Текст книги "Малакай и я (ЛП)"
Автор книги: Дж. МакЭвой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Вина, – повторил он, кивая. Поднявшись со стула, он собрал свои вещи и направился к двери.
– Как долго я был в отключке на этот раз?
– Двенадцать часов.
– Неплохо, – тихо сказал я, надеясь, что он не услышит. Но он услышал и, будучи верен себе, не сдержался от комментария.
– Ты хотя бы помнишь, что произошло? – спросил он. Честно говоря, я так привык к больницам, что даже не подумал о…
Черт.
– Авария.
– Да. – Он указал на экран, и, впервые обратив на него внимание, я увидел себя, вытаскивающего женщину из машины. Надпись под видео гласила: «Малакай Лорд – герой».
– Черт! – Я резко сел, видимо, слишком резко, потому что плечо пронзила боль. – Альфред, скажи им, чтобы сняли это с эфира...
– Я что похож на Волшебника страны Оз? Как? Ты выбрал самый скучный день в истории Америки, чтобы заявить о себе. Дни твоей скрытности прошли, Малакай.
– Нет... Нет! – закричал я в приступе нарастающей паники. Чем дольше я смотрел на экран, тем сильнее становилась боль, пока я не сгорбился и не ударил себя ладонью по правому глазу. Стиснув зубы, я сорвал все провода, прикрепленные к моему телу, прежде чем явились бы люди в белых халатах.
– Малакай! – Он протянул ко мне руку, но я отмахнулся от нее.
– Мне нужной домой! – бросил я ему.
– Малакай, тебе нужен доктор...
– ОНИ НЕ МОГУТ МНЕ ПОМОЧЬ!
– Ты не можешь так просто уйти, тебе надо успокоиться.
Я ничего не сказал, перевернувшись на бок и сосредоточившись на стуле, на котором он сидел. И медленно, слишком медленно, как отлив после цунами, боль отступила... оставив знакомый вкус новокаина у меня во рту. И лежа там, как бесполезный кусок мяса, я, возможно, в миллиардный раз недоумевал, за что меня прокляли.
– Малакай?
– Она найдет меня, Альфред, – прошептал я в отчаянии. – Я допустил ошибку. Двадцать девять... тридцать лет будет на следующей неделе. Я так долго мог избегать ее. А теперь мое лицо обклеено пластырем, и все из-за того, что пока я спасал старуху, мне, по какой-то абсурдной причине, стало плохо.
– По крайней мере, боль утихнет, Малакай.
– Нет. – Я медленно моргнул, все еще уставившись на стул. – Теперь начнется настоящая боль.
– Может... может быть, она тоже будет избегать тебя.
– Она не сможет. – Это так не работает. Я помнил каждый раз, когда получал шрам возле глаза, снова и снова. Для нее все было по-другому. Она не могла помнить все. Она испытывала серию дежавю, которую пыталась связать между собой, и в итоге находила меня. Мы уже умирали и сделаем это снова.
– Я скажу, чтобы тебя выписали. – Слушая его голос, я желал, чтобы он действительно был Богом. Может тогда я мог бы потребовать, чтобы мы уладили это по-мужски…
Эта мысль меня позабавила, я закрыл глаза и прошептал:
– Пусть будет плюс десять процентов, Альберт.
Я не услышал, что он сказал в ответ. Подождав несколько секунд, я встал с кровати и размял шею. На двери ванной висела сумка с одеждой, так любезно предоставленной Альбертом.
– Я должен спросить тебя. – В комнате никого не было, но я все равно говорил, зная, что тот же Бог, который возвращал мне воспоминания о моих прошлых жизнях, должен был наблюдать или, хотя бы, слушать. – Зачем позволять мне умирать?
Игнорируя физическую боль, я потянулся за сумкой и вошел в ванную.
– Я имею в виду, если я все равно все помню, то почему бы просто не сделать меня бессмертным?
Повернув кран, я брызнул водой на лицо, сделал глубокий вздох и взглянул в зеркало. Посмотрев в свои голубые глаза... Мои глаза, я все-таки не ощущал их своими... Белая кожа, черные волосы... ничего из этого не ощущалось моим, за исключением шрама. Тонкая линия, которая тянулась от моей скулы через веко и упиралась прямо в бровь. На каждом моем лице был это шрам. Иногда, смотрясь в зеркало, мое лицо менялось, отражая мои прошлые жизни. Казалось, что все они стояли прямо рядом со мной, и я мог ясно видеть их, одно за другим.
Там был я – коричневые волосы до плеч, зеленые глаза, светло-коричневая кожа, тюрбан, обернутый вокруг моей головы. Рядом я – белая фарфоровая кожа, карие глаза, черные волосы, стянутые в пучок и закрепленные с помощью сантхугвана5. Дальше я – темно-коричневая кожа, карие глаза, бритая голова и боевые бусы на шее. Я – белая кожа, светлые волосы, собранные на макушке и сбритые по бокам и испачканные ритуальными чернилами. Чем дальше я смотрел, тем больше лиц видел – моих лиц. Лица из разных эпох... их было бесконечное множество.
Я начал поднимать кулак.
– Малакай?
Я замер, и мой кулак завис перед зеркалом. Опустив его, я переоделся в джинсы и черную рубашку с длинным рукавом, которые Альфред достал для меня.
– Мне нужно прокатиться и проветрить голову, – сказал я, открывая дверь ванной. Рядом с ним стояли два доктора в белых халатах.
– Они хотят осмотреть тебя перед выпиской, – сообщил Альфред, бросая мне ключи от моего мотоцикла. – И прежде, чем ты спросишь... Никто не ездил на нем, его доставили сюда ангелы на своих спинах.
– Отлично, и я в порядке, – произнес я, поймав ключи, прежде чем наклониться и надеть свои ботинки, которые стояли у двери.
– Мистер Лорд, когда вы поступили к нам, мы сделали вам МРТ...
– У меня опухоль? – спросил я, завязывая шнурки.
– Нет, мы...
– Кровоизлияние в мозг?
– Нет...
Я выпрямился и посмотрел на двух мужчин передо мной.
– Так почему я все еще не выписан?
– Мистер Лорд, если вы позволите нам объяснить...
– Мой мозг светится, как рождественская елка.
Они переглянулись.
– Вы знаете? – спросил тот, что постарше.
– Доктор, я уверен, мистер Ноэль ознакомил вас с моей историей болезни, и вы в курсе, что в детстве я довольно часто обследовался в больницах. Со мной все в порядке, – сказал я, а про себя подумал: «Во всяком случае, медицина тут бессильна».
– Вы никогда не хотели выяснить, почему это происходит?
– Не-а. И я предпочитаю не становиться лабораторной крысой, пока вы с коллегами будете это выяснять, – ответил я и, кивнув Альберту, направился к двери.
Мне нужно вернуться домой. Чем дольше я оставался здесь, тем больше было шансов столкнуться с ней. Она могла оказаться кем угодно. Пациентка, доктор... кто угодно.
Я же просто ехал в продуктовый магазин, потому что захотел стейк. И только посмотрите, базовая человеческая потребность завела меня в такую ситуацию.
– То, что ты прожил тысячу жизней, не значит, что ты можешь позволить себе хамить, – пробормотал Альфред.
– Я могу позволить себе хамить, иначе в этом проклятии не будет никаких плюсов, – ответил я, следуя за ним к стойке регистрации. Я шел чуть позади него, опустив голову и стараясь быть как можно незаметнее.
– О, мой бог! Мистер Лорд!
Я подпрыгнул от прикосновения маленькой руки и инстинктивно отступил от женщины, изо всех сил стараясь не смотреть ей в глаза. Вместо этого я уставился на ее медицинский костюм, покрытый рисунками утят, и постарался сосредоточиться на нем.
– Мы с сестрой обожаем ваши книги! Не могли бы вы подписать мою? – спросила она, протягивая мне книгу с белой обложкой.
– Нет, – ответил я, уходя от нее по направлению к выходу.
– Мистер Лорд плохо себя чувствует в данное время. Он недавно попал в автомобильную аварию, как вы, наверное, знаете, поэтому, пожалуйста, отнеситесь с пониманием, – я слышал, как Альфред любезно пытался оправдать меня, но меня не заботило, если люди звали меня ужасным человеком, грубияном или придурком. Что, если бы я подписал чью-либо книгу, и тогда какой-нибудь случай или судьба привели бы меня к ней? Их мнение обо мне ничего не значило, по сравнению с моей жизнью... ее жизнью.
Как только я добрался до входной двери и подумал, что свободен, я увидел у своих ног изношенную копию «Антигоны» Софокла. Я уставился на обложку и, не думая, наклонился, чтобы поднять ее. Моя рука коснулась книги в тот же момент, что и ее. Мое сердце сбилось с ритма, а шрам начал гореть так сильно, что глаза накрыла волна боли.
– Малакай Лорд? – ахнула она.
Я мог слышать эхо моего сердцебиения. Выпустив книгу, я попытался сбежать, но она преградила мне путь.
– Подождите! Извините, я знаю, что у вас наверняка весь день были посетители, но я просто хотела сказать…
– Ли-Мей? – повернувшись на звук голоса Альфреда, я увидел, что он стоял возле меня и говорил с... ней.
– Мистер Ноэль. Доброе утро. Простите, я забыла, что вы тоже здесь! – сказала девушка. – Мистер Лорд, я только хотела сказать вам спасибо. Сегодня вы спасли мою мать.
Я не должен был этого делать, но я посмотрел на нее в шоке. Действительно посмотрел на нее – ее светлые волосы были собраны в пучок и ее карие глаза были полны слез. Это была она? Я спас ее мать?
– Ваша мать? – спросил Альфред, потому, что я не мог найти слов.
– Женщина в BMW, да. Я просто... спасибо. В самом деле. Спасибо. – Она быстро всхлипнула, и я попытался обойти ее, но девушка снова преградила мне дорогу.
– Мы могли раньше встречаться? Клянусь, это похоже на дежавю.
Это была она.
В момент, когда я осознал это, боль вернулась.
Сдерживая боль, я посмотрел на нее.
– Нет, не могли.
Вынув ключ из кармана, я обошел ее и направился к темно-красному мотоциклу на стоянке. Я пытался понять, как бежать. Как избежать этого, прежде чем это начнется снова? До того, как Ли-Мей поймет, что она встречалась со мной не в этой жизни, а почти в тысяче предыдущих.
– Я отказываюсь делать это снова.
С меня хватит боли. Хватит.
ГЛАВА 4. СПЯЩИЕ И БОДРСТВУЮЩИЕ + МЭРИ-МАРГАРЕТ И ФРЭНСИС
ЭСТЕР
– Ты хоть представляешь, который час, старик? – спросила я, щелкая выключателем, когда дедушка зашел в квартиру.
– Иисус Христос, Эстер! – вскрикнул он, хватаясь за грудь – Ты меня чуть до инфаркта не довела!
Я не могла не улыбнуться. Но я не собиралась позволить ему так легко отделаться.
– Деда, сейчас два часа ночи.
– Я знаю, именно поэтому я собираюсь завалиться в кровать... – последнюю часть фразы он проговорил, зевая, пока стягивал пальто и галстук.
– О нет, ты этого не сделаешь. – Я вскочила с кресла и подбежала к нему прежде, чем он двинулся к лестнице.
– Что произошло с Малакаем Лордом?
– Эстер, – застонал он.
– Дедушка. – Я скрестила руки на груди и ждала.
– Ты разве не должна больше беспокоиться обо мне? Например, как помочь мне уснуть или что-нибудь в этом роде?
– Ты однажды сказал, что если когда-нибудь мне и придется помочь тебе уснуть, то только вечным сном. Сейчас, когда я думаю об этом, понимаю, что это было ужасно сказать такое десятилетнему ребенку.
– Принято. – Кивнул он, снова пытаясь обойти меня.
– Дедушка, я серьезно! – Я нахмурилась, пытаясь посмотреть на него своими большими щенячьими глазками. Но он оттолкнул мою голову указательным пальцем.
– Этот взгляд не производит нужного эффекта, когда ты так стараешься. Подвинься, – его голос звучал теперь серьезнее, поэтому я подвинулась, но все же не сдалась.
– Дедушка, ты знаешь, почему я люблю книги Малакая Лорда? – спросила я, и он остановился на полпути, чтобы выслушать меня. Я никогда раньше не говорила об этом, а он никогда не спрашивал.
– Я люблю их потому, что боль, которую он дает испытать своим персонажам, позволяет мне жить оптимистичнее. Мать бросила меня, когда мне была неделя отроду, а мой отец умер. Я постоянно чувствую, что не достигну в жизни никаких высот, и когда кажется, что я дошла до ручки, подступает паника, и мне хочется спрятаться в своей комнате навсегда, выходит новая книга Малакая Лорда. Я читаю и перечитываю ее, рыдаю над страницами, ты же знаешь, я плакса, я могу прослезиться из-за абсолютно разных вещей, но я никогда не рыдаю, реально плачу навзрыд, пока не читаю его книги. После этого делаю глубокий вдох и улыбаюсь, потому что все еще продолжаю жить, а персонажи – нет. Что я буду делать, если Малакай Лорд перестанет писать? О, ужас! – добавила я в конце, положив ладонь на лоб и откинув голову, как делали барышни в старых голливудских фильмах.
Когда он ничего не ответил, мне пришлось взглянуть на него. Он смотрел на меня своими мудрыми карими глазами.
– Опусти руку.
Я немедленно опустила ее, и тогда он щелкнул меня по лбу.
– Ай! – Я вздрогнула, отступая – Дедушка!
– Эстер, – передразнил он меня, качая головой, – что ты будешь делать, если Малакай Лорд перестанет писать? Мне придется отвесить тебе волшебный пендель. Что это за вопрос такой? Ты будешь жить дальше, так же, как и остальные семь миллиардов людей на этой планете. Ты сама источник своего счастья и оптимизма. Не книга. Не человек. Только ты.
Мой рот открылся в изумлении.
– Постойте-ка, почему это меня отчитывают? К тому же ты сам говорил мне полностью отдаваться искусству.
– Искусствам. Во множественном числе. Не одному автору или книге. Вот откуда я знаю, что ты еще не готова управлять издательством. Ты, вероятно, превратила бы его в Фонд Малакая Лорда. Ага! – фыркнул он, оглядев меня в головы до ног, прежде чем подняться по лестнице.
Целую секунду я стояла там в шоке. Я не получила ответа ни на один заданный вопрос, и, что хуже всего... мне достались нравоучения и строгий взгляд, будто я что-то натворила. Мой шок перешел в изумление, а изумление в веселье. Кивнув себе, я хлопнула в ладони и обернулась к лестнице.
– В один прекрасный день, дедушка, я пойму как... как... как ты умудряешься обходить все мои вопросы! – прокричала я ему наверх.
– Удачи! – прокричал он в ответ и рассмеялся так сильно, что его смех перешел в кашель. Но прежде, чем я успела спросить, все ли с ним в порядке, он сказал:
– Я в порядке. Тебе стоит быть шустрее.
– Тебе стоит быть шустрее, – тихонько передразнила я, строя рожу напротив его закрытой двери.
– Я все слышу!
– Ну, уж нет, – прошептала я и на цыпочках стала красться в свою комнату. Почему я вообще крадусь? Боже, какая же я жалкая! По закону я имела право на употребление алкоголя, брак и даже воинскую службу в любой стране мира, и все же я до сих пор чувствовала себя ребенком, играющим во взрослые игры. Вздохнув, вернулась в свою комнату за лестницей. Пересекла ярко-красный персидский ковер и заползла в свою кровать-футон прямо у большого окна с видом на город.
– А-а-ах, – счастливо простонала я, вытягиваясь на простынях. Спальня на нижнем этаже подразумевалась хозяйской. Однако когда мне было четыре года, я всегда спускалась вниз и спала у дедушки... не в его кровати, но на пуфике у окна. Я постоянно падала с кровати. Когда мне исполнилось десять лет, и я стала уже совсем большой девочкой, дедушка отдал мне свою комнату. И теперь я могла смотреть на огни ночного города, которые начинали выглядеть как звездное небо, как только я становилась достаточно сонной.
Как сейчас, например... Я чувствовала, как мои веки тяжелеют, когда вдруг зазвучала мелодия Бетховена «К Элизе».
Я слушала, чувствуя, будто парила и кружилась вместе со своей постелью, и стоило мне начать наслаждаться этим, как все прекратилось. Меня будто схватили за лодыжки и швырнули с небес на грешную землю. Садясь, я потянулась за телефоном к деревянному каркасу моей кровати, который был достаточно широким для моего ноутбука и телефона. Посмотрев на экран, я увидела не только пропущенный звонок от Ли-Мей, но и ее сообщение...
«Ты спишь?»
«Да... потому что только врачи, диспетчеры 911 и полицейские не спят в такой час. Спокойной ночи».
Я отправила ответ и как только откинулась назад, снова зазвучала «Багатель» Бетховена. Со стоном я опустила ноги на пол и ответила на звонок.
– Надеюсь, дело серьезное. Например, ты умираешь, – проговорила я в телефон.
– Я думаю, я влюбилась, – сказала она на китайском, а не на английском.
– В кого? – Я села, сон как рукой сняло.
– Угадай?
– Я плохо играю в эту игру, давай ты просто скажешь мне?
Сейчас я была слишком взволнована.
– Ладно. Но только потому, что я взволнована.
Она замолчала.
– Ну?
– Я держу драматическую паузу, подогреваю интерес.
Я закатила глаза и легла обратно.
– Я тебя хорошо получается, но должна предупредить, пока ты нагнетаешь, я могу и уснуть.
– Хорошо. Боже! Это Малакай Лорд.
Я застыла, не уверенная, что ответить.
– Молчание – это не та реакция, которую я ожидала, Эстер.
– Прости... – Я начала отключаться, но встряхнулась. – Малакай Лорд? Как писатель Малакай Лорд?
– Нью-Йорк, конечно, большой город, но сомневаюсь, что здесь есть еще один Малакай Лорд.
Она была права.
– Я просто не очень понимаю, как ты можешь быть?..
Ее смех прервал меня.
– Эстер, порой ты такая наивная и милая, что забавно. Конечно, я не люблю его. Я просто имею в виду, что запала на него. Втрескалась по уши. И, в общем, пыталась погуглить его, ну ты знаешь, чтобы побольше узнать о нем, но там почти ничего нет, да и, кажется, твой сайт рухнул.
Мне понадобилась секунда на осознание... Я действительно устала. Вот теперь все те вопросы, которые я хотела задать дедушке, снова пришли мне на ум.
– Подожди-ка. Мой сайт рухнул?!
Я быстро села и снова взяла свой ноутбук.
– Твой сайт – это то, о чем ты беспокоишься, пока я...
– Ли-Мей! Он не рухнул! У меня чуть сердце не остановилось! Ты уверена, что перешла по нужной ссылке?
– Забудь о проклятом сайте! У меня тут личная жизнь налаживается!
Я сделала глубокий вдох.
– Хорошо, давай сначала. Ты сегодня встретила Малакая Лорда? Что было дальше? Что он тебе сказал? Готова поспорить, он очень приятный...
– Он полный мудак, – огрызнулась она. – И немного странный... он даже не посмотрел на меня. Он вел себя как раненый зверь – если подойдешь ближе, то откусит тебе голову.
Все, что я когда-либо воображала о своем любимом писателе, только что было перечеркнуто всего двумя предложениями. Хотя, подождите-ка...
– Ну, в его защиту можно сказать, что он спас твою маму из горящей машины. Может, он был ранен и вообще переживал эту стрессовую ситуацию.
– Может быть... – отступила она. – Несколько медсестер оказались его фанатками и пытались получить у него автограф, но видимо, он отказал им и ушел.
– Ну... – Для этого я не могла найти оправданий. – Стой, тогда почему ты влюбилась, то есть запала на него?
– Эстер, – произнесла она так, будто не могла поверить, что я спрашиваю это. – Во-первых, он такой красавчик. В живую еще круче. Он мускулистый, но не как качек, а просто очень подтянутый. Мне так и хотелось дотронуться до его груди. О, и, кстати, взгляд его знойных голубых глаз дает понять, что он знает, какое впечатление производит. Он такой красивый, что вполне мог бы...
– Во-вторых? – прервала я ее, пока она не пустилась во все тяжкие.
– О, да... во-вторых, он спас мою маму. И, в-третьих, он спас мою маму из горящего автомобиля, как Супермен. И, в-четвертых...
– Почему тот факт, что он спас твою маму, звучит у тебя как отговорка? – рассмеялась я и тут вспомнила, что не спросила ее о маме. – Кстати, как она там? Ты сейчас у нее, в Нью-Джерси?
– Почему еще, по-твоему, я говорю на китайском?
– Ли-Мей, в такой возмутительно поздний час, считаешь, я способна полноценно думать?
– Я говорю на китайском, – продолжила она, будто я ничего не говорила, – потому что моя мама, которая сейчас в соседней комнате, услышит обрывки нашего разговора и будет рада тому, что у меня есть подруга-китаянка.
– Ли-Мей... я чернокожая.
– Она-то этого не знает, – радостно сказала она, и я рассмеялась. – Если серьезно, то ты, наверное, думаешь, что женщина, которая только что чудом избежала смерти, должна бы больше беспокоиться о себе. Не-а! Наоборот, она считает этот факт дополнительной мотивацией для моего замужества. Ведь, если бы она погибла, я осталась бы одна со своими кошками, которые, когда я умру от старости или от депрессии – или и от того и от другого – непременно взберутся на меня и станут поедать мое лицо, потому что некому будет дела до того, жива ли я.
Я еле сдерживала рвущийся наружу смех. Прикрывая рот рукой, мне удалось выдавить из себя:
– Ты все выдумываешь.
– О, это она еще была доброй. Когда мне было двадцать четыре, мы отправились в Нанкин в Китае, как я думала, на похороны моего дяди... угадай что?
– Не было никаких похорон?
– Не было никакого дяди! – прокричала она, и я не смогла больше сдерживаться. Я смеялась до слез.
– Никакого дяди. Никаких похорон. Только мои тети, старые друзья моей мамы, их сыновья и я. Настоящие смотрины!
– Твоя мама просто зверь.
Она рассмеялась.
– М-да, эту черту я унаследовала. С тех пор я отказалась от черного цвета волос и, когда мама рядом, говорю только на английском в знак протеста. А сейчас это просто поблажка, потому что она чуть не умерла.
Интересно, все отношения между матерью и дочерью похожи на противостояние?
– Это еще одна причина, почему Малакай Лорд мой идеальный муж.
– Ты меня опять запутала.
– В нем есть все, что мне нравится в мужчинах...
– Ты же сказала, что он полный мудак!
– Точно! – ответила она, и вот тут у меня разболелась голова.
Перекатившись на бок, я вздохнула и сказала:
– Объясни.
– Всем девушка нравятся плохие парни. Это правда. Говард милый и все такое, но, боже мой, он как щеночек...
– Эй! Щеночки милые! – надулась я.
– Тогда почему ты ним рассталась?
Я не нашла, что ответить, и это раздражало. Я рассталась с Говардом, но только потому, что не могла решить, чего хочу, и я не хотела держать его в режиме ожидания. Я не хотела морочить ему голову. Однако он, кажется, не понял этого и просто сказал, что даст мне больше личного пространства... но продолжал ежедневно мне написывать.
– Вот именно! Милый – это хорошо, но сексуальный – лучше.
Она злорадствовала. Мне не нужно было видеть ее, чтобы понять, что на ее лице сейчас была улыбка до ушей.
– Малакай... он не щеночек. Он весь такой загадочный. Например, почему он живет в таком месте как Хо-Хо-Кус в Нью-Джерси. Давай угадаю, ты о нем никогда не слышала?
Название звучало знакомым, но я не имела понятия, почему. Когда я не ответила, она продолжила.
– Да, я там выросла. Индейцы племени Чихохоки называли Хо Хо или Хохокус...
– Так они называли звук, который издавала кора дерева, когда дул ветер?
– Да. Так ты уже бывала там?
Нет. Я даже не знаю, откуда мне это известно. Может я где-то читала об этом? Может быть. Но было довольно странно помнить такое.
– Эстер?
– А? Что? – Я покачала головой. – Малакай – горячий, таинственный, я понимаю... может не до конца, но я стараюсь.
– Ты действительно настолько устала? – спросила она, но, прежде чем я успела напомнить ей, в котором часу она мне позвонила, продолжила: – В любом случае, у него есть эта аура плохого парня, которая мне нравится, но читая его книги, можно понять, что он еще и чувствительный. Ну... он, по крайней мере, знает, как возбудить женщину.
– Ли-Мей.
– К тому же он не китаец.
– Что плохого в том, чтобы быть китайцем? – нахмурилась я.
– Ничего! Но это разозлит мою маму! И избавит меня от ее самодовольного взгляда, который не сошел бы с ее лица до конца ее дней, если бы я, наконец-то, вышла замуж за, цитирую: «Приятного китайского доктора или адвоката из хорошей семьи»...
– Так тебе нравится Малакай Лорд, потому что он идеальный способ позлить твою мать?
– Именно! С Малакаем я могу восстать против нее, а она не сможет отвергнуть его, потому что он ее спаситель!
– Ты ужасный человек.
– Ты понятия не имеешь, как мать может сводить тебя с ума... черт! Прости!
– Ничего.
Я рассмеялась, хотя это было не очень смешно. Но я не хотела, чтобы она чувствовала себя неловко, поэтому сменила тему.
– Мне нравится твой план. К тому же, это отличная история, Ли-Мей. Красивая женщина в поисках любви в современном мире. Мать, которая желает, чтобы эта любовь пришла из их корней. Мужчина, который спасает их обеих. Одной – жизнь, другой – сердце.
Я бы определенно прочитала такое.
МАЛАКАЙ
– Да, Альфред? – ответил я, положив телефон на кухонную столешницу из бронзового гранита, и взявшись за нож, чтобы открыть последнюю коробку.
– В обычной ситуации, я бы тебя послал, но... – Он закашлялся, и это не был обычный кашель, это был кашель, который заставлял людей съеживаться от его звука, потому что они понимали – это больно.
– Ах... черт бы побрал этот кашель! Прости, на чем я остановился?
Я положил нож и поднес телефон к уху, вместо того, чтобы говорить по громкой связи.
– То есть ты не собираешься меня дапошелтыслать?
– Ты же осознаешь, что нет такого выражения в общепринятом языке. Фактически, я не уверен, что такое слово вообще существует.
Мне многое нравилось в Альфреде Ноэле, и до этого момента я предполагал, что его непосредственность равномерно проявлялась во всех аспектах его жизни. Но сейчас я осознал, что он, как и все остальные, был достаточно уверен в себе, чтобы быть смелым и прямолинейным по отношению к другим, но недостаточно, чтобы быть честным с самим собой. Я не знал, как лучше высказать то, что мне хотелось, поэтому решил промолчать.
– Знаешь, оказывается, твое молчание может быть еще более раздражающим, чем твое обычное поведение.
Я ухмыльнулся и подошел к окну.
– Я наконец-то закончил переезд.
– Наконец-то? Ты уехал всего три дня назад. И я нанял грузчиков. Ты хоть что-нибудь распаковал?
– Я не инвалид, Альфред. Чтоб ты знал, я сам распаковал кофеварку.
Ну, в общем-то, я был в процессе ее распаковки, но ему не обязательно знать об этом. Я взглянул на зеленые деревья, которые окружали дом со всех сторон, и был несколько разочарован отсутствием других цветов, хотя фактически уже было начало осени.
– Из всех мест, почему именно Монтана?
– Это был последний штат, который пришел мне на ум, – сказал я ему. – А теперь, когда я знаю, кто она и где она... я свободен выбирать любой часовой пояс.
– Ты уверен, что Ли-Мей – это она?
– Да.
Мне не нужно было раздумывать об этом. Связь, которую я почувствовал, когда мы почти соприкоснулись, не оставляла сомнения. Это была она.
– Это имеет смысл... то, как мы встретились вновь. Невероятное стечение обстоятельств, которое могло бы стать отличным началом для нового романа, и я, в момент слабости...
– Человечности, – поправил он.
– Все же слабости.
Человечность, возможно, была причиной того, что мы совершали одни и те же ошибки снова и снова.
– Это жуткое клише – я спасаю мать женщины, которая не просто работает в издательстве, для которого я пишу, но, более того, работает в команде, которая занимается моими книгами и, таким образом, способна выяснить мое местоположение. И, возвращаясь к ее матери, мы по счастливой случайности сталкиваемся в дверях больницы, когда я спешу уйти, а она спешит войти... именно так начинаются трагедии.
– До тех пор, пока ты не решил уехать в Монтану?
Я кивнул, хоть он и не мог меня видеть.
– До тех пор, пока я стараюсь не влюбиться в нее вновь, и пусть горы, реки и леса между нами помогут мне в этом.
– Ты же в курсе, что в этом времени у людей есть самолеты?
Я закатил глаза, садясь в кремовое кресло.
– В обычной ситуации, я бы тебя...
– Не смешно.
И хотя его ответ был действительно забавным, я не мог больше откладывать этот разговор, щадя его.
– Сколько тебе осталось, Альфред?
Тишина.
– Я был доктором в четырех из множества моих прошлых жизней. Я знаю, что этот кашель – не просто кашель.
Он фыркнул.
– Четыре из тысячи – не самая лучшая статистика.
– Сказал человек с туберкулезом в эпоху современной медицины.
И снова тишина. Я не возражал против тишины. Вообще-то, тишина была для меня даже предпочтительнее, она означала, что я могу ждать, пока он не повесит трубку или не заговорит.
Он выбрал говорить.
– Они сказали, что он устойчив к антибиотикам, но не заразен. Тем не менее...
– Для мужчины твоего возраста это смертельно.
Он будто вздохнул с облегчением.
– Здешние врачи хотели попробовать все эти новые лекарства и что-то там еще. Часть меня говорила забыть об этом, я не собирался становиться подопытной морской свинкой. Но потом моя внучка... – Он весело рассмеялся, вспомнив ее. – Она пришла домой вся в слезах, и хотя я уже привык к такому, я все же уделил ей внимание и слушал, пока она жаловалась на героя книги, которую прочитала. Она поносила его последними словами. Утверждала, что он должен был бороться за жизнь ради любви и бла-бла-бла. А когда в конце своей напыщенной речи она обняла меня, я понял, что все-таки стану подопытной морской свинкой.
Я чувствовал боль, скользившую вокруг меня темной змеей. Я не хотел впитывать его боль, но не мог ничего с этим поделать.
– Уверен, ты приготовил для меня более официальную прощальную речь, чем этот звонок, поэтому выкладывай, что тебе от меня нужно, Альфред?
– Да, – сказал он, наконец. – Но я хочу, чтобы ты пообещал оказать мне услугу.
Неизменный Альфред.
– Я слушаю.
– Мы не будем публиковать твой следующий роман, потому что он скучный.
Я сделал паузу, пытаясь убедить себя, что ослышался, но не смог.
– Извини, ты только что сказал, что трагедия, являющаяся одной из моих прошлых жизней, скучная?
– Да, – ответил он и сразу пожалел об обещанной услуге. – Он скучен только потому, что заканчивается так же, как и предыдущие твои книги. Теперь все знают тебя в лицо. Они будут ожидать чего-то особенного от своего настоящего героя, и мы не можем выдать им все то же самое.
– Так ты хочешь, чтобы я написал «и жили они долго и счастливо»? Они ускачут в радужный закат? – Он, должно быть, издевался надо мной. – Для всего остального мира это выдумка, но для меня это автобиография. Я не могу писать то, чего не было!
– Я знаю, Малакай. Я знаю, и поэтому мне нужна от тебя услуга, – сказал он, и я немного расслабился.
– Какая?
– Моя внучка, – выложил он карты на стол. – Она умная, красивая, веселая и настолько странная, что это восхитительно, но самое важное, она добрая, всегда заставляет окружающих улыбаться, и... и я не хочу, чтобы она запомнила меня... таким. Не хочу, чтобы она плакала надо мной, пока меня не будет. А так как ты теперь знаешь, кто твоя прошлая любовь, я надеялся, что Эстер сможет провести пару следующих недель в Монтане с тобой, пока я буду проходить здесь лечение. Она фанат твоих романов. Фактически, мега-фанат. Она та, кто озаглавил большинство твоих книг и ведет твою фан-страничку. Если кто и сможет помочь тебе написать счастливый конец, так это она. Она не проблемная, ты даже не заметишь, что она там...
– Отправь ее, как только будешь готов.
Ему вообще не нужно было ничего объяснять. Ему хватало просто попросить.
– Не знаю, как насчет книги, но я подыграю пока... пока ты не вернешься.
– Спасибо.
– Я человек слова.
Не важно, в какой жизни, если кому-то из семьи Ноэль понадобится помощь, я предложу ее. Это был мой вечный долг.
17 июня 1853 г. – приход Сент-Джеймс, Луизиана
– Вы уверены, что с леди все в порядке? – спросил меня Филипп де Ноэль, стоя над нами и крепко держа деревянную доску. Я ждал ее ответа, потому что знал так было предпочтительнее для него. Девушка не сказала ни слова, и тогда даже я посмотрел на нее, желая убедиться, что она в порядке, но она просто улыбнулась с блестящими от волнения и ликования глазами.
