Текст книги "Тысяча Имен"

Автор книги: Джанго Векслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Глава одиннадцатая

МАРКУС

– А потом выволок из воды баржу и перегородил ею пристань, наподобие бруствера! – продолжал Янус с восторгом ребенка, получившего новую игрушку. – Очень жаль, капитан, что вы этого не видели – сработано было отменно! Землю по ту сторону баррикады, насколько хватало глаз, устлали бурые мундиры, а потери седьмой роты не составили и пары дюжин.

– Но ведь именно за тем вы их туда и послали, – заметил Маркус. – Верно ведь?

– Я полагал, что им придется иметь дело только с небольшими группами разведчиков. Кто же знал, что в часе пути от деревни окажутся четыре роты аскеров? Любой другой командир, прикинув соотношение сил, посадил бы своих людей в лодки и живо отчалил. Во всяком случае, – добавил он после паузы, – любой здравомыслящий командир.

Маркус мог вполне обойтись без напоминания, что они, еще не успев начать кампанию, едва не провалили ее, – и все потому, что пара сотен аскеров оказалась там, где не следовало. Причина тому – разведка, которая у Первого колониального оказалась не на высоте, так как не хватало кавалерии. Для Маркуса было очевидно, что это может создать трудности, и он беспокоился по этому поводу все сильнее по мере приближения к Эш–Катариону.

– Вероятно, заурядной стычке недостает размаха Норатавельта или романтической пышности Ильстадта, но, если хотите знать мое мнение, даже заурядная, но успешно проведенная стычка в артистизме ничуть не уступает настоящему сражению. Либо, если уж на то пошло, любой картине или скульптуре. – Янус склонил голову набок. – Когда найдется время, я возьмусь за новую монографию «Война как искусство». Я считаю, что труд генерала гораздо сложнее, чем ремесло художника; холст, в конце концов, не может дать сдачи.

Маркус никогда не был силен в искусстве.

– Вы уже решили, что скажете принцу?

– Скажу, чтобы заглянул к себе в подштанники и выяснил, мужчина он или евнух, – отозвался Янус. – И если он обнаружит там все мужские причиндалы, посоветую, чтобы наконец–то научился ими пользоваться.

Маркус застыл как вкопанный, и полковник лишь через пару шагов обнаружил, что остался в одиночестве. Увидев лицо спутника, он выразительно вздохнул.

– Невероятно. Просто невероятно. Капитан, вам никогда не советовали развивать в себе чувство юмора?

– Я не привык пользоваться им в разговорах с начальством, – пробормотал Маркус себе под нос, и Янус, обладавший необычайно острым слухом, от души расхохотался.

Тяготы походной жизни ограничили возможность принца вести привычный образ жизни, хотя его свита приложила все усилия, чтобы скрасить этот неприятный факт. Его просторное жилище, сшитое из четырех армейских палаток, было тем не менее заурядного синего цвета снаружи и не отличалось особой изысканностью внутри. Почти все имущество, которое дворцовой челяди удалось вывезти из Эш–Катариона, погрузили на ворданайские суда в Форте Доблести. Пара шкур да несколько шелковых подушек – вот и вся роскошь, какую мог позволить себе законный владыка трона Вермиллиона.

Ворданайских офицеров встречал все тот же Раззан дан-Ксопта, однако свита принца изрядно поредела – почти всех, в том числе и Небесную Гвардию, оставили в форте. Маркуса это более чем устраивало – ничто так не замедляет продвижение войска на марше, как обозный балласт, – но он сомневался, что принц разделяет его мнение. Маркус подозревал, что правитель хандараев весьма скептически оценивает их шансы на успех.

Принц, по всей вероятности, до сих пор не остывший после предыдущей беседы с Янусом, встретил их без особых формальностей. Он бросил отрывистую лающую реплику, и Раззан добросовестно ее перевел – если не для полковника, то хотя бы для Маркуса.

– Его светлость обеспокоен, – сообщил министр. – Он желает знать, как вы предполагаете защищать его от врагов, когда ваша армия окажется на другом берегу реки.

– Признаться, никак, – ответил Янус. – Скажите его светлости, что я буду чувствовать себя гораздо уверенней, если он переправится через реку вместе с нами.

Принц раздраженно выпалил несколько слов.

– Избранник Неба, – сказал министр. – изволил заметить, что если он окажется на другом берегу реки, то не сможет спастись в случае вашего поражения.

Маркус разглядывал принца Эксоптера с отвращением. Этот аристократ уже достаточно ясно выразил свои предпочтения бесконечным потоком «учтивых» посланий, в которых Янусу откровенно приказывалось явиться пред его ликом, дабы получить указания о проведении операции. Все эти указания, само собой, заключались в одном–единственном слове – «отступление». Несмотря на разгром войска искупителей, принц желал бежать с награбленным золотом в Вордан. Флот, однако, не вышел бы в море без приказа Януса, а Янус попросту игнорировал послания принца.

«И мы сражаемся ради того, чтобы удержать на троне этого типа? – Маркус в который раз задумался над тем, кто пострадал бы, если бы они позволили Эксоптеру удрать без оглядки, раз уж он об этом так мечтает. – Хандараи уж точно не жаждут его возвращения. С другой стороны, в этом случае на карту поставлена честь короля Вордана и, безусловно, цена обещания помощи, данного представителем династии Орбоан. Не говоря уж о такой мелочи, как религиозные фанатики, которые – с принцем или без оного – жаждут сжечь нас живьем».

Среди тех, кого не взяли в поход, оказался и придворный гример. Искусной красно–белой маски, которую прежде представляло собой напудренное лицо принца, сейчас не было и в помине. Оказалась, что под ней скрывается самая заурядная физиономия с обвисшими щеками и толстыми, капризно надутыми губами. Вокруг макушки принца проступала венчиком жиденькая поросль волос, но сама макушка оставалась удручающе лысой.

– Если мы потерпим поражение, ваша светлость… – Янус сделал паузу. – Можете сказать его светлости, что если мы потерпим поражение, то с нами сгинут все его надежды вернуть себе трон, а потому я почитаю своим долгом приложить все усилия к тому, чтобы успешно завершить эту кампанию.

– Ваш долг – повиноваться его светлости! – возразил Раззан еще до того, как принц закончил говорить.

– Прошу прощенья, – сказал Янус. – Не в обиду будь сказано, но мой долг не имеет никакого отношения к его светлости принцу Хандара. Скорее уж к его величеству королю Вордана, которому я поклялся служить телом и душой. Он повелел мне спасти трон Вермиллиона, и я намерен исполнить это повеление даже ценой жизни.

Воцарилось долгое молчание. Принц пробормотал что–то, очень похожее на оскорбление. Раззан, помня вероятно, что Янус и без перевода прекрасно все понимает, лишь мгновение колебался, прежде чем перевести слова принца.

– Его светлость говорит, что вы возмутительно дерзки и наглы. Он обещает, что его друг и царственный родич король Вордана всенепременно узнает о вашем недопустимом поведении.

– В этом я не сомневаюсь, – отозвался Янус.

С помощью Последнего Герцога, например. После сражения с искупителями Маркус несколько раз видел мисс Алхундт в лагере, однако избегал бесед с ней. Да она и сама не настаивала. Маркус мог только гадать, достался ли на его долю хоть один абзац в тех донесениях, которые она отсылала на родину.

– Его светлость обдумает сказанное вами, – объявил Раззан. – Вы можете быть свободны.

– Благодарю, – отозвался Янус. – Полк завершит переправу к вечеру.

С этими словами ворданаи поклонились монаршей особе и избавили ее от своего присутствия. Сказать, что Избранник Неба выглядел недовольным, означало бы не сказать ничего.

– Он обдумает сказанное вами? – повторил Маркус, едва они вышли из шатра. – Что это значит?

– Это значит, что он переправится с нами через реку, – ответил Янус, – но не хочет говорить об этом вслух, чтобы не потерять лицо. Обоз переправился?

– Думаю, что уже да, – сказал Маркус, мельком глянув на красное предзакатное солнце. – Я поговорю с Фицем.

– Отлично. В таком случае прикажите четвертому батальону двигаться. И позаботьтесь о том, чтобы на судах осталось место для принца и его свиты, если они решат явиться на борт.

– А что будет, если они не явятся?

Янус пропустил этот вопрос мимо ушей.

Принц, само собой, не преминул явиться. Янус отправился с предпоследним рейсом, Маркус – с последним. Он устроился на носу баржи, между штабелями груза. Солнце уже зашло, и закатные краски на небе постепенно блекли. Кое–где в вышине уже мерцали первые звезды. По счастью, переправа не сулила опасностей даже в темноте – широкая, с ровным дном Тсели была на редкость благоприятна для судоходства.

Слуги принца возвели вокруг него шелковый полог, отгородив сиятельного господина и его высокородную свиту от остальных пассажиров. Баржа, впрочем, и так оказалась загружена от силы наполовину, и солдаты Первого колониального подчеркнуто держались подальше от хандараев. Точно так же они сторонились и Маркуса. В былые дни, до прихода искупителей, любой из них мог бы не задумываясь подойти к нему, поделиться свежими городскими сплетнями или посетовать на несправедливое распределение нарядов. Теперь же все знали, что Маркус на короткой ноге с новым полковником и, по всей видимости, высокопоставленное положение Януса отчасти отразилось и на нем.

Поэтому Маркус даже немного обрадовался, услыхав за спиной звук приближающихся шагов. Он обернулся – и слова дружелюбного приветствия застряли костью в горле при виде мисс Алхундт, которая взирала на него через очки, уперев руки в бедра и едва заметно, загадочно усмехаясь.

«Я хочу знать, кому вы преданы». Маркус вспомнил ее слова и огляделся, как затравленный зверь, но бежать было некуда. Тогда он поднялся и неуклюже изобразил поклон:

– Мисс Алхундт…

– Капитан… – Усмешка женщины стала чуть пошире. – Такое ощущение, что вы от меня прячетесь.

– Я просто слишком занят. Полковник Вальних не дает мне бездельничать.

– Могу представить. – Она жестом указала на ящик, который Маркус использовал в качестве скамьи. – Вы не против, если я присяду?

«Еще как против!» – подумал Маркус, но произнес:

– Вовсе нет.

Мисс Алхундт аккуратно пристроилась на краешке ящика, а капитан, немного поколебавшись, вернулся на свое место. С минуту они смотрели на черную воду ночной реки, гладкую, словно стекло, если не считать мелкой ряби, порожденной движением других судов. Факелы и фонари нового лагеря крохотными пятнышками света мерцали на дальнем берегу, будто светлячки.

Тишину нарушила мисс Алхундт:

– Говорят, полковник с принцем разошлись во мнениях.

– Я не уполномочен обсуждать эту тему, – отозвался Маркус.

– Да, конечно, – сказала она. – Безусловно, не уполномочены.

Голос ее прозвучал странно – как будто на самом деле у нее не было ни малейшего желания задавать вопросы. Маркус молчал, ожидая продолжения, но, рискнув глянуть на мисс Алхундт, обнаружил, что женщина всего лишь смотрит на реку.

«А ведь она хорошенькая», – мельком подумал капитан. Нежное округлое лицо, точеный носик, большие карие глаза. Очки и строгая прическа придавали ее внешности официальный оттенок, однако эта официальность казалась чуждой, наносной. Словно маска. Он осторожно кашлянул.

– Мисс Алхундт, вас что–то беспокоит?

– Теперь он уже не повернет назад, верно? – спросила она. – Я говорю о полковнике.

– Теперь уже никто из нас не повернет назад. Позади река…

Женщина кивнула:

– Вас это, кажется, нисколько не беспокоит.

Маркус едва не выпалил, что и это не уполномочен обсуждать, но сдержался. Так нельзя. Это уже не агент Конкордата пытается выудить из него какие–то сведения, а молодая женщина ищет ободрения и поддержки. Он заставил себя намного расслабиться.

– До сих пор полковник всегда оказывался прав.

– До сих пор. – Мисс Алхундт вздохнула. – Капитан, вы умеете хранить тайны?

– Смею полагать, что да, – сказал он и прибавил не слишком искренне: – Не думал, что ваше министерство склонно делиться тайнами.

Женщина кивнула с таким видом, словно приняла эту колкость как должное.

– Я не имела в виду тайны нашего министерства. Это моя личная тайна.

– Вот как? – Маркус пожал плечами. – Что ж, валяйте.

Мисс Алхундт повернулась к нему лицом, свесив ноги с края ящика.

– Это произошло во время сражения на дороге. Помните его?

– Такое вряд ли забудешь.

– Я сидела в седле, наблюдала за атакой врага, – казалось, на нас хлынуло море, исполинская волна вопящих кровожадных лиц, а вы и ваши люди стояли перед ней таким непрочным, таким уязвимым строем… и мне подумалось: сейчас нас всех сметут. Опрокинут и захлестнут, как волна захлестывает прибрежный камень.

Маркус ничего не сказал. Мыслями он вернулся в то самое мгновение, когда затаив дыхание ждал приказа открыть огонь, мучительно сознавая, насколько близок к тому, чтобы развернуть Мидоу и пустить ее в галоп.

– Я молилась, – шепотом продолжала женщина. – Я искренне, без малейшего притворства молилась Господу. Не могу припомнить, когда такое случалось со мной в последний раз. «Боже Всемогущий, – твердила я, – если только мне волей Твоей доведется пережить это и вернуться к своему милому уютному столу под Паутиной – я клянусь Тебе именем Твоим, что никогда больше его не покину!»

– Полагаю, каждый, стоявший в том строю, думал примерно о том же, – сказал Маркус. – Я по крайней мере точно.

Мисс Алхундт протяжно выдохнула и покачала головой.

– Знаете, я ведь сама попросила об этом назначении. Мне, видите ли, было скучно. Скучно! За своим уютным столиком, на третьем подземном ярусе, где волна спятивших фанатиков не катилась с воплями через гребень холма, чтобы сжечь меня живьем. – Она подняла взгляд на Маркуса, и он заметил, что очки ее чуть заметно съехали набок. Прядь тусклых каштановых волос, выбившись из прически, болталась над ухом. – Искупители и вправду едят пленных?

– Только в особых случаях, – отозвался Маркус и, глянув на лицо мисс Алхундт, легонько пожал плечами. – Думаю, что нет. Они, безусловно, не откажут себе в удовольствии поджарить пленников на костре, но чтобы их потом съесть?.. – Он помотал головой. – Это лишь слухи. Если слушать все, о чем болтают на улицах, поневоле поверишь, что Стальной Призрак – колдун, умеющий шельмовать с пространством и временем, а старухи–священнослужительницы с Памятного холма могут говорить с мертвецами.

Мисс Алхундт слабо, как–то неубедительно хихикнула и вновь погрузилась в молчание. Последние отблески дня погасли на небе, и баржа плыла на свет факелов. По мере приближения россыпь огней на том берегу становилась обширнее, словно готовясь поглотить их. Маркус заметил, что колено мисс Алхундт сдвинулось и теперь прикасается к его колену. Он ощущал тепло ее тела даже сквозь двойной слой ткани, хотя его собеседница этого как будто не сознавала.

– Я хотела попросить у вас прощения, – сказала она.

– За что?

– За то, как вела себя прежде. – На лице мисс Алхундт появилось неловкое выражение. – Я должна написать отчет… ну да вы, конечно же, знаете. Поэтому, увидев вас впервые, я подумала: «Вот отличный источник информации!»

– Я догадался.

Она растерянно моргнула.

– Неужели это было так заметно?

– Более–менее.

– На самом деле сбор информации вовсе не входит в мои обязанности. Обычно я просто читаю донесения, написанные другими людьми, отбираю из них самое существенное и составляю собственное. Вначале я думала, что и на этот раз мне предстоит делать почти то же самое, только не читать донесения, а задавать вопросы, но… – Мисс Алхундт помолчала. – Когда я увидела, как баржи переправляются через реку, меня словно громом поразила одна мысль. Если мы потерпим поражение… если полковник хотя бы раз ошибется… если… – да мало ли какие бывают «если», – мы все умрем. И я в том числе. – Она вновь подняла взгляд на Маркуса и мужественно улыбнулась. – Боюсь, я потеряла способность отстраняться от происходящего.

– Мы не потерпим поражения, – сказал Маркус, жалея, что не чувствует и половины той уверенности, которая прозвучала в его голосе. – Полковник знает, что делает.

– Вы преклоняетесь перед ним, так ведь?

– Это попадет в донесение?

Женщина рассмеялась:

– Я убрала свое донесение подальше. Сейчас оно не так уж и важно, верно? Либо полковник победит, либо… у меня не будет возможности отправить донесение.

– В таком случае – да, преклоняюсь. Он… вам бы надо поговорить с ним, чтобы это понять. Он особенный, не такой, как все. За время учебы в академии мне довелось встретить немало полковников, но Янус не похож ни на одного из них.

– Янус? – Она вновь улыбнулась. – Я смотрю, вы с ним на короткой ноге.

Маркус покраснел, втайне радуясь, что борода отчасти скрывает его смущение.

– Он сам настоял, чтобы я называл его по имени. Впрочем, как правило, мне удается обойтись традиционным «сэр».

– Наверное, это удобней, чем «полковник граф Янус бет Вальних–Миеран». – От света факелов в глазах мисс Алхундт заплясали искорки. – Что ж, если он для вас «просто Янус», то я могу быть «просто Джен». Вас это устроит, капитан?

– Только если я буду «просто Маркус». «Капитан» в любом случае звучит для меня слишком непривычно. Полковник Варус, наш прежний командир, всегда обращался ко мне «Маркус» или просто «Эй, ты!».

Женщина опять рассмеялась, и Маркус рассмеялся вместе с ней.

– Мисс Алхундт…

– Джен, – строго поправила она.

– Джен. – В безмятежной ночной темноте это прозвучало на удивление интимно. – Так что же вы собираетесь делать теперь?

– Думаю, то же, что и все остальные. Всем сердцем надеяться, что полковник ведает, что творит. – Она выразительно хмыкнула. – Правду говоря, я даже знаю, зачем меня послали сюда. Такое уж это место – Паутина. Слухи доходят до нас со всех сторон, но на самом деле мы ничего не знаем.

– Стало быть, ваша Паутина мало чем отличается от армии.

– Да, но в нашем случае считается, будто мы знаем все. Это заметно по тому, как смотрят на нас люди. – Женщина снова подняла взгляд на Маркуса, и он удивился, увидев, что в глазах ее блестят слезы. – А ведь я, если вдуматься, самый обычный писарь. Это моя работа. Я пишу донесения и… и больше ничего. Обыкновенный писарь.

Сам не понимая зачем, Маркус положил руку девушке на плечо и привлек ее к себе. Джен, вздрогнула от прикосновения, по ее телу побежали мурашки, но она не отстранилась. Чуть погодя Маркус почувствовал, как она положила голову ему на плечо.

– Я знаю, – сказал он. – Знаю. Все в порядке.

– Извините, – пробормотала женщина.

– Ничего страшного. – Маркус легонько сжал ее плечо.

Весь остаток пути они провели в молчании. Джен скоро задремала, но Маркус бодрствовал. Глядя на звезды, которых становилось все больше, он размышлял о Вордане и о доме, давно превратившемся в смутное воспоминание.

На рассвете застучали барабаны, не обращая внимания на стоны изнуренных солдат. Тем, кто переправлялся на замыкающих баржах, досталась для сна только половина ночи, однако барабанщики были неумолимы, и мало–помалу лагерь начал оживать. Поскольку Маркус тоже принадлежал к числу обделенных сном, он помимо воли испытывал сострадание к недовольным.

– Я по–прежнему не в восторге от того, что приходится разделять силы, – признался Янус, когда они с Маркусом встретились в раскисших полях за рыбацкой деревушкой. – Тем не менее это наилучший выход.

Маркус кивнул. Он забирал с собой ветеранов, а Янус новобранцев – решено было, что так предпочтительней, нежели делить полк побатальонно. Решение здравое, если учесть, какого свойства задачи им предстоит выполнять, но его воплощение обернулось нешуточными хлопотами.

– Считайте, что в вашем распоряжении от силы четыре дня, – продолжал полковник. – День на то, чтобы обнаружить противника, день на то, чтобы его уничтожить, и два дня на возвращение. Уложитесь?

– Постараюсь, сэр.

– Отлично. – Привычная усмешка промелькнула на его лице и тут же исчезла. – Удачи, капитан!

Позади них строились солдаты Первого колониального. Колонна побольше – свыше двух третей численного состава, вся кавалерия и половина орудий – направлялась на юг, к броду, который располагался выше по течению. Оставшаяся треть держала путь на север, в направлении Эш–Катариона и канала, соединявшего город с рекой Тсель.

Маркус безжалостно подгонял своих людей, и они двигались бодро, в кои–то веки освобожденные от необходимости соизмерять шаг с медлительным обозом. Повозкам, которые цепью вытянулись позади них на дороге, предоставлено было ползти самим, насколько хватит сил. Скорость, сказал Янус, самое главное сейчас – скорость. К вечеру впереди уже стал различим канал – извилистая лента отраженного света, походившая больше на настоящую реку, чем на творение рук человеческих. Не обращая внимания на протесты стерших ноги до мозолей ворчунов, Маркус гнал колонну вперед до тех пор, пока она не достигла места своего назначения, то есть окраины города. Там наконец был объявлен привал, и солдаты, не утруждая себя обустройством лагеря, тут же попадали кто где стоял.

И даже тогда отдохнуть довелось не всем.

При свете факела Маркус оглядывал стоявший перед ним отряд, который целиком составляли солдаты первого батальона, тщательно отобранные люди – те, в ком Маркус был уверен, на кого он мог положиться в случае, если дела примут опасный оборот. Возглавлял их старший сержант Джеффри Арго, седой здоровяк, один из долгожителей Первого колониального. Он командовал первой ротой с тех самых пор, когда Маркус только прибыл в Хандар. Недостаток воображения Арго с лихвой восполнял надежностью и хладнокровием. Более невозмутимого человека Маркус еще не встречал. Впрочем, то, что старший сержант мог запросто свернуть человеку шею, точно цыпленку, тоже можно было считать неоспоримым достоинством.

По справедливости этим отрядом следовало бы командовать Фицу. Отсутствие лейтенанта перед строем казалось странным, непривычным – как непривычно калеке отсутствие ампутированной конечности. Маркус все время ловил себя на том, что ему непривычно видеть перед собой широкую, изрытую оспинами физиономию Арго вместо темных смышленых глаз Фица. Тут, однако, ничего нельзя было поделать – шесть рот первого батальона, все новобранцы, остались с Янусом, и Маркус посчитал бы неуместным доверить командование ими кому–то другому, кроме Фица.

Вал и Мор, а также Пастор и Зададим Жару тоже ушли с Янусом, и в распоряжении Маркуса остались только Адрехт да горстка младших офицеров. Тогда эта идея казалась здравой – раз уж сам Маркус не мог остаться с батальоном, другого выхода не было, – но сейчас, глядя на мрачный, погруженный в молчание город, на темноту, в которой мерцали редкие огоньки, Маркус поневоле думал о том, не поторопился ли он со своим решением.

Адрехт сделает то, что от него требуется. Встряска, которую он получил, вызвав неудовольствие полковника, подействовала на него самым благотворным образом: он исправно принимал участие в регулярных занятиях по строевой подготовке и активно занимался делами своего батальона. После того достопамятного разговора им нечасто удавалось обменяться хоть парой слов, но эти редкие случаи показали, что в беседах по душам нет нужды – к вящему облегчению Маркуса.

«И все–таки, если бы здесь был Фиц, я чувствовал бы себя спокойнее. Но теперь уже поздно сожалеть». Маркус отогнал эту мысль и повернулся к солдатам, которых отобрал лично. Их было десятка два – вполне, по мнению Маркуса, достаточно для задачи, которую он собирался им поручить.

– Я прибуду сразу после полуночи, – сказал он, обращаясь к солдатам. – Это означает, что у нас будет около трех часов до рассвета. За это время вам нужно успеть занять позицию, так что не теряйте времени и помните: если хандараи услышат хотя бы один выстрел – все пропало. Вам ясно?

Солдаты кивнули. Маркус вгляделся в их лица, и то, что он увидел, порадовало его. Ни тени страха, одна только твердая решимость. В конце концов, эти люди все–таки ветераны. Кое в чем они так же неопытны, как новобранцы, – например, шагать в бой строем, с барабанами и развернутыми знаменами оказалось в новинку для всех, включая Маркуса, – но тайная ночная вылазка для них – привычное дело.

– Ладно, – произнес Маркус. – Удачи!

Сержант загасил факел и повел свой небольшой отряд в путь. Почти сразу они сошли с дороги, направляясь на восток, чтобы издалека обогнуть окраину небольшого городка. Затем, если все пойдет согласно плану, отряд повернет на север и вновь двинется на запад, только подойдя вплотную к каналу.

Маркус заранее, пока не стемнело, позаботился о том, чтобы хорошенько осмотреть местность, – картам он не очень–то доверял. Ворданайские картографы чертили их, пользуясь не слишком качественными набросками и описаниями, да и сами карты во многом удручающе устарели. Городок, к которому приближалась колонна Маркуса, был так невелик, что не удостоился на карте даже ворданайского названия, – его местоположение отмечала цветная точка. Из пояснений местных жителей, встреченных по пути, Маркус узнал, что по–хандарайски городок называется Велта–эн–Тселика, что в переводе означало «Велта на маленькой Тсели».

Сверху очертания городка напоминали треугольник – вершина направлена на юг, одна из сторон с севера прилегает к каналу. По мере удаления от берега местность полого приподнималась, кое–где над низинными, пропитанными влагой полями возвышались скалистые холмы, и именно на одном из таких холмов жители Велты возвели свой храм. Это массивное каменное строение составляло вершину треугольника. Дорога проходила рядом с ним, через центр городка. Строения, тянувшиеся вдоль нее, были по большей части глинобитными хижинами, среди которых затесалась пара бревенчатых домов.

Самой примечательной чертой этого городка являлось его расположение у канала. За пределами Эш–Катариона, на Малой Тсели, мостов не имелось, а сам канал почти повсюду был так глубок и полноводен, что желавшему перебраться на другой берег пришлось бы плыть. Здесь, однако, из–за впадины в почве вода разливалась, и канал можно было перейти вброд. За долгие годы хандараи изрядно упростили переправу, снося на мелководье все камни, которые собирали со своих полей, так что в итоге брод превратился в некое подобие дамбы.

Для любой армии, движущейся вдоль реки Тсель, этот способ являлся единственной возможностью переправиться на ту сторону, если не считать долгого окружного пути по столичным улицам. Когда генерал Хтоба примется объединять свои разрозненные силы – чем он, вне сомнения, занят уже сейчас, – трем батальонам, засевшим у Западного моста, не останется иной дороги, кроме этой. Маркус намеревался к тому времени встретить их лицом к лицу.

Местные жители весьма охотно делились всем, что знали, – Искупление там или нет, а аскеры явно не пользовались любовью населения, – и Маркус узнал, что на переправе стоит маленький гарнизон. Спрятать в речной пойме, плоской, как бильярдный стол, целую армию – пускай даже такую немногочисленную, как у него, – невозможно, и, несомненно, в гарнизоне заметили приближение колонны. Чего там не знали – и что наверняка захотел бы узнать Хтоба, – так это численности ворданаев и их дальнейших намерений.

А стало быть, за южными подходами к городку будут неусыпно следить даже в ночное время. Впрочем, отряд сержанта Арго, следуя кружным путем, обогнет городок с востока и выйдет к каналу много севернее, так что можно надеяться, что в гарнизоне не заметят его продвижения.

Любой знак того, что этот отряд добрался до места, сейчас был равносилен неизбежному провалу, и все же Маркус помимо воли всматривался туда, где исчезли люди Арго, до боли напрягая зрение в попытке различить их силуэты в темноте сонного городка. Наконец он сдался и двинулся назад, к своим ветеранам, которые разбили лагерь в раскисших полях вверх по дороге, за пределами видимости гарнизона.

Теперь остается только ждать.

С рассветом, когда солнце едва показалось над горизонтом и небо еще сохраняло ночную глубокую синеву, колонна ворданаев приступила к построению у самой окраины городка. То был спектакль, устроенный напоказ: развевались батальонные знамена, барабанщики выбивали дробь, не жалея сил, сержанты и лейтенанты надрывали глотки, выкрикивая приказы, – и, строясь поротно, ветераны отчасти маскировали тот факт, что численность всех батальонов на две трети меньше обычной. Как только все эти шумные приготовления завершились, колонна двинулась по пологому спуску к южной оконечности городка и каменному храму, который возвышался над ней.

Гарнизон аскеров не склонен был дожидаться незваных гостей. Их поставили здесь, чтобы защищать переправу от летучих отрядов противника, но не сдерживать наступление его основных сил, – а то, что на них движутся именно основные силы, не вызывало сомнений. Несколько разрозненных выстрелов прозвучало из окон, когда строй синих мундиров приблизился к храму, – ни одна пуля за дальностью не попала в цель, – а затем аскеры организованно отступили в центр городка. Теперь их долг состоял в том, чтобы соединиться с корпусом и доложить обо всем увиденном, а потому лейтенант аскеров скорым маршем повел своих людей по дороге, направляясь к переправе.

Они уже приблизились к каналу, когда со всех сторон загремели выстрелы и клубы пороха взвились над дамбой и домами, стоявшими вдоль дороги. Отряд сержанта Арго, проскользнув в темноте мимо часовых, занял возле переправы позицию, откуда можно было вести частый огонь по колонне хандараев. Раздались душераздирающие крики, кого–то ранили, кто–то упал замертво, и аскеры, охваченные паникой, рассыпались в поисках укрытия. Иные открыли ответный огонь, целясь в солдат в синих мундирах, которые спрятались за окнами или в дверных проемах, и на несколько минут все прочие звуки потонули в нестройном грохоте выстрелов.

Затем, когда ненадолго наступило затишье, одинокий голос по–хан– дарайски громко призвал сдаться. Лейтенант аскеров еще колебался – искупители не жаловали тех, кто нарушил свой долг, – однако выбор был очевиден. Дорога впереди перекрыта противником неизвестной численности, и в воцарившейся тишине отчетливо слышна барабанная дробь основного ворданайского строя. Как бы то ни было, подчиненные лейтенанта приняли решение за него. Вначале поодиночке, а затем по двое–трое они начали подниматься из укрытия с поднятыми руками.

– В общем и целом, – сказал Адрехт, – для одного утра вполне неплохо. Десяток убитых врагов и сотня пленных, а с нашей стороны – только шишка на голове.

Это легкий ушиб заработал один из солдат Арго – во время перестрелки ему на голову свалилась полка. Маркус позволил себе улыбнуться.

– Не считая того, что нам так и не довелось поспать, – заметил он.

– Отдать ночной сон за легкую победу над целой ротой? Думаю, никто из нас не отказался бы от такой сделки.

С этими словами Адрехт потянулся и зевнул. Ему–то как раз удалось вздремнуть хотя бы пару часов. Сам Маркус был чересчур взвинчен, чтобы уснуть, – он все время думал об отряде Арго, крадущемся к условленной позиции, и до боли в глазах всматривался в небо на востоке, выискивая первые признаки близкого рассвета.