Текст книги "Мой любовник"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
ГЛАВА 38
Джон принял форму рядом с не особо переутруждающимся уличным фонарем. Свет, сгустившийся под его жирафьей шеей, омывал фасадную часть жилого дома, который чертовски привлекательней смотрелся бы в кромешной тьме. Кирпичи и цементный раствор скорее были не красных и белых цветов, а грязно-бурого и еще грязнее-бурого, а трещины расходящиеся практически на всех окнах – заделаны либо клейкой лентой либо поеденными молью и временем, старыми покрывалами. Любое мельчайшее перемещение по вестибюлю не проходило бесследно в этой помойке, барабаня, как отбойный молоток.
Место было именно таким, как и в тот день, когда он провел в нем свою последнюю ночь, за исключением одной вещи: желтых лент, опечатывающих входную дверь.
«Проверенно и опечатано».
Когда Хекс вышла из тени и присоединилась к нему, он сделал все от себя зависящее, чтобы ничем не выдать своего состояния, кроме напускного спокойствия… и знал, что потерпел неудачу. Этот гранд-тур по его прежней дерьмовой жизни оказался тяжелее, чем он думал, зато смахивал на катание в парке аттракционов. После того, как вы уселись на аттракцион и его запустили, до кнопки отключения дотянуться было уже невозможно.
Кто знал, что его появление на свет послужит предупреждением для беременных и эпилептиков.
Да, этому не было конца и края; поэтому она была полностью за то, чтобы он прекратил уже это мучение. Казалось, она чувствовала все, что чувствовал он – включая чувство неудачи, которая его просто разорвет, если он не выберется из этого раньше.
– Ты закончил здесь? – прошептала она.
Кивнув, он повел ее мимо здания за угол к переулку. Подойдя к аварийному выходу, он задался вопросом, по-прежнему ли защелка сломана…
Замок открылся с небольшим усилием, и они проникли внутрь.
Ковер в прихожей больше походил на сырой земляной пол в какой-нибудь избушке – весь скатавшийся и покрыт засохшими пятнами, глубоко въевшимися в волокна. Пустые бутылки из-под выпивки, смятые обертки от Twinkie[61], окурки – засравшие весь коридор и воздух, смердящий как подмышки бомжа.
Господи… даже танкеру Febreze не по силам было бы пробить брешь в этом кошмаре для носа.
Как только Куин зашел через аварийный выход, Джон свернул налево и стал подниматься, от чего ему жутко захотелось кричать. Поднимаясь вверх по лестнице, на их пути врассыпную разбегались с писком крысы, и смрад многоквартирного жилого дома становился все гуще и острее, словно он забродил под самой крышей.
Добравшись до второго этажа, он повел их по коридору и остановился перед звездчатым рисунком с исходящими от нее лучами на стене. Господи… это винное пятно было все еще здесь – хотя, какого хрена он удивляется? Как будто Мэрри Медс собиралась это только показать и сразу закрасить?
Еще одна дверь дальше по коридору, и он открыл то, что когда-то именовалось его квартиркой-студией, и вошел… внутрь
Господи, все было так же, как он и оставил.
После него никто здесь не жил, и он предположил, что в этом был смысл. Люди постепенно съезжали в те времена, когда он был здесь арендатором – ну, те, кто мог себе позволить лучшее место жительства покидали это место. И единственные, кто здесь остались – нарики. А освободившиеся места заняли бездомные, которые словно тараканы просачивались через разбитые окна и сломанные двери подвала. Кульминацией в демографическом изменении стало, как сказал бы заключенный – здание официально объявлено мертвым, полностью сожранным изнутри раком, от которого осталась лишь оболочка.
Приметив журнал Флекс[62], оставленный им на двуспальной кровати у окна, реальность исказилась, засасывая его в прошлое, пригвождая к месту, как и его дерьмовые постеры, намертво приклеенные к этому месту и посей день.
Конечно же, когда он протянул руку и открыл сломанный, комнатной температуры холодильник… там стояли банки ванильного Эншура[63].
Потому что даже голодающие помоищники не позарились бы на это дерьмо.
Хекс прошлась по кругу и остановилась у окна, в которое он частенько смотрел на протяжении многих ночей.
– Ты хотел быть кем-то другим?
Он кивнул.
– Сколько тебе было лет, когда тебя нашли? – Когда он показал два пальца дважды, ее глаза округлились. – Двадцать два? И ты понятия не имел, что был…
Джон покачал головой и подошел к кровати, чтобы поднять номер Флекс. Пролистывая страницы, он понял, что его мечта осуществилась и он стал тем, кем всегда мечтал стать: здоровенным, задиристым ублюдком. «Каким он собственно и является», подумал он. Он действительно был тощим претрансом, во власти стольких…
Бросив журнал обратно, он с трудом отогнал эту мысленную картину. «Только не это. Никогда… только не ту часть».
Они не собирались возвращаться в первое здание, где он жил в одиночестве и она не собиралась узнавать, почему он покинул то место ради этой конуры.
– Кто привел тебя в наш мир?
«Тормент», – ответил он одними губами.
– Сколько тебе было лет, когда ты покинул приют? – Он показал один и шесть. – Шестнадцать? И ты приехал сюда? Прямо из «Нашей Госпожи»?
Джон кивнул и перешел к шкафчикам над раковиной. Открыв одну дверцу сверху, он увидел единственную вещь, которую ожидал найти оставленной внутри. Его имя. И дата.
Джон встал так, чтобы Хекс могла увидеть написанное им. Он помнил, как делал ее – быстро и второпях. Тор ждал внизу у обочины и он примчался стремглав, чтобы прихватить свой велосипед и нацарапал пометку на память… сам не понимая что на него нашло.
– У тебя никого не было, – пробормотала она, заглядывая внутрь. – Я была такой же. Моя мать умерла при родах и я была воспитана в замечательной, хорошей семье… с которой, как я знала, не имела ничего общего. Я рано их покинула и никогда не возвращалась, потому, что не принадлежала тому месту – и иногда, что-то кричало во мне, что для них будет лучше, если я исчезну. Я и понятия не имела, что во мне есть и симпатическая часть и в этом мире ничего для меня не было… но я должна была уйти. К счастью, я встретила Ривенджа и он показал мне, кем я являюсь.
Она оглянулась через плечо.
– Еще немного… и те люди, они ведь убийцы, не так ли. Если бы Тор не нашел тебя…
Он прошел бы через свой переход и умер посреди всего этого, потому что у него не было бы источника крови, в которой он нуждался для выживания.
По какой-то причине, он не хотел думать об этом. Или том факте, что у них с Хекс была общая одинокая затянувшая прогулка.
«Ладно», – произнес он одними губами. – «Пойдем к следующей остановке».
***
Лэш гнал по грунтовой дороге среди кукурузных полей в сторону фермы. Там у него был собственный метафизический покров, поэтому Омега с его новой игрушкой, не могли его вычислить, и для пущей маскировки он напялил на себя бейсболку, плащ с поднятым воротником и пару перчаток.
Он чувствовал себя как тот чувак в Невидимке[64].
Дерьмо, сейчас это было бы как нельзя кстати. Ему отвратительно было даже смотреть на себя, и спустя добрых пару часов ожиданий, чтобы увидеть, что еще у него собирается отвалиться, превращая его в живого мертвеца, он не был так уж уверен, радоваться ему или нет, что он все еще воплоти.
В данный момент он был лишь на половину разложившимся: его мышечная ткань до сих пор свисала с костей.
За четверть мили до его пункта назначения, он бросил свой Мерседес у ствола сосны. Поскольку его силы расходовались на укрытие своей задницы, в нем не осталось сил даже для дематериализации.
Поэтому это была до охренения долгая прогулка в забытое Богом захолустье, и он был зол как черт, из-за того, что передвижение собственного тела было адски тяжелой задачей.
Но стоило подойти к дощатому дому, он ощутил прилив сил. На подъездной дорожке стояли три припаркованные машины – и все знакомые. Тачки Вилли Ломана принадлежали Обществу Лессенинг.
И как вы, наверное, уже догадались, это место стояло на ушах. Внутри находилось не менее двадцати ребят, и вечеринка шла уже в самом разгаре: Через окна ему были видны бочонки с пивом и бутылки ликера, а так же повсюду, виднелись горящие угольки косяков этих ублюдков и дым от Бог еще знает чего.
И где же этот маленький ублюдок.
Ах… как раз вовремя. Подъехал четвертый автомобиль, разительно отличающийся от трех предыдущих. Этакий Стритрейсер, с расписанным вручную шикарным гоночным авто, возможно не менее навороченным движком под этим капотом, и с неоновой подсветкой покрышками, при подъезде создающими эффект приземления. Из колес выбрался паренек – и вы только гляньте, он тоже был весь обгрейжен: напялив на себя какие-то новые брендовые джинсы с кожаной курткой – принявшись прикуривать сигарету тоже чем-то золотым.
Ну, разве за этим не стоит понаблюдать.
Если малыш приехал только на пати, Лэш окажется неправ относительно ума этого гаденыша… и Омега подписался на это только ради большей выгоды. Но если Лэш окажется прав, и сукин сын был здесь для чего-то большего, чем банальная вечеринка, это обещало стать чем-то интересным.
Лэш подтянул отвороты воротника ближе к оголенному мясу, которое когда-то было его шеей и попытался игнорировать свою схожесть с гелем. Он находился в сладостной близости к чуваку, упивающемуся чувством «я-такой-весь-из-себя-крутой» и думающему, что его звездный час будет длиться вечно. Но есть одно «но». Если Омега с готовностью дал пинка под зад своей собственной плоти и крови – этот бывший некогда человеческим куском дерьма уж точно долго не протянет.
Когда один из гуляк внутри посмотрел из окна в направлении Лэша, он хотел было подойти поближе, но передумал на счет этого дерьма, не став рисковать. Он ничего не терял, и не горел желанием провести остаток своих дней как нечто напоминающее кусок почерневшей сырой говядины.
Уродливым, слабым и разложившимся быть не очень-то знаете ли приятно.
Когда холодный ветерок заставил его заклацать зубами, он подумал о Хекс и тут же согрелся одними только своими воспоминаниями. В каком-то смысле, ему даже не верилось, что прошло уже несколько дней с тех пор, как он последний раз ее видел. Такое чувство, что прошли уже годы с тех пор, как она последний раз была под ним. Черт, если бы он только знал, что какое-то первое незначительное повреждение запястья станет началом конца… но откуда ему тогда было знать.
Простая царапина.
И на тебе.
Подняв руку, чтобы поправить свою шевелюру, и наткнувшись на бейсболку, он вспомнил, что у него больше ничего было поправлять. Все, что у него осталось – это костяная башка.
Будь у него больше сил, он начал бы разглагольствования, бредя о несправедливости и жестокости его разлагающейся судьбы. Жизнь не должна быть такой. Он, как предполагалось, не должен был быть наблюдателем со стороны. Он всегда был в центре, ведущим, особенным.
По какой-то идиотской причине, он подумал о Джоне Мэтью. Когда ублюдок вступил в программу по обучению воинов, он был особенно мелким претрансом с одним лишь именем Братства и клеймом в форме звезды на своей груди. Он был отличной мишенью для издевок и Лэш жестко прошелся по парню.
Господи, тогда, он и понятия не имел, что значит быть третьим лишним. Как это заставляет чувствовать себя никчемный куском дерьма. Пока ты смотришь, как другие продолжают жить и готов отдать все на свете, лишь бы быть с ними.
Хорошо, что он понятия не имел, каково это. Или только что и думал, как надрать задницы тем двум ублюдкам.
Стоя здесь и сейчас, опираясь на мохнатую, холодную кору дуба, смотря в окна фермерского дома, как какой-то золотой ребенок живет его жизнью, он ощутил, что пора переходить к действию.
Если это будет последней вещью, которую он сделает, то собирается вытрясти немного дерьма.
Это было даже важнее Хекс.
Этому парню, посмевшему отправить Лэша на смерть – не быть предводителем. Нужно послать сообщение своему папочке. В конце концов, он был гниющим яблоком, не далеко упавшим от дерева и расплата была сукой.
ГЛАВА 39
– Это прежний дом Бэллы, – прокомментировала Хекс, приняв форму на лужайке рядом с Джоном Мэтью.
Когда он кивнул, она осмотрела окрестности. В лунном свете дом Бэллы с изогнутым крыльцом и красной трубой, казалось, светился белым сиянием, словно вы очутились в какой-то сказке, и было жаль, что это место теперь пустовало: в нем не было ничего, кроме внешних огней датчиков системы безопасности.
Факт того, что снаружи, на подъездной гравийной дороге стоял припаркованный Форд F-150, а из окон лился свет, только обострял чувство отчужденности и запустенья.
– Бэлла первой нашла тебя?
Джон сделал неопределенный жест рукой, а затем указал на небольшой дом по соседству. Он начал жестикулировать, но затем остановился, разочарованный языковым барьером.
– Кто-то в том доме… кого ты знал, они и познакомили тебя с Бэллой?
Кивнув, он полез в свою куртку и достал нечто похожее на браслет ручной работы. Забрав его у Джона, она посмотрела на выгравированные на внутренней стороне символы на Древнем Языке.
– Террор. – Когда он ткнул рукой себе в грудь, она сказала: – Твое имя? Но как ты узнал?
Он коснулся своей головы, затем пожал плечами.
– Оно само пришло к тебе. – Она сосредоточилась на небольшом домике с бассейном на заднем дворе и почувствовала, что его воспоминания остры именно об этом месте, потому что всякий раз, когда его взгляд проходил по террасе, его эмоциональный фон загорался, как распределительный щиток, запитавший слишком много сетей.
Впервые он пришел сюда, чтобы кого-то защитить. И это не Бэлла.
«Мэри, – подумала она. – Мэри – шеллан Рейджа. Но как они познакомились?»
Странно… на этом месте образовалась глухая стена, отрезающая ее от той части.
– Бэлла связалась с Братством и за тобой пришел Тормент.
Когда он снова кивнул, она отдала ему браслет обратно, и пока он пальцами поглаживал выгравированные на нем символам, она удивилась течению времени. С тех пор, как они покинули особняк прошел всего час, но Хекс казалось, словно они целый год провели вместе.
Боже, он дал ей больше, чем она могла даже представить… теперь понятно, почему он был таким понимающим, когда она слетела с катушек в операционной.
Он пережил кромешный Ад, не столько живя в своей прежней жизни, сколько влача жалкое существование.
Вопрос в том, как он вообще затерялся в человеческом мире? Где были его родители? Король был его попечителем, пока Джон был претрансом – об этом говорилось в его документах, когда она впервые встретила его в ЗироСаме. Она предполагала, что его мать мертва и визит на автовокзал этого не опроверг… но в истории были пробелы. Некоторые производили впечатление быстро-заполняемых, другие же, казалось, он был не в состоянии заполнить.
Нахмурившись, она ощутила, что его связь с отцом оставалась по-прежнему крепка, даже если ему самому неизвестно, виделся ли он с ним когда-нибудь или нет.
– Ведешь меня в последнее место? – негромко спросила она?
Окинув, казалось, на прощание все взглядом, он дематериализовался и она последовала за ним, благодаря его крови, находившейся в ее организме.
Когда они приняли форму перед потрясающим современным особняком, им овладела такая тоска, что его эмоциональный спектр фактически начал саморазрушение. Силой воли, ему все же удалось вовремя остановить распад до наступления критической ситуации.
Стоит вашей энергетической системе рухнуть, как вы истощились. Теряясь среди своих внутренних демонов.
Что заставило ее вспомнить о Мердере. В день, когда он узнал о ней правду, она отчетливо помнила, представшую перед ней его эмоциональную кардиограмму. Стальные балки, являющиеся основой психического равновесия, были ничем иным, как руинами.
Она была единственной, кто не удивился, когда он сошел с ума и исчез.
Кивнув ей, Джон подошел к входной двери, вставил ключ и повернул. Как только она открылась, Хекс учуяла запах пыли и затхлости, указывающие на то, что это еще одно заброшенное место. Но внутри не было ничего прогнившего, в отличие от здания бывшей лачуги Джона.
Когда он включил свет в фойе, она едва не ахнула. На стене, слева от двери, находился свиток, гласящий на Древнем Языке, что это имение Брата Тормента и его законной шеллан, Веллесандры.
Что объясняло, почему Джону здесь было так больно. Хеллрен Веллесандры не единственный, кто спас претранса.
Сама женщина имела значение для Джона. Чертовски большое значение.
Джон шел по коридору, зажигая все больше света. Его эмоции сочетали в себе горько-сладкую любовь и ревущую внутри боль. Когда они пришли в захватывающую дух кухню, Хекс подошла к столу в нише.
«Он сидел здесь, – подумала она, положив руки на спинку одного из стульев… – в свою первую ночь в этом доме, он сидел здесь».
– Мексиканская кухня, – пробормотала она. – Ты так боялся обидеть их. Но затем… Веллесандра… – Как ищейка, идущая по свежему следу, Хекс отслеживала, что чувствовала в его воспоминаниях. – Веллесандра приготовила тебе имбирного риса. И… пудинг. Ты впервые почувствовал себя сытым, твой желудок не крутило и ты… и ты был так удивлен, что не знал, как с этим справиться.
Кинув через всю кухню на Джона взгляд, она увидела, каким бледным стало его лицо, а глаза слишком блестящими и понимала, что он вернулся в свое ссутулившееся, за столом хрупкое тельце… потрясенного добротой, впервые проявленной кем-то по отношению к нему за очень долгое время.
Звук шагов в коридоре отдавшихся в ее голове, напомнил, что Куин все еще был с ними – парень, слонялся без дела, со своим отбрасывающим словно тень поганым настроением.
Что ж, больше ему не обязательно было ходить за ними по пятам. Это была конечная остановка, последняя глава в истории Джона, значительно влиявшая на него теперешнего. И, к сожалению подразумевающая, что было правильным и целесообразным, вернуться обратно в особняк… где без сомнения Джон заставил бы ее еще немного поесть и попытался бы заставить ее покормиться еще раз.
Она не хотела возвращаться туда, пока еще не хотела. Мысленно она решила взять на одну эту ночь тайм-аут, поэтому у нее оставалось всего несколько часов в запасе, прежде чем встанет на тропу мщения… и потеряет эту едва возникшую связь между ней и Джоном, и глубокое понимание, испытываемое сейчас друг к другу.
Она не собиралась себя обманывать. Печальная реальность была мощной силой, связывающей их, но, тем не менее, такой хрупкой, что Хекс не сомневалась, что эта связь собиралась ухватиться за настоящее, потому что лучше сосредоточиться на нем, чем на прошлом.
– Куин, ты не мог бы нас оставить, пожалуйста.
Разноцветный взгляд парня метнулся к Джону, и серия манипуляций руками начала между ними торговлю.
– Твою мать, – выплюнул Куин, прежде чем развернуться и направиться к входной двери.
После того, как эхо, разносившееся по дому – стихло, она посмотрела на Джона:
– Где твоя спальня?
Он махнул рукой в сторону коридора, и она прошла за ним мимо множества комнат, имеющих современное обустройство и антикварные произведения искусства. Такое сочетание в этом месте создавало ощущение схожее на нахождение в музее искусств, в котором вы могли бы жить, и Хекс время от времени осматривалась, просовывая голову в открытые двери кабинетов и спален.
Спальня Джона располагалась в другом конце дома, и пока она добиралась до нее, Хекс могла только представить культурный шок. От мерзости до великолепия всего лишь сменив почтовый индекс. В отличие от того клоповника, эта комната была оформлена в сине-голубых тонах с полированной мебелью, мраморной ванной и ковром, таким массивным, что его ворс напоминал стрижку ежиком морского пехотинца.
Помимо всего прочего, в комнате имелась раздвижная стеклянная дверь, ведущая на уединенную террасу.
Джон подошел открыть шкаф, и она проследила взглядом за его сильной, массивной рукой проводящей по висящей на деревянных вешалках маленького размера одежде.
Уставившись на рубашки и брюки, его плечи напряглись, а одна рука сжалась в кулак. Он жалел о чем-то сделанном или о том, как он поступал и это не имело ничего общего с ней…
Тор. Дело было в Торе.
Он сожалел о тех вещах, позже произошедших между ними.
– Поговори с ним, – сказала она еле слышно. – Расскажи ему, что происходит. Вам обоим станет легче.
Джон кивнул и она почувствовала как укрепилась его решимость.
Боже, она не была точно уверенна, как это произошло – ну, с технической точки зрения, все как раз таки чертовски просто – но удивителен был сам факт того, что она снова подошла и обняла его сзади за талию. Прижавшись щекой между его лопаток, она была рада, почувствовать, как его руки накрывают ее.
Он общался очень многими, различными способами. И, иногда, прикосновение лучше слов выражало то, что ты хочешь сказать.
В темноте, она подвела его к кровати и они оба сели.
Когда она просто уставилась на него, он произнес губами:
«Что?»
– Ты уверен, что хочешь, чтобы я пошла туда? – Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. – Я знаю, что ты что-то пропустил. Я могу ощутить это. Есть промежуток между приютом и тем жилым домом.
Ни один мускул не дрогнул на его лице – он даже не моргнул. Но говорить с мужчиной, скрывающим свои реакции, было неуместно. Она знала о нем то, что знала.
– Все нормально, я не собиралась выспрашивать. И не собиралась давить на тебя.
Его слабый румянец она запомнит надолго, по крайней мере до тех пор, пока не исчезнет… и мысль о том, чтобы оставить его, заставила поднести кончики пальцев к его губам. Когда он дернулся от удивления, она сосредоточилась на его рте.
– Я хочу показать тебе что-то о себе, – сказала она низким, глубоким голосом. – И все же, это не для того, чтобы сравнять счет. А просто потому, что я так хочу.
Как было бы замечательно, взять его в свои места и провести по своей жизни, но узнав больше о ее прошлом, ему станет только тяжелее после ее самоубийства: однако, она любила Джона, и отправляясь за своим похитителем она не собиралась обманывать себя о своих шансах на выживание.
У Лэша были уловки.
Ужасные уловки, которыми он проделывал ужасные вещи.
В ее память ворвались ужасающие, уродливые воспоминания о ублюдке, заставляющие ее бедра дрожать, которые, тем не менее, служили топливом, толкающим ее к чему-то, чему она действительно была не готова. Но она не могла лечь в могилу, не прихватив Лэша с собой.
Не тогда, когда перед нею находился любимый мужчина.
– Я хочу тебя, – хрипло сказала она.
Потрясенные голубые глаза Джона разглядывали ее лицо, как бы ища признаки того, что он неверно ее понял. И затем через все его эмоции прорвалась горячая, дикая жажда, сметая их и не оставляя ничего, кроме побуждения полнокровного мужчины соединиться со своей парой.
К его чести, он сделал все возможное, чтобы усмирить этот инстинкт и удержаться за некое подобие рациональности. Но чтобы закончить эту борьбу между разумом и чувственностью ей только и пришлось, что прижаться своими губами к его.
О… Боже, его губы были такими мягкими.
Несмотря на чувства, клокотавшие в его крови, он сдерживал себя. Даже, когда она скользнула своим языком в его рот. И эта сдержанность, стала для нее облегчением, в то время как ее мысли перескакивали с одной на другую между тем, что она делала сейчас…
И тем, что было сделано в ее непростые минувшие дни.
Чтобы помочь себе сфокусироваться, она нащупала его грудь и провела своими ладонями по мускулистым выпуклостям в районе его сердца. Толкнув его на матрас, она вдохнула его личный и его Связующий с ней запах. От него исходил несравненный аромат темных специй, особенно в сравнении с тошнотворным лессеровским смрадом.
Что помогло ей абстрагироваться от того полученного не так давно горького опыта.
Поцелуй начинался как разведка, но быстро перестал быть таковым. Джон прижался плотнее, перекатив свое массивное тело на нее, скользя своей тяжелой ногой вверх, пока не перенес на нее вес с ее тела, в то же время, заключая Хекс в объятия, притягивая ее еще ближе к себе.
Он двигался не спеша, как и она.
И с ней все было в порядке, пока его рука не опустилась на ее грудь.
Прикосновение вырвало Хекс из этой комнаты, этой кровати, перенося ее от Джона и уединенного с ним момента в ад.
Борясь с помутнением рассудка, она изо всех сил пыталась сохранить связь с реальностью, с Джоном. Но когда его большой палец прошелся по ее соску, она вынудила свое тело оставаться спокойным. Лэшу нравилось удерживать ее внизу и вызывать неминуемое, царапая и щипая ее, потому что какой бы сильный кайф он не ловил от оргазмов, еще больший он испытывал от прелюдии, вынося ей мозг.
Психо-изящное действие – часть его натуры. Она непрерывно желала просто покончить с…
Джон толкнулся эрекцией в ее бедро.
Щелчок.
Достигнув предела, ее самообладание раскололось надвое: ее тело по собственной воле бросилось наутек, избегая контакта, разрушая их связь и такой прекрасный момент.
Вскочив с кровати, она ощутила ужас Джона, но была слишком поглощена необъяснимым собственным страхом. Расхаживая по кругу, она отчаянно пытаясь цепляться за реальность, глубоко дышала, но не от страсти, а от непроизвольной паники.
Ну, что за гадство.
Сраный Лэш… она собиралась прикончить его за одно только это. Не за то, через что ей пришлось пройти, а за то, в каком свете после этого она выставила себя перед Джоном.
– Мне так жаль, – простонала она. – Я не должна была этого начинать. Мне действительно очень жаль.
Успокоившись, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало, висящее на стене. Джон поднялся на ноги, пока она расхаживала, и остановился у стеклянной двери. Его руки были скрещены на груди, челюсти сжаты, когда он смотрел в ночь.
– Джон… дело не в тебе. Клянусь.
Качая головой, он не смотрел на нее.
Она потерла руками лицо. Молчание и напряжение, повисшее между ними, только усилили ее побуждение пуститься в бегство. Она просто не могла с этим справиться: ни с тем, что чувствует и делает Джону, ни со всем этим дерьмом с Лэшем.
Ее взгляд переместился к двери, а мускулы уже напряглись, ожидая ухода. Что было как раз по ее плану. Всю свою жизнь она полагалась на свою способность выкручиваться из передряг, уходить без объяснения, не оставляя никаких следов, кроме плотного воздуха.
Способность, хорошо служившая ей, как убийце.
– Джон…
Он повернул голову, с горящим сожалением взглядом, когда она встретилась с его отражением в стекле.
Пока он ждал, что она скажет, она раздумывала, над тем, что должна сказать ему, что будет лучше, если она уйдет. Она должна была бросить еще одно жалкое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты… исчезнуть из его жизни.
Но все, что она смогла из себя выдавить – это его имя.
Он повернулся к ней лицом и произнес губами:
«Мне жаль. Иди. Все нормально. Иди».
Однако же, она не могла сдвинуться с места. А затем ее губы раскрылись. Когда она поняла, что слова подкатывают к горлу, она поверить не могла, что собирается произнести их. Откровение шло вразрез со всем, что она о себе знала.
«Бога Ради, неужели она собиралась это сделать?»
– Джон… я… я была…
Отведя взгляд, она оценила свое отражение. Ее впалые скулы и бледность были результатом гораздо большего, чем недостаток сна и кормления.
С внезапно накатившей на нее вспышкой гнева она выпалила:
– Лэш не был импотентом, понятно? Он не был… импотентом…
Температура в комнате упала столь резко и стремительно, что ее дыхание вышло облачком пара.
И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться, и сделать несколько шагов, подальше от Джона: голубые глаза пылали невообразимым светом, его верхняя губа поднялась, обнажая клыки, которые были настолько острыми и длинными, что смахивали скорее на кинжалы.
Все предметы в комнате завибрировали: лампы на прикроватных столиках, одежда на вешалках, настенное зеркало. Коллективное позвякивание переросло в гулкий рев и Хекс, едва удержав равновесие, пришлось ухватиться за бюро, в противном случае, рискуя упасть на задницу.
Воздух превратился в живой сгусток энергии. Перегруженный. Наэлектризованный.
Опасный.
Джон же был эпицентром бушующей силы, его руки сжались в кулаки с такой силой, что предплечья дрожали, а мышцы бедер плотнее обхватили кости, когда он встал в боевую стойку.
Джон откинул голову, широко раскрыв рот… и испустил боевой клич.
Звук, взорвавший все вокруг, был столь громогласен, что она была вынуждена прикрыть уши руками, и такой мощный, что почувствовала ударную волну на своем лица.
На мгновение она подумала, что он обрел дар речи… но не голосовые связки были источником этого рева.
Стекло раздвижной двери позади него разлетелось вдребезги, на тысячи мельчайших осколков, беспорядочным потоком разлетаясь по дому, падая на бетонный пол и ловя свет, как капли дождя…
Или скорее слезы.
