Текст книги "Сара"

Автор книги: Дж. Т. Лерой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Я уже понял, – оборвал ее Ле Люп с улыбкой, но заметно изменившимся тоном.

Голографический плакат с папой Иоанном-Павлом Вторым на потолке снова подмигнул мне, на этот раз несколько игриво. Все столпились вокруг кровати и не спускали с меня глаз. Улыбнувшись, я сделал ручкой, как Пух накануне утром.

Последовал хлопок огромных ладоней, от которого все вздрогнули.

– Ладно, ребята, спасибо за кавалькаду.

Ле Люп снова хлопнул в ладоши, и все потянулись к дверям, продолжая гудеть под нос: «Мы не узрели тебя» в тональности «фа».

– Так, значит, святая, – произнес Ле Люп похоронным голосом. Он опустился на кровать рядом со мной: маленькие свинячьи глазки сверкали.

Я услышал, как Пух презрительно щелкнула языком. И даже не шелохнулся.

– Ладно, Пух, тебе уже пора на вечернее дежурство. Надеюсь, Джакалоп сегодня не оставит тебя.

– Ле Люп, ты же не веришь…

– Во что я не верю?

– Во всю эту белиберду, что она святая? – Пух предусмотрительно держалась на безопасном расстоянии.

Ле Люп поигрывал моими кудрями, словно кот с мышиным хвостиком.

– Разве это имеет значение? – оскалился он. – Шлюха или святая, какая разница? И та и другая приносят деньги. – Тут Ле Люп утробно рассмеялся.

Пух гневно прищурилась на меня. В ответ я опустил голову в подстав ленную ладонь Ле Люпа.

Я продолжал улыбаться в ответ на слова Пух, как Сара, когда какая-нибудь девка катила на нее бочку, выставляя перед собой «розочку» пивной бутылки, разбитой о край стола. Съежившись от ужаса, я, бывало, завороженно наблюдал, как Сара льнет при этом к своему кавалеру, и на лице ее, словно маска, отрешенная улыбка карминово-красного, пунцового рта. Я смотрел, забившись в угол под пыльные полоски света, как ее мужчина бросал банкой из-под пива в разъяренную девку, и кричал той убираться, а Сара после этого победоносно и с чувством превосходства проводила языком по губам.

– Уматывай, Пух, – спокойно сообщил ей Ле Люп.

Пух собиралась что-то сказать, но Ле Люп только сжал кулак, и она моментально захлопнула за собой дверь.

– Ну, а теперь, детка, займемся чудесами, – сказал он, мягко запуская мне лапу в волосы.

Дождя в эту ночь так и не случилось. Небо гремело, сверкало и в конечном счете выдавило лишь несколько крупных капель, не более. Чудо явно находилось в юрисдикции святой, одержавшей победу над чародейством черного змея. Пошептывались о том, что несколько пепельных деревьев вспыхнули от молнии, что могло означать происки черной змеи. Однако Стелла прямо заявила, что вокруг всегда полно еретически настроенных завистников, которые только и ждут случая распространить зловещие слухи.

Пух в эту ночь почти ничего не заработала. Все дальнобойщики валом посыпались смотреть на меня, лежащего на зебровых покрывалах. Они нашептывали молитвы, испрашивая для себя грузовик с обогреваемой гидрокроватью в спальнике, и еще о чем-то, выражавшемся пылающим зудом в паху, обходившимся им так дорого. Ле Люп зажег свечи и старательно жал дальнобойщикам руки, пока они не расщедривались в тарелку для пожертвований.

Бригады телевизионщиков и репортеров так и не появились в округе, но все ящерицы старательно намазывались косметикой и были наготове, чтобы предстать перед камерами во всеоружии.

Пух усиленно распускала слухи, будто Джакалоп дал ей третий глаз. Ле Люп молча засунул деньги, которые она принесла, в ботинок и выставил ее за дверь. Пух приволакивала к нему восхищенных клиентов, чтобы они могли засвидетельствовать ее сверхъестественные способности, но стоило любому из ее «Джонов» увидеть сияющий нимб над моей головой, как он тут же впадал в ступор. Старательно замаскированная Ле Люпом подсветка обеспечивала неровное, однако заметное сияние, вроде того, что было у лучезарного Джакалопа. Ле Люп объяснил, что этот маленький обман необходим для того, чтобы лишь подчеркнуть исходящую от меня натуральную ауру, которую плохо различают усталые шоферские глаза. Клиенты Пух были так возбуждены рассказами уже побывавших здесь коллег, что сразу брякались на колени. Большие чаевые, которые они приготовили Ле Люпу в признательность за таланты Пух, тут же перекочевывали на поднос с пожертвованиями, с прибавкой еще полсотни баксов и просьбой помолиться за них: чтобы им следовать невредимыми через весовые станции под бдительным оком инспектора. Пух приходилось напоминать им, зачем они сюда явились. Но на нее уже не обращали внимания и бормотали свои просьбы мне, новой святой дальнобойщиков. Наконец она в отчаянии набросилась на поднос, пытаясь забрать свой навар, и я едва успел предупреждающе крикнуть, увидев взметнувшийся кулак Ле Люпа. Пух оторвалась от денег, посмотрев на меня – в глазах ее пылала ярость. Но кулак уже настиг ее, прежде чем я успел что-то сказать.

Ле Люп так и не «помазал» меня. Он обращался со мной точно с прикормленным диким зверем – даже гладил с какой-то опаской, хотя, по слухам, все местные ящерицы носили отметины от его зубов. Он никогда не вонзал мне зубы в шею, чтобы оставить свое клеймо и ввести в кровь свою слюну, вызвав вечное неутолимое желание.

Он только гладил меня по головке да пятки чесал. Короче, занимался тем же самым, чем раньше Глэд. И дальнобойщики не смели ко мне прикоснуться. Временами патрон так зажимал мне ладонь, что казалось, сейчас он ее сломает, но я только закусывал губу, не издавая ни звука, и тогда Ле Люп немедленно оставлял меня в покое.

Одежда, в которой я сюда приехал, давно истрепалась и была заменена на ангельские кружевные одеяния в оборочках, в которые облачил меня Ле Люп. Я лежал как декоративное украшение поверх одеял.

Ле Люп пальцем не трогал меня, даже во время переодевания, словно я стал чем-то неприкосновенным. Если я говорил, что не могу дотянуться до молнии на спине, она так и оставалась расстегнутой.

– Он не хочет осквернить тебя своим прикосновением, – пояснила Стелла, кормившая меня с ложечки прямо в кровати. – Как только Ле Люп увидел твою детскую нетронутую кожу – она поежилась, – он испугался, что мог покуситься на тебя и навлечь вечное проклятие на свою душу.

– А также на свой гребаный поднос для приношений, – сплюнула Пух.

– Что это торчит у тебя из-под блузки? – спросил Ле Люп однажды, когда я надел непривычно тесный шелковый топик.

– Это же крестик, разве не ясно? – пояснила Петуния. – Она его никогда не снимает. Самодельный резной крест, он так классно проступает у нес под одеждой.

Я только кивнул и притворно закашлялся, зажимая грудь рукой, чтобы скрыть предмет, выдающий меня с головой.

– Что-то он слишком велик для крестика, – сказал Ле Люп, пересчитывая пачки денег. – Я куплю тебе другой в универсаме «Пэй-март».

Я неохотно расстался с енотовым пенисом, вышвырнув его за окно и понимая, что теперь моя карьера похоронена под одним из раскидистых лопухов скунсовой капусты.

Я завидовал Пух, которая красовалась в кожаных мини-юбках, бюстгальтерах с серебряными блестками, на тонких до головокружения шпильках. Она притаскивала Ле Люпу все больше мятых банкнот, которые он, не глядя, засовывал в башмаки.

– Надеюсь, твое здоровье не подведет нас в ближайшее время, – вымолвил он со знакомой усмешкой, после того как у моей кровати были протянуты бархатные канаты, чтобы организовать очередь и избежать случайностей в виде драк и перестрелок.

– Даже отчаявшиеся ящерицы не нарушают очередь к Джакалопу, – подтрунивала Стелла.

– Дальнобойщики – отчаянный народ и готовы пойти на все, чтобы снять инспектора сзади – гораздо на большее, чем ящерицы – чтобы прицепить кого-нибудь спереди, – заметил Лаймон, тративший всю свою зарплату за право погладить мои ноги.

Иногда, когда моя ладонь покоилась на сердце у очередного «джона» Пух, я начинал чувствовать, как раскрывается мое второе зрение. Странное смутное ощущение, будто пытаешься вспомнить какой-то особенный запах из детства. Я чувствовал, какую позицию в сексе они предпочитают, угадывал их любимое наказание, а также к каким ругательствам и обидным прозвищам они неравнодушны и чего именно жаждут, чтобы им простонали на ухо.

Пух перестала притаскивать клиентов, после того как водитель шаланды, груженной кингефордским углем, первым делом запросил свидания со мной. Приложив ладонь к его взмокшему лбу, я вдруг увидел вспышки похоти и страсти, столь черной и отвратительной, что только вздрогнул и отстранился. Все тут же заметили происшедшее и восприняли это как знак божественного промысла. Ле Люп прошептал мне потом на ухо, что надо как можно чаще включать это в репертуар трюков. С тех пор я не делал ровным счетом ничего, кроме как полеживал и время от времени проваливался в сон: новые способности обеспечили еще большее обожание и привязанность, не говоря уже о преклонении паломников, число которых росло день ото дня. Но Пух прекрасно знала, чем был вызван мой трепет от прикосновения к этому человеку Она заметила, что я обратил внимание на синяки, оставшиеся у нее на шее, и синюшную бледность в лице, которая сохраняется некоторое время после удушья. Пух понимала, что с ней могло произойти. Она вторым зрением угадала, что ему нельзя сопротивляться – и он вскоре потерял к ней интерес и ослабил хватку. Именно эта вялость, а также отсутствие испуга во взгляде спасли ее. Она стала первой ящерицей, побывавшей в его руках, не найдя при этом свою смерть в придорожной канаве на обочине. После чего, поняв, что он не может задушить ее, дальнобойщик разразился безутешными рыданиями. И Пух уговорила его рассказать обо всем Ле Люпу, не приводя, естественно, списка жертв. Иными словами, Пух становилась проституткой-психологом высокого класса – из тех людей, что привлекают интерес прессы и телевидения.

Она в самом деле была проницательной девушкой, наделенной к тому же предчувствием – или тем, что скрывается за названием.

Конечно, человек этот был слишком омрачен, чтобы так вдруг встать на религиозный путь исправления, но, наслушавшись обо мне, покровительнице дальнобойщиков, решил, что этот визит поможет вернуть ему душевные силы.

Как только я убрал руку с его лба, мы с Пух уставились друг на друга в молчании. Что-то прошло меж нами, какая-то искра пролетела – словно бы один застал другого в туалетной кабинке за мастурбацией. Я стал частью чего-то глубоко интимного в ее жизни. Испытал ужас предчувствия смерти, который сковал Пух, когда в ее горло впились пальцы маньяка. И ей стало кое-что известно обо мне, чего я прежде не раскрывал никому. Нечто тайное. Хмуро кивнув, Пух подавила улыбку – но в глазах промелькнула какая-то искра, с намеком, что теперь ее очередь унизить меня.

– Сегодня будешь ходить по воде, – объявил Ле Люп со стремянки – он менял лампочку в подсветке перед началом утренней службы.

– Это как? Я же не умею…

– Ничего, у Иисуса ведь тоже получилось с первого раза. По мановению души и ты пойдешь. – Он хрипло рассмеялся, сбросив на постель перегоревшую красную лампочку. – Прибывает колонна баптистов с Севера, специально, чтобы поглядеть на тебя. Янки-баптисты!

Он сплюнул, и плевок приземлился рядом с лампочкой.

– Зато у этого народа есть бабки, – пробурчал он сквозь зубы, спускаясь по стремянке, – и мы устроим им чудо за бабки…

Не шелохнувшись, я смотрел, как он хватает лестницу своими огромными лапищами – вот так же, совсем недавно, он уволок одну девушку в соседнюю комнату.

– Оденься поприличней. В ту розовую тряпку, что я тебе купил. Организуем выездное шоу. – Он хлопнул ладонями так, что я вздрогнул, вспомнив крики из соседней комнаты. Провинившиеся девушки молили о пощаде и клялись, что такого больше никогда не случится.

– Пошли! – Он снова хлопнул так, что я чуть не подпрыгнул. Вскочив с кровати, я метнулся в специально устроенную для меня гардеробную.

Я все ждал, когда же он переступит черту нашего неписаного договора и «тронет меня пальцем». Уже готовый протянуть руки навстречу, чтобы он схватил и отволок меня гуда же. Я даже как-то забрызгал черри-колой мою белую ризу, специально, чтобы спровоцировать его. Он лупцевал Пух за то, что на ней слишком быстро рвутся чулки, которые он покупает. Сидя на краешке кровати, я заметил, как его физиономия приобретает свекольный оттенок, а руки хватают воздух, точно пытаясь поймать рыбу. Не шелохнувшись, я сидел и выжидал. Примерно так же я поступал и с Сарой, когда она заявлялась домой после недельного отсутствия. Тогда я вытаскивал из ее чемоданчика какую-нибудь особенно дорогую для нее вещь и портил ее. Выложив на виду, замарывал кетчупом из разовых пакетиков. Потом сидел и ждал, пока она обратит внимание. Рядом был предусмотрительно положен ремень.

Ho Ле Люп только крякал и фыркал как неисправный пылесос.

– Стоит уйму денег? – невинно спросил я.

– Хмм! – прокряхтел он.

– Ты сердишься?

Ле Люп не оборачивался, но я чувствовал, как внутри у него кипит и как сжимаются громадные кулаки. Затаив дыхание, я смотрел, как он разворачивается на каблуках.

– Скажи Пух, пусть пошевелит задницей и зайдет ко мне как только появится.

И улыбнулся пустым провалом рта, напоминающим мертвую щель каньона.

Позже в этот день я слышал, как он отдубасил Пух за то, что та слишком громко хлопнула дверью.

После этого я уже никогда не испытывал его терпения.

Солнце почти закатилось, когда Ле Люп закончил свою проповедь, и я покинул укромное местечко в густых зарослях пихт, елей и калифорнийского лавра. В кустах ивняка он замаскировал иллюминацию, и теперь жутковатый красный туман дымился над мрачными водами, распахнувшимися предо мной. Десятка два янки толпились на противоположном берегу с Библиями в руках.

Стелла и Петуния стояли рядом. Янки, будь они дальнобойщиками, баптистами или еще кем, были откровенно презираемы обитателями «Трех Клюк», и к тому же здесь давно привыкли к мелкому мошенничеству, тем более, когда оно приносило немалые деньги.

– Почти то же самое, что дурачить мужика, симулируя оргазм! – заметила Петуния.

Ле Люп добавил:

– На Севере нет чудес. В землях янки слишком тесно для чуда – и господнему семени негде упасть на благодарную почву.

Все энергично закивали.

– Вот почему они слетелись сюда посмотреть на божественное знамение, – встрял Лаймон.

– У нас достаточно чудес, чтобы поделиться, даже с янки, – заявил Ле Люп похлопывая по бумажнику.

И когда янки сидели за обедом, никто не заострял внимание на новом меню, в котором цены вдруг выросли в три раза. И никто не предлагал горько рыдающим янки ломтик лимона или спасительный спрей для их воспаленных глаз, разве что за особое вознаграждение, не такое уж, скажем, и маленькое и довольно бесцеремонно взимаемое.

Разглядывая этих янки-дальнобойщиков, выстроившихся на противоположном берегу болота, я заметил, что все они яростно трут мокрые глаза. Было ли это вызвано проникновенной речью Ле Люпа или же развязанным мешком свеженашинкованного рампа, спрятанным в траве у них за спиной – пусть каждый решает по-своему.

Мое появление все встретили восхищенными вздохами.

Ле Люп наконец определился с моим нарядом для выступления: короткая тирольская юбочка и красные банты в тон. Мери Блаженная сделала мне макияж, используя последние достижения косметики «Мери Кэй». С гордостью дальнобойщика, заполучившего девственницу, я смотрел, как она макает палец в свежераспечатанные банки с тональными кремами, сбросив наземь крышки.

Ле Люп пригласил несколько человек из публики убедиться, что фокус происходит без обмана. Они покидали в воду тяжеленные каменюки, которые тут же всосала трясина. Как только разошлись круги на воде, Ле Люп заговорил, выдержав красноречивую паузу:

– Как видите, джентльмены… – многозначительно объявил Ле Люп.

– Никакого надувательства, – подтвердил один из наблюдателей, и по толпе прошел одобрительный ропот.

– А, может, на этой крошке спасательный жилет? – предположил другой, но ему тут же заткнули глотку.

Лаймон нажал кнопку на кассетнике, и в воздухе немедленно взревело: «Алилуйя, хвала Иегове!». Это был условный сигнал – я поднял руки – и Стелла с Петунией подняли меня.

Я замолотил пятками в воздухе, демонстрируя, что и здесь нет никакого обмана – ни подставок, ни каких-либо других приспособлений для «левитации».

Музыка притихла, и Ле Люп стал читать Писание.

«Мне надо идти, – сказал я себе, – вступить в эти мрачные хладные воды».

– Что бы ни случилось, только не останавливайся, – зашептали мне Стелла с Петунией.

– Главное – всегда вперед, – наставлял Ле Люп. – Никто за тобой туда не полезет, если застрянешь.

Я вглядывался в толпу на том берегу. Янки простерли руки мне навстречу, точно отцы, призывающие чадо сделать первый шаг в их объятия.

Я невольно содрогнулся при столь ярком детском воспоминании…

И вот я сделал решительный шаг в холодную мутную воду и тут же ощутил, что меня засасывает – вкрадчиво, постепенно.

– Иди ко мне, иди ко мне, – раскатывалось эхом над болотами.

Я сделал еще один нерешительный шаг, как только вода добралась до щиколоток. Выдернув ногу, шагнул снова, чувствуя, как с каждой секундой паника овладевает мной все сильнее.

– Иди, тебе говорят! Не останавливайся!!! – донеслось сзади.

Рой москитов зажужжал над ухом, а возбуждение дальнобойщиков достигло пика, когда вода добралась до моих колен.

Один из них, футах в двадцати пяти передо мной, уже опустился на корточки, протягивая руки.

Я выдернул ногу из трясины и сделал еще шаг.

Он одобрительно кивнул и улыбнулся, приветствуя мою неуверенную решимость поскорее добраться до него.

Затем последовала другая нога и, к моему великому удивлению, я по-прежнему держался на поверхности. Подо мной словно плыло большое мягкое облако. Шаг за шагом я шел по воде, направляясь к этому человеку.

Музыка грянула громче. Дальнобойщики приветственно размахивали Библиями и папками, в которых содержались документы на груз и машину. Всеобщее ликование достигло предела и охватило толпу на берегу.

Его карие глаза были совсем рядом, я уже различал их цвет. Оставалось каких-то пять футов до протянутых рук присевшего на корточки человека, и только громкий зычный рев Ле Люпа удержал меня от недостойно торопливого рывка.

Шаг за шагом я чинно двигался вперед, грациозной походкой, приличествующей святой, как мы заранее репетировали перед Ле Люпом.

Осталось переступить два раза – и я в крепких мужских руках. И все позади. Я простил ему долгое отсутствие и даже не спрашивал, как он мог бросить меня и думал ли обо мне все это время, как я – о нем…

Радостный рев толпы был заглушен стуком сердца. Последний шаг – и я на суше, и он здесь, предо мной. Ле Люп завел оглушительное «Аллилуйя!». И вот я протянул руки мужчине, который внезапно подпрыгнул и повернулся, чтобы хлопнуть по ладони другого дальнобойщика:

– Ты проиграл, приятель! С тебя двести долларов!

Он воздел пятерню, ударив еще по нескольким протянутым ладоням, и завопил «Аллилуйя!» и «Мать твою!».

Мне стали пихать документы на груз и машины.

– Я целую неделю мчался сюда без остановок. Благослови это фуфло! – заклинал меня какой-то дальнобойщик, подползая ко мне на коленях.

– И мне… И мой тоже! – взывали другие.

– Джентльмены, – заорал Ле Люп, мгновенно осадив толпу. – Вы можете иметь аудиенцию со Святой Саррой по возвращении в церковь.

Церковью назывался амбар Ле Люпа, с которого теперь посдирали шкуры, выветрив заодно тяжкий сырой аромат берлоги. Деревянные полы были усыпаны опилками и всюду расставлены кадильницы с импортными благовониями, на фанерных дощечках. Зеброполосатые простыни сменились покрывалами, более приличествующими святой. Даже голографический портрет папы Римского был убран с глаз долой.

– Это может смутить членов иных христианских конфессий, – пояснил Ле Люп.

Лаймон завернул меня в громадное полотенце и стал выводить из толпы. Я оглянулся на того человека – как раз в этот момент ему отсчитывал деньги проигравший.

– Ты сделала это, детка, – причитал Лаймон, опускаясь на колени и благоговейно вытирая мне ноги. Впервые мной не овладела тошнота от густого и едкого запаха, исходившего от кулинара.

Я погладил его по спине и провел рукой по коротко остриженному «ежику». В ответ он застонал, в эпилептической судороге вцепившись в мои икры. Я погладил его по плечам, вдоль натянутых как струны сухожилий. Руки у него тряслись – он поднял на меня робкий взгляд ребенка. Глаза были полны слез.

– Я так переживал за тебя… – прошептал он.

– Я тоже, – погладил я его по щеке.

– Эй, два голубка, разворковались, – прошипела мне в спину Пух. – Пора сваливать… а то… – Она мотнула головой в сторону шедшего следом за ней Ле Люпа.

– Пух? Не думал, что ты придешь, – сказал я, искренне удивленный.

– Смотреть твое выступление? Такие штуки обычно у нас проходят раз в год, на Рамповом Карнавале, – Пух подмигнула, и Лаймон поспешно отошел прочь. – Пошли домой. – Пух обняла меня и повета по хлюпающей болотистой почве к «Транс Америкэн» Ле Люпа.

– Пух, мне в самом деле жаль, что все так вышло… – Я вдруг ощутил сильнейшее желание взять ее за руку, но рука оказалась недостижима – она поигрывала каким-то ожерельем или бусами под блузкой.

– О, теперь можешь не беспокоиться, – ответила она. – Все путем.

Она улыбнулась, и мне показалось, я заметил проблеск искренности за ее откровенной усмешкой. Пух вытащила руку из-под блузы и похлопала меня по ладони.

– Кстати, – сунула она руку за воротник. – У меня есть кое-что любопытное. – Она медленно вытянула кожаный шнурок. – Взгляни.

Сперва я решил, что там болтается какой-нибудь амулет, вроде облезлой кроличьей лапки, но тут внезапно передо мной предстал енотовый пенис.

– Разве он не великолепен? Правда, классно? – спросила Пух, покачивая передо мной косточкой.

Первой моей мыслью было, что это ее заслуженный пенис. Должно быть, до Глэда докатилась слава Пух, и он вознаградил ее.

– Так тебе тоже выдали?

– Не поняла? – недоуменно качнула головой проститутка.

– Ну, то есть ты его… заработала? – с натужным спокойствием как можно мягче спросил я.

– Нет. Я его просто нашла. – Улыбка Пух стала еще шире.

Моя рука невольно потянулась к шее, и тут я вспомнил, как зашвырнул амулет…

– Забавно. – Пух засмеялась несколько натянуто.

Словно соглашаясь, что это и в самом деле забавно, я ответил отрешенной улыбкой.

– Скунсовую капусту сажают у дома, потому что она зимой согревает землю и не приходится лишний раз махать лопатой.

Я ощутил, как зазубренное лезвие страха вгрызается мне в позвоночник.

– Но приходит тепло, и приходится ее косить, пока не поднялась вонь, как на августовской свиноферме.

Пух качала передо мной амулетом, а я – головой, точно китайский болванчик.

– Я взяла мачете и стала полоть, – Пух рубанула в воздухе ладонью, – и нашла этот сувенирчик в зарослях скунсовой капусты. Как раз в тех, что под окном на задний двор, ну, напротив твоей кровати.

– Ты его показывала? Ему? – спросил я, пытаясь не выдать волнения в голосе.

– Ой, да у тебя ноги в крови… – вдруг посмотрела она вниз.

– В самом деле… – я проследовал за ее взглядом.

– Это ловчие листы росянки. Плотоядные растения, вроде пиявок. Здесь куча паразитов, недаром сюда трупы скидывают с трассы. – Пух поежилась. – В этих болотах – она ткнула пальцем в ту сторону, где я только что закончил свое чудесное выступление, – ты идешь по мху, точно в гамаке, а они тебя поджирают снизу.

– Так ты показывала ему? – спросил я, отрывисто дыша.

– А зачем? Эта штука что-нибудь значит? – Пух подозрительно сощурила на меня свои вечно опухшие глаза.

Я тут же принялся рассматривать окровавленные ноги – будто истыканные шилом.

– Что бы это значило? Да ничего. Просто мне приходилось работать раньше… на другого хозяина.

– Вот именно об этом я и хотела узнать.

– Ты что-то слышала?

– Да так… ничего особенного. Я же не спрашиваю всякого встречного-поперечного. Понятия не имею, кому бы это могло принадлежать… – Пух поморгала глазами, изображая притворное удивление. – И на кого же ты работала?

– Да так… теперь не имеет значения. Все в прошлом, – ответил я, заметив за стеклом приближавшегося Ле Люпа.

– М-да… Слушай, – Пух схватила меня за руку. – Ты, пожалуйста, не думай, что я желаю тебе зла. Ведь мы можем работать вместе, верно?

Посмотрев на нее, я кивнул – Ле Люп в этот момент распахнул дверцу автомобиля.

– Ничего себе шоу, – сказал он, усаживаясь за руль, в то время как Пух с невинным видом теребила енотовый пенис под блузкой. – Зацепило этих янки по самые яйца, точно им показали загробное царство! – Он потянулся через Пух, чтобы погладить меня по голове.

Пух кашлянула.

– Трава-пиявка… – сказала она, указав на мои кровоточащие ноги, – чуть не сожрала ее.

– Ах, так теперь у нас открылись и стигматы! Значит, будут и слезы. Ну, скоро мы их подадим под луковым соусом! – рассмеялся Ле Люп и мы тронулись.

Однажды Пух начала играть со мной в Барби. Произошло это так. Ле Люп был в тот день на выезде – высматривал новых ящериц, чтобы выкрасть их у прежних сутенеров. Пух присела на корточки возле моей постели, где я отдыхал после затянувшегося утреннего визита дальнобойщиков и раздачи благословений. Не сказав ни слова, она стала раскрывать пластиковые футляры. Разложив Барби на постели, села рядом.

– Черт возьми, да у тебя тут больше забот, чем у кошки, загадившей мраморный пол. Это ж сколько нужно времени, чтобы ухаживать за такой оравой! – рассмеялась Пух.

– С ними все в порядке. – Я пожал плечами.

– Когда я была маленькой, больше всего на свете мечтала иметь Барби. Много Барби. – Пух вздохнула, и ее глаза остановились на чем-то далеком и недостижимом. – Когда Ле Люп выкупил меня у дядюшки, он обещал принести столько Барби, что в комнате пукнуть будет некуда, – рассказывала она, перебирая кукол и бережно раскладывая их на покрывале.

– И за сколько он тебя купил?

– Хрен знает. Наверное, за ящик пива. Я бы ушла с ним и так, за бесплатно. – Она с озадаченным видом разглядывала пестро разряженных Барби.

– А как вы встретились? – Я взял Барби-Дантистку и помахал перед ней, привлекая внимание.

Пух сморщила нос, крутя Барби то так, то сяк и рассматривая с разных сторон.

– Дядя продавал Ле Люпу кукурузное виски собственного изготовления, но на самом деле это был обыкновенный разбодяженный денатурат, так что приходилось прогонять его через хлеб, чтобы отбить хоть немного запах. – Пух озадаченно насупилась, стягивая с Барби юбочку из лайкры.

– И Ле Люп вывел его на чистую воду?

Я нырнул под кровать за «Барбимобилем» и подкатил его к Пух, чтобы она усадила туда куклу.

– Дядюшке пришлось бы туго, не предложи он меня Ле Люпу в качестве неустойки. – Не обратив внимания на прикатившуюся машину, она стала сдирать с Барби фиолетовые колготки. – Сперва Ле Люп был добр ко мне. Относился как к своей дочке. – Она вздохнула и руки ее на миг замерли. – Но быстрее чем перо успеет опалиться в пекле, я стала выводить его из себя. – Она подняла на меня глаза, потемневшие от тайной боли. – А сначала пылинки сдувал – как с тебя вот сейчас. – Она посмотрела на меня в упор, так что мне оставалось только отвести взгляд.

– Смотри, а у этой колечко в пупке, – сказал я, сунув ей другую Барби из коробки.

Не сводя с меня безмолвного взора, Пух сдернула с куклы колготки. Потом, схватив еще несколько кукол, произвела с ними ту же операцию. Странная зловещая улыбка расплылась по ее лицу. Я бросил взгляд на рядок кукол-Кенов, разложенных между нами. Их рубашки были вздернуты до головы, выставляя напоказ пластиковые пиписьки.

– 3-забавно, – я улыбнулся вполсилы, стараясь успокоить ее.

– Да уж, еще как, – ответила она все с той же блуждающей странной усмешкой.

– Я знаю, для Ле Люпа ты значишь очень много, больше, чем я.

– О чем ты? – Тряхнув головой, она продолжала улыбаться плотно сжатым ртом.

– Ведь он… никогда не притрагивался ко мне.

– Что это? – Она смотрела, как я цепляю на куклу самодельный енотовый пенис, который смастерил из кусочков соломинки для коктейля, нанизанных на зубную нить.

Собравшись с духом, я выпалил:

– Да просто ожерелье.

Рот ее чуть скривился, затем обрел прежнюю форму. Она хлопнула в ладоши, совсем как Ле Люп – от неожиданности я вздрогнул и выронил куклу зажав ее коленями.

Ее рука потянулась за упавшей куклой. Зацепив ногами Барби по моим трусам, она извлекла ее:

– Бдж!.. ой, простите, я кажется, что-то задела…

Мы продолжали играть в отсутствие Ле Люпа.

Однажды Пух достала клочок красного вельвета.

– Смотри, что у меня есть.

Я выжидательно поднял брови в предвкушении новой игры. Она села рядом и осторожно развернула материю, причем с таким загадочным видом, будто там у нее был завернут как минимум бриллиантовый перстень. На деле там оказались кусочки цыплячьих косточек, перевязанные золотой нитью.

– Выглядит более похоже на настоящий, чем тот, что смастерил ты, – она запустила туда розовый мизинец. На крашеном ноготке повисло крошечное ожерелье. – Енотовый пенис, – подмигнула она.

Впервые я услыхал от нее это слово. Стало быть, ей было известно истинное назначение предмета.

– Я взяла у Лаймона куриные косточки из бульона, потом напилила из них колец и выклянчила у Стеллы немного золотой нитки. – С этими словами она потянулась к кукле у меня в руках. Это был Кен в форме летчика. Пух нацепила на куклу новое ожерелье и вручила мне ее обратно.

– И что они сказали?

– Кто? Лаймон со Стеллой? Они ничего не спрашивали… да и зачем? – Пух побренчала микроскопическим ожерельем.

Я кивнул и пожал плечами.

– Я просто думал, мы должны хранить это в секрете, ну, это же наша игра… – Я стал снимать с кукол старые ожерелья из зубной нити.

– Это никого не касается. Какое им дело? – сказала она приглушенным голосом. – Теперь пилот отправляется на похищение Кена-Рок-звезды, – заявила она.

– Ты что – забыла? Это было уже в прошлом месяце. С тех пор Рок-звезда живет с Барби-балериной, – запротестовал я.

– Ну и что. Месть еще не свершилась. – Пух выхватила у меня куклу, сунула ее в барбимобиль и стала катать взад-вперед по кровати. – Увела моего парня, чертова сучка…

Я молча наблюдал, как она срывает с куклы одежду, затем отламывает ей голову и конечности.

– Будешь знать, – твердила она нараспев.

Хладнокровно отбросив локон, упавший на глаза, Пух довольно потерла руки и улыбнулась.

– Так во что мы играем сегодня? – спросила она как ни в чем не бывало, самым ласковым голосом на свете.

После этого случая я значительно охладел к игре, обычно ссылаясь на то, что болен или устал. И, наконец, попросил Ле Люпа унести коробки с куклами: дескать, дальнобойщики удивляются, что посланница Господа играет в Барби.

– Так и знал! – рявкнул он, впервые повысив на меня голос.

Бизнес шел на убыль. Все меньше паломников навещало меня: их число сокращалось день ото дня. Некоторые водилы дошли до того, что требовали деньги обратно: якобы патрули стали прижимать их еще чаще, шерстя их фиктивные формуляры и обложив непомерными поборами, так что прибыль от «контрабаса» сократилась, – и все это, как ни странно, началось после визита ко мне. Несколько водителей получили на одежду внушительные отпечатки подошв Ле Люпа, и требования не возобновлялись.