Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Выражение лица Бена суровое, когда он следит за отступлением Энтони взглядом, который может вызвать пожар. Мои щеки горят от смущения. Бен переходит от пристального взгляда на Энтони к проверке своих часов.

Я прочищаю горло и пытаюсь вести себя нормально. Не хочу, чтобы он чувствовал, что уход должен быть неудобным, что он не может просто помахать мне рукой и уйти.

– Спешишь? Уверена, что Джесси и Бетани не терпится вернуться к своим…

– Я выпью еще пива. – Он пододвигает ко мне свой пустой пинтовый стакан.

– Серьезно?

Бен уже не улыбается так свободно, как раньше, но его смертельно хмурый взгляд немного смягчился.

– Конечно. Но за этот я заплачу.

Я беру новый стакан и наполняю его пивом. Он протягивает мне двадцатку и говорит оставить сдачу себе.

– Бен…

– Не спорь. Просто возьми это.

Мурашки бегут по моим рукам при звуке его твердого голоса.

Я засовываю сдачу в банку для чаевых и оставляю Бена, чтобы сделать заказы на напитки. В баре наступает небольшое затишье, и я смотрю на часы. Уже почти десять часов. Пиво Бена опорожнено на три четверти.

Я направляюсь к Энтони.

– Я беру пятнадцатиминутный перерыв.

Он хмурится.

– Прямо сейчас?

– Да. И если ты еще раз шлепнешь меня по заднице, я отправлю твои яйца тебе в грудную клетку.

Он хихикает.

– Ты же знаешь, я люблю, когда ты говоришь непристойности.

Я направляюсь в противоположный конец бара.

– Бен, у меня перерыв. Хочешь немного поболтать со мной?

Он отодвигает свой бокал.

– Конечно.

– Встретимся в переулке сзади.

Кажется, он с облегчением освобождает свое место в баре.

Я убегаю, прежде чем кто-нибудь может спросить меня о чем-то, и выскальзываю из пульсирующей музыки и стробоскопов в заднюю зону клуба с бетонными полами и люминесцентными лампами. Мимо шкафчиков, кладовых и технических помещений к задней двери. Нащупываю ключ в заднем кармане, затем выхожу на свежий воздух мягкой пустынной ночи.

Словно по зову моих мыслей, когда поднимаю глаза, Бен выходит из-за угла кирпичного здания. Черт, он выглядит даже лучше, чем я думала. Его фланелевая рубашка не заправлена поверх фантастически сидящих джинсов и коричневых ботинок. Он похож на модель рекламы «Олд Спайс», только сексуальнее.

– Как долго у меня будет звенеть в ушах после сегодняшнего вечера? – говорит он, подходя ко мне.

Я смеюсь, радуясь, что к нему возвращается игривость.

– По крайней мере, до утра. – Я не могу перестать улыбаться, и, без сомнения, он это замечает. Прислоняюсь к кирпичному зданию. – Спасибо, что пришел.

Бен прислоняется спиной к стене рядом со мной – недостаточно близко, чтобы коснуться, но близко.

– Спасибо, что пригласила. – Он смотрит в переулок, налево, потом направо. – Ты уходишь через эту дверь ночью?

– Да, моя машина вон там на стоянке. – Я указываю на стоянку немного дальше от того места, где мы стоим. Когда я вижу его суровую линию бровей и, зная его рыцарские манеры, я успокаиваю его. – Я работаю здесь много лет, и у меня никогда не было проблем с безопасностью.

– Это хорошо, – рассеянно произносит он, затем качает головой, как бы отгоняя все свои опасения. – Какое пиво ты мне налила?

– Местное, а что? Тебе понравилось?

– Понравилось. Оно крепкое. – Он застенчиво улыбается. – Это чувствуется.

– Наверное, мне следовало подумать о том, что ты мало пьешь. Это пиво может быть довольно коварным.

– Я в порядке. И спасибо за пиво.

– Спасибо за чаевые.

Он наклоняет голову в мою сторону.

– Не за что.

Несколько секунд между нами тянется тишина, пока мы смотрим друг на друга, решая, кто первым отведет взгляд. Бен проигрывает, моргает, глядя на свои ботинки, и засовывает руки в карманы.

– Так что, э-э… – Он смотрит на меня. – Кто этот парень?

Нет никаких сомнений в том, о ком спрашивает Бен.

– Энтони? – Я пожимаю плечами. – Никто.

Он поднимает брови.

– Парень знает об этом?

Я неловко хихикаю.

– Ему сказали, он просто не слушает.

Бен корчит гримасу, как будто кто-то ударил ему в глаза ослепительным светом.

– Хочешь, чтобы я с ним поговорил?

– О бож… я имею в виду, Бен, нет. – Я качаю головой. – Нет. В этом нет необходимости.

– Похоже, что есть, – бормочет он.

– Он просто дурачится.

Бен снова наклоняет голову в мою сторону.

– Тебе это не понравилось. – Опять же, это не вопрос.

– Нет.

Он хмыкает и смотрит на кирпичное здание напротив нас.

– Мне тоже не понравилось.

Это привлекает мое внимание. Я говорю себе не придавать этому значения. Говорю себе, что Бен просто хороший парень, и это связано не столько со мной, сколько с его чувствами к женщинам в целом.

– Не все люди так благородны, как ты, Бен Лэнгли.

Он качает головой и возвращается к изучению своих ботинок.

– Если бы ты только знала…

Теперь я наклоняю голову, чтобы увидеть его лицо.

– Хочешь сказать, что это не так?

– Ох, Эш… – Он слегка улыбается. – Я думаю, что от пива у меня развязывается язык.

– Мне нравится, как это звучит. – Я заговорщически потираю руки. – Рассказывай. Я хочу услышать все твои глубокие, темные секреты.

Мы немного смеемся, и мужчина откидывает голову к стене, чтобы посмотреть на беззвездное небо. Несмотря на то, что я на каблуках, он намного выше меня. В нем должно быть больше шести футов, может быть, шесть футов два дюйма.

Я поворачиваюсь к нему лицом, прижимаясь плечом к стене. Мужчина замечает это, и поворачивается ко мне, подражая моей позе. Я скрещиваю руки на груди, и он делает то же самое.

– Только один, Бен. Расскажи мне один свой темный секрет. Я должна знать, что за всей этой добродетелью скрывается немного бунтарства.

– Больше, чем немного.

Я чувствую, как у меня отвисает челюсть.

– Что?

Он смеется.

– Это тебя удивляет?

– Эм, да! Я имею в виду… ты – Бен Лэнгли. Ты – пастор Бен Лэнгли.

– Я все еще мужчина, – говорит он своим глубоким голосом.

Я втягиваю воздух, ожидая в бешеном предвкушении.

– О, ты должен мне рассказать. Только один. Или, еще лучше, дай мне угадать.

– Это должно быть интересно. – Его взгляд не отрываются от моего. – Попробуй это сделать.

– Хммм… – Я провожу языком по нижней губе. – Ты не ставишь свою продуктовую тележку обратно в загон после покупок.

– Что это за монстр, который не ставит тележку на место?

– Хорошо, значит, не это. Хм… О! У тебя есть неоплаченный штраф за парковку.

– Нет. Никогда не было штрафов за неправильную парковку.

Я закатываю глаза.

– Шокирующе.

– Ты ужасна в этой игре.

– Дай мне попробовать еще раз! Хм, давай посмотрим… ты прокрадываешься на другой фильмом после того, как тот, за который ты заплатил, закончился?

– Никогда этого не делал, нет.

– Даже в детстве?

– Особенно в детстве.

– Хм. Взял больше одного образца в «Костко»?

Бен качает головой.

– Украл полотенце из отеля?

– Я бы никогда этого не сделал.

– О боже, серьезно? Как ты вообще можешь называть то, чем живешь, жизнью, если никогда не нарушал ни единого правила?

Он не отвечает, просто задумчиво смотрит на меня.

Я опускаю руки по швам.

– Всё. Я сдаюсь. Ничего не могу придумать. Ты действительно святой, не так ли?

– Хочешь правду?

– Ты способен сказать ложь? Потому что, честно говоря, в этот момент я бы солгала. Ты просто такой… идеальный.

– Это не так.

– Так и есть!

– Эш… – Выражение его лица становится серьезным, и его взгляд опускается на мои губы.

– Что? – выдыхаю я.

– Ты бы все еще считала меня святым, если бы я сказал, что думаю о том, чтобы поцеловать тебя?

Я моргаю, уверенная, что неправильно его поняла.

– Нечего сказать, да? – Он не улыбается.

– Ты можешь эм… можешь, пожалуйста, повторить?

Мужчина придвигается ближе, или, может быть, я придвинулась ближе к нему. В любом случае, сейчас мы почти соприкасаемся.

– Я провел много часов, думая о том, каково было бы поцеловать тебя. Все еще считаешь меня святым?

– Почему бы тебе это не сделать?

– Что? – Кажется, он искренне удивлен этим. Глупый, глупый мужчина.

– Может быть, если ты это сделаешь, то поймешь каково это и тогда перестанешь думать об этом.

Он хмуриться, а взгляд твердо прикован к моим губам. Я подхожу ближе, пока не чувствую тыльной стороной ладоней его обтянутые джинсами бедра. Мой пульс учащается, страх перед его отказом – яркое предупреждение о том, что я никогда не забуду и не смирюсь с тем, что меня отверг такой красивый и хороший человек, как Бен.

– Ты такой высокий. – Откидываю голову назад, чтобы посмотреть на него снизу вверх. – Если хочешь поцелуя, тебе придется спуститься за ним.

Бен моргает и наклоняется. Опускает руки по бокам, и я ожидаю почувствовать его крепкую хватку на своих бедрах, но жар его ладоней так и не приходит.

– Я не должен, – шепчет он так близко, что я чувствую жар его дыхания, запах сладкого пива на его языке.

Я скольжу руками вверх и хватаю его за рубашку на талии. Мой разум кружится от пьянящего сочетания похоти и возбуждения. Облизываю губы. Его темные глаза вспыхивают огнем, и в этот момент я понимаю, что Бен потерялся в своих низменных инстинктах. Голос в его голове, говорящий, что он должен уйти, был заглушен этой связью между нами.

Он двигается. Опускает голову. Я закрываю глаза и чувствую прикосновение его губ к моим. Такое мягкое, нежное, словно перышко у моего рта. Сладкое. И даже близко недостаточное.

БЕН

Я сжимаю руки по бокам, чтобы они не дрожали. Не тряслись от страха или нервозности… или нужды. Я сдерживаю свое желание притянуть девушку к себе, прижать ее нежное тело к своему, пригвоздить ее к стене, чтобы она не ускользнула.

Мои вены наполняются опасным коктейлем желаний, и я уступаю, совсем немного, единственной вещи, о которой не мог перестать думать всю ночь. Целовать Эшли.

От ее собственнической хватки за мою рубашку у меня поднимается кровяное давление, а сочетание эйфории и пива мешает мне ясно мыслить. Тепло ее губ, знойный аромат ее волос – я человек на краю пропасти, изо всех сил пытающийся удержаться на ногах.

Целую ее сомкнутыми губами, прижимаюсь к ее губам. Тихий стон вырывается из ее горла, и я жажду почувствовать его на своем языке.

Это уже слишком. Я зашел слишком далеко. Перешел черту. Собрав все остатки самообладания, выпрямляюсь, но прежде чем успеваю выпустить воздух между нами, Эшли обхватывает одной рукой мою шею, другой – спину и приподнимается на цыпочки, крепко прижимая свое маленькое тело к моему.

Рычание удовольствия, которое вырывается из моего горла, застает меня врасплох, когда девушка облизывает мои сомкнутые губы. Ее скользкому язычку невозможно противиться, и я приоткрываю губы.

– Да, – шепчет она мне в рот, когда я отдаюсь под ее контроль.

Поцелуй не жесткий и не быстрый. Это медленно и обдуманно, каждый вкус, который мы получаем друг у друга, желанный, как будто будет последним. И он должен быть последним. Но даже когда эта мысль пронизывает меня, то же самое происходит и с твердым осознанием того, что я должен поцеловать ее снова. Столько раз, сколько мне сойдет с рук. Столько, сколько она мне позволит.

Эшли рукой скользит вверх по моей шее к волосам, царапая ногтями кожу головы. Наклоняюсь ближе. Я отказываюсь от борьбы, чтобы оставаться под контролем, и крепко обнимаю ее, почти отрывая от земли, чтобы получить больше, глубже, ощутить ее вкус полнее. Ее искусный язычок дразнит, заставляя меня гоняться за ним с мучительной потребностью в большем. Больше ее влажного рта, ее мягких изгибов, ее хриплых стонов.

Как мне удавалось жить без нее так долго?

Мэгги.

Ледяная волна вины гасит огонь, пылающий в моей душе, и я разрываю поцелуй. Эшли задыхается от неожиданности, и я опускаю ее, отступаю назад и провожу рукой по волосам, в то время как моя грудь вздымается.

– Эш… Мне очень жаль.

– Почему? – В ее голосе слышится улыбка, но я отказываюсь смотреть на нее. – Я не могу.

Золотое кольцо на моем пальце кажется слишком тугим, сжимающим, осуждающим.

– Я женат. Я не могу этого сделать.

– Бен… – Она произносит мое имя с такой любовью, что это только усиливает чувство вины. – Все в порядке, я знаю, как ты относишься к Мэгги. И не представляю угрозы для того, что было у вас, ребята.

Волна гнева поднимается у меня под ребрами. Как она может так говорить? Девушка представляет угрозу всему в моей уравновешенной жизни. Моему браку, воздержанию, контролю. Просто дыша, Эшли представляет собой ходячую угрозу всему, за что я твердо держусь.

– Эй, – окликает она меня, наклоняя голову, чтобы поймать мой взгляд. – Не делай этого, хорошо? Не кори себя. Это была моя вина. Я поцеловала тебя.

Уголки моих губ дергаются. Очень мило с ее стороны взять вину на себя, но она ошибается. Это я отпустил, поддался тоске, которая была у меня дольше, чем я даже в состоянии признаться себе.

– Я не должен был раскрывать тебе свой секрет.

Она кажется такой собранной, такой непринужденной, совсем не такой потрясенной, как чувствую себя я.

– Я очень рада, что ты это сделал. Время исповеди? Я надеялась получить шанс на твои губы в течение многих лет.

Я смотрю ей в глаза.

– Серьезно?

Она медленно кивает, как будто заново переживает поцелуй в своих мыслях.

– Твои губы оказались даже лучше, чем я себе представляла. А у меня живое воображение. – Она подмигивает. – Спасибо, что побаловал меня.

Это все, что было? Просто небольшое баловство? Я уверен, что Эшли воспринимает поцелуи, как рукопожатия – дружеские, но совсем не личные. Это единственное объяснение того, почему она ведет себя так, будто мы только и делали, что обнимались. Но мой пульс все еще колотится, ее вкус все еще на моем языке, мой член болезненно тверд, а мои намерения далеки от невинных, когда я смотрю, как ее соблазнительные голубые глаза сверкают в тусклом свете.

– Я должен идти, – говорю я. Почему? Потому что, если останусь здесь еще на секунду, то обязательно отброшу все остатки своего контроля и зацелую ее до чертиков у этой стены.

– Хорошо. – Она широко улыбается.

Мои губы горят от желания поцеловать эту лучезарную улыбку на ее великолепном лице. Вместо этого я отхожу в сторону.

– Спокойной ночи.

Она отворачивается. Все, что связано с тем, что я вижу ее удаляющуюся спину, кажется неправильным. Я хочу обнять ее сзади, как это сделал тот мудак в баре. Хочу уткнуться носом в ее шею, вдохнуть ее аромат, поцеловать каждый сантиметр ее шеи, избегая губ, пока девушка не начнет умолять меня поцеловать ее.

– Тебе тоже.

– Увидимся в воскресенье? – спрашиваю я, зная, что это делает меня полным придурком, ожидая, что она продолжит приходить в церковь после того, как я пересек такую интимную границу.

Эшли открывает дверь в клуб, поворачивается и улыбается так ярко, что это врезается мне в память, как будто девушка не ожидала, что я захочу увидеть ее в воскресенье.

– Ваша паства не может приветствовать саму себя. Увидимся, Бен.

– До встречи. – Я смотрю, как она исчезает за дверью. – Эш!

Она приоткрывает дверь, прежде чем та закрывается, и смотрит на меня.

– Да?

– Будь осторожна, хорошо?

Потому что, если кто-то прикоснется к ней, попытается причинить боль или проявить неуважение… Я стряхиваю с себя нелепое чувство собственничества, которое испытываю. Я виню пиво, или, может быть, это все пьяные мужчины в клубе, которые разглядывали ее, или то, как Энтони обращался с ней.

– Всегда.

Эшли закрывает дверь, и я остаюсь снаружи наедине с таким клубком противоречивых мыслей, что не знаю, с чего начать, чтобы распутать их все.

– Почему ты здесь?

Я слышу вопрос моего брата еще до того, как переступаю порог своего дома. Они с Бетани лежат на диване, телевизор включен, но если кто-то из них не покупает новый нож, который может разрезать металлическую банку так же хорошо, как помидор, я предполагаю, что они не смотрели на экран. Слава богу, они оба полностью одеты.

– Я живу здесь, – сухо говорю я, закрывая дверь.

– Как все прошло? – Бетани выпутывается из рук и ног моего брата, чтобы сесть.

В конце концов, он стонет и делает то же самое.

– Хорошо.

Джесайя хмурится.

– Хорошо? И это все?

Феноменально. Ужасающе. Я даже не помню, как ехал домой, потому что мой разум не переставал прокручивать тот поцелуй.

– Да. Это было мило.

– Мило? – Брат проводит рукой по лицу. – Он так и не сделал ни одного движения.

Бетани игнорирует его.

– Что ж, я буду считать это победой. – Она подходит ко мне. – Я просто рада, что ты ненадолго выбрался из дома.

– Час. Его не было всего час.

Она пожимает одним плечом.

– Было больше похоже на полтора часа.

Брат хлопает себя по обтянутым джинсами бедрам и встает.

– Ладно, чувак. Мы пытались. Теперь оставим тебя в покое, чтобы ты сам довел себя до оргазма.

– Джесайя! – Лицо Бетани ярко-красное.

Я качаю головой, потому что не могу отрицать, что это не плохой вариант. Но я бы никогда не признался в этом Джесайе и, конечно же, никогда не сказал бы этого перед Бетани.

– Спасибо, что остался.

– Все было хорошо. Эллиот все это время спала. – Бетани берет свою сумочку и останавливается передо мной. – Ты уверен, что не против, если я вернусь в Лос-Анджелес? Если тебе не на сто процентов комфортно с Эшли, дай мне знать, и я останусь.

«О, мне комфортно с Эшли, все в порядке. Даже слишком. Всего несколько минут назад, когда она прижималась ко мне. Мне скорее некомфортно без нее».

– С нами все будет в порядке. У тебя есть свой собственный ребенок, о котором нужно заботиться. – Я киваю подбородком в сторону моего младшего брата, по сути большого ребенка.

Бетани смеется, и они направляются к двери. Я провожаю их туда, что, фактически находится в двух шагах от того места, где я стоял.

– Не забудь о моем предложении тебе записаться с нами. – Джес обнимает свою жену. – Ты мог бы показать Аренфилду свои оригинальные вещи. – Он поднимает брови, как будто положил глазурь на торт, предложение, от которого я не могу отказаться.

– У меня нет никаких оригинальных вещей. – Не говоря уже о том, что мне наверняка пришлось бы уйти с поста главного пастора церкви Благодати, если бы я в конечном итоге официально работал с Джесси Ли.

– Придумай. Ты всегда был крутым автором песен.

– Джес, я не могу…

– Возьми еще недельку подумать об этом. – Он хлопает меня по спине.

– Надеюсь, ты ищешь кого-то другого. Мне бы не хотелось, чтобы твой следующий альбом зависел от меня, когда я снова и снова повторяю тебе, что мой ответ – нет.

Он прищуривается, изучая мои волосы.

– Просто мило, да?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Бетани, которая смотрит на лицо своего мужа, затем прослеживает за его взглядом на меня.

– Что? – спрашиваю я.

Мой брат ухмыляется.

– Знаешь, сколько женских рук было в моих волосах… Ай! – Он потирает живот там, где Бетани ударила его. – Черт. Прости, это просто… – Он снова смотрит на меня.

– О боже, – шепчет Бетани. – Ты же не думаешь…

– Я больше, чем думаю, детка. Я знаю.

– Но… ты… я имею в виду… Эшли?

– Да, черт возьми, кто еще?

– О чем вы, ребята, говорите? – устало спрашиваю я, уже отчаянно желая, что они уберутся из моего дома.

Мой брат, который никогда не ходит вокруг да около, выпаливает:

– Как вы двое умудрились потрахаться в клубе? Ты пробыл там всего час.

– Что? – шипит Бетани.

– Ты бредишь, – говорю я, жестом приказывая им уйти, пока выражение моего лица ничего не выдало.

– Ага. Конечно. – Джес хихикает. – Посмотри хорошенько в зеркало, братан. Волосы на затылке направлены не в ту сторону. Либо ты лежал на спине, в чем я сомневаюсь, либо в них были женские руки.

Я ощупываю затылок, и, конечно же, пряди направлены в разные стороны. Мне не следовало отменять стрижку несколько недель назад. Мой обычный укороченный стиль теперь длиннее. Волосы достаточно длинные, чтобы их можно было схватить, провести нежными пальцами…

– Это не наше дело. Пойдем домой. – Бетани практически вытаскивает руку Джеса из сустава, чтобы вытащить его на улицу.

Стараюсь оставаться бесстрастным, хотя инстинкт подсказывает мне, что я должен рассказать всем во всем штате, что я целовался с Эшли. Я хочу, чтобы весь мир знал, что мои губы были на ее губах. Хочу, чтобы весь мир знал, что она – моя.

Но она не моя.

Мэгги моя.

Мэгги – моя жена.

Что со мной происходит?

ГЛАВА 14

ЭШЛИ

– Доброе утро, добро пожаловать в церковь.

Я раздаю утренний бюллетень первым людям, вошедшим в двери Церкви Благодати, пока в животе порхают бабочки. Виню в этом «Ред Булл», отказываясь верить в то, что я действительно могла нервничать из-за встречи с Беном после нашего поцелуя в пятницу вечером. Категорически нет. Я не чувствую бабочек рядом с мужчинами. Конечно, Бен необычный мужчина. Но у меня есть опыт общения с красивыми, успешными парнями, который выходит далеко за рамки поцелуев, и ни один из них не потряс меня так, как этот.

– Привет, Эшли. – Голос Кэти сочится фальшивым подсластителем, когда она идет ко мне, а ее взгляд скользит по моему телу. – Рада видеть, что пастор Лэнгли последовал моему совету и поговорил с тобой о твоем выборе одежды.

– Выборе одежды?

Она вздергивает подбородок.

– Я предположила, что именно поэтому ты сегодня утром показываешь меньше кожи.

Я смотрю вниз на свой наряд. Мое черное платье обтягивающее, но не слишком короткое, доходящее до середины бедра, с длинными рукавами и маленькими пуговицами спереди, как у мужской рубашки, что я нахожу очень сексуальным. Я показываю немного декольте, и да, обычно я расстегиваю нижнюю пуговицу, чтобы показать свои бедра, когда иду. Мои замшевые ботильоны телесного цвета привлекают меньше внимания, чем высокие сапоги на шнуровке, которые я обычно сочетаю с этим платьем. Но мой выбор надеть именно этот наряд не имел никакого отношения к Бену. По крайней мере, несознательно.

– У нас с Беном состоялся долгий разговор о реакции прихожан на твой… стиль. Я рада видеть, что он смог убедить тебя одеваться скромнее.

– Он ни хрена меня не убеждал.

Она съеживается от моего выбора слов, затем оглядывается, чтобы убедиться, что никто больше меня не слышал.

– Если ты не будешь следить за своим языком…

– Ты и об этом поговорила с Беном? – Улыбаюсь, потому что, хотя она этого и не знает, но я знаю, что у Бена сложилось твердое мнение о моем языке. Я почувствовала это в его стонах в пятницу вечером.

Она фыркает и отходит в сторону, не оставляя мне выбора, кроме как повернуться вместе с ней.

– На самом деле, да.

Я прищуриваюсь, глядя на нее, все еще ухмыляясь. Интересно. Кэти жаловалась на меня Бену, но он ни словом не обмолвился мне об этом.

Выражение ее лица обостряется до предела.

– Пастор Лэнгли упорно трудился, чтобы создать репутацию в этой церкви, и я, например, не допущу, чтобы она была запятнана.

Слышу ее намек на то, что это я порочу репутацию доброй церкви. Она такая слепая.

– Это хорошо, потому что мне бы не хотелось, чтобы люди, впервые вошедшие в церковь Бена, чувствовали, что они должны выглядеть определенным образом, чтобы быть принятыми здесь. Я бы не хотела, чтобы кто-то чувствовал, что ему не рады просто потому, что он не вписывается в какой-то определенный образ

Кэти открывает рот, но недостаточно быстро.

– Разве ты забыла, какими людьми окружал себя Иисус?

Кэти снова пытается ответить, но час назад я заправилась «Ред Буллом» весом тридцать две унции, так что ей придется поторопиться, если она хочет вставить слово.

– Рыбаки с грязными руками и пропитанной потом одеждой, сборщик налогов, ограбивший невинных, проститутка… – Я замолкаю, потрясенная словами, слетающими с моих губ. Наверное, я все-таки обращала внимание на проповеди Бена. – Ни разу Иисус не выставлял себя совершенством перед другими.

– Ой! Пастор Лэнгли! – говорит она, заглядывая мне через плечо, и в ее голосе столько солнечного света, что у меня заболели уши.

Раздражение в моем животе быстро превращается в миллиард бабочек, когда понимаю, что Бен, должно быть, подошел ко мне сзади. Я прижимаю бюллетени к груди и оборачиваюсь, когда он останавливается, пристально глядя мне в глаза.

– Доброе утро, Эшли. – Его взгляд теплый, выражение лица мягкое и понимающее, когда он удерживает зрительный контакт со мной еще на несколько секунд. – Кэти? Все в порядке?

Никакого «доброго утра» для Кэти. Я внутренне ухмыляюсь.

– Да, все идеально. – Кэти подкрадывается ко мне, или, скорее, выходит немного впереди меня. – Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Вообще-то, да, – говорит Бен, не глядя на меня. – Не могла бы ты сменить Эшли на минутку? Есть кое-что, о чем мне нужно с ней поговорить.

Со мной? О черт. Почему у меня такое чувство, что я в беде? Он слышал, как я ворчала на Кэти, когда подошел? Зная ее, она позволила бы мне разглагольствовать и выставлять себя идиоткой перед Беном.

– О-о, конечно.

Бен осторожно забирает у меня бюллетени и передает их Кэти, которая выглядит такой же растерянной, как и я.

– Она надолго не задержится.

Он сверкает своей сексуальной мегаваттной улыбкой, затем поворачивается и просит меня следовать за ним. Я так и делаю, стараясь не пялиться на его задницу, пока мы не оказываемся в коридоре, ведущем к церковным офисам. Он ведет меня в свой офис, который кажется официальным, и я боюсь, что Бен собирается меня выгнать. Бетани была права – если кого-то и могут уволить с волонтерской работы, так это меня. После того, как я прохожу через дверь, он закрывает ее, затем передумывает и приоткрывает ее. Я не осмеливаюсь пошевелиться, чтобы сесть, потому что если он собирается меня уволить, то мне лучше стоять и быстро уйти, пока он не заметил моего смущения.

Мужчина поворачивается ко мне, его великолепные карие глаза манят.

– Привет, – выдыхает он.

Мой взгляд мечется по комнате, гадая, не собирается ли кто-нибудь выскочить и закричать «сюрприз!». Когда этого не происходит, я настороженно смотрю на него.

– Привет?

Его губы подергиваются.

– Ты нервничаешь.

– Не совсем. Больше похоже на любопытство.

– О?

Мои брови поднимаются.

– Почему я здесь?

Он ухмыляется и подходит немного ближе, все еще на расстоянии вытянутой руки.

– Ну, правда в том, что я… – Он качает головой и пристально смотрит на меня. – Я хотел поговорить с тобой о том, что произошло в пятницу вечером.

– Ты хочешь поговорить об этом здесь?

– Хочу. Да. Я думал об этом весь субботний день и…

По обеспокоенному выражению его лица я могу сказать, что то, что он собирается сказать, не будет хорошим. Мне знакомо видеть сожаление в глазах противоположного пола. Я готовлюсь к удару.

– Я проснулся сегодня утром и отрепетировал речь в своей голове.

– Хорошо. Так давай. Я слушаю. – Бабочки в моем животе замирают и оседают на дно.

Бен не сводит с меня глаз.

– В этом-то и проблема. Я выследил тебя этим утром и услышал, как ты разговариваешь с Кэти, и внезапно все, что я собирался сказать, просто исчезло.

– Я не понимаю. – О чем он мне говорит?

– Знаю, я плохо объясняюсь. Сегодня утром увидев тебя и услышав твой голос, я понял, что скучаю по тебе. Знаю, что должен придерживаться плана и сказать тебе, что то, что произошло в пятницу, было ошибкой, и это не может повториться, но я понял, что хочу, чтобы это повторилось. Почему ты смотришь на меня вот так?

Я моргаю и пытаюсь привести в порядок свое лицо.

– Я доставляю тебе неудобства?

– Да. – Когда он хмурится, я ухмыляюсь. – Самым лучшим из возможных способов.

– Я не мог перестать думать о… – Он оглядывается на приоткрытую дверь, потом снова на меня. – Ты права, это не лучшее место для разговора. Давай встретимся после службы?

– Ты издеваешься надо мной?

Он хихикает, и этот звук подобен теплому меду на моей коже.

– Нет. На самом деле. – Он подходит ближе, и я думаю, что он может попытаться прикоснуться ко мне, но вместо этого мужчина засовывает руки в карманы своих брюк. – Ты сегодня прекрасно выглядишь.

– Заткнись, – говорю, толкая его в плечо, как будто я в восьмом классе, а не взрослая женщина.

– Не буду. Признание?

О боже, звук его шепота, вызывает в воображении образы, которые мне не следовало бы видеть в церкви.

– Да, пожалуйста.

– Я не могу перестать думать о том поцелуе.

– И? – Я задерживаю дыхание. Сможет ли он?

– Я хочу…

– Пастор Лэнгли? – Голос Кэти заставляет нас обоих сделать три больших шага назад как раз перед тем, как та распахнула дверь. Она игнорирует меня, но смотрит на него. – Ненавижу прерывать, но я должна собирать подносы для причастия, и мне нужно, чтобы мисс Кендрик вернулась к двери.

Спина Бена прямая, подбородок высоко поднят, ни капли нервной нерешительности, когда он обращается к Кэти.

– Конечно. Мы закончили.

Я воспринимаю это как сигнал к уходу, и, протискиваясь между ними в дверь, слышу, как Бен делает глубокий вдох, как будто вдыхает мой запах. Я выхожу с улыбкой, чтобы радостно приветствовать его прихожан.

За те годы, что посещала церковь Бена и слушала его проповеди, я никогда не желала, чтобы служба закончилась быстрее так, как сегодня. Что собирался сказать Бен? Я хочу… Чего ты хочешь, Бен?

К тому времени, как он произносит последнюю молитву, я ерзаю на своем месте, выпрыгивая из кожи вон. Каждый раз, когда тот говорил что-то хотя бы отдаленно сексуальное, у меня возникало ощущение, что Бен обращается непосредственно ко мне. Согнуться. Встать на колени. Подчиняться. Если раньше я не была приговорена к аду, то сегодня мои мысли купили мне билет в один конец.

После финального «аминь» я встаю на желеобразных ногах. Бен пожимает руки и разговаривает с людьми, и, по моему опыту, его беседы после службы могут занять некоторое время.

Я выхожу, когда слышу, как он зовет меня по имени. Оборачиваюсь и вижу, как тот бежит по проходу с Библией в руке.

– Ты ведь не уйдешь?

– Я собиралась пойти за Эллиот.

– О, хорошо. Но… ты э-э… – Он оглядывается, чтобы посмотреть, кто может быть в пределах слышимости. – Зайдешь на минутку?

– Да, конечно.

– Отлично, тогда я пойду с тобой за Эллиот.

Я выхожу вместе с Беном, но держусь на приличном расстоянии. Люди останавливают его, чтобы поздороваться, поблагодарить за проповедь, рассказать ему о миллионах проблем, с которыми они сталкиваются, и Бен с искренней заботой уделяет каждому минуту своего времени. Дорога до детского корпуса занимает пятнадцать минут, и к тому времени все дети уже ушли, кроме Эллиот. Она видит, как мы входим, и подбегает ко мне, а затем обнимает меня за ноги.

– Привет, коротышка. – Я провожу рукой по ее мягким волосам.

– Привет, как прошла воскресная школа? – спрашивает ее Бен.

Она смотрит на нас своими проникновенными карими глазами.

– Мы узнали о том, как Бог сказал Лоту взять свою жену и блоху и покинуть город, не оглядываясь назад. Но его жена оглянулась и превратилась в соляной столп! – Ее маленькие брови сходятся вместе, и она хмурится. – Но они так и не сказали, что случилось с блохой.

Бен хихикает, и я смотрю на него.

– Что? – спрашивает он.

– А что случилось с блохой? – спрашиваю я.

Он прочищает горло и стирает юмор с лица.