Текст книги "Сплит (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Мое сердце колотится от непрошеного гнева. В миллионный раз я пытаюсь убедить себя, что Лукаса, которого я знаю, не существует. Что он уже не тот человек из закусочной, потерявший свою маму. И не тот, кто улыбается самым невинным шуткам, называет меня «мэм» и краснеет, когда я на секунду задерживаю на нем взгляд. Этот человек – кто-то другой.

Так что к черту его. К черту их обоих. Мне не нужно это дерьмо. Я переезжаю в Орегон, черт возьми!

На полпути к барной стойке я борюсь с желанием вернуться назад, вырвать волосы Сэм клочок за клочком и скормить ей, когда кто-то цепляет меня за руку.

– Эй, притормози, Турбо!

Я смотрю на ухмыляющегося Дастина.

Он окидывает меня ленивым взглядом.

– Куда это ты так спешишь?

Черт! Дастин здесь, и менее чем в нескольких метрах его недо-подружка трахает в рот моего… э-э… другого парня!

Будь я хоть наполовину такой сукой, какой хотела бы быть, то привела бы его прямо к ней, но это не так. Кроме того, Лукасу позволено целоваться с кем угодно.

Я перевожу дыхание и успокаиваю его.

– Работаю. – Я указываю на свой фартук.

– Ни хрена себе. – Он показывает почти пустую пивную бутылку. – Захвати мне еще одну. – Его тяжелые веки, раскрасневшиеся щеки и влажный рот указывают на то, что он, вероятно, не нуждается в еще одной. – Пошевеливайся. – Он улыбается, как будто приказы заводят его.

– Неважно, это твое похмелье.

Я тянусь к бутылке, но он поднимает ее выше. Смотрю на него, не понимая, что происходит, и снова беру ее, но он хватает ее так, что я до нее не дотягиваюсь. Мудак! С последним вздохом прыгаю, чтобы схватить ее, и он двигается так, что мое тело врезается в его, грудь к груди, живот к животу.

Его руки обвиваются вокруг моей талии, прежде чем я успеваю найти опору, и его рот касается мочки моего уха.

– Ах, наконец-то. Скучал по ощущению тебя в своих объятиях, Шай.

Он что, издевается?

Я наклоняю голову и говорю ему прямо в ухо:

– Ты ведь не скучал по мне, когда трахал мою лучшую подругу, Дастин?

– Конечно скучал. – Он обнимает меня крепче. – Я хотел тебя, но ты ушла. Она была заменой, пока ты не вернешься.

– Ты болен. – Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает меня. – Отпусти меня.

– Нет. Пока ты меня не поцелуешь.

– Отвали. – Я пихаю его снова, но ста восьмидесятисантиметровый придурок, который целый день таскает мешки с кормом, слишком силен.

– Один поцелуй, Шай. Я не скажу Сэм, обещаю. – Он опускает свои губы к моим, и я поворачиваю лицо, чтобы он пускал слюни на мою щеку. – Боже, даже у твоей кожи такой же вкус.

– Отвали к чертовой матери! – снова толкаю его, но он держит меня так крепко, что я не могу вдохнуть полной грудью.

Мои глаза отчаянно ищут помощи, но шум бара в сочетании с тем, как он держит меня, не будет выглядеть чем-то большим, чем пара, обнимающаяся на танцполе, пьяная и покачивающаяся под музыку.

Он утыкается носом мне в шею, и влажный жар его языка омывает мое горло.

– Пожалуйста. – Я пытаюсь просунуть руки между нами, чтобы оттолкнуть его. – Дастин, прекрати…

Его тело отрывается от меня. Сила инерции швыряет меня на пол. Боль пронзает колено. Ладони жжет от шлепка об пол, но это помогает смягчить падение.

Дастин вскакивает на ноги, быстро двигается и оказывается нос к носу с Лукасом.

– В чем твоя проблема, чувак?

Черт.

Лукас отбрасывает его от меня?

Я вскакиваю, и острая боль в колене заставляет меня хромать.

Глаза Лукаса перемещаются от моей ноги к лицу, беспокойство мелькает за смертельным взглядом, задавая безмолвный вопрос.

– Со мной все в порядке.

Он быстро моргает и, кажется, немного расслабляется, когда поворачивается к Дастину с небрежностью ленивого тигра. Спокойный, но смертоносный.

Дастин толкает Лукаса.

– Кем ты, бл*дь, себя возомнил? – его глаза превращаются в узкие щелочки. – О, подожди секунду. Я слышал о тебе. Ты – дебил, работающий в «Дженнингс». – Он снова пихает Лукаса, но тот не двигается с места и выглядит совершенно невозмутимым.

– Оставь его в покое! – я толкаю Дастина двумя руками, но он хватает меня за запястья и прижимает к своей груди.

– Ты этого хочешь, дебил? – он разворачивает меня лицом к Лукасу, его руки сжимают мои на животе.

Глаза Лукаса невероятно темнеют.

Из толпы появляется Сэм, осматривает сцену, а затем льнет к Лукасу. Ее руки обвиваются вокруг его талии, как питоны, но он, кажется, совершенно не замечает ее присутствия.

– Брось это, Дастин. Мы расстались. – Она смотрит на меня извиняющимся взглядом. – Ты можешь забрать его обратно. Он мне не нужен.

Я качаю головой и пытаюсь вырваться.

– Отпусти ее. – Изо рта Лукаса вырывается сердитое рычание, но оно совсем на него не похоже.

Сэм смотрит на него, нахмурившись.

– Заставь меня, дебил. – Дастин утыкается носом в мои волосы за ухом.

– Ты отвратителен! Просто оставь его в покое! – я брыкаюсь ногами, но это бесполезно, он слишком силен.

Его пивное дыхание обдает мое лицо, когда он смеется.

– Не могу в это поверить. Ты заступаешься за умственно отсталого? Тебе нравится эта чушь, Шай? – он дергает меня в своих объятиях. – Он тебе нужен? Ему придется забрать тебя у меня.

Глаза Лукаса скользят к моим и практически блестят от возбуждения. Намек на улыбку кривит его губы.

– Не слушай его, Лукас!

Он переводит взгляд на Дастина и отмахивается от Сэм с такой силой, что она вскрикивает. Шагнув к Дастину и оставив меня единственным, что стоит между ними, Лукас ухмыляется, поднимает руку и молниеносно бьет моего бывшего.

Кровь брызжет мне на щеку.

Дастин падает, как мешок со свиным кормом. Я бы упала вместе с ним, но Лукас обнимает меня за талию.

Сэм бросается к Дастину, опускается на колени и толкает его.

– Ты идиот!

Я двигаюсь, чтобы проверить, как он, но Лукас безжалостно сжимает мое запястье и тащит прочь. Моим ногам ничего не остается, как последовать за ним, когда он сворачивает в ближайший коридор и толкает заднюю дверь.

– Лукас, я…

Он разворачивает меня. Мое колено горит, я спотыкаюсь и ударяюсь о стену, теряя воздух из своих легких.

– Не Лукас. Гейдж. – Его губы прижимаются к моим, и я задыхаюсь, когда его язык скользит в мой рот.

Нет, нет! Я не хочу этого.

Я бью его кулаками в грудь, но он рычит, прижимает меня сильнее к стене, зажимая мои руки между нами. Его язык скользит по моему, мощные губы требуют моего сотрудничества и лишают воли к борьбе. Мои глаза закрываются, и я стону, беспомощная против эйфории.

Его губы гладкие, сильные и жадные. Я высвобождаю руки и обхватываю его за шею. Мои ногти царапают его плоть. Из его груди вырывается рычание, и он тянет меня за футболку, сжимая ее в кулаке и натягивая так сильно, что она впивается в кожу. Этот поцелуй не похож ни на что из того, что я чувствовала раньше – животный и первобытный.

Это не тот Лукас, которого я знаю. Не робкий, застенчивый, почти испуганный человек, о котором я начала заботиться.

Он кусает меня за верхнюю губу, и реальность обрушивается на меня.

Гейдж.

Он называл себя Гейджем.

Тяжело дыша, я отрываюсь от его губ, и он проводит носом по моей челюсти. Его дыхание быстрыми порывами касается моей разгоряченной кожи.

– Кто такой Гейдж, Лукас?

Его тело напрягается, и он медленно отстраняется. Подбородок опущен, и он смотрит на меня сквозь тяжелые веки, в которых горит эмоция, которую я не могу назвать.

Щупальца страха вьются вверх по моему позвоночнику, сотрясая мое тело сильной дрожью. Не могу объяснить, откуда знаю, и это не имеет смысла, но…

– Ты не Лукас, – шепчу я.

Он медленно качает головой, намеренно удерживая наши взгляды.

– Где он?

Его веки трепещут, и он отталкивает меня, оставляя пространство между нами.

– Держись от него подальше.

Что это? Его лицо и тело говорят о Лукасе, но он говорит так по-другому, что…

– Я хочу поговорить с Лукасом.

Его голова дергается, и он бросается на меня, а большие руки прижимают мои плечи к стене.

– Не связывайся с ним. Держись подальше, или я тебя закопаю. – Он поворачивается на пятках и направляется к стоянке, исчезая между рядами машин.

Я хочу погнаться за ним, но страх приковывает мои ноги к земле.

Провожу дрожащими пальцами по губам. Пульс стучит в ушах, голова кружится.

– Кто ты, Лукас?

Глава 14

Лукас

Я лечу. Нет, не лечу, а падаю. Воздух обволакивает мое тело, и чувство невесомости наполняет грудь. Мои руки и ноги бьются, но не в панике.

В восторге.

Воющий смех девушки заставляет мое сердце бешено колотиться.

Голубая вода появляется прямо под моими ногами. Ее становится больше по мере того, как я падаю.

Я готовлюсь к удару.

Мое тело дергается. У меня перехватывает дыхание, сердце тяжело колотится, и я моргаю, пока глаза привыкают к солнечному свету.

Я в своей комнате, на своей кровати. Обхватываю голову руками, и свет подтверждает то, что я уже знаю.

Затмение.

Потираю виски, когда мои чувства возвращаются к жизни, и быстро мысленно проверяю свое самочувствие.

Головная боль.

Но это не редкость после провалов в памяти.

Смотрю на свое тело. Все еще в одежде, хотя я лежу в постели. Мои рабочие ботинки все еще на мне и… Я сжимаю и разжимаю правый кулак.

Болят костяшки пальцев?

Смотрю в окно с того места, где сижу. По-моему, сейчас раннее утро. Из моей груди вырывается стон, и тяжесть разочарования грозит снова погрузить меня в сон.

Моя память. Я должен постараться вспомнить как можно больше.

Ложусь на спину и закрываю глаза рукой.

Работаю, подбираю плитку. Там была Шайен.

Прыжок!

Мой сон, это действительно случилось.

Мои губы растягиваются в крошечную улыбку, несмотря на беспокойство о том, что я становлюсь темным. Я высадил ее у дома, вернулся к себе, чтобы поработать над своей резьбой, и… вспышка ее на моей кухне заставляет меня выпрямиться. Я не отвез ее домой. А привез ее сюда.

Она была здесь. Смотрю на светильники и… чувствую ее тело в своих объятиях, теплое и такое грустное. Я обнял ее, и она…

– Черт возьми! – ударяю кулаками по матрасу и морщусь, когда боль пронзает правый кулак.

Что она увидела?

Я ни разу не терял сознание ни перед кем с момента переезда сюда. У меня случалось несколько таких провалов в колонии, но они были короткими и никогда не привлекали внимания. Я даже прожил годы без единого затмения, но потом переехал в приют, и они вернулись с удвоенной силой. Просыпался в таком гневе, люди, которым я причинил боль, требовали ответов, но в моей голове не было воспоминаний о произошедшем. В конце концов мне пришлось бежать.

Я переезжаю в разные города, держусь особняком так долго, как только могу. Чем больше выставляю себя на всеобщее обозрение, тем сильнее становятся провалы в памяти. Только когда я переезжаю сюда, они уходят.

Но теперь провалы в памяти возвращаются. И из всех людей именно перед Шайен.

Я осматриваю окрестности в поисках доказательств ее нахождения здесь, в моей комнате, когда дуновение чего-то едкого и чужеродного просачивается сквозь туман после моего затмения. Я стараюсь идти на запах, чтобы понять, откуда он исходит, но мне не нужно далеко идти. Двумя пальцами я подношу рубашку к носу и съеживаюсь.

Духи.

Я был с женщиной.

Отвращение накатывает на меня, прожигая внутренности.

Только не снова.

Я вскакиваю, и меня накрывает головокружение. Мой желудок протестует против этого движения, но я преодолеваю тошноту и направляюсь в ванную, упираюсь руками в овальное зеркало над раковиной и смотрю на свое отражение. Большая часть моей челюсти покрыта щетиной, за исключением пятна на шее, шрамированная кожа слишком повреждена, чтобы отрастали волосы. Я провожу кончиками пальцев по сморщенной плоти и проклинаю свое состояние.

Это заноза в моей заднице, мой крест, который я должен нести.

Я срываю рубашку через голову и бросаю ее в душ, чтобы постирать. Запах духов всегда напоминает мне о матери, и я не могу рисковать снова потерять сознание так скоро после того, как прихожу в себя.

Включаю максимально горячую воду и позволяю воде литься на мою одежду, пока бреюсь. Намыливаюсь, вытираю пар с зеркала и делаю первые несколько движений бритвой, когда кое-то в зеркале привлекает мое внимание.

Какого черта?

Я приближаюсь к нему и наклоняю голову, чтобы осмотреть большой фиолетовый круг на шее.

Это… засос?

Пот выступает на моей коже, я скидываю джинсы и проверяю между ног. Ничто не кажется необычным, не то, что в прошлом, когда я просыпался голый, липкий и с похмелья.

Заканчиваю бриться и прыгаю в душ. Не знаю, как долго я там нахожусь, но к тому времени, когда заканчиваю, у меня кончается мыло, и кожа горит. Как я ни стараюсь вернуться назад и вспомнить хоть что-нибудь о том, что происходило во время моего затмения, невозможно вытянуть связную мысль.

Она была расстроена.

Я мрачнею.

Теперь у меня на шее засос.

Неужели я?.. Нет. Я бы не стал, но… О Боже. Он бы стал.

Я натягиваю серую футболку, чистые джинсы, мой желудок урчит. Когда я ел в последний раз? Хватаю свои рабочие ботинки и пробираюсь в гостиную. Мои глаза обшаривают местность в поисках улик. Все, что угодно.

Но все выглядит неизменным, ничего неуместного.

Я иду на кухню, чтобы быстро взять сэндвич с арахисовым маслом, и там на подоконнике сидят Человек-паук, Бэтмен и Пинки Пай.

Я не ставил их туда.

Альбом для рисования открыт, и мое сердце колотится, когда я приближаюсь к нему осторожными шагами. В поле зрения попадают рисунки на открытых страницах. Шайен обнаженная в реке. Ее светлые глаза смотрят на меня со страницы вместе с предупреждением, нацарапанным корявым почерком…

Время для очередной жертвы.

Я роняю сэндвич, хватаю кепку и ключи.

Шайен.

Все как в тумане, когда я мчусь по грунтовой дороге, поднимая в воздух стену пыли. Подъезжаю к дому Дженнингсов и отчаянно ищу ее грузовик, но его там нет. Мчусь к шоссе, мой пульс колотится в горле, и я ударяюсь о тротуар с визгом шин. Мой желудок снова урчит, и голод в сочетании с беспокойством за Шайен вызывает у меня головокружение.

В закусочной ее нет, в офисе Дженнингса грузовика тоже не видно. Мои худшие страхи разрастаются, и я изо всех сил моргаю, чтобы сосредоточиться на дороге и не поддаться ужасу.

У меня кружится голова, когда я сворачиваю на своем грузовике за угол и немного дальше по дороге к участку в три акра, на котором мы строим двухэтажный дом. Сразу же вижу грузовик Нэша и выскакиваю, чтобы найти какое-нибудь выдуманное оправдание своему опозданию и безумию.

Ложь – это то, в чем я всегда был хорош.

Это уберегает меня от психиатрических лечебниц, и если я справлюсь с этим, то смогу остаться в Пейсоне и сохранить свою работу. Мне просто нужно знать, что она в безопасности.

Несколько парней поднимают подбородок в быстром приветствии, а Стилтс идет мне навстречу через стройплощадку.

– Эй, парень. Чувствуешь себя лучше?

– Э-э…

«Чувствуешь себя лучше?»

Я был болен?

– Да? – я ищу Нэша или Коди, надеясь, что они смогут сказать мне, все ли в порядке с Шай.

Он показывает большим пальцем через плечо, указывая на кого-то, кто должен быть где-то за ним.

– Слышал, что случилось.

Отлично, не мог бы ввести меня в курс дела?

– Ах, да?

Я осторожен, потрму что не уверен, что мы говорим об одном и том же, но в любом случае мне нужны ответы.

Он наклоняется вперед.

– Должен сказать, рад слышать, что ты сбил с этого маленького засранца Дастина спесь. Парню нужно было надрать задницу.

Мои глаза расширяются, и я киваю. Это все, что я могу сделать, потому что иначе закричу: «О чем, черт возьми, ты говоришь?» – это привлекло бы слишком много внимания. Если то, что он говорит, правда, значит, я не отсиживался дома.

Я не просто был в отключке, а был в отключке на публике.

– В любом случае, очень жаль насчет пищевого отравления. – Он хлопает меня по плечу. – Ты все еще выглядишь немного потрепанным. Возможно, стоит подождать еще один день.

– Еще один день… да. – Мой голос нечитаем, а голова кружится.

– Ого, полегче. – Он хватает меня за плечи, его кустистые темные брови опускаются на обеспокоенные глаза, и он предлагает мне сесть. – Положи голову между колен или… черт… Принесите Лукасу воды или еще чего-нибудь? – кричит он через плечо.

Смотрю перед собой, но ничего не вижу. Это не похоже на затмение, когда я перехожу от света к темноте, как щелчок выключателя. Это…

– Лукас? – мягкий женский голос звучит в моих ушах за секунду до того, как мое поле зрения заполняется голубыми глазами. – Я держу его, Стилтс.

Шайен.

С ней все в порядке.

Один вид ее живой и здоровой немного проясняет мою голову.

Мой взгляд прикован к удаляющимся ногам Стилтса, а затем снова к ней. На ней бейсбольная кепка, надвинутая на затылок, а щека забрызгана белой краской, как и несколько длинных прядей черных волос, выбивающихся из-под кепки. Может быть, это просто облегчение от того, что с ней все в порядке, но в этот момент она выглядит как никогда красиво.

– Эй… – она берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза, изучая мои. – Лукас… верно? – она отворачивает лицо, но лишь слегка, как будто готовится к чему-то.

– Ага.

– Хорошо. – Она глубоко вздыхает, и выражение ее лица расслабляется. – Ты вернулся, – шепчет она, и на ее губах появляется легкая улыбка, но я не могу ответить ей тем же.

Она знает.

Я оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что мы одни, спрашиваю то, что буквально умираю от желания узнать.

– Что случилось?

– Ты можешь идти?

Я киваю.

Она помогает мне встать, но я качаюсь.

– Лукас, ты уверен, что с тобой все в порядке? Когда ты ел в последний раз?

Последнее, что я помню, было…

– Тако.

Она дергает головой.

– Тако? Со мной?

Я снова киваю.

– Ага.

Она хмурится, подставляет плечо, обнимает меня и прижимает к себе.

– Ладно, пошли.

Мы проходим через наполовину построенный дом в заднюю часть, выходящую к густым деревьям. Я благодарен ей за то, что она такая сильная, и что, когда мы проходим мимо нескольких парней, она делает вид, что держится за меня, а не поддерживает. Если бы я не чувствовал себя таким слабым и растерянным, то впитал бы ощущение ее мягкого тела, прижатого к моему, ее тепла рядом со мной. Мы проходим несколько метров через кустарник и останавливаемся у основания большой Дугласовой ели.

– Сюда. – Она опускает меня на землю, и я падаю, прислонившись спиной к стволу.

– Извини, не знаю, что со мной. Должно быть, пищевое отравление.

Она игнорирует меня или, возможно, не слышит.

– Сейчас вернусь. – Она уходит, и ее удаляющаяся фигура расплывается, смешиваясь с вечнозелеными деревьями.

Сон умоляет забрать меня. Прохладный ветерок смешивается с теплым солнцем, которое просачивается сквозь ветви и оседает на моей коже. Мои веки тяжелеют, но прежде чем они закрываются, чья-то рука хватает меня за подбородок.

– Мне нужно, чтобы ты поел. – Она сует мне в руку бутерброд.

Я протягиваю его ей.

– Не могу. Я…

Ее лицо приближается к моему, так близко, что я чувствую ее дыхание на своих губах, вижу крошечные серые пятнышки в ее глазах и чувствую сладкий аромат шампуня.

– Ты мне доверяешь?

– Нет.

– Ешь. – Ее глаза холодны и жестки, это не просьба, а я слишком уставший, чтобы сопротивляться.

Я откусываю от бутерброда и стону, когда вкус наполняет мой рот. Меня вдруг охватывает голод, как будто все мои внутренние органы только сейчас начинают понимать, что голодают.

Она немного расслабляется, когда я проглатываю кусочек за кусочком, пока, наконец, не опускается рядом со мной, чтобы прислониться к дереву, сгибая ноги и кладя предплечья на обтянутые джинсами колени.

Как только доедаю бутерброд, она протягивает мне бутылку воды. Я выпиваю ее за несколько секунд, и она протягивает мне еще одну.

– Мне очень жаль. Не знаю почему…

– Ты не ел с пятницы.

– И что?

Ее голова наклоняется, и она пронзает меня взглядом, который заставляет опустить глаза, чтобы избежать этого.

– Сегодня понедельник, Лукас.

Моя голова резко поворачивается.

– Что?

Она сует мне в лицо пакет с зеленым виноградом.

– Ешь.

Я делаю то, что мне говорят. Страх заболеть щекочет мой затылок, но голод побеждает беспокойство.

– Не знаю, что с тобой происходит, но у меня такое чувство, что ты в таком же неведении, как и я.

Я перестаю жевать, потрясенный тем, как хорошо она меня читает, и запихиваю в рот еще виноградины.

– Дело в том, что многое произошло, и… – она поворачивает ко мне глаза, в которых светится боль. – Нам нужно серьезно поговорить.

Глава 15

Шайен

Слава Богу, он вернулся.

Как бы мне ни хотелось связать его и допросить о том, что произошло в пятницу вечером, какого черта он два дня отсиживался в своем доме, я могу сказать, что он напуган. Этот потерянный взгляд его глаз я чувствую в своей груди.

Проблеск испуганного мальчика, которого я видела раньше, возвращается, и замешательства на его лице достаточно, чтобы разорвать старые раны.

Я провожу все выходные в офисе, исследуя то, что, по моему мнению, происходит с Лукасом, и, собираю как можно больше информации, боясь, что оказываюсь права.

О, Лукас, через что ты прошел?

После того, как я кормлю его всем своим обедом, включая утренний и дневной перекус, а также запас шоколада на всякий случай, цвет его лица становится лучше. Лукас более бдителен, и у него есть энергия, чтобы поддерживать свое собственное тело.

Мы прячемся достаточно далеко в лесу, чтобы нас никто не видел, но из-за деревьев доносятся звуки пил и гвоздометов. Я поворачиваюсь к нему и ловлю его взгляд, брови сведены вместе, и он жует свою нижнюю губу, которая, как я теперь знаю, на ощупь даже мягче, чем кажется. Он изучает землю.

– Кто такой Гейдж?

М-да… мягкий подход, Шайен.

С другой стороны, утонченность никогда не была моим коньком.

– Гейдж – это… я. – Его плечи опускаются, и он качает головой. – Все очень сложно.

Так и знала. Он и Гейдж, и Лукас.

– Что ты знаешь?

Он облизывает губы и подтягивает колени, чтобы опереться на них предплечьями.

– Сколько себя помню, у меня были эти… провалы в памяти.

Я сглатываю, нервничая больше за него, чем за себя.

– Сначала они были случайными, или, по крайней мере, мне так казалось. Но когда я стал старше, заметил закономерность, например, они никогда не случались в школе, или когда я был дома один с сестрой и братьями. Они всегда случались, когда у меня были какие-то неприятности.

– Как долго они обычно длятся?

Он ковыряется пяткой ботинка в грязи, выгребая ямку, в которую, кажется, скорее, заползет, чем продолжит разговор.

– Все в порядке. Ты можешь мне доверять.

– Когда мне было десять, я целыми днями был в темноте. Когда приходил в себя, то ничего не мог вспомнить.

Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть свое потрясение и надеясь, что он не замечает моей реакции на тревожную информацию.

– Ты всегда теряешь дни? Как в эти выходные?

– Нет, в среднем они длятся несколько часов. Иногда меньше. Зависит от того, насколько плохи дела. – Он морщится.

– Какого рода дела? – мне страшно узнать ответ.

– Раньше? Из-за наказаний. – Он смотрит на меня встревоженными глазами. – Сейчас? Угроза.

– Почему на этот раз?

Он пожимает плечами и шепчет:

– Я хотел… утешить тебя. Это последнее, что я помню.

Мой желудок сжимается, тошнотворное чувство соперничает только с моей печалью.

– Ты чувствовал угрозу… от меня?

– Женщины. Они это запускают. – Он слегка отшатывается от меня, словно ожидая, что я наброшусь на него.

Я прочищаю горло и пытаюсь расслабиться. Если его потребность утешить меня вызывает провал, то моя паника может сделать то же самое, и я не могу рисковать потерять Лукаса теперь, когда он наконец впускает меня.

– А наказания? – я борюсь с приступом тошноты, боясь его ответа.

Он потирает затылок.

– Моя мама.

Я позволяю тишине установиться между нами, не желая напугать его, озвучивая четыре тысячи вопросов, которые крутятся у меня в голове, чтобы он рассказал мне больше.

Что, если я спровоцирую жестокую сторону Лукаса только потому, что являюсь женщиной?

Всплеск адреналина ускоряет мой пульс, и я внезапно перестаю осознавать окружающую меня обстановку.

Инстинкт подсказывает мне бежать, но в глубине души я верю, что Лукас не причинит мне вреда. Я была одна у него дома, предоставляя ему такую возможность, но единственное, что он ранит – это мои чувства. И даже его более агрессивная личность защищает меня от Дастина. Это должно что-то значить.

– Иногда я приходил в себя, свернувшись калачиком на полу, все тело болело. Иногда просыпался тогда, когда она стояла надо мной и кричала. Я возвращался из тьмы к ее перекошенному от гнева лицу и словам… – он смотрит в никуда, но, кажется, видит все.

Комок застревает в горле от того, как он, должно быть, страдает. Я подсаживаюсь ближе, кладу руку ему на спину и растираю вверх-вниз длинными уверенными движениями. Его мышцы напрягаются под моим прикосновением, но через несколько десятков секунд он, кажется, расслабляется.

– Твои родители когда-нибудь водили тебя к врачу?

Он качает головой, но не вдается в подробности. Наверное, женщина, которая так жестоко наказывает своего сына, что он теряет сознание, не обратилась бы за медицинской помощью. Слишком легко попасться.

– Мой младший брат Майкл часто рассказывал мне о Гейдже. Он говорил: «Я испугался, но потом пришел Гейдж» и «Если мама рассердится, все будет хорошо, потому что Гейдж позаботится о нас». Раньше я думал, что это воображаемый друг, их версия ангела-хранителя.

От прерывистого звука его голоса у меня горят глаза и носовые пазухи.

– А позже младшая сестра смотрела на мою классную фотографию. Она все время указывала на меня и говорила: «Кто это? Лукас или Гейдж?». Потом, после своего появления, он оставлял мне записки.

– Записки, типа на бумаге?

– Да, и еще здесь. – Он переворачивает руки ладонями вверх.

Я сглатываю сквозь комок в горле.

– На этот раз он оставил что-нибудь?

Он открывает рот, затем быстро закрывает его и качает головой.

– Нет.

Я складываю руки на животе, чувствуя внезапный холодок на ветру. Его мать была жестокой, это уж точно. Понимаю, почему он избегает вопросов о ней.

Неужели она бросила его вместо того, чтобы умереть, как я сначала предполагала?

Думать, что ее жестокое обращение было настолько жестоким, что Лукас стал совершенно другим человеком, чтобы защитить себя – это трагедия за гранью понимания.

– Что случилось той ночью, Шайен? – его голос звучит так сокрушенно, как будто он уже знает ответ и извиняется за него.

– Ты был в баре.

Его широко распахнутые глаза обращаются ко мне.

– Я был в баре? – он роняет голову на руки и стонет.

– Гейдж был. Он ударил парня, с которым я выросла. – Нет необходимости вдаваться в подробности, что-то подсказывает мне, что чем меньше информации Лукас обработает, тем лучше.

Он сгибает правую руку.

– Я не знала, что происходит, когда ты не пришел на работу сегодня утром. И поэтому сказала отцу, что ты заболел, чтобы он не приходил проведать тебя. Надеюсь, все в порядке.

– Зачем ты это сделала? – шепчет он и поворачивается ко мне. – Почему ты защищаешь меня?

– Лукас? Ты когда-нибудь слышал о «диссоциативном расстройстве личности»?

– Думаю, да.

– Это расстройство личности. Некоторые называют это расстройством множественной личности.

Его уши краснеют. Он вздергивает подбородок и сцепляет руки за головой.

– Если ты считаешь меня сумасшедшим, не беспокойся. Я уже знаю об этом.

– Тебе так и не помогли…

– Я пытался. Он никогда не позволял мне. – Он изучает верхушки деревьев. – Разве ты не понимаешь? Мне никогда нельзя доверять, потому что он всегда будет частью меня.

Я моргаю, вспоминая Гейджа, его полный ненависти взгляд, угрозы и нанесенный удар, который, казалось, почти не беспокоил его.

– Ты хочешь причинять людям боль?

– Конечно, нет.

– Возможно, у тебя больше контроля, чем ты думаешь. – Я пожимаю плечами, как будто это так просто, и надеюсь, что он чувствует себя ободренным, хотя не имею ни малейшего представления, правда ли это. Но я должна верить, что его доброта победит.

Провожу потными ладонями по бедрам, стесняясь признать, что, возможно, он не так уж сильно отличается от меня. Когда потеряла маму, часть меня умерла вместе с ней, и я стала кем-то другим, чтобы не чувствовать боли – сосредоточенной на карьере, эгоистичной, одержимой желанием оставить воспоминания позади любой ценой.

– Я не жду, что ты поймешь.

Я наклоняюсь и кладу руку ему на плечо, умоляя посмотреть на меня. Он этого не делает.

– Тогда объясни.

– Почему от меня пахло духами? – в его голосе звучит твердость, которую я никогда раньше не слышала, и мне не нужно спрашивать, чтобы понять, что он говорит о Гейдже.

– Он появился в «Пистолс Питс». Я видела, как он целовался с девушкой и…

Звук, похожий на крик умирающего животного, срывается с его губ, и он хватается за затылок. Я не могу себе представить, как ужасно было бы потерять власть над своим телом и проснуться, понятия не имея, что ты натворил.

Судя по его опущенным плечам, он предполагает худшее.

– Ничего не случилось, Лукас. Я почти уверена, что вы двое так и не добрались даже до второй базы.

– Это неправильно…

– Это горный городок, перепихоны в барах и драки вполне обычны.

– … я мог действительно кому-то навредить…

– Лукас, ты слишком остро реагируешь.

– … гораздо хуже. – Он замирает и смотрит на меня, его серые глаза сияют печалью. – Ты была там.

Мое лицо пылает, и его глаза мечутся к щекам, затем расширяются.

– Неужели я… Гейдж, неужели он…

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что он целовал меня, а его руки блуждали по моему телу с силой, которая в равной степени пугает и возбуждает меня. Слова пляшут на кончике языка, мне больно признаваться, как сильно я хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне, как сильно жажду еще одного собственнического поцелуя, который лишает меня связных мыслей.

То, что он видит на моем лице, заставляет его отшатнуться.

– Мне пора. – Он быстро встает и отступает на шаг, прежде чем повернуться ко мне. Кажется, Лукас раздумывает, помочь мне подняться или нет, но в конце концов протягивает руку и поднимает меня на ноги. – Спасибо за еду. Скажи своему отцу, что я отдам ему резьбу к концу недели. Закончу ее дома… То есть в доме твоей мамы… Я…

– Об этом не беспокойся. Мой отец позаботится о тебе. Если тебе нужна помощь…

– Нет! – сила в голосе, кажется, пугает даже его и заставляет мое сердце подпрыгнуть. – Пожалуйста. – Он подходит ближе, и от этой близости мне хочется заключить его в объятия. – Никому не говори.

Темная ярость в его глазах той ночью сменяется болезненной невинностью, уязвимостью, которая заставляет мои руки отчаянно пытаться утешить. Он сломлен, мучительно красив и…

– Шай.

То, как он называет меня, вырывает меня из моих мыслей.

Его дымчато-серые глаза умоляют.

– Пожалуйста.

– Не скажу. Обещаю.

Он тяжело выдыхает, и его плечи опускаются.

– Спасибо. Я… э-э… Увидимся. – Он трусцой возвращается к месту работ, и я даю себе время прийти в себя.