Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Девушка, кажется, не замечает моего пристального взгляда, когда наклоняется и засовывает свои вещи в сумку. Я прикусываю губу и надеюсь, что не застонал вслух, когда мельком увидел ее черные кружевные трусики.

– Эм… Эш, мне нужно поговорить с тобой минутку о расписании на следующую неделю.

Ее глаза, теперь сильно подведенные черным, прищуриваются на мне.

– Прямо сейчас?

– Это займет всего минуту.

Затем прохожу мимо нее по коридору и направляюсь в свою спальню. Она практически спотыкается, когда я закрываю дверь, как только ее ноги переступают порог. И хватаю ее за бедра, прижимаю к своей двери и зарываюсь лицом в ее шею.

– Что говорят мужчины, когда видят тебя в этом? – рычу я, мои руки трясутся, и у меня возникает необоснованное желание укусить ее.

– То же дерьмо, что и всегда. – Ее голос звучит немного запыхавшимся, ее руки на моем поясе на бедрах. – А что, Бен? Что ты хочешь сказать, увидев меня в этом платье?

Я отстраняюсь, чувствуя себя сумасшедшим, иррационально собственническим и очень возбужденным. С трудом подавляю желание сказать то, что мне действительно хочется.

– От тебя захватывает дух.

На ее щеках появляется румянец.

Я обхватываю ее подбородок, целую в обе стороны ее рта, чтобы не испортить помаду, затем в кончик носа.

– Если кто-то будет относиться к тебе неуважительно, я хочу знать имена.

– И что ты будешь делать? – Она вздергивает подбородок. – Сообщить о них парню на небесах?

– Вообще-то, да.

Она смеется, и этот звук омывает мое тело, как теплая вода.

– Ты лучший из лучших, Бен Лэнгли. – Она скользит рукой по моим волосам, затем проводит большим пальцем по моим губам. – Я должна идти.

– Знаю. – Я отступаю назад, открываю перед ней дверь и смотрю ей в затылок, пока девушка выходит из моего дома и идет к своей машине.

Только когда возвращаюсь внутрь, то понимаю, что ни разу с тех пор, как вернулся домой, я не смотрел на фотографию Мэгги.

ЭШЛИ

– Стой!

Я убираю телефон от уха, когда Бетани практически разрывает мне барабанную перепонку.

– Вы, ребята, ходили на свидание? Как ты могла не сказать мне об этом раньше?

– Все произошло так быстро. Он пригласил меня в воскресенье, и мы встретились в понедельник.

– Сегодня среда. Среда, Эш. У тебя больше нет права злиться на меня, когда желтая пресса получает информацию раньше тебя!

Голос Джесси приглушен на заднем плане.

– Я не знаю, – отвечает она ему. – Я только сейчас услышала об этом. Расскажи мне все, Эшли Роуз Кендрик. Каждую. Мелкую. Деталь.

Я вздыхаю.

– Хорошо, но я сижу возле школы Эллиот, ожидая, когда она выйдет, так что у меня мало времени. – Я знала, что предоставление подробностей будет частью сделки, и хотела убедиться, что моя лучшая подруга услышит это от меня, прежде чем услышит от Бена через Джесси. – Что я могу сказать? Все было прекрасно. И я имею в виду, что было все. Ну, все за вычетом… ну, ты знаешь, все.

– Ты мне абсолютно ничего не сказала, – сухо говорит она.

– Он повел меня в суши, а потом на концерт. Он был таким вежливым, таким… – Как я могу выразить словами свое свидание с Беном? – Он мне действительно нравится.

Пронзительный визг в очередной раз пронзает мои барабанные перепонки.

– Каждый раз, когда он целует меня, я чувствую себя опьяненной…

– Целует тебя? Джесайя, они целуются!

– Между нами вообще осталось что-то личное?

– О, да. Извини. Продолжай.

– Мне больше нечего сказать, я просто… Боже, он мне очень, очень нравится. Но… тьфу.

– Не делай этого, не зацикливайся на своей голове.

– Я знаю, ты права. Но не могу не думать, что такой парень, как он, ни за что не выбрал бы кого-то вроде…

– Ла-ла-ла-ла, я не слышу этого ла-ла-ла! Ты более чем достойна такого человека, как Бен Лэнгли. Поверь мне. Я знаю вас обоих, и да, вы разные, но не в том смысле, который имеет значение. Ваши личности дополняют друг друга. Ты заполняешь его пробелы, а он заполняет твои.

Джесси смеется на заднем плане.

– Он действительно хочет заполнить твой пробел.

– Не обращай на него внимания.

– Как бы это ни было весело – делиться самыми личными и интимными подробностями своей жизни с тобой и твоим мужем, я должна идти за Эллиот.

– Обними ее и поцелуй за нас! И звони мне с новыми новостями!

Я вешаю трубку, выпрыгиваю из машины и направляюсь к школе, когда толпа карликов со слишком большими рюкзаками выстраивается в очередь, ожидая родителей. Эллиот появляется из-за угла, и в тот момент, когда я смотрю на эти великолепные темные кудри, в моей груди теплеет, и мы улыбаемся друг другу. Она машет, и я глупо машу в ответ. Она обнимает мои ноги, и я улучаю момент, чтобы насладиться ощущением ее крошечных рук, обнимающих меня.

– Привет, коротышка. Как прошел твой день? – Я беру ее крошечную ручку и ловлю на себе пристальный взгляд директора. Пока Эллиот занята разговором, я показываю женщине язык и смеюсь, когда она с отвращением качает головой.

– А потом Джейден назвал Тайлера стояком.

Я спотыкаюсь в своих шлепанцах.

– Что такое стояк?

Открываю заднюю дверь своей машины и помогаю ей сесть. Пристегивая ее к креслу-бустеру, я надеюсь, что на моем лице не отразится то, что, черт возьми, чувствует мой мозг. Ее большие карие глаза не отрываются от моего лица. Она ждет ответа, а я понятия не имею, как ответить на этот вопрос!

– Ты голодна? – Я лучезарно улыбаюсь. – Хочешь зайти в «Макдоналдс»?

Ее маленькие брови сведены вместе.

– А в «Макдоналдсе» есть стояки?

– Нет. Их там нет. – Я закрываю дверь и отворачиваюсь от машины, молясь, чтобы она забыла вопрос к тому времени, как я сяду в машину, а если нет, то пожалуйста, Боже, дай мне правильные слова, чтобы объяснить.

Я забираюсь на водительское сиденье и успеваю проехать два квартала, прежде чем она трубит с заднего сиденья.

– Стояк – это ругательство?

– Черт, – ворчу я. Встречаю ее пытливый взгляд в зеркале заднего вида. И решаю сделать все, что в моих силах, или она никогда не перестанет спрашивать. – Может быть, да. То, как твой друг Джейден использовал его, да. – Когда девочка выглядит смущенной, я делаю глубокий вдох и продолжаю. – Ты знаешь, что задница – это часть твоего тела? Но, если ты называешь кого-то задницей, это вроде как плохое слово?

Она обдумывает это.

– Значит, стояк – это часть моего тела?

Я поджимаю губы, чтобы скрыть смех, и представляю, как бы Бен справился с этим разговором, если бы был здесь.

– Не твоего тела, нет. Они есть только у мальчиков.

– У них в задницах?

Ладно, теперь я не могу этого скрыть и давлюсь смехом.

– Нет. – Ну, у некоторых конечно есть, но я оставлю разговор о гомосексуальном сексе на гораздо более позднее время. – Стояк – это другое название для, эм, интимных частей тела мальчика.

Ее милое личико морщится от отвращения.

– Ой.

– Да.

Мне удается проехать четыре светофора, проехать «Макдональдс», и как раз в тот момент, когда я думаю, что она удовлетворена, Эллиот говорит:

– Я думаю, что Джейден – стояк.

Я улыбаюсь в зеркало заднего вида, когда въезжаю на подъездную дорожку к дому Бена. Если бы жизнь сложилась по-другому и судьба сложилась бы в мою пользу, Эллиот легко могла бы быть моей дочерью.

– Я согласна. Но давай не будем произносить это слово при твоем отце, хорошо?

– Хорошо. – Она отстегивает ремень безопасности, и я несу ее рюкзак.

– Или ком-либо еще, если уж на то пошло.

– Но я могу сказать это тебе, верно?

Я вспоминаю свое детство и то, как я никогда не могла говорить свободно во имя чести и уважения к своим родителям.

– Ты можешь говорить все, что захочешь, когда ты со мной. Нет ничего запретного, когда мы вместе. Поняла?

– Поняла! – радостно говорит она и бежит в дом.

Я приглядываю за Эллиот с момента окончания занятий в два часа до пяти. Бен обычно заезжает в четыре сорок пять. Сегодня он появляется в половине пятого. Я слышу, как подъезжает его «Чероки», и мой желудок переворачивается от взрыва бабочек. Интересно, что на нем надето – синяя рубашка на пуговицах, которая делает его волосы особенно черными, или зеленая, которая делает его глаза карими?

А потом наступает тот момент, когда мужчина входит в дверь, и наши взгляды встречаются и цепляются друг за друга. Его медленная улыбка. Возможно ли быть полностью влюбленным в одно мгновение?

Дверь открывается, и я поднимаю взгляд со своего места на полу, где мы с Эллиот играли в «Ранчо динозавров». Мой пульс учащается, когда наши глаза встречаются.

На нем белая рубашка на пуговицах, подчеркивающая его оливковую кожу. Его рукава закатаны до локтей, демонстрируя мускулистые предплечья. Широкоплечий и высокий, Бен излучает ощутимую мужественность.

Он не сводит с меня глаз.

– Привет.

– Привет, – говорю я едва слышным вздохом.

– Привет, папа! Джордж и Филлис делают детей!

Его брови поднимаются над этими небесно-темными глазами.

– Серьезно?

– Не смотри на меня. – Я поднимаю руки вверх, чтобы показать свою невиновность. – Думаю, она слишком много смотрела «Планету животных».

Он подходит ближе и садится на корточки рядом со мной, его бедро задевает меня в движении, которое далеко не случайно. Он целует свою дочь в макушку.

– Сколько у них будет детей?

– Четыре. – Она указывает на динозавров поменьше. – Две девочки и два мальчика.

– Похоже, они были заняты. – Бен так мило улыбается мне, что я ловлю себя на том, что тянусь к нему, желая, чтобы он обнял меня, поцеловал – черт возьми, я бы согласилась на поцелуй в макушку.

О чем я думаю? Бен все еще любит свою жену. Я падаю все глубже и глубже в свои чувства, и это никак не может закончиться для меня хорошо. Последнее, что мне нужно делать – это испытывать к Бену чувства, выходящие за рамки простого увлечения.

– Мне пора идти. – Я встаю.

– Так скоро? – говорит он, тоже вставая.

Я не смотрю ему в глаза.

– Да. Я все время опаздывала в клуб на пять и десять минут. Мне действительно нужно попасть туда вовремя, иначе меня уволят.

Не совсем так, но мне нужно убираться отсюда.

Я хватаю свою сумку и исчезаю в ванной, чтобы быстро переодеться в узкие джинсы и короткий топ. Наношу более яркий макияж, собираю волосы в высокий хвост и засовываю ноги в пару ботинок. Когда выхожу, то притворяюсь, что не вижу прищуренных глаз Бена, устремленных на меня.

– Увидимся завтра, коротышка! – Я практически выбегаю за дверь – убегаю от своих чувств, убегаю от комфорта, который я нашла в доме Бена с его дочерью. Изгнав себя из чувства безопасности в его объятиях, под его пристальным взглядом.

– Эш. – Голос Бена так близко, когда я спускаюсь с крыльца. Он следует за мной до моей машины.

– Да? – Я бросаю свою сумку на заднее сиденье, а когда поворачиваюсь, то почти врезаюсь в его твердое тело.

Его ноги широко расставлены, а руки скрещены на груди. Его глаза напряжены, когда он изучает мое лицо.

– Что случилось?

– Ничего. Я просто не хочу опаздывать.

Он делает полшага ко мне, возвышаясь надо мной. Мне приходится запрокинуть голову назад.

– Ты лжешь. Что происходит?

– Бен, пожалуйста. Мне нужно идти на работу.

– Ты убежала от меня, как будто ад гнался за тобой по пятам.

Он прав.

– Я знаю, мне жаль. – Но я не могу влюбиться в тебя.

– Поговори со мной, – тихо просит он. Его нежный взгляд умоляет меня. Мужчина сжимает руки, как будто сдерживается от желания прикоснуться ко мне.

Как мне сказать ему то, о чем я думаю? Мы были на одном свидании! Я буду звучать как псих.

– Поверь мне, все в порядке. У меня в голове много всего происходит, и я не готова говорить об этом. Пока нет.

Он изучает меня.

– Эти мысли в твоей голове? О нас?

Нас. Как одно слово может снять все напряжение в моем теле?

– В основном, да.

Ему требуется минута, чтобы переварить это. Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается давить сильнее, требовать большего, Бен кивает и отступает назад, освобождая меня от невидимой хватки, которой удерживал меня.

– Я уважаю это.

Серьезно?

– Просто пообещай мне, чтобы ты ни думала, ты поговоришь со мной об этом, прежде чем принимать какие-либо решения, хорошо?

Смогу ли я поговорить с ним честно?

– Да, конечно.

Он на это не купился.

– Увидимся завтра. – Быстро оббегаю вокруг машины и притворяюсь, что не замечаю Бена в зеркале заднего вида, наблюдающего за тем, как я уезжаю.

ГЛАВА 18

БЕН

– У тебя есть сертификат по сердечно-легочной реанимации, степень бакалавра в области развития детей и пятилетний опыт работы.

Будущая няня сидит напротив меня в моем кабинете. Ей лет двадцать с небольшим, и она похожа на девушку, c которой у меня вчера было собеседование. Одета в брюки, туфли на плоской подошве, блузку в цветочек, застегнутую до самого горла, а ее невинные глаза сияют сквозь очки в тонкой оправе. Если та и накрашена, то минимально. У нас было крепкое рукопожатие, когда я встретил ее за десять минут до назначенного собеседования, и девушка ясно дала понять, что пунктуальность для нее важна. У нее добрая улыбка, мягкий голос, а в резюме указано, что она работала волонтером в нескольких организациях, помогающих бездомным и детям-сиротам.

– Твое резюме впечатляет.

– Спасибо, сэр. – Ее руки остаются аккуратно сложенными на коленях, спина прямая.

Я задаю ей несколько вопросов о ее свободных часах. Она берет больше, чем я привык платить Бетани, Колетт и Эшли, но это того стоит, чтобы знать, что Эллиот будет в хороших руках.

– Спасибо, что пришла, Эбби. Я подумаю над этим и позвоню тебе через день или два, если ты не против?

– Конечно. – Она пожимает мне руку, и я провожаю ее до выхода.

– И что? Что ты думаешь? – спрашивает Донна из-за своего стола.

– Они обе идеальны. – И все же…

– Ты так говоришь, как будто это плохо.

Смотрю на свою помощницу. Я не могу сказать ей, что изо всех сил пытаюсь не уволить свою нынешнюю няню, потому что мне будет не хватать ее лица в конце каждого дня. Но после того как Эшли повела себя вчера, когда ушла из моего дома, если она действительно рискует потерять работу, то я должен поступить правильно, бескорыстно и отпустить ее. Это не значит, что никогда больше ее не увижу. Я твердо намерен пригласить ее на другое свидание. Хотел спросить ее об этом вчера, но по нерешительности, которую увидел в ее глазах, понял, что мне нужно дать ей пространство.

– Они мне понравились. – И меня ни в малейшей степени не привлекает ни одна из них. Но с другой стороны, меня никто не привлекал после Мэгги. До Эшли.

Когда возвращаюсь домой в тот вечер, я не упоминаю о собеседованиях при Эшли. Она выглядит более расслабленной, чем накануне, но все равно быстро переодевается и мчится на работу.

В пятницу я твердо намерен вернуться домой пораньше, отвести Эш в сторону и пригласить ее на второе свидание, но старейшины созвали собрание в последнюю минуту, чтобы принять решение о церковных средствах. К тому времени, как я вернулся домой, она уже переоделась и практически проскользнула мимо меня в дверях.

Суббота тянулась медленно, и в воскресенье в церкви я отвожу Эллиот на занятия в воскресную школу и направляюсь в святилище, чтобы выследить Эшли.

Вместо Эш я нахожу Кэти.

– Доброе утро, пастор Лэнгли, – весело говорит она, прижимая к груди сегодняшние бюллетени. – Что вы делаете по эту сторону кафедры?

Мой взгляд блуждает в поисках ярких светлых волос Эшли, но ее нигде нет.

– Вам не хватает волонтеров?

– Да. – Она хмурится. – Мисс Кендрик сказала, что заболела, если можете в это поверить. – Она закатывает глаза. – Некоторые люди такие безответственные.

– Я бы не стал считать ее болезнь безответственностью. – Она действительно больна?

– Я не пытаюсь судить. – Кэти наклоняется и прикрывает рот ладонью, как будто собирается рассказать мне огромный секрет. – Но она не казалась больной.

– Ты говорила с ней сегодня утром?

– Нет, она оставила сообщение на моей голосовой почте вчера вечером.

Странно. Я удивлен, что она не написала мне.

– Хорошо. Спасибо.

– Хорошей проповеди! – кричит она, когда я иду к святилищу.

Я благодарю ее, или, по крайней мере, думаю, что благодарю. Эш действительно заболела? Стала бы она лгать только для того, чтобы не встречаться со мной лицом к лицу?

Есть только один способ выяснить это. Я отправляю короткое сообщение семье Бакхэм, у которой есть дочь возраста Эллиот, спрашивая, не согласятся ли они взять ее с собой домой после церкви. Они немедленно соглашаются.

Я провожу свою проповедь как в тумане, чувствуя щемящую пустоту в первом ряду без Эшли, смотрящей на меня. После заключительного «аминь» прошу своего помощника пастора пообщаться с молитвенными просьбами, потому что мне нужно быть кое-где еще.

Подъезжаю к квартире Эшли всего через тридцать минут после окончания проповеди, поднимаюсь по лестнице и стучу в ее дверь. Упираюсь руками в дверной косяк, и меня охватывает странное чувство паники. Насколько она может быть больна? Заметит ли ее соседка по комнате, если Эш не встанет с постели? Придет ли ей в голову спросить, как у нее дела? Что, если ей нужно в больницу?

Я стучу снова, на этот раз сильнее.

Уже собираюсь вытащить телефон и позвонить, когда щелкает замок и дверь медленно открывается.

Эшли прислоняется к приоткрытой двери. Ее волосы растрепаны, лицо в основном чистое, за исключением небольшого количества темного макияжа, все еще окружающего глаза. Ее лицо немного бледное, но я не могу сказать, связано ли это с отсутствием макияжа, с тем, что девушка больна, или с тем, что она удивлена, увидев меня у своей двери. На ней тонкая майка и пижамные штаны с низкой посадкой, и я могу сказать, даже не глядя, что на ней нет лифчика.

– Бен? Что ты здесь делаешь?

– Я слышал, ты заболела. Почему ты мне не сказала?

– Зачем мне говорить тебе, что я больна?

Она не выглядит больной – ее голос не скрипучий, и нет ни намека на заложенность носа. Хотя ее глаза действительно выглядят немного налитыми кровью.

– Не знаю, наверное… Я имею в виду, что думал… – Что я думал? Что она мне должна? Что мы… вместе? Чувствуя себя неловко и немного отвергнуто, я отступаю от двери. – Думаю, ты не обязана мне говорить. Прости. Мне не следовало приходить.

– Все в порядке. – Она говорит это, но не делает ни малейшего движения, чтобы открыть свою дверь или пригласить меня внутрь.

– Я сделал что-то, что тебя расстроило?

– Нет. – Ее взгляд опускается в пол. – Ты действительно великолепен.

Я усмехаюсь, но не потому, что Эшли сказала что-то смешное. То, как она это сказала, совсем не смешно. Словно отшивает меня.

– Я думал, что между нами… – Я замолкаю, потому что понятия не имею, что у нас было и достаточно ли у нас этого, чтобы считать это чем-то особенным.

Эшли ничего не говорит, но я словно слышу, как она прощается.

– Мне нужно идти за Эллиот. Надеюсь, ты скоро почувствуешь себя лучше…

Чья-то рука скользит по ее обнаженному животу.

– Прости, детка.

Эшли отпихивает руку, когда дверь открывается, чтобы показать бармена из ее клуба. Того, который распускал руки в тот вечер в баре. Он смотрит на нее с тайной усмешкой на лице.

– Мне нужно бежать. – Он замечает меня, и его ухмылка становится шире. – Выстраиваешь их в очередь, а, Эш?

– Пошел ты, Энтони.

Он проходит мимо меня и трусцой спускается по лестнице, посмеиваясь всю дорогу.

Больна. Теперь понятно. Тошнит, как с похмелья. Больна, как будто провела прошлую ночь, трахаясь с каким-то мудаком, и не смогла заставить его уйти достаточно быстро, чтобы добраться до церкви.

Теперь я болен.

– Бен, – тихо говорит она.

– Я должен был послушаться тебя.

Эшли хмуриться, и я смотрю в пространство между нами, чтобы не встречаться с ней взглядом.

– Ты говорила мне, какие отношения предпочитаешь, и я должен был тебя выслушать.

Девушка сжимает челюсть.

– Так это все?

– Я не создан для случайных отношений. – Я качаю головой. – Я не такой, как ты.

– Ты не тот человек, за которого я тебя принимала.

– То же самое.

Я притворяюсь, что не вижу, как тускнеют ее глаза, потому что как, черт возьми, Эш может быть грустной? Она не имеет права расстраиваться. У меня есть полное право злиться. Эшли обманула меня, заставила поверить, что между нами что-то есть, только для того, чтобы бросить меня ради какого-то мудака, который ее не заслуживает, который ее не уважает.

– К черту это, – говорю я, разворачиваюсь и спускаюсь по лестнице.

– Бен!

Я игнорирую ее, направляюсь домой и делаю пометку нанять Эбби первым делом утром.

ЭШЛИ

Слепо смотрю на телевизор в гостиной Бена, в то время как Эллиот исчезла, чтобы собрать вещи для игры в переодевание. Когда Бен вчера появился у меня дома и застал Энтони выходящим из постели Сторми, я увидела выражение его глаз, прежде чем он заговорил. Бен предположил, что я переспала с Энтони, и, черт возьми, это было больно. Больно не только потому, что тот ни капли не усомнился в этом, но и потому, что у него было полное право делать такое предположение. Я не поправила его, потому что думала, что он одумается. Ждала, что Бен спросит. Верила, что того, что у нас было, каким бы новым и уязвимым оно ни было, будет достаточно, чтобы заслужить его веру в меня.

Но это было не так.

– У меня есть вещи, – говорит Эллиот, выходя с охапкой одежды в руках. На голове у нее большая шляпа, такую я могла бы увидеть на женщине с юга в жаркий день. Она сбрасывает шарфы, ожерелья из бисера, солнцезащитные очки и боа из перьев.

– Где ты все это взяла?

– В моей коробке для переодевания! – Она накидывает мне на голову шарф, а затем обматывает его вокруг шеи. – Я собираюсь надеть это. – Она надевает длинное платье в цветочек, которое свисает с ее маленького тела.

– Очень красиво.

Вся одежда немного устарела. Интересно, Бетани брала ее с собой в «Гудвилл», чтобы выбрать все эти вещи для переодевания? Эллиот надевает мне на лицо солнцезащитные очки, затем требует, чтобы я надела джинсовую жилетку, которая на самом деле очень милая.

– И кто мы такие?

– Мы, леди, идем на чай, – говорит она сквозь толстый слой боа из перьев, накидывая его на шею.

– Да, дорогая, ты выглядишь великолепно, – говорю я со своим лучшим английским акцентом.

Она хихикает и надевает мне на голову длинную нитку искусственного жемчуга. У нее по кольцу на каждом пальце одной руки, а на лицо надеты настоящие очки для чтения.

– Мы будем ожидать королеву?

– Я королева, – говорит она.

Мы наливаем воду из мерного стаканчика (чайника) в пластиковые стаканчики (чайные чашки) и едим наши канапе сэндвичи (крекеры рыбки). Раньше, чем ожидала, я слышу характерный звук машины Бена на подъездной дорожке. Я смотрю на часы. Сейчас только четыре.

Мне удается снять солнцезащитные очки, но больше ничего, прежде чем он входит в дверь. Бен, не смотрит на меня, не говорит своего обычного «привет».

Эллиот, кажется, тоже что-то замечает, поскольку ее глаза за стеклами очков расширяются.

– Какого хрена ты делаешь? – требует он.

Мои глаза устремляются к нему, а Эллиот тут же начинает плакать. Я вскакиваю на ноги, замечая ярость в глазах Бена, когда он рассматривает мою одежду, одежду Эллиот и ее заплаканное лицо. В его глазах нет мягкости, только пламенный гнев.

– Сними это. – Его голос дрожит от едва скрываемой ярости. – Сейчас же.

Я все еще пытаюсь понять, что происходит, переводя взгляд с Эллиот на ее отца.

– Сейчас же!

Эллиот пытается снять платье, очки, кольца.

– Ты знаешь, что это запрещено, Эллиот. Ты знаешь, что нельзя трогать вещи твоей матери.

Мой желудок опускается до колен.

– Бен…

– Сними это, Эшли, – рычит он, но я слышу полное горе и опустошение в его голосе. – Прямо сейчас, блядь.

Я снимаю жилет, шарф и жемчуг.

– Папа, прости меня, – рыдает Эллиот.

Тело Бена напряжено, мускулы челюсти пульсируют, как будто он сдерживает бешеную ярость.

– Я не знала, – говорю я, помогая Эллиот собрать вещи ее матери с пола.

Должно быть, мы делаем это недостаточно быстро, потому что Бен подбирает оставшиеся вещи, прижимая их к своему телу, и рявкает Эллиот, чтобы она шла в свою комнату. Девочка убегает, рыдая.

– Успокойся, Бен. Она не хотела…

Он разворачивается так быстро, что от этого движения у меня перехватывает дыхание.

– Убирайся из моего дома.

Мои глаза наполняются слезами, но я сдерживаю их, потому что, если есть одна вещь, которой я научилась в юном возрасте, так это никогда не показывать слабость. Хватаю свою сумку, когда Бен исчезает в коридоре в свою комнату, полагаю, чтобы убрать одежду. Я хочу сказать ему, что никогда бы не согласилась играть с вещами Мэгги и что думала, что это одежда для игры, но не хочу доставлять Эллиот еще больше неприятностей.

Когда он выходит, то останавливается в коридоре и огрызается:

– Что?

– Эллиот не виновата. Не сердись на нее.

Он сокращает расстояние между нами так быстро, что я вздрагиваю.

– Это была твоя идея?

Я не отвечаю.

– Ты залезла в шкаф моей жены, достала ее вещи, порылась в ее драгоценностях, чтобы поиграть в гребаное переодевание?

Я поднимаю руки, пытаясь успокоить дикое животное.

– Не злись…

– Не злись? О, я не сержусь, Эшли, – шипит он сквозь зубы. – Мне противно, что ты думаешь, что можешь носить одежду моей жены.

Удар точно в цель. Как удар в грудину. Я отступаю назад.

– Я думал, ты другая. Ты ведешь себя так уверенно, так свободно, но все это притворство. Ты такая же неуверенная в себе и нуждающаяся, как и все остальные.

– А ты не чувствуешь себя неуверенно? Боже мой, Бен, ты носишь свой траур по Мэгги, как броню. Легче держать людей подальше, когда все еще хранишь одежду своей жены…

– И это я слышу от женщины, у которой никогда не было отношений, которые длились бы дольше ночи? – Его глаза блестят от слез, когда мерзкие слова срываются с его губ. – Убирайся вон из моего дома.

Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Ты уволена.

Первая слеза падает, но я стою к нему спиной, и он этого не видит.

– Мы все облажались, Бен. Не тебе решать, кто облажался хуже.

Я выхожу из его дома, надеясь, что Бен продолжит злиться на меня и оставит Эллиот в покое.

По дороге домой думаю, что как бы это ни было больно, что так будет лучше. Я была глупа, думая, что мы с Беном можем быть вместе.

Он заслуживает того, чтобы быть счастливым.

Но когда мы вообще получаем то, что заслуживаем?

БЕН

После того, как Эшли ушла, я спокойно убрал вещи Мэгги в ее шкаф. Ее духи когда-то слегка прилипли к нескольким предметам ее одежды. В частности, то, что было на Эллиот, когда я вошел. Прижимаю шелковую одежду к носу, но она пахнет пылью и кедром. Ее запах испарился, как призрак.

Не могу поверить, что Эшли пришла в мою спальню и рылась в моих вещах. Я уже был разочарован тем, что она переспала с этим гребаным мудаком из своего клуба. Но это совершенно другой вид разочарования.

Я приношу Эллиот сэндвич с сыром на гриле и молча обнимаю ее. Она знает, что вещи ее матери под запретом. Не могу себе представить, чтобы она не сказала Эшли положить вещи обратно.

– Я люблю тебя. – Это все, что я могу сказать прямо сейчас, когда гнев все еще так близко к поверхности.

Ее лицо распухло и покрыто красными пятнами.

– Прости.

Я целую ее в лоб.

– Ешь. Сегодня рано ложимся спать.

Я оставляю Эллиот в ее комнате и сажусь за кухонный стол, отодвигая свой собственный жареный сыр. У меня пропал аппетит. Ослепительная улыбка Мэгги сияет мне из рамки в другом конце комнаты.

– Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, милая, – говорю я, чувствуя, как на меня наваливается новый слой стыда и вины.

Неужели я настолько плохо разбираюсь в людях, что не видел, каким человеком на самом деле была Эшли? Я мог бы поклясться, что она была другой. Моя невестка никогда бы не посоветовала мне встречаться с кем-то, кто так мало уважает себя и других. Как я мог так неправильно все понять?

Как я мог быть таким наивным, думая, что когда-нибудь найду женщину, которую снова смогу полюбить?

ГЛАВА 19

БЕН

– Я дома! – кричу, когда вхожу в свой дом в шесть часов.

С Эбби в качестве новой няни Эллиот я смог продлить свой рабочий день, и в качестве бонуса в доме пахнет тушеным мясом.

Эллиот бежит по коридору.

– Слава богу, ты пришел!

Я подхватываю ее на руки.

– Ух ты, какое приветствие.

Эллиот крепко обнимает меня за шею.

– Эбби заставляет меня делать математические карточки и говорит, что телевидение вредно для моего мозга.

Я целую ее в висок.

– Звучит весело.

Довольно напряженно, но обучение тоже может быть увлекательным.

– Мистер Лэнгли. – Эбби собирает свои вещи. Это что, портфель? – Ужин в мультиварке. На холодильнике список продуктов, которые мне нужно будет купить завтра, если хотите, можете оставить мне немного денег, или я выставлю вам счет за расходы.

– Это здорово, спасибо. Я оставлю деньги.

Она не улыбается. Никогда не видел, чтобы двадцатилетняя девушка была такой серьезной.

– Отлично. Увидимся завтра, мисс Эллиот.

Мы с Эллиот смотрим, как она идет к своей консервативной «Киа».

– Могу я теперь, пожалуйста, посмотреть телевизор? – говорит Эллиот, как только она отъезжает.

– Конечно. – Я ставлю дочь на пол.

Она указывает на верхнюю часть книжной полки.

– Пульт там, наверху. Эбби сказала: «С глаз долой, из сердца вон», что бы это ни значило.

Я беру его и протягиваю ей.

– Вы с ней хорошо ладите?

– Наверное. Она была бы лучшей учительницей, чем няней.

– Возможно, ты права. Но, по крайней мере, она оберегает тебя.

– Я скучаю по Эшли, – говорит она в основном сама себе.

Что-то сжимается у меня в груди, и я отступаю. Да, я тоже немного скучаю по ней.

– Бен? – Донна заглядывает ко мне в кабинет в пятницу сразу после полудня. – Твой брат звонит.

С тех пор как Эбби начала работать во вторник, дома все было тихо. Эллиот хандрила из-за отсутствия Эшли. Я погрузился в работу на всю неделю, оттачивая свою воскресную проповедь и игнорируя тупую боль в груди, когда думал о предательстве Эшли.

Я не поднимаю голову от компьютера, чтобы ответить Донне.

– Скажи ему, что я перезвоню позже.

– Я пыталась, когда он звонил последние четыре раза. Он продолжает настаивать.

– Скажи ему, что я занят.

– Сказала. Он продолжает звонить.

Я замечаю свой телефон на столе. Тридцать пять пропущенных звонков от Джесайи до полудня.

– Не знаю, что тебе сказать. Сними трубку с телефона.

– Почему бы тебе просто не поговорить с ним? Он говорит, что это важно. Что, если что-то случилось?

Что-то явно случилось. Я совершил ошибку, прочитав текстовые сообщения, которые он отправил мне прошлой ночью. Очевидно, Бетани и Эшли поговорили. Не знаю, что точно он знает, но его многочисленные сообщения, в которых он называл меня «трусливым идиотом», дали мне понять, что он не одобряет то, что наши с Эшли пути разошлись.

Я вздыхаю и смотрю на Донну, которая выглядит обеспокоенной.

– Попробуй еще раз, пожалуйста.

Она ныряет за дверь. Я слышу, как она что-то бормочет, прежде чем раздается звук ее шагов по ковру, и она снова просовывает голову внутрь.