Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Уверена, что не хочешь присоединиться к нам за ланчем? – О, теперь Бетани заговорила. Она смотрит на Бена. – Я обещала Эллиот куриные палочки. Знаю, что официально я не начну до завтра, но как насчет того, чтобы я, как твоя невестка, принесла немного курицы и немного поболтала с Эллиот?
– Не могу сказать «нет», – говорит Бен, затем смотрит на меня. – Эш? Хочешь присоединиться к нам?
Мне нравится, когда он называет меня Эш. Я моргаю, пытаюсь контролировать свое дыхание и стараюсь не отвечать слишком быстро.
– Конечно.
– Отлично. Увидимся дома, леди. – Он обходит капот своей машины с очень не свойственной пастору развязностью и машет рукой, прежде чем уехать.
– Я чувствую, что мне нужен ковш, чтобы поднять тебя с асфальта и посадить в твою машину, – говорит Бетани. – Ты просто растаяла!
– Мне бы не помешала сухая пара трусиков, без обмана.
Она откидывает голову назад, смеясь.
– Клянусь, ты – женская версия моего мужа.
– Спасибо. – Я делаю реверанс.
– Встретимся у Бена. – Она идет к своей машине.
Я направляюсь к своей с бабочками в животе без всякой гребаной причины.
БЕН
– Если ты не гей, тогда почему у тебя нет настоящей жены?
Я встречаюсь взглядом с Эллиот через зеркало заднего вида, задаваясь вопросом, когда, черт возьми, она стала такой взрослой.
– У меня есть жена. Твоя мама – моя настоящая жена.
– Я имею в виду жену, которая жила бы в нашем доме с нами, как у других детей.
После того утра, которое у меня было, сначала с мистером Гантри и миссис Джонс, устроившими мне засаду после службы, а затем с новостями о том, что Эллиот подверглась преследованиям на уроке изучения Библии, что ж, я хожу по тонкой грани своей доступной благодати.
– Я поклялся твоей маме быть с ней до конца жизни, в болезни и в здравии, и я очень серьезно отношусь к этой клятве.
Кажется, она пережевывает эту информацию несколько минут. Как раз в тот момент, когда я думаю, что она отпустила это, Эллиот снова заговаривает.
– Ты не сказал «в смерти».
– Что?
– В болезни и в здравии, но не в смерти. Мама умерла.
– Я это знаю. – Я чертовски хорошо осведомлен. Я сжимаю руль и молюсь о терпении.
– Тогда почему ты не можешь завести новую жену?
– Потому что я этого не хочу, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
– Я хочу, – говорит она задумчиво. – Я хочу маму.
Лед в моих венах тает, и чувство вины сменяет мой гнев.
– У тебя есть мама. Она живет в твоем сердце, помнишь?
Повернув голову к окну, она говорит:
– Я хочу настоящую маму, такую, к которой я могла бы прикоснуться.
Мне нечего на это сказать. Конечно, ей нужна мама, с которой она могла бы поговорить. Которая могла бы обнять ее, когда она плачет. И которая могла бы рассказать о месячных, свиданиях и научить всему тому, что маленькой девочке нужно от мамы. Я так крепко держался за Мэгги, пытаясь сохранить ее присутствие в жизни Эллиот, чтобы она знала, как сильно ее мама любила ее. Но Эллиот становится старше, и боюсь, что удержание Мэгги принесло больше вреда, чем пользы, потому что это помешало Эллиот испытать ощутимую любовь женщины.
Тихий голосок подсказывает мне, что она не единственная, кому не хватает такой любви. Но мне это никогда не было нужно. Никогда не испытывал к этому пристрастия. Памяти о Мэгги было достаточно для меня.
Было.
Это все еще так?
Мы возвращаемся домой и переодеваемся в более удобную одежду. Для Эллиот это пижамные шорты с пончиками и концертная футболка Джесси Ли. Для меня это поношенные джинсы и поношенная футболка с пятнами от отбеливателя, которая у меня еще со времен колледжа.
Раздается стук в дверь.
– Войдите!
Я сижу за обеденным столом, приводя в порядок беспорядок из записей проповедей и открытых книг с комментариями, которые я собрал в последнюю минуту этим утром. Когда за моей спиной открывается дверь, на меня не обрушивается аромат куриных палочек и картофеля фри; вместо этого меня окружает легкий аромат гардении. Как будто ветерок снаружи подхватил аромат Эшли, чтобы донести его прямо до моего носа, он кружится вокруг меня и заставляет мою кожу гудеть и обращать на это внимание. Я поворачиваюсь и вижу, как Эшли входит в дверь, ее сияющая улыбка направлена на Эллиот – и это здорово, потому что это дает мне несколько секунд, чтобы рассмотреть ее.
Что такого притягательного в этой женщине?
Конечно, она привлекательна, даже несмотря на обильный макияж и сексуальные наряды. Если бы Эшли сняла привлекательные короткие юбки и топы с глубоким вырезом, смыла румянец с лица, она все равно была бы великолепна. Но я духовно зрелый мужчина, которого никогда не привлекла бы женщина просто потому, что она хорошо выглядит.
У Эшли рот, как у водителя грузовика. По ее собственному признанию, ее сексуальная мораль практически отсутствует, а отношение к жизни в целом настолько небрежно, насколько это возможно. Эшли совсем не похожа на Мэгги. Не может быть ничего более противоположного, чем женщина, которую я поклялся любить всю свою жизнь.
И все же…
У нее есть сила, которая ставит меня в тупик. Эшли не извиняется за то, кто она есть, чувствует себя комфортно в своей собственной шкуре и владеет каждым словом, которое слетает с ее губ. Даже я не могу сказать, что настолько уверен в своих убеждениях. И она любит моего ребенка, защищает его от хулиганов и некомпетентных нянь.
В этот момент девушка наклоняется, чтобы посмотреть на что-то, что показывает ей Эллиот, и ее юбка слегка приподнимается. Я облизываю нижнюю губу, не позволяя фантазии проявиться, но все равно чувствую, что могу ощутить ее цветочный аромат на своем языке, и… вот тогда я чувствую это.
Ее глаза на мне.
Меня поймали. Поднимаю на Эшли извиняющийся взгляд, и меня поражает вспышка жара в ее взгляде. Я поворачиваюсь к ней спиной и бессмысленно передвигаю вещи по столу, проклиная свое отсутствие самоконтроля. Что, черт возьми, со мной не так?
Мой взгляд натыкается на фотографию Мэгги, гордо стоящую на кухонном столе. Я никогда раньше не видел осуждения в ее глазах. Однако сейчас вижу только осуждение.
«Мне так жаль, Мэгги. Не знаю, что со мной не так».
– Нужна помощь?
Я вздрагиваю при звуке голоса Эшли, но благодарен, когда она подходит к противоположной стороне стола.
– Я справлюсь.
– Знаю, но все равно могу помочь.
Такой бессмысленный обмен словами, но смысл ясен.
Она не позволит мне оттолкнуть ее.
Я не знаю, что чувствую по этому поводу.
Часть меня благодарна, другая в ужасе.
То, что должно было стать обедом, растянулось до позднего вечера, когда Бетани настояла на том, чтобы взять Эллиот с собой за покупками и «девчачьими штучками». Я пытался убедить свою упрямую невестку, что ей не нужно этого делать, но она не приняла «нет» в качестве ответа. Эшли и Бетани забрали Эллиот, пока я готовился к проповеди для следующей недели. Как бы сильно я ни скучал по своей дочери, я был благодарен, что она могла проводить время с другими женщинами и, надеюсь, получить ответы на все те вопросы, которые заставляют меня нервничать.
Когда девочки появились дома, было шесть часов, и у них были пакеты с греческой едой, а также еще несколько пакетов, с которыми Эллиот побежала в свою комнату. Мы ужинали, пока Бетани рассказывала истории о моем брате, которые заставляли нас всех смеяться, и как раз в тот момент, когда я думал, что вечер подходит к концу, Эллиот включила свою лучшую мольбу и уговорила их остаться на фильм.
Что подводит меня к настоящему моменту. Мои глаза прикованы к моей дочери, голова которой покоиться на коленях Бетани, а ноги – на коленях Эшли. Одна проводит пальцами по волосам моей дочери, а другая рисует узоры на ее ногах. Веки Эллиот закрываются уже, по меньшей мере, тридцать минут, но каждый раз, когда я предлагаю ей лечь спать, она настаивает, что не спит. Идут титры «Принцессы и лягушки», и как бы я ни хотел сидеть здесь всю ночь, наблюдая, как мою дочь любят, пришло время уложить ее спать.
Как обломщик вечеринок, я нажимаю на пульт и выключаю телевизор. Эллиот сонно протестует, но после всех событий дня, думаю, она слишком устала, чтобы настаивать на более позднем отходе ко сну.
– Прости, Эллиот, но тебе завтра в школу. Тебе нужно идти спать.
Она стонет и скатывается с дивана.
– Давай, я почитаю тебе сказку. – Я протягиваю руку своей дочери. – Иди наверх.
– А Эшли сможет это сделать? – спрашивает она.
Сначала я сомневаюсь, правильно ли ее расслышал, но по шокированному выражению лица Эшли знаю, что мы оба слышали одно и то же.
Бетани гордо улыбается и встает.
– Конечно, может.
Эшли собрала свои длинные волосы в хвост где-то в течение дня и сбросила туфли у двери. Ее красивые ножки были выставлены напоказ под чулками в сеточку, пока она смотрела фильм, периодически шевеля пальцами ног и потирая ступни друг о друга – это зрелище, которое я не скоро забуду.
Эшли встает, что-то бормочет Бетани, затем слишком широко улыбается Эллиот.
– Да. Ладно, пошли. Время отхода ко сну. Отлично.
Я усмехаюсь, видя Эшли такой уязвимой. Предоставьте ребенку полностью выбить ее из колеи.
– Спокойной ночи, милая. – Я присаживаюсь на корточки и целую ее в щеку. – Я приду, чтобы помолиться с тобой после рассказа.
– Все в порядке, папа. – Она льнет к Эшли. – Эшли может это сделать.
Я смотрю в испуганные глаза Эшли.
– Ты не обязана этого делать.
– Я справлюсь. – Она сжимает мое плечо, проходя мимо, и тепло ее прикосновения остается еще долго после того, как девушка выходит из комнаты.
Поворачиваюсь к Бетани, которая прикрывает то, что, как я предполагаю, является широкой улыбкой.
– Что тут смешного?
– Ничего, – говорит она, убирая со стола миски с попкорном и чашки. – Они действительно хорошо ладят, вот и все.
Я хватаю пледы, которые были у девочек на диване, и складываю их.
– Похоже, она действительно нравится Эллиот.
Из кухни она одаривает меня понимающей улыбкой.
– Только Эллиот?
Я хихикаю и сосредотачиваюсь на складывании одеял.
– Вижу, твой муж добрался и до тебя.
– Нет. Просто говорю то, что вижу.
Убрав одеяла в шкаф, я направляюсь на кухню, пока Бетани закрывает посудомоечную машину. Я опираюсь бедром на стойку и скрещиваю руки на груди.
– Бетани, послушай, я не хочу, чтобы вы с Джесайей возлагали большие надежды на…
Я даже не могу произнести это вслух – по крайней мере, не сейчас, когда Мэгги смотрит на меня прямо над раковиной. Тот факт, что я вообще веду этот разговор, делает меня ужасным мужем.
– Ваши отношения с Эшли?
И это именно та фраза, которой я пытался избежать.
– Она удивительный человек, – говорит Бетани. – Ты окажешь себе огромную медвежью услугу, если хотя бы не попытаешься завязать с ней дружбу.
– Мы друзья.
Она наклоняет голову.
– С каких это пор?
– С тех пор, как… подожди, что ты имеешь в виду?
– Вы, ребята, тусуетесь, как друзья? – Она ждет моего ответа, приподняв брови.
– Ну, нет, но когда мы видим друг друга, то дружелюбны.
Уголки ее рта опускаются вниз.
– Это не одно и то же.
– У меня сейчас много дел в церкви. – Я не вдаюсь в подробности расследования, потому что, если оно дойдет до Джеса, он обязательно вызовет свою кавалерию высокооплачиваемых адвокатов, и боюсь, что это привлечет больше внимания к делу, а также выставит меня виновным. Что, конечно же, не так. – Между этим и Эллиот у меня не так много времени для друзей.
– Это ложь.
Я отодвигаюсь от нее, оскорбленный.
– Нет, это не так. Я не лгу.
– Неважно, – говорит она с надменным выражением лица. – Оправдывай это сколько хочешь, это все равно ложь. Ты не хочешь тратить время на друзей. Но ты мог бы, если бы попытался.
– Я знаю, что ты делаешь. Ты надеешься, что мы встретимся несколько раз и станем ближе, и, в конце концов, между нами возникнет нечто более сильное, чем дружба. – Идея этого не вызывает у меня полного отвращения, что является сюрпризом. Мысль о каких-либо отношениях с женщиной, кроме Мэгги, вызывала у меня тошноту с тех пор, как она умерла. – Я всегда был и всегда буду влюблен в Мэгги.
– Хорошо, – говорит она.
– И это все?
– Да. Я хочу для тебя самого лучшего. Если лучше быть одному, тогда займись этим. – Она убирает книжки-раскраски и цветные карандаши, оставленные Эллиот ранее. – Я чувствую, что… – Она задумчиво смотрит на стол, потом на меня. – Разве ты не читал однажды проповедь о том, что мы не созданы для одиночества?
– Это не совсем…
– Теперь я вспомнила. Ты сказал, что мы созданы для того, чтобы жить в сообществе с другими…
– И я верю в это.
– «Негоже человеку быть одному» – это то, что ты процитировал из второй книги Бытия, я полагаю.
Я скриплю зубами, расстроенный ее воспоминаниями.
– И я почти уверена, что Бог говорил не о том, чтобы завести собаку.
– Я собираюсь проверить Эллиот.
– Конечно. – Ее голос звучит слишком гордо.
Я направляюсь в комнату Эллиот, радуясь возможности уйти от жара допроса Бетани. Она права, я действительно читал проповедь на тему одиночества, брака и жизни в обществе с другими, и она бросила мои слова – нет, слова Бога – прямо мне в лицо. Я не могу спорить с…
– Как думаешь, у меня когда-нибудь будет мама?
Я все еще был в коридоре, когда услышал вопрос Эллиот.
Эшли издает разочарованный звук.
– Мне жаль, коротышка. Книга называлась «Дети совы», я понятия не имела, что речь пойдет о маме-сове.
– Это одна из моих любимых, – говорит Эллиот, затем зевает. – Потому что в конце мама-сова возвращается домой.
– Ты убиваешь меня, малышка, – бормочет Эш. – Знаешь, не все мамы такие классные. Некоторые из них – полные идиотки.
Я съеживаюсь от выбора слов Эшли, но меня больше интересует содержание разговора. Я наклоняюсь ближе, чтобы послушать.
– Твоя мама была злой?
– Да. И хотя я не разговаривала с ней, черт… наверное, лет восемь, готова поспорить, что она все еще злая.
– Что она сделала?
– Ну…
Бетани застает меня в коридоре, и я прикладываю палец к губам. Она кивает и присоединяется ко мне, не доходя до двери Эллиот.
– У моих мамы и папы было много правил. Действительно жестких правил, которым нужно было следовать.
– Например, каких?
– Дай подумать… ну, одна вещь, которую я помню, это то, что мне не разрешали смотреть телевизор или сидеть за компьютером, если только это не было связано со школой.
– Никаких мультиков?
– Да, никаких мультиков. Я должна была съедать всю еду на своей тарелке за каждый прием пищи, даже если меня тошнило, и если я ее не ела, то находила ее на своей тарелке во время следующего приема пищи, и следующего, и следующего, пока не съедала ее.
– Даже если это была брюссельская капуста?
– Да. Отвратительно, правда?
Я ловлю взгляд Бетани. Она хмурится, выражение ее лица совпадает с моим собственным. Родители Эшли очень похожи на моих, но, возможно, еще хуже.
– Моя мама обычно шлепала меня за то, что я проливала воду на ковер. Она была гораздо строже ко мне, чем мой отец.
– Мой папа отправляет меня в угол в наказание, когда я не подчиняюсь.
– Угол звучит не так уж плохо.
– Иногда он сам себя наказывает.
Что?
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Эшли.
Я умираю от желания это услышать, поэтому наклоняюсь ближе.
– Он долго сидит, просто уставившись в стену. Прямо как я в углу.
Пока она произносит эти слова, я смотрю на нашу с Мэгги свадебную фотографию, висящую в коридоре. Мы были так счастливы, впереди нас ждало будущее. Если бы я только знал тогда, что у нашего счастья есть временная шкала. Очень короткий срок…
Бетани тихо прочищает горло. Когда смотрю на нее, то вижу, что подтвердил наблюдение Эллиот. Я не смотрю просто на стену – я теряюсь в фотографиях Мэгги. Дольше, чем, думал, и Эллиот замечает это.
– Вот в чем дело, – говорит Эшли. – Большинство вещей, которые дети ненавидят, взрослые любят. Вот, например тебе не нравится ложиться спать, но знаешь что? Взрослые любят поспать. И ты, наверное, не любишь кофе, но взрослые его обожают. Может быть, твоему отцу нравится брать передышку. Это, вероятно, делает его счастливым.
Так странно слышать слово «счастливый», произнесенное с такой грустью.
– Я не думаю, что мой папа счастлив. Он всегда усталый, и когда смотрит в стену, то выглядит грустным. Он много думает о моей маме.
– Он очень любит твою маму. Женщине должно очень повезти с такой любовью. Ты, юная леди, бери урок, хорошо? Никогда не соглашайся на меньшее, чем та любовь, которую твой папа питает к твоей маме. Он великий человек.
Раздается шуршание простыней, затем щелчок выключателя.
– Тебе лучше ложиться спать, или твой папа может наказать меня.
Я улыбаюсь.
– Разве ты не собираешься помолиться? – говорит Эллиот.
Наступает минута молчания. Интересно, собирается ли Эшли позвать меня или извиниться, но затем я слышу в ее голосе мягкость, которую я никогда раньше от нее не слышал.
– Дорогой Боже, спасибо тебе за Эллиот и за то, какая она храбрая девочка. Спасибо тебе за ее отца и за любовь, которую он ей дарит, за пример, который подает ей. Спасибо тебе за тетю Бетани и за то, как сильно она любит тратить свои деньги. – Она делает паузу. – И если бы ты нашел в себе силы, Господи, подарить Джимми Паркеру неприятный случай вшей или грибок на ногах, мы были бы вечно благодарны. Аминь.
Бетани тихо хихикает, а я с улыбкой смотрю на свои ноги.
– Спокойной ночи, коротышка.
Моя дочь сильно зевает, а затем шепчет:
– Спокойной ночи.
Эшли направляется к выходу из комнаты, но перед уходом останавливается, оглядываясь еще раз с мягкой улыбкой. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не притянуть ее к себе и крепко не обнять. Я переполнен благодарностью за тот момент, который она только что пережила с Эллиот, за ее честность и за то, что она дала моей дочери выговориться. Эллиот никогда не рассказывала мне об этих вещах.
Эшли выходит в коридор и видит, что мы прячемся. Она вздрагивает от неожиданности и шепчет:
– Господи, черт! – Положив руку на грудь, она тяжело дышит. – Вы, придурки, напугали меня до чертиков.
Бетани обнимает свою подругу.
– Только Эш может выпалить три ругательства и одно богохульство за считанные секунды.
– Как долго вы, извращенцы, здесь торчите?
Бетани открывает рот, чтобы ответить, но я опережаю ее, сказав:
– Ненадолго. Всего несколько секунд.
Моя невестка качает головой.
Ладно, ладно, может быть, иногда я вру.
ГЛАВА 9
ЭШЛИ
– Сторми! – В понедельник днем я роюсь в своем шкафу, готовая прибить свою соседку по комнате. Снова. – Ты взяла мои кожаные шорты!
Где они, черт возьми? Я забрала из химчистки на прошлой неделе и клянусь, что повесила их прямо здесь, между моими беззадыми штанами и кожаным поводком.
– Сторми!
– Что?
Я поворачиваю голову и вижу ее в дверях, выглядящую раздраженной. Добро пожаловать в клуб, сучка.
– Ты взяла мои кожаные шорты?
– Я одолжила их в пятницу, но, кажется, вернула обратно.
– Одолжила их для чего? – В пятницу мы работали в одной смене в ночном клубе. Я бы заметила, что на ней мои любимые короткие шорты.
Она наклоняет голову, как бы спрашивая: «а как ты думаешь?».
У меня отвисает челюсть, и я разеваю рот, как рыба, прежде чем раздраженно захлопнуть челюсть.
– Только не говори мне, что ты надела мои шорты на свидание.
– Нет, конечно. – Она прислоняется плечом к дверному косяку. – Ты же знаешь, я не хожу на свидания.
Я хватаю в кулак случайный предмет одежды в своем шкафу, чтобы удержаться от того, чтобы броситься к ней и схватить за волосы.
– Ты трахалась в моих шортах, Сторми?
На самом деле это не вопрос. Судя по выражению ее лица, я знала ответ еще до того, как спросила.
– Я постираю их.
– Химчистка. Дважды. И что, черт возьми, заставило тебя подумать, что было бы нормально взять мою рабочую одежду, чтобы трахнуть какого-то парня?
Она поднимает палец с длинным черным ногтем.
– Я не трахала в них ни одного парня. Они слишком тесные. Сначала я их сняла.
Я быстро моргаю, моя хватка за одежду удерживает меня на земле.
– Но они были на тебе раньше и… – Я сглатываю комок желчи, который подступает к моему горлу. – После.
Фу.
– Да. Кстати, Энтони сходил по ним с ума. Даже сказал, что на мне они лучше выглядят, чем на…
– Энтони? – Хорошо, теперь я отпустила одежду и подхожу к ней. – У тебя был секс с Энтони?
Через три ночи после того, как он привел меня к себе домой и попытался заняться со мной сексом, он занимался сексом с моей соседкой по комнате?
– О черт. – Ее лицо становится серьезным. – Он ведь тебе не нравится, не так ли? Я думала, вы, ребята, случайные приятели по перепихону.
– Нет, мы друг другу никто. – Уже нет. Так почему же тогда меня это волнует? Или нет? Не совсем. Это просто… – Прекрати брать вещи, которые тебе не принадлежат.
– Прости…
Я захлопываю дверь перед ее носом и запираю ее.
Она сводит меня с ума! Проведя день с Бетани, я вспомнила, как легко дается наша дружба. Как легко с ней сосуществовать. Она никогда не брала что-то из моего шкафа, и если ей отчаянно нужно было что-то одолжить, то Бетани всегда сначала спрашивала и возвращала чистым.
Сторми уже достала меня до чертиков. Воспоминание о том, как хорошо было жить с Бетани, только показало слабости Сторми под микроскопом.
Я беру пару леггинсов в черно-белую клетку, туфли на высоком каблуке, белый кружевной бюстгальтер и прозрачную черную рубашку. Это не то, что я обычно надеваю на работу, но я собираюсь встретиться с Бетани на раннем ужине и хочу одеться соответствующим образом для «Олив Гарден».
Что касается Энтони… ну, меня беспокоит не то, что он переспал со Сторми. Дело в том, что я, кажется, не могла вызвать в себе даже малейшего интереса физически, когда мы были вместе в последний раз. У Сторми вообще нет с этим проблем, и это приводит меня в бешенство. Что, черт возьми, со мной не так? Это похоже мое сексуальное влечение летит в пропасть, как Тельма и Луиза8. Бум!
Я не торопясь готовлюсь – трачу лишний час на то, чтобы сделать идеальный макияж и завить волосы ровно настолько, чтобы они выглядели естественно, и, наконец, одеваюсь. Уже почти пять, когда выхожу из дома. Сегодня я работаю в позднюю смену, так что мне не нужно быть дома до семи.
Моя машина замедляет ход, когда я подъезжаю к дому Бена. Нервничаю, когда вижу его черный джип «Чероки» на подъездной дорожке. Я знала, что есть шанс, что мы столкнемся друг с другом сегодня вечером, но не ожидала, что буду так нервничать.
Прошло много времени с тех пор, как мысль о мужчине вызывала у меня мурашки по коже.
Только мне могло так повезти, что единственный мужчина, которому удается меня завести, совершенно недоступен.
Стараюсь не слишком задумываться о том, почему это так, и вытаскиваю ключи из замка зажигания, затем направляюсь к двери. Дважды стучу и улыбаюсь, когда дверь открывается, ожидая увидеть Бетани.
Хорошая новость в том, что, в конце концов, с моим сексуальным влечением все в порядке.
Бен мягко улыбается.
– Привет, Эш.
Ах… почему мне так приятно слышать, как он называет меня Эш?
– Привет, Бен.
Мы стоим так несколько секунд, не сводя глаз друг с друга, пока он не моргает и не отступает, пропуская меня внутрь.
– Ты хорошо выглядишь, – говорит он, когда я прохожу мимо него в дом. – У вас, девочки, большие планы?
Эллиот и Бетани сидят за столом, склонившись над чем-то похожим на домашнее задание или раскраски.
– Я сейчас буду. Нам осталось закончить еще два, – говорит Бетани.
Я показываю ей большой палец.
– Нет, просто быстро поужинаю, а потом пойду на работу. – Я смотрю куда угодно, только не на него, потому что вижу, что на нем спортивные шорты, а я не хочу, чтобы меня застукали за подглядыванием на его мужское хозяйство. – А как насчет тебя?
– Ничего особенного. – Боже, почему он так на меня смотрит? Я не смотрю прямо на него, но чувствую, как его глаза пожирают меня заживо.
– Есть какие-нибудь успехи с няней?
Бетани отрывается от того, что она делает. Ее взгляд перемещается между Беном и мной, и почему она ухмыляется?
– Да, эм… – Он смотрит на Бетани, потом снова на меня. – У нас есть небольшое развитие событий.
Я сосредотачиваюсь на его волосах, но это ошибка, потому что с тех пор, как Бен начал носить их немного длиннее, я задавалась вопросом, как они будут ощущаться между моими пальцами, когда мужчина поцелует меня в шею.
Мои мысли резко обрываются, когда Бен входит в мое пространство.
– Могу я поговорить с тобой? Наедине?
Я чувствую биение своего сердца между ног. Это не может быть хорошо.
– Конечно. – Я следую за ним в коридор, и когда прохожу мимо Бетани, я одними губами спрашиваю: «Какого хрена?»
Подруга качает головой и показывает мне следовать за Беном. Он останавливается у двери своей спальни, затем, кажется, переосмысливает свой путь и ведет меня в комнату Эллиот. Когда дверь со щелчком закрывается за мной, пульсация между моих ног усиливается.
Оказаться в спальне наедине с Беном Лэнгли было моей мечтой с тех пор, как мы встретились. Но я никогда не представляла себе его с таким количеством мягких игрушек, Барби или кровати принцессы, что напоминает мне, что я здесь не по той причине, на которую надеялась.
Мои ладони потеют, поскольку моя сексуальная фантазия теперь гораздо больше похожа на то, что я застряла в кабинете директора. Я почти уверена, что Бен хочет поговорить со мной о том, о чем мы с Эллиот говорили прошлой ночью. Вероятно, она поделилась нашим разговором со своим отцом, и он готовится отругать меня за мой язык или сказать, чтобы я не лезла не в свое дело.
Мужчина садится на кровать Эллиот, упираясь руками в матрас немного позади, чтобы откинуться назад. – Насчет прошлой ночи…
Я знала это. Блядь. Воздух выдавливается из моих легких.
– Мне так…
– Спасибо.
Если бы я не носила высокие каблуки с десяти лет, то, возможно, упала бы плашмя на задницу, но, к счастью, я удержалась на ногах, даже когда шпильки закачались подо мной.
– Ты одна из самых… – Кажется, он обдумывает, какое слово правильно употребить.
Чокнутая. Незрелая. Ненадежная. Мой мозг продолжает автоматически заканчивать его предложение наиболее часто используемыми словами, чтобы описать меня.
– Настоящих женщин, которую я когда-либо знал. – Он хихикает. – Нет, ты самая настоящая женщина, которую я когда-либо знал.
– Ты издеваешься надо мной? – шепчу я, а потом задаюсь вопросом, откуда, черт возьми, это взялось, потому что я могла бы поклясться, что потеряла дар речи.
Он не смеется, но легкая улыбка остается на его лице.
– Нет, я абсолютно серьезен. – Он наклоняется вперед, упираясь локтями в бедра, и смотрит мне прямо в лицо. – Ты потрясающая…
Через десятую долю секунды мое сердце подпрыгивает.
– С Эллиот.
Не совсем тот комплимент, на который я надеялась, но знание того, что Бен считает, что я потрясающе отношусь к его ребенку, может быть большим комплиментом, чем то, что он просто думает, что я потрясающая.
– Она особенная маленькая девочка. Ты… – Я делаю паузу, зная, что ступаю в опасную воду. – Ты замечательный отец.
– Да, я, эм… – Его щеки слегка порозовели. – Я слышал, как ты говорила это прошлой ночью.
Я упираю руки в бедра. Его взгляд на мгновение следуют ко мне, давая мне понять, что ему нравится смотреть на меня, но он отказывается давать себе на это разрешение. Забавно, но я делаю то же самое.
– Значит, ты все-таки слышал меня прошлой ночью.
Бен вскидывает руки, улыбаясь так широко, что я вижу все его красивые белые зубы. Интересно, как бы они чувствовались, если бы впились мне в плечо?
– Виновен. Я должен перед тобой извиниться. Обычно я не лгу, но после того, как меня поймали, это просто сорвалось с моих губ.
И-и-и теперь я смотрю на его губы.
Он встает и подходит ко мне.
– Я хочу спросить, не согласишься ли ты помочь мне с Эллиот, пока я не найду ей новую няню.
Он не может быть серьезным.
– Это займет всего несколько часов в день. Я могу отвозить ее в школу, но мне нужен кто-то, кто заберет ее после школы и присмотрит здесь, пока я не вернусь домой. Это не будет противоречить твоему рабочему графику.
– Откуда ты знаешь мой рабочий график?
Он проводит рукой по волосам.
Повезло руке.
– Бетани рассказала.
– А, так это была ее идея? – Конечно, так оно и было.
– Она заговорила об этом, и после прошлой ночи… – Его взгляд мягко останавливается на моем. – Я убежден, что ты именно то, что нам нужно.
Я делаю крошечный вдох.
– Нам? – Я даю ему возможность исправиться, взять свои слова обратно, исправить свою оплошность.
Он ухмыляется.
– Да.
Святое гребаное дерьмо…
– Понимаешь, что я имею в виду? – мягко говорит он. – Настоящая.
Я прикрываю рот, понимая, что, должно быть, озвучила свое удивление.
– У тебя есть время подумать об этом. Бетани сказала, что может остаться на неделю и…
– Я сделаю это!
Что? Я это сделаю? Опускаю взгляд в пол. Что я делаю? Я не могу нести ответственность за человеческого ребенка. Я не могу сохранить живой даже рыбу. Как бы мне ни нравилась идея проводить больше времени с Беном и Эллиот, я не имею права заботиться о чем-то столь хрупком и впечатлительном.
– Ты уверена?
Когда я поднимаю глаза, то обнаруживаю, что мужчина слегка наклонил голову, чтобы оценить выражение моего лица.
– Бен, я… ты уверен? Возможно, я не самый лучший кандидат на эту работу, понимаешь? Эллиот классная, и мне нравится тусоваться с ней, но я как шестнадцатилетняя девочка в теле двадцатидевятилетней женщины. Я безответственная и взбалмошная, и я не умная. Большую часть времени я в беспорядке и…
– Кто думает о тебе такие вещи? – Ярость в его голосе заставляет меня оторвать взгляд от пола. – Я никогда не думал о тебе так.
Я неловко смеюсь, пытаясь разрядить обстановку.
– Это правда. Не думаю, что я гожусь для этой работы.
Его темные брови низко нависают над глазами, и мужчина стоит близко, возвышаясь надо мной.
– Любой, кто когда-либо заставлял тебя чувствовать себя хуже, чем эффектная женщина, которой ты являешься, не заслуживает того, чтобы дышать одним воздухом с тобой.
Тихий вздох срывается с моих приоткрытых губ.
Его взгляд останавливается на моих губах, и его рука движется вверх. Кажется, Бен собирается прикоснуться к моим губам, но моргает и перенаправляет свои дрожащие пальцы, чтобы убрать прядь волос с моего лица. Затем сжимает кулак и опускает руку.
– Хочу отметить одну вещь, – говорит он с легкой усмешкой. – Ты ужасна на собеседованиях при приеме на работу.
Я смеюсь, благодарная за трещину в клубящейся массе напряжения между нами.
– В основном я получаю работу, основываясь на том, как я выгляжу. – Я съеживаюсь, потому что это звучит ужасно, даже если это правда.
– Не в этот раз. Хотя, ты очень красивая, – спешит он исправиться. – Но я верю, что ты подходящий человек для этой работы, а я никогда не ошибаюсь.
– Ха! Ты веришь…
– В тебя.
Я трезвею, чувствуя, как моя грудь наполняется гордостью и удовлетворением от того, что каким-то образом, несмотря на всю мою чертовщину, мне удалось заслужить одобрение человека, которого я уважаю больше всего на свете.
