Текст книги "Там, где ты (ЛП)"
Автор книги: Дж. Х. Трамбл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Что с Дагом?
– А что с Дагом? – спрашивает она в ответ. – Это не его дело. Я не его собственность.
– Верно. Но мне кажется, что ты ему сильно не безразлична. – Я хочу дать ей возможность отступить. Хочу не заострять внимание на нас двоих, на ней и том, что она делает или не делает, в результате чего я снова отстраняюсь от неё. – Мне кажется, я просто мешаю. Мне не нужно было принимать твоё предложение. Дай мне пару...
– Если ты о том утре, то это была грубейшая ошибка. Я не знаю, что ты подумал, но обещаю, что такого больше не повторится.
Пытаюсь возразить, но Майя продолжает говорить быстро, как мне кажется, нарочно, так что невозможно вставить и слова. Поразительно, но буквально через несколько предложений она превращается из подозрительной собственницы, какой она была пару минут назад, в Майю, которая мне нравилась так много лет.
– Слушай, я вела себя по-идиотски, – говорит она, наклоняясь вперёд и обхватывая ладонями свою чашку. – Наверное, накатило какое-то воспоминание или что-то типа того, но, правда, я не хочу, чтобы ты уходил. Мне не нравится быть предоставленной самой себе, и ещё я не готова брать какие-либо обязательства в отношении Дага. Кики нравится, что ты всегда рядом. И я рада, что ты снова встречаешься, правда-правда. Поэтому, пожалуйста, скажи, что ты остаёшься. Пожалуйста. Ради Кики.
Так не честно. Смотрю на свою дочь. Теперь понятно, что она строила кровать для Спота. Кики немного грубо кладёт игрушку на холмик и грозит на неё пальцем:
– Ты идёшь спать.
– Это у неё не от меня, – говорю я Майе.
Майя смеётся.
Роберт был прав. Мной манипулируют. И я это знаю. В том, чтобы остаться есть плохие стороны, но и хорошие стороны в этом есть тоже, говорю я себе. И потом ловлю себя на том, что снова соглашаюсь остаться.
– Ура, – выкрикивает Майя с горящими глазами. – Тогда расскажи мне об этом загадочном парне. В конце концов всё складывается хорошо? Чем он занимается?
Чёрт! Не ожидал, что придётся придумывать правдоподобную биографию прямо на ходу. А в данный момент на ум не приходит ничего другого, кроме как моя собственная профессия. Вот чёрт!
– Он учитель.
– Да? Тоже математики?
– Хм, нет. Естественных наук.
– Где вы познакомились?
Ну, вот. Если уже выдумывать всю биографию моего воображаемого друга-учителя, то эта биография должна быть максимально простой. Прежде чем ответить делаю глоток кофе.
– Школа.
– Твоя школа?
– Да.
– Как его зовут?
– Не скажу. Тогда ты будешь искать в справочнике факультета. А я пока что не хочу заходить так далеко. Мы пока только знакомимся друг с другом.
– В школе не может быть много молодых и горячих учителей-мужчин. Не думаешь, что я могу выяснить всё сама?
Такая мысль мне в голову не приходила.
– Ну, ладно. Может, он и не из моей школы.
– Ты издеваешься? Зачем такая загадочность? Ты всегда мне всё рассказывал.
Не в этот раз.
– О чём он тебе пишет? – упорно продолжает Майя.
– Да так.
– Ну же, дай я почитаю.
Смотрю ей прямо в глаза, пока вибрирующий телефон перемещается с моего живота прямо в карман. Она выпячивает нижнюю губу точно, как Кики. Когда-то это на меня реально действовало.
– Какой ты скучный, – говорит Майя. Думаю, она понимает, что давит слишком сильно. Майя откидывается на спинку стула и, наблюдая за нашей дочкой, делает глоток кофе. – Не вериться, что ей скоро будет три.
– Это точно.
И я, правда, счастлив, что провожу своё время с ней. Но сейчас я бы всё отдал, чтобы жить отдельно.
Изучаю профиль Майи. Она красивая. Резкие, но приятные глазу линии, будто каждая чёрточка её лица тщательно продумана и выверена. Видимо, ирландские гены не только улучшили, но и смягчили её натуру, доставшуюся от предков из Ближнего Востока. И всё же, не важно, как часто мне хотелось бы, чтобы ради блага Кики, я и Майя были парой. Я не смогу любить её, как женщину.
И меня поражает то, что не важно, насколько сильно я сопротивляюсь, но я не могу не любить Роберта.
Мысленно стараюсь просчитать количество дней, оставшихся до окончания школьного года. Так много. При воспоминании о Роберте внутри появляется тёплое чувство. Говорю Майе, что схожу в туалет и вернусь. Это тёплое чувство невозможно игнорировать.
Мысли о тебе возбуждают меня даже в общественном месте.
Ха-ха. Даже не думай, что буду за это извиняться!
Глава
35
Роберт
Вхожу на Фейсбук. На моей страничке даже нет фотографии профиля. Возможно, не нужно этого делать, но я всё равно делаю: указываю в своём профиле: в отношениях. Классное чувство. А потом мне кажется это глупым. И я возвращаю всё обратно.
Проверяю страницу Эндрю, но она закрыта для просмотра. Если отправлю ему запрос на добавление в друзья, он его проигнорирует. Не хочу его напрягать, поэтому не делаю этого. А потом, так, из любопытства, проверяю свою фан-страничку.
Вот мелкие засранцы. Они сфотографировали меня, когда я разговаривал с Люком в зале оркестра. И не только это. Ещё на одном фото я очень дружелюбно общаюсь с Эриком Вассерманом во время футбольного матча. Если бы я знал заранее, то никогда бы не сел с ним рядом. Я играю на баритон-саксофоне. Он – на альт-саксофоне. Мы никогда не смогли бы сидеть вместе. Вот идиоты.
Калеб Смит:
Парни, я почти коснулся его. Он был тааак близко. О, Боже. Я чуть не обмочился.
Эрик Вассерман:
Где? Где?!
Калеб Смит:
В зале оркестра. А потом он ушёл вместе с Люком Чессером. Я так сильно тогда хотел быть Люком.
ЗакТаунли:
Мне хотелось бы быть его саксофоном. Тогда я мог бы чувствовать его пальцы на себе в любое время.
Калеб Смит:
И он смог бы сыграть на моём «рожке».
Эрик Вассерман:
Я сыграл бы на его «рожке».
ЗакТаунли:
Ха-ха. Я видел его вчера вечером. В павильоне.
Калеб Смит:
О, Боже! И ты не умер от счастья? С кем он был?
ЗакТаунли:
Не знаю. Какой-то парень.
Калеб Смит:
Ник Тейлор?
ЗакТаунли:
Не. Они разбежались.
Накатывает нехорошее чувство. В двери комнаты появляется мамина голова, и я быстро сворачиваю окно.
– Роберт. Для информации: к нам едет тётя Уитни.
– Мы успеем переехать в другое место?
– Можем попробовать.
Если только она не шутит.
– Нет. Пожалуйста. Я больше не вынесу присутствия тёти Уитни. Она едет со своими раздолбаями?
– Возможно.
– Тогда я ухожу.
У меня действительно есть дела, но мама быстро меня останавливает. По-видимому, тётя Уитни специально попросила, чтобы я был дома. На мой протест мама говорит мне, чтобы я стиснул зубы и просто узнал, чего она хочет. Но если честно, я удивлён, что тётя Уитни отважилась на ещё один визит после инцидента с кроватью.
Мне не остаётся ничего другого, как отправить Эндрю сообщение, что я скорее всего немного задержусь.
Одиноко... жду тебя.
Я улыбаюсь его сокращённой версии текста песни Heart.
Я тоже.
Когда тётя Уитни въезжает на подъездную дорожку, я расхаживаю по дому. Открываю для неё дверь. Да начнётся шоу! Тётя Уитни очень уверена. Вместе с ней оба её сына и дети тёти Оливии. В обеих руках тётя держит коробки с «ХэппиМилз». Когда мимо неё в дом несутся, толкаясь, дети, она поднимает коробки выше, а потом отправляет меня к машине принести напитки. Когда я возвращаюсь внутрь, дети уже сидят за нашим обеденным столом и самые маленькие спорят по поводу фигурок игрушек. Среди них нет Фрэнни и мне кажется, что она ушла в мою комнату и забрала еду с собой.
Я раздаю напитки. Марк сразу же опрокидывает свой, заставляя маму сорваться за бумажными полотенцами. Мэтью видит на своём гамбургере каплю кетчупа и заливается слезами. Забираю верхнюю часть булочки на кухню и соскабливаю верхний слой. Раздумываю, не испробовать ли нож на тёте Уитни? Она в этот момент украдкой забирает картошку-фри из тайника ничего не подозревающего Джуда, пока тот занят в настольной битве со своим старшим братом.
Дверь к свободе находится всего в паре шагов.
Наконец, дети утихомириваются, и тётя Уитни переходит к главному:
– Я была так сильно занята твоим отцом последние несколько месяцев, что совсем отстала от жизни. Мне известно, что тебя приняли досрочно. И я хочу быть уверенной, что ты подтвердил свою учёбу в университете Луизианы. Нам нужно согласовать твои условия проживания. Не могу поверить, что мы ещё этого не сделали! Даже не знаю, сможем ли мы устроить тебя в общежитие...
С каких это пор она стала моей мамой?
– Я ещё не решил, пойду я в университет Луизианы или в медшколу. Меня приняли и в A&M40 тоже. Ещё я подумываю о ветеринарии.
– Ветеринарии? – она смеётся. На самом деле она смеётся надо мной. – Ты же не серьёзно? Во-первых, работая с животными, у тебя никогда не будет достойного дохода. Во-вторых, фонд предназначен строго для четырёх лет подготовительного обучения в университете Луизианы, четырех лет учёбы в медицинской школе и дополнительно двух лет, если ты решишь специализироваться.
– То есть, если не будет медицинской школы, то не будет и фонда?
Я уже знаю, что так оно и есть, но хочу, чтобы тётя сказала это. Хочу, чтобы она произнесла это вслух. Хочу, чтобы озвучила само сообщение.
– Именно это я и говорю.
– Тогда я найду работу и сам оплачу учёбу.
– Ага, я слышала, что за волонтёрскую работу в приюте для животных отлично платят.
– Да пошла ты!
Она с грохотом ставит напиток, который держала в руке, на стол, заставляя детей подпрыгнуть, а потом набрасывается на меня:
– Не понимаю, почему мой отец считал, что достаточно носить имя Уэстфолла, чтобы инвестировать в тебя. Потому что, откровенно говоря, ты этого не достоин.
– Уитни... – говорит моя мама резко, но я обрываю её, не дав закончить.
– Нет, мам, пусть говорит.
Тётя Уитни переводит взгляд с моей мамы на меня, потом опускает глаза и медленно качает головой.
– Простите, – потом она поднимает глаза снова и пристально на меня смотрит. – Знаю, что у тебя есть некое романтическое представление о работе с животными, но пришло время посмотреть на жизнь по-взрослому, Роберт. Ты пойдёшь в университет Луизианы, и ты с уважением отнесёшься к наследию твоего деда.
Да, чёрта з два!
Ты не осознаешь, что мир ничтожно мал до тех пор, пока не попытаешься в нём затеряться.
– Так он что, правда, сделал твоё с ним фото в Фотошопе? – спрашивает Эндрю, когда мы осматриваем строящийся большой двухэтажный дом в новом квартале, расположенном в нескольких километрах.
– Ага.
– Знаешь, меня это начинает немного напрягать. Может, тебе стоит предъявить им по поводу этой страницы претензию? Сказать, чтобы они её свернули. В противном случае можно пожаловаться в Фейсбук.
– Верно, я думал об этом. Но пока есть эта страница, я хотя бы знаю, что происходит.
– Как и те, кто её видят.
– Насколько я понимаю, их пока только трое. Я подожду. Может, им наскучит, и они займутся чем-нибудь другим. Не хочу гадать, чего они там сейчас задумали.
– Кстати, по поводу задумок... – Эндрю вжимает меня в неокрашенную стену из гипсокартона в хозяйской спальне.
– Как для старика у тебя сильное либидо, – говорю я.
– Назовёшь меня стариком снова, и я сделаю тебе больно.
Хочу засмеяться, но снова накатывает мысль о тёте Уитни.
– Думаешь, нужно взять деньги и пойти в медшколу?
– Не знаю. От таких денег будет сложно отказаться. Восемь лет обучения и расходы на проживание. Это значит, что в итоге ты не только получишь доходную карьеру, но и закончишь без долгов.
Хотя Эндрю говорит правду, но не это я хотел слышать.
– Понимаешь, – говорит Эндрю, теребя короткие волосы моих бакенбард, – никто не примет решение вместо тебя. Ты должен решить, что для тебя самое важное, а потом следовать выбранной цели, чего бы это не стоило. И добиться своего.
Застывший воздух разрывает звук двигателя автомобиля.
– У нас гости, – говорит Эндрю, выпячивая нижнюю губу и тяжело вздыхая.
Но на обратном пути к его «Хонде Сивик» у него появляется великолепная идея.
Глава 36
Эндрю
Во вторник утром звоню миссис Стоувол и говорю ей, что я серьёзно заболел и не приду. Она отвечает, что надеется на моё скорейшее выздоровление, хотя по голосу слышно, что ни на секунду не поверила в мою болезнь. А потом заверила, что найдёт мне замену. Говорю ей, что мои планы лежат на столе (там, где я их и оставил в понедельник, предвкушая свою «тяжёлую болезнь»).
В семь тридцать уже можно возвращаться, но выжидаю ещё полчаса, чтобы быть полностью уверенным. Ровно в 8:00 возвращаюсь домой. Гараж пуст. Оставляю дверь открытой и паркуюсь на подъездной дорожке.
Всё чисто. Давай ко мне, малыш!
Пока жду, успокаиваю себя обещаниями, что наш день, проведённый тайно вместе, так и останется секретом. Сегодня утром ни у Кики, ни у Майи не было и намёка на возможное недомогание. В доме всё исправно, значит, неожиданного звонка слесаря не стоит бояться. Соседские дома небольшие и скромные. В них большей частью живут одинокие люди, которые сейчас на работе. У Майи сегодня тренинг на целый день на расстоянии получаса езды отсюда. Обед у неё с собой. И погода прекрасная. Всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо.
Роберт уже недалеко. Через три минуты он заезжает в гараж. Как только вижу, что он один, нажимаю кнопку, и за нами закрывается дверь. Несколько секунд и он снова оказывается в моих объятиях.
Впервые нам предоставлена полная свобода, и мы пользуемся каждым её моментом, начиная со спальни. К концу второго урока (даже во время прогулов мой внутренний учитель не перестает жить по школьному расписанию) мы уже насытились и удовлетворены. На четвёртом уроке мы лежим в нижнем белье на диване и разгадываем «Ужасно сложные судоки». Я побеждаю в первом заходе, он – во втором. Но на третьей головоломке Роберт зажимает мой возбуждённый член пальцами ног. Говорю, что это против правил, и он принимает «наказание». Третью головоломку мы так и не заканчиваем...
Во время пятого урока мне приходит в голову идея поиграть в душе в «Правда или действие». Закрываю отверстие стока тряпкой, и вода медленно поднимается, делая из комнаты мелкую ванну. Мы усаживаемся на кафельный пол друг напротив друга: колени подтянуты к груди, стопы соприкасаются где-то посередине. Чисто, как дети. Но игра нужна для двух целей: она не требует физической активности, кроме разговора (такой нужный нам обоим отдых), и позволит получить ответ на вопрос, который мучил меня несколько недель.
И ещё я добавляю в игру своё правило и объясняю его Роберту: «Ты можешь выбирать только правду».
– Ладно, – говорю я ему. – Правда или действие?
Он закатывает глаза и широко улыбается:
– Правда.
Ну, поехали.
– Когда в первый раз ты написал на доске, что я тоже тебе соврал, что ты имел в виду?
Широкая улыбка исчезает с его лица:
– Действие.
– Нет. Ты не можешь выбрать действие. У нас такие правила. Правда. Скажи её.
Роберт смотрит на меня сквозь струи воды и откидывает со лба мокрые волосы. Уже думаю, что он не ответит, но тут он говорит:
– Когда я спросил, почему ты привёз меня к себе домой, ты сказал, что ты больше волнуешься за меня, чем за себя. А потом из-за разницы в два месяца ты распсиховался... и просто ушёл.
Он кусает губы и смотрит в сторону. Не отвечаю, пока его взгляд не возвращается снова ко мне. Он пожимает плечами, словно только что открыл давно скрываемый большой секрет. И, похоже, так оно и есть.
– Я был напуган, – говорю я ему.
– А теперь ты тоже боишься?
– Да. Но я здесь. И я никуда не собираюсь.
Он кивает и вымученно мне улыбается. Я улыбаюсь ему тоже.
– Ладно, твоя очередь, – говорю.
– Правда или действие?
– Правда.
– Ты когда-нибудь влюблялся в другого ученика?
– Нет.
Думаю, мой быстрый ответ был действительно слишком быстрым. Роберт, похоже, не поверил, как будто это «нет» вылетело на автомате, на рефлексе и нисколько не связанно с правдой. Такие автоматические ответы я слышу на уроках постоянно. Когда говорю: «Остановись», а ребёнок отвечает: «Что? Я ничего не делал». Даже если бы я заснял всё на видео, это не помогло бы. В ответ всегда слышится лицемерие и недовольство.
Может, мой ответ прозвучал для Роберта так же? Так или не так, но я собираюсь это выяснить:
– Правда или действие?
– Не хочу больше играть, – говорит Роберт.
Он вытягивает ноги и закидывает мою стопу себе на колени, потом просовывает пальцы своей руки между пальцами на моей ноге.
– Ну, давай. Ещё разок.
Он вздыхает – признак смирения:
– Правда.
– Что тебя тревожит?
Его взгляд встречается с моим, и я уже не уверен, что хочу знать ответ. Внутренне готовлюсь к тому, что сейчас услышу.
Роберт набирает в грудь побольше воздуха и начинает говорить, одновременно сгибая мои пальцы на ноге вперёд и назад:
– Я боюсь, что в один день всё изменится. Что со временем я тебе надоем. Что не смогу позволить себе учёбу в колледже. Что уеду и мне придётся заниматься тем, что не нравится. Что, когда я уеду, ты встретишь кого-то другого. Что кто-то узнает о нас и это обернётся против нас. И что, если всё обернётся против нас, то ты уйдёшь.
– О многом же ты волнуешься.
Полдень проходит слишком быстро. Роберт уходит в два часа дня, прямо перед концом седьмого урока, после долгих и крепких объятий, которые мы оба размыкаем с большой неохотой. В вельветовых брюках и лёгком вязанном пуловере направляюсь в «Деревню мисс Смит» за Кики. По пути отправляю Майе сообщение, что сегодня у меня нет дополнительных занятий.
Роберт
– Мне позвонили со школы и сказали, что ты сегодня отсутствовал.
Одной рукой держу телефон, а второй открываю дверь гаража. Вот, чёрт! Нужно было самому позвонить в школу утром.
– Я почувствовал себя плохо, когда приехал на парковку, поэтому повернул и поехал домой. Я должен был позвонить тебе. Прости. – Изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос вызывал жалость.
– И ты не отвечал на звонки.
– Кажется, я поставил телефон на вибрацию, – бормочу и пытаюсь быть убедительным. – Я вернулся, улёгся в постель и проспал весь день.
Собственно, это я и собираюсь сейчас сделать. Пока мы разговариваем, снимаю обувь и стаскиваю через голову футболку.
Когда она возвращается домой, я лежу, укрывшись одеялом, снова мысленно перепроживаю весь день и ещё думаю о будущем. Что меня ждёт после августа? Батон-Руж находится в нескольких часах езды. Пять часов или больше. Даже до Колледж-Стейшена ехать два часа, хотя я вряд ли смогу начать обучение в A&M так поздно.
Мама заглядывает в мою комнату сказать, что она дома.
– Ма, – говорю я, когда она собирается уходить, – а если я не пойду в университет Луизианы? А если я не буду изучать медицину?
– Роберт, если ты не хочешь, то мы что-нибудь придумаем. Хорошо? Не позволяй, чтобы тётя Уитни или твой покойный дед принуждали тебя делать то, что тебе не по душе. Но, думаю, решение придётся принять уже очень скоро.
Эндрю
Майя бросает сумку и ключи на стол и обнимает Кики.
– Мамочка, смотри!
У Кики полная ладошка натёртого сыра пармезан: она бросала его в салатницу. Большей частью.
– Люблю сыр, – говорит Майя, аккуратно беря губами сыр с ладошки Кики. – Как прошёл твой день? – спрашивает она.
– Хорошо. Как твой?
– Мою должность ещё не сократили, значит, думаю, хорошо. Спасибо, что забрал Кики. Сегодня учеников не было?
– Нет.
– Повезло тебе. Что на ужин?
Она идёт через кухню к месту, где на небольшом гриле готовятся отбивные котлеты из куриной грудинки.
– Салат «Цезарь» с курицей. Нормально?
– Отлично. Пойду переоденусь.
Она возвращается в клетчатых фланелевых штанах от пижамы и облегающей белой футболке. Я режу куриное мясо кусочками и бросаю его в салат. Кики уже переключилась на гренки.
Майя тянется к шкафу и достаёт оттуда две неглубокие салатницы.
– Ты принимал душ, когда вернулся домой? Твоя ванная комната вся мокрая.
Зачем ты заходила в мою ванную комнату?
– Нет, вообще-то. Я только начал. Включил душ, а потом напрочь забыл о нём, —киваю в сторону Кики, будто она во всём виновата.
– Тогда почему полотенца мокрые?
Не похоже, чтобы Майя что-то подозревала. Она просто задаёт вопросы, говорю я себе. Вопросы, которых бы у неё не было, если бы она уважала моё личное пространство.
– Я плохо закрыл занавеску, а когда вспомнил о душе, вода была уже на полу. Я вытер её полотенцами и чуть позже бросил их в стиральную машинку.
– А-а, – говорит она.
Я чист, насколько может быть чистым человек. Но после ужина и чтения Кики (конечно же «Конь Роберт – любитель роз») я делаю то же, что и всегда – снова принимаю душ. Но прежде отправляю Роберту короткое сообщение.
Я так устааал ;)
Удаляю сообщение из отправленных, кладу телефон на кровать экраном вниз и отправляюсь в душ. Когда через десять минут выхожу, телефон перевёрнут экраном вверх. Это сразу бросается в глаза, потому что я всегда кладу телефон экраном вниз – вот такая странная привычка, – и вероятность, что в этот раз я поступил по-другому, равна нулю. Даже вспоминаю, что специально думал, что, если кто-нибудь зайдёт в мою комнату, то экран, если вдруг засветится, будет невиден.
Беру телефон и проверяю сообщения. Роберт ответил, но теперь высвечивается только его номер. Сообщение не прочитано. Чувствую облегчение, но не верится, что Майя шпионит за мной в моей комнате. Это нехорошо.
Натягиваю какую-то одежду. Я уже готов отправиться ругаться с ней, когда кто-то хватает меня за лодыжку. А потом слышно хихиканье.
– Что ты делаешь у меня под кроватью, непослушная девчонка?
Из-под кровати на четвереньках, прижимая к себе Спота, выползает Кики. Поднимаю дочь на руки. Сегодня на ней надета пижама с Русалочкой. Тёмные волосы взъерошены.
– Малышка, ты должна уже быть в постели.
Она засовывает в рот большой палец и улыбается:
– Я плячусь.
– Я знаю, что ты прячешься. Ты напугала своего папочку чуть ли не до смерти.
Во всех смыслах.
Глава
37
Эндрю
Я спал как младенец. И на следующее утро, к моменту, когда нужно отправляться в школу, чувствую себя готовым к встрече со своими девятиклассниками. Захожу в туалет. Лицо в зеркале слишком счастливое для школы. Пытаюсь расслабиться, перестать улыбаться, выглядеть более серьёзным и грозным, каким и должен быть через сорок минут. Попытка не думать о вчерашнем дне приводит к тому, что всё всплывает в памяти в мельчайших подробностях, и я не только начинаю улыбаться, но и, чёрт, у меня снова эрекция.
Заставляю себя подумать несколько минут о Стивене Ньюмене. Он для меня что-то вроде анти-афродизиака, если такой вообще существует. Выхожу из туалета и продолжаю думать о Стивене.
После заменявшей меня учительницы на столе полный бардак. Там же лежит нацарапанная её каракулями записка о том, что она «...не должна следовать моим планам... и, вообще, она – не учитель математики... ей сказали, что она не обязана учить математике во время замещения...», а также о том, что она устроила всем моим ученикам выходной.
Великолепно!
Что может быть хуже, чем справиться с классом из четырнадцати– и пятнадцатилетних подростков за несколько недель до начала весенних каникул? Только ситуация, когда ими приходится управлять после заменявшей учительницы, давшей слабину на один день. Даже представить себе не могу неприятности, в которые ученики вляпались, пока учительница читала книгу, рылась в Интернете на моём компьютере или проверяла статусы друзей на своём iPhone.
Бросаю взгляд на подпись внизу записки – в следующий раз попрошу, чтобы её больше не назначали на мои уроки. Боб Уилсон.
О!
В любом случае я не удивляюсь, видя, что мои ученики заходят на первый урок, как стая павианов. И, конечно же, нет ничего удивительного, что Стивен Ньюмен неспеша входит в класс через несколько секунд после звонка. Нельзя это снова игнорировать. Стивен явно проводит между нами черту, желая узнать, переступлю я её или нет. Но он выбрал не того парня. Или он, или я. Или я заставлю его ответить за свои действия (несмотря на влияние его отца), или этот класс будет до конца учебного года для меня потерян.
– Усаживайтесь и доставайте домашнюю работу, – говорю я. – Стивен, ты опоздал. Принеси, пожалуйста, допуск от завуча41.
Он останавливается и делает руками жест, будто говоря, что я сошёл с ума.
– Я не опоздал, – говорит он возмущённо. – Во время звонка я был уже в дверях.
– Ты опоздал. Иди!
– Вы с ума сошли. У вас что? Есть что-то против футболистов?
– Я не шучу, – говорю я спокойно. – Получи допуск или я напишу на тебя докладную.
За нами наблюдает весь класс. Стивен поворачивается к двери и бормочет так, чтобы было слышно всем: «Чёртов хуесос».
Я не должен реагировать. Я должен:
а)
или опустить Стивена, начать урок, потом написать на него докладную и вручить её, когда он вернётся обратно с допуском;
б)
или же сказать Стивену подождать снаружи, начать урок, потом написать докладную, спокойно вручить её ему в коридоре и отправить его к завучу.
Да. Это то, что я
должен
сделать.
И что же я делаю на самом деле?
Швыряю маркер куда-то в направлении своего стола и говорю:
–
Вон с моего урока, сопляк.
Отправляюсь за ним в коридор и слышу, как за спиной хихикают и
фукают
дети. Закрываю дверь так сильно, что дрожат стенки класса. Стивен поворачивается, смотрит на меня с вызовом, задрав подбородок и прищурив глаза. Я иду в наступление:
–
На своём уроке я не потерплю неуважения к себе, ты понял?
Он хмыкает и смотрит в сторону.
– Ты считаешь себя реально классным? Думаешь, ты крутой? Великий и выносливый футболист? Нет. Ты обычный «классный» клоун. Думаешь, они смеются вместе с тобой? Парень, они смеются над тобой. Ты не клёвый. Ты не смешной. Ты просто – мелкая сошка, и я по горло сыт твоими выкрутасами. Ты понял?
– Мой отец...
– Знаешь что? Мне наплевать на твоего отца. Если ты приходишь ко мне на урок, то ты или ведёшь себя должным образом, или уходишь. Если ты опаздываешь, то идёшь за допуском. Я ясно выразился? – Стивен кривит губу и оглядывается на коридор. – Так что?
Смутно понимаю, что из своего кабинета вышла Дженнифер. Мы так делаем постоянно: если что-то происходит, выступаем друг другу свидетелями. Не знаю как много она услышала. В этот момент я даже не помню точно, что говорил: я был настолько зол, что с трудом мог трезво мыслить.
Стивен не отвечает, а я не могу просто так стоять и смотреть на него.
– Уйди с глаз моих. И не возвращайся без допуска от завуча.
Джен смотрит, как Стивен проходит мимо неё, потом поворачивается ко мне и одними губами произносит:
– Маленький засранец.
Я улыбаюсь и немного расслабляюсь. Поддержка других учителей. На неё я могу рассчитывать всегда. Потому что все были в подобной ситуации.
Возвращаюсь в классную комнату и разговоры стихают. Оставшуюся часть урока дети ведут себя смирно. Но и я особо не активничаю. Они спокойно решают несколько задачек, пока я заканчиваю писать докладную, и отправляю её завучу. Может, я и выиграл эту битву, но на все сто процентов уверен, что не войну.
Перед окончанием урока приходит письмо от директора.
Мистер МакНелис!
Прошу Вас зайти ко мне в кабинет по поводу Стивена Ньюмена во время классного часа.
Мистер Редмон
Супер. Этот ребёнок сначала срывает мне урок, а теперь ещё и классный час.
Мистер Редмон указывает мне на кресло и переходит прямо к делу:
– Около часа назад мне позвонил мистер Ньюмен. Вы расскажите, что происходит у вас на уроке?
Я пожимаю плечами:
– Я отправил Стивен сегодня в кабинет завуча. Он опоздал, вёл себя неуважительно, поэтому я удалил его с урока.
– Его отец сказал, что вы унизили его в присутствии других детей.
А он назвал меня «чёртовым хуесосом».
– Я только вывел его из класса. Видите ли, мистер Редмон, он превращает мой урок в какой-то балаган. Я не могу учить детей алгебре, если...
– Что вы сделали, чтобы решить проблему? Вы перенаправляли внимание Стивена?
– Конечно. Неоднократно.
– Вы звонили его отцу?
Директор уже знает ответ на этот вопрос, и меня возмущает, что он всё равно спрашивает. Отвечаю отрицательно. По моему опыту, несмотря на мою предыдущую угрозу в адрес Стивена, беседа с родителями не решает проблему плохого поведения подростков. Как и их отправка в кабинет завуча. Я это знаю. Проблемы решаются в классной комнате. И решать их означает, что у меня есть эффективный план действий в отношении детей и я реализую его на практике.
Я позволил Стивену вертеть мной, потом вообще выбросил свой план в окно, а теперь пожинаю плоды.
– Мистер Ньюмен снова попросил меня перевести Стивена в другой класс.
Даже не сомневаюсь в этом.
– Конечно, – продолжает он, складывая руки на груди, – мы не сделаем этого. Но я разочарован, что вы ещё не поговорили с отцом Стивена. На завтра утром, в 06:30, вам назначена встреча с ним и Стивеном. Я тоже планирую там быть.
– Хорошо.
Что значит буквально: «А у меня есть выбор?» Встаю.
– Хочу вас предупредить, – говорит мистер Редмон поднимаясь и одевая пиджак, – что с этим родителем не стоит связываться. Если у вас есть проблемы с этим молодым человеком, их нужно решить завтра утром. Обещаю вам свою полную поддержку, но лучше вам хорошенько подготовиться и быть во всеоружии.
Он хлопает меня по спине и выходит вместе со мной из кабинета. Директор останавливается поговорить с миссис Стоувол, а я отправляюсь в класс и с каждым шагом злюсь всё больше и больше.
Обедаю в своей классной комнате и вооружаюсь.
– Как насчёт компании? – спрашивает Джен с порога.
– Я думал, ты ненавидишь меня лютой ненавистью.
Она пожимает плечами и входит в комнату:
– Это уже в прошлом.
Жестом приглашаю её на соседний стул, и она садится, ставя свой салат на стол.
– Итак, почему ты снова ешь в своём классе в одиночестве?
– Завтра утром состоится родительско-учительско-директорская встреча. Мне нужно собрать кой-какую информацию.
– Вот дерьмо.
Это ещё мягко сказано. Судя по тому, что я слышал об этом папаше, ситуация, когда мы все объединяемся в едином порыве вернуть дитя на путь истинный, – не вариант. Мне нужно подготовиться. В мой ситуации я тоже виноват. И это только усложняет задачу.
– Ладно, – говорит Джен и её глаза начинают блестеть, – хочешь услышать последние сплетни?
– Они как-то связаны со мной?
Она смеётся:
– Нет.
– Хорошо. Валяй.
– Знаешь Мелиссу Спаркс? Она преподает информационные технологии, компьютерные приложения или что-то вроде того.
Смутно припоминаю, хотя, думаю, вряд ли смогу узнать её в коридоре. Всё равно киваю, пока делаю отчёт по оценкам Стивена и отравляю их на печать.
– Она дружит с Гаем Сазерлендом, учителем словесности. Так вот, он узнал, что его жена спит с его лучшим другом, поэтому впал в депрессию, ну и всё такое. А она дала ему что-то из своих антидепрессантов. В школе. Это преступление, детка. Поэтому их обоих вызвали в кабинет мистера Редмона. Без понятия, как он узнал, но, ты же знаешь, что здесь ничего нельзя утаить. Верно? – она улыбается. – Директор пообещал, что не будет сообщать властям о наркотическом веществе, только если подобного больше не повториться и информация о случившемся не выйдет за стены его кабинета. Но если пойдут разговоры, то у него не будет другого выбора, кроме как позвонить в полицию.
