Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Название: Дж. Б. Солсбери, «Обретая надежду»
Переводчик: Светлана П
Редактор: Дания Г
Вычитка: Екатерина Л
Обложка: Алена К
Переведено для группы: vk.com/bookhours
«И дарую я вам новую Заповедь – возлюбите друг друга»
– Иисус
Евангелие от Иоанна 13:34, Святая Библия
ПРОЛОГ
Три недели назад
«Стейплс-центр»
Лос-Анджелес, Калифорния
ЭШЛИ
Я знаю момент, когда это происходит – ту секунду, когда всепоглощающий прилив бабочек и возбуждения переходит далеко за пределы увлечения. И могу точно определить тот самый момент, когда мои чувства к пастору Бену Лэнгли превращаются из простого влечения в полномасштабную влюбленность.
Это происходит, когда я сижу за кулисами и смотрю, как Джесси Ли выступает перед двадцатью тысячами кричащих фанатов.
Знаменитый брат – рок-звезда Джесси Ли – попросил Бена заменить его гитариста Криса, который пострадал в результате аварии туристического автобуса. Кто знал, что Бен вообще умеет играть на гитаре? Не я. И моя лучшая подруга Бетани, жена Джесси, казалась не менее шокированной, узнав, что этот человек может выдать оглушительное гитарное соло и сделать так, чтобы со стороны это выглядело так, словно это не требует никаких усилий.
Наблюдая за игрой Бена, я ловлю себя на том, что влюбляюсь в него с вожделением. Поверьте мне, когда говорю, что парень достаточно сексуален, просто расхаживая по кафедре своей церкви, проповедуя со страстью, от которой у меня мурашки бегут по коже. Но при виде доброго пастора в отлично сидящих черных джинсах и выцветшей футболке «Нирвана», которая, когда она влажная от пота, обтягивает его как вторая кожа? Это отход от его обычных рубашек, застегнутых на все пуговицы. Черные кеды «Конверс» с низким задником и черные волосы, растрепанные и торчащие, дополняют повседневный образ рок-звезды, и, черт возьми… Бену это очень идет. Как будто одних этих вещей было недостаточно, чтобы заставить меня попытаться поднять челюсть с колен, парень действительно может играть.
Он играет на электрогитаре так, будто она является продолжением его тела. Его пальцы умело перебирают, бренчат и двигаются вдоль грифа, как будто инструмент – это женщина, над которой парень работает, чтобы заставить ту кончить.
Сжимаю бедра вместе и ерзаю на своем сиденье.
Я и представить себе не могла, что у пастора Лэнгли есть совершенно другая сторона. Этот переход от служителя божьего к богу рока поражает меня, как удар в живот. Когда я узнала, что парень будет играть в этом шоу, то подумала, что он будет неловким, чувствуя себя не в своей тарелке. Я предположила, что его брат был единственным в семье, у кого был настоящий музыкальный талант.
Но оказалось неправа.
– Передумала насчет текилы?
Неохотно отвожу взгляд от Бена, чтобы сфокусироваться на Джейд, девушке барабанщика, которая выглядит на пятнадцатый месяц беременности. Ее светлые глаза мерцают на фоне темной кожи, и она ухмыляется. Она, наверное, самая красивая женщина, которую я когда-либо видела.
– Что? – Я пытаюсь уловить, что она имеет в виду, но терплю неудачу.
Джейд наклоняет подбородок к моей руке, и я следую ее примеру. В моей руке бутылка «Патрона». Как долго я держу её в руках? Открываю пробку зубами и делаю большой глоток огненной жидкости.
Бетани не пьет, у Джейд в животе малыш, так что я предполагаю, что она не собирается прикасаться к этой дряни, и единственный человек, который еще с нами – это пятилетняя дочь Бена, Эллиот, а это значит, что вся бутылка только моя.
Без разрешения мой взгляд возвращается к Бену, когда он выходит на центральную сцену для душераздирающего соло.
– Боже. Черт!
– Эй, следи за своим языком, Вирсавия! – Бетани забирает у меня выпивку. – Текила сводит тебя с ума!
Я наклоняюсь к ней, не отрывая глаз от своей текущей фиксации.
– Как ты меня назвала?
– Я думала, – кричит подруга мне прямо в ухо, – что, если он тебе так нравится, ты обращаешь внимание на его проповеди!
Я тут же качаю головой. Не поймите меня неправильно, я действительно обращаю внимание, просто не на слова, слетающие с его губ. А на звук его глубокого, требовательного голоса, пропитанного чувствами и убежденностью. А также на его тело. Я наблюдаю, как двигается мужчина. Его лицо – мечта любого художника – четкие линии, изогнутые губы, твердый и свирепый лоб и глаза, которые дают намек на тайну и сложность за ними.
После первых нескольких песен Джесси знакомит своих поклонников с Беном, объясняя, что это его брат, и говорит женщинам, что он будет с группой только на этом шоу, чтобы их трусики не слишком промокали.
Я мысленно проверяю свои трусики.
Слишком поздно.
Следующая песня начинается с того, что Бен занимает центральное место на сцене, широко расставив ноги, на его руках блестит пот, а мышцы сокращаются с каждым сложным аккордом. Мой рот наполняется слюной от желания вылизать его досуха.
Я не привыкла желать кого-то физически и быть неспособной хотя бы попытаться раздеть его. Я беспокойна, возбуждена и раздражена.
Вот на что похожа безответная похоть.
Я не в восторге от этого
Это будет долгая, неуютная ночь.
БЕН
Если бы кто-нибудь сказал мне, что однажды я выйду на сцену и буду играть на гитаре перед стадионом кричащих фанатов, в то время как мой младший брат поглаживает микрофонную стойку, словно это его член, я бы сказал им, что они сумасшедшие.
И все же…
Мое сердце колотится, кровь, словно оживает от электрического импульса, а на душе легче, чем когда-либо за последние годы. Рискую показаться кощунственным, но это чувство почти духовное.
Пока я наигрываю последние несколько аккордов к их заключительной песне, Райдер сходит с ума на барабанах позади меня, а Итан выбивает дерьмо из своей бас-гитары, и да, мой брат заводит фанатов, я смеюсь. Сильно.
Огни сцены гаснут, и мы погружаемся в темноту, когда толпа взрывается.
– Отличное гребаное шоу, чувак! – Джесайя, мой брат, врезается в меня и обнимает потными руками, зажимая гитару между нами. – Ты надрал всем задницу!
Обнимаю его в ответ, все еще смеясь, потому что не могу поверить, что это было так весело. Я так не играл с… ну, я никогда так не играл. После нескольких недель разучивания песен я решил, что выйду на сцену и внесу свой вклад, чтобы помочь моему брату. Никогда не ожидал, что музыка захватит меня до такой степени, что потеряюсь в ней.
Итан с важным видом подходит ко мне, убирая с лица мокрые от пота лохматые волосы.
– Ты сдерживался на репетициях. Срань господня… упс, я имею в виду… нечестивый трах?
Я хлопаю его по плечу, передавая гитару технику.
– Я не осознавал, что сдерживаюсь. Просто оставил все это на сцене.
– Рад, что ты это сделал! Это было потрясающе! – говорит Итан, когда мы уходим со сцены.
Я весь в поту и беру предложенное полотенце, чтобы вытереть лицо и голову. Поднимаю подбородок в сторону Райдера, когда он спускается с барабанных стоек.
Он без рубашки и такой же потный, как и все мы. Потом поднимает руку, чтобы дать пять.
– Лучшее шоу, которое я когда-либо играл!
– Это было очень весело. – Я не могу перестать улыбаться. Чувствую себя освобожденным или обновленным – не знаю, но мне нравится это чувство.
Райдер вытирает лицо полотенцем и делает большой глоток воды.
– Не говори Крису, но он мог бы кое-чему поучиться у тебя. Те соло, которые ты сыграл, затмили его.
Я собираюсь ответить, когда его девушка, Джейд, подходит ближе, и все внимание парня переключается на нее. То, что начинается как простое объятие, заканчивается тем, что Райдер поднимает девушку от земли, и его лицо исчезает за завесой густых вьющихся волос, когда он утыкается носом в ее шею. Я отворачиваюсь, чтобы дать им уединение – только для того, чтобы увидеть язык моего брата во рту его жены. Чувствуя, что нет безопасного места для моего взгляда, я нахожу свою дочь Эллиот за столом, сидящую с подругой Бетани, Эшли, которая одета как воплощение рок-н-ролльной фанатки.
Когда Эшли появилась сегодня вечером, мне потребовались все мои силы, чтобы не пялиться на ее длинные загорелые ноги, которые выглядели такими гладкими, что отражали свет. Ее мини-юбка с принтом зебры и красная майка были удивительным зрелищем, и я обнаружил, что смотрю в основном в пол, чтобы не пялиться.
К счастью, со своего наблюдательного пункта я почти не могу видеть ее, кроме ее ярко-светлых волос, так как в настоящее время ее блокирует Итан, который протискивается ближе к ней. Сжимаю челюсть, и изо всех сил стараюсь не обращать на них внимания, пока иду к Эллиот. Она спрыгивает со своего стула, и я подхватываю ее на руки, поворачиваясь спиной к Эшли и Итану.
– Хорошая работа, папа… Фу, ты весь потный!
Я трусь щекой о ее щеку, заставляя ее взвизгнуть, и мы оба смеемся.
– Готова вернуться в отель?
Ее большие карие глаза, которые так напоминают мне ее мать, смотрят на меня снизу вверх.
– А мы не можем пойти на афтепати?
Я опускаю ее на землю, затем сажусь на корточки, чтобы быть на одном с ней уровне.
– Дорогая, это для взрослых.
– О. – Она хмурится. – А ты пойдешь?
– Нет. – Даже, несмотря на то, что Джэс клянется, что он больше не та неконтролируемая рок-звезда, какой был когда-то, что-то подсказывает мне, что его афтепати по-прежнему имеют рейтинг PG-131 в лучшем случае.
– Но ты же взрослый.
– Да, но только потому, что могу пойти, не значит, что я должен. – Я не упоминаю тонкости своей работы. Вечеринка, на которой может быть все, что угодно, от стриптизерш до проституток и просто отчаявшихся фанаток, выпивка и, возможно, наркотики – это не та среда, в которой должен находиться пастор церкви. – Я устал, и мы рано утром уезжаем в Аризону.
– В Аризоне скучно. – Она надувает губы.
После нескольких дней в Лос-Анджелесе и обращения со мной как со знаменитостью я понимаю ее точку зрения, но все же. Потом хватаю дочь за руку и направляюсь в гримерку, чтобы забрать свои вещи.
Она тянет меня за руку.
– Подожди, я должна попрощаться с Эшли.
Эллиот отпускает мою руку и направляется к Эшли, которая теперь стоит с нетерпеливым Итаном, вторгающимся в ее личное пространство. Я должен сказать ему, чтобы он отступил. Но Эшли откидывает голову назад и смеется над чем-то, что сказал парень.
Я прищуриваю глаза. Ладно, очевидно, девушка наслаждается всеобщим вниманием.
Это хорошо.
Хорошо для нее.
Для него.
Хорошо, что они поладили. Итан нормальный парень, хотя, насколько я понимаю, его больше интересуют отношения, которые длятся часы, а не годы. Идеально подходит для Эшли, потому что ей, похоже, нравятся такие же свидания без обязательств.
Мой желудок сжимается от какого-то безымянного чувства.
Я скучаю по Мэгги. Она всегда хотела, чтобы я наладил свои отношения с братом. Хотелось бы мне, чтобы она видела, как я делю сцену с Джесайей сегодня вечером.
«Она и видела».
Да. Я грустно улыбаюсь. Может быть, так оно и было.
– Ты уходишь?
Я поднимаю взгляд и вижу Эшли, стоящую прямо передо мной.
– Да. – Я потираю затылок. – Мы с Эллиот уезжаем рано утром.
– Ох. – В ее голосе звучит разочарование, но выражение ее лица этого не выдает. – Тогда, думаю, увидимся в церкви.
– Да. Увидимся в воскресенье.
– Ты отлично справился сегодня вечером, – говорит она, отступая с улыбкой. – Действительно впечатляет. – Эшли скользит взглядом вверх и вниз по моему телу.
Меня бросает в жар, такой новый и неуютный, что я списываю это на выброс адреналина после выхода на сцену.
– Спасибо. И спасибо тебе за то, что присмотрела за Эллиот вместо меня.
Эшли пожимает плечами.
– Ничего особенного. – Ее взгляд падает на Эллиот, которая заняла свое место рядом со мной. – Увидимся, коротышка.
– Пока, Эшли!
И, подмигнув, она поворачивается, отбрасывая все свои платиновые светлые волосы за спину, и с важным видом присоединяется к остальной группе и их партнерам. Итан кладет руку ей на плечо, и девушка не отталкивает его.
– Папа? – Эллиот дергает меня за рубашку.
– Да?
– Это было весело, – говорит она и зевает.
Я смотрю, как группа исчезает за углом. На самую короткую секунду я позволяю себе задаться вопросом, на что было бы похоже, если бы я последовал за Джесайей, когда он ушел из дома в семнадцать лет? Что, если бы я поехал с ним в Голливуд вместо того, чтобы остаться дома и учиться в семинарии? Что, если бы вместо того, чтобы заниматься ответственными делами, я бы выбрался оттуда и жил, отпустил, оставил позади цепи ответственности и последовал за своими мечтами?
Если бы я это сделал, то не встретил бы Мэгги.
У меня не было бы Эллиот.
– Да, было весело. – Я сжимаю ее ладошку. – Пойдем домой.
ГЛАВА 1
Наши дни
ЭШЛИ
Я все поняла.
Наблюдая за уверенной проповедью пастора Бена Лэнгли с кафедры, я почти уверена, что поняла, что делает его таким неотразимым.
Это его задница.
Я имею в виду, конечно, у него также есть мужественность, таинственность и харизма, которую я почувствовала, наблюдая за его выступлением с Джесси. Мужчина прячется за своими консервативными рубашками на пуговицах, брюками и доброй улыбкой, но в нем есть гораздо больше, чем он показывает. Вероятно, тот скрывает эту свою сторону, чтобы защитить себя. Должно быть, он не знает, как работает притяжение. Правда в том, что женщины чувствуют запах плохого парня и хотят разгадать всю эту застегнутую на все пуговицы добродетель, лишить его светской вежливости и заполучить в свои руки мужчину, который скрывается под ним.
Интересно, кем бы он был, если бы позволил себе свободу просто… быть собой.
Доминантом?
Собственником?
Держу пари, ему нравится дергать за волосы…
– Эшли, все в порядке? – В его темных глазах отражается беспокойство, пока он изучает меня, сидящую на передней скамье.
Я отпускаю прядь волос, которую туго намотала на палец, и вижу, как святилище пустеет от людей.
– Лучше и быть не могло, пастор Лэнгли. Отличная проповедь.
– Спасибо. – Он наклоняет голову, сжимая сильную челюсть. – Я думал, мы прошли тот этап, когда ты называла меня пастором Лэнгли.
– Прости, Бен.
Его взгляд задерживается на моих губах на секунду дольше, чем нужно.
Они выкрашены вишнево-красным блеском, который все мужчины склонны замечать. Я скрещиваю ноги, которые обтянуты рваными колготками под клетчатой плиссированной юбкой, которую большинство сочло бы слишком короткой для церкви. Кстати, о церкви: в святилище осталось всего несколько человек. Я была так погружена в свои мысли, что не поняла, что служба закончилась. Что объясняет беспокойство пастора Бена.
– Мне пора идти. – Если только ты не попросишь меня остаться. Эту последнюю часть я надеюсь передать своим взглядом.
Но, как всегда, Бен не отвечает, только вежливо улыбается и кивает. Я вожделела этого мужчину три года, и сколько бы ни флиртовала, он все равно смотрит на меня, как на предмет мебели, за исключением нескольких затяжных взглядов, которые заканчиваются хмуростью. Я заметила, что в последние несколько месяцев это происходит все чаще. Как будто мужчина злится на свои глаза за то, что те заметили меня.
– Спасибо, что пришла.
Я представляю, что он произносит эти слова в совершенно другой атмосфере, например, в моей постели, и подавляю восхитительную дрожь2. Затем беру свою сумочку и подмигиваю.
– Это самый яркий момент моей недели.
Бен улыбается, быстро и вежливо, но я ловлю его взгляд, который скользит вниз по моему конскому хвосту к тому месту, где кончик лежит чуть выше моего левого соска. Он откашливается, выглядя немного взволнованным, и поворачивается, бормоча еще одно спасибо.
Я наклоняю голову и изучаю его сладкую попку, двигающуюся под тканью его брюк, пока мужчина не исчезает за углом сцены.
– Позор, – говорю себе. – Такая трата великолепно выглядящего мужчины.
Он не только женат на своей работе, но и предан женщине по имени Мэгги. Она умерла шесть лет назад, рожая их дочь Эллиот. Ребенок чертовски симпатичный, что логично, потому что Мэгги была привлекательной во всех смыслах. Чистая. Естественная. Как Деми Ловато до ее преображения. В любом случае, я никогда не встречала Мэгги, но видела миллиард ее фотографий в доме Бена. Они покрывают каждую стену и полку. Я бы не удивилась, если бы у него где-нибудь на груди была вытатуирована ее фотография. К сожалению, я никогда не видел его без рубашки, так что не знаю.
– …отвратительно…
Я поворачиваюсь в направлении произнесенного шепотом оскорбления и обнаруживаю, что Кэти Уотсон и ее преданная подруга Шейла наблюдают за мной краем глаза. Каждое воскресенье эти шлюхи посылают мне убийственные взгляды, переходя от скамьи к скамье, поправляя Библии и собирая выброшенные церковные бюллетени.
Я расправляю плечи, выставляю грудь вперед и откидываю назад свой конский хвост.
– Доброе утро, дамы. Вы же знаете, что от завистливого хмурого взгляда появляются морщины, верно? – Я указываю на точку между бровями поднятым средним пальцем. – Конкретно вот здесь.
Кэти свирепо смотрит и хватается за верхнюю пуговицу своей блузки, которая застегнута у нее под подбородком.
– Завидовать? Тебе? – Она демонстративно пялится на мою укороченную белую майку и черный кружевной бюстгальтер, легко различимый под ней. – Это невозможно.
– Неважно. – У меня нет сил связываться с этими ведьмами.
Кэти и ее друзья пытались заставить меня почувствовать себя достаточно неловко, чтобы я ушла из церкви, с тех пор как Бетани сбежала с братом Бена. Что я могу сказать? Мы – сплоченная команда.
Я почти дохожу до двери, когда Кэти останавливает меня, выходя в проход передо мной, нахмурив свое идеально накрашенное лицо. Ее рот сжат, губы побелели.
– Тебе действительно следует пересмотреть свой церковный гардероб. Это очень отвлекает, а в Библии сказано…
– Не будь противной, осуждающей сукой?
Ее заостренный подбородок дергается вверх в обиде.
– Есть большая разница между осуждением и проницательностью, и я…
Я поднимаю ладонь к ее лицу.
– Мне все равно.
Я обхожу ее, и она ахает. Да, у меня такое чувство, что старушка Кэти не привыкла, чтобы люди за себя заступались.
– Ты больная и развратная женщина! Тебе нужно покаяться!
Я не оборачиваюсь, когда протискиваюсь в дверь с криком:
– А тебе нужен хороший, жесткий трах!
– Как ты смеешь…
Дверь за мной захлопывается, обрывая последние слова Кэти.
Она охотилась за Беном столько, сколько я его знаю. Ей примерно столько же лет, как и мне, двадцать девять, хотя одевается и ведет себя так, будто все восемьдесят. Я уверена, что, как и у большинства женщин нашего возраста, ее биологические часы тикают. Не то чтобы я много об этом знала. Мои биологические часы умерли на последнем году средней школы. Но Кэти ищет хорошего мужчину, чтобы остепениться и родить с ним детей. Она нацелилась на Бена и зря тратит время.
Конечно, Бен Лэнгли горяч, но он занят. Навеки захвачен призраком своей жены.
Единственное, что общего между нами с Кэти? Никто из нас ни черта не может сделать, чтобы переубедить его.
БЕН
– Что такое месячные?
Я замираю на месте. Кусок печеной картошки у меня за щекой превращается в песок, когда я смотрю в большие, круглые, любопытные глаза моей дочери.
– Что?
Это такая тактика. Затягивание времени – это то, как я научился справляться с ее все более сложными вопросами. В надежде на то, что с ее короткой концентрацией внимания Эллиот забудет, о чем спрашивала. По крайней мере, моя тактика затягивания времени давала мне секунду, чтобы либо перенаправить ее внимание, либо придумать соответствующий возрасту ответ. По мере того, как она становится старше, и то, и другое становится почти невозможным.
Эллиот – дочь своей матери. Мэгги никогда ни на что не покупалась вслепую. Она всегда расследовала и задавала вопросы, и не была удовлетворена, пока не получала ответы на все вопросы.
– Что такое месячные? – Эллиот повторяет слова медленно, растягивая слова, затем закатывает глаза. – Ме-сяч-ны-е.
Я проглатываю сухую картофелину, проталкивая ее глотком воды, затем прочищаю горло.
– Точка3 – это знак препинания, используемый в конце предложения.
«Пожалуйста, купись на это и двигайся дальше. Купись, пожалуйста…»
– Нет, не то, пап. Кровавый вид. – Она запихивает еду в рот, сметана собирается в каждом уголке ее губ. Как она может задавать такие взрослые вопросы и при этом выглядеть такой юной?
– Где ты услышала об… этом? – Еще одна попытка отвлечь внимание? Абсолютно. Я совершенно не готов к этой дискуссии.
– Колетт сказала. – Она облизывает губы.
Колетт, ее девятнадцатилетняя няня. Я потираю виски, скучая по старой няне Эллиот – Бетани, с каждым днем все больше и больше. А еще ненавидя своего брата за то, что он влюбился в Бетани и увез ее в Лос-Анджелес. Она прошла путь от няни Эллиот до моей невестки. Жизнь – это безумие.
– И что сказала Колетт?
Эллиот отрывает свой стакан с молоком от губ, оставляя белые усы.
– Она сказала, что не хочет вести меня в парк, потому что у нее месячные, а потом схватилась за живот вот так и вот так стонала на диване. – Она стонет и стонет, закрыв глаза в агонии.
– Хорошо, я понял.
Она останавливается и выжидающе смотрит на меня через наш маленький обеденный стол.
Я ловлю взгляд своей жены Мэгги на фотографии в рамке за плечом Эллиот и мысленно прошу у нее совета.
«Ты должна была быть здесь для этого, а не я. Что, черт возьми, я должен ей сказать?»
– Папа?
Мой взгляд встречается с ее.
– Да, так что эм… месячные – это… – Я прочищаю горло и делаю еще один глоток воды. – Когда женщина достигает определенного возраста…
– Девятнадцати? Как Колетт?
– Эм… нет, эм… – Интересно, смогу ли я найти на своем телефоне какой-нибудь учебник по разговору с девочками о таких вещах? Должен быть правильный и неправильный способ вести этот разговор. Я ожидал, что, в конце концов, это произойдет, но не так скоро. – Думаю, что у всех женщин это по-разному… Я имею в виду возраст, но у всех женщин есть… – Мой телефон звонит с места зарядки на другом конце комнаты. Я вскакиваю, чтобы взять его.
– Я думала, ты сказал не говорить по телефону во время ужина.
– Я закончил есть, так что все в порядке. – Я даже не близок к тому, чтобы закончить, но предпочел бы лечь спать голодным, чем продолжить этот разговор. Я вижу имя моей секретарши на идентификаторе вызывающего абонента. – Донна, что случилось?
– Извини, что беспокою вас, но я только что получила сообщение от «Национальной организации этики евангелистов».
Я поворачиваюсь обратно к своей любопытной дочери, которая практически барабанит пальцами в ожидании меня.
– Чего они хотели?
– Они посылают представителя, чтобы поговорить с тобой завтра утром.
Я напрягаюсь. НОЭЕ является сторожевым псом для всех евангелических церквей. Если они обращаются ко мне, это может означать только то, что была подана жалоба на одного из церковных сотрудников.
– О чем?
– Они не сказали.
Я виновато улыбаюсь разочарованно выглядящей Эллиот.
– Это по работе. Всего одну минуту.
– Бен, ты же знаешь, что они не стали бы посещать наш офис, если бы любая поданная жалоба не была обоснована.
Пульсация головной боли усиливается.
– Не волнуйся. У нас солидный персонал, и если кто-то действительно сделал что-то ужасное, будет лучше, если мы узнаем и позаботимся об этом как можно скорее. Это просто странно, потому что мне не было предъявлено никаких жалоб. Тот, кто подал жалобу, отправил ее прямиком наверх.
– Думаю, ты получишь больше информации завтра. Они будут здесь в восемь часов утра.
– Хорошо. Спасибо, Донна.
Вешаю трубку и набираю номер Колетт на своем телефоне. Гудки идут, но в итоге я попадаю на ее голосовую почту. Поэтому оставляю ей сообщение, спрашивая, может ли она прийти завтра пораньше, и после того, как вешаю трубку, еще и отправляю сообщение.
Кладу свой телефон обратно на стол на случай, если Колетт ответит. Она не такая надежная, как Бетани, так что есть большая вероятность, что я не получу от нее вестей до утра. А это значит, что мне придется взять Эллиот с собой на встречу и посмотреть, сможет ли Донна подбросить ее до школы, пока я буду общаться с НОЭЕ.
О чем они хотят со мной поговорить? В моей голове крутится миллион возможностей.
– Ты собираешься ответить на мой вопрос?
Я моргаю.
– Точно, это. Итак, эм… на чем я остановился?
– Ты говорил, что это может случиться в определенном возрасте.
Черт, у нее слишком хорошая память. Пока Мэгги была беременна, я молился за умного, здорового ребенка. Бог ответил, и теперь я жалею, что не помолился о здоровье и, возможно, не о таком большом уме.
– В определенном возрасте в репродуктивных органах женщины происходит…
– Что такое репродуктивные органы?
Опускаю голову на руки и стону. Я не готов к этому.
– Сегодня вечером мне нужно о многом подумать. Ничего, если мы продолжим завтра?
– Или я могу спросить Колетт?
Могу ли я доверять Колетт в том, что она даст Эллиот ответы, соответствующие ее возрасту? Или Эллиот подвергнется такой информации, которая напугает ее настолько, что она никогда не захочет выйти замуж и завести ребенка?
Я хмурюсь, обдумывая это.
Затем смотрю в глаза моей милой дочери и говорю:
– Да, можешь спросить Колетт.
ЭШЛИ
– Так что, полагаю, мы больше не лучшие друзья, да? – С телефоном, прижатым к уху, с взглядом, прикованным к экрану ноутбука, я сердито запихиваю в рот медово-ореховые хлопья, ожидая ответа Бетани.
– Ты ешь хлопья? Уже почти пять часов вечера.
– Просто ответь на вопрос!
Она ворчит что-то типа «только не это снова» и вздыхает.
– Ты же знаешь, что нельзя верить всему, что читаешь…
– Итак… – Я проглатываю свою еду. – Вы с Джесси не заходили вчера в детский магазин в Калабасасе, как сообщал TMZ? Ты говоришь мне, что на самом деле вы не, – я прищуриваюсь на экран и читаю слово в слово – «с любовью наклонялись друг к другу, выбирая детскую одежду – больше голубую, чем розовую», и что вы не «целовались и не смотрели друг другу в глаза над кроваткой с ценником в тысячу долларов»?
– Удивительно, за какую дерьмовую информацию папарацци платят деньги.
– Когда ты узнала, что беременна, и когда собиралась сказать мне? – Я запихиваю в рот еще одну ложку хлопьев.
– Мы действительно снова проходим через это? – Бетани звучит усталой. Не сонной, просто уставшей от всего этого дерьма. Слишком сильно.
С тех пор, как она сбежала в Лос-Анджелес с самым востребованным, самым знаменитым, самым талантливым Джесси Ли, подруга почти забыла обо мне. Я застряла в Сюрпрайзе, штат Аризона – ирония судьбы, потому что город не мог быть менее удивительным4. Бетани общается с богатыми и знаменитыми, живет, как королева в отреставрированном фермерском доме столетней давности на Голливудских холмах. Если я кажусь завистливой, то это потому, что так оно и есть. Но больше всего я скучаю по ней.
Я двадцатидевятилетняя женщина, работающая в ночном клубе и живущая с соседкой по комнате, которая сводит меня с ума. Поговорим о задержке развития в двадцать один год. Я бросила среднюю школу, так и не закончив ее, и у меня нет ни образования, ни опыта, кроме как подавать напитки. Планирование наперед никогда не было моим коньком. Черт, даже заглядывать в будущее никогда не было моим коньком. Я из тех девушек, которые живут настоящим моментом, и посмотрите, к чему это меня привело.
– Да, мы с Джесси были в детском магазине, но это единственная правдивая часть этой истории.
– Ты не беременна?
– Нет. Если бы это было так, ты была бы первой, кто узнал об этом, потому что ты моя лучшая подруга, дурында!
Я улыбаюсь и закрываю свой ноутбук.
– Хорошо. Я надеялась, что ты это скажешь.
– Мы выбирали кое-какие вещи для ребенка Райдера и Джейд, Кэти. Так что все розовое. И да, мы поцеловались перед кроваткой, когда Джесси предложил проверить матрас на прочность.
Я фыркаю-смеюсь.
– Классический Джесси. – Я несу свою миску к раковине и стону, когда вижу, что она полна грязной посуды с вечеринки моей соседки по комнате в три утра. – Я скучаю по тебе. – Потом добавляю свою миску к куче.
– Значит сейчас ты, должно быть, смотришь на какой-то беспорядок.
– Посуда. – Я оставляю все как есть и клянусь посмотреть, сколько дней посуда простоит в раковине, прежде чем моя соседка ее вымоет.
– Приятно знать, что ты получаешь представление о том, каково это – иметь тебя в качестве соседки по комнате.
Я падаю на диван, поднимаю ноги и тру глаза.
– Я никогда не была такой плохой, как Сторми. Если бы я знала, что она такая неряха, я бы никогда не попросила ее переехать.
– Я предупреждала, что вы двое работаете вместе и живете вместе, и это может стать проблемой, но ты меня не послушала. – Я слышу, как открывается дверь гаража, и она предупреждает меня, что телефон может переключиться на Bluetooth за несколько секунд до этого. – Ты здесь?
– Тьфу. К сожалению, да. – Я оглядываю свою маленькую гостиную, чувствуя, как стены смыкаются. – Я так устала от своей жизни.
– От какой части? От вечеринок? Поздних ночей? Безымянных мужчин и неловких прощаний после секса?
– Эй, у меня нет неловких прощаний после секса! Я ускользаю посреди ночи. – Я выдыхаю. – И нет, я просто чувствую себя такой… немощной.
– Я бы никогда не выбрала такого слова, чтобы описать тебя, но продолжай.
Я сворачиваюсь калачиком на боку.
– Может быть, это потому, что приближается мой тридцатый день рождения, или, может быть, потому, что ты уехала, а я застряла в этой крошечной квартирке со Сторми и всей ее просексуальной чушью, но я чувствую себя подавленной и отталкивающей. Ты смеешься?
Она прочищает горло.
– Нет, нет, я… – Еще раз прочистила горло. – Ничего, продолжай.
– Наверное, я просто подумала, что на этом этапе своей жизни могла бы добиться большего.
– Знаешь, еще не слишком поздно. Ты могла бы вернуться в школу, пройти какие-нибудь из тех курсов красоты, которые, как ты всегда говоришь, тебе следовало пройти.
– И конкурировать с группой восемнадцатилетних подростков, только что окончивших среднюю школу? Нет, спасибо. Кроме того, мне нравится моя работа. Мне нравится работать барменом и знакомиться с новыми людьми. Какую еще работу я могу найти, где могла бы петь, танцевать, флиртовать и выпить рюмку текилы в рабочее время? – По сути, это список всего, в чем я хороша.
– Хорошее замечание.
– Мне что-то нужно. Я не знаю, хобби или что-то в этом роде.
– Почему бы тебе не стать волонтером в церкви? Есть тысяча вещей, которые ты могла бы сделать, и им действительно нужна вся помощь, которую они могут получить. Бонус, ты получаешь возможность проводить больше времени с Беном. – Ее голос звучит легче, когда она упоминает о нем. Подруга знает, что я влюблена в этого парня, но отказывается признать, что у нас с ним нет ничего общего.
Он отец-одиночка, которому нужно рано ложиться спать.
Мои ночи даже не начинаются раньше десяти часов.
Он предпочитает двухпроцентное молоко.
