Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Я обожаю виски.

Он в рубашках и брюках.

Я в сетчатых чулках и юбке с леопардовым принтом.

Он – мораль.

Я – разврат.

Он – пастор, если уж на то пошло.

Я поклоняюсь богу веселья.

Ничто в нас не совпадает.

– Я позвоню Бену, – говорит она, заставляя мой желудок сделать то раздражающее движение, которое всегда происходит, когда кто-то упоминает его имя.

Это действительно несправедливо, что мужчина не уродлив.

Бен – ходячий урок отрицания плотских желаний – то, о чем он когда-то проповедовал. Просто потому, что я хожу в церковь поглазеть, не значит, что я не слушаю проповеди… иногда.

– Ты не обязана этого делать. По субботам я работаю допоздна, так что было бы пыткой вставать рано в воскресенье…

– Держу пари, сегодня утром ты проснулась рано, чтобы пойти на службу.

– Нет, я ушла с работы сегодня в три часа утра и не спала до церкви. В конце концов, я легла спать в полдень, отсюда и хлопья в пять вечера. Волонтерство было бы совсем другим делом. От меня ожидали бы, что я появлюсь вовремя и, знаешь ли, трезвой.

– Не отказывайся сразу! У нас пока нет никакой информации. Я позвоню тебе завтра и сообщу, что узнаю. Мне нужно бежать. Я встречаюсь с Джейд за ужином.

Я показываю язык, прежде чем сказать:

– Пока.

Бетани живет своей жизнью.

С каких это пор я чувствую себя немного застрявшей в своей?

Может быть, стать волонтером в церкви было бы не так уж плохо. Это дало бы мне какое-то занятие, приятное (спасибо пастору Бену), и я бы подпитывала то странное чувство внутри меня, которое отчаянно хочет сделать что-то помимо того, чтобы наслаждаться весельем.

Я глубже прижимаюсь к дивану, думая, что, может быть, мне удастся поспать еще пару часов. Запах ударяет мне в нос и обжигает. Он исходит от диванной подушки под моей щекой. Делаю полный вдох, надеясь, что не чувствую того запаха, который, как мне кажется, я чувствую, что каким-то образом я ошиблась.

Я как-то слышала, что призраков могут сопровождать запах, так что, когда вы чувствуете запах старых бабушкиных духов из ниоткуда, вы знаете, что это бабушка подглядывает за вами.

Если это так, то меня навещает мертвая пиратская шлюха, потому что пахнет гниющей рыбой и сексом. Я поднимаюсь с дивана и смотрю вниз, надеясь, что не увижу мокрого пятна от секса Сторми с прошлой ночи. Чисто, а это значит, что эти ароматы спрятаны глубоко в ткани, а теперь глубоко в моем носу.

– Сторми! – кричу я, бросая одеяло на пол, как будто оно покрыто миллиардом вшей. – Иди сюда!

После того, как кричу ей еще несколько раз, она, наконец, спотыкаясь, выходит из коридора обернутая в простыню. Ее черные волосы ниспадают на плечи, а густой макияж, который она нанесла вчера вечером на работу, все еще на месте, просто размазался по лицу. Она прищуривается в залитой солнцем комнате, осматривая пространство, прежде чем поднять свой взгляд на меня.

– Какого хрена? Я подумала, что здесь копы, судя по тому, как ты орала.

– Каково правило номер четыре? – требую я.

Сторми морщит лицо, как будто пытается в уме произвести деление.

– Никакого секса в общественных зонах!

– О. – Ее взгляд мечется в сторону кухни. – Да, насчет этого…

Я громко вздыхаю и закрываю глаза.

– Да поможет мне Бог, не говори мне, что ты трахалась в том же месте, где мы едим. – Когда она не подтверждает и не отрицает это, я открываю глаза и вижу, что на ее лице написано чувство вины. – Ты этого не сделала.

– Дурацкое правило.

– Что не так с твоей кроватью? Или с твоей комнатой? У тебя даже есть своя гребаная ванная. Почему ты делаешь это на диване и на кухне? Прояви хоть немного уважения, черт возьми. – Я топаю мимо нее в свою комнату и проклинаю ее вагину ко всем чертям.

– Мне жаль, хорошо? Просто расслабься.

Я захлопываю дверь, зарываюсь головой в подушки и засыпаю.

ГЛАВА 2

БЕН

– Ты опоздал. – Глаза Донны широко раскрыты от беспокойства, и хотя женщина улыбается, выражение ее лица обеспокоенное. Она снимает рюкзак Эллиот с моего плеча и протягивает мне чашку кофе. – Они прибыли двадцать минут назад.

– Они рано. Я пришел вовремя. – Я смотрю на часы – пять минут девятого. – Почти.

Эллиот подбегает к столу Донны, чтобы покопаться в вазочке с леденцами.

– Еще слишком рано для конфет, Эллиот, – говорю я, останавливаясь по пути в свой офис. – Прибереги на после школы.

– Я присмотрю за ней. Ты иди. – Донна выуживает красную карамель, любимую конфету Эллиот.

– Тебе нужно будет уйти через десять минут, чтобы доставить ее в школу вовремя.

– Я поняла. – Она указывает на мою шею. – Поправь.

Я поправляю то место, где мой воротник торчал с одной стороны.

– Спасибо. Молись.

– Я так и сделаю.

Я прочищаю горло и делаю паузу, чтобы собраться с духом после нашего поспешного утра. Колетт так и не перезвонила мне, заставив меня разбудить Эллиот и собрать её в школу раньше, чем она привыкла. После шестисот отказов от одежды и двух разных отказов от завтрака я пришел к выводу, что невозможно сделать мою девочку счастливой, когда она не выспалась.

– Что на тебе надето, дитя? – спрашивает Донна Эллиот позади меня, и я съеживаюсь.

Вы можете заставить девочку заглянуть в ее гардероб, но не можете заставить ее носить то, чего она не хочет. Разномастные гольфы, пижамные шорты с единорогом и рождественский свитер двухлетней давности – вот чего она хотела.

Я открываю дверь и приклеиваю дружелюбную улыбку. Ту, которая, я надеюсь, не выглядит слишком нервной, но и не слишком расслабленной.

– Доброе утро, извините, я немного опоздал.

В комнате два представителя НОЭЕ – одна женщина, один мужчина, оба в строгих костюмах. Ни один из них не сидел, когда я вошел, а это значит, что они рыскали по моему кабинету, скорее всего, просматривая мою полку со справочниками и семейными фотографиями. Я пытаюсь представить, что они видят, когда оглядываются вокруг. Подержанный письменный стол, стулья из ИКЕА, старенький компьютер. Типичный офис священнослужителя в маленьком городке.

– Пастор Лэнгли. – Женщина протягивает мне руку. – Я Хелен Джонс. Спасибо, что встретились с нами.

Когда я отпускаю ее руку, мужчина делает шаг вперед.

– Роберт Гантри.

– Приятно познакомиться с вами обоими. – Не совсем. – Присаживайтесь. – Я обхожу свой стол, ставлю кофе и обращаюсь к ним, когда они садятся напротив меня. – Чем я могу вам помочь?

Миссис Джонс лезет в свою сумку и достает папку с документами.

– Мистер Лэнгли, в нашу организацию подана официальная жалоба.

– Официальная жалоба? На мой стол не попало ничего, что было бы достойно внимания, если только вы, ребята, не разбираетесь с жалобами на парковку или громкостью музыки в святилище. – Я смеюсь. Они этого не делают. – На кого… – Я прочищаю горло. – На кого подана жалоба?

Мистер Гантри вынимает страницу из папки и протягивает ее мне.

– На вас, пастор Лэнгли.

– На меня? – Какого хрена?

Я смотрю на предложенный документ и просматриваю жалобу, поданную «анонимом», который утверждает, что является членом церкви Благодати в течение десяти лет. Обвинение заключается в том, что я «нарушил этический кодекс НОЭЕ в отношении личного характера, честности и поддержания сексуальной чистоты».

Взрыв смеха срывается с моих губ.

– Это что, какая-то шутка? – Сексуальная чистота? Я даже не держался за руки ни с одной женщиной, кроме своей дочери. – Меня что, разыгрывают? – Я оглядываю комнату в поисках скрытых камер. – Это мой брат подговорил вас, ребята, на это?

Когда они не улыбаются, у меня в животе поселяется тошнота.

– Это не шутка. – Миссис Джонс кивает на бумагу в моей руке.

– Мы относимся к этим утверждениям очень серьезно.

Продолжаю читать, с трудом различая слова сквозь туман замешательства, пока ломаю голову, пытаясь вспомнить, кого я мог разозлить. Не могу себе представить, кто мог бы подать на меня жалобу. Делаю неглубокий вдох, пытаясь сохранить вид невозмутимой уверенности, и решаю, что для того, чтобы эти обвинения подтвердились, у них должны быть доказательства. Я точно знаю, что нет никаких доказательств моей «сексуальной нечистоты». Напротив, мое ноющее тело является доказательством моего воздержания.

Я моргаю, глядя на буквы, когда натыкаюсь на имя.

Джесси Ли.

Какое это имеет отношение к… вот черт.

Кусочки, наконец, собираются вместе, чтобы создать общую картину.

Я откладываю бумагу и откидываюсь на спинку стула.

– Позвольте мне проверить, правильно ли я это понимаю. Из-за того, что я играл на гитаре на трехчасовом живом концерте со своим очень знаменитым братом, моя нравственность и сексуальная чистота теперь под вопросом?

Я ожидал бы, что они будут смущены, им будет стыдно за то, что проделали весь этот путь, чтобы противостоять мне по такому нелепому обвинению. Но они смотрят сквозь меня мертвыми глазами.

– Я не сделал ничего плохого, – говорю я, потому что, кажется, что они уже сочли меня виновным.

– Мы видели видеозапись, – говорит мистер Гантри.

– Вы видели, как я играю на гитаре. Что в этом аморального, мистер Гантри?

– Мистер Ли делал непристойные жесты, подразумевающие мастурбацию с помощью подставки для микрофона, а также использовал вульгарную речь и сексуальные намеки. Ваше решение играть в группе с сомнительной моралью вызывает подозрения, – замечает миссис Джонс, задрав свой острый носик.

– Он мой брат. – Мою челюсть сводит судорогой, и жар ярости, которого я не испытывал с тех пор, как был молодым человеком, закипает у меня под ребрами.

Мистер Гантри вздергивает подбородок.

– Джесси Ли – безбожный человек…

– Не говорите о моем брате. Вы ничего о нем не знаете.

– Его песни о разврате и сексуальной безнравственности. Он записал звуки своей мастурбации и массово продавал эти песни детям.

– Это слухи. – Я думаю, что слухи верны, но, тем не менее, у них нет доказательств.

– Как бы там ни было… – Миссис Джонс убирает папку с документами обратно в сумку. – Вы решили публично присоединиться к человеку, который откровенно аморален и богохульствует, и это ставит под сомнение вашу личную чистоту. Ваша паства обеспокоена.

– Один человек подает анонимную жалобу, и вы предполагаете, что у всей общины есть проблемы с этим?

– Мы должны провести расследование, – говорит миссис Джонс. – После того, как соберем больше информации, встретимся с правлением и решим, нужны ли какие-либо действия.

– Гитарист моего брата чуть не погиб в аварии, и им нужен был кто-то, чтобы заменить его. Это все, что я сделал. Не понимаю, почему это проблема для «Национальной организации этики евангелистов».

Мистер Гантри встает, и миссис Джонс следует за ним.

– Мы не будем предпринимать никаких действий, пока не проведем расследование, – говорит он. – Мы поговорим с некоторыми из ваших сотрудников и будем заглядывать сюда изо дня в день. Не усложняйте все еще больше, чем должно быть, пастор. Позвольте нам делать нашу работу, и если вам нечего скрывать, то не о чем беспокоиться.

– Что касается вашего брата, – с отвращением говорит миссис Джонс, – с этого момента было бы разумно сохранить все контакты с ним личными, а не профессиональными. Компания, которую вы составляете… – Она приподнимает бровь. – Ну, вы понимаете.

– Нет. – Я невесело смеюсь. – Не понимаю.

Она улыбается, но выражение ее лица натянутое и снисходительное.

– Мы будем на связи.

Я вскакиваю, чтобы открыть им дверь, горя желанием убрать их недалекие задницы из моего кабинета. Огибаю мистера Гантри и открываю дверь, и они оба замирают. Я прослеживаю их взгляды и ловлю свою челюсть, прежде чем она широко раскрывается.

Эшли стоит в моем кабинете, прислонившись бедром к столу Донны. Она одета в обтягивающие ярко-красные кожаные брюки, черные туфли на высоких каблуках и черный прозрачный топ, который низко спадает с плеч, гордо демонстрируя красный кружевной бюстгальтер. Ее волосы распущены, на голове темные очки, она высыпает на ладонь конфетки из пакетика «Скитлс». Эшли встречается взглядом с моим, затем переводит его на моих гостей, все еще изображающих статуи в дверном проеме.

– Эшли, – говорю я, потому что из-за короткого замыкания, происходящего в моем мозгу, это все, что я могу сказать.

– Что, пастор Лэнгли? – Она отталкивается от стола и берет с ладони несколько кусочков конфет, прежде чем сунуть их в свои блестящие, покрытые блеском губы. – «Скитлс»? Я не ем зеленые и желтые. – Она двигает ладонью в сторону миссис Джонс и мистера Гантри. – Хотите? Я не кусаюсь. – Она подмигивает. – Если только вы не попросите.

Миссис Джонс ахает.

– Они как раз уходили, – говорю я, становясь между ними и Эшли, чтобы создать своего рода безопасный барьер, чтобы они чувствовали себя комфортно, проходя мимо нее.

– Ну, как хотите, – говорит она, когда я слышу звук падения горсти конфет в мусорное ведро.

Представители НOЭE молча уходят, и как только исчезают в коридоре, я облегченно вздыхаю и падаю на диван в холле.

– Что за снобы? – Эшли садится на подлокотник напротив меня.

Я наклоняюсь вперед, обхватив голову руками.

– Долгая история.

Быть под следствием со стороны НОЭЕ – это последнее, чего хочет любой пастор. Даже если… нет, когда, даже когда они ничего не найдут на меня, станет известно, что в моей церкви было проведено расследование, и слухи распространятся и повлияют на посещаемость и рост прихода. И все по такой глупой причине.

– У меня есть время.

Я наклоняю голову и смотрю на девушку снизу вверх. Ее глаза сегодня выглядят очень голубыми, окруженные черной подводкой. У нее тонкие черты лица, но это трудно определить под всем этим макияжем. Интересно, как бы она выглядела с чистым лицом? Предполагаю, что Эшли выглядела бы моложе, может быть, даже невиннее.

Я отрываю взгляд от ее рта и смотрю в пол.

– Что ты здесь делаешь в понедельник? И так рано?

Она хлопает себя ладонями по бедрам.

– О, да. Это. Итак, Бетани сказала мне, что звонила тебе, но, похоже, она солгала.

Бетани не лжет. Никогда. Я достаю телефон из кармана и проверяю, нет ли пропущенных звонков.

– Похоже, она оставила сообщение прошлой ночью. – Этим утром я так спешил выбраться из дома, что проверил только сообщения от Колетт. – Все в порядке?

Эшли скрещивает свои длинные ноги, а я изо всех сил стараюсь этого не замечать. Эта женщина – настоящая услада для глаз, она привлекает внимание простым дыханием. Я смотрю на распятие, висящее на стене прямо над ее плечом. Ее очень голым плечом с бретелькой красного кружевного лифчика.

– Да, все в порядке, я просто… – Она натягивает рубашку, опускает взгляд на колени, затем вздыхает. – Неважно. Я, пожалуй, пойду.

– Подожди. – Я заставляю себя посмотреть ей в глаза. Никогда не видел, чтобы она вела себя так неуверенно, и Эшли никогда не теряется в словах. Что-то не так. – Что происходит?

– Ничего страшного. – Она выпрямляется, как будто собирается бежать, но вместо этого перебрасывает все свои длинные волосы через плечо. – Бетани сказала, но…

– Подожди. – Я нажимаю на голосовую почту, затем на громкую связь, увеличивая громкость, когда из динамика доносится голос Бетани.

– Привет, Бен. Это Бетани.

Я хихикаю, потому что именно так она начинает каждое свое голосовое сообщение, как будто мне не видно ее имени в моем телефоне.

– Я звоню насчет Эшли. Она хочет поработать волонтером в церкви.

Мой взгляд устремляется на Эшли, потому что, честно говоря, я в шоке. Ее лицо приобретает самый красивый оттенок розового, и девушка закатывает глаза, как будто чувствует это и раздражена своей реакцией. Это, по какой-то причине, заставляет меня улыбнуться.

– Я хотела замолвить за нее словечко. Собираюсь сказать ей, чтобы она пришла к тебе завтра утром пораньше, знаешь, пока твое расписание не стало совсем сумасшедшим. Так что в любом случае, ожидай, что она утром расскажет о своей позиции.

– Ага. – На заднем плане звучит голос моего брата. – Попроси Эшли научить тебя нескольким позициям, братан.

– Джесайя!

– Что? Чувака никак не затянуть в постель…

Нащупываю свой телефон и лихорадочно нажимаю «Удалить сообщение», мое лицо пылает. Я не могу поднять голову, чтобы посмотреть на Эшли, которая, должно быть, ухмыляется, как чеширский кот, в то время как я все глубже погружаюсь в смущение.

Наконец, когда температура моего лица спадает, смотрю на Эшли и обнаруживаю, что та пристально смотрит на меня. Я ожидаю, что девушка улыбнется, может быть, сдержит смех, но вместо этого она смотрит на меня с уважительным любопытством.

Вместо того чтобы обратиться к большому, сверкающему слону в комнате, я перенаправляю внимание на нее.

– Ты заинтересована в волонтерстве в церкви?

Эшли собирает волосы на затылке и перекидывает их через плечо, ее серебряные браслеты позвякивают, когда она расчесывает пальцами кончики волос.

– Ну, я не знаю. У меня есть свободное время, и, может быть, это какой-то кризис среднего возраста или как там это называется, но…

Я не перебиваю ее, пока она пытается объяснить, почему именно заинтересована в волонтерстве. Я должен остановить ее, прервать, спасти от самой себя, но наблюдать за тем, как двигаются ее губы, и видеть, что девушка не уверена в себе, не только освежает, но и привлекает.

Наконец Эшли сдается, выдыхает и улыбается.

– Так что ответ «да».

Почему я улыбаюсь? Пытаюсь опустить уголки рта, но усилия бесполезны.

– Каковы твои сильные стороны?

Она смотрит на меня так, будто я говорю на иностранном языке.

– В чем ты хороша?

– Я хороша во многих вещах.

То, как девушка растягивает каждое слово, заставляет мой пульс биться немного сильнее от скрытого подтекста, но я притворяюсь тупым и жду, когда она продолжит.

Ее плечи опускаются, потому что я не повелся на это, и ее ухмылка превращается в хмурый взгляд.

– Не знаю. Наверное, я хорошо умею общаться с людьми.

– Хорошо, тогда, можешь быть встречающей. – Я встаю и направляюсь к столу Донны, где ищу документы для добровольцев, но ничего не нахожу. Смотрю на часы. – У меня есть время до первой консультации. Пойдем со мной.

Она спрыгивает с дивана, и ее каблуки стучат по полу, когда девушка следует за мной из офиса по коридору.

– Спасибо за это, пастор Бен.

Я замедляю шаг, когда мы поворачиваем за угол, встречаясь с ней взглядом.

– Бен. Просто Бен. Я имею в виду, мы практически родственники.

Эшли морщит нос и хмурится.

Что я такого сказал?

Я решаю, что держать рот на замке – лучший вариант. Не знаю, что в ней такого, что заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке.

Открываю дверь кабинета и позволяю Эшли войти впереди меня. Она останавливается так резко, что я спотыкаюсь, чтобы не врезаться ей в спину.

ЭШЛИ

Ни за что, черт возьми.

Бен обходит меня, переводя взгляд с меня на стерву передо мной.

– Кэти, рад, что ты здесь. Хочу представить тебе нашего нового волонтера, Эшли.

Осуждающая зараза улыбается, как акула, и встает из-за стола, где, похоже, запечатывала конверты.

– Эшли, приятно познакомиться.

Я давлюсь смехом. Ну и змея. Притворяется сахарной перед Беном, когда мы оба знаем, что она чистый уксус.

– Разве?

– Кэти руководит волонтерами в нашей церкви.

Фальшивая улыбка остается приклеенной к ее лицу, но смягчается, когда она направляет ее на Бена.

– Что будет делать Эшли, пастор Лэнгли?

– Она заинтересована в приветствии, – отвечает он, не давая ей разрешения называть его Беном или даже пастором Беном. Я мысленно праздную эту крошечную победу. – Надеюсь, ты ознакомишь ее с подготовительным занятием для волонтеров.

– Занятия? – Я в ужасе смотрю на него снизу вверх. – Не знала, что будут занятия. Послушай, школа – это не мое.

– Это скорее информационный урок, – говорит Кэти так мило, как только может. Ее взгляд переключается на Бена. – Я позабочусь о ней, пастор.

– Отлично. – Бен улыбается женщине, заставляя ее таять в своих ортопедических сабо. – Спасибо, Кэти.

Она обходит стол, складывает руки перед пупком и кивает.

– Не за что.

Фу. Просто… мерзко.

– Ты в хороших руках, – говорит он мне, его идеальные белые зубы обнажаются, когда Бен улыбается.

Я в этом сомневаюсь. Но нет ничего такого, что нахалка Кэти могла бы сказать мне, чего бы я ни слышала раньше.

– Круто.

– Круто. – Он смотрит мне в глаза слишком долго, прежде чем быстро повернуться к двери и оставить меня наедине с моим новым боссом.

В комнате воцаряется тишина, по крайней мере, на целую минуту, пока Кэти смотрит на дверной проем, через который ушел Бен. Я жду, когда она бросит первую колкость. Знаю, что это произойдет.

– Итак. – Она поворачивается ко мне с фальшивой улыбкой и изучает меня с головы до ног, нахмурившись. – Удивлена, что вижу тебя здесь.

– Не так удивлена, как я, увидев тебя здесь.

Я действительно думала, что волонтерство будет проще. Что это что-то такое, на что ты просто подписываешься и приходишь. Но занятия? Иметь дело с Кэти? Если бы я знала, что это было частью сделки, то никогда бы не пошла на это. Мне следовало задать больше вопросов. Зная Бетани, она намеренно скрыла от меня эти подробности, о чем я непременно упомяну во время нашего следующего разговора.

Но теперь, раз уж я здесь, то беру на себя обязательство. Я никогда не отступала от боя и не собираюсь начинать сейчас. ОсоБенно с такой самодовольной сукой, как Кэти.

– Давай начнем с оформления документов. – Она лезет в стол и достает пару страниц, прикрепляет их к планшету и протягивает мне вместе с ручкой. – От твоих ответов зависит, примут тебя в качестве волонтера или нет. Мы действительно настаиваем на полной честности.

Примут? Как может организация любого рода отказаться от бесплатной помощи? Это начинает больше походить на собеседование при приеме на работу, чем на должность волонтера. Я беру предложенный планшет и устраиваюсь на стуле в другом конце комнаты.

Были ли вы когда-нибудь осуждены за какие-либо преступления? Если да, пожалуйста, объясните.

Я ухмыляюсь и записываю свой ответ.

Не знаю, кто пожалеет об этом больше, я или они.

– Я понимаю, что он занятой человек, Донна, но это чрезвычайная ситуация. – Руки Кэти дрожат, заставляя мою анкету делать то же самое, пока она стоит, как послушный солдат, перед столом секретарши Бена.

– Он на консультационном сеансе.

Взгляд Донны переключается на меня, когда я разваливаюсь на диване, жуя жевательную резинку. Мои руки раскинуты на подушках спинки, пятки на кофейном столике, ноги скрещены. Я подмигиваю ей и машу.

Она отвечает неуверенной улыбкой и поворачивается обратно к Кэти, которая выглядит так, словно у нее вот-вот пар из ушей пойдет.

– Если хочешь подождать…

– Да, я подожду. – Кэти резко оборачивается и свирепо смотрит на меня. – Тебе не нужно быть здесь. Я без малейших сомнений могу сказать, что тебе отказано в добровольной службе.

Я выдуваю пузырь, даю ему лопнуть, а затем втягиваю его обратно.

– Эх, я подожду. Я бы предпочла услышать это от босса.

Я уже не раз это повторяла с тех пор, как она отказала мне в должности тридцать минут назад, прочитав мои ответы.

– Могу заверить тебя, что он скажет то же самое, что и я. – Ее высокомерное отношение выводит меня из себя.

– Может быть. – Честно говоря, я понятия не имею, как он отреагирует, но единственное, чем Бен никогда не был, по крайней мере, насколько я видела, это осуждающим мудаком, как старушка Кэти.

Как по команде, дверь в кабинет Бена открывается, и выходит молодая пара. Они улыбаются друг другу, потом Бену.

– Отличная встреча, – говорит он. – Увидимся через две недели.

Они благодарят его и выходят из офиса.

Бен останавливает взгляд на мне, и он теплеет.

– Привет.

Я пытаюсь встать, когда Кэти вторгается в его пространство, протягивая ему мою анкету.

– Пастор Лэнгли, не могли бы мы, пожалуйста, пройти в кабинет? Мне нужно поговорить с тобой, – она поворачивается и смотрит на меня, – наедине.

– Что происходит? – Он берет страницы, и я наблюдаю, как его глаза бегло просматривают вопросы. Кроме легкого поднятия бровей и изгиба губ, он ничего не отвечает.

– Как ты можешь видеть, мисс Рэмкок не подходит для волонтерства в церкви.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха.

– Мисс Рэмкок⁵, – говорит Бен, его голос срывается, а губы подергиваются. – Я, эм… – Он прочищает горло, но я могу сказать, что он хочет смеяться до упаду. – Никаких уголовных преступлений, это хорошо. Но обвинения в мелком правонарушении за… – Он щурится, и его красивое лицо приобретает дюжину оттенков розового.

– Секс-игрушки, – говорю я за него. – Дурацкий закон, но да. Они бы отпустили меня за более чем два фаллоимитатора, но сказали, что не могут закрыть глаза на анальные пробки и зажимы для сосков.

Донна прикрывает рот, в ее глазах пляшет смесь смущения и юмора. Кэти никогда не выглядела более гордой, ее плечи расправлены, подбородок высоко поднят, руки скрещены под ее заостренными сиськами.

– Что ж. – Бен складывает страницы и засовывает их под свой бицепс, который, кстати, великолепно натягивает ткань рубашки. – Мы все работаем над собой. Я не понимаю, почему эти вещи должны препятствовать волонтерской работе.

– Прошу прощения? – шипит Кэти. – Ты не можешь быть серьезным. Она нарушила закон.

Он бросает на нее взгляд.

– У тебя когда-нибудь был штраф за превышение скорости, мисс Морган?

Ее челюсть отвисает, и Кэти заикается, прежде чем сказать:

– Д-да. Но это не одно и то же…

– Да, я бы сказал, что это гораздо хуже. Запрещать владеть более чем двумя секс-игрушками – это глупый закон. Не превышение скорости, что ж, это спасает жизни.

– Я… я… – Она быстро моргает. – Не могу поверить в то, что слышу. Думаю, тебе нужно прочитать остальную часть анкеты.

– Я сделаю это, но не на публике. – Он смотрит на часы. – Ты можешь идти, Кэти, – говорит Бен, прежде чем повернуться ко мне. – Эшли, занятия по подготовке волонтеров в среду днем. Не будет ли это противоречить твоему графику?

– Хм. Среда? – Я подкручиваю волосы и притворяюсь, что думаю. – Думаю, что найду время.

– Отлично. Тогда и увидимся.

– Хорошо. Спасибо, Бен. – Я приподнимаю бровь, глядя на Кэти. – Тогда увидимся.

ГЛАВА 3

БЕН

Я сижу в своей машине на подъездной дорожке, пока солнце садится за домом, наслаждаясь несколькими минутами тишины между хаосом в церкви и бедламом, который ждет меня внутри. После визита НОЭЕ мне было трудно сосредоточиться. Я не мог сосредоточиться достаточно долго на консультациях и, чтобы выполнить какую-либо работу над воскресной проповедью. Единственным светлым пятном в моем дне был визит Эшли, но она зажгла священный огонь под названием Кэти, из-за чего женщина весь день появлялась в моем офисе, прося о встрече. Спасибо Богу за Донну, которая сумела отмахнуться от нее, назначив встречу на конец недели.

Я глубоко вздыхаю и пытаюсь представить, что живу другой жизнью, той, о которой мечтал, когда был моложе. Возвращаюсь домой после долгого дня к Мэгги и Эллиот, теплой еде и вечернему просмотру фильма в обнимку с моими девочками на диване. Вместо этого я прямо из машины пойду на кухню, чтобы приготовить ужин, который моя дочь есть не будет. Мне нужно постирать кучу белья, оплатить счета онлайн и помочь Эллиот с домашним заданием в первом классе. Потом время купания, время рассказов… Я устаю от одной мысли об этом.

Занавески на переднем окне резко отодвигаются в сторону, и моя дочь прижимается лицом к окну.

Я вздыхаю, машу рукой и толкаю дверь, бормоча небу:

– Ты должна была быть здесь, чтобы помочь мне с этим, Мэгги.

В последнее время я разговариваю с ней все чаще и чаще. Не думаю, что она меня слышит, но это единственное, что я могу сделать, чтобы выразить свое разочарование из-за того, что меня оставили в одиночестве.

– Папа! – Эллиот вылетает из двери и обнимает меня за бедра. – А ты знаешь, что эти месячные также называют Красным дьяволом или тетей Фло?

Я сдерживаю стон и похлопываю ее по спине.

– Это отлично.

Она смотрит на меня своими невинными карими глазами точно такого же оттенка, как у ее матери. Боже, я скучаю по ней.

– Месячные означают, что ты больше не можешь заниматься незащищенным сексом, потому что ты можешь забеременеть!

С ней, все еще обернутой вокруг моих ног, я, пошатываясь, иду к двери, надеясь затащить Эллиот внутрь, прежде чем соседи услышат.

– Из влагалища идет кровь, папа!

Мне удается затащить ее внутрь и закрыть дверь, затем я лихорадочно ищу Колетт, которой нет ни в гостиной, ни на кухне.

– Где Колетт?

– Она снаружи, разговаривает со своим парнем. – Наконец она отпускает меня и возвращается на диван, где по телевизору идет Губка Боб.

Я выглядываю наружу и вижу, как Колетт расхаживает по заднему крыльцу, размахивая свободной рукой и агрессивно разговаривая по телефону.

– Как долго она там пробыла? – Я разложил свои вещи на обеденном столе.

– Два Губки Боба назад. До того, как он позвонил, она все время повторяла: «Он такой придурок, он такой придурок».

Я тру глаза и чувствую себя так, словно постарел на десять лет с тех пор, как покинул безопасное место в своей машине.

– Мы так не разговариваем, Эллиот.

Она резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

– Что такое член?

– Мы поговорим об этом позже. – Я поворачиваюсь и распахиваю раздвижную стеклянную дверь.

Колетт не смотрит на меня, но поднимает палец, как бы прося меня подождать, пока она закончит разговор.

– Ты кусок дерьма.

Я закрываю дверь, вырываю телефон из рук Колетт и прижимаю его к уху, пока «Этот Придурок» обзывает ее потоком непристойных имен.

– Колетт тебе перезвонит.

– Кто… кто ты, черт возьми, такой? – заикается чувак.

Я нажимаю «Отбой» и возвращаю ей устройство.

Ее лицо вспыхивает от гнева.

– Почему ты это сделал?

– Ты не можешь быть снаружи, выкрикивая ненормативную лексику в свой телефон, в то время как должна наблюдать за моей дочерью.

– Серьезно? Ей шесть. Она справится с этим.

Сжимаю зубы вместе.

– Дело не в этом. Тебе платят за то, чтобы ты следила за ней, так что, когда ты на дежурстве, то должна следить за ней. Разбирайся со своей личной жизнью в свое свободное время, пожалуйста. – Тот факт, что я должен это объяснять, сам по себе огорчает. – И тебе нужно следить за своим языком, когда ты рядом с Эллиот. Ее мозг впитывает, как губка.

Она наклоняет голову.

– Это просто слова.

Я натянуто улыбаюсь.

– Понимаю, но она моя дочь, и я бы предпочел, чтобы она не ходила вокруг и не употребляла такие слова, как «член».

– Сообщение принято, босс. – Она засовывает телефон в карман. – Увидимся завтра.

Она протискивается мимо меня, и мне требуется несколько секунд, чтобы отдышаться и снизить кровяное давление. Я провожу рукой по волосам и добавляю стрижку в свой список дел.

Когда жизнь стала такой сложной?

Голос в моей голове напоминает мне о том дне, когда я потерял Мэгги.

Когда мы узнали, что она беременна, врачи проделали хорошую работу, информируя нас обо всех вещах, которые могут пойти не так с ребенком, но никогда не предупреждали нас, что сердце Мэгги может просто перестать работать. Я помню, как стоял там, держа на руках нашу новорожденную дочь, а команда медсестер окружила тело Мэгги, пытаясь перезапустить ее сердце.