Текст книги "Сплит (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
– Молодец, давай.
Я приподнимаюсь и вижу, что собака высовывает нос и две передние лапы из-под веранды.
– Вот так, мальчик. – Он облизывает пальцы Шайен и ждет, пока она даст еще. – О, ты голоден.
Собака вылезает еще немного, и я пользуюсь случаем, чтобы осмотреть ее на предмет ранений. Морда грязная, грудь и шея такие же, но я не вижу никаких ран или засохшей крови. Его шерсть длиннее, чем мне показалось вначале, но он не похож на какую-то конкретную породу, вероятно, дворняжка.
Я наклоняюсь, опираясь локтями на колени.
– Как ты…
Собака отступает назад в тень.
– Извини.
Она поворачивается и ухмыляется.
– Все в порядке. Он пугливый. Наверное, мужчина его травмировал. Со мной он кажется в порядке.
– Да.
Забавно, но я считаю, что именно женщины гораздо опаснее.
– Я просто оставлю это здесь. – Она бросает то, что осталось от тако, в грязь. – Не возражаешь, если я выброшу это в твой мусорный бак?
Мое сердце колотится.
Шайен в моем доме?
– Э-э… конечно.
Глава 12
Шайен
Мои пальцы покрыты грязью, собачьими слюнями и остатками тако. Наверное, не самая лучшая еда для собаки, но она кажется голодной, и я не могу позволить еде пропасть даром. Скорее всего, если эта собака является бездомной так долго, как показывает ее грязная шерсть, то она, вероятно, питается и чем-то похуже.
Лукас поднимается с крыльца и неуклюже идет к двери.
Ранее я предполагала, что мой отец сдает дом у реки одному из своих приятелей, который, вероятно, выгнан женой за то, что он – пьяный мудак. Но только такому беззащитному человеку, как Лукас, молодому и отчаянному, но трудолюбивому, удается взломать защитный панцирь моего отца. Оглядываясь назад, можно сказать, что то, что Лукас живет здесь, вполне разумно.
Я иду за ним, и деревянная веранда скрипит под моим весом. Пытаюсь отогнать от себя образы мамы, укладывающей каждую доску вручную гвоздодером. Папа говорил: «Не порти эти ручки, дорогая», – а потом целовал ее в макушку. Он и не подозревал, что внутри нее работает что-то гораздо худшее, способное испортить гораздо больше, чем ее руки.
– Он под раковиной. – Лукас стоит в дверях и изучает меня прищуренными глазами. – Мусор. – Он кивает на грязный контейнер в моих руках.
– Верно.
Вхожу в открытую гостиную, и у меня перехватывает дыхание.
Деревянный пол и стены выкрашены в землисто-серый цвет, подчеркивающий ярко-белую лепнину. Дровяная печь является центром, придавая современному пространству свой деревенский вид. Мои мышцы немного сбрасывают напряжение.
– Ты все это сделал?
Он пожимает плечами.
– Ничего особенного.
– Это прекрасно. Ей… – я с трудом сглатываю. – Моей маме бы понравилось.
Чтобы не выглядеть эмоциональной развалиной, я продолжаю искать мусор и иду на маленькую кухню.
Шкафы белые, а столешницы и задняя панель выложены черно-белой клетчатой плиткой, как в 1950-х. Но это еще не самое примечательное.
Каждая отдельная ручка индивидуальна. От шкафов до выдвижных ящиков и застекленных стеллажей – все это представляет собой смесь скобяных изделий. Кованое железо, золото, серебро и даже керамика, и все в форме чего-то из мира природы. Золотой лист, серебряный морской еж, бронзовая палка, некоторые животные. На одной – рыба, на другой – медведь, и… вспышка бирюзового цвета бросается мне в глаза.
Я прищуриваюсь.
– Это… О, Лукас. – В дальнем конце кухни находится маленькая кладовка, дверная ручка которой – то, что я видела так много раз, что это практически преследует меня во сне. – Это ее кулон.
У моей мамы была потрясающая коллекция украшений навахо, включая большие куски серебра и бирюзы, которых хватило бы, чтобы потопить лодку. Как сильно бы она их не любила, но никогда не носила. Всегда говорила, что из них получаются лучшие украшения для домов, чем для людей, и клялась, что использует их здесь, в речном доме.
Я провожу кончиками пальцев по гладкому голубому камню и серебру, вылепленному в форме подковы.
– Это… Слишком. Слишком идеально. Слишком похоже на нее.
– Твой отец дал мне его. Сказал убедиться, что он где-нибудь будет использоваться. – Голос Лукаса где-то рядом, должно быть, я так теряюсь, что не слышу его приближающихся шагов. – Пробовал сначала в спальнях, но там все будет спрятано. Он слишком мал для входной двери. Поэтому решил, что кухня – лучшее место, чтобы это было видно.
Я киваю, и мои глаза наполняются слезами.
– Она просто жила на кухне. Это идеально… – я откашливаюсь, чтобы избавиться от комка в горле.
В такие моменты мне хочется заплакать, высвободить сдерживаемые эмоции, которые постоянно витают под поверхностью. И это… это прекрасно, пребывание в этом пространстве ошеломляет. Это всего лишь украшение, превращенное в дверную ручку, но оно напоминает мне скорее, о ее жизни, чем о смерти. Все в этом месте похоже на моментальный снимок из более счастливых времен. До того, как нашу семью настигают болезни и потери, то время, когда возможности были бесконечны.
Как и она, это место прекрасно и незакончено. Эта мысль так ослепительно печальна, что я падаю на колени…
Или должна упасть.
Но Лукас ловит меня.
– Шайен? – тепло его сильных рук обволакивает меня. Его глаза, такие темные и полные нежности, как будто он может читать мои мысли и чувствовать мою боль.
Не могу придумать всех причин, почему бы мне беспомощно не вцепиться в его рубашку, позволить ему увидеть эту сторону меня. Ту сторону, которую я всегда отталкиваю и прикрываю железной силой. Причина, по которой я сбегаю, и причина, по которой не хочу возвращаться домой.
Я слаба.
Всегда была. То, что большинство считает агрессией, на самом деле является защитным рефлексом для моей чертовски жалкой персоны.
Даже сейчас, когда запах специй и сосны кружит мои чувства, а тело прижато к широкой груди мужчины, который за эти несколько минут проявляет больше сострадания, чем за четыре года Тревор, что-то внутри меня меняется.
В моем животе расцветает жар, и я раскидываю руки на его животе, окончательно ослабляя свою смертельную хватку на его одежде. Его живот быстро напрягается, как будто мое прикосновение вызывает физический ожог. Воздух вокруг нас становится живым от напряжения, и я хочу уничтожить то небольшое пространство, которое остается между нами. Мои губы покалывает от желания попробовать его на вкус, втянуть в рот эту полную нижнюю губу и убедиться, что она такая же мягкая, как кажется.
Мне не следует этого делать. Знаю, что не должна этого делать, но каждая причина бледнеет перед тем, как он держит меня, одалживая мне свою силу.
У меня пересыхает во рту, когда новая потребность вспыхивает ярко и голодно. Он смотрит на меня сверху вниз, его брови сведены вместе, а губы приоткрыты. Пульс бьется под моей ладонью, совпадая с моим собственным.
Он тоже это чувствует.
– Лукас? – я облизываю губы, и в его глазах мелькает паника. – Поцелуй меня.
– Я… – он моргает, медленно, отяжелевшими веками скользит по грифельно-серым глазам. – Не могу…
Мою кожу покалывает от шепота его дыхания.
– Пожалуйста.
Выражение его лица смягчается и становится грустным, как будто он извиняется. Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается мне отказать, Лукас опускает свой рот к моему.
Он целует меня так легко, что я думаю, не снится ли мне это. В тот момент, когда я собираюсь поцеловать его в ответ, он отстраняется. Его дыхание замедляется, а мышцы напрягаются.
Секунды проходят в тягостном молчании.
Он переключает внимание на меня, и я вздрагиваю от перемены в его поведении. Лукас смотрит на меня из-под тяжелых век, а его губы сжаты в ровную линию. Некогда робкое, почти испуганное выражение лица сменяется чем-то зловещим. Я дергаюсь в его руках, но он только крепче сжимает меня.
– Что ты… – выдыхаю я, когда его руки хватают меня за задницу, заставляя выгибаться.
Полные губы приподнимаются в кривой усмешке, и он обнажает зубы.
– Женщины. Всегда чего-то требуют, не так ли?
Я вздрагиваю от ледяного тона его голоса. Все следы нежности, которая чувствовалась раньше, исчезает.
– Я…
Он упирается своими бедрами в мои, заставляя меня замолчать ударом своего стояка в мой живот.
– Тебе нравится эффект, который ты производишь, не так ли? – двумя длинными шагами он прижимает меня к стене, его руки сжимают мою плоть до боли. – Мне не нужно слышать, как ты это говоришь. Я это вижу. – Он облизывает нижнюю губу и практически рычит. – Он не даст этого тебе. – Лукас наклоняется и проводит зубами по моей челюсти, его горячее дыхание касается моего уха, и кожа покрывается гусиной кожей. – Но я дам.
– Нет, я…
– Ш-ш-ш… – его руки судорожно сжимаются от едва сдерживаемого напряжения. – Не будь дразнилкой.
– Прекрати! – я прижимаюсь к его груди, мои ноги напряжены и готовы бежать. – Ты меня пугаешь.
Его высокая фигура напрягается, и он покусывает мочку моего уха достаточно сильно, чтобы заставить меня захныкать.
– Хорошо. – Он отступает назад, рассерженный, кажется еще больше, чем прежде.
Я вся дрожу и пытаюсь удержаться на ногах. Мои конечности напряжены от адреналина, и с увеличением расстояния между нами я делаю свой первый полный вдох.
Он небрежно прислоняется к стойке, как будто ничего не происходит. Внешне невозмутимый, он скрещивает ноги в лодыжках.
– Если боишься, то беги. – Он широким взмахом руки указывает на дверь. – Никто тебя здесь не держит.
– Что с тобой не так? – слова вырываются шепотом, пока мой разум пытается понять то, что я вижу.
Его взгляд становится хищным, а небрежность исчезает.
– Уходи.
– Но… – с трудом подбираю нужные слова. Я собираюсь поцеловать его, но он полностью отворачивается от меня. – Я думала…
– Застенчивая Эн. Не такая уж застенчивая, Шайен. – Он усмехается. Его голос звучит по-другому, мрачнее и дразняще, что мне совсем не нравится. Мои щеки краснеют от смущения, когда он насмехается над моими эмоциями. – Не так застенчива, Застенчивая Эн. – Он продолжает перекатывать мое имя во рту, как будто попробует его, и ему не нравится вкус. – Ты думала, что можешь сверкнуть своими детскими голубыми глазками, сунуть свои сиськи мне в лицо, потереться об меня киской и получить то, что хочешь. – Он цокает и ухмыляется. – Застенчивая Эн?
– Прекрати! – Боже, кто этот парень? Только что я едва могла заставить его говорить, а теперь он ведет себя совершенно жестоко.
Он хмурится, и его челюсть становится твердой, как камень.
– Нет, ты прекрати!
– Я ухожу. – Мне не нужно это дерьмо. Одну минуту он заботлив, потом равнодушен и, наконец, совершенно подлый. Я собираюсь пройти мимо него, чувствуя себя полной задницей, думая, что Лукас другой, что у нас есть связь, но останавливаюсь и смотрю ему в глаза. – Ты мог бы просто сказать, что тебе это неинтересно.
Он наклоняет голову, и его глаза прожигают дорожку от моих губ к груди и… между ног? Я вздрагиваю от визуального нападения, и он, должно быть, замечает это, потирая верхнюю губу и ухмыляясь.
– О нет, Застенчивая Эн. Он заинтересован. В этом и проблема.
Что это? Как будто ему вкололи секс и сумасшествие. Он полная противоположность тому Лукасу, которого я знаю.
Разочарование захлестывает меня и сжимает грудь.
– Спокойной ночи, Лукас.
Я тащусь через гостиную, опуская глаза в пол.
Смущение и стыд заставляют мои ноги двигаться быстрее, и, когда я переступаю порог, он бормочет:
– Зови меня Гейдж.
Гейдж
Проходит много времени с тех пор, как я заявляю о себе, что многое говорит о Лукасе. Ему удается избегать людей, которые могут причинить ему боль.
Но потом он должен был пойти и все испортить, подобравшись поближе к этой цыпочке. Он пытается сдерживать себя, держать свое дерьмо в руках, но эта маленькая киска отбрасывает член, сердце и яйца ради девчонки.
Женщина.
Меня тошнит от мысли, что он действительно может наслаждаться обществом женщины после того, через что нас заставила пройти эта сука-шлюха мать.
Я не говорю, что он должен быть геем – черт, меня так же возбуждают большие сиськи и тугая маленькая киска, как и его, – но помимо того, что они могут предложить в сексуальном плане, женщины – отвратительные, злые, несчастные существа.
Даже сейчас, когда я хороню его в темноте, все еще чувствую, как она действует на него, будоража его внутренности. Я потираю грудь в попытке отогнать это покалывающее дерьмо, оставшееся позади моих ребер. Трахнуть женщину, да. Но это дерьмо, которое чувствует Лукас, не в порядке вещей.
Болезненность похоти смешивается с воздушным ощущением, которое, не буду врать, чертовски приятно.
Но и героин тоже.
Просто потому, что что-то кажется хорошим, еще не означает безопасность.
Сучкам нравится причинять боль, особенно Лукасу. А влюбленность в женщину может обернуться катастрофой.
Они прямо из преисподней, все, кроме Алексис, но ей было семь лет, и она умирает еще до того, как зараза женственности успевает заразить и погубить ее.
Я не позволю, чтобы ему снова причинили боль. Никогда.
Все мое существование вращается вокруг его безопасности. И вещи, которые я делаю, невообразимые вещи, на которые я иду ради его защиты – это то, из чего сделаны кошмары.
Люку не нужно мечтать о женщине, которая только вырвет его сердце и уничтожит все хорошее, что в нем остается. Лучше всего держать женщин в одной категории, и единственное, на что они годятся – это на влажные фантазии.
Даже сейчас, когда я смотрю, как этот горячий кусок задницы бежит по грунтовой дороге, мой член напрягается. Я мог бы трахнуть ее. Она хочет этого достаточно сильно. Я бы заставил ее умолять об этом, как и всех остальных. Но знаю, что ее чувства к Люку глубже, чем быстрый трах, и никак не смогу уберечь его, если буду бороздить эти воды своим членом.
Как только Шайен исчезает за поворотом, я медленно осматриваюсь вокруг. Я не был так сильно нужен с того дня, как нас выгоняют из маленького городка в Неваде, но слежу за обстановкой. Лукас находит себе жилье, хорошее и тихое, идеальное для него.
Замечаю его блокнот для рисования на столе, три дурацкие игрушки, которые он таскает с собой повсюду, а в углу стоит большой кусок дерева, который он как раз вырезает, и на полу валяются деревянная стружка.
– Занятой, занятой парень. Мама бы меня побила, если бы увидела это безобразие. – Я медленно улыбаюсь. – Хорошо, что она стала кормом для червей.
Неторопливо подхожу к столу и перелистываю страницы с его рисунками. Я ни хрена не умею рисовать. Лукас всегда был художником. Наклоняю голову и изучаю бесчисленные приятные лесные сцены, отдельные изображения разных деревьев, животных, листьев и… – гребаный кролик, Лукас? – Я качаю головой и листаю дальше, когда натыкаюсь на страницу с разными частями человеческого лица. Женское лицо с… – трахни меня, если это не наша маленькая Шайен. Ты увяз глубже, чем я думал, брат. – Я переворачиваю страницу, чтобы найти еще несколько набросков, ее профиль, подбородок, губы и… миленько… обнаженное тело. – Когда память работает, она хорошо тебе служит. Красивые сиськи.
Я беру карандаш и царапаю записку своей второй половинке, затем захлопываю блокнот и выхожу на улицу. Осматривая окрестности, я опускаюсь на верхнюю ступеньку крыльца. Прямо под моей правой ногой раздается скулеж.
– Хороший пес. Прячься и дальше. Ничто не причинит тебе вреда, если ты останешься в темноте. – Я откидываюсь назад, и мои джинсы туго натягиваются между ног. – Бл*дь, сучка ушла пять минут назад, а я все еще возбужден. – Разочарованное рычание вырывается из моей груди.
Так не пойдет.
Похоже, мне придется задержаться здесь на какое-то время, позаботиться о некоторых основных потребностях Лукаса и положить конец этой чуши с Шайен. Когда моя работа здесь будет закончена, а он не будет думать своим членом, я вышвырну эту сучку Шайен из его организма. Навсегда.
Глава 13
Шайен
Было уже больше девяти утра, когда я наконец загоняю свой грузовик – на котором, благодаря отцу, четыре совершенно новые шины, заменено масло и новый воздушный фильтр – на стоянку в «Дженнингсе».
После ссоры с Лукасом мне приходится больше часа идти домой, и я пользуюсь возможностью обдумать все происходящее. Возможно давление слишком сильное для него. Он не хотел разговаривать по дороге в Финикс – я надавила. Он не чувствовал себя комфортно, когда ел тако – я надавила. А «Приют мертвеца»… Я не должна была его подталкивать. После прыжков в воду с почти голым Лукасом, после моего срыва в доме моей мамы, после его объятий… Полагаю, я позволяю своим гормонам взять верх над моей логикой.
Я пугаю его и загоняю в угол, пока нму не приходится отступать.
Но все же. То, как быстро он превращается из мышки в гадюку, пугает. Заглушаю машину и стараюсь не думать о том, как жалко смотрелась в его объятиях, глядя на него и умоляя, чтобы его губы нашли мои. Снова надавила на него.
Я видела выражение его глаз, когда наши губы были на расстоянии вздоха. Он был напуган. Я подтолкнула. Его отказ ужалил, но это то, что мне было нужно.
У меня есть дела поважнее. Проведя день с Лукасом и смотря на мамино старое жилье, я полностью разрушаю свои планы. За это время я ни разу не подумала ни о переезде, ни о своем мысленном списке дел. Типичная девушка, которую легко отвлечь внушительными мышцами и красивым лицом. Я даю себе внутреннюю встряску.
Вернись в нужное русло.
Экономь деньги. Убирайся к черту из Пейсона, на этот раз навсегда.
– Доброе утро, папа! – я бросаю сумочку на стол и слышу шелест его газеты.
– Полагаю, ты не выспалась?
Я наливаю себе чашку черного кофе и добавляю тонну сахара, чтобы сделать его высокооктановым топливом.
– Ага. Плохо спала прошлой ночью. – Прокручивая каждую секунду моего дня с Лукасом, в попытках определить, в какой момент все идет не так, все это является паршивым снотворным.
Черт возьми! Вот тебе и добровольный запрет на все, что связано с Лукасом.
– Меня не будет почти весь день. Дела здесь будут идти довольно медленно, так что, если ты хочешь переадресовать звонки, я могу найти для тебя занятие на стройке.
Нет, спасибо.
– О, гм… Я уверена, что смогу занять себя здесь.
Возраст и боль в мышцах заставляют его застонать, когда он встает со своего кресла.
– Ты уверена?
– Да, у меня много… дел, которые я могу сделать. – Делаю глоток горького горячего кофе, прячась за чашкой.
– Как хочешь. Если тебе станет скучно, позвони мне. – Он засовывает мобильник в карман и снимает ключи с крючка, который я вешаю на стену, чтобы он их не потерял. – О, это напомнило мне… Звонила Сэм.
– Ох. – Я машу мобильником, прежде чем подключить его к зарядному устройству. – У меня села батарейка.
Он прислоняется плечом к стене передо мной.
– Ты работаешь в «Пистолс Питс»?
Я пожимаю плечами.
– Просто беру кое-какие смены по выходным то тут, то там, если у них не хватает персонала.
Разочарование затуманивает его глаза, но он кивает.
– Звучит неплохо. Думаю, в эти выходные им понадобится твоя помощь.
Я стараюсь не показывать, как меня радует эта маленькая информация. В конце концов, каждая возможность работать – это еще один шаг к тому, чтобы выбраться отсюда.
– Увидимся. – Он снимает пояс с инструментами с другого крючка, специально для этого предназначенного, и уходит.
Больше времени наедине со своими мыслями. Это хорошо.
Я плюхаюсь на стол и проверяю телефон.
Как только он зарядится достаточно, чтобы звонить, я свяжусь с Сэм и возьму любую смену, которую она мне даст.
Нажимаю на устаревший компьютер на столе и захожу в Internet Explorer, чтобы найти карту.
Курсор перемещается по карте Соединенных Штатов.
– Хм… Куда я хочу уехать отсюда?
Как можно дальше.
Я закрываю глаза и вращаю курсор, затем останавливаюсь и открываю глаза.
– Алабама. Что, черт возьми, делать в Алабаме? – я закрываю глаза и повторяю процесс. – Орегон. Да, я могла бы жить в Орегоне. Горы, прохладная погода. Внесу это в список. – Закрываю глаза в последний раз, перемещаю курсор и… – Ты, должно быть, шутишь. Аризона. Нет. Ладно, значит Орегон.
Теперь с этим покончено.
Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в потолок.
Мой телефон оповещает, что он включен, а затем раздается сигнал о непрочитанном сообщении.
Ты сегодня будешь на смене? Тебе достается право первого выбора. Похоже, ты нравишься Лорин;)
Не то, чтобы у меня были планы на вечер пятницы, но после моей последней поездки в «Пистолс Питс» не думаю, что разумно участвовать в каких-либо общественных пьянках. Лукас терпит мое купание нагишом возле дома у реки, пока по-настоящему не узнает меня. Что-то мне подсказывает, что, если я появлюсь во второй раз, то он будет менее вежлив. Набираю быстрое сообщение, сообщая ей абсолютно точно, что буду там сегодня вечером.
Супер! В 4:30, не опаздывай.
Сэм заверяет меня, что если вечер будет насыщенным, что я смогу заработать пару сотен долларов чаевых. Это на двести шагов ближе к Орегону.
– Хорошая новость в том, что ты устроилась официанткой? – снисходительный смех Тревора ползет по моей коже, как сыпь. – Я имею в виду, что ты получила высшее образование, черт возьми. Разве ты не могла хотя бы получить должность старшей барменши? И кто, черт возьми, такой Сэм??
Почему я решила, что позвонить ему – хорошая идея?
Потому что ты надеешься, что он скажет что-нибудь милое, что отвлечет тебя от мыслей о Лукасе.
Боже!
– Сэм, сокращенно от Саманты, она была моей лучшей подругой в детстве. И из кожи вон лезла, чтобы устроить меня на эту работу. Чем больше денег я заработаю, тем быстрее смогу вернуться к своей жизни. – Я рисую на клочке бумаги фигурки, которые колют друг друга и плачут над своими окровавленными конечностями. – И полегче с этими штучками про официанток.
– Шай, прости, но… – он прочищает горло, словно это помогает ему избежать нового приступа смеха. – Ты лучше, чем это. У тебя есть работа у отца. Зачем унижать себя в каком-то деревенском баре с Сэм?
– Если я буду здесь, то хочу потратить каждую свободную минуту на то, чтобы выбраться отсюда. Это не значит, что куча друзей ломится в мою дверь, приглашая за покупками и девичниками. Что еще мне делать?
– Возможно, у меня есть способ помочь тебе в этом.
Я сажусь ровнее и, навострив уши, оглядываю кабинет.
– Каким образом? – он безраздельно владеет моим вниманием.
– У меня есть информация, что Лос-Анджелес ищет людей. Они принимают ролики и просматривают их в конце месяца.
Надежда взрывается в моей груди. Тревор думает, что я достаточно хороша для Лос-Анджелеса? Прикусываю губу от пронзительного визга.
– Тревор, это потрясающе! – вырываю из принтера свежий лист бумаги и готовлю ручку. – У тебя есть информация? Я могу прислать свой ролик сегодня же!
– О нет… Я не это имел в виду.
– Что?
Он глубоко вздыхает.
– Я говорил не о тебе, милая.
Не обо… Его хорошей новостью является то, что он собирается устроиться на работу в Лос-Анджелесе?
Мои плечи опускаются.
– Ох.
– Да, я посылаю свой ролик, и, ну, подумал, что если получу работу, устроюсь, то смогу потянуть за какие-нибудь ниточки, чтобы посмотреть, сможем ли мы вернуть тебя в поле.
Потянуть за какие-нибудь ниточки.
То есть я не могу получить эту работу исходя из собственных заслуг. В том смысле, что недостаточно хороша.
Он вообще в меня не верит.
– Да, да, это… Это было бы потрясающе.
Он продолжает говорить что-то еще, но я мертва внутри, далека от осознания его дальнейших слов.
Хорошая новость в том, что я работаю посменно в ковбойском баре.
Он претендует на работу на втором по величине медиарынке страны.
К черту мою жизнь.
– Знаешь, ты могла бы послать туда и свой ролик, но Лос-Анджелес знает о прямом эфире новостей, который транслируют по всему миру.
Держу пари, что да, и почему у меня такое чувство, что это Тревор им рассказывает? Боже, как я могла быть такой глупой? Он, вероятно, продает себя, используя этот инцидент, вероятно, хвастается тем, как спасает выпуск новостей и немедленно снимает меня с эфира своими навыками суперпродюсера.
Эгоистичный придурок.
Почему я вообще удивляюсь?
– … и когда я это сделаю, а ты знаешь, что сделаю, то постараюсь…
– Извини, мне надо бежать.
Я не жду его ответа. Ничто из того, что он говорит, не поможет в данный момент. Я сама по себе, уже очень давно, и это именно то, что мне нравится.
Стоя у барной стойки в «Пистолс Питс», я испытываю совершенно новое уважение к официанткам с коктейлями. Если раньше я полагала, что они одеваются как шлюхи, потому что хотят трахнуть способных и желающих, то теперь понимаю, что выбор одежды в этой области – ценная маркетинговая стратегия.
Я не одета ни в мини-юбку или в майку, обрезанную до пупка, но Сэм одета.
На мне узкие джинсы, ботинки и старая футболка Хэнка Уильямса, которую я нахожу в шкафу брата и отрезаю ворот и рукава, чтобы она свисала с плеча. Не слишком сексуально, не совсем несексуально, но далеко не распутно.
Я также не кладу в карман двадцатидолларовую купюру каждые десять минут, как Сэм.
Может быть, несколько часов игры в шлюху того стоят, если это означает удвоить то, что я заработала до сих пор.
«The Undertow», рок-кантри группа из Финикса, только заканчивает свой первый из трех сетов. Зал забит телами, и пытаться договориться о доставке напитков через толпу – все равно, что подняться вверх по течению грязевой реки, балансируя с подносом полным стеклянной посудой.
– У тебя все хорошо? – Лорин, которую сопровождают еще две девушки и два парня, чтобы поднять что-то тяжелое, изучает меня.
Зная, что моя работа будет состоять в основном в том, чтобы разносить напитки через толпы людей, я собираю волосы в гладкий прямой хвост. Это не только вызывает у меня адскую головную боль, но и далеко не так сексуально, как «невинные» косички Сэм.
– У меня все хорошо.
Она кивает и возвращается к бару, который заполнен посетителями, наполовину готовыми к тому, чтобы надраться, если уже не надрались.
Я хватаю пару пивных бутылок, которые она ставит, и цепляю их пальцами. Кто-то врезается в меня, как по команде, но мне удаетсся не пролить пиво. Я вижу Ника Миллера и Джастина Боатхауса, двух парней, которых знаю еще с начальной школы. Один ровесник моего брата, а другой – на год старше меня.
– Спасибо, Шайен! – Ник сует мне десятку. – Сдачу оставь себе.
Это было легко.
Двигаясь по комнате, я почти не вижу Сэм или двух других девушек. Згакомство с ними присходит в начале смены, они кажутся достаточно милыми, но я здесь не для того, чтобы заводить друзей или общаться.
Указываю на группу из шести человек за одним из высоких столов в моей секции и поднимаю один палец, затем указываю на их напитки, международный язык жестов означает: «Вы хотите еще один раунд?». Они все кивают, и я отправляюсь выполнять заказ.
Лорин откручивает крышки с пива, и я ставлю их на поднос таким образом, чтобы обеспечить максимальный баланс.
– Ты видишь Сэм поблизости?
Показываю большим пальцем через плечо.
– В последний раз видела ее в своей секции. Уверена, что она просто занята.
Она наклоняется в сторону, чтобы заглянуть за меня, ее ярко-рыжие волосы кажутся фиолетовыми под синим сиянием знака «Bud Light».
– Не вижу ее. Можешь найти ее и сказать, что мне нужно с ней поговорить?
Да, я против. С каких это пор я стала сторожем Сэм?
– Конечно.
Я ставлю два последних коктейля на поднос и осторожно балансирую, держа его близко к телу, чтобы никто не врезался в него. Ребята распределяют их и расплачиваются отдельно.
Ух… прежде чем стать взрослыми, все люди должны знать, что такие вещи, как раздельные чеки, чертовски раздражают. Не успею оглянуться, как они отправят меня обратно в бар, потому что в их напитке слишком много льда или соотношение хмеля и ячменя в пиве не совсем правильное.
Отдаю сдачу на шесть напитков и отправляюсь в противоположный конец бара в поисках Сэм. Она хорошо вписывается в такое место, как это, каждая девушка вокруг выглядит как какая-нибудь порнографическая версия Дейзи Дьюк. Думаю, что лучшее, что я могу сделать – это быть распутной Покахонтас.
– Эй, Тэмми, ты не видела Сэм? – спрашиваю я официантку, а потом паникую, потому что думаю, что ее зовут Тара.
Ее глаза расширяются вместе с улыбкой.
– О, ты не видела?
Я качаю головой.
– Что не видела?
Она приподнимает бровь, затем наклоняется.
– В дальнем углу сидит суперкрасавчик. Она крутилась вокруг него всю ночь. Думаю, он с группой! – в ее и без того высоком голосе слышится безумная фанатичная интонация.
– Почему это меня не удивляет?
Она наклоняется и шепчет:
– Если бы я не была счастлива в браке, то скакала бы на этом прекрасном жеребце, как наездница на родео.
Не могу сдержать смех, который срывается с моих губ, но я полна решимости найти Сэм и отправить ее к Лорин, потому что каждая минута моего отсутствия – это доллар из моего кармана.
Я проталкиваюсь сквозь скопления людей и петляю вокруг тех, кто слишком веселится, чтобы заметить меня.
Глазами обшариваю окрестности, пока, наконец, не замечаю Сэм в клубке частей тела у задней стены. Когда я приближаюсь, мужчина, к которому она наклоняется, шарит своей большой лапой под ее мини-юбкой, и у меня отвисает челюсть от их откровенных ласк. Я не ханжа или что-то в этом роде, но не нужно много воображения, чтобы понять, что его пальцы делают у нее между ног. Я заставляю себя поднять глаза на их головы. Освещение тусклое, и, если судить по языку тела моей бывшей лучшей подруги, то я бы сказала, что либо он притягательный, либо она липкая, как клейкая лента.
– Эм… Сэм?
Она не отвечает, но ее рука, лежащая на его ребрах, скользит между ними и… О боже. Это неловко.
– Сэм!
Она наклоняет голову, очевидно, пытаясь дотянуться до его гланд.
– Саманта! – я двигаюсь, чтобы похлопать ее по плечу, но отдергиваю руку и замираю, когда в поле зрения появляется лицо мужчины.
Лукас?
Его глаза встречаются с моими, и он отрывает свой рот от ее.
– Чего ты хочешь, Шай? – она звучит раздраженно, но продолжает с обожанием смотреть на него. А он не сводит глаз с меня.
Лукас наклоняет голову, и без бейсболки его волосы падают на лоб, открывая сверкающие холодные стальные глаза. Тени играют на углах его лица, делая его пугающим и манящим одновременно.
– О, э-э… – я указываю на бар. – Лорин ищет тебя.
Лукас крепче прижимает Сэм к своей груди, так сильно, что ей приходится сжимать его бицепсы.
Хорошо. Сообщение получено. Он хочет ее. А я прерываю их.
Неприязнь кипит у меня под кожей.
– Скажи ей, что я занята, прикрой меня. – Ее рука скользит по его плечу, перебирая волосы, что привлекает его внимание.
– Да, конечно. – Любой предлог, чтобы уйти, но я недостаточно быстра.
Он почти яростно дергает ее за косичку, наклоняя голову, прежде чем прижаться губами к ее губам. Я поворачиваюсь, но не раньше, чем становлюсь свидетелем извращенного соединения их влажных и жадных языков.
