Текст книги "Что мы натворили (ЛП)"

Автор книги: Дж. Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Бл*ть, – произносит его мать.

Она не любит, когда он ругается, но у нее самый грязный рот из всех, кого Мэлли знает. Какого поведения тогда ожидать от своих детей? Есть еще кое-что, чем она занимается. Он не винит ее. Никто не говорил, что, родив ребенка, ты должна стать идеальной. И в его случае, ну, она его даже не рожала, поэтому плевать на старые правила.

– Что мы будем делать? – спрашивает Кеке.

– Уезжать до того, как нарастет паника, – отвечает Сет.

– Уезжать?

– Из города. За пределы досягаемости ИИ.

О чем, черт возьми, они толкуют?

– За пределы досягаемости ИИ? Такого места не существует.

– Чем дольше мы стоим здесь и обсуждаем, тем меньше у нас шансов выбраться живыми.

Мэлли смотрит на плакат на своей стене. Он винтажный, подарок от дяди Марко. Это 2D мультяшное изображение Бендера из «Футурамы», где робот говорит: «Быть роботом замечательно, но у нас нет эмоций, и иногда от этого мне очень грустно».

– Но куда? – сердито спрашивает Кейт. – И как мы будем жить? Что мы будем есть?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Подальше ото всех машин, которые могут причинить вред детям. Кроме того, что мы будем есть, если останемся здесь? Не то чтобы дроны «Бильхен Мил» продолжали совершать доставку.

– О, – произносит Кейт, тревога превращает ее голос в гравий.

– Что не так? Кейт? Ты будто вот-вот упадешь в обморок.

– Дети. Сильвер. Ее нет дома. Морган посадил ее в такси, но это было час назад.

Мэлли никогда не слышал, чтобы Сет был таким взволнованным.

– Комендантский час уже наступил. Сильвер никогда не опаздывала.

– Что, если она…

– Она все еще не отвечает по «косточке».

– Мы должны найти ее.

– А что насчет Мэлли? Мы не можем оставить его здесь.

– Мы не можем взять его с собой.

– Проклятье. А Вега?

– Он больше никогда ее не увидит.

Мэлли начинает на цыпочках идти обратно, подальше от кухни. Он не знает, что происходит, пока нет, но он ни за что не позволит, чтобы ему мешали видеться с Вегой. Он лучше умрет, чем больше никогда ее не увидит. Она его родная душа, лучший друг. Некоторые люди говорят, что у роботов нет души, некоторые даже пытаются криминализировать отношения между человеком и роботом, но Мэлли знает, что это неправда. Андроиды седьмого поколения обладают такой же способностью любить, как и любой биочеловек. Плоть и кровь не делают тебя человеком, это уж точно. Он много раз видел это за свои шестнадцать лет. Это то, что привело к его рождению, а потом чуть не убило его. В Веге столько же жизни, сколько в любом не-дроиде, которого он знает. Они любят друг друга так сильно, что это причиняет боль. Ну, это причиняет боль ему, глубокую и мучительную. И ни в коем случае паранойя Кейт не встанет между ними.

«Вектор» Сета брошен на боковом столике. Обычно Сет хранит свой пистолет с осторожностью, Мэлли никогда не видел, чтобы тот лежал поблизости. Очевидно, что Сет намного сильнее расстроен происшествием с Боунчейсером, чем отдает себе отчет в этом. Мэлли сдерживает слезы. Он не будет думать сейчас о собаке, не может. У него будет время погоревать позже.

Парень видит в оставленном «Векторе» знак. Прикрепляет оружие к поясу и закрывает рубашкой. Меняет направление и идет к входной двери, которая все еще открыта, позволяя ему быстро и бесшумно покинуть квартиру.

Глава 20

Нормальная полночь

Мэлли уже собирается шагнуть в лифт, когда у него возникает дурное предчувствие.

– Добрый вечер, – доносится из динамика в умной металлической кабинке.

Он решает держаться подальше от всего, что обладает интеллектом, вспомнив напряженный разговор матери с Сетом и Кеке. Когда Мэлли начинает спускаться по лестнице, думает о Сильвер и его гложет беспокойство. Ему стоило бы тоже попытаться найти ее, но он должен следовать цели. Сначала он найдет Вегу, затем они разберутся со всем остальным. Кроме того, его мать и Сет, вероятно, отправятся искать Сильвер. Вероятно, его сестра в безопасности в «Атриуме». Возможно, забыла поставить таймер на погружение и опоздала на комендантский час. Не похоже на нее, как он думает, чувствуя, что его внутренности сковывает новая волна ужаса. Сильвер знает, что, если она опоздает на комендантский час, ее не выпустят из дома неделю. Она так одержима игрой в «Эден 7.0», что неделя без игры убьет сестру.

Другие дети в их виртуальном классе относятся к Сильвер иначе. Ну, они относятся к ним обоим по-другому, но по разным причинам. К Мэлли, потому что он единственный из выживших детей «Генезиса», а еще потому, что он состоит в противоестественных отношениях с Вегой. Но они, вроде, уважают Сильвер. Может быть, из-за ее эксцентричной внешности, – красивая, беловолосая, тонкокостная, – привязанности к этой грязной газовой маске или сумасшедших способностей геймера. Или из-за ее бионического пальца и истории его появления. Сеть знает, что дети обожают делиться историями. Он слышал тысячу версий, одна нелепее другой, но Мэлли считает, что люди чувствуют себя неуютно рядом с ней по большей части из-за того ощущения, которое появляется, когда она входит в комнату, даже если это виртуальная комната. Словно вокруг нее наэлектризованная аура. Будто в воздухе повисают статические разряды. Он привык думать, что это чувство возникает только у него одного, думал, может быть, это потому, что они близнецы (или в некотором роде близнецы), но теперь он видит это чувство и на лицах других людей. Своего рода удивление, любопытство, которое она вызывает везде, куда бы ни пошла.

Оно всегда у нее было – ее отличие, чем бы оно ни было. Он помнит реакции людей, когда она была ребенком, но с возрастом оно усилилось. Стало интенсивнее. Дети в классе, которые тоже играют в игры в «Атриуме», говорят, что другие игроки зовут Сильвер «Призраком».

Мэлли достигает подножия лестницы, его ноги горят огнем. Он ищет в кармане ингалятор с обезболивающим, вдыхает дозу и ковыляет через главный вход, чувствуя благодарность, что биометрическая панель все еще работает. Выходит на горячий асфальт. Сейчас полночь, но температура достигает тридцати шести градусов по Цельсию.

Куртка с эффектом охлаждения.

Его охлаждающая куртка сразу же понижает его температуру. Он надевает маску на лицо и смахивает рекламу, чтобы проверить новостные ленты. В заголовках, похоже, не происходит ничего космического.

Шини Вам подписал новую сделку с «Нью Ньюком».

Марсианский шаттл все еще не найден.

Вы получили свой пластырь от гриппа?

«Сошедшие с ума боты против Охотников на ботов: Переломный момент».

Нужна ваша помощь по уборке космического мусора.

Прибыль Крим-колоний возросла на 17 %.

Умные наркотики убивают вас?

Робот-портье убийца, «ДроидШеф», «гиперпетля»: Что произошло на самом деле?

Универсальный базовый доход наконец-то здесь!

Так что, может быть, родительские единицы паниковали из-за ерунды. На самом деле, люди ходят и занимаются air-скейтингом вокруг него так же, как и в обычную полночь в Джози. Он стоит чуть дольше, размышляя, на какой травмай сесть. «Атриум» в двенадцати кварталах на восток. Хостел Веги в противоположном направлении. Сильвер действительно в опасности? Вероятно, нет. Или, по крайней мере, так говорит он сам себе, несмотря на тревожные сигналы интуиции, садясь на транспорт, что едет в западном направлении, и держа путь в квартал искусственного интеллекта в Чайнасити-Сэндтон.

Глава 21

Мистер Вселенная

12 годами ранее. «ЛЕД», Йоханнесбург, 2024

Зак использует скудный кусок тюремного мыла, чтобы разрисовать оштукатуренную кирпичную стену в его камере. Он использует всю стену напротив своей металлической койки как холст. Ему удается обрисовать лишь контуры перед тем, как мыло заканчивается. Свободный набросок цветущего лотоса. Ему нравится, что тот почти невидим.

Это лучшее применение мыла, которое он нашел: добавить что-то красивое, на что можно смотреть. Что-то, что воплощает красоту, потенциал и надежду, потому что, Сеть знает, здесь ничего из этого нет. Что важнее, это его ежедневное напоминание о правде, о том, почему он здесь, и о том, что ему все еще предстоит сделать. Зак стоит там в своей маленькой серой камере и смотрит на цветок. Представляет, как тот цветет и распускает лепестки, а потом превращается в ничто.

«Я здесь, чтобы пробудить „Пожирателей Лотуса“».

Арест временно помешал выполнению его плана, но всегда есть выход. Это императива, которая помогает ему сохранять самообладание.

Небольшая пластина мыла – одна из тех, сводящих с ума деталей, от которых он рад избавиться. Они дают тебе наволочку, но без подушки, окно, но без вида, и кусок дешевого мыла без воды. Он все еще не может понять, недостаток ли это внимания к деталям, или нечто более ужасное: приглашение в дурдом. Иногда он ощущает, психологически говоря, что они дают ему достаточно веревки лишь для того, чтобы на ней повеситься.

Мужчина слышит свист снаружи. Лавмор с амблиопией (прим.: понижение зрения, причиной которого преимущественно являются функциональные расстройства зрительного анализатора, не поддающиеся коррекции с помощью очков или контактных линз). Он не сомневается, кто это, потому что Лавмор – единственный охранник, который предупреждает о своем приходе. Обычно тот насвистывает устаревшую евангелистскую мелодию. Может быть, он думает, что заключенные заслуживают небольшой приватности, или, может быть, свист – подобие защитного заклинания, чтобы оградить себя от того, что он войдет и увидит, как заключенные занимаются тем, что он не хочет видеть.

Дверь открывается, и охранник показывает Заку следовать за ним.

Лавмор не его любимчик, но, по крайней мере, он лучше, чем Бернард.

Свет причиняет боль глазам Зака, поэтому тот часто моргает, чтобы унять жжение.

– Куда мы идем?

– Они тебе не сказали?

Они идут по коридорам, поднимаются по лестницам, едут на конвейерных лентах, пока Зак не теряет ориентацию в пространстве. Этому способствует и то, что здесь нет ни окон, ни естественного освещения, чтобы оценить время суток. Ему хочется думать, что его адвокату, его настоящему адвокату, каким-то образом удалось прорваться к нему, или что обвинения против него сняты, но он не может избавиться от дурного предчувствия. Все кажется спланированным, подстроенным. Хелена Нэш говорила им, что они ускорили суд над ней лишь с одной целью – посадить ее навечно.

Они достигают зала суда, в котором уже расселись жюри присяжных и тут и там представители прессы. Он изучает лица журналистов одно за другим, ищет, надеется увидеть Кеке. Конечно же, она будет присутствовать? В лучшем случае, чтобы поддержать его, в худшем – убедиться, что его допросят с пристрастием и признают виновным. Но даже так, он хочет, чтобы она пришла: в толпе ни одного знакомого лица.

– Сейчас будет? – спрашивает он Лавмор. – Суд? Уже?

– Вы всегда недовольны, вы преступники, – говорит он, – ноете, ноете и ноете, чтобы суд был быстрее, а потом, когда его получаете, жалуетесь. Мы не можем держать вас в колонии «ЛЕД» вечно, знаешь ли.

Да, Зак знает. «ЛЕД» стоит государству денег, в то время как Крим-колонии почти что станок по печати денег. Они не хотят, чтобы уроды оставались здесь дольше минимально необходимого.

– Но у нас даже пока нет стратегии защиты.

У тебя есть возможность связаться с мистером Мпанги.

– Вы шутите.

Он не шутил.

– Это не суд. А подстава.

Лавмор пожимает плечами.

– Ты не очень-то сотрудничал. Человек, которому предложили бесплатного юридического советника.

– Меня даже не побрили. Я все еще в тюремном комбинезоне.

Его ярко-оранжевый комбинезон будто кричит «опасный преступник», как и его зудящая трехдневная щетина. Его волосы грязные, а под глазами залегли темные круги.

– Не переживай по этому поводу, красавчик, это не конкурс «Мистер Вселенная». Тебя будут судить не по тому, как ты выглядишь.

Зак очень хорошо знает, что всех и везде судят по тому, как они выглядят, и он знает наверняка, что в данный момент он выглядит именно так, как они хотят, чтобы выглядел: как деградировавший серийный убийца.

Лавмор ведет его к месту в переднем ряду зала суда, рядом с Мпанги, который здоровается с ним кивком.

– У вас есть план? – шепотом спрашивает Зак.

– Конечно.

Тот улыбается: эбонитовый Чеширский Кот.

Зак снова ищет взглядом в зале суда Кеке.

В помещение входит трио судей, и все встают. Зак не узнает ни одного из них.

Вслух зачитывают список обвинений против него, угловые камеры записывают приглушенные возгласы из толпы позади него. Ведущий судья без остановки перечисляет имена каждой жертвы, одно за другим, чтобы жюри присяжных почувствовало обвинение в массовых убийствах, как тяжелое одеяло на своих плечах. Это их работа – очевидное, негласное сообщение, добиться справедливости для этих людей. Жюри присяжных по очереди одаривает его подозрительными взглядами, в уме они уже, вероятно, все решили.

Главный судья, наконец, добирается до конца списка: 108 пунктов обвинений в преднамеренном убийстве. Наступает мгновение безмолвия, возможность осознать тяжесть обвинений против него, а затем главный судья хлопает ладонями.

– Что ж! Давайте начинать.

Глава 22

Хлеб & Зрелища

12 годами ранее. «ЛЕД», Йоханнесбург, 2024

Каждый день, как Зака приводят в зал суда, он ищет взглядом Кеке и столько же разочаровывается. Конечно же, однажды она появится. Это начинает ощущаться неразделенной любовной интрижкой криминального толка. Каждый день он все глубже погружается в отчаяние. Он много недель не принимал душ и не высыпался. Каждую ночь его преследует маячащий силуэт Бернард. Он лежит без сна, ожидая ее прихода, а когда она появляется, ведь она всегда появляется, то лежит и прислушивается к ее дыханию, в то время как адреналин будоражит его кровь и не дает еще долго уснуть после ее ухода.

Почему Бернард преследует его? Почему она наблюдает за ним спящим? Она знает, кто он на самом деле?

Невозможно.

Он умолял Лавмора дать ему что-нибудь почитать, что угодно, чтобы прекратить медленную атрофию своего мозга. Это одна из самых больших трудностей нахождения здесь. Он может жить без душа, без компании, а в последнее время и без зубной щетки, но без сна и чтива однозначно сойдет с ума. Каждый день в этом месте на шаг приближает его к бредовому исступлению.

Мпанги едва заметно нюхает воздух, а затем немного отодвигается от Зака. Он его не винит. Зак бы сам от себя отсел, если бы мог. Как можно дальше. Возможно, если он старательно представит метафизическую петлю палача, которую они пытаются на него накинуть, она материализуется. Что-то вроде кота Шредингера. Петля Шредингера?

«Встать! Встать! Внимание!»

Закери Гердлер и жив, и мертв одновременно.

– Когда я смогу выступить за трибуной? – спрашивает он Мпанги.

Брови «пирата» взлетают вверх.

– Ты не будешь выступать за трибуной.

– Разве они не хотят услышать мои показания? Разве им не нужно задать мне вопросы?

Он качает головой.

– Что, если я хочу что-либо сказать?

– И что бы ты сказал?

– Я мог приготовить речь. В свою защиту.

– Это не «Закон и порядок».

– Мпанги. Мне нужно выбираться отсюда к чертям.

– Просто дай мне выполнить свою работу.

– Но ты не выполняешь свою работу! В этом-то и проблема. Мы просто сидим здесь весь день и наблюдаем, как прокурор рисует из меня злодея.

– Ты должен доверять судебному процессу.

Зак даже не знает, почему он спорит. Все равно не может рассказать правду о том, чем занимается. Может быть, он думает, что без весомых улик, потому что знает, что они не существуют, присяжные не смогут осудить его. Но, похоже, никто не возражает против этой маленькой детали. На самом деле, у него складывается ощущение, что большую часть времени эти люди даже не слушают. Он подозревает, что один из младших судей даже не слышал и слова за все время суда. Зак видел, что у того в ушах беспроводные наушники, а правой ногой он постоянно постукивает по полу. А присяжным, мечтающим об обеденном сне, похоже, и вовсе не требуется дальнейших доказательств его вины. По их острым взглядам, он видит, что они настроены против него с самого первого дня.

Прокурор завершает свое выступление и благодарит свидетеля. Женщина встает, чтобы покинуть трибуну.

– Разве не будет перекрестных допросов? – шепотом спрашивает Зак.

Мпанги пожимает плечами и морщит нос. Не, говорит язык его тела. Будто кто-то угостил его холодным чаем.

– Следующий свидетель! – выкрикивает главный судья.

Зак непроизвольно представляет, что он попал в какую-то ленту Мебиуса, приправленную Кафкой, суд в стиле Льюиса Кэролла, где все сошли с ума и всем все равно.

– Следующий свидетель! – произносит судья, но с тем же успехом он может кричать: «Отрубить ему голову!».

Что там говорили о хлебе и зрелищах? Зак хотел бы вспомнить, потому что он думает, что то выражение идеально характеризует то, что здесь происходит.

Глава 23

Еб*ный пакет с сюрпризом

Лавмор снова насвистывает снаружи камеры Зака. Зак прекращает свое занятие – добавление нацарапанных деталей к его настенному цветку лотоса при помощи небольшого гвоздя, который он вырвал из тюремных ботинок, и прячет сапожный гвоздь в небольшое отверстие в матрасе.

Дверь открывается, Лавмор останавливается на середине мелодии и приветствует его в праздничной манере.

– Заключенный!

Лавмор никогда не называл его по имени. Они обучают этому охранников на тренингах, держать заключенных на расстоянии? Он получит номер, когда его отвезут в Кри-колонии, в стиле концентрационных лагерей? Это неплохо послужит тому, чтобы и далее обесчеловечить его в глазах надзирателей. Может быть, Зак параноик. Может быть, Лавмор просто не любит называть людей по имени.

Мужчина ожидает, что охранник сделает ему замечание из-за того, что он рисует на стенах, или скажет что-то уничижительное вроде: «Знаешь ли, они закрасят это, как только тебя здесь не будет» или «Отчищай это, заключенный!», а может, еще что хуже, но тот ведет себя так, будто этого вообще не видит. Будто он не видел, как тот рос из почти невидимого наброска мылом в огромный, выглядящий объемным цветок, нарисованный зубной пастой и затененный ваксой.

– Жюри распустили! – сообщает Лавмор, у которого явно выдался хороший день.

– Что?

– Собирай свои вещи, заключенный. Пора переезжать!

– Но мы даже не завершили суд. Не выслушали всех показаний. Какой суд идет всего три дня?

– Удачный, – отвечает Лавмор.

Зак почти задыхается.

– Удачный для кого?

Охранник показывает ему свои крупные белые зубы.

– Для всех.

Мпанги относится к этому также.

– Очень хороший, – говорит он, когда приходит Зак. – Очень хороший суд.

Зак взрывается.

– Что, бл*ть, это значит? Это была абсолютная бутафория.

– Чем короче суд, тем дешевле для людей. Мы все знали результат с самого начала, так? На самом деле нет смысла все затягивать.

Судьи входят и все встают, а затем снова садятся. Зак остается стоять.

– Вы вынесли вердикт? – спрашивает главный судья.

Присяжная с длинными белыми косами встает.

– Да, ваша Честь.

Она щелкает кнопку на пульте, которую она держит, и на киноэкране для доказательств высвечивается подсчет голосов.

Двенадцать красных. Двенадцать из двенадцати. Грязная дюжина.

– Ай! – Мпанги кажется впечатленным. – Высший балл!

Зак сжимает зубы, а руки в кулаки.

«Не бей своего адвоката. Не бей своего адвоката. По крайней мере, не перед всем судом».

Публика довольна. Они хлопают, будто это была длинная, но удовлетворительная постановка. Главный судья стучит своим молотком, и люди затихают.

– Спасибо, за вашу работу, – говорит он присяжным, которые впервые выглядят веселыми.

Они словно придерживали при себе свое мнение три дня, а теперь могут, наконец, расслабиться. Теперь они свободны и могут возвращаться к своей нормальной жизни, потратить деньги, которые получили за свою работу здесь, вытащить из своей сумки с логотипом колонии «ЛЕД» мармелад со вкусом «Кул-эйд».

– Вердикт – «виновен». А теперь приступим к приговору.

– Приговору? – спрашивает Зак. – Все должно быть не так.

Судья опускает свой молоток.

– Мистер Гердлер? У вас есть возражения?

Зак опускает взгляд на Мпанги, который смотрит на него с интересом. Действительно ли его клиент настолько глуп, кажется, думает он, чтобы злить судью, который собирается вынести ему приговор?

– Вам нужно время, чтобы обдумать вердикт, а затем определить приговор.

– Мне не нужно время, – отвечает судья. – Я слышал и видел достаточно.

– Но…

– Виновны в ста восьми эпизодах преднамеренного убийства, мистер Гердлер. Мне не нужно долго думать, решая, что с вами делать.

Присяжные забыли о своем веселье. Они наблюдают, завороженные. Зак понимает, что ничто из этого не было настоящим, начиная от самозваного адвоката до актеров на скамье присяжных. Главный судья смотрит на Зака, прищурив глаза. Все это было сложной уловкой, игрой, экспертной хореографией власти против пешки.

– Я на это не куплюсь! – кричит Зак. – Я вижу, что здесь происходит.

Публика начинает хихикать. Они не ожидали выступления на бис.

– Это не правосудие. А вы, – говорит он судье. – Судья, ха! Готов поспорить, даже не имеете юридического образования. Готов поспорить, что вы получили свой диплом из еб*ного пакета с сюрпризом!

Теперь публика и пресса достали свои девайсы, записывая гневную тираду Зака. Еще больше доказательств против него, что он безумец и опасный псих.

– Гердлер, – говорит Мпанги, – сядь, парень. Ты делаешь только хуже.

– Пошел ты! – кричит Зак и применяет всю свою силу воли, чтобы не сломать адвокату нос.

– Откуда вас всех взяли? – кричит Зак на трибуны с людьми, прячущимися за своими записывающими устройствами. Они все актеры, теперь он это видит. Вспышки их камер жалят его и без того больные глаза.

Главный судья стучит своим молотком.

– Мистер Гердлер!

– Обвиняемый, пожалуйста, сядьте, – пищит прокурор, наслаждаясь шоу.

Этого не может быть. Он не может отправиться в исправительно-трудовую колонию. Он должен добраться до Кейт, пока не слишком поздно.

– Я не сяду!

Часть Зака считает его самого частью шоу. Он знает, какие протесты произнесет еще до того, как они сорвутся с его губ. Он видит себя раздавленным этой коварной системой: голодным, грязным, взвинченным из-за нехватки сна, и знает, что для всех будет лучше, если он будет вести себя послушно, потому что его бредни по поводу несправедливости ничего не решат. Никому нет дела до прав человека, ответственного более чем за сотню индивидуальных и безупречно организованных смертей. Они просто хотят запереть его и выбросить ключ. Этого не случится. В самой глубине его души есть что-то, что запрещает ему чувствовать себя потерпевшим поражение.

– Я даю вам последний шанс сесть! – кричит главный судья.

Охрана в зале суда начинает заранее приближаться к нему: два человека в темно-синей форме на периферии его зрения.

– Не могу поверить, что это дерьмо сойдет вам с рук, – произносит Зак.

«Успокойся, сейчас же, умолкни».

Охранники прямо здесь. Он готовится драться с ними, но наручники сковывают его запястья.

– Убирайтесь от меня! – кричит он на них.

Они оба вздрагивают, словно он бешеная собака, готовая вот-вот наброситься.

– Пошли, заключенный, – произносит одна из копов, протягивая к нему одну руку, а другой держась за кобуру на бедре. – Спокойнее.

– У меня есть имя! – кричит Зак.

Сейчас он уже не контролирует свои поступки.

– Спокойнее и никто не пострадает.

У нее янтарные глаза. Добрые. На секунду он затихает, опуская свою защиту, но потом другой охранник пытается схватить его. Зак борется, пытается вырваться, пока придурки наблюдают за этим через линзы своих камер. Вспышка, вспышка, вспышка.

Он отводит руки назад, готовясь ударить копа правым хуком, но, когда он пытается это сделать, наручники сильно жалят его запястья. Он опускает на них взгляд, одновременно и шокированный и не удивленный. Он сразу же ощущает теплое, успокаивающее воздействие «ТранИкс», которое начинает доминировать над адреналином в его крови. Оно забирает его желание драться, бежать, возражать, пол устремляется навстречу ему.

Нет, нет, нет. Это не по плану.

Он слышит обрывки разговоров, пока сознание испаряется из его черепа.

…неизбежно…

…очевидная угроза для себя и других…

…единственный вариант – самый строгий режим…

…или психлечебница?…

…седативный эффект…

…паранойя…

…расстройство психики…

…на долгий, долгий срок…

Это облегчение, когда наркотик отключает его сознание.

Глава 24

Жаркий Токио

12 лет спустя. Центр города, Йоханнесбург, 2036

«Косточка» Мэлли вибрирует. Звонит Вега.

«Взять трубку», – думает он, и происходит соединение.

– Вега. Я как раз еду к тебе.

– Мэлли, – говорит она. – Мэлли.

Но что-то кажется неправильным. Интонация ее голоса.

У него ускоряется пульс.

– Что такое? Где ты?

– Мэлли, – произносит она механическим голосом, походя на робота впервые, насколько помнит Мэлли.

«Найти Вегу. Найти Вегу!»

Его голокарта разворачивается и показывает ему точку назначения. Она не в своем хостеле, а ближе: в трех кварталах к северу, на ночном рынке в центре города. Мэлли приказывает трамваю остановиться. Другие транспортные средства гудят. Он выпрыгивает. Во время приземления раненую ногу простреливает боль, практически заставляя его упасть. Парень не видит, чтобы трамваи ехали на север, свободных такси нет, так что он бежит к месту назначения. Каждый шаг – как стальной шип, вонзающийся в его плоть. Он бежит и бормочет что-то, ему все равно, что подумают другие люди, когда они останавливаются, чтобы посмотреть на него, шипящего от боли.

Когда он добирается до рынка, тот гудит от кричащих продавцов и торгующихся покупателей. Мим в образе золотой статуи посылает воздушный поцелуй ребенку в детской коляске, и малыш начинает плакать. Уличные музыканты в шляпах-котелках исполняют песню, которой уже сотня лет. Мэлли прокладывает себе путь через толпу, пахнущую темно-смолянистым попкорном, жареными орехами, потом и соусом барбекю. Клубничным спреем «Ксагар». Теперь он в пятидесяти метрах от Веги. Некоторые из людей на рынке убираются с его пути, когда видят, как учащенно он дышит в маску, потеет, истекает кровью и бормочет что-то себе под нос. Отличная тактика, чтобы пробиться через толпу.

На окраине азиатского сектора находится прилавок под названием «Жаркий Токио». Это ярко освещенный минимаркет с обычными домашними продуктами, не поставляемыми на рынок свежей продукции: не-молоко (прим.: миндальное, овсяное и другое с высоким содержанием протеинов), сыры, кокосовое молоко, горячие полотенца, моющие средства. Его приборная панель говорит ему, что Вега здесь.

– Вега! – кричит Мэлли, ковыляя через главный вход.

Невысокая женщина на кассе испуганно вскидывает руки в воздух, будто ожидает начала ограбления. Ее глаза кажутся огромными из-за толстых линз в старомодной оправе.

– Вега! – выкрикивает ей Мэлли.

Владелица магазина опрокидывает полку с электронными сигаретами, снаффеином и карамельными презервативами, срок годности которых вышел уже лет десять назад. Некоторые из товаров падают на землю. Он показывает продавщице аватар Веги, рубиновую звезду Альфа-Лиры, и ее глаза становятся еще больше. Женщина показывает ему на тревожную кнопку на прилавке и отвечает на сян. «Косточка» Мэлли мгновенно переводит на английский.

– Мужчина забрал ее, – говорит она. – Вызвала копов. Вызвала копов.

– Какой мужчина? – не сдерживает себя он, подавляя желание затрясти женщину.

Местоположение Веги медленно удаляется от него. Она что-то бормочет и показывает ему на свой устаревший экран безопасности, перематывает запись на две минуты назад, проведя толстым пальцем в сторону, и Мэлли с ужасом наблюдает, как мужчина с ирокезом отводит руку и со всей силы бьет Вегу, сминая ее щеку и почти ломая шею. Вокруг них двоих собрались другие мужчины, и Мэлли думает, что они заступятся за нее, но вместо этого они смеются и беззвучно подбадривают его.

– Не уходить. Ждать копов! Не уходить, он убьет тебя!

Рот Мэлли наполняется горячей слюной, его вот-вот вырвет, но у него нет на это времени. Мужчина на видео, покачиваясь, направляется к Веге, проводит рукой по ее бедру и пристраивает свой пах, неуклюже толкаясь, пока другие смеются. Она застыла: для такого у нее нет протокола. Она пытается отодвинуться от мужчины, но поскальзывается на пролитой на пол жидкости там, где были раздавлены ее покупки. Мужчина бросается на нее.

– Куда? – спрашивает Мэлли.

Женщина качает головой. Она ему не скажет, потому что не хочет, чтобы он рисковал жизнью из-за робота. Она не понимает. Парень пролистывает запись до конца нападения, где видит, как другие мужчины ушли из продуктового магазинчика, а мужчина с ирокезом бьет Вегу головой в лицо, а затем тащит ее за волосы через заднюю дверь. Мэлли отрывает взгляд от экрана в поисках двери.

Он бежит к двери и через нее, оказывается на многолюдной кухне, затем в наполненной паром прачечной, снова на аллее. Мужчина распластал тело Веги над мусорным контейнером. Ее юбка спущена, трусики разорваны и свисают со сломанной лодыжки.

– Остановись! – кричит Мэлли.

Ирокез поднимает на него взгляд с чистым злом в глазах. Он напряг мускулы и смотрит на него так, будто не может поверить, что ребенок собрался тратить его время.

– Оставь ее, – говорит Мэлли.

Тело Веги превратилось в манекен.

Мужчина убирает руку с колена Веги и делает несколько шагов к Мэлли.

– Убирайся отсюда, мальчик. Не суй нос не в свое дело.

– Я не уйду без нее, – отвечает Мэлли. – И, кстати, копы уже едут.

Мужчина смеется, а затем передразнивает Мэлли.

– У-у-у! Копы едут! Копы едут!

– Они уже в пути, – сообщает Мэлли. – Владелица магазина вызвала их пять минут назад.

– Ты думаешь, меня еб*т, что эти свиньи едут?

Он харкает и плюет на замусоренную землю.

– Ты думаешь, свиньям есть дело, что мы делаем с еб*ными ботами?

Мэлли с усилием сглатывает.

В последнее время у полиции было немало проблем с имиджем, так как человеческие копы дурно обращались с новыми рекрутами-роботами.

«Этого следовало ожидать, – так сказал министр обороны, – мы предполагали, что возникнет некоторое сопротивление. Проблемы начального периода. Сложности адаптации».

Проблемы начального периода. Скажите это рекруту, которому отрезал голову ленточной пилой его напарник.

– Это незаконно, то, что вы делаете. Она…

Он ненавидит эти слова, но они правда.

– Она собственность правительства.

Мэлли сглатывает поднимающуюся в горле желчь.

– Робот седьмого поколения. Вы в-вредите собственности правительства. И есть видео доказательство, как вы это делаете.

Ирокез возвращается к Веге сальной походкой альфа-самца, готового утвердить свою силу. На его скальпе тату со свастикой. Он возвращает руку на ее колено, начинает поднимать ее по внутренней части бедра, которое Мэлли так хорошо знает. Вега содрогается всем телом. Воздух густой, зловонный; Мэлли чувствует, как задыхается от дымки и нервов.