всем своим караулом.

– Пропал? С каким еще караулом?

– Пока вы спали, сэр, лейтенант Варус запросил наряд для охраны капитанской палатки. Фолсом взял пару ребят из тех, кто нуждался в отдыхе, поскольку все остальные занимались сбором уцелевших припасов. Сейчас он должен был уже смениться с дежурства, потому я пошел за ним к палатке – а Фолсома там и не было.

– Наверное, капитан ушел куда–то и взял его с собой.

– Дело в том, сэр, – сказал Графф, – что на посту у палатки был караул, только не Фолсомов.

– Значит, капитан отпустил его пораньше. В лагере искал?

– Так точно, сэр. Нигде не нашел, сэр.

– Странно. – Винтер зевнула. – Думаю, можно будет расспросить командира наряда. Ты узнал этих новых караульных?

– С виду незнакомые, сэр. Сказали, что они из второй роты.

Винтер застыла.

– Из второй роты?!

Рота Дэвиса. Капитан ни за что не поставил бы людей Дэвиса охранять свою палатку.

– Именно так, сэр, – подтвердил Графф. – Насколько я знаю, капитан и старший сержант не шибко ладят. Мне это тоже показалось странным, сэр.

– Может быть, это дисциплинарный наряд. – Винтер поднялась и натянула мундир.

– Сэр, вы хотите поговорить с сержантом Дэвисом?

– Нет, это бессмысленно. – (Дэвис только осыплет ее оскорблениями.) – Спрошу у капитана, не отослал ли он Фолсома с каким– нибудь поручением.

– Я пойду с вами, – сказал Графф.

– Не нужно. Останься при Бобби. У нее выдался нелегкий день. – Винтер помедлила, затем перевела взгляд в другой угол палатки. – И проследи за тем, чтобы Феор никуда не уходила. Я скоро вернусь.

Палатка капитана Д’Ивуара была окружена своеобразной полосой отчуждения: ни солдат, устроившихся на отдых, ни брошенного на землю снаряжения, как будто все старались держаться от нее подальше. Подходя ближе, Винтер замедлила шаг. Ее охватили сомнения: «Может, там, у него в палатке, полковник?» Снаружи виден был только один часовой – его скрытая тенью фигура маячила около входа.

Подойдя к палатке, Винтер обнаружила, что это Бугай, один из тех подручных Дэвиса, которые вызывали у нее наибольшее омерзение. Девушка ощетинилась. Всем своим видом Бугай меньше всего походил на солдата, стоящего в карауле. Часовой в лагере, как правило, вытягивается в струнку при виде офицеров, но в их отсутствие тут же принимает расслабленную позу скучающего бездельника – но Бугай все время озирался по сторонам, словно и впрямь ожидал каких–то происшествий. Он явно нервничал. Бугай всегда отчасти походил на хорька, но сейчас это сходство бросалось в глаза больше обычного.

Винтер укрылась в тени, которую отбрасывал штабель ящиков с уцелевшим продовольствием, дождалась, пока Бугай повернется в другую сторону, и неспешно, стараясь держаться как можно уверенней, направилась к палатке. Бугай оглянулся, лишь когда до входа оставалось несколько шагов, и так дернулся от неожиданности, что Винтер окончательно убедилась: что–то неладно. Узнав ее, Бугай тотчас успокоился, и его заостренная физиономия расплылась в привычной ухмылке.

– Привет, Святоша, – бросил он.

– Рядовой, – с подчеркнутой холодностью отозвалась Винтер, – мне нужно видеть капитана Д’Ивуара.

– Капитан Д’Ивуар занят.

– Дело срочное.

Бугай напряженно наморщил лоб.

– То, чем он сейчас занят, тоже срочное. Приходи утром.

– Если я приду утром, срочное дело перестанет быть срочным, верно?

Логика такого уровня была явно выше умственных способностей этого уродца. Прибегнув к испытанному способу, Бугай вскинул мушкет на изготовку.

– Проваливай, говорю тебе! Никого не велено пускать. Приказ капитана.

– Бугай! – прошипели из палатки.

– Заткнись! – бросил он, оглянувшись через плечо.

И вновь повернулся, чтобы дать отпор Винтер, но она уже шагала прочь. Поравнявшись со штабелем, девушка проворно метнулась за ящики и затаилась там, надеясь, что темнота скроет ее маневр. Осторожно выглянув наружу, она убедилась, что беспокоиться не о чем. Бугай жарко шептался с кем–то, находившимся в палатке, и был целиком поглощен этим занятием. Судя по исступленной жестикуляции, разговор не доставлял ему особой радости.

Что же теперь? Не мог же Фолсом со своим нарядом взять и раствориться в воздухе. Если капитан недоступен, она могла бы пойти к полковнику, но…

Вспышка света у входа в палатку оборвала размышления Винтер. Наружу вышли двое, и свет лампы очертил их силуэты. В одном из этих людей Винтер узнала лейтенанта Варуса, адъютанта капитана. Правда, половину его лица покрывал внушительный лиловеющий кровоподтек. Лейтенант ступал неловко, держа руки за спиной, и, когда споткнулся на выходе, Винтер сообразила, что он связан.

Третьим был Уилл, тоже из роты Дэвиса. Нервничал он явно не меньше, чем Бугай. Солдаты о чем–то пошептались и втроем направились к наружной границе лагеря. Палатка у них за спиной была темной и пустой.

«Зверя мне в зад!» – пронеслось в голове девушки. Всякие заурядные объяснения происходящего развеялись бесследно. Еще мгновение Винтер, терзаясь нерешительностью, вжималась в ящики, а затем покинула укрытие и двинулась вслед за троицей.

Один из людей Дэвиса шел впереди лейтенанта, второй позади него – так сопровождают арестованных. Винтер держалась на почтительном расстоянии, чтобы в случае чего правдоподобно опровергнуть всякие обвинения в слежке, однако Бугай и Уилл, хотя и были на взводе, бдительностью не отличались, так что они даже ни разу не глянули в ее сторону.

На краю лагеря Уилл остановился, зажег лампу и передал ее Бугаю, чтобы тот освещал дорогу. Когда троица миновала последних спящих солдат и двинулась вглубь Десола, Винтер заколебалась. Отправляться за ними в одиночку было чистейшей воды безрассудством, и сейчас она запоздало пожалела, что отвергла предложение Граффа пойти с ней. С другой стороны, если сейчас прервать слежку, потом она этих троих нипочем не сыщет. Винтер беззвучно выругалась и двинулась дальше.

Так они шли долго, ни разу не услышав оклика часовых. Наконец, когда линия охранения осталась далеко позади, люди Дэвиса и их подопечный остановились. Винтер терпеливо выждала минуту и подобралась ближе.

– … мне это не нравится, – услышала она голос Уилла.

– А мне не нравится вся эта хрень! – огрызнулся Бугай и смачно сплюнул. – Мне обрыдло торчать в этой растреклятой пустыне, а чтоб пить конскую кровь – так и вовсе с души воротит! И уж верно я не мечтаю, чтоб какой–нибудь козлом дранный десолтайский ублюдок отчикал мне петушка! Чем скорей мы отсюда уберемся, тем лучше, а грохнуть при том Живчика и вовсе праздник сердца.

– Тише ты! – не выдержал Уилл. – Вдруг услышат.

– Да нет здесь никого, – буркнул Бугай. – Сегодня наша смена, забыл, что ли? И вообще, кому какое, к свиньям, дело, нравится тебе или нет? Приказано – выполняй, а нет, так ответишь перед сержантом.

– Да знаю я, просто говорю, что мне это не нравится, вот и все.

– Вот же мученики драные! Давай сюда эту распроклятую штуковину. – Винтер услышала глухой мягкий хлопок. – А ну, на колени, сэр!

К тому времени она была уже в нескольких ярдах. Бугай поставил фонарь на плоский камень, и свет падал на всех троих сзади, отчего на песке извивались длинные тени. Уилл стоял ближе всех, в двух шагах от Винтер, Бугай налег на связанного лейтенанта, вынуждая его опуститься на колени. В левой руке он держал пистолет, а правой тянулся к ножу на поясе.

«Боже Всевышний, они хотят его убить!» Винтер больно, до крови закусила губу и принялась шарить вокруг себя в темноте. Наконец ей удалось нащупать камень величиной чуть больше ее кулака, и, когда Уилл повернулся спиной, девушка бросилась на него.

Ростом он был ненамного выше, и потому Винтер нанесла удар сверху, мощным взмахом обеих рук обрушив камень на висок Уилла. Раздался тошнотворный треск кости. Уилл повалился как подкошенный, без единого звука, и Винтер, перескочив через его тело, ринулась к Бугаю. Тот, застигнутый врасплох, непроизвольно шагнул назад, и удар, в который Винтер вложила всю свою силу, разминулся на фут с его лицом. Прежде чем она успела выпрямиться. Бугай поспешно перебросил пистолет в правую руку и, вскинув его на уровень глаз, попятился еще дальше.

– Что за дьявол!.. Святоша?! Ты, что ли, сукин сынок?

Винтер хотела швырнуть в него камень, но усомнилась, что успеет сделать это прежде, чем Бугай спустит курок. Поэтому она лишь медленно кивнула.

– Ты что это натворил, а? – Бугай, морща лоб, вгляделся в валявшегося на земле товарища. – Уилл, ты живой? Скажи хоть словечко, если живой. – Он помолчал, вслушиваясь, затем едва слышно выругался и с ненавистью глянул на Винтер. – Ты его прикончил, ублюдок!

– Бугай…

– Надо бы оставить тебя сержанту, – проговорил Бугай. – Уж он–то знает, как разобраться с такой вот пронырливой мразью. Да только некогда нам сегодня отвлекаться, так что передай привет Господу!

С этими словами он нажал на спусковой крючок. Лязгнув, упал курок, кремень брызнул на затравочную полку искрами, но они зашипели и погасли, не произведя выстрела. Бугай опустил пистолет, озадаченно уставился на него и поднял голову в тот самый миг, когда Винтер замахнулась камнем. Вскинув руку над ее головой, Бугай успел отразить идущий сверху удар, но Винтер с разгона врезала ему коленом в пах и, когда здоровяк от боли сложился вдвое, резко ударила локтем по затылку. Бугай застонал и повалился наземь, выронив пистолет.

– Спаситель всепроклятый, кочергой в зад долбанный! – выругалась Винтер, хватая ртом воздух. Закрывая глаза, она до сих пор видела тлеющий в темноте под веками отблеск пистолетной искры. Дыхание вырывалось из груди частыми судорожными толчками.

Бугай снова застонал. Винтер развернулась и изо всей силы пнула его в бок. После второго пинка он уяснил, чем пахнет, и перекатился, не открывая крепко зажмуренных глаз. Винтер сняла с его пояса длинный нож, затем отыскала упавший на землю пистолет. Осторожно обследовав его, девушка обнаружила, что заряд в стволе был, а вот порох на полке отсутствовал: Бугай попросту забыл его насыпать.

– Как был ленивой скотиной, так и остался, – прошептала Винтер. И, отложив пистолет, наклонилась к лейтенанту Варусу, чтобы освободить его.

Ему не только связали руки, но завязали глаза и заткнули кляпом рот – это объясняло, почему во время схватки он не издал ни звука. Когда Винтер сняла с глаз лейтенанта грязную повязку, он с любопытством огляделся по сторонам, затем поднял взгляд на Винтер:

– Лейтенант… Игернгласс, верно?

– Так точно, сэр, – ответила Винтер и едва не козырнула, но вовремя вспомнила, что не обязана этого делать. – Командир седьмой роты.

– Я, конечно же, благодарен судьбе за такое везение, но все же – откуда вы здесь взялись?

– Шел за этими ублю… этими двумя от палатки капитана Д'Ивуара.

– А что привело вас к палатке?

– Я искал капитана или вас. Один из моих капралов был назначен охранять палатку, но, похоже, пропал.

– Понятно. – Он снова посмотрел на нее. – Стало быть, вам неизвестно, что происходит?

Винтер окинула испытующим взглядом его лицо.

– А что происходит, сэр?

– Бунт, – сказал лейтенант Варус, потрогал распухшую от побоев половину лица и поморщился. – Бунтовщики захватили капитана и полковника, а также, по всей вероятности, ваших людей.

– Бунт? – Винтер многому могла поверить, когда дело касалось Дэвиса, но представить его бунтовщиком? «Только не на свой страх и риск. Он для этого недостаточно смышлен». – И кто взбунтовался?

– Как минимум капитан Ростон. Его, судя по всему, поддерживает часть четвертого батальона и, как видите, кое–кто из первого. – Он поглядел на обезвреженную Винтер парочку. – Вы знаете этих людей?

Винтер кивнула:

– Уилл и Бугай. Вторая рота старшего сержанта Дэвиса.

– Дэвиса. – Фиц вздохнул с легким разочарованием, словно ему сообщили, что он опоздал в оперу. – Я должен был сам догадаться.

– Как мы с ними поступим?

– Мы? – Лейтенант вопросительно посмотрел на Винтер. – Насколько я помню, вы раньше служили под командованием Дэвиса.

– Да, и точно знаю: если он на одной стороне, мое место на другой, – пробормотала Винтер.

– Понятно. – Фиц с видимым усилием поднялся, растирая онемевшие руки, чтобы восстановить чувствительность пальцев. Наклонившись к Уиллу, лейтенант наскоро осмотрел его и заключил: – Этот мертв. Второго я бы хотел взять с собой, но не уверен, что мы вдвоем его донесем. У вас есть люди, которым можно доверять?

«Мертв?» Винтер посмотрела на Уилла. Он был, наверное, самым безобидным из прихлебателей Дэвиса. Не то чтобы он хорошо относился к Винтер, но изводил ее скорее, чтобы не отстать от остальных. Винтер не хотела его убивать.

– Лейтенант?

Она встряхнулась и глубоко вдохнула:

– Да, есть.

Бобби уже проснулась к тому времени, когда Винтер, Графф и Фиц вернулись, неся полуобморочного Бугая. Графф велел двум недоумевающим солдатам постеречь пленника, а затем Винтер увела и обоих капралов в свою палатку. Она заметила, как Фиц мельком глянул на Феор, которая все так же лежала, свернувшись калачиком в углу, то ли спала, то ли притворялась, что спит, – но ничего не сказал.

– Плохо дело, – пробормотал Графф. – Очень плохо.

– Боюсь, что это в некотором роде преуменьшение, – заметил Фиц. – Мы не знаем, сколько у капитана Ростона сторонников, но в настоящий момент он, судя по всему, является хозяином положения.

– Что стало с Фолсомом и его людьми? – спросила Бобби.

– В лучшем случае, – ответил Фиц, – они пленники. Вскоре после того, как капитан ушел на встречу с капитаном Ростоном, к палатке подошли солдаты второй роты с заряженными мушкетами. Полагаю, они арестовали ваших товарищей и увели в неизвестном направлении, а затем поставили у палатки свой караул, чтобы перехватить капитана Д’Ивуара, когда он вернется. Судя по тому, что я подслушал, бунтовщики замышляют держать капитана и полковника под стражей, а капитан Ростон между тем примет командование полком.

– Но вас–то они хотели убить, – заметила Винтер.

Лейтенант вновь ощупал внушительный кровоподтек, лиловевший на его лице.

– Я не вполне уверен, но предполагаю, что старший сержант Дэвис имеет ко мне некоторые личные счеты. Его обращение со мной, безусловно, было резким.

– Но… – Графф развел руками, насупившись под буйными зарослями бороды. – Почему они взбунтовались? Зачем?

Фиц понизил голос:

– Сегодня во второй половине дня полковник разослал капитанам новый приказ. Мы продолжим идти на восток, вглубь Десола. Насколько я понимаю, капитан Ростон выступил против этого приказа на том основании, что у нас недостаточно припасов.

Винтер вспомнились столбы черного дыма над горящими повозками, вспомнилось, как день напролет трудились спасательные команды. До сих пор она не задумывалась о том, чего стоила полку эта катастрофа.

– А их недостаточно? – спросила она.

– По моим подсчетам, воды у нас осталось примерно на два дня, и это при условии крайне жестких норм. Продовольствия хватит на более долгий срок, если брать в расчет туши вьючных животных, убитых при нападении на лагерь.

– На два дня?! – ошеломленно повторил Графф. – Да за два дня мы нипочем не доберемся до Нанисеха, даже если выступим прямо сию минуту!

– И полковник хочет продолжать поход? – Винтер покачала головой. – Это же бессмысленно.

– Должен признать, что мне тоже непонятны причины такого решения, – сказал Фиц. – Вполне вероятно, впрочем, что полковник обладает некими сведениями, которые представляют ему ситуацию в ином свете.

– Твою мать! – пробормотал Графф и свистнул сквозь стиснутые зубы.

Винтер кивнула, безмолвно разделяя его чувства. Она видела своими глазами и пожарище, и трупы вьючных лошадей, но пелена дыма и хаос, царивший вокруг, мешали оценить истинные размеры ущерба. Ей показалось тогда, что десолтай в итоге потерпели неудачу, поскольку почти все солдаты благополучно вырвались из расставленной кочевниками западни.

– И все же это не оправдание для бунта, – сказала она с убежденностью, которой на самом деле не испытывала. – Если у нас начнутся беспорядки, десолтай нас перережут.

– Ясное дело, не оправдание, – торопливо согласился Графф. – Я ничего такого и не хотел сказать. Просто у меня и в мыслях не было, что все так скверно.

– У полковника наверняка есть какой–нибудь план, – подала голос Бобби.

– Сколько людей знает о бунте? – спросила Винтер, обращаясь к Фицу.

– Точно не могу сказать, – отозвался лейтенант, – но, похоже, эта новость еще не стала достоянием всего лагеря. Знают, само собой, люди Дэвиса и, подозреваю, кто–то из четвертого батальона – те, кому доверяет капитан Ростон.

– А капитан Солвен и капитан Каанос? Если обратиться к ним, могут они положить конец бунту?

Фиц нахмурился:

– Вполне вероятно. С другой стороны, капитан Ростон наверняка понимает, что не сможет действовать, не добившись от них хотя бы негласного одобрения.

– А стало быть, он вполне уже мог перетянуть их на свою сторону, – вставил Графф. – И если мы сунемся к ним, то запросто угодим под арест.

– Но нельзя же сидеть сложа руки! – воскликнула Бобби.

Винтер поморщилась. Чутье, которое развилось в ней за два года службы под началом Дэвиса, твердило ей, что надо затаиться, выждать, пока все кончится, и присоединиться к победившей стороне. И не лезть на рожон, чтобы не привлечь излишнего внимания.

Вот только сейчас об этом и речи быть не может. Она в ответе за седьмую роту, и несколько ее солдат уже в плену у бунтовщиков, если вообще живы. «Больше того, если мы сейчас примем неверное решение, нам неминуемо уготована смерть. Кто вернее всего найдет путь к спасению – полковник и капитан Д’Ивуар или Ростов и Дэвис?» – рассуждала девушка. Если ставить вопрос таким образом, то и выбора, собственно, нет.

– Солдатам пока еще ничего не сообщили, – произнесла Винтер. – Не хотят признавать, что это бунт. Ветераны, может, и поддержат бунтовщиков, но вот новобранцы… – Она искоса глянула на Бобби, – новобранцы – вряд ли. Поэтому они стараются обстряпать все по–тихому. Захватить капитана Д’Ивуара, полковника, еще кого–то, кто может помешать, а утром выступить с какими–нибудь оправданиями – и командиром полка станет капитан Ростон.

– Я пришел примерно к таким же выводам, – сказал Фиц, – что, в свою очередь, подсказывает, как надо действовать. Если, разумеется, вы готовы ко мне присоединиться.

Графф кивнул.

– Они схватили Фолсома, – мрачно проговорил он.

Бобби тоже согласно закивала. Глаза ее горели почти лихорадочным огнем. Может, она еще не до конца оправилась после того, что произошло на пустынном холме? «Черт возьми, да по всем правилам ей и вовсе полагалось умереть!» – пришло в голову Винтер.

– Вы считаете, что нам нужно освободить пленных, – сказала она. – Полковника, капитана Д’Ивуара и, будем надеяться, Фолсома с его ребятами.

– Именно, – подтвердил лейтенант. – Капитан Ростон, судя по его действиям, явно не уверен, что сможет перетянуть солдат на свою сторону в присутствии полковника.