Текст книги "Сплит (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Докажи это. – Голос моего отца грохочет у меня за спиной.
– Погуглите, мистер Дженнингс. Лукас Мензано – массовый убийца, которому посчастливилось отделаться парой формальностей, и теперь он живет в вашем городе. Работает в вашей компании и ухаживает за вашей дочерью.
Хватка моего отца ослабевает, и я прижимаюсь к нему, впитывая его силу.
– Покинь мой дом. Сейчас же.
– Шай, не убивай посланника. – У Тревора хватает нахальства улыбаться.
– Убирайся к чертовой матери из моего дома! – я снова наступаю на него, но мой отец удерживает меня.
– Ты слышал ее, Городской мальчик. – Едва сдерживаемый гнев заключён в словах моего отца. – Убирайся.
Он невесело смеется и вскидывает свои дряблые ручонки в воздух.
– Прекрасно. Я разберусь с историей без тебя. – Он подходит к двери, распахивает ее и оборачивается, свирепо глядя на меня. – Ты упустила свой шанс, Шай. Похоже, ты не такая целеустремленная, как я думал.
– Я предпочту уважение своей семьи и этого города, чем какую-то глупую, одинокую работу рядом с таким куском дерьма, как ты. А теперь уходи, пока я не схватила папину винтовку.
– Гребаная деревенщина. – Он захлопывает за собой дверь.
Глава 36
Лукас
Чернота отступает и катапультирует меня на свет. Я сижу на стуле посреди своей гостиной, и хотя здесь намного светлее, чем в темноте моего сознания, все равно темно. Ночное время.
Моя голова пульсирует, и я моргаю, чтобы прояснить свое размытое зрение. Пивные банки, пустая бутылка из-под спиртного в сочетании с запахом выпивки в воздухе подтверждают то, что мое тело уже говорит мне. Я пьян.
Запускаю руки в волосы, и мое сердце скачет галопом в груди. Я возвращаюсь к своему последнему четкому воспоминанию. Это была Шайен в больнице. Все, что я хотел сделать, это утешить ее, извиниться за то, что оттолкнул.
Вот тогда-то я и увидел их вместе. Дастин обнимает ее за шею и притягивает к себе для того, что выглядит как быстрое объятие, только в последнюю минуту он касается губами ее губ. Его пальцы в ее волосах, губы, которые он использует, чтобы запятнать ее, прижимаются к ее губам. Я знаю, что он пробует ее на вкус, сладкий вкус все еще свеж на моем языке, и страх, которого я никогда раньше не испытываю, взрывается внутри меня. Она отталкивает его – я знаю, что она не хочет поцелуя, но он все равно берет его. Я чувствую, как вокруг сгущается тьма; мысль о том, что он берет то, что она добровольно не отдавала, лишает меня остатков здравомыслия. Именно от этой мысли завеса падает, и Гейдж погружает меня во тьму. Несколько часов назад.
Мои дрожащие пальцы рассеянно перемещаются к шраму на челюсти.
Гейдж хочет, чтобы я знал, что он здесь делал. Если бы я только мог дотянуться до него, найти в тайниках моей души и спросить, почему он продолжает держать меня в неведении.
Поднимаюсь со своего места и направляюсь в душ, слегка покачиваясь и держась за пульсирующую голову. Оказавшись в своей комнате, я сбрасываю спортивные штаны, и от запаха незнакомых духов и секса у меня сводит живот. Упираюсь всем весом в стену и включаю свет. Пивные банки на полу, мой спальный мешок брошен на пол и… Мой желудок сжимается.
Нет…
Использованный презерватив.
Я вздыхаю и закрываю глаза.
Пожалуйста, нет.
Он бы не поступил так со мной. Жжение появляется в моих глазах. Руки обхватывают живот, отказываясь принять очевидное. Запах духов дразнит меня, и я вспоминаю похожие времена в прошлом.
Гейдж трахает одну из своих шлюшек в постели, все еще теплой от Шайен.
Я никогда не прощу его.
Никогда.
Пошатываясь, иду в ванную, включаю душ достаточно горячий, чтобы ошпарить мое тело. Наказание за то, кто я есть и что сделал… За доверие, которое разрушил. Я отвратителен.
Врывается голос моей мамы.
– Ты никто. Ты меня слышишь? Собака заслуживает большего уважения, чем ты. Теперь ты будешь есть, как одна из них.
Я зажмуриваю глаза, вспоминая, как плакал, умолял ее сжалиться, умолял о ее любви.
– Никто не может полюбить ублюдка. А теперь ешь!
Слюна наполняет мой рот, когда яркое воспоминание возвращает меня назад. Я скрючиваюсь над унитазом с бунтующим желудком, когда вынужден есть ее экскременты. Мое тело измучено ожогами желудочной кислоты, а слезы текут по лицу.
– Ты неблагодарный ублюдок! Теперь тебе придется съесть и это тоже!
Она разбивала мне череп об унитаз, крича о моей никчемности, а я молился, чтобы быть кем-то другим. Кем-то более сильным, кто будет сопротивляться, кем-то, кого она будет бояться. Молился, чтобы тьма укрыла меня в безопасности.
И в конце концов это произошло.
Он принял наказание, стал тем сильным человеком, которым я не смог быть.
Тогда почему он так поступает?
Я наконец-то нашел кого-то, кому могу доверять. Кого-то, кто заставляет меня почувствовать себя человеком, достойным.
Почему он не хочет этого для нас?
Я выхожу из душа и заглядываю в спальню, надеясь, что то, что я увидел ранее, исчезнет. Что увиденное мной окажется плодом воображения, заблуждением, вызванным разумом, которому нельзя доверять.
Но это не так.
Опираясь всем весом о раковину, я смотрю в зеркало. Отражение глаз передает слабость, которую я чувствую.
– Что ты сделал, Гейдж? – это кажется таким нелепым, но я знаю, что он меня слышит. – Я люблю ее, и знаю, что ты тоже ее любишь. Почему тогда не подпускаешь ее к нам? – неспособность смотреть на свое отражение, знание того, что мое тело отдано другой женщине, мои губы прижаты к губам незнакомки, вызывает у меня тошноту. – Пожалуйста, позволь ей любить нас. Мы этого не заслуживаем, но это не значит, что мы не должны это принимать.
Я вздыхаю и иду в свою комнату, чтобы взять чистую пару спортивных штанов и начать убирать последствия того, что Гейдж оставляет после себя. Некоторые пивные банки со следами ярко-розовой помады, что усиливает мой стыд. К тому времени, как я заканчиваю, мне кажется, что на моих плечах лежит груз необъятного размера, поскольку необходимость признаться Шайен душит меня. Достаю мешок для мусора, чтобы выбросить все, и нахожу Бадди, стоящего на подъездной дорожке, настороженного и сосредоточенного на густом лесу.
Бросаю пакет в мусорный контейнер и подхожу к нему, ожидая, что он побежит обратно в свое убежище под крыльцом, но он остается неподвижным, его глаза устремлены в никуда.
– В чем дело, приятель?
Может быть, поблизости есть лось или олень?
Его голова дергается в сторону длинной грунтовой дороги, и он низко рычит.
Я следую за его взглядом и слышу это прежде, чем вижу. Какое-то транспортное средство. Мое сердце подпрыгивает в груди от мысли, что это может быть Шайен. Наверное, сейчас около девяти часов вечера, не слишком поздно, она все еще может не спать.
В поле зрения появляются фары, и тело Бадди замирает, из его горла вырывается свирепое рычание. Я осторожно подхожу к нему и прикасаюсь, но он никогда раньше не подпускал меня так близко. Сажусь на корточки и глажу его по голове, надеясь успокоить. Он бросает на меня быстрый взгляд и поворачивается обратно к приближающимся фарам, которые слишком низко над землей, чтобы быть пикапом.
Разочарование поселяется в моей груди, когда подъезжает седан и паркуется. Я встаю, жалея, что не надел футболку, когда со стороны водителя выходит молодой мужчина. Бадди перемещается так, что стоит слева от меня, его грязная шерсть прижимается к моему колену, и я чешу его за ушами.
Мужчина подходит ко мне и дружески машет рукой.
– Привет, извини за беспокойство.
– Заблудился?
Он подходит ближе, и Бадди прижимается ко мне, для поддержки или от страха, я не уверен.
– Нет, не потерялся, но надеялся, что ты сможешь мне помочь. – Он протягивает мне руку, и тогда я замечаю, что этот парень не выглядит так, как будто из Пейсона. Он водит городскую машину, одет в городскую одежду – рубашку с воротником и штаны со стрелками, на нем даже какие-то туфли без застежки, которые выглядят так, будто им место в офисе, а не здесь, в грязи.
Я пожимаю ему руку, и его взгляд падает на Бадди.
– Он дружелюбный?
– Не знаю. Он никогда раньше не встречал посторонних. – Это не ложь, и легкая вспышка страха, которую я вижу в выражении лица мужчины, приносит мне немного удовлетворения.
Он прищуривает глаза, изучая меня.
– Лукас, верно?
Всплеск адреналина ускоряет мой пульс.
Откуда этот парень знает меня?
– Ты?..
Он усмехается.
– Извини, как грубо. Я появляюсь в твоем доме и даже не представляюсь. Я друг Шайен. Мы вместе учились в колледже.
Жар обладания заполняет мои вены, когда я слышу ее имя от мужчины, которого не знаю.
– У тебя есть имя?
– Тревор Питерсон.
Тревор… ее бывший коллега, вроде как бывший парень.
– Если ты ищешь Шай, то ее здесь нет.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на дорогу, ведущую к дому Нэша, и кивает.
– Да, я знаю. Провел некоторое время с ней и Нэшем ранее.
Мой пульс учащается, и я сжимаю кулаки.
– Я надеялся, что ты дашь мне шанс поговорить с тобой о Шайен.
Я качаю головой, мое тело отвечает прежде, чем рот успевает произнести слова.
– Мне нечего сказать тебе о Шай. Я тебя даже не знаю.
– Хм… – он потирает подбородок. – Забавно, потому что она поклялась, что ты будешь рад помочь нам с небольшим исследованием.
Нам?
– Какого рода исследование?
Он кивает в сторону дома.
– Не возражаешь, если мы зайдем внутрь и поговорим?
– Здесь тебя никто не услышит, мистер Питерсон. Мы в нескольких километрах от ближайшего дома.
Раздражение окрашивает его лицо, но я игнорирую это. Не могу понять почему, но от этого парня у меня мурашки по коже.
Он машет рукой в сторону крыльца.
– Не возражаешь, если мы присядем?
Он не ждет, пока я отвечу, а шаркает по пыли и сосновым иглам к ступенькам, где опускается, чтобы сесть. Я прислоняюсь к перилам, а Бадди возвращается к слепому взгляду на деревья.
– Дело вот в чем, Лукас… Прямо сейчас в больнице находится женщина, которая борется за свою жизнь после жестокого избиения.
Сэм.
Мой пульс колотится немного быстрее, и я благодарен, что парень не видит моего беспокойства.
– Я знаю об этом нападении. Весь город в курсе.
Он хмурится.
– Конечно. Знаешь ли ты, что на свободе разгуливает мужчина, который избивает женщин? Восемь женщин, если быть точным.
Шай упоминала об этом, поэтому я киваю.
Он сверкает покровительственной улыбкой.
– Мы с Шайен освещаем эту историю здесь, в Пейсоне.
– Вы с Шай… работаете вместе? – она никогда не упоминала об этом, и всякий раз, когда всплывает имя этого парня, нежность покидает ее. Но Шайен говорила, что он все еще думает, что может указывать ей, что делать.
– Так и есть. Она целеустремленная женщина и хочет эту работу в Лос-Анджелесе…
– Лос-Анджелес? – она называла при мне штат Орегон. Никогда не упоминала Лос-Анджелес.
– Да, эта история вернула бы ее в седло. – Он прихлопывает жука на своей руке, затем щелчком отбрасывает его тушку. – Вот тут-то ты и вступаешь в игру. Расскажи мне, что знаешь о Сэм.
Моя челюсть плотно сжимается.
– Да ладно, ты же знал, что я проведу свое исследование.
– Я ее не знаю. То есть не очень хорошо ее знаю.
Он приподнимает бровь.
– Это не то, что я слышал. Знаю, что у вас двоих было несколько очень публичных проявлений… привязанности. Затем очень публичная драка в баре, в котором она работает.
Кто ему это сказал? Шайен не стала бы этого делать. Она никогда не продаст меня… Если только. Знает ли она, что Гейдж спал с кем-то еще? Заставит ли ее гнев разоблачить меня?
– Я никому не причинил вреда.
– Ааа… – он трясет в мою сторону пальцем. – Видишь ли, вот тут ты ошибаешься. – Вставая, он наклоняется ко мне. – Я слышал, ты избил ее парня. У тебя есть склонность к ревности, да?
– Мне нечего тебе сказать.
– Тебе не нужно ничего говорить. Доказательства говорят сами за себя. Все, что мне нужно сделать, это соединить точки. – Он спускается с крыльца, ухмыляясь. – Парень вроде тебя…
Вроде меня?
– … твой послужной список.
Моя кожа покрывается холодным потом.
Он наклоняет голову.
– Ты, кажется, удивлен. – Его глаза сужаются. – Я все знаю о тебе, Лукас. Знаю, что ты сделал, что убил всю свою семью, прежде чем направить оружие на себя.
Чернота мерцает на краю моего зрения.
– Но все обернулось для тебя не так, как ты надеялся, не так ли? Ты не умер в тот день после того, как убил свою семью.
– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Я проклинаю дрожь в своем голосе.
Он прикусывает внутреннюю сторону щеки, а затем улыбается.
– Ты умен, отдаю тебе должное. Подросток, который может провернуть это, одурачить адвокатов, судью, черт возьми, присяжных… Это впечатляет. – Он делает несколько шагов к реке, и мои ноги горят желанием убежать, спрятаться, пока все это не пройдет. Но это старый я, который отворачивается от конфронтации. Знаю, что могу стать лучшим человеком, таким, какого заслуживает Шай, и полон решимости начать прямо сейчас.
– Не удивлен, что ты смог скрыть то, что сделал с Сэм.
– Я не…
– Жестокое массовое убийство, разгромленный дом, девушка, избитая до полусмерти, знаешь, что у всех этих вещей общего?
Я не отвечаю.
– Ты. У них у всех есть что-то общее с тобой. – Он подходит ближе.
– Ты ничего не сможешь доказать.
– А-а-а… Мне не нужно. Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя. Просто хочу, чтобы история была записана, и хочу эксклюзивности.
Мои глаза сужаются, а желудок сводит от тошноты.
– Они все равно арестуют тебя в конце концов, Лукас. С таким же успехом можно было бы опубликовать свою историю там. Черт возьми, ты можешь даже получить книжные предложения, пока сидишь в тюрьме, о тебе снимут фильм. Мне все равно, что ты можешь исчезнуть, и тебя больше никогда не услышат и не увидят. Все, чего я хочу, это чтобы ты рассказал мне свою историю под запись.
Мои руки дрожат, и я борюсь с чернотой, когда она пробует взять верх.
– Не могу. Я…
– О, конечно, ты можешь. Давай, расскажи мне свою историю, и я лучше оставлю Шай здесь, в Пейсоне, чем потащу ее с собой в Лос-Анджелес. Позволю ей остаться здесь со своей семьей, вместо того, чтобы сделать ее своей женой.
Мои зубы скрипят друг о друга, и каждый мускул в моем теле напрягается.
Медленная, понимающая усмешка кривит его губы.
– Это расстраивает тебя, не так ли? Разлука с Шай заставляет тебя хотеть крови. – Он делает несколько шагов ко мне. – Это вызывает у тебя желание убивать?
Занавес опускается, но я удерживаю его.
– Между нами, мне нужно было бы завести несколько девушек на стороне. Не уверен, пробовал ли ты еще маленькую навахо, но в постели она не так уж хороша. Она могла бы остаться дома и растить наших детей, пока я стану репортером новостей номер один в Лос-Анджелесе. – Он смеется. – Мысль о ней, такой сильной и свирепой, босой и беременной, делает мой член твердым, понимаешь? Если подумать, – он достает ключи из кармана, – оставь свою историю при себе. Я возьму Шай.
Я кричу:
– Нет!
И как раз в этот момент опускается занавес.
Глава 37
Шайен
– Как дела? – отец опускается рядом со мной на диван, где я смотрю на выключенный телевизор с тех пор, как Тревор уходит.
– Бывало и лучше. – Я одариваю его слабой, скорее всего неубедительной улыбкой. – Мне нужно пойти поговорить с Лукасом. Я просто… – не хочу застать его и его спутницу. – Мне нужно предупредить его, что Тревор что-то вынюхивает. Это все моя вина. Если бы я не вернулась, он жил бы спокойной жизнью.
– Как давно ты знаешь?
– Папа… – я выдыхаю, пытаясь сохранить остатки спокойствия, которые мне удается обрести с момента ухода этого мудака. – Тревор – придурок. Лукас, он…
– Никогда бы не позволил тебе пойти куда-нибудь одной с этим парнем, если бы думал, что он опасен.
– Он не опасен. Он… – Черт. У меня болит горло при воспоминании о нем с другой девушкой. – Все сложно.
– Черт, Шай… – он опускает голову на спинку дивана и трет глаза. – Лукаса судили за убийство всей его семьи? Я бы поклялся, что этот мальчик был наиболее чистым существом на этой земле.
Смотрю на профиль отца и задаюсь вопросом, должна ли я поделиться с ним секретом Лукаса. Он поймет, потому что помнит, каково было видеть, как люди осуждают мою маму, когда ее тело перестало работать, и она стала пленницей своей собственной головы.
– Так и есть. Лукас – самое чистое существо. – Я хочу закричать, что Лукас не убивал свою семью, но знаю, что это ложь. Является ли убийство меньшим преступлением, если этому есть разумное объяснение? Он все делал ради собственной безопасности, безопасности своих братьев и сестры. – Ты многого не знаешь о Лукасе.
Не могу избавиться от чувства, что предаю его доверие, но хранить тайну Лукаса – слишком тяжелое бремя. Выражение лица моего отца остается бесстрастным, и он ждет.
– Дело в том, что… гм… у Лукаса некоторые проблемы с психикой. – Я бросаю взгляд на своего отца, только чтобы увидеть, как его брови сходятся вместе. – Он страдал, папа. Его мать издевалась над ним, и спустя время, в последней отчаянной попытке его мозга справиться со всем этим он разделился… – я вздыхаю и выдавливаю эти слова из своего рта. – Он сплит.
– Объясни.
– Это называют диссоциативным расстройством личности. – Я наклоняю голову, чтобы взглянуть на него, и обнаруживаю, что он пристально смотрит на меня. – Одно тело, несколько личностей.
Он моргает и качает головой.
– Итак, Лукас…
– Лукас – это главная личность. Он тот, кого ты знаешь и нанимаешь на работу, художник, тихий парень. – Я прочищаю горло. – Гейдж – это другая личность.
– Оно имеет имя?
– Это не «оно», папа. А кто. И да, Гейдж – защитник Лукаса. Он появляется, когда Лукас оказывается в ситуации, с которой не может справиться эмоционально.
– Он жестокий? – в его голосе слышится паника.
– Он защищает Лукаса любой ценой. Я видела его злым и угрожающим, но в сердце Гейджа Лукас, так что…
– Лукас и мухи не обидит.
– Вот именно.
Он проводит двумя руками по своим волосам с проседью, и беспокойство в глазах заставляет его выглядеть старше своих пятидесяти пяти лет.
– Бедный ребенок.
Я наклоняюсь и сжимаю плечо отца.
– Мы – единственная семья, которая у него сейчас есть, и я отказываюсь позволять Тревору эксплуатировать его, когда он наконец нашел дом. Место, которому он принадлежит.
– Ты доверяешь ему, Шай?
– Ценой моей жизни. – Хотя, может быть, не так сильно моим сердцем.
– Хорошо. – Он встает и выбрасывает пустую бутылку в мусорное ведро. – Я знаю этого парня всего несколько месяцев, но он не дал мне никаких оснований не доверять ему. Это о многом говорит, когда видишь такого парня, как Тревор, от которого у меня мурашки бегут по коже, просто стоя с ним в одной комнате.
– Мне нужно пойти и поговорить с ним, папа. Отношения между нами… в некотором смысле они…
– Вы двое встречаетесь?
– Да.
Он кивает.
– Давай поедем в дом у реки и убедимся, что с Лукасом все в порядке.
– Папа…
Он поднимает руку.
– Я оставлю вас в покое, ребята, но после всего этого мне нужно самому увидеть парня.
– Хорошо.
Он берет свои ключи, а я хватаю пальто, прежде чем направиться к грузовику отца. На улице так холодно, что я вижу свое дыхание, но при мыслях о Лукасе снова покрываюсь потом от нервозности.
Что, если там Гейдж? Как отреагирует мой отец?
Я выдыхаю и забираюсь в грузовик, надеясь, что Лукас проявит себя достаточно хорошо, чтобы мой отец принял Гейджа так же легко.
Мы молча спускаемся по грунтовой дороге, ведущей к дому у реки. Мой разум обдумывает то, что нужно сказать, а также то, о чем нам с Лукасом нужно поговорить наедине.
– Ух ты! – мой отец жмет на тормоза, поднимая в воздух столб грязи.
– Бадди? – коричнево-белая собака расхаживает посреди дороги. – Что он делает?
Я выпрыгиваю и осторожно подхожу к нему.
– Привет, приятель. – Он смотрит на меня своими грустными собачьими глазами. – Все в порядке? – пес снова начинает расхаживать взад-вперед. Я поворачиваюсь к отцу и пожимаю плечами, затем прохожу остаток пути до дома. Как только место появляется в поле зрения, я прищуриваюсь на что-то похожее на темный автомобиль, припаркованный близко к кромке воды.
– Ты, бл*дь, издеваешься надо мной? – я срываюсь с места, и Бадди лает, преследуя меня. Я смутно слышу звук хлопающей дверцы грузовика моего отца, и когда моя нога касается нижней ступеньки крыльца, две руки обхватывают меня сзади за талию.
– Шай, успокойся, черт возьми, – рычит мой отец мне на ухо. – Не врывайся туда с мечом наперевес.
Мое дыхание вырывается резкими рывками, но он прав. Я ненавижу, что Тревор добирается до него раньше нас, но мне нужно успокоиться.
– Хорошо, я в порядке.
Папа отпускает меня, и я делаю успокаивающий вдох, но замечаю, что Бадди возвращается на середину дороги и смотрит на деревья.
Вместе мы поднимаемся по нескольким ступенькам на крыльцо, и мой отец стучит в парадную дверь.
– Лукас! Сынок, ты там? Открывай!
– Помогите!
– Заткнись!
Два мужских голоса.
Дерьмо!
Папа тянет меня за собой и толкает дверь.
– Какого черта?..
Я оглядываюсь и вижу, что посреди гостиной находится Тревор. Он сидит на стуле, его руки заведены за спину и закреплены скотчем, лодыжки выглядят также.
– Нэш, пожалуйста, вызовите полицию! – голос Тревора звучит слабее, чем я когда-либо слышала.
– Я так… – Гейдж сидит в углу, согнув колени и положив на них предплечья, его волосы растрепаны, свисают на глаза, которые пристально смотрят на меня. – Разочарован.
– Лукас…
Я хватаюсь за папины бицепсы.
– Это Гейдж, – шепчу я.
Гейдж усмехается.
– Не могу поверить, что тебя может привлечь такой мужчина, как этот. – Он указывает на Тревора, отвращение искажает его великолепное лицо. – Он уже дважды плакал. – Маниакальный смех срывается с его губ. – А у меня даже нет оружия!
Мой отец проходит вглубь комнаты, закрывая за нами дверь. Он переводит взгляд с Тревора на Гейджа, но в конце концов обращается к Гейджу:
– Что происходит, сынок?
Глаза Гейджа вспыхивают эмоциями от отеческого тона в голосе моего отца.
– Мистер Нэш… – он поднимается из своего сидячего положения, но не подходит ближе. Проводит рукой по волосам, чтобы пригладить их и выглядеть более презентабельно. – Приятно наконец-то познакомиться с Вами.
– Гейдж. – Мой отец кивает.
Глаза Гейджа находят мои, и его брови приподнимаются в молчаливом: «Ты ему сказала?»
Киваю в ответ. Как бы сильно я ни хотела ненавидеть Гейджа за совершенное, как сильно хочу рассказать ему, какую боль он мне причиняет, но не могу. Я должна верить, что он действует из чувства самосохранения, какой-то врожденной защиты, чтобы избежать любого рода эмоционального насилия. Боже, я больна, но все еще люблю его.
– Этот гребаный псих держит меня в заложниках! – Тревор нарушает молчание.
Гейдж закатывает глаза и неторопливо идет вперед. Мой пристальный взгляд пожирает его обнаженный торс и то, как его серые спортивные штаны свободно болтаются на узких бедрах. Он ходячее воплощение опасности и сексуальности. Его глаза останавливаются на моих.
– Он всегда был таким королем драмы?
Мой отец тычет пальцем в воздух.
– Кому-нибудь лучше начать говорить, или я вызову шерифа.
Гейдж свирепо смотрит на Тревора, отчего с лица моего бывшего исчезает то немногое, что было.
– Этот кусок дерьма появился на моем пороге, чтобы, бл*дь, допросить меня. Его попросили уйти. Несколько раз. Но он не ушел. – Он пожимает плечами. – Поэтому я затащил его внутрь и связал. – Он одаривает меня злобной ухмылкой. – Мы немного поболтали о его намерениях в отношении очаровательной Застенчивой Энн.
Это привлекает внимание и мое, и моего отца, а Тревор неловко ерзает в своих оковах.
– Похоже, у него были планы затащить тебя в Лос-Анджелес, но не для того, чтобы помочь с твоими карьерными целями. – Гейдж шлепает Тревора по затылку, заставляя его взвизгнуть. – Он собирался сделать тебя своей шлюшкой.
– Хa! Да, что ж, он мог бы попытаться. – Я пристально смотрю на своего бывшего парня. – Как будто я когда-нибудь позволю ему снова прикоснуться ко мне.
– Ты гребаная лгунья! – лицо Тревора напрягается, а на лбу вздувается вена. – Ты бы сделала все, что я попрошу, чтобы добраться до Лос-Анджелеса. Не веди себя сейчас так самодовольно. Ты трахалась со мной на протяжении всего обучения в колледже, только чтобы получить работу, и не…
– Достаточно. – Мой отец подходит к Тревору и поднимает его со стула. Со связанными запястьями и лодыжками папа перекидывает его через плечо. – Я буду снаружи. Позвоню Остину, чтобы он приехал и забрал этот мешок дерьма. Вы двое поговорите обо всем, о чем нужно поговорить, прежде чем сюда приедет шериф. А ты? – он смотрит на Гейджа сверху вниз. – Я доверяю тебе свою дочь. Не заставляй меня сожалеть об этом.
Гейдж становится немного выше.
– Да, сэр.
Удовлетворенный ответом Гейджа, мой отец направляется к выходу с дергающимся и раздраженным Тревором. Как только дверь закрывается, я смотрю на Гейджа. Между нами воцаряется тишина, мы оба бросаем вызов другому заговорить первым.
– Ты причинил мне боль.
Он откидывается назад, его плечи опускаются, взгляд направлен в пол.
– Я знаю.
– Почему? – это единственное слово вырывается как крик из моей души.
– Я думал… бл*дь. Видел тебя в больнице. Он поцеловал тебя.
Я резко втягиваю воздух.
– Ты был там? Это было не то, что ты думаешь…
– Лукас знал, что это не так. Он понял. – Он переминается с ноги на ногу и, наконец, переводит взгляд на меня. – Это был я. Я был… напуган. Думал, мы тебя теряем.
– Поэтому ты оттолкнул меня.
Его веки медленно опускаются. Это означает «да».
– Я не привык чувствовать это… – он погружает кончики пальцев в пространство между грудными мышцами, – …так глубоко. Это чертовски страшно. – Его серый взгляд встречается с моим. – А я никогда не боюсь.
Я чертовски хочу, чтобы его объяснение могло стереть память и избавить от душевной боли из-за совершенного им поступка.
– Ты никогда не будешь доверять мне настолько, чтобы полюбить.
Он делает шаг вперед, но, должно быть, видит что-то в выражении моего лица и останавливается.
– Это неправда. Я доверяю тебе. Доверяю. Но не могу потерять тебя, вот и все. Мы не можем жить без тебя, и это… – он глубоко вздыхает. – Как я могу тебе это доказать?
Я с трудом сглатываю и надеюсь, что то, что собираюсь сказать, не отбросит нас на два шага назад в том прогрессе, которого мы достигаем. Но я должна знать, что он доверяет мне, и это единственный способ.
– Расскажи мне, что произошло в ту ночь, когда погибла твоя семья.
Его лицо бледнеет.
– Ты возненавидишь меня, когда услышишь.
Я придвигаюсь ближе, пока мы почти не соприкасаемся, но отказываюсь делать первый шаг. Он потянется ко мне, когда будет готов.
– Никогда не смогла бы ненавидеть тебя, Гейдж.
– Думал, что я все испортил.
– Ты почти сделал это, но, к счастью для тебя, я так легко не сдаюсь.
– Ты должна отпустить нас, найти ту жизнь, которую ты заслуживаешь, Шай. – Его глаза сияют, и он опускает подбородок. – Я не могу обещать, что не причиню тебе боль снова.
– Конечно, ты можешь.
– Не могу. Это все так ново, и я так чертовски боюсь все испортить.
– Рискни, Гейдж. Доверься мне. Позволь понести часть этого груза за тебя. Расскажи, что произошло в ту ночь, когда погибла твоя семья.
Его руки обвиваются вокруг меня, и он зарывается лицом в мою шею, кожа его щек холодная и липкая на моем разгоряченном горле. Его большое тело обмякло на мне, что кажется желанным поражением.
– Почему ты намерена уничтожить меня, Шай? – он опускает свои стены, и моя грудь наполняется теплом, когда его доверие окутывает меня, как теплое одеяло. Его губы танцуют по моей коже. – Почему?
– Я не хочу уничтожать тебя. – Мой пульс стучит в ушах от дрожи в его голосе. Никогда не слышала, чтобы он был таким расстроенным. Я обнимаю его, прижимая к себе. – Хочу, чтобы ты позволил мне любить тебя.
Он отстраняется, его глаза мерцают, и я каким-то образом чувствую, что Лукас пытается пробиться. Обхватываю его челюсть обеими руками.
– Я люблю тебя, Гейдж. Люблю.
Его лицо искажается, как будто ему больно.
– Я причинил тебе боль. – Его голос становится как у капризного ребенка.
– Ты должен был поговорить со мной. Я бы все объяснила.
Черты его лица становятся холодными, отстраненными.
– Ни один мужчина не должен прикасаться к тебе губами.
– Гейдж, пожалуйста. Послушай меня. Дастин совершил ошибку, это точно. Он извинился. И знает, где мое место, что оно не с ним. – Я заглядываю ему в глаза, умоляя увидеть правду в моих. – Я не хочу никого, кроме тебя.
Легкая улыбка появляется на его губах.
– И Лукаса.
– Конечно, и Лукаса. – Я провожу большим пальцем по его нижней губе, и он закрывает глаза.
– Я не убивал их, – шепчет он.
Облегчение омывает меня, как самая теплая ласка. В глубине души я уже знаю, что Лукас и Гейдж не способны на убийство детей, но услышать это непосредственно от единственного выжившего той ночью человека заставляет меня успокоиться.
Он не убивал их.
– В ночь, когда они умерли… – он смотрит на свои руки. – Мама, она… умела наказывать. С ней это всегда было ментальной игрой. Я даже не знаю, что мы сделали в тот день, чтобы так сильно ее разозлить. – Он смеется, но это совсем не смешно. – Не то, чтобы ей когда-либо нужна была причина, чтобы издеваться над нами. – Выражение его лица становится мрачным, как будто кто-то щелкает выключателем. – Она позвала нас всех в комнату и вручила Майки нож.
Я поджимаю губы, сдерживая свои слова, рыдания и дыхание.
– Она приставила пистолет к голове Майки. Я помню, что он был серебристым. – Гейдж моргает, затем хмурится, как будто все это разыгрывается у него в голове. – Она сказала ему, что если он не зарежет нашу сестру, то всадит ему пулю в мозг.
Я хочу умолять его остановиться, спасти от кошмара его прошлого, но знаю, что ему нужно рассказать об этом так же сильно, как мне нужно это услышать.
– Майки плакал и умолял не убивать его. – Его голова склоняется набок, а холодные, затравленные глаза смотрят на меня. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы десятилетний мальчик умолял сохранить ему жизнь, Шай?
Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова, в то время как моя душа кричит о его боли.
– Он не мог этого сделать. Каждый раз, когда Майки подносил этот нож к ее маленькой шейке, она кричала, что не хочет умирать, умоляла сохранить ей жизнь. – Он ударяет себя кулаком по виску. – Я все еще слышу это!
Слезы наворачиваются на мои глаза и грозят пролиться.
– Мне так жаль… – шепчу я.
– Мама сказала ему открыть рот. – Он послушался. Его взгляд уплывает в сторону, чтобы ни на чем не фокусироваться. – Он всегда ее слушался. Был хорошим мальчиком. – Гейдж выныривает из воспоминаний, в которых находился, перемещая свой взгляд на меня. – Она положила его дрожащие пальцы на спусковой крючок, взяла нож и приставила его к горлу нашей сестры. Дала ему второй вариант. Покончить с собой, или она убьет Алексис.
