Текст книги "Билоны"

Автор книги: Джаферд Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Фош, убежденный, что до непосредственной личной встречи с НЕЧТО СОБЫТИЯ все препятствия на его пути будут иметь осязаемую материально-вещественную форму, с лета расшиб свой разум и налитую местью плоть о то Невидимое и Непознаваемое, которое оказалось способным скрутить страхом разум самого Дьявола. Это не было препятствием в обычном понимании. О преградах на пути «выбора всех» антимира к месту СОБЫТИЯ и способах их преодоления Дьявол своего посланника проконсультировал так, чтобы он не считал их непреодолимыми. Действительно, разум и все, что, подчиняясь ему, составляло физическую мощь Грифона, были способны устранить любые мыслимые помехи его движению по Земле. А тут… Никакого видимого препятствия. Только внезапно врезавшаяся в разум и тело боль. И, затем, уже не покидающее эту боль, чувство непреодолимости того, что стало ее причиной.

Да. Это было не препятствие. Это была зона абсолютного добра, исходящего прямо от Разума Создателя. Воинствующую мощь и границы ей установил САМ. С препятствиями добра, в большем или меньшем объеме, чем зло, заполняющего человеческий разум, антимир, так или иначе, всегда справлялся. Правда, на их месте всегда возникали новые преграды. Однако Дьявола и соратников трудности не пугали. Не мытьем, так катаньем они их устраняли, попутно оттачивая искусство зла в борьбе за души людей. Но с зоной, властно отчертившей на Земле свое, только ей принадлежащее место, разящей наповал все ей противоестественное, антимир никогда не встречался. Он даже не мог себе представить, что такое возможно. Ведь разум Дьявола всегда исходил из постулата, что абсолютное добро содержится только в сущности САМОГО. Оно от него неотторгаемо, так как появление второй, аналогичной Создателю НАЧАЛА ВСЕГО, сущности быть не может. Отказав в этом праве ему – Дьяволу, разум которого ОН САМ поднял почти до уровня бесконечности пространства-времени, Создатель раз и навсегда показал всем, что преобразование из какого-либо разума Вселенной единосущного ЕМУ естества недопустимо, а фактически – невозможно. Из этого, по логике великого изгоя, следовала и невозможность проявления в любой части Вселенной содержания сущности САМОГО – абсолютного добра.

Никто из небожителей и населения антимира с добром в его идеальной абсолютной форме не встречался. Однако все понимали, что оно существует и выходит за границы пространства-времени, где, вполне вероятно, способно неоднократно порождать новые НАЧАЛА ВСЕГО, не схожие с тем, которое образовало, осязаемую ими Вселенную. А чтобы вот так, ни с того ни с сего, абсолютное добро сконцентрировалось в мизерном клочке Земли – такое совокупный разум, каждого из противоборствующих миров, представить себе не мог.

Не просто представлял, а реально мог воспользоваться силой сущности САМОГО только ЕГО ВОЛЯ. Ему, как неоспоримому критерию искренней веры во Вселенной, САМ доверил во временное пользование абсолютное добро, исходя из рациональности, поставленной первому ангелу задачи. Силой этого добра ему предстояло защитить того, кто, с точки зрения Дьявола, никогда и ни при каких обстоятельствах появиться на Земле не мог. Это была плоть Богочеловека, в которой находился единосущный САМОМУ разум.

ЕГО ВОЛЯ был спокоен за сохранность тайны сущности абсолютного добра. Для него было очевидным, что антимиру, кого бы от него Дьявол ни выставил, да хотя бы и самого себя, победить абсолютное добро, познав, таким образом, сущность Создателя, невозможно. Подобное не удалось ему сделать вчера, нельзя совершить сегодня и никогда не достигнуть в будущем, несмотря на то, что и «сегодня» и «будущее» с активным присутствием в них антимира вместе с его хозяином могут растянуться повелением САМОГО до бесконечности. И сколь бы долго Создатель ни позволял продолжаться судьбе Дьявола в отсутствие ее души, ЕГО ВОЛЯ излучал уверенность, что властитель вселенского зла всегда будет терять способность объективного восприятия реальности, когда ее формирование очередной раз превратится в предмет заботы САМОГО. Не сумел же хозяин антимира распознать в силе, проторившей дорогу СОБЫТИЮ, появление перед ним абсолютного добра. Он увидел в ней лишь САМОГО, спустившегося на Землю покарать зло. Воспринял ее только как угрозу своей власти над человечеством, как оружие возмездия, а не в качестве составной части истинной основы всего и всякого. «Так-то! Даже величайшему разуму не дано познание сущности БОГА!» – часто повторял первый ангел, наблюдая за потугами Дьявола на Вселенскую власть.

Люди не могли ощутить появление на Земле абсолютного добра по совершенно другой причине: оно не было им предназначено. Человечеству еще только предстояло дойти до него своим разумом. САМ не собирался превращать СВОЮ сущность в ежедневный безвозмездный продукт потребления людей, подпитывающий рост их духовности. По этой субсидии человек до прихода к нему Спасителя не готов был платить проценты в виде искренней веры и преданности Создателю. Стяжая пороки, люди воспринимали действительность аналогичным Дьяволу образом: они не верили в действенность добра. Видя это, Создатель, как всегда, рационально рассудил, что людям нецелесообразно раскрывать благость истины абсолютного добра. Сами, без Спасителя, они его все равно не поймут и не воспримут до тех пор, пока их, зараженный злом, разум не научится воспринимать всего лишь обычную, простую форму, данного им добра, как сущность человеческой судьбы. ОН позволил некоторым из них беспрепятственно находиться в зоне части своей сущности. Избранных допустил до соприкосновения с единосущным ЕМУ олицетворением абсолютного добра. Но никому из людей ИМ не была предоставлена возможность познания истины собственной судьбы помазанием их разума абсолютным добром. Открыть для него разум человечества должен был только СПАСИТЕЛЬ.

До ЕГО появления на Земле абсолютное добро оставалось невидимым для мира Дьявола и мира людей.

Фош не был бы тем, в кого превратил его Дьявол, если бы не нашел в себе силы подняться. Превозмогая боль, не сделав ни шагу назад, он встал и с ненавистью вперил взгляд в спины вестников БОГА. Он не хотел верить, что именно от них исходила сила, опрокинувшая его на землю. Но кроме этих, приговоренных им к смерти, людей, перед ним никого не было.

– Может быть, Я чего-либо не заметил, непозволительно для «выбора всех» увлекся желанием как можно скорее обрушить свою месть на первых свидетелей появления НЕЧТО? – торопясь обрести прежнюю уверенность в своей вседозволенности решать судьбы людей, лихорадочно соображал Грифон. – Скорее всего, позволив эмоциям на мгновенье зашорить разум, Я со всего разгона врезался во что-то не рукотворное людьми, созданное задолго до их появления тем, с кем хозяин обустраивал Землю камнем и почвой, водой и живительным воздухом. Вот и снес его, не приметив по ходу. Не могут же люди, тем более такие, каких я вижу перед собой, стоять как скала и бить словно Дьявол, неоднократно крошащий на моих глазах в мелкую пыль добро, засевшее в разуме человека? Ясно – не могут. И в дальнейшем не сумеют, когда Я до них доберусь!

Выдавив последнюю мысль из стонущего от боли разума, Фош выбросил вперед еще не сломанные, но с трудом подчиняющиеся велению звериного охотничьего инстинкта лапы. Обнажив, пока не сточенные о твердость добра, прожилистые чернением когти, дьявольский зверь вновь ринулся на, по-прежнему, не обращающих на него ни малейшего внимания, вестников БОГА. Он по праву мог называться зверем Дьявола. Его ломала боль, подчиняя себе разум и неукротимое желание мстить. Его волю подминало сомнение в возможности преодоления внезапно возникшей преграды, когда до цели оставался только один взмах крыльев, способных не только обеспечить молниеносный полет, но и пополам рассечь, встретившегося на пути, недруга. Но он заставил себя собрать воедино ее куски, отвалившиеся от разума, распластанного ударом о непонятное препятствие. В нем вновь начинала вступать в свои права та внутренняя мощь характера, которая была способна издать рык дьявольской воли, мгновенно вколачивающий страх в разум человека. Ему не требовались дополнительные силы для совершения нового прыжка. Вполне достаточно было тех, с которыми он прибыл на Землю. В нем жил, не сдавшийся и не склонившийся перед САМИМ, разум Дьявола. Этот разум всегда облачался в тогу гордыни победителя. Фошу оставалось только, встав на задние лапы, обрушить всю, сконцентрированную в нем, ярость антимира на укрытие сердца СОБЫТИЯ. Зверь Дьявола сделал то, что требовал от него разум. Ничтоже сумнящеся, он рухнул неотвратимостью своей мести на людей, пришедших увидеть Спасителя и разнести весть о его рождении всему миру.

Однако все произошедшее с ним моментом времени ранее, повторилось сызнова. Только теперь на него обрушился удар удвоенной силы, уже не оставляющий каких-либо реальных шансов Грифону на возможность обретения себя смертоносным добру орудием Дьявола и антимира. Его когти уже готовы были впиться в спины волхвов, от затылка до пят нарезая из них крапчатые кровью траурные кожаные ленты, умерщвленному им добру. Зверь Дьявола уже представлял себе, как он поволочет все это месиво к стопам НЕЧТО. Оно должно увидеть, что это он, никто из земных тварей, а именно он, посланец высшего разума антимира, сотворил подобное с добром. Ему, единственному оставшемуся в живых из стертых САМИМ навечно Грифонов, НЕЧТО и должно предъявить полный счет за содеянное, раскрыв свое естество, сущность и намерения. Другого хода развития своих и НЕЧТО действий Фош не предполагал, как не предполагал, что этот всплеск воображения его разума окажется последним.

Сила абсолютного добра не стала уничтожать разум, невесть каким образом воскрешенного гибрида льва и орла. ЕГО ВОЛЯ никогда бы не допустил, чтобы в план Создателя о невмешательстве ЕГО РАЗУМА в самостоятельную победу человека над злом были внесены коррективы из-за огрызнувшегося на СОБЫТИЕ сколка разума Дьявола. Удар зоны, полученный Фошем после второй попытки убить вестников БОГА, превратил его разум в аморфное вещество энергии зла. Здесь, на Земле, у границы СОБЫТИЯ оно оставалось по своей сущности неизменным, как всегда пульсирующим ненавистью к оставшимся с БОГОМ созданиям. Но из него было выбито свойство, определяющее активное существование разума – способность к какому-либо действию.Не только против сердца СОБЫТИЯ или, упорно не сдающей свои позиции в разуме человека простой формы добра, неоднократно битой и унижаемой злом, а вообще, к любому осмысленному действию во вред добру. К бродящим в разуме людей и будоражащим их души злу и порокам – пожалуйста, никаких ограничений на любые виды взаимодействия. В отношении же добра – нет!

Фош, словно надломленное стихией у самого основания и раскрылестившееся могучей кроной по земле исполинское дерево, лежал поперек дороги, приведшей его к месту СОБЫТИЯ, и беззвучно, сохраняя достоинство зла, стонал. Не от боли; ее он мог превозмочь, не выказывая ни хозяину, ни соратникам своей слабости. Стон из него вырвало бессилие перед силой, сломавшей не кого-нибудь, а сам «выбор всех» антимира. Силой, напавшей и поразившей часть сущности совершенного зла, не выказав при этом своего лица, оставшейся неведомой разуму посланника зла и сохранившей в тайне образ того, кого вестники БОГА назвали Спасителем. Он еще мог встать и, цепляясь за камни когтями, обломанными о твердыню невидимой силы, если не вновь атаковать цель, то хотя бы стоять перед ней, доказывая себе, ей и хозяину, что в нем еще живут воля и несгибаемый дух зла. Его внезапно пожухшие, от въевшейся в них слабости, крылья, минуту тому назад оттеняющие почерненным серебром могучие мышцы льва-орла, пока не утратили способность поднять тело ввысь, чтобы оттуда, с небес, камнем обрушиться на ускользающих от мести людей. Скрытая в нем физическая мощь, хотя и померкла от разящего удара добра, готова была вновь вырваться наружу, чтобы добиться мщения не только за свой, стертый Богом по вине людей, род, но и за позор, постигший Грифона у места СОБЫТИЯ.

Все это могло быть, не случись разуму Фоша обессилеть до уровня потери интереса к СОБЫТИЮ. На него пришелся главный удар силы, защищающей Спасителя. Он, а не тело Грифона, превратился из пылающего местью орудия уничтожения людей, навсегда отторгнувших от себя зло, в осколок разорвавшегося ядра. Никому не нужный, залепленный ржавчиной позора, потому что не попал в намеченную цель.

Удар силы абсолютного добра сковал разум Фоша отрешенностью от проблем человечества.

Ему стали не интересны люди, покидающие место, к которому совсем недавно столь рьяно стремилось все его естество. Он равнодушно посмотрел им вслед, затянутыми поволокой боли глазами. Обмякшая, потерявшая пружинную упругость шея заставила его обреченно боднуть головой гранитную глыбу, которая послужила ему трамплином в последней попытке достать местью вестников Бога. Впервые с момента, когда Дьявол забрал его в антимир, Грифон почувствовал тошнотворный запах собственной крови, сочащейся из рассеченного о глыбу лба. Это была осязаемая реальность, заменившая эфемерность неуязвимости Фоша от всего живого и неживого на Земле.

Тут же инстинкты подсказали ему, что не следует расстилать свою слабость там, где еще не решили, добить тебя или повременить, милостиво позволив зализать раны, с которыми придется существовать всю отпущенную – теперь он уже не знал кем – Дьяволом или НЕЧТО – жизнь. Он надеялся, что право решать – жить ему или нет, все же осталось за хозяином. Ему было понятно, что это решение сейчас зависит от того, насколько в нем – самом преданном великому изгою существе – сохранилось желание продолжить, начертанный Дьяволом, путь к цели. Придавив эмоции своей гордыни, он корил себя, что, оставаясь всего лишь зверем с подаренным разумом, сознательно решив взять все на себя, сошел с курса, проложенного властителем антимира и злого рока человеческих душ. Сошел и был бит как все несовершенное, слабое и безвольное, что есть в людях. В нем загорелось желание возвратиться обратно в укрытие, откуда его к месту СОБЫТИЯ иноходью погнала гордыня собственного разума. Там он рассчитывал отлежаться и, вытянув себя воспоминаниями прошлого из бездны отрешенности от окружающего мира, выпросить у хозяина возможность пройти к цели путем, начертанным его великим разумом. «Я еще вернусь сюда, чтобы рассчитаться», – неустанно бормотал Фош. Он уже начал догадываться, что следовало для этого сделать. Ему предстояло обратить разум в то состояние, в котором он находился до последнего соприкосновения с силой абсолютного добра.

Помочь ему в этом мог только Дьявол и тот, кого САМ отправил на Землю быть свидетелем всего, что произойдет с человечеством после прихода к нему Спасителя. Вернуть внятность разуму Фоша должен был не ЕГО ВОЛЯ, способный вмиг раздавить и также оживить, данной ему силой абсолютного добра, любой, кроме Дьявола, разум Вселенной, а человек, пришедший к людям от БОГА из неизвестного им прошлого. Именно он, оставленный Создателем в памяти Вселенной, появился на Земле как предтеча нынешнего человечества. Ему САМ и поручил принять участие в будущем «выбора всех» антимира. Поручил лучшему из существующих когда-либо людей. Одному ЕМУ известному – тринадцатому.

Он еще только показался на горизонте, восходящего над Землей солнца, а Фоша уже начало разворачивать в его сторону. Зверь-птица с удивлением для себя ощутил, что от идущего на него человека не исходит никакой, присущей отношению людей к дикому зверю, угрозы. Такое могло происходить только там, где безраздельно царствует родное ему зло. «Это не человек! Это мираж, в котором хозяин скрыл свою помощь моему разуму!» – не будучи всецело уверенным в своей правоте, попытался убедить себя Грифон. Ему стоило большого труда поднять голову в надежде увидеть на небе знаки поддержки антимира. Там, в пробегающем мимо Земли пространстве-времени, ничего, говорящего об озабоченности Дьявола судьбой своего посланника, Фош не увидел. Но он чувствовал своим звериным инстинктом, что знак есть, блуждает где-то рядом. И точно – с той же неожиданностью, как она их окутала, с глаз спала пелена боли. Казалось бы, навсегда подкошенные ударом силы лапы и ею же вывернутые из привычных костных ложбин суставы, ожили, позволив Грифону подняться. Наконец, он смог стряхнуть с себя, унижающую достоинство силы зла, зловонную пыль дороги, по которой каждое утро, веками, люди гоняли скот на близлежащие пастбища.

Распрямив грудь воздухом, начинающего свой разбег дня, Фош снова обратил свое внимание на человека, который, несомненно, видел, скрытое для всех остальных людей невидимостью, естество дьявольского зверя. Не только видел возрождающуюся в нем плоть, но и представлял себе, что творится с его разумом. Видеть и понимать друг друга могли только жители антимира. Это зверь-птица знал. К его сознанию тут же подлетела радость, что помощь пришла в тот момент, как только он подумал о ней. «Хозяин не бросил меня. Он прислал свою силу, которая поможет мне восстановить смертельно раненный разум. С ней я вернусь к месту СОБЫТИЯ. Другим, верным путем, предназначенным для тех, кто никогда не проигрывает. Вернусь, чтобы победить, вымазав смытым с себя позором, то, что превратило меня в посмешище моего мира», – взбодрил себя очертаниями перспектив Грифон, почувствовав как встрепенувшийся, а значит, все-таки живой разум выскабливает пролом в своей отрешенности от реального мира.

К Фошу полностью вернулась острота зрения. Боль исчезла, оставив место ощущению счастья, что он живет, что он нужен, не забыт и не выброшен из антимира, как отработанная порода экспериментального зла. В нем снова зарделось стремление к действию. Зверь-птицу непреодолимо повлекло к неторопливо надвигающемуся на него предмету, – то ли человеку, то ли его миражу – в котором, как он решил для себя, Дьявол упаковал, направленную своему посланнику, помощь.

Предмет, словно сдавшийся путам усталости от томящего марева пилигрим, был туго окутан светом. Сразу разобрать, что это было конкретно, Грифону не удалось. Слишком ярко сияли, пронизывающие его насквозь, лучи. Да и проходили они через него как-то странно, необычно для стандартного угла падения света на Землю. По отношению к нему, они скользили в совершенно другой плоскости и, что больше всего напрягло разум Фоша, не имели волновой природы и дискретности!!! Это означало, что у них не было источника импульса света, находящегося во Вселенной! Более того, по мере приближения к месту СОБЫТИЯ, их яркость возрастала. Лучи, ко всему прочему, не были бесконечными. Их окаймлял, скрученный из них контур, свет от которого был еще ярче. Цветом и структурой он походил на зубцы короны протуберанцев, скользящих по округлости темноты, которой Луна – назначенный Создателем вечный спутник Земли – периодически шаловливо прикрывала Солнце от изумленного взора людей. Контур двигался. Грифону не надо было гадать – куда. Он двигался прямо на него.

Фош попытался мощными прыжками сократить расстояние, отделяющее его от помощи хозяина. Ему хотелось как можно быстрее забраться в эти лучи, дать им проникнуть в каждую клетку его тела, отфильтровать через них разум, плотно сжатый наростом безысходности, постигшей его участи. Но сил еще было недостаточно. Их хватало только на то, чтобы, осторожно перебирая лапами и спрямляя поднимаемые крылья для удержания равновесия, пошатываясь от окончательно не покинувшей его слабости, застолбить себя, подобно Сфинксу, на месте, где к нему начало возвращаться желание жить ради величия Дьявола и, безусловно, мести добру.

Не найдя в себе силы двигаться с той уверенностью, которая не покидала его с самого рождения, Грифон, всем телом подавшись вперед, начал пристально всматриваться вдаль. На глазах уже не было пелены боли. Она исчезла с них так же неожиданно, как и ослепила. Однако смотреть во всю широту округлости своих хищных глазниц на сияние, приближающегося к нему предмета, зверь Дьявола был не в состоянии. Слишком много было света, режущего не столько его глаза, сколько разум, рвущийся к пришедшей помощи. Ему пришлось сощуриться до ломоты век, чтобы максимально четко сфокусировать образ предмета, который одновременно двигался по земле и плыл по небу. Наконец, он увидел то, что было на самом деле, к чему так стремился его разум.

На Фоша двигалась отнюдь не сила зла, украсившая себя светом энергии антимира и разума Дьявола.

К нему приближался Крест – символ проклятия зла.

Этот Крест был создан из того же вещества, что и факел победы ЕГО ВОЛИ. Состав вещества был известен только Создателю и первому ангелу. Но во Вселенной знали, что вещество не имеет постоянного содержания, меняя себя под цели, которые выдвигал САМ, а воплощал ЕГО ВОЛЯ. О размерах Креста у небожителей тоже было смутное представление. Он мог выглядеть бесконечным, охватывая, как обруч, Божий дом. А мог быть и вполне соразмерным глазу ангелов и населения антимира. Витая над разделительной полосой царств БОГА и Дьявола, он показывал антимиру, что если в доме САМОГО кто-то и дремлет, то абсолютное добро всегда начеку. Периодически Крест пропадал, и тогда весь разум Вселенной погружался в тревожное любопытство: исчезновение Креста означало, что он понадобился САМОМУ и ЕГО ВОЛЕ там, где абсолютному добру нашлась срочная работа. В этом не сомневались ни в Божьем доме, ни в антимире.

Увидев мерно надвигающийся на Грифона Крест, Дьявол мгновенно сообразил, насколько Фош близок к совершению ошибки. Роковой, которую невозможно будет исправить, оставив зверь-птицу в живых. До сегодняшнего дня никогда Крест САМОГО на Земле не появлялся. Его жалкие рукодельные подобия, используемые людьми как охранный талисман против греха, никакой опасности для зла не представляли. Неоднократно бывало, что Дьявол и соратники, издеваясь над почитанием людьми скрещенных между собой деревяшек, ставили главным условием продажи им порока его обмен на крест. Ни разу ни один из интересующихся товаром Дьявола от предложения не отказался.

Но сегодня все было не так, как ранее. Дьявол видел Крест, освещенный абсолютным добром, к которому не раз прикасалась сущность САМОГО. К нему нельзя было ни подойти, ни прикоснуться. Бесполезной была и любая попытка скрыться от него. Крест полностью властвовал над всем, что его окружало. Он двигался в оре гула, который расстилался перед ним, будто накинутый на дорогу необозримый ковер. Это, засевшее в людях зло, завывало от страха перед шедшим на него искуплением.

– По этой причине Грифон и стоит на месте, – подумал хозяин зверь-птицы. – Что же, пусть стоит и ждет. Ничего другого предпринимать не стоит. Он сам захотел пройти к цели моим путем. По нему и пойдет, только не с начала. Это вряд ли возможно. Крест его от себя никуда не отпустит. А вот сыграть главную роль в придуманном мной финале… Почему бы и нет! Я же знаю, чем все закончится. Раз Крест на Земле – значит, он понадобился, прибывшему на нее Творцу. Сам по себе Крест по Вселенной не блуждает. Им всегда водит по ней Всевышний или ЕГО ВОЛЯ. Но сатрапа САМОГО на Земле нет; он гуляет по просторам бесконечности. Выходит, направляет Крест на Фоша САМ. Им ОН лично и накроет Грифона, чтобы превратить его-мой разум в жертву зла во имя добра. Не зря же, не добив, оставил ему жизнь.

Воистину божественный подарок: оставить жить, когда в разум уже поселилась смерть. Вот теперь из такого Фоша, осенив его Крестом, САМ, несомненно, вылепит нужное ему существо. И создаст ОН из него уникальную по вселенским меркам вещь. Это будет перерожденное зло, прозелит, в которого уже никогда не вселится ложная правда. К нему будут водить молодых ангелов и решившихся на искупление людей, показывая им, что собой представляет искреннее раскаяние.

Дьявол жонглировал логическими выкладками своего разума, не выказывая ни малейшего беспокойства за исход, порученной Фошу миссии. Он благодушествовал, то подпуская к себе, то кокетливо отталкивая неотступно кружащуюся вокруг него эйфорию. Она, как ласково затягивающий в себя пух заботливо взбитых подушек, оказалась рядом в тот самый момент, когда Дьявол окончательно поверил, что приближающаяся развязка финальной сцены так или иначе, но завершится по сценарию его разума. Он всегда считал неплотское наслажденье одним из гениально придуманных им пороков. «Кому из поднявшихся мыслью выше животных инстинктов, – поучал он соратников, – чуждо чувство наслажденья от работы разума, завершившейся планируемым результатом? Разве что только аскетам разума, не порождающим, как правило, ничего толкового, кроме истязания собственной души. К счастью, такие отщепенцы – предмет не нашей заботы, а другого мира. Нам интересны только те, для кого наслажденье победой разума над гнетущей его проблемой – важнейшее условие ощущения им власти над всеми и всем, что эту проблему составляло».

Не видя причин, почему бы и ему не побаловаться тем, чему учил соратников, Дьявол предварительно подарил «готовым на все» время потереться о помягчевшее величие его разума. Он всегда помнил, что в антимире каждый своевременно должен получать то наслажденье, которое заслужил. Как только первые из стоящих к нему соратников возбужденно ухватились за кромки его разума, он сказал, вроде бы, самому себе, но те, кто захотел, услышали: «Будет так, как Я и предвидел».

Кроме разномастных догадок, вызванных длительным углублением властителя антимира в собственный разум, у «готовых на все» было самое туманное представление о том, что предвидел Дьявол. Они понимали, что ему неспроста пришлось закрыться в антимире. Подозревали участие в этом руки Создателя. Большинство не видело в произошедшем ничего хорошего для будущего их сообщества зла. Но немало проявилось и таких, у кого мелькнула преступная для жителя антимира мысль, что неплохо было бы эту руку не отталкивать, если она протянулась с предложением примирения. Многие восприняли раздумья Дьявола за тщательный расчет вариантов, либо ответного удара по Дому БОГА, либо каких-либо договоренностей с САМИМ о бесконфликтном разделении власти над Вселенной. Практически все усмотрели в отправлении Фоша на Землю разумную осторожность, оберегающую антимир от непродуманных и безоглядных действий.

Никто в мире зла не мог предположить, что Дьявол все ресурсы своего неуемного властью разума уже бросил на провоцирование конфликта с Создателем. Ни у одного из соратников не мелькнула мысль, что Грифон отправлен на Землю запалить этот конфликт пламенем, в котором Дьявол задумал сжечь добро Вселенной. Антимир ждал развязки, какой бы она ни была. «Готовые на все» привыкли идти на все только тогда, когда понимали кто, куда и во имя чего посылает их рисковать своим естеством. И только один из них – зверь Дьявола – понимал, что сегодня никакой развязки не будет. Ни плохой, ни хорошей.

Фош вжался в Землю по холку гривы, съежившейся от осознания разумом неотвратимости встречи с надвигающимся прямо на него Крестом. Он поступил как попавший в засаду хищный зверь, изготовившийся до последнего вздоха сопротивляться участи, предначертанной ему охотниками. Однако опасность ничем себя не проявляла. Вокруг не было никого, кто собирался гнать зверь-птицу на колья ямы, попавший в которую становится заслуженной добычей людей. Его просто придавило к Земле величие, приближающегося к нему символа искупления зла, очертания которого все более отчетливо проявлялись в прищуре глаз Грифона.

Да, действительно, это был Крест САМОГО. Но не ОН вел свой Крест к зверю Дьявола. Его поводырем был человек. К изумлению Грифона, Крест величаво двигался за мальчиком. От роду жизнь обняла его временем ровно настолько, сколько необходимо для защиты от всего, что делает существование человека условным. В него еще не вцепилась, зажав своими удушающими тисками, людская страсть к погоне за призрачными атрибутами величия. Он был достаточно далек разумом от той сцены, попадая на которую люди добровольно превращаются сначала в комедиантов, а потом, с неизбежностью – в билоны.

Поводырь антимиру был не виден. Крест, склонившись над ним, надежно, словно опахалом, закрывал его от хищно устремленных на место СОБЫТИЯ взглядов Дьявола и соратников. От мальчугана исходила та ласка спокойствия, которая присуща только разуму, знающему свое предназначение. Беззаботно ступая босыми ногами по шипастой россыпи камней, вросших в морщинистый грунт дороги, он приближался к Грифону. К нему его вела тень, падающая от Креста и спрямляющая изгибы пути, ведущего к разуму «выбора всех» антимира. О поводыре можно было подумать, что по миру странствует блаженный, не чувствующий окружающей его опасности как зла, так и ложного добра. Фош так бы и подумал, не забейся исступленно его сердце от увиденного. Из разума вырвался протяжный вой, уносящий с собой неизвестно куда и к кому волю зверя Дьявола. Он увидел то, что не мог представить себе даже властитель антимира.

Крест всем своим мощным основанием опирался на идущего впереди него мальчика.Не наваливался на него неотвратимостью судьбы, а как бы стремился слиться с ним в единое целое. Грифон успел только подумать: «Крест БОГА, соединившийся с человеком, вернее с его непорочным отроком?! Такого ни Вселенная, ни Земля еще не знали! Какой же должна быть сила духа отрока, которому САМ вверил свой Крест?!» Ответ на заданный себе вопрос Фош получил незамедлительно; он не был подсказан хозяином, к нему никакого отношения не имел разум зверь-птицы.

Ответ увидели глаза Грифона, неотрывно смотрящие на приближающееся предрешение судьбы посланника Дьявола за сердцем СОБЫТИЯ. На Кресте Фош отчетливо рассмотрел слова. Они отражались на нем от головы и конечностей мальчика и постоянно мерцали, принимая форму то идеально отточенного штампа, то, расплываясь смазанными каплями по всей поверхности Креста. Фош понял – ему показывают, что заключенная в этих словах сущность всегда остается неизменной, сколько бы раз ей ни пришлось менять свою форму. И еще он понял, что сама сущность располагалась не в Кресте. Ее нес в себе мальчик. Она связывала его с Крестом, исходящими от нее лучами, которые на оконечностях Креста распадались, образуя слова, заворожившие Грифона. Верх Креста, блеском преломленного в кристалле алмаза света, окаймляло слово «ВЕРА».По краям поперечины справа налево, волнами пульсирующего сердца, дышали понятия «ПРЕДАННОСТЬ»и «ИСКРЕННОСТЬ»,окрашенные в цвет подсвеченного рубина. Основание же Креста грозно подпирало, как холмы отвальных пластов грунта, слово «СТОЙКОСТЬ»,покрытое цветом человеческого страдания – черным, с размазанными по нему кровавыми пятнами.