Текст книги "Там, где ты (ЛП)"

Автор книги: Дж. Х. Трамбл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Меня расстроило, что Роберт вчера решил работать в одиночку, но, думаю, я его понимаю. Он хотя бы занимался. Я даже несколько раз замечал, как он наблюдал за мной на уроке. Его внимание мне кажется необычным, оно смущает меня и немного льстит.

Я уже привык, что на меня засматриваются девочки, ведь, в конце концов, я всего лишь на шесть-семь лет старше выпускников и девять-десять лет – девятиклассников. Да и учителя-мужчины моего возраста, скажу я вам, само по себе необычное явление в средней школе.

Думаю, девочки получают от меня то, чего хотят от мальчиков-одноклассников, которые ещё не понимают, чего хотят от них девочки – внимание. Так просто! Вот только моё внимание – это часть работы. И если девочки воспринимает его как-то по-другому, если им это помогает чувствовать себя чуточку увереннее, тогда пусть так и будет.

Я уже не говорю о том, что они тратят свои силы не на того человека.

Сегодня Роберт выглядит расстроенным, менее активным, даже злым. Он работает, но его мысли, кажется, в миллионе световых лет отсюда. Я бы с радостью встретился с ним взглядом и подбадривающе улыбнулся, просто, чтобы он знал, что я понимаю.

Но он не смотрит. Он разводит пальцы в стороны и большее кольцо рвётся.

Обвожу взглядом комнату. Некоторые дети только приступили к фокусу со скрепкой: из полоски бумаги делается зигзаг, и потом эта форма фиксируется двумя скрепками. Если резко потянуть бумагу за оба конца, то скрепки соединяться. Ещё один крутой трюк для вечеринок. Замечаю, что Роберт пропустил эту головоломку, как будто знает, что получится, и перешёл сразу к лабиринту.

В следующее мгновение совершенно неожиданно появляется мысль: «Интересно, а Роберт и Хор-хе спят друг с другом?»

Пытаюсь отогнать эту неуместную мысль, но она въедается намертво, как надпись несмываемым маркером.

Звучит звонок. Роберт остается в классе, выравнивает парты, оставленные другими детьми, как попало, и собирает с пола клочки бумаги. Это необычно.

Когда в классе никого кроме нас не остаётся, я задаю вопрос, который задавал два дня подряд:

– Как ты? Держишься?

Он комкает бумагу в шар и бросает его в мусорное ведро рядом с моим столом. Шар ударяется об ободок и падает на пол. Я поднимаю его и бросаю в ведро.

– Вы знали, что некоторые рождественские ёлки – настоящее зло? – спрашивает он.

– Нет, не знал.

Он какое-то время кусает нижнюю губу, а затем говорит:

– Есть такие.

Роберт забирает свои вещи и выходит из класса, а я в этот момент удивлённо думаю: «Что за чуть он несёт?»

***

Седьмой урок – урок алгебры. Дети смотрят вторую часть фильма «Выстоять и добиться». Приходит письмо от Дженнифер: «Идёшь вечером на репетицию хора?»

За одну неделю – три приглашения на свидание. Новый рекорд. Репетиция хора на самом деле никакая не репетиция, и тем более не хора. Это условный знак пойти выпить пива и съесть крылышек с чипсами на летней площадке под открытым небом «У Баббы», где с одной стороны располагается бар, а с другой – сцена. Между баром и сценой находится где-то половина столов, вторая половина стоит в кирпичном дворике под навесной металлической крышей. Сюда по пятницам приходят расслабиться учителя, администраторы и другие сотрудники школы, особенно после недели тестов или прямо перед началом каникул, или же в последний день занятий. Я был там раз или два.

Опасное место. Когда учителя пьют, то начинают вести себя, мягко говоря, непрофессионально: раскрываются чужие секреты, формируются нездоровые союзы, а сплетни плодятся в прямой зависимости от выпитого пива.

Я быстро понял, что походы туда нужно ограничить. Но впереди рождественские каникулы, и Кики я заберу только утром, так что... ёпрст, отвечаю утвердительно.

В 14:15 звенит последний звонок, дети срываются и бегут к двери. Все вещи я сложил ещё во время просмотра фильма, так что уйду быстро. Когда выключаю компьютер, в дверной проём просовывается голова Роберта.

– Эй, – говорит он, – желаю приятного Рождества.

Я хочу сказать «Тебе тоже», но это как-то неправильно. Вместо этого я подталкиваю ногой стул к столу и говорю:

– Входи. Давай поговорим минутку.

Он немного отодвигает стул и садится, а рюкзак опускает просто на пол.

– Впереди тяжёлые каникулы? – говорю.

– Да. Не могу сказать, что прям жажду вернуться домой. Может, мне с вами потусоваться следующие две недели?

Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ.

– Роберт, всё будет хорошо. Я знаю, что это трудно, но... – я запинаюсь и пожимаю плечами.

– У вас есть карандаш и бумага?

– Хм, конечно.

Роюсь в ящике стола, нахожу бумагу для заметок и протягиваю ему. Он берёт с моего стола карандаш, аккуратно записывает номер телефона и протягивает мне. Потом говорит совершенно неожиданно:

– Это мой мобильный. Можете позвонить, если захотите.

Он встаёт. Я тоже встаю.

– Роберт... – я не знаю, что сказать, я просто знаю, что учителя не звонят ученикам. Не такие учителя, как я. – Я не смогу позвонить тебе. Прости, – и протягиваю записку обратно.

– Мистер Горман звонит мне всё время, – говорит он. – В этом нет ничего особенного.

Внутри что-то болезненно кольнуло. Подозреваю, что это ревность. Глупо, ей-богу. Мистер Горман – руководитель оркестра. Его отношения с детьми находятся совершенно на другом уровне. Они проводят вместе много часов на тренировочном поле. Я знаю, что мистер Горман даже лично ездит на микроавтобусе по районам и штату, чтобы проводить конкурсы сольных исполнителей и ансамблей в Остине, Далласе или Сан-Антонио. Но всё же, я уверен, что он звонит только по делам оркестра.

– Прости, – говорю снова.

Он забирает записку и засовывает её в карман. И снова кусает нижнюю губу, точно также, как и когда говорил о рождественской ёлке, а я ничего так и не понял. И, мне кажется, что он смущён.

– Всё в порядке, – говорит он мягко, потом поворачивается и уходит.

Чёрт!

Если бы кто-нибудь меня спросил, каково это быть учителем в старших классах средней школы, то я бы ответил, что это как стоять одной ногой на банановой кожуре. Всегда есть вероятность, что ты или поскользнёшься..., или толкнёшь кого-то. И быть мастером в этом деле значит знать, где иногда необходимо провести черту между учеником и учителем, черту, которая отличает наставника от друга. Черту, которая показывает: «Я могу сделать для тебя всё только до этой черты, и не больше». С первого дня моего учительствования я очерчивал эту границу не раз. И многократно сдвигал её в ту или иную сторону.

Но эта черта не сдвигается: учителя не звонят ученикам, чтобы поболтать. Они просто не звонят.

Но я не могу отделаться от чувства, что обрываю с ним связь, и он падает вниз, может быть, в первый, может, во второй, а, может, и в третий раз. Я просто не знаю. Я только видел, что после моего «Не могу», на его лице появилось выражение, как будто надежды больше нет, или что ему очень больно.

Быстро царапаю свой номер на другой записке и догоняю его в коридоре.

Он смотрит на свои кроссовки, и я знаю – знаю, – что поступаю правильно!

– Слушай, я не могу звонить тебе, – говорю ему, – но, если ты захочешь поговорить со мной или просто выпустить пар, позвони, хорошо? – и вручаю ему записку.

Он смотрит какое-то время на номер, а потом его глаза встречаются с моими.

– Спасибо, мистер Мак.

Роберт

Я сохраняю номер мистера Мака в мобильном и иду по парковке. Не знаю, почему он решил дать мне свой номер. Не знаю, буду ли звонить ему. Но, несмотря ни на что, мне хорошо.

Подходя к машине, вижу, что рядом с ней стоит, опираясь, Ник. Засовываю мобильный в карман.

– Чего так долго? – говорит он и быстро обнимает меня, оставляя между нами такое расстояние, что может проехать школьный автобус. – Я тебя уже давно жду.

Видно, меня простили за отсутствие ясновидения.

– Я думал, у тебя сегодня планы, – говорю, кидая рюкзак на переднее сиденье.

– Так и есть, но я хотел сначала ненадолго увидеться с моим парнем.

Моим парнем? Хм. Ник говорит о всех друзьях, как о своей собственности. Мой парень, мои девочки. Сегодня вечером он тусуется со своими девочками. Все они – чирлидерши. Меня не пригласили. Думаю, они будут заниматься чисто девчачьими делами: раскрашивать лица и ногти да болтать о парнях.

Ник для них, как маленький талисман. Думаю, это унизительно, но он так не считает.

Последняя часть – «болтать о парнях» – меня немного бесит. По-видимому, наличие бойфренда и страдания по горячим парням не являются для Ника взаимоисключающими вещами. Иногда я удивляюсь, что я в нём нашёл? Он милый, весёлый, умный. Всё верно. И он – гей. Это большой плюс. Но, кроме этого, у нас мало общего.

Он никогда не был у меня дома. «Я не навещаю больных», – заявил он мне однажды. Но когда три дня назад я сообщил ему, что мой отец при смерти, он прям весь расчувствовался, разрыдался и вёл себя так, будто только что машина переехала его любимую черепашку.

Ник любит драмы.

– Смотри, я кое-что сделал для твоего отца, – говорит он, вытягивает что-то из рюкзака и вручает мне. Книга. Порезанная книга со склеенными вместе страницами. Большая часть обложки и хорошая часть страниц вырезаны, обрамляя последнюю страницу, окрашенную белым. Через краску нечётко проступают слова. Некоторые слова не попали под белый слой – слово тут, слово там – и Ник обвёл их чёрными чернилами. Прохожусь глазами по странице: тебя любят. Сбоку он дорисовал розовую маргаритку с желтым центром и зелёным стеблем между слов. Переворачиваю книгу. На обратной стороне красными чернилами написано: В+ (прим. пер: расшифровывается как Bepositive и означает «Сохраняй положительный настрой, будь уверенным, не сомневайся!»).

– Как думаешь, ему понравится? – взволнованно спрашивает Ник.

Твоя поделка в стиле В+?

– Да.

– Вот и хорошо! – он целует меня в щёку. – Мне пора идти, – бросает уже на ходу. – Не могу заставлять моих девочек ждать. – А потом добавляет, как будто мысль пришла к нему только что. – Хочешь завтра потусить? Мне больше нечем заняться.

Он не ждёт ответа.

Останавливаю машину возле ящика для мусора и швыряю туда книгу.

Эндрю

– Одно пиво, – говорю я Джен.

Она смотрит на меня и закидывает в рот кукурузные чипсы.

– Дрю, ты всегда был таким нудным?

– Я не нудный. Я, просто, не дурак, – говорю в свою защиту. – Это место кишит сплетнями. А я не хочу становиться предметом для них.

– Да ну, перестань. Нас на четыре месяца заперли с подростками, в которых бушуют гормоны. Теперь наша очередь отрываться.

Я смеюсь:

– Прости, подруга. Но сегодня вечером у меня отрыва не будет.

– Никакого веселья с тобой, – она немного придвигает ко мне свой стул, затем собирает длинные светлые волосы и, закручивая, спускает локоны на одно плечо. Подозреваю, что, по её мнению, так она выглядит привлекательной.

Я решаю сменить тему.

– Так что ты будешь делать с романом, когда закончишь?

– Я вступила в Американскую ассоциацию писателей любовных романов. Сто десять баксов, представляешь? Но у них есть особая группа для писателей эротики – PassionateInk. И я думаю..., возможно, моя соседка по комнате была права. Она оплатила свою учебу в колледже благодаря «грязным» романам. И я могу писать эротику. У меня был секс.

Я стараюсь не слишком широко улыбаться, когда Джен разражается длинной и энергичной тирадой о планах публикаций, литературных псевдонимах и горячих сценах из своих будущих романов. Играет громкая музыка – думаю, это Journey, – и за ударными я пропускаю некоторые слова.

Обнаруживаю, что снова думаю о Роберте. Позвонит ли он? И почему я? Может, он дает свой номер всем учителям. Не знаю. И не собираюсь спрашивать. Но не могу перестать об этом думать. И ещё не могу отделаться от чувства, что я кажусь ученикам по сравнению с другими учителями более доступным, и Роберт это просто почуял.

– Гордыня до добра не доведёт, – говорит Джен.

Большую часть её болтовни я пропустил мимо ушей, но это короткое заявление привлекает моё внимание. Я смотрю на неё, а она кивает в сторону идущего к нашему столику Филипа.

– Похоже, он думает, что у него всё под контролем, – говорит она ехидно и широко улыбается подходящему Филипу. Мне хотелось бы его предупредить, но, видно, уже поздно.

– Привет! Вы двое, что будете делать на праздники? – спрашивает он, выдвигает стул, и садится напротив.

– Просто буду с семьей, – живо отвечает Джен. – Уверена, твои дети несказанно счастливы, что смогут побыть со своим папочкой две недели подряд.

Он улыбается:

– На самом деле, Диана уже приготовила мне список из серии «Милый, сделай, пожалуйста» километровой длины. Для меня эти праздники будут рабочими. А что у тебя, Дрю?

– Я собираюсь в Оклахому увидеться с...

– Эй, а Лиз здесь? – перебивает Джен. – Я хотела спросить у неё про поездку в Мексику.

Похоже, Филип чувствует себя некомфортно. Он оглядывается по сторонам.

– Не знаю. Я её еще не видел, – потом поднимается и говорит, что подойдёт к нам позже.

– Ах ты, бесстыжая, – говорю я Джен.

– Он это заслужил. У него дома – четыре детёныша.

– Он – хороший парень.

– Он – придурок, – ухмыляется Джен и осушает кружку. – Пойду возьму ещё пива.

Глава 4

Роберт

Проснувшись в субботу утром, я обнаруживаю на кухне тётю Уитни, внимательно осматривающую пустые шкафы и ящики. Всё содержимое из них она вытащила и сложила горками на столах. Похоже, она хозяйничает здесь уже какое-то время: старая бумага отовсюду куда-то исчезла, а каждая полка и ящик теперь застелены каким-то зелёным губчатым материалом, точно пригнанным по размеру.

Я, конечно, не знаю наверняка, но думаю, что мама вряд ли бы просила новоявленную Марту Стюарт⁴ переставлять на кухне всё, добиваясь максимальной эффективности. Если позже мама не сможет найти консервный нож, то сильно разозлиться.

Беру стакан и наливаю себе молока. Спрашиваю:

– Где мама?

– Ушла выполнить кой-какие поручения. Я предложила ей отправить тебя, но она запретила мне тебя будить. Она зачастую похожа на того, кто хочет, но не может сбежать из этого дома.

Да, ну! Правда? И с чего бы это?

– Хочешь есть? Я сделала на завтрак твоему отцу буррито, – она вздыхает. – Но он к нему едва притронулся. Ещё осталось несколько яиц и бекон. Хочешь, приготовлю?

Я бурчу «Нет, спасибо», но кусок бекона всё же беру.

– Думаю, твой папа сейчас спит. – Она наклоняется, оценивает нижний шкафчик, потом достаёт большую кастрюлю и ставит её внутрь на полку. – Похоже, он снова не спал всю ночь. Ты же знаешь, он не любит быть один.

Он был не один. Мама была там, в кровати, рядом с ним. И снова это пренебрежение, ещё один крошечный выпад в сторону мамы – плохая мать, плохая жена. Они её ненавидят... За то, что забеременела в колледже, за то, что бросила учёбу, за то, что вышла за отца замуж, за то, что вытеснила их из жизни отца, и вообще за то, что она существует. Мама никогда не заслужит носить имя Уэстфолл. Я знаю это, и мама тоже это знает.

Тётя Уитни выпрямляется и прислоняется к столешнице. Какое-то время она меня рассматривает, а потом медленно качает головой:

– Ты выглядишь точно, как отец в твоём возрасте. Ты должен им гордиться, Роберт. Он очень смелый человек.

Мне хочется прокричать ей в ответ: «Как? Скажите мне, как заболевание раком может делать человека смелым, хорошим или благородным?!» Но я молчу.

Тётя Уитни вздыхает.

– Он был бы таким хорошим врачом, – и её голос застревает где-то в горле.

На секунду кажется, что она о чём-то глубоко задумывается, но вдруг снова оживает. Она изучает поцарапанную антипригарную сковороду, которую держит в руках.

– Боже, некоторая кухонная посуда просто позорище. Не понимаю, почему твоя мать не купит что-то хорошее из Calphalon. – Она запихивает сковороду в стоящий в углу мусорный мешок с другими забракованными предметами.

Эндрю

– А вот и моя девочка!

Подхватываю Кики и кружу. От восторга она визжит и шлёпает меня по лицу, как одну из своих кукол.

Майя улыбается и целует меня в щёку:

– Какие у вас на сегодня планы?

Я смотрю на Кики:

– Хочешь увидеть Санту?

– Ха-ха-ха!

Майя смеётся:

– Удачи тебе с этим. Сдаётся мне, что у тебя не получиться удержать её возле доброго старого эльфа. Но если получится, то сделай фотографии.

– Кики, ты слышишь? – говорю я ей, – мамочка хочет, чтобы ты сфотографировалась с Сантой. Мы же не разочаруем мамочку, верно?

Через входную дверь проходит кот моей дочери, и Кики начинает извиваться, чтобы её поставили на место и дали его погладить. Я аккуратно ставлю её на ноги.

– Так, ты проведёшь день с Дагом?

– Сейчас он играет в гольф. Может, позже.

– Гольф? Ого... Прям как из высших слоёв среднего класса.

– Брось. Не все могут быть такими, как ты. И, по крайней мере, он хочет быть со мной.

Оп-па. Но это же Майя. Она никогда не умела расставаться. Предполагалось, что на этой встрече мы по-дружески передадим нашего ребёнка из рук в руки, но она стала для нас ещё одним неловким моментом.

– Майя, он – хороший парень. Не знаю, почему вы ещё не оформили свои отношения официально. Дай бедному парня передохнуть.

– Это ты сейчас пытаешься отмазаться от выплат алиментов на ребёнка?

По крайней мере она ещё шутит. Воспринимаю это, как признак прогресса. Знаю, что для неё было тяжело перейти от лучшего друга к любовнику на одну ночь, затем к супружеской паре, а потом к вот таким отношениям.

Кики уже набросилась на взрослого кота, который, кажется, смирился со своей участью.

– С тобой всё в порядке? – спрашивает Майя.

– Да. Всё хорошо.

– Мне не нравится, что ты одинок.

– Спасибо, но я все дни напролёт провожу в классе, таком маленьком, что там невозможно плюнуть и не попасть в подростка.

– Фу.

Смеюсь.

– Поверь, после целого дня в школе мне больше всего на свете хочется побыть одному, – говорю это и отвожу взгляд. – Я завезу Кики утром, – освобождаю кота и подхватываю малышку.

– Ты собираешься к родителям? – спрашивает Майя.

Кики тычет мне пальцем в нос и хихикает.

– Да. Мне бы хотелось также захватить с собой и Кики, но, может быть, на Пасху.

– Конечно, – говорит она.

Сейчас у нас с Майей хорошие отношения, но ранее у нас тоже были свои взлёты и падения. Хотя мы оба согласны, что все наши заведомо плохие решения стоили того, чтобы появилась Кики. (Это я считаю их плохими, но не уверен, что Майя думает также).

Кики очень похожа на свою мать: яркая загорелая кожа, густые чёрные волосы и огромные, широко расставленные глаза. Я люблю её больше всех на свете. Майя об этом знает. Мы оба участвуем в жизни Кики, возможно, не в одинаковой степени, но в нашем соглашении достаточно ходов, так что я не чувствую себя обделённым.

У моих родителей чуть не остановилось сердце, когда я сделал публичное заявление о своей сексуальной ориентации. Они обсудили со мной то, что и так уже знали, но, думаю, это был просто обман, поспособствовавший пройти нам тот неловкий этап нашей жизни. Потому что, хотя сексуальная ориентация и является частью самоидентификации, вопрос, связанный с половыми взаимоотношениями, никто не отменял. Если я гей и мне интересно, что творится у парней между ног, то моим родителям, хотят они того или нет, пришлось посмотреть правде в глаза.

Так что не удивительно, что они были шокированы и более чем озадачены, узнав про беременность Майи. Когда я объявил о нашем браке, родители пригласили меня на серьёзный разговор на тему «Не делай хреновей то, что уже и так плохо».

Я терпеливо выслушал их доводы, даже обдумал некоторые, но в итоге сделал так, как считал правильным: я женился на Майе. Мы спали вместе только тот один раз. В этом плане мы даже не притворялись настоящими мужей и женой. Мы были друзьями и родителями, для меня, по крайней мере. Не знаю, почему я посчитал, что для нас этого будет достаточно.

Торговый центр оказался заполнен разношерстной толпой. Кики наотрез отказывается даже близко подходить к «человеку в красном костюме». Не хочу её травмировать и заставлять садиться к нему, но опускаюсь на колено проверить, что это не кратковременный приступ трусости. В конце концов, два года ребёнку бывает в жизни только раз.

– Он мне не нравится, – заявляет Кики, выпячивая нижнюю губу. Потом засовывает себе в рот большой палец, и я мягко его вытаскиваю.

– Но он – Санта. Как в кино, помнишь? И Санта хороший. Разве ты не хочешь рассказать ему о кукле, которую хочешь в подарок на Рождество? Тогда его эльфы точно не ошибутся и подарят тебе одну. Ещё ему можно рассказать, что тебе очень нравится Рудольф⁵ и его красный нос. Уверен, он будет рад это услышать.

– Учитель, здравствуйте!

Я поднимаю глаза и вижу одного из своих учеников-девятиклассников. Он держится за руку с незнакомой девочкой и постоянно дёргает головой, отбрасывая в сторону длинную чёлку в стиле раннего Джастина Бибера.

Пытаюсь вспомнить его имя, но это тяжело мне даётся: мы виделись с ним постоянно в другой обстановке. А потом вспоминаю: второй урок алгебры, задний ряд, место в углу.

– Привет, Алекс. Шопинг перед Рождеством?

– Не-а, просто тусуемся.

– Тогда, развлекайтесь! – «И подстригись», – думаю я. Они идут дальше, а я поворачиваюсь к Кики. Она выглядит мрачно и, кажется, немного сонно. – Хочешь, плюшевого медведя?

Магазин Build-A-Bear⁶ — это какое-то сумасшествие. Впереди нас – стайка девочек 9-12 лет, празднующих день рождения. Так что нам требуется время, чтобы добраться до места назначения. Вместо плюшевого медведя Кики выбирает далматинца и одевает мягкую игрушку в маленькое летнее платьице, украшенное всякими финтифлюшками, не обращая внимание на то, что на улице зима. Возле столика с говорящими игрушками дочь выбирает маленькую коробочку с песней «Кто выпустил собак?» и заливается смехом каждый раз, слыша гав, гав, гав-гав. Закончив, мы распечатываем свидетельство о рождении и направляемся к стойке оплатить покупки. Я выдохся.

– Мистер МакНелис!

– Ким! Не знал, что ты здесь работаешь. – Ким я узнаю сразу. Она – серьёзная ученица, как и Роберт. Кстати, учится в том же классе. Но она отличается особой педантичностью. Раньше мне было интересно, знает ли она, как точно соответствует распространённому стереотипу – азиатка, вежливая и умная девочка. Даже очки на ней в серьёзной тёмной оправе кричат об её амбциозности. Но она работает, и, должен признать, что девушка более гармонична, чем я думал. Как по мне, так она отлично подходит на роль студента, произносящего прощальную речь во время выпуска или, по крайней мере, приветственную речь в начале учебного года.

Я усаживаю Кики на стойку и представляю её.

– Это твоя собачка? – спрашивает Ким Кики, перемещая собаку по стойке так, что юбка одетого на собаку платья с шелестом поднимается и опускается. Кики смеётся и прижимает собаку к себе. – Такая милашка, – говорит Ким, затем обращается ко мне, – она тоже такая милая.

– Спасибо, я тоже так думаю.

Я вытаскиваю бумажник, а Ким собирает переносной домик для игрушечной собаки, которую кстати теперь зовут Спот.

– Я не знала, что вы женаты, – говорит Ким, подвигая ко мне на подпись квитанцию по кредитной карте.

– Разведён.

Возвращаю ей квитанцию и вижу её широко распахнутые глаза:

– О!

Потом она лучезарно улыбается мне, слишком широко, и просит Кики хорошо заботиться о собачке. Мы уходим, и я не могу отделаться от мысли, что что-то упустил.

Роберт

Думаю, я бы согласился поужинать с Ганнибалом Лектером⁷, если бы это дало мне возможность уйти из дома хотя бы на пару часов.

Занятия в школе закончились и торговый центр теперь переполнен покупателями подарков на Рождество. Если и есть хоть одна вещь, которая нравится Нику, так это большая аудитория.

Мы сливаемся с толпой, он снимает тяжёлые солнцезащитные очки и цепляет их за V-образный вырез своего свитера.

– Я хочу подобрать себе какие-нибудь ботинки, – говорит он, хватая меня за руку.

Его ладонь в моей кажется чужой, и я начинаю подозревать, что это игра на публику. Мы идём и Ник выпячивает грудь вперёд. Меня это раздражает. Он похож на петуха. Сплошное притворство. Как будто он заявляет: «Я – гей. Попробуй зацепить меня!». Но если вдруг кто-то поведётся на его представление, то Ник тут же с визгом маленькой девочки спрячется у меня за спиной и тогда мне придётся защищать его честь. Надеюсь, такой момент никогда не настанет, потому что я не уверен, что захочу это делать.

Мимо нас проходит одинокий парень в безрукавке – его руки густо покрытыми татуировками. Ник смотрит на него оценивающе, затем поворачивается и идёт в обратном направлении.

– Ух ты! Ты видел эти бицепсы? Чёрт, мне бы его, хотя бы кусочек, – он преувеличенно дрожит.

Правда? Серьёзно?!

– Хм, – говорит Ник, хватая меня за руку и резко останавливая. – Давай зайдём в HotTopic⁸. Хочу посмотреть вязаную шапочку. Думаю, мне будет в ней хорошо.

Правильно. Готов поспорить на деньги, что тот парень в безрукавке в декабре только что зашёл в HotTopic. И понимаю, что меня это не волнует.

– Ты иди, – говорю ему, – а я схожу куплю нам газировку. Я приду туда через несколько минут.

– Никакой газировки. Она плохо влияет на кожу. Возьми воду и проверь, чтобы это была не просто очищенная вода из-под крана.

Я возвращаюсь на эскалаторе на первый этаж. В главном проходе, прямо под HotTopic стоит киоск GreatAmericanCookies⁹. Нику я возьму его воду, а себе – газировку.

В очереди я вижу Минди, как и Люк тамбурмажора, только второго, и самую маленькую девушку среди моих знакомых, и Анну, старшую тубистку. Я становлюсь за ними в очередь, а они, увидев меня, крепко обнимают. Мы – оркестр. Мы – одна семья.

– Ник тоже с тобой? – спрашивает Минди.

– Он наверху.

– Я сожалею о твоём отце, – говорит Анна, берёт мою ладонь и сжимает.

Не знаю, как реагировать на жалость в её глазах. В лучшем случае, она неуместна, в худшем – нежелательна. Я грустно ей улыбаюсь и бормочу слова благодарности. Анна отпускает мою ладонь и, когда я начинаю сосредоточенно рассматривать толпу, огибающую киоск, продолжает беседовать с Минди.

Напротив нас, возле Build-A-Bear, собирается группа девочек – у каждой в руках картонный домик для плюшевого медведя, – пока одна из мам пересчитывает их по головам.

Только когда эта стайка уходит в ресторанный дворик, я замечаю его, стоящего возле стойки и удерживающего на бедре маленькую девочку. Он улыбается продавцу, девушке из моего маткласса, потом подписывает протянутую квитанцию.

Я чувствую, как моё сердце забилось чаще.

– И что ты собираешься делать на каникулах? Роберт?

– А? – Я с большой неохотой перевожу взгляд на Минди. – А, мы просто останемся дома.

Кажется, она понимает нелепость своего вопроса и замолкает.

Я бросаю взгляд обратно в сторону Build-A-Bear как раз в момент, когда мистер МакНелис, держа в руках обоих, – и дочь, и дом для медведя, – выходит из магазина и присоединяется к толпе. Я наблюдаю, как он уходит.

Вернувшись наверх, я сажусь на скамейку возле HotTopic и жду Ника. Раздумываю, может, отправить мистеру Маку сообщение? Просто написать «Привет! Видел вас в торговом центре». Но ничего такого не делаю. Прошло пятнадцать минут, выпито полбутылки газировки, а я все ещё жду Ника. Захожу в магазин, но его там нет.

Ты где?

JambaJuice.

Он сидит за столом с тремя чирлидершами. Их имена я точно знаю, но я настолько рассержен на Ника, что не могу их вспомнить.

– Вот твоя вода, – говорю, с грохотом ставя бутылку на стол.

Одна из девушек хихикает. Ник поворачивается и сердито смотрит на бутылку газированной воды у меня в руке.

– Я ухожу, – поворачиваюсь и выбрасываю бутылку в мусорную корзину, затем направляюсь к ближайшему выходу. Мне так это осточертело. Ник догоняет меня уже в дверях.

– Подожди, Роберт, погоди, говорю, – произносит он, хватая меня за руку. – Ты можешь подождать? О, Боже. Помнишь, что я тебя сюда привёз?

– И что? Я пойду пешком. Тут всего-то восемь километров. Уверен, что выживу, – разворачиваюсь уйти, но он сжимает руку сильнее.

– Почему ты себя так ведёшь? Ты расстроен из-за отца, я понимаю, но не нужно срываться на мне.

– Я расстроен не из-за отца. Это из-за тебя..., и твоей дурацкой бутылки воды..., и твоего парня в безрукавке в декабре..., и твоих девочек.

– Ты сейчас просто драматизируешь.

Утверждение совершенно абсурдно, и я начинаю смеяться.

– И о чём ты? Парень... в безрукавке... в декабре? Это ты о том парне, что проходил мимо нас наверху? О, Боже. Я просто смотрел. Иногда ты такой ревнивый.

Смех застревает у меня где-то в горле.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – говорю я и высвобождаю руку.

Но он цепляется за меня снова, теперь уже двумя руками.

– Хорошо. Извини! Вернись. Я куплю тебе другую бутылку газировки, и, если хочешь, крендель. – Он надувает губы и гладит ладонью мою руку вверх-вниз, как делал это, когда мы только начали встречаться и когда он хотел пойти туда, куда мне не хотелось идти, или чтобы я одел то, что мне не нравилось. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не дёрнуться от отвращения.

– Ты – мой парень. Весь остаток дня мы проведём вместе, хорошо? Только ты и я. И никого больше. Мы сходим в книжный магазин, и ты посмотришь всё, что захочешь. Я даже куплю тебе книгу на Рождество.

– Мне не нужна книга. Мне не нужен подарок.

– Ну, тогда мы просто полистаем книги... вдвоём.

Позже я подумал, что лучше бы он меня отпустил.

Эндрю

Мы добираемся до дома и не понятно, кто из нас больше хочет спать – Кики или я. Включаю «Король Лев» и сворачиваюсь с Кики калачиком на диване. На лицо ей падает прядь тёмных волос. Убираю волосы пальцами, и Кики сильнее прижимает к себе собаку. Я засыпаю с мыслью, что попал в рай, ну или в место, максимально к нему приближённое, куда я вообще в состоянии попасть. Эта мысль оставляет в моём сердце налёт грусти.

Глава 5

Роберт

Для отца это Рождество последнее. В этом-то и проблема. Вот почему тётя Уитни устроила всё это: куча подарков, свежие гирлянды вокруг перил лестницы и дверных проёмов, праздничная музыка во всём доме, зелёные свечи, огонь в камине и игрушечный Санта, покачивающийся в кресле рядом. И пироги. Много пирогов.

Сегодняшний день – день возврата в детство отца, ежегодный ритуал, от которого он не захотел отказываться даже несмотря на то, что в этот день мы с мамой чувствуем себя неловко и напряжённо.

Всё же, должен признать, что выглядит всё очень симпатично и в доме приятно пахнет.

Но никто не подумал помочь нам перевезти отца. Он перемещается сложно и с трудом. Переход с кровати в инвалидную коляску дался тяжело. Ещё тяжелее было вывезти его вместе с кислородным баллонном через входную дверь и пересадить через порог. Я собирал в спальне таблетки отца, когда услышал крик мамы: «Я делаю всё возможное».

Когда я вернулся в гостиную, мама, раскрасневшаяся и готовая разрыдаться, наклонила коляску назад и всеми силами пыталась толкнуть её через порог двери. Тётя Уитни всегда перекатывала коляску через порог, повернувшись спиной вперёд. Думаю, что маме нужно действовать именно таким образом.