Текст книги "Сара"

Автор книги: Дж. Т. Лерой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Пирожок одобрительно кивнула.

Я ожидал, что вспыхнут фары или раздастся привычное шипение сжатого воздуха из тормозов, но мы почему-то тронулись с места в полной тишине.

– Глэд дал денег на специальные амортизаторы и глушители, – шепотом сообщила Пломбир.

Я выглянул за ветровое и ахнул: на нас надвигались деревья.

– Опа! – Пломбир ударила по тормозам, так же бесшумно остановив машину в сантиметрах от частокола стволов.

Вытащив из футляра толстые окуляры, она протерла стекла:

– Очки ночного видения. Глэд одолжил у одного клиента, из Отдела по борьбе с наркотиками. Ого! – видно как днем. – И она снова стронула тягач с места.

Я схватился за сиденье, когда Пломбир стала выруливать за деревья и кусты ежевики. Невольно затаив дыхание, мы в полной тишине беззвучно выехали на узкую разбитую дорогу, выводящую к шоссе. Я повернулся к боковому стешу и увидел Стейси, который все так же сидел у телевизора и смотрел душещипательные мыльные оперы, не заметив грузовика, едущего в полной темноте, с выключенными фарами.

– Черт возьми! Сработало!

– Еще бы – ведь Глэд все рассчитал. Хочешь выпить? – спросила Пирожок.

– Само собой! – Я тут же обхлопал себя, но вместо фляжки удалось отыскать лишь енотовый пенис в заднем кармане. Отбросив его, я еще раз обыскал себя. Тут меня охватила паника: я понял, что, должно быть, выронил фляжку при падении. Была какая-то доля секунды, когда я чуть не заорал: «Назад!»

В этот момент Пирожок достала серебряный термос.

С огромным облегчением смотрел я, как она отвинчивает маленькую блестящую крышечку.

– А ты превратилась в такого…

– Парня, – закончила за нее Пломбир. – О! Прости, не хотела тебя обидеть. Я совсем не то хотела сказать.

Пирожок наполнила крышечку чем-то похожим на темный подогретый бурбон.

– Нормально, – ответил я. – Вернусь домой – и все встанет на свои места.

– Да уж, конечно, – с преувеличенной любезностью откликнулась Пломбир. – Смотри, смотри!

Я оторвался от напитка и посмотрел на медленно надвигающиеся сверкающие огни федеральной автомагистрали.

– Боже, как я хочу домой. – Я глотнул и чуть не поперхнулся. – Что это? – спросил я, вытирая рот.

– Сливовый чай. Домашний. – Удивление Пирожка сменилось легкой обидой: – Специально для тебя делала. Слива – великолепное средство при расстройствах желудка. А здесь, в стране рампа, тебя небось и не кормили как следует.

– Мне здесь так не хватало кухни Болли…

– Недавно снялся для журнала «Гурмэ». Теперь они заказывают места в «Голубятне». Но, само собой, для всех, кто работает на Глэда, двери «Голубятни» распахнуты в любое время, и заказы по рации, из кабин дальнобойщиков, принимаются в первую очередь, – рассказывала Пирожок.

– А у тебя больше ничего нет выпить?

– Вроде виски? От тебя им уже и так несет.

– Причем даже на расстоянии, – рассмеялась Пломбир. – Нет, мы такого не держим. Только сливовый чай и бисквиты.

– Хочешь бисквит? – Пирожок наклонилась к коробке под ногами.

Я отрицательно потряс головой. Я жаждал. Я алкал. Мне нужно было выпить, чтобы выдавить из себя слова, вертевшиеся на языке, слова, которые лезли из меня с тех пор, как я понял, что все это – не иллюзия.

Я прокашлялся, чтобы не хрипеть:

– А как же Сара? Как моя мама?

– Смотри, смотри! – привскочила Пломбир. – Мы сделали это! У нас получилось!

Фонари на шоссе расплывчато мигали над нами точно яркое небесное гало. Пломбир вновь подпрыгнула, и в этот раз ее пятидюймовый каблук угодил в педаль тормоза. Ее резко бросило вперед, на руль.

Сигнал был единственным, что не имело глушителя. Казалось, рев пробрал грузовик насквозь, словно вопль басового тромбона.

– Меня зажало! – завопила Пломбир, пытаясь перекричать гудок. – Я не могу достать руку!..

Пирожок вскочила и дергала руку Пломбир, которая застряла в баранке. Теперь вопили обе, пока их не отбросило назад, когда рука наконец освободилась.

Молчание, когда смолк сигнал, казалось просто оглушительным.

– Давайте-ка сматываться отсюда поскорее, – предложила Пломбир.

Услышав сирену воздушной тревоги, я ничуть не удивился и мигом дорисовал картину. И тут же понял, что давно ждал, когда же это случится. Даже рассердился на себя за то, что с самого начала мог поверить в такую авантюру.

Пирожок и Пломбир тут же в панике откликнулись воплем – сигнал сирены напоминал вой приближающейся мины на излете. Их самоуверенность как ветром сдуло, и началась истерика.

– Но мы от них оторвались! – самонадеянно кричала оглохшая от гудка Пломбир.

Грузовик с ревом пробирался по горному кряжу выбираясь на серпантин. Камни будто пули летели из-под колес.

– Догоняют! – сообщила Пломбир таким тоном, словно ее любимой команде забили гол.

– Не думала, что нас поймают так скоро, – скуксилась Пирожок, поправляя в зеркальце прическу.

– Может, просто остановимся, и я вылезу, – предложил я, сразу вспомнив об оставленной фляге, и похоже, теперь неспособный думать ни о чем другом.

– Черта с два! – Пломбир произнесла эти слова скорее мужским, чем женским голосом. – Я уже не в том возрасте, чтобы назначать такие свидания!

– Дай сюда рацию! – рявкнула Пирожок, чей голос тоже вдруг обрел мужские интонации, и мигом вырвала из бардачка микрофон с энергией, какой я никогда не ожидал встретить в ее хрупком обличье гейши.

Тут меня озарило, что их резкие смены эмоционального состояния напоминают инвертированную метаморфическую трансформацию. Будто две бабочки прячутся обратно в кокон и затем превращаются в гусениц. Изогнувшись, я разглядел в зеркале заднего обзора следующий за нами красный пикап. Из него высунулось помповое ружье и увесистая харя Стейси. Пасть у него была злобно распахнута, как у собаки, воющей на Луну.

– Они прямо перед нами, – сказал я, пытаясь сохранить самообладание.

Я снова посмотрел и заметил еще один пикап, идущий следом. И тут же вспомнил, как Стейси рассказывал, что Ле Люп выплачивает ему по тысяче долларов за каждого беглеца. Причем Стейси хвастался, что солидную часть этих премий он тратит на всякие примочки для своей машины, чтобы у беглецов не оставалось никаких шансов.

– Мы пропали! – заявил я. – Нам никогда отсюда не выбраться.

– Не раскисай, – пожурила меня Пломбир. – Не будь мальчишкой, – и стала выруливать на дорогу над крутым обрывом, уводящим в гору Чит.

Пирожок тем временем вещала в микрофон:

– Нинах Вайя [20]20
  Мистический холм, букв. «Курган Матери», от которого ведет свое происхождение индейское племя чокто.


[Закрыть]племя один-девять, как слышите, один-девять, прием.

– Говори, приемщик, – донесся бесплотный голос по громкой связи.

– Как ваша двадцатка? – отозвался другой хриплый мужской голос, пробившись сквозь треск эфира.

– Иду в гору, у меня на хвосте конвой из пикапов.

– Вас понял.

– Черт! – закричал я, увидев, что Стейси прижимает нас к обрыву.

– На нас наехали! Какая-то коляска только что протаранила сзади, – доложила Пирожок по рации.

– Вас понял, – снова произнес все тот же бесплотный голос.

– У него ружье, – закричал я.

Стейси поравнялся с нами и сейчас старательно целился в кабину.

– Кажется, наступает охотничий сезон, – бросила Пирожок в микрофон.

– Не беспокойтесь. Он не посмеет открыть стрельбу на автомагистрали, – сказала Пломбир, старательно выруливая по серпантину, уводящему в гору. На ее лице заходили желваки.

– Я потерял там фляжку, – выложил я последний аргумент насколько можно спокойнее. – Может, я лучше вернусь вместе с ними и заберу ее, а вы приедете за мной в другой раз?

Лицо Пирожка, несмотря на обычно мягкие черты, вдруг стало холодным и отстраненным, как железная маска, когда она посмотрела в мою сторону. Затем на нем последовательно сменились жалость, сочувствие и разочарование. Я почувствовал себя вдруг таким потерянным и безнадежным, что невольно рыгнул.

И этому звуку раскатистым эхом ответил громкий выстрел, судя по всему, из М-80.

– Он стреляет по колесам, – будничным тоном сообщила Пломбир, – на мой взгляд, грубая и совершенно неподобающая манера поведения на большой дороге.

Крутанув руль, она ударила в борт пикапа Стейси.

– Эй, у нас здесь проблема. Пикап лупит по нашим покрышкам… Теперь пойдет автомобильное сумо – кто кого первым столкнет в пропасть.

Я заметил, как автомобиль Стейси вздрогнул. В воздухе повис запах паленой резины.

Нас оглушил еще один выстрел, за которым последовал взрыв. Грузовик стало сносить в кремнистое ущелье.

– Лопнул баллон, собака тяпнула по ногам, только что сбросили, – сообщила Пирожок в микрофон.

– Вас понял, как ваша двадцатка?

– Скоро выйдем к Жемчужным Вратам. Придется кое-что подлатать сзади и сбоку.

– Следуйте намеченным курсом. С кузовом разберемся потом.

Пирожок отключила переговорник и встала, непостижимо сохраняя равновесие в болтающемся грузовике с простреленным колесом. Она кокетливо задрала кимоно, открывая пару черных шелковых трусиков, искусно вышитых огнедышащими драконами.

Раздался новый залп.

– Какой невежа, – сказала Пломбир, махнув большим пальцем назад, – выделывается как дерьмо на лопате, – и снова таранила Стейси. – Пирожок, золотце, знаю, что ты любишь объезжать диких мустангов, но сейчас не время для любви, – рассмеялась Пломбир.

Пирожок иронично улыбнулась, запуская руку в трусики между ног.

– Я лучше знаю, когда держать свои чувства в узде, – сказала она, обращаясь ко мне, – и когда их следует пришпорить.

Она вытащила из трусов маленький блестящий пистолетик, мини-глок 45-го калибра, затем достала из кармана кимоно обойму и вдвинула ее в рукоять.

Запахнув кимоно, Пирожок перегнулась за окно и, прежде чем я успел понять, что происходит, высадила всю обойму. Я услышал визг колес относимой в сторону машины.

Пирожок пошарила под пеньюаром, вытащила новую обойму, высадила ее, до последнего патрона, туда же и снова перезарядила пистолет.

– Теперь обе тачки мотает по дороге на ступицах, – объявила Пирожок, приветливо помахав преследователям на прощание.

Я высунулся и увидел, как водитель Стейси пытается выровнять машину со спущенными передними колесами.

– У меня был любовник-самурай, он давно перешел с меча на сорок пятый калибр. Говорил, что мечи устарели. Он даже снабдил малютку прицелом ночного видения, специально доя меня, – бросила через плечо Пирожок. – Боже, как он стреляет! – вздохнула она и выпустила по врагам еще несколько пуль.

– Пирожок, Жемчужные Врата уже близко, – предупредила Пломбир.

Пирожок опустила пистолет, и впервые с нее исчез налет куртуазности гейши. Привстав с пола, я с ужасом увидел, как впереди выгнулся дугой знаменитый Чит.

– Готовы? – спросила Пломбир, притормаживая у серой металлической конструкции, словно бык перед атакой. Мы с Пирожком, кивнув, набрали, сколько могли, воздуха, раздув щеки, точно белки, запасающие на зиму орехи.

Все мы слышали рассказы дальнобойщиков про страшный Чит-Ривер.

Говорили, что здесь обитают призраки пионеров, которые переправлялись через некогда спокойную и бесстрастную реку в фургонах. Воды завистливо смыли товары и вместе с ними унесли первых поселенцев, навечно исчезнувших под бурными с тех пор водами.

– Эти утопленники не станут лежать спокойно и не пропустят просто так, – предупреждал Глэд всех ящериц, которые собирались за рекой Чит. – И с ними еще духи индейцев, возводивших мост.

Все мы знали истории о том, как машины, без всякого повода, вдруг срывались с моста и падали в Чит. И какие бы высокие ограждения ни ставились, и какими бы сцепляющими составами ни обрызгивали протекторы, и какие бы знаки скоростных ограничений ни выставляли – ничто не могло помешать мертвецам Чит пополнять свою компанию.

Все, что можно было сделать, чтобы уцелеть, – это задержать дыхание в надежде, что мертвецы пропустят тебя, приняв за своего. Говорят, дальнобойщики, которым по многу раз приходилось проезжать по мосту Чит-Бридж, разработали легкие до такой степени, что могли соперничать с великим Гудини.

Посмотрев туда, я увидел далеко-далеко внизу перекатывающиеся воды, что сеяли в воздухе радужные брызги, расплывающиеся, точно крошечные медузы.

Грузовик задрожал по металлической ребристой поверхности, отчего сдерживать дыхание становилось все трудней.

Я увидел, как позади, у моста, остановилась машина Стейси. Его рожа, набирая воздуху, раздулась, словно волынка.

Я прочнее вцепился в сиденье, стараясь преодолеть парализующие вибрации моста, подавляющие все естественные звуки и чувства моего тела.

Пирожок и Пломбир сидели тихо как мыши. Их раскрасневшиеся лица хмуро сосредоточились, ведь чтобы достичь другого берега, надо было ни разу не пополнять запас кислорода.

Закатив глаза, я мчался по мосту сквозь грохот колес, сквозь рев голодных струй под нами и сквозь стоны мертвецов, взывающих к своим потерянным детям и родителям, мчался уже на грани полного изнеможения, с трудом удерживаясь от того, чтобы от ужаса не выдохнуть.

Я видел перед собой лицо Сары – как я приводил ее в чувство, когда у нее однажды остановилось дыхание: из руки торчала игла, точно протекающая авторучка с красными чернилами. У меня тоже перехватило дыхание, пока «скорая помощь» трудилась над ней, пока она вдруг не ожила – внезапно и быстро, как прорастают семена в документальных фильмах о природе. Глаза ее дико смотрели на меня, храня тайны загробного мира. «Я пришла за тобой», – произнесла она.

Никогда, ни разу потом она не повторила этих слов: «за тобой» – значит, из-за меня. Но всегда забирала меня с собой так же беспечно и беззаботно, как шарф, забытый в гардеробе, как чужое, сданное тебе на хранение дитя, как обузу, с которой надо смириться. Она забывала обо мне всякий раз, когда на горизонте маячил очередной заранее обреченный брак, бесполезный, как ядовитый сумах. Я мысленно представил свою смерть. Моя решимость во что бы то ни стало быть с моей мамой – вот чего требовалось мне сейчас больше, чем воздух.

Открыв глаза, я увидел, как лилии на дальнем конце моста приветливо машут нам, словно толпа монахов под белыми капюшонами.

– Почему ты всегда возвращаешься из-за меня? – спросил я ее однажды, когда Сара лежала на кровати, в смутных алкогольных грезах.

Она медленно повернула голову, положила мне руку на затылок и привлекла к себе, жестом игрока, загребающего выигранные в покер жетоны.

– Каждому нужен человек, который знает твое место в мире, – рассмеялась она и уложила меня рядом на подушку.

Белизна лилий становилась все пронзительней и нестерпимей, вместе с давлением воздуха в легких.

– Я знаю, кто ты, – просипел я, задыхаясь, и позволил одинокому мертвецу стащить меня вниз.

– Мы перебрались через Чит, – сказала Пирожок, ухватив ладонями мою голову.

Я потряс головой и понял, что мы по-прежнему в кабине, и все еще едем.

– С тобой все в порядке? – спросила она и провела нежными кончиками пальцев по моему лбу. – Ты чуть кони не двинул. Нельзя было тебе так долго задерживать дыхание.

– А Стейси… упал?

– Это было бы слишком хорошо, – засмеялась Пломбир. – Он еще болтается где-то сзади на своих осях! Впрочем, это уже неважно, мы почти приехали. Смотри! – показала Пломбир.

Пирожок подняла меня с полу, но вместо розовых неоновых вывесок «Голубятни» я увидел желтые указатели весовой станции, на которой положено останавливаться всем грузовым машинам. Желтые огни извещали о том, что станция закрыта.

– Там же никого нет. – Я обернулся к Пломбир, раздосадованный, что она говорит о доме, до которого еще ехать и ехать.

Пломбир притормозила и направила грузовик в ворота станции.

– Они же догонят нас.

В зеркале уже маячил пока еще казавшийся крошечным красный пикап.

– Надеюсь, – с усмешкой сказала Пломбир.

Мы медленно прокатили по пустой парковке.

Сзади донеслись предупреждающие выстрелы.

Стейси – вести прицельную стрельбу с такого расстояния бесполезно, поэтому он наверняка палил в воздух.

– Ишь как его разобрало! – рассмеялась Пломбир и повела фургон в мутный свет фонарей, где и остановилась.

– У него вид, как у собаки, скачущей верхом на дохлой лягушке, – сказала Пломбир и, перегнувшись через меня, распахнула дверь со стороны Пирожка.

– Вы отдадите меня обратно? – спросил я с некоторой надеждой, не в силах представить возвращение в «Голубятню» и жизнь на одном сливовом чае.

– Пошли со мной, – Пирожок протянула руку. Я послушно подал свою, ничуть не удивленный, что Пирожок дрожит, как осенний лист на ветру.

– Это не от нервов, – заметила Пломбир. – Тут другое.

Послышался скрежет колес – это Стейси с компаньонами подруливали к парковке. Я последовал за Пирожком в хмурую темень. Ни одной машины вокруг, не считая пикапов, мчавшихся наперехват. Сейчас мы были как на ладони на этой пустынной площадке. Сжав ладонь Пирожка, я снова почувствовал, как меня бросило в дрожь.

– Стейси перестреляет нас, как тыквы на заборе, – пробормотал я.

– Да уж, не сомневайся, голубчик.

Гарцующий на простреленных колесах пикап шел прямо на нас.

– Простите, мадам? – прокричал Стейси, высовываясь из окошка.

– Что такое? – грациозно обернулась Пирожок. Я тут же спрятался ей за спину, в глупой надежде, что меня не заметят. Смех Стейси, больше похожий на ослиный рев, огласил стоянку. Машины подъехали к нам, окружая.

Стейси со своим напарником, рабочим с бензоколонки «Трех Клюк», вышли из машины.

– Привет, – неуверенно махнул я ему рукой, не получив ответа.

Точно собака, облизывающаяся на звук открываемой консервной банки, я чутко уловил перезвон ключей на поясе Стейси, – отчего в глотке пересохло и нос мой хищно сморщился в предвкушении напрасной добычи.

Лицо Стейси было притворно удивленным.

– Мадам. Прошу прощения за беспокойство, – произнес он с почти нескрываемым сарказмом, – но, по-моему, у вас имеется кое-что, принадлежащее мне.

И кивнул на меня.

– Вы имеете в виду – этот мальчик? – спросила Пирожок, не выпуская моей руки, точно мать, которой сообщили, что ее чадо совершило неблаговидный проступок.

Заправщик поднял обрез – палец плотно лежал на спусковом крючке.

– Водитель в машине? Мне надо с ним поговорить, – заявил Стейси тоном директора школы.

– О, да. Думаю, он все еще там. Вроде никуда не выходил, – отозвалась Пирожок.

Стейси обменялся взглядом с партнером, издав короткий железный смешок. Пирожок поддержала его льстивым смехом, и Стейси тут же грозно помрачнел.

– В чем дело? – заговорил он с лицом непроницаемо каменным, не считая челюсти, которая все еще нервно дергалась от смеха. – Может, вы объясните мне, мисс? Сначала крадут одного из моих мальчиков, я вынужден среди ночи пускаться в погоню, мне простреливают покрышки, а теперь я еще должен стоять здесь и болтать с какой-то восточной гейшей, точно мы выехали на пикник. «Voce е ит maluco е tambem ит sete um!»– гордо произнес Стейси, которому наконец посчастливилось продемонстрировать познания в португальском. Стейси произнес эти слова, смачно щелкнув языком, точно «серийная» злодейка из португальского «мыла».

Я почти гордился им – тем, что Стейси оказался способен на столь саркастический юмор. Наконец-то сработал его португальский, за который было заплачено кровными денежками.

– Сожалею насчет ваших покрышек. Но не вы ли первый открыли стрельбу? – спросила Пирожок.

– Детка, не знаю, кто ты и чья, но теперь ты с потрохами принадлежишь Ле Люпу из «Трех Клюк» и являешься его собственностью. Я не бью женщин и не стреляю в них, а вот Ле Люп не настолько терпим, так что учись хорошим манерам.

Пирожок ответила уступчивым поклоном гейши.

– Ну а теперь перейдем к водиле. – Стейси кивнул своему напарнику, и заправщик подтолкнул нас стволом обреза в направлении фургона, где осталась Пломбир.

Мы шли в полном молчании. Только стук мужских башмаков, да тихий шелест сандалий гейши, да сладкое дыхание ветерка, перебирающего отбросы, да испуганный шорох крыс, прячущихся в мусоре. Сквозь облака не просвечивало ни единой звезды.

Я хотел сказать какие-то слова утешения – ведь Пирожок только что попала из-за меня в рабство, и та же участь ожидала Пломбир. Они пойдут моей тропой.

Я тут же решил – пока тошнота не одолеет меня, буду бороться за Пирожок и Пломбир до последнего. Пожав ладошку Пирожка, я ощутил ответное рукопожатие: я хотел ободрить ее, она же еще крепче сдавила мою ладонь – совсем как мать удерживает за руку падающего ребенка.

Вот мы подошли к фургону – Стейси встал у нас за спиной. Заправщик поднял ствол.

– Стучи, – приказал Стейси.

Пирожок ответила тем же поклоном гейши и постучала.

Молчание. Может быть, Пломбир успела под шумок скрыться?

Стейси властно кивнул. Пирожок постучала еще раз, и снова никакого ответа.

– Дерни дверь, – приказал Стейси.

– Как пожелаете, господин, – откликнулась Пирожок и подчинилась.

Лицо водителя повернулось к нам. Но это оказалась не Пломбир – плечи, расправившие летную куртку, были намного шире!

– Руки вверх и выбрось оружие, – повторил Стейси слова из какого-то полицейского сериала.

– Ты же знаешь, я не могу этого сделать, при всем желании, – откликнулся знакомый голос. Сердце мое сжалось в дурном предчувствии еще одного розыгрыша со стороны Ле Люпа.

– Сейчас проделаю в тебе форточку, – посулил Стейси. – Тогда перестанешь шутить.

– На здоровье, давай, – откликнулся голос.

– Я не шучу! Я тебя продырявлю! – завопил Стейси.

– Даю право первого выстрела, Стейси. А потом настанет мой черед. – Водитель повернулся, вставая. В смутном свете я различил Глэда, с громадным енотовым пенисом, гордо болтающимся на шее между двух кожаных кисетов.

– Глэд? – опешил Стейси. – Так это ты? – И тут же отвел ствол компаньона в сторону.

– Это мое дело, Стейси. И я хотел мирно все уладить, но вы бросились в погоню. Мне пришлось вмешаться. Теперь как ты собираешься из этого выкрутиться?

– Я… я просто… – стал запинаться Стейси, – должен был изловить сбежавшего мальчишку Ле Люпа. – Упоминание этого имени ободрило Стейси. – Я выполнял свой долг. А ты здесь при чем? У тебя какой интерес в этом деле?

– Это мой мальчишка, Стейси. А ты знаешь, что я делаю с теми, кто покушается на мою собственность…

– Он – твой? Он? – для вящей убедительности Стейси ткнул в меня жирным пальцем. – И ты влез во все это из-за него?

Глэд хмуро кивнул, не глядя в мою сторону.

– Так забирай его. Ле Люп, конечно, не будет на седьмом небе от радости, но раз ты говоришь, что он твой…

– Рад был повидать тебя, Стейси.

– Взаимно, взаимно, – произнес Стейси без особого воодушевления. – Ну, ладно, тогда, – он махнул рукой своим людям, поджидавшим позади, – мы возвращаемся. Вот только не пойму, с чего он тебе так понадобился. – Он снова ткнул в меня пальцем. – От него проку, как от поросячьей сиськи.

С этими словами Стейси развернулся и направился со своими ребятами по машинам.

Глэд смотрел им вослед, даже не удостаивая меня взором, пока пикапы Стейси не скрылись на автостраде. Затем он смерил меня взглядом сверху вниз и скорбно покачал головой.

– Я хочу большую косточку, – нетвердым голосом сообщил я. – Самую большую.

Он кивнул.

– Похоже, ты ее уже получил.

Я отрицательно помотал головой.

– Мне надо чего-нибудь выпить – иначе я умру. – Эти слова я еле сумел выговорить.

Он снова кивнул, но ответ его был:

– Тебе придется это переболеть.

Я кивнул.

– Я ведь хочу стать настоящей ящерицей, как Сара.

– Похоже, ты уже своего достиг, – сказал он, нагибаясь и подхватывая меня. Глэд сграбастал меня, и я прильнул к его широкой груди.

Я почти не помню возвращения в «Голубятню» – большая часть пути выветрилась из памяти. Я все время просил пить и каждый раз расплескивал сливовый чай из термоса Пирожка.

Зато я живо помню рассказы про Стейси. Я, скорее, даже не слышал, а видел, что с ним произошло. То, что рассказывал Глэд, оживало мультфильмами, пока я находился в полубессознательном, галлюцинаторном состоянии.

Когда-то Стейси работал при «Голубятне». Он был одной из «звезд» Глэда. Это происходило лет семь назад, и Стейси был стройным как лань. Пытаясь представить Стейси с длинными, как у всех ящериц, волосами, я смог вообразить лишь дикобраза.

– Стейси покорил много сердец, он был такой клевой девчонкой, – рассказывал Глэд, – и вот как-то раз некий молодой человек назначил ей свидание – и влюбился. Он увез Стейси, чтобы жениться. – Глэд вздохнул. – И что же – не прошло и месяца, как Стейси вернулась вся избитая, в слезах и соплях, и сказала, что супруг выгнал ее. Мы приняли беглянку, и все было как раньше. – Голос Глэда отвердел. – И в довольно скором времени мои девочки стали болеть. Блевотина как смола, кашель, как у собаки, они закатывали глаза и бормотали невнятное, будто разговаривали на неведомых языках. Пошел слух, что на «Голубятню» наложено проклятье. И что это моя магия принесла зло, – хмыкнул Глэд. – В конце концов я послал за старым шаманом из племени чокто. Он осмотрел девочек, их мочу синего цвета и все понял. Кто-то травил их ядом. Кто-то подобрал с земли высохший енотовый пенис, растолок и подкладывал его моим девочкам в пищу.

Он негодующе потряс головой.

– Меньше пяти минут заняло у меня выследить Стейси. Он в своем трейлере подмешивал истолченный пенис в жидкий блеск для губ, который ящерицы покупали у нее из-за чудесного магического блеска. Еще пятнадцать минут ушло на то, чтобы обнаружить ее супруга, вообразившего себя моим конкурентом. – Глэд презрительно оскалился, продолжая: – Он скупал падаль с дороги, все, что попадало под колеса. Доставал у охотников и покупал енотов в зоомагазинах, отсюда до самой Луизианы. Я не подал виду, что мне обо всем известно. Просто тихо сообщил девочкам, чтобы больше не покупали у Стейси. А сам угостил Стейси самыми соблазнительными жареными лепешками, которые она тут же на месте и сожрала. – Он довольно потер руки. – Ну и, короче говоря, намешал туда всякой всячины, которую получил в подарок от шамана. В результате шары у нее разнесло, как у быка на случке. – Глэд захихикал. – И тогда я отправил ее назад, к мужу. Теперь он уже не мог отказаться от Стейси под предлогом, что у нее не хватает гениталий. Вот как я познакомился со Стейси, и вот какие дела у меня были с Ле Люпом, ее супругом. – Глэд отряхнул ладони, как от налипшей грязи. – И вот почему Ле Люп так старательно доказывает проституткам свою мужественность. Устраивает из этого целый ритуал. К сожалению, пришлось и тебе вляпаться в это, – посетовал Глэд, обращаясь ко мне.

Я не стал говорить ему, что Ле Люп обошел меня стороной. Я вообще по преимуществу помалкивал, за исключением настойчивых просьб о тюбике обувного клея или фляжечке самогона.

Целый месяц я провалялся в кровати, приходя в чувство. Жил в трейлере Глэда и питался лечебными супами-гурмэ, приготовленными Болли. Волосы у меня отросли и уже прикрывали уши – впервые за два года почти я почувствовал себя длинноволосым.

Пирожок и Пломбир приносили мне книги и развлекали анекдотами о своих недавних приключениях на стоянке. Но стоило мне спросить о Саре – и разговор искусно переводился на другую тему.

Наконец как-то ночью, ощутив себя достаточно окрепшим, я выскользнул через окно и пустился по направлению к мотелю старого Харли. Задержавшись перед дверью, я осмотрел многочисленные выбоины – следы от ударов: к старым ссадинам прибавилось несколько свежих. Я прижался ухом, надеясь услышать спящее дыхание. Каждая клеточка моего тела взывала к Сапре, говоря: «вот, я вернулся». Казалось, мы – два магнита, разделенные хрупкой преградой фанерного листа. Наконец я постучал и, не получив никакого ответа, нажал кнопку звонка.

Я услышал за дверью приглушенные голоса мужчины и женщины, позвонил еще раз, настойчивее, стал колотить кулаком, пока не распахнулся проем, и я пронесся мимо мужика в комнату. В нашу комнату И нырнул под одеяло, как делал всегда.

Я слышал рассерженный негодующий рев, но, не обращая внимания, зарывался все глубже в одеяла, прижимаясь как можно теснее к моей голой матери.

Я не воспринимал воплей этой женщины, а просто лежал, пока мужчина не выволок меня из постели и со всего маху шваркнул о стену. И когда на меня посыпались удары, я закричал ей, лежавшей в постели:

– Мама, мама, мама!

Очнувшись, я обнаружил, что лежу в тюремной камере на продавленном матрасе. Тело мое было точно мешок с костями – на нем не было живого места.

– Они не стали возбуждать дело, Глэд. Можешь его забрать.

Решетка распахнулась, и в камеру вошел Глэд, посмотрев на меня с тоской, прожигавшей насквозь.

– Она уехала, – наконец сообщил он.

– Знаю, – уставился я в облупленный потолок.

– Десять месяцев назад она распрощалась с Матушкой Шапиро. С тех пор никто о ней ничего не слышал.

Я кивнул.

– Они отправились в Калифорнию – это все, что мне известно.

– Она всегда хотела туда. – Я уперся взглядом в прямоугольную щель тюремного оконца с толстыми проржавевшими прутьями.

– Все в порядке, – потупившись, он смотрел на свои ботинки, – ты работаешь на меня. Ты теперь ящерица совсем другого класса.

Я кивнул. Странно, зачем солнцу понадобилось заглядывать в эту камеру – продираясь сквозь стекло и решетку?

– Можешь оставаться у меня, сколько пожелаешь.

Я кивнул. И протянул руки навстречу солнечным лучам.

– И вот еще. Норм нашел это в своем грузовике. Твоя косточка. – Он склонился и вложил ее мне в протянутую ладонь.

Я признательно мотнул головой.

– Проку от нее все равно никакого.

– Знаю, – сказал я, поднимая руку вверх.

– Ты теперь так похож на нее, – произнес он с усмешкой, но нам обоим было понятно: на самом деле это не пустой комплимент.

Я и внутри во многом такой же, – признался я. – Стараюсь быть. – И вытянул руку еще выше, с намотанным на пальцы шнурком, и смотрел, как играет свет на кончиках пальцев.