Текст книги "Сара"

Автор книги: Дж. Т. Лерой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Два месяца о воре не было ни слуху ни духу. Потом он приковылял с фиолетовым лицом, хранившим следы полученного урока.

Последней надеждой оставался один педофил, с которым у меня сложились особо теплые отношения. Но прежде чем он завел старую песню о том, что вытащит меня отсюда, я прижал палец к его губам и тайком всучил записку с адресом «Голубятни» Глэдинга.

– Пожалуйста, передай, что я влип и застрял здесь надолго, – заклинал я, засовывая ему скатанную трубочкой бумажку в нагрудный карман и прижимая к сердцу.

Каждый день я с нетерпением высматривал Глэда, который непременно прикатит за мной. Я был просто уверен, что он выкупит меня, как только узнает, куда я пропал. Для меня он сделает исключение и отправится на другой берег Чит, чего никогда раньше не делал. Пусть даже это случится через несколько месяцев, если Глэд ждет оттепели.

Наконец, уже весной, я заприметил со своего насеста смутно знакомый силуэт, приближавшийся ко мне торжественной семенящей походкой. Я сорвался с места и уже на подходе, постепенно замедлив шаг, обнаружил, что это Пух. Она приветливо размахивала руками и улыбалась, словно мы только вчера расстались за чаепитием. Я уже собирался развернуться задом, но что-то остановило меня, словно бы я почувствовал, что спасение может идти с той стороны, откуда не ожидаю.

– Привет! – негромко воскликнула Пух. – Говорят, ты теперь здесь тарабанишь. – На ней был красный комбинезон с искрой и сапожки до колен, а волосы уложены точно у нэшвиллской кино дивы.

– Боже мой. Пух! Неужели это ты? Звезда, и только! – вырвалось у меня, когда она подошла поближе.

– А ты… – Она отступила на шаг, рассматривая. – Уж извини, но вид у тебя совершенно дерьмовый. Твои локоны должны были отрасти за это время! – И она провела рукой по моему стриженому затылку.

Я резко отдернул голову – это получилось машинально. Удивление и легкое раздражение отразились во взгляде Пух, когда ее рука повисла в воздухе.

Я кашлянул, чтобы разрядить обстановку.

– Мне не разрешают отращивать волосы.

И уставился на ее ботинки – кая у Ле Люпа, из крокодиловой кожи.

– Ты шутишь? Разыгрываешь меня? – сказала она, опуская руку.

– Нет. Таков приказ Ле Люпа. Стейси стрижет меня под машинку строго каждые десять дней.

Пух некоторое время жалостливо рассматривала меня, качая головой, затем повернулась и сплюнула в сторону.

– Забавно, ты говоришь, что я словно кинозвезда, а я ведь в самом деле собираюсь в Голливуд!

Я покосился на нее недоверчиво.

– В самом деле?

Она кивнула.

– И Ле Люп тебя отпускает?

– Один знаменитый голливудский агент узнал обо мне – слава моя докатилась и до Калифорнии. Он сам приехал сюда и теперь целиком и полностью в моих руках! – Пух радостно хлопнула по бедрам.

– И как это тебе удалось?

– При помощи моего второго зрения. Я быстро раскусила его: все, что ему было надо, это чтобы его завернули в пеленки и дали пососать из бутылочки. Он это так глубоко зарыл в себе, что никто бы не понял его бедную измученную душу, но я-то угадала сразу!

– Черт… – Я с завистью потряс головой, находясь под впечатлением от ее рассказа.

– Он выкупил меня у Ле Люпа, и мы уматываем в Голливуд, чтобы там начать мою карьеру кинозвезды! Он сказал, что с моими способностями можно разложить под себя любого режиссера или продюсера с мировым именем.

– Ну что ж, Пух, мои поздравления. В добрый час. Если ты пришла позлорадствовать напоследок, то что ж… А для пущей радости я даже попрошу у тебя на память твою фляжку. Как сувенир от будущей кинозвезды.

– Ну что ты, я же совсем не…

– И еще – хорошо бы полную. Пух, хорошо бы полную…

Пух взяла меня за руку.

– Сара…

Услышать имя мамы из чужих уст, да еще это пожатие – я ощутил в себе резкую перемену. Я словно оттаял при звуке этого имени. И ответно сжал ладонь Пух.

– На самом деле я пришла, чтобы все исправить. Ты понимаешь? Приставить оторванные головы и конечности. На самом деле, мы что-то заигрались в куклы.

Мы постояли в тишине, разглядывая тритона, переползавшего по моим истрепанным кроссовкам – которые раньше принадлежали Пух.

– Смотри. У меня есть кое что для тебя. – Она стала снимать с шеи кожаный шнурок осторожно, чтобы не повредить прическу.

– Это тебе. – И отдала мою енотовую косточку.

В ладони Пух мой енотовый пенис казался артефактом давно погибшей цивилизации – чем-то бесконечно прошлым и забытым веяло от него. Меня вдруг разобрал смех.

– Что такое? – спросила Пух, растерянно усмехаясь.

Я просто захлебывался от смеха. Наконец мне удалось перевести дыхание.

– Знаешь, Пух, – смог вымолвить я, – ты была совершенно права насчет меня. Как в воду глядела. – И я опять расхохотался. – Потому что я в самом деле жаден! Хотел косточку побольше и… – я подцепил ожерелье с ее ладони и подержал. – И вот куда она в результате меня привела!

– Да ладно… – начала она.

– Так что, если ты думаешь, что возвращение этого амулетика привинтит конечности к сломанным куклам… – Я запихнул его в карман. – Честно говоря, сейчас бы мне гораздо больше пригодился самогон. Черт возьми, я бы даже от денатурата не отказался, которым вы торговали с дядюшкой!

– Но я… больше не пью. И не ношу с собой фляжки, – виновато сказала она.

– Ну, тогда… – Я решительно протянул руку для прощального рукопожатия, и Пух неуверенно вложила свою ладонь, после чего я энергично встряхнул ее так, что наши руки заходили локтями, как поршни в паровозных колесах. – Что ж, тебе самое время в Голливуд! А мне, прости, пора на работу. – Последние слова я произнес с заметной оскоминой. – Где меня и в хвост и в гриву… – Я развернулся, уходя прочь. – Так что не бери в голову, ты тут не при чем.

– Сара! – позвала она.

Сжав кулаки, я двинулся вперед, изо всех сил стараясь не оборачиваться.

– Сара! – повторился возглас.

Я слышал, как она сорвалась с места, догоняя меня, и тоже припустил вперед. По болотной прогалине, изо всех сил. Бросив взгляд за плечо, я увидел настигающую меня Пух. Не знаю, зачем я бежал и какая в том кому-либо была польза. Только сейчас в голове крутилось одно «бежать»! Я выбрался к самому краю крутого склона и понесся вниз, спотыкаясь и перепрыгивая кургузые черничные кочки, зверобой и камыш.

– Сара! Погоди! – донеслось за моей спиной. Однако я даже не оглядывался.

Я ринулся сквозь кусты голубики. Проклятье! Запнувшись о берег, я полетел и плюхнулся в моховое мелководье. Черт! Я забарахтался в клюкве и осоке, охватившей меня со всех сторон.

Пух уже торопилась ко мне.

– Давай руку, – склонилась она надо мной.

Я схватил ее протянутую руку и рванул изо всех сил. Точно акробат, который вертит «солнце», кубарем она пролетела надо мной и рухнула в болото на моховину.

– Черт! Что ты вытворяешь! – Пух поднялась, отплевываясь и вся истекая водой. – Ты что, совсем охренел? – заорала она, выбираясь из мха.

Я удовлетворенно кивнул, увидев, что с ней все в порядке и Пух проучена как следует, а тогда уж стал выбираться и сам. И тут почувствовал, как она ухватила меня сзади за ногу, и сам полетел в зеленый омут.

Мы покатились в воде точно два тюленя, не давая друг другу выбраться.

– Я не виновата! – выкрикнула Пух, задыхаясь и булькая.

– Да? А я бы сейчас где был, если бы ты тогда не сдала меня Ле Люпу с потрохами?

– Сама знаю! – заорала она мне в ухо. – Поэтому я и вызвала Глэда!

Я еще продолжал бултыхаться, пока до меня не дошел смысл сказанного.

– Что?

Она выпрямилась в струях стекающей воды и клочьях мха, точно болотная русалка.

– Что сказала – то сказала, – обидчиво огрызнулась она. – Я вызвала Глэда. Он обо всем знает.

– Что-о? – Я не мог поверить собственным ушам.

– Да, черт возьми, сколько можно повторять. Или ты оглох? Смотри, что ты сделал с моим новым костюмом. Хорошо еще, мой агент не бедняк, так что ему ничего не стоит купить новый – можешь не злорадствовать!

– Не дури меня, Пух. Это серьезно?

– Что серьезно? – опять огрызнулась она. – Что ты меня чуть не утопил?

– То, что ты сказала только что.

Тут я заметил, что со времени нашей последней встречи я перерос ее – теперь, даже несмотря на отсутствие каблуков, я был выше.

– Я… – она внезапно завязла ногой, наступив на кочку, и стала падать. Я подхватил ее под локоть. – Спасибо, – и тут только заметил, что она поднимала ожерелье. – Не думай, что я такая дура… я сразу поняла, откуда ты взялся, – и наотмашь сунула мне ожерелье – будто хотела ударить. – Я прекрасно знаю, что эта штука означает.

– Так ты… нашла Глэда и все рассказала ему?

– Слушай, я уже устала повторять одно и то же. Да, я пыталась выкупить тебя через агента, но Ле Люп отказался наотрез. Ни за какие деньги он не согласится отпустить тебя. Из принципа. Принципа мести. Наверное, поэтому у нас с ним ничего и не получилось: мы оба слишком упрямы и мстительны.

– Так он не продаст меня? Не уступит?

– Ни за что. Деньги для него значат больше, чем любовь, но не больше, чем жажда мести.

– Мести? За что?!

– За свое разбитое сердце. За обман и вероломство.

– Черт возьми! И что сказал Глэд? – воскликнул я в отчаянье.

– Сказал, что найдет тебя, Черри Ванилла! – Она со смехом произнесла мою прежнюю кличку. – Он сказал, что с трудом верил в безумные слухи о тебе, но действительность превзошла все ожидания.

– А насчет Сары он ничего не говорил? – вырвалось у меня.

– Я же сказала, ему о тебе все известно.

– Нет, я говорю о моей маме. Ее зовут Сара.

– Что-о?! – протянула Пух. – Так ты еще и назвался материнским именем?

Она презрительно – или недоуменно – хмыкнула.

– Так получилось. Они сами хотели сделать из меня легенду. – Затем я спросил с надеждой: – Так он точно о ней ничего не рассказывал? Или, может быть, ты слышала о ней от кого-нибудь другого из «Голубятни»?

Пух потрясла головой:

– Ни слова. Зато он знает Ле Люпа. Я спасла тебе жизнь – не рассказав Ле Люпу, что ты из глэдовских парней!

Я кивнул, с нетерпением ожидая продолжения.

– И он знает прекрасно, что деньги здесь не сработают – тебя не выкупить…

– И?.. – с надеждой произнес я.

– Он просто пришлет за тобой грузовик.

– Так он сам приедет за мной?

– Не думаю, – покачала она головой. – Он сказал, что никогда не переправится на другой берег Чит. Но пришлет кого-нибудь.

– Когда? – схватил я ее за руки, нетерпеливо дергая. – И что мне делать? Кого ждать? Говори скорее.

– Слушай, – отстранила меня Пух. – Он передал одно: сиди спокойно. И все. Ни кто, ни что, ни когда, ни где и ни как – не важно! Просто ждать! Все, мне пора. Надо срочно переодеться и вообще поскорее убираться отсюда – не хватало, чтобы Ле Люп застал меня с тобой.

Мы с Пух стали выгребать из болота.

– Прости за одежду, – я стал стряхивать с нее нитки мха.

– А, пустяки, – отмахнулась она. – Тебе тоже лучше переодеться, не то Стейси подумает, что ты собирался дать деру через болота.

– Да ну его.

Вдруг Пух отступила на шаг, осмотрев меня с ног до головы.

– Теперь уж ты точно не Ширли Темпл.

Я подобным же образом смерил ее взглядом.

– Да и ты уже не похоже на прежнюю пропойцу!

Какой-то миг мы молчали, не сводя друг с друга глаз.

– Я обязательно навещу тебя у Глэда, как только устроюсь в Голливуде.

– И я заеду к тебе, – игриво отвечал я. – Может, найдешь и для меня рольку?

Она подставила ладонь, и мы ударили по рукам.

– Только… – приподнялась она на цыпочки и жарко зашептала мне в ухо: – Надо заплатить, если хочешь улестить.

– Запросто! – откликнулся я таким же заговорщическим шепотом. Минуту мы не выпускали друг друга, прислушиваясь к дыханию друг друга, сбившемуся после беготни и кувыркания в болоте.

Наконец мы медленно ослабили объятия.

– Хотела бы видеть сейчас рожу Лаймона, – рассмеялась она.

– А я – не очень, хотя зрелище, должно быть, было бы преуморительное, – откликнулся я.

– Да, ты же не знаешь…

– А что с ним?

– В тюряге. Ты совсем свернул ему крышу набекрень. Он поехал в город и залез под юбку какой-то девчонке, чтобы убедиться, что в этот раз глаза его не обманывают… а она оказалась дочкой шерифа. Единственной! Так что этот срок он будет наматывать до самого Армагеддона!

– Ну…

Мы вздохнули, опустив головы на прощание.

– Спасибо тебе, Пух.

Она кивнула и побрела прочь.

– А Ле Люп правда платил тебе только куклами Барби? – вдруг бросила она за плечо.

– Слово дракона. То есть ящерицы. Вернее быть не может.

– Ну и тип…

И она побрела прочь.

– Держись. – пожелал я.

– А как же, – махнула она рукой и скрылась в высокой траве.

Я возобновил свои вахты, не пропуская ни единого грузовика на дороге. Попутно наблюдал ночное небо, изучал жизнь многочисленных млекопитающих, амфибий, птиц и рептилий этой местности, поскольку для условного сигнала Глэд мог воспользоваться магией чокто.

Я бросил пить и нюхать клей, отчего целую неделю ломало, но я прошел через это.

Миновал месяц, с наступлением лета дикие азалии, горный лавр, лилии и вороний глаз развернулись во всем своем головокружительном блеске. Каждую минуту я был настороже, прислушиваясь к земле и окружающему миру. Даже мои клиенты заметили происходящие во мне перемены.

Я стал отдавать всю свою добычу – теперь даже пьяные дальнобойщики стали совать мне чаевые.

– Ты ходишь, точно у тебя под ногами угли, а в заднице кочерга, – прокомментировал мое поведение Стейси, когда я сидел у него между ног, а он в очередной раз брил мне голову.

Я кивнул и подавил улыбку.

После того как ничего определенного не проявилось, червь сомнения прокрался в мои мысли.

А что, если Пух никогда и не встречалась с Глэдом?

Ведь она снова спрашивала про деньги Ле Люпа. Может, она появлялась лишь затем, чтобы выяснить, не припрятано ли у меня где кубышки?

Если даже она и видела Глэда, то вполне могла соврать ему, что меня здесь давно уже нет.

Чем больше я думал об этом, чем чаще прокручивал заново наш разговор, тем упорнее приходил к единственному выводу: меня опять надули.

Почему Глэд не выслал за мной сразу? Какая причина могла остановить его? «Сиди тихо». Что это значит? Он должен был дать хоть какие-то инструкции, поделиться планом, стратегией. Почему ни слова о Саре? Это имя прозвучало бы как пароль – он должен был хотя бы упомянуть ее, сказать, как она беспокоится, хоть что-нибудь, в конце концов!

Определенно, меня опять обставили.

День за днем я вел торг с самим собой за последнюю надежду. Я словно пытался заключить сам с собой сделку. И каждый день я обнаруживал как минимум от пяти до двадцати предзнаменований близкого спасения.

Стейси вынес свой телевизор, рацию и кресло во двор, потому что с наступлением жары стал обливаться потом, который ручейком вытекал под треснувшее днище трейлера. Это была такая жуткая смесь сахара, свиного сала и прочих запахов, что, точно дудочка крысолова, привлекала полевок, землероек, енотов, кротов, крыс, белок, тушканчиков, кроликов и горностаев. Среди них попалась и одинокая летучая мышь, которая было присоединилась к сородичам, но, не найдя ничего интересного, взгромоздилась на кресло Стейси и стала смотреть вместе с нами душещипательный бразильский сериал. Этот нетопырь был воспринят как знак от Глэда, и я тут же начал готовиться к освобождению.

Дошли слухи, что какой-то белохвостый олень обрюхатил проститутку со стоянки, по пути в дайнер. Маленькие рожки уже отчетливо проступали под туго натянутым животом. Я тут же увидел в этом магический сигнал племени чокто.

Одному из наших токсикоманов неожиданно попался чудесный тюбик обувного клея – сколько из него не выдавливай, он всегда оставался полным. Я не стал объяснять восторженному собрату, что это еще один знак со стороны «Глэдинг ИТД…», чтобы он не благословил попусту за это чудо Аллаха Всемогущего и не превратился в сурового мусульманского аскета.

Но даже, невзирая на все очевидные подтверждения близкой свободы, которая может прийти со дня на день, ни Глэд, ни кто другой из «Голубятни» до сих пор не добрался до «Трех Клюк».

После почти двух месяцев непрерывного получения тысяч сигналов, знаков и намеков из окружающего мира я, наконец, сидя с фляжкой семидесятипятиградусного пойла, украденного у дальнобойщика, принял окончательное решение: Пух солгала.

Сидя в гамаке, я поднял серебряную флягу, будто бы чокаясь с Пух:

– За обезглавленных Барби!

Набрав полный рот горючей жидкости, я с усилием протолкнул ее в горло и тут же произнес новый тост:

– За Сару.

Затем, хлебнув еще несколько раз без всяких речей и приветствий, я распластался в беспамятстве под тяжелым покровом ночи.

Я стал дышать клеем и питаться одним самогоном с упорством приговоренного. Чтобы обеспечить свои нарастающие потребности, я надрывался на работе, не упуская ни одного клиента и ни одной возможности прибрать к рукам его лопатник. Стейси относился к моему преступному рвению отечески снисходительно. Стоило появиться разъяренному водиле с заявлением, что я свистнул его бумажник, как Стейси приходил в негодование, устраивая целый спектакль: лопотал какой-то вздор на португальском и, гневно топая, уходил, чтобы появиться с украденным. Кошелек, естественно, оказывался пуст, за что он рассыпался в извинениях, выражал соболезнования и неизменно предлагал вызвать шерифа. Водители так же неизменно отклоняли предложение, забирали свои порожние мошны и мрачно исчезали.

Я поддерживал у Стейси постоянный кредит на вещества, погружавшие меня в пустую могилу забвения.

Между летним сбором урожая и зимней развозкой угля наступил мертвый сезон, и бизнес пошел вяло. Водилы поуходили в отпуска, снова вспомнив, что у них есть семьи. Временами по нескольку дней не удавалось залезть ни в карман, ни даже просто в кабину. Кредиту Стейси был еще не исчерпан, однако я терял постоянных клиентов. Остальные парни говорили, что кайф помогает забыть им про клиентов. Но я был другим – я стал кайфом заполнять время между клиентами. Потому что как бы ни груб оказывался водила, тот момент, когда между нами все замирало, был вечен как сама природа. И я старался не упустить этот миг – когда пропахшая табаком, измазанная соляркой и мазутом рука ласкает мне шею, губы раскрываются в безмолвном экстазе, и на моем челе запечатлевается отеческий поцелуй – как пожелание «доброй ночи» над колыбелью – и я отплачивал тем же.

С наступлением осени и исчезновением добычи я завернулся в свой наркотический кокон, почти не обращая внимания на редкие приходящие грузовики.

Стейси застал меня в постели:

– Сегодня тебя ждет встреча с Ле Люпом, – сказал он, отирая круглую лысину пожелтевшей майкой и покачивая розгой в руке.

– Ладно, – откликнулся я с койки, наблюдая, как пауки на потолке плетут многоцветные нити своих вееров.

– Я не стану пачкать руки, – с омерзением заявил Стейси, разламывая березовую розгу. – От тебя все равно пользы как от куриного дерьма на ручке водокачки. – С этими словами он отправился в свои «кабинеты», где вся меблировка состояла из шезлонгов и телевизора. – Пусть Ле Люп сам тебя воспитывает.

– Ладно, – повторил я и провалился в токсический лабиринт.

– Он хочет тебя, только тебя, – тряс меня вор, пытаясь добудиться.

Не разлепляя глаз, я сглотнул большое зеленое облако отрыжки.

– Че? – пробормотала.

– Он хочет тебя.

– Ле Люп хочет меня? – От удивления я даже попытался встать. Мысль о том, что я потребовался Ле Люпу, пусть даже для того, чтобы переломать мне кости, почему-то воодушевляла.

– Давай выходи скорее. – Вор дернул меня и я вяло скатился вниз. Затем первым делом нащупал флягу, вспоминая, что она пуста.

– Вор, плесни мне чуток. – Я чувствовал тошнотворно-могущественную силу похмелья, настоятельно заявляющего о себе.

– Было б что – сам бы давно вылакал. Ты давай лучше пошевеливайся. А то ведь напросишься.

– Да, – честно заявил я. – Напрошусь.

В меня вселилась безразличная уверенность, что Ле Люп прикончит меня сегодня. В худшем случае сделает инвалидом – тогда и вставать больше не придется.

– Принцесса! – пренебрежительно бросил Вор. – Тоже мне – принцесса.

– Была когда-то, – сказал я, покачиваясь. Ухватившись за что-то, дабы сохранить равновесие, я направился на выход, Я был совсем плохой от побоев, слишком долгого лежания и продолжительной диеты из интоксикантов.

К тому времени, когда я добрался до Стейси, тот был уже весь в «мыле». То есть – смотрел свои сериалы. На его лице попеременно вспыхивали красно-голубые блики, отчего он походил на разъяренный вулкан.

– А! Решил оторвать холявную задницу от постельки? Устал гладить простыни?

– Где он? – смутно откликнулся я и оглянулся в поисках машины Ле Люпа. Пешком бы он сюда вряд ли явился.

– Уже здесь, – «успокоил» он и показал в сторону парковки, укрытой небольшой рощицей корявых пихт и кургузых берез.

– Стейси, дай разжиться на несколько глотков. – Я сцапал его мясистую ручищу, протягивая свою пустую фляжку, и посмотрел на него когда-то неотразимым взором девственницы. Однако, судя по его ответному взгляду, я сейчас был, скорее, похож на инопланетянина.

– Не дай умереть порожняком.

Стейси с омерзением стряхнул мою руку и чуть не выбил фляжку.

– Пшел вон! Пока я не добавил!

– Ну, пожалуйста! – внезапно я ощутил издревле знакомый страх. – Умру ведь!

Стейси испустил продолжительный вздох, от которого смолк даже ветер.

– С Ле Люпом это тебе не поможет! – пробурчал он, звеня связкой ключей, которую всегда носил на поясе.

Отстегнув ключи с цепочки, он отпер громадный ящик возле кресла и, покопавшись в нем, извлек глиняную кружку. Облизывая губы, я наблюдал за его действиями. Тут же в памяти всплыло лицо Сары – именно так она делала, когда бармен набулькивал ей в стакан.

Едва Стейси совершил последний «бульк», как я уже присосался.

– Ты и так уже как оленья кишка. Уноси отсюда задницу! – Стейси потянулся за сломанным прутом и швырнул мне вдогонку.

– Спасибо, Стейси. Заплачу тебе в следующей жизни, – искренне пообещал я.

– Ты заплатишь намного раньше. А теперь проваливай!

Я направился к жалкой горстке деревьев, останавливаясь каждые десять шагов, чтобы уточнить траекторию движения. Когда я вышел на дорогу, то нигде не заметил сверкающего бордового тягача, который ожидал застать. Здесь стоял единственный грузовик – очень похожий на тот, в который «сдала» меня Пух в последний раз, когда мы вернулись к Ле Люпу.

Я задрал голову в небо и двинулся вперед – как идут навстречу судьбе. Над головой плыло черное небо, в котором даже случайное облако выглядело зловещим силуэтом.

Глазея вверх, нетрудно запнуться даже на ровном месте, что я и сделал: пролетев, как мне показалось, добрых десять метров и затормозив наконец ладонями и коленями.

Я лежал, решив никогда уже больше не подниматься. И даже не двигаться. Просто слиться с асфальтом. Все же любопытство взяло верх и заставило меня поднять голову. Грузовик все так же стоял там: вполне обычный грузовик на вполне обычной стоянке. Что же он для меня придумал? Может, порвать цепями, привязав между грузовиков? Или какое-то более ухищренное наказание? Нечто непостижимо хмурое было в этой машине, походившей на катафалк.

Внезапно меня осенила сумасшедшая мысль: бежать! Но сама фантазия о бегстве вызвала такой острый приступ тошноты, что я выплеснул на асфальт изрядную порцию проглоченного пойла.

Отжавшись от асфальта, я встал, вытер рот и подул на ободранные ладони. Краем сознания понял, что то же самое у меня с коленями, но сейчас было не до этого. Передо мной явился призрак Ле Люпа. Он присел передо мной на корточки, промокнул мои ссадины перекисью водорода и залепил пластырем саднящие колени. Так, наверное, приводят в чувство самоубийцу-смертника, даже если казнь назначена на завтра.

– Тук-тук, я твой друг, – постучал я в дверцу машины. Закрыв глаза, я выбил условный сигнал по кабине. – Шаловливые кулачки…

– Это Сэм? – послышался грубый мужской голос. – Мне нужен только Сэм.

– Это Сэм, – отозвался я.

– Тогда залезай, – распорядился водитель.

Я вскарабкался по ступенькам и распахнул дверь. Лицо водителя зарылось в карту, как в тот раз, в лесу, во время моего неудачного побега. Но это был совершенно другой человек. На нем была кепка-бейсболка с дырочками для вентиляции, просторная летная куртка и на лице – аккуратный газончик бороды и усов. И было в нем еще что-то неестественное, чего я не мог определить.

– Ле Люп здесь? – Я показал на шторку, за которой прятался спальник.

Водитель повернулся, и лицо его дрогнуло.

– Так ты – Сэм? – недоверчиво спросил он.

Я кивнул, не спуская глаз с занавески, точно из-за нее в любой момент как чертик мог выпрыгнуть Ле Люп.

– Тот самый, что был святым?

Я снова кивнул, уже начиная сомневаться: а был ли здесь Ле Люп, и кто вообще ждал меня на этой удаленной стоянке.

Может, этот парень должен был отвезти меня к нему, поближе к месту, где прячут тела.

– Так что, поехали? Покончим с этим поскорее. – Я уставился на прошитые толстые перчатки автомобилиста, державшие карту.

– Да, сейчас. – Он кивнул опять на меня. – Что-то с тобой не то. Ты не можешь быть Сэмом. Так не работают профессионалы.

– О чем ты? Я профессионал. Я лучший!

– Тогда ты не с того начал. «Ну что, поехали?» – не лучшее начало для прелюдии.

– Ах, так, значит, это я тебя должен трахнуть первым?

– Вот видишь – ты не Сэм. Я так и знал.

– Я Сэм, черт возьми! Да, я немного поддал, но это почти выветрилось по дороге. И до сих пор у меня все получалось прекрасно и на поддаче. Так что не будем рассусоливать, может, отодвинемся куда в сторону?

– Ладно, – ответил он и забросил ногу на ногу – жест, совершенно неприемлемый для дальнобойщика. – Поедем, но как только я смогу убедиться, что ты настоящий Сэм. Ты уже четвертый, которого мне подсовывают. Я потерял надежду встретиться с настоящим. – Он закрутил головой, придирчиво рассматривая меня. – Мне сказали, Сэм заболел.

– Говорю тебе, я – Сэм. Я – и больше никто! – выкрикнул я, чувствуя приближающуюся истерику.

Водитель кивнул, сузил глаза в щелочки и почесал бородку.

– Ладно… – сказал он как человек, который долго рассматривал абстрактную картину и вот наконец решил «понять» ее. – Скажи мне, в таком случае, где твои локоны?

– Мои локоны? – Я машинально потеребил бритый затылок. Видимо, один из моих старых обожателей не узнал меня в новом обличье. – Да, у меня были пышные золотые локоны, – вздохнул я. – Были, у Святой Сарры.

– Святая Сарра? – Он стал смеяться. – Надо же…

– Так ты повезешь меня к Ле Люпу или нет? – разозлился я и сел на металлический пол, уже не чувствуя сил двигаться. Плечи мои затряслись от рыданий. – Не хочешь – не вези. Мне все равно…

– Ты уверен, что надо ехать к Ле Люпу? – отчего-то вдруг смягчился водитель.

– А куда еще?

– Может быть, – продолжал он загадочным тоном, – домой?

– Разве ты не хочешь домой? – послышался другой голос. – Из спальника вылезла Пирожок – та самая Пирожок, из «Голубятни». Она выглядывала из-за отодвинутой шторки в полном облачении японской гейши.

Я встряхнул головой, подумав: «Господи, что за дурь подсунул мне Стейси?».

– Ну, Пирожок, ты убедилась? – спросил водитель, чей голос из мужского вдруг превратился в женский.

– Само собой – это он, кто же еще, – отозвался призрак Пирожка, – но, по правде говоря, я вижу причину твоего замешательства.

– В таком случае, покончим с проверкой, – сказал водитель и стал сдергивать усы и бородку.

– Мне что-то не по себе, – полуобморочно выдавил я, опуская голову между колен.

Когда я ее поднял, водитель снимал кепку, из-под которой рассыпался водопад роскошных золотых волос медового оттенка.

Прямо на моих глазах дальнобойщик перевоплотился в Пломбир.

– О, Г-господи, – только и смог выдавить я.

– Знаю, вид у меня был ужасный, – сказал мираж Пломбир. – Но у тебя хуже. Ты как медвежья задница, зашитая колючей проволокой.

– Крошка, постарайся не наблевать, – высунулся из-за шторы призрак Пирожка. – Это арендованный грузовик. И его хозяин простит мне запах чужих духов, но не чужую блевотину.

Пирожок зашелестела шелками, подбираясь ко мне.

– Мамочки! – Она похлопала меня по плечу. – Черри Ванилла?

Медленно подняв голову, я посмотрел на нее снизу вверх.

– Так это… не галлюцинация?

– О, детка! – Пирожок опустилась рядом на корточки. – Что сделало с тобой это чудовище?

– Что, черт возьми? – отозвалась Пломбир, срывая шоферские перчатки из толстой кожи и открывая ухоженные благоухающие руки с маникюром.

Я вцепился в Пирожок, как медвежонок в свою мамашу, зарывшись в складки ее кимоно, благоухающие мандарином.

– Знаю, знаю, – сказала она, гладя меня по затылку.

С тех пор как Ле Люп выбрил мне голову, я никому не позволял прикасаться к своим волосам. Меня били клиенты, а потом еще от себя добавлял Стейси – за то что я давал по рукам каждому, кто пытался это сделать.

– Пусть меня таскают за уши, как кастрюлю с супом, но до волос дотрагиваться не дам никому! – объяснял я после каждого такого разбирательства. Вскоре я научился просто вовремя убирать голову и подставлять шею.

Сейчас, чувствуя, как пальцы Пирожка зарываются в мой многострадальный ежик, я ощущал себя котом на руках у хозяйки, которому счесывают струпья, оставшиеся на боевых шрамах.

Несколько раз я подавлял невольный крик, готовый вырваться из меня.

Когда я наконец оторвал голову, кимоно было мокрым от моих слез.

– Бедные ручки, – произнесла Пирожок, осматривая мои исцарапанные ладони. – Мы позаботимся о них потом.

– Пора убираться, – предупредила Пломбир. Теперь она была в джинсах «Бен Дэвис», летной куртке и ботинках, выдающих ее специализацию садо-мазо. Этот наряд, пусть и не очень выразительный, как нельзя более подходил для такой выездной операции.

– Мы купили всего полтора часа у того противного коротышки, – скривилась Пирожок. – И время уже на исходе.

– Говорила тебе – оплатим подольше, – буркнула Пломбир, устраиваясь на водительском месте. – Не в обиду, Черри, но эти мерзавцы торгуют тобой ниже рыночной стоимости.

– Но как вы нашли меня? Вам Пух сказала?

– Кажется, похожее имя называл Глэд. – ответила Пломбир, снова сверяясь с картой, которая затем запросто, сама собой, свернулась в квадратик.

– Но почему вас так долго не было? – Я моргал, удостоверяясь, что они – не иллюзия.

– Глэд ждал, пока Ле Люп отлучится, – объяснила Пирожок.

Пломбир снова нацепила свою кепку, но волосы под нее уже не убирала.

– Глэд сказал, что мы без труда справимся с шайкой местных аборигенов. Но он не станет никого посылать в пасть Ле Люпу.

– Ну, теперь нам уже никто, кажется, не страшен, – заметила Пирожок, указав мне лечь им под ноги. – Выползем отсюда тихо, как жук по чайному листу.

– Так Ле Люп уехал?

– А то! – ответили обе одновременно.

Пломбир достала из-под сиденья пару туфель на высоком каблуке и нацепила на ноги. – Подходящая обувь для вождения, – заметила она. – Ну, ладно, поехали… – Пломбир щелкнула парой переключателей. – Норм дал нам машину из гаража и отладил ее так, что мы выползем тише мыши.