Текст книги "Обретая надежду (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Мы были заняты. – Девушка протягивает руку мимо меня, чтобы схватить свой телефон со столика во внутреннем дворике, и я наклоняюсь, чтобы уловить сладкий аромат ее разгоряченной кожи. – Я должна идти, чтобы собираться на работу. – Она теребит вырез своей майки, открывая мне щедрый вид на мягкое, загорелое декольте. – Ничего, если я запрыгну к тебе в душ?

«Да. Пожалуйста».

– Конечно, – говорю я как можно небрежнее и безразличнее. – Чувствуй себя как дома.

– Спасибо, Бен. – Она сжимает мой бицепс, проходя мимо меня в дом.

Только когда я слышу, как за мной закрывается раздвижная стеклянная дверь, я наваливаюсь всем весом на перила, опускаю голову и дышу сквозь волну… чего… что, черт возьми, это за чувство?

Моя кожа кажется слишком натянутой, внутри слишком тепло, а между ног неприятная тяжесть, которая на самом деле не раздражает, кроме того факта, что я не могу с этим справиться.

Название того, что я чувствую, бьет меня, как удар по яйцам.

Вожделение.

Нефильтрованная, нежеланная, неудовлетворенная похоть.

О, и у этого удара по яйцам тоже есть имя.

У меня не было синих яиц с тех пор, как… с тех пор…

Мэгги.

Примечание для себя: самая эффективная форма облегчения нежелательной похоти – это новая волна стыда и вины.

– Папа, можно Эшли остаться на ночь?

Мои веки распахиваются, и Эллиот смотрит на меня умоляющими глазами.

– Пожалуйста?

– Эшли уже взрослая, дорогая. У нее не бывает ночевок.

Ее брови сводятся вместе, и Эллиот хмурится.

– Она сказала, что устраивает вечеринки с ночевкой, но только с людьми, которые ей действительно нравятся.

Я чувствую, как мои брови медленно поднимаются на лоб.

– Она так сказала?

– Да. – Моя маленькая девочка старше на десять лет, уперев руки в бедра. – Так она может остаться?

Бросив быстрый взгляд назад, чтобы убедиться, что дверь все еще закрыта, я наклоняюсь вперед.

– Она сказала тебе, когда была ее последняя ночевка?

– Нет, но сказала, что они у нее постоянно с разными людьми. У нее, должно быть, много друзей.

Уверен, что так и есть.

И почему, черт возьми, это заставляет меня хотеть содрать с себя кожу?

– Ну, есть правила насчет ночевок. Взрослые могут проводить их с взрослыми, а дети – с детьми…

– У тебя их никогда не бывает.

Не могу с этим поспорить.

– Мне не нравится делить свою постель ни с кем, кроме тебя или твоей мамы. – Я протягиваю руку. – А теперь заходи внутрь. Давай приведем тебя в порядок и будем ужинать.

Она топает вверх по ступенькам, волоча за собой грязную простыню.

– Это нечестно.

В этом мы согласны. Жизнь, конечно, несправедлива.

Дав Эллиот указания воспользоваться ванной в моей комнате, чтобы вымыть руки, я отнес простыню в стиральную машину и сушилку в коридоре – и жалею, что не подождал с этим. Душ в ванной в коридоре включен, и я слышу, как вода стекает с тела Эшли. Она моет голову? Моя кровь вскипает, делая мои яйца тяжелыми, а член пульсирующим.

Поэтому я начинаю стирку быстрее, чем когда-либо начиналась любая стирка за всю историю существования человечества, и бегу на кухню, чтобы сунуть лицо в морозилку.

У меня никогда не было так мало самоконтроля. Даже когда я встретил Мэгги.

У нас не было секса до того, как мы поженились, и всякий раз, когда наши поцелуи становились слишком интенсивными, у меня не было проблем с отступлением. Что такого есть в Эшли, что заставляет меня чувствовать, будто я не контролирую свое собственное тело? Если бы у меня когда-нибудь была привилегия прикоснуться к ней, я был бы бессилен остановиться. Ей пришлось бы отступить, и, конечно, я бы выполнил ее желания, но сам я бы не смог… О чем, черт возьми, я думаю?

– Жарко?

Я вздрагиваю от звука голоса Эшли позади меня. Будучи застигнутым с лицом в морозильной камере, я медленно отступаю назад и закрываю ее.

– Немного, да.

«Не смотри на нее, не смотри…»

Черт. Я посмотрел.

На ней черное платье, такое обтягивающее, что кажется частью ее кожи. Верх с низким вырезом, низ короткий, а сапоги до бедра привлекают внимание к длине ее ног. Но, несмотря на все это, это даже не самые сексуальные вещи в том, как Эшли выглядит сейчас. Я пользуюсь возможностью, чтобы изучить ее, пока она роется в своей сумке с полотенцем, обернутым вокруг головы, и без капли косметики.

С чистым лицом она даже красивее, чем я думал.

– Выглядишь великолепно, – тихо говорю я.

Глядя на ее профиль, я вижу, как взгляд девушки перемещается с сумки на место перед ней, уголки ее губ слегка приподнимаются, и, если не ошибаюсь, то ее плечи слегка опускаются, как будто мой комплимент освободил ее от напряжения.

– Спасибо.

Пока все не стало слишком неудобно, я поворачиваюсь и роюсь в холодильнике в поисках ужина, радуясь, когда слышу, как ее каблуки удаляются по коридору.

Эти чувства, которые я испытываю к Эшли, неприемлемы!

Я просто понятия не имею, как от них избавиться.

ГЛАВА 12

ЭШЛИ

– Ты зараза. – Я открываю дверь дома Бена, чтобы впустить свою бывшую лучшую подругу. После того, как два дня назад Бетани бросила меня разбираться с судьей Дредом в школе Эллиот, вчера она тоже не пришла, так что ее понизили до полу-подруги.

Она проходит мимо меня, смеясь.

– Злись сколько хочешь, но доказано, что лучший способ чему-либо научиться – это делать, а как ты собиралась учиться, если только…

– Я перестала слушать где-то на «научиться». – Я использую воздушные кавычки для последнего слова и закрываю дверь, чтобы занять свое место на диване, где мы с Эллиот смотрим диснеевскую «Принцессу и лягушку».

– Что полностью подтверждает мою точку зрения, – бормочет Бетани и садится по другую сторону от Эллиот, которая быстро улыбается ей. – Вы двое похожи на зомби, уставившихся в телевизор, как будто это мозги. – Она щекочет Эллиот.

Малышка со смехом отталкивает ее руки.

– Остановись. Рэй только что умер.

Бетани преувеличенно хмурится.

– Ой, мои извинения. – Бетани поворачивается на диване лицом к нам. – Ты сделала свою домашнюю работу перед тем, как начала смотреть фильм?

– Нет, – рассеянно отвечает Эллиот, в то время как маленькое тельце светлячка Рэя опускают в болото.

– Сделаю позже.

– А как насчет твоего научного проекта? – спрашивает она.

Эллиот, кажется, не слышит ее, ее глаза прикованы к телевизору.

Бетани не говорит ни слова, вскакивает, нажимает кнопку включения телевизора и не реагирует на наши ошеломленные протесты.

– Это полный трэш, – говорю я.

– Эй! Все почти закончилось! – говорит Эллиот своим голосом «я-вот-вот-сойду-с-ума».

– Отлично, тогда ты сможешь досмотреть его после того, как сделаешь домашнее задание. – Парой уверенных взмахов запястья Бетани показывает ребенку встать. – Давай, сядь и покончи с этим. Ты знаешь правила.

– Эшли не заставляет меня делать домашнее задание, – бормочет Эллиот, топая к кухонному столу.

Она права. Я не заставляю. Домашнее задание в первом классе – это ерунда. Что они могли бы дать детям для занятий дома? Рисовать?

– Эллиот, Эш учится быть лучшей няней на свете, и ты должна помочь ей в этом. Когда должно быть сделано домашнее задание?

Эллиот плюхается на стул за кухонным столом, как будто у нее отнялись все кости в теле.

– После школы и перекуса.

– Вот именно. И тебе не разрешается смотреть телевизор, пока оно не будет готово, верно?

Она не отвечает.

– Таковы правила. Так что давай разберемся с тем домашним заданием, которое у тебя есть, а потом сможешь вернуться к своему фильму. Хорошо?

Именно поэтому Бетани намного лучше разбирается в этих нянькиных штучках, чем я. Не думаю, что все, чему я научилась в школе, стало полезным для меня во взрослом возрасте. Работая в баре, я не пользуюсь случайными фактами о Гражданской войне или Льюисе и Кларке. Я использую дерьмовую грамматику, как и все остальные. Люди практически говорят текстовыми сокращениями. Пасиб. Хз. ЛОЛ.

Самые ценные вещи, которые я узнала в школе, не были преподаны в классе или с помощью множества домашних заданий. Им учили в моих взаимоотношениях в средней и старшей школе. Например, как найти настоящего друга или не доверять парню, который говорит мне, какая я сексуальная и как сильно ему нужна – пока не кончит. Прежде чем слишком глубоко погружусь в мысли о прошлом, я сосредотачиваюсь на Бетани, когда она наклоняется над Эллиот, которая кладет перед собой свои школьные принадлежности.

Когда-нибудь она станет замечательной мамой.

Легкая грусть сжимает мою грудь.

– Что не так? – Бетани материализуется передо мной. Я была так погружена в свои мысли, что не заметила ее передвижения.

Я приклеиваю свою широкую фальшивую улыбку.

– Ничего особенного, мама-наседка.

Ее глаза сужаются.

– Ты лжешь.

– Нет, я не…

– О чем ты только что думала?

Я собираюсь найти предлог, чтобы уйти от темы, когда подруга опускается на диван рядом со мной. Я не смотрю на нее, потому что знаю, что если сделаю это, то она увидит меня насквозь.

– Работа. Это просто…

– Эш. – Как она может сказать так много, используя только один слог моего имени? – Я знаю тебя. И знаю, что у тебя никогда не будет такого выражения на лице, когда ты думаешь о работе.

Я смотрю на нее, и выражение ее лица смягчается.

– Какого «такого»?

– Словно ты единственный ребенок, который не получил подарка, и должна сидеть и смотреть, как все открывают и играют со своими.

Я слегка смеюсь.

– Это отстой.

– Я знаю тебя. Так что случилось?

Я тереблю потертые завязки на своих рваных джинсах.

– Ничего. Ты просто так хороша с Эллиот и… – Я делаю глубокий вдох. – Когда-нибудь ты станешь отличной мамой.

Ее рука нежно накрывает мою, утешение, которое она предлагала много раз раньше, когда я падала в омут жалости к себе.

– И ты тоже.

Я – нет.

Сжимаю ее руку один раз, затем отпускаю, чтобы пойти и заняться чем-нибудь, чем угодно, кроме мыслей о том, как я испортила свою жизнь.

После того, как Эллиот закончила свою домашнюю работу, мы наблюдаем, как принц Навин и принцесса Тиана обмениваются поцелуем, а затем играем с Барби. Бетани занята приготовлением начинки для тако, пока я смотрю на часы, которые приближаются к пяти часам.

Когда Бен приходит домой пораньше, я могу задержаться на несколько минут, болтая о его дне или дне Эллиот. Его глаза всегда загораются, когда он видит свою дочь, и я почти вижу, как напряжение этого дня спадает с его плеч.

Убедившись, что сегодня мужчина не вернется домой рано, я убираю беспорядок, который мы с Эллиот устроили в ее комнате, затем беру свою сумку, чтобы переодеться к смене.

Эллиот мчится на кухню, и Бетани ставит ее натереть сыр, пока я, извинившись, иду в ванную. В джинсах и выцветшей футболке «Джонас Бразерз» я выгляжу моложе, что резко контрастирует с моей рабочей одеждой. Что-то в том, что я вижу разницу, наводит на меня грусть.

Сначала разговор с Бетани на диване, а теперь это? Мертвые гормоны вокруг Энтони, и все мое тело загорается рядом с Беном. С каких это пор мое либидо стало избирательным? Я достаю из сумки противозачаточные таблетки. Хм, еще две недели до начала месячных, так дело не в этом. Что, черт возьми, со мной не так?

Без особого энтузиазма я надеваю свои рваные леггинсы, облегающую майку и туфли на каблуках. Заплетаю волосы в две французские косы и дополняю макияж очень толстой черной подводкой и ярко-розовыми губами.

Я не смотрю на свое отражение, когда поворачиваюсь, чтобы выйти из ванной.

БЕН

– Бен, – говорит Донна с порога моего кабинета, – миссис Джонс здесь, чтобы поговорить с тобой.

Я смотрю на часы и внутренне стону.

– Хорошо, но у меня есть только десять минут, прежде чем я должен идти домой.

Я старался каждый день приходить домой пораньше, пусть даже всего на несколько минут, чтобы Эшли могла вовремя прийти на смену в клуб. Пятничные вечера в клубе обязательно будут насыщенными. Она спасла меня, присматривая за Эллиот, пока я не найду кого-нибудь другого. Самое меньшее, что я могу сделать, это убедиться, что ее не уволят с работы бармена.

Донна кивает, и вскоре миссис Джонс входит в мой кабинет. Она прижимает к груди папку с документами, когда садится напротив меня. Донна убеждается, что дверь открыта настолько широко, насколько это возможно, прежде чем вернуться к своему столу.

– Миссис Джонс, я спешу домой. Что я могу для вас сделать?

– Мы с мистером Гантри наткнулись на кое-какую информацию, которую я хотела передать вам. – Она открывает папку у себя на коленях и перебирает какие-то бумаги.

– Это прекрасно, но если это займет какое-то время, то вам, вероятно, стоит вернуться завтра.

– Нет. – Она кладет бумагу на мой стол. – Это займет всего минуту.

Я беру бумагу и вижу, что это квитанция о покупке моей машины.

– Откуда у вас это?

– Уверяю вас, что наши методы законны. – Она поднимает подбородок, указывая на бумагу в моей руке. – Там сказано, что ваш автомобиль был куплен «Аренфилд Рекордз».

– Да. И что?

– Через два дня после того, как вы внесли свой вклад в выступление в Лос-Анджелесе. – Когда я не отвечаю, она продолжает. – Вы же понимаете, что было достаточно плохо, что вы выступали на сцене и демонстрировали общественную поддержку Джесси Ли, но вам еще и заплатили?

Я тру лоб, пытаясь удержаться от того, чтобы не сказать то, что на самом деле хочу сказать.

– И?

Она тихо и неодобрительно хмыкает.

– Это все усложняет.

– Вы не можете быть серьезной.

– При всем моем уважении, пастор Лэнгли, правление, которое принимает решение по этому делу, собирается серьезно отнестись к этой информации. Пастор, которого поймали в стрип-клубе, уже достаточно плохо. Пастор, который подрабатывает в стрип-клубе – это гораздо более тяжкое преступление.

Я бросаю бумагу обратно на ее сторону стола.

– Хорошо, тогда мне просто нужно верить, что будет принято правильное решение.

Она собирает бумагу, делает пометку на папке и закрывает ее.

– Спасибо, что уделили мне время.

Возможно, я показал ей средний палец под столом, а может, и нет, когда она уходила.

В запасе осталось меньше пяти минут, я хватаю свои вещи и прощаюсь с Донной, которая выглядит сочувствующей, без сомнения, услышав весь разговор в моем кабинете.

Я прохожу мимо миссис Джонс в коридоре, когда она разговаривает с одним из церковных служащих. Я говорю им обоим восторженное «до свидания», прежде чем открыть двери и направиться к своей машине.

Блестящий черный седан с тонированными черными стеклами припаркован рядом с моим джипом. Не тот автомобиль, который я привык видеть на своей маленькой церковной стоянке. Я протискиваюсь между ним и своей машиной, затем дверь седана со щелчком открывается, и из нее выходит высокий, крепкий парень в бейсбольной кепке. Мои губы кривятся, потому что я бы узнал эту занозу в заднице даже в темноте.

– Ты, должно быть, шутишь, – бормочу я сквозь улыбку.

– Наконец-то, братан, – говорит Джес, прежде чем захлопнуть дверцу машины и притянуть меня к себе для крепких объятий. – Ждал тебя здесь, черт возьми, целую вечность.

– Что ты здесь делаешь? – От него пахнет дорогим одеколоном и кожаным салоном.

– Я сказал, что дам ей неделю. Время вышло. Я здесь ради своей жены. – Он осматривает наше окружение, вероятно, ожидая, что из кустов выскочит фотограф или фанат.

Его глаза, прикрытые солнцезащитными очками, зацепляются за что-то у меня за плечом. Когда я прослеживаю за его взглядом, то вижу миссис Джонс, наблюдающую за нами через стеклянные двери церкви. Я не вижу его глаз, но по тому, как сжалась его челюсть, могу сказать, что он засек женщину. Похоже, она воспринимает наше внимание к ней как разрешение направиться к нам.

– Отлично, – бормочу я в основном себе под нос.

– Что за сноб? – говорит он, его взгляд прикован к ней, как лазер.

– Ты не захочешь этого знать. – Я отхожу от своего брата, встречая ее на полпути через стоянку. – Миссис Джонс, сейчас неподходящее время…

– Мистер Ли, приятно с вами познакомиться, – говорит она и протягивает руку.

Мой брат смотрит на ее руку, наклоняет голову ко мне, затем снова к ней.

– Кто ты такая?

– Джанин Джонс. Я из «Национальной организации этики евангелистов».

– Труднопроизносимое название, – говорит он с усмешкой.

Я пытаюсь придумать предлог, чтобы уйти.

– Я опаздываю. Нам действительно нужно идти.

Джесайя занят перепиской на своем телефоне, не уделяя миссис Джонс больше ни секунды своего времени.

– Мистер Ли, если вы не возражаете, у меня есть вопрос…

Он поднимает ладонь к ее лицу, заставляя ее замолчать.

– Почти уверен, что мой брат сказал, что он спешит.

Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться, когда лицо миссис Джонс заливается краской.

Водитель машины, в которой приехал Джесайя, выходит и направляется к нам. Он явно не просто водитель, но и своего рода сотрудник службы безопасности. Мужчина не произносит ни слова – его не видно, не слышно, но заполняет пространство своим присутствием.

– Хорошего вечера, – говорю я и направляюсь к своей машине.

Джес подбегает ко мне.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не суешь свою палку-брызгалку в эту фригидную клушу.

У меня вырывается смешок. То ли потому, что то, что сказал Джес, смешно, то ли из-за абсолютной абсурдности того, о чем он спрашивает, я не уверен.

– Нет.

Он садится на пассажирское сиденье моей машины.

– Хорошо. Она была бы паршивой любовницей, поверь мне. – Брат откидывается на спинку сиденья и постукивает себя по носу. – У меня нюх на такие вещи.

– Ты не едешь со своим парнем? – говорю я, когда водитель/охранник Джесайи садится в седан и выезжает со стоянки.

– Я сказал ему, что позвоню, если он мне понадобится.

Должно быть, приятно иметь здоровяка по вызову.

– Бетани знает, что ты здесь?

– Нет, я хотел сделать ей сюрприз. – Он слегка съеживается.

– Перевод: если бы она знала, что ты приедешь, чтобы забрать ее домой пораньше, то надрала бы тебе задницу.

Он смотрит в окно с легкой усмешкой на губах.

– Да, в общем-то.

– Надеюсь, что она не задержалась ради меня. Эшли проделала отличную работу с Эллиот. С ней все будет в порядке, пока я не найду замену.

Он молчит, прежде чем повернуться ко мне.

– Это то, чего ты хочешь?

– Таков план.

– Я не об этом спрашивал.

– Я хочу как лучше для Эллиот.

– Тоже не то, о чем я спрашивал.

Что, черт возьми, он хочет услышать?

Я глубоко и тяжело вздыхаю.

– Я просто хочу прожить свою жизнь без осложнений.

– Осложнения… – Он снимает темные очки. – Теперь мы так называем оргазмы?

– Джес, – пытаюсь я сделать ему выговор, но сам тоже на грани смеха.

– Я говорю, навлеки на себя осложнения. – Он ерзает на сиденье. – Без шуток, братан, езжай быстрее. Я умираю от желания немного осложнить ситуацию.

– Ты же знаешь, что твоя жена была создана не только для удовлетворения твоих плотских потребностей, верно?

– Ха! Конечно, я это знаю. Но поверь мне, когда я говорю, что моей жене нравится удовлетворять мои плотские потребности так же сильно, как мне нравится удовлетворять ее.

Без всякой на то причины мой взгляд притягивается к простому черному обручальному кольцу на его пальце. Заходящее солнце успевает зацепиться за мое золотое обручальное кольцо, и я вспоминаю, что у меня больше нет жены. И все же я ношу память о том, что у нас было, как мемориал, на своем безымянном пальце.

Мы болтаем о Лос-Анджелесе, о новом доме, который они с Бетани закончили ремонтировать, и о новорожденном ребенке его барабанщика Райдера. Когда я въезжаю на подъездную дорожку, то вижу машины Эшли и Бетани, припаркованные перед домом. Мой желудок делает… что-то.

К тому времени, как я заглушаю двигатель, Джес выходит из машины и уже на полпути к двери. Радостный визг, доносящийся из-за входной двери, может означать только то, что Бетани рада его видеть.

– Дядя Джесси! – кричит Эллиот, когда я вхожу в открытую дверь. Она врезается в тело моего брата, обвивая руками его талию.

– Как дела, малявка? – Одной рукой он обнимает свою жену, а другой нависает над Эллиот. – Вы, дамы, хорошо проводите вечер? Черт, здесь так вкусно пахнет. Тако?

Как будто к моим глазам прикреплены магниты, они тянутся к коридору, где стоит Эшли, наблюдая за парой, и мой рот мгновенно наполняется слюной. Как всегда, она выглядит невероятно сексуально, одетая во все греховные виды облегающих и прозрачных тканей в комплекте с туфлями на каблуках, которые делают ее ноги невероятно длинными. Ее губы шевелятся, но девушка говорит не со мной – ее взгляд все еще прикован к Бетани и Джесайе, – поэтому я беру лишние секунды, чтобы впиться в нее взглядом.

Когда Эшли, наконец, переводит взгляд на меня, она выглядит изумленной и немного бледной.

– Что? – спрашиваю я всех в комнате, потому что Бетани и Джес теперь тоже смотрят на меня так, будто мне задали вопрос, которого я не слышал.

– Это отличная идея, – говорит Бетани, ее глаза блестят от возбуждения.

Мой брат целует голову своей жены, пряча улыбку в ее волосах.

– Что такое? – спрашиваю я.

– О, я даже не знаю, – говорит Эшли в то же время. – Не думаю, что Бену там понравилось бы.

– Где? – Почему я чувствую себя так, словно меня внезапно вырвали из моей жизни и бросили в чью-то другую?

– Джесайя предложил тебе пойти куда-нибудь. Сегодня вечер пятницы, так что тебе не нужно вставать утром, чтобы идти на работу, – объясняет Бетани. – Сходи в клуб Эшли, выпей чего-нибудь, а мы посмотрим за Эллиот.

– Я не знаю, – говорю я. Главным образом потому, что у меня нет веского предлога, чтобы не пойти.

– Это не значит, что ты должен оставаться допоздна, – говорит Бетани. – Просто поезжай на час. Немного расслабься. Понаблюдай за людьми.

– Я не могу. – Потом я понимаю, что сжимаю ключи так крепко, что у меня болит ладонь. – Я…

– О, давай же. – Джесайя мотает головой в сторону коридора. – Иди, переоденься во что-нибудь менее занудное и сходи выпить. Ты никогда никуда не выходишь.

Мой взгляд останавливается на фотографии Мэгги в футе от того места, где стоит Эшли.

«Что ты думаешь, Мэгги? Должен ли я пойти?»

Она не отвечает. Но, с другой стороны, она никогда этого не делает.

– Бен, – Эшли собирает свои вещи и перекидывает сумку через плечо, – ты не обязан. Честно говоря, тебе бы там не понравилось, со всей этой выпивкой, танцами и…

– Развлечениями. – Джес смеется. – Да, хорошая мысль. Бен, вероятно, будет большим старым гребаным занудой. – Он достает из кармана пачку денег и бросает ее в банку ругательств.

– Ты ведешь себя так, будто я никогда не развлекаюсь, – возражаю я своему брату. – Это не так.

– И когда? – Он бросает вызов.

– Мне не нужно перечислять все случаи, когда мне было весело…

– Самый последний?

Я с трудом сглатываю.

– Мы с Эллиот…

– Нет. – Он качает головой. – Детские забавы не в счет. Развлечения для взрослых.

Ладно, может быть, это было давно.

Я мог бы устроить перепалку, упереться и отказаться, но что-то подсказывает мне, что этого от меня и ждут, чем, если бы я просто пошел выпить и вернулся домой. Единственное, о чем мне пришлось бы беспокоиться – это о том, что НОЭЕ узнает, что я был там, но это невозможно.

– Отлично. Я пойду.

– Что? – громко выдыхает Эшли.

Я смотрю на нее и на замысловатые косы в ее волосах. Она выглядит как какая-то эльфийская принцесса.

– Я пойду. Если только ты не против.

– Как хочешь. Это свободная страна. – Она ведет себя так, будто ей все равно, пойду я или останусь, но девушка не смотрит мне в глаза.

– Тогда решено, – говорит Джесайя. – После того, как мы покормим его, и он превратится во что-то менее… мистер Роджерс, мы отправим его к тебе.

Он поворачивается к Бетани и наваливается на нее своим высоким телом, целуя ее в каждый доступный сантиметр кожи, бормоча, как сильно он ее любит и скучал по ней.

Мы с Эшли неловко переминаемся с ноги на ногу, пока она, наконец, не заговаривает.

– Мне нужно идти. Я уже опаздываю. – Она быстро прощается и, направляясь к двери, проходит мимо меня. Не глядя мне в лицо, она говорит: – Если ты передумаешь, я все пойму.

– Увидимся через пару часов.

– Круто.

Я слышу это слово, но что-то заставляет меня думать, что это совсем не круто, если я появлюсь там, где она работает.

ГЛАВА 13

ЭШЛИ

Пятничные вечера в «Клаб Краш» – это отдушина для перегруженных работой молодых управленцев, жаждущих потратить свои деньги на небольшую разрядку. Выпивка льется рекой, музыка заряжает атмосферу, а запреты остаются за дверью, что означает, что я зарабатываю безумную сумму денег на чаевых.

Энтони рукой касается обнаженной кожи моей поясницы, скользит немного ниже, когда тянется за мной, чтобы взять пару лаймов. У меня запарка от заказов в баре, и нет ни времени, ни сил, чтобы сделать ему выговор за блуждающую руку. Я потеряла счет времени – может быть, уже восемь или десять часов, – и не видела Бена, так что, полагаю, он решил не приходить. Или, может быть, пришел, но, увидев толпу, решил, что это того не стоит, и ушел.

Я тихо благодарю Бога.

Мне нравится наблюдать за Беном в его стихии, как за кафедрой проповедника, так и дома с его ребенком, но чтобы Бен наблюдал за мной? Эта мысль нервирует.

– Что я могу вам предложить? – кричу я паре парней, которые протиснулись сквозь толпу.

Они наклоняются, чтобы их было слышно сквозь музыку. Один заказывает скотч, другой – пиво.

Я киваю под техно-ремикс Поста Мэлоуна и наливаю их напитки.

– С вас двенадцать пятьдесят.

Поворачиваюсь к кассе, чтобы пробить чек и отдаю сдачу. Они оставляют пару купюр на стойке и снова растворяются в толпе.

Я наливаю пару напитков для официанток, включая Сторми. И возвращаюсь в бар. И на этот раз, когда оборачиваюсь, то натыкаюсь на темные глаза ухмыляющегося Бена Лэнгли.

– Ты пришел, – говорю себе под нос.

Должно быть, мужчина читает по губам, потому что слегка кивает, затем смотрит на барную стойку, как бы оценивая толпу, и снова переводит взгляд на меня.

Что я делаю? Я подхожу ближе и наклоняюсь над стойкой.

– Не думала, что ты придешь.

– Нет? – Его глаза сверкают в свете мигающих огней. – Почему?

Я складываю руки на стойке бара.

– Не твоя атмосфера.

Пара рядом с ним целуется, руки друг на друге, пьяно сплетаясь языками.

Бен смеется.

Я протираю и без того чистую столешницу перед ним.

– Хочешь выпить?

Он косится на светящуюся стену с выпивкой позади меня, затем встречается со мной взглядом.

– Я возьму пиво.

В окружении людей Бен кажется еще более мужественным, чем обычно. Его повседневная фланелевая рубашка закатана до локтей, пара верхних пуговиц расстегнута, открывая мощную, мускулистую шею, а его волосы взъерошены, в отличие от того, что было, когда он пришел домой с работы сегодня днем. От него исходят ароматы мыла и одеколона, пахнет кедром и свежесрезанными травами.

– Какой-то особый сорт?

Его игривый взгляд скользит вниз по длине моих косичек, которые спадают на грудь, но только на секунду, прежде чем возвращается к моему лицу.

– Удиви меня.

– Понято, будет сделано.

Я беру самый холодный пинтовый стакан в морозилке и наливаю ему пиво местного производства, чувствуя себя неуклюжей и нескоординированной, пока мужчина смотрит на меня. Кладу салфетку и ставлю перед ним стакан. Его бумажник у него в руке. Я поднимаю руку.

– Убери это. Это за мой счет.

Игривость исчезает из его глаз, и Бен хмурится.

– Ты не обязана этого делать. Я с удовольствием сам заплачу за свое пиво.

Я уже качаю головой.

– Ни за что. Это за мой счет.

Его бумажник все еще у него в руке, открытый, пальцы в прорези для наличных.

– Эш…

«Бесплатное пиво на всю жизнь, если ты продолжишь называть меня Эш в этой теплой, слегка укоризненной манере».

– Пожалуйста. Позволь мне угостить тебя выпивкой.

Бен обдумывает это, но, в конце концов, убирает бумажник.

– Спасибо. – Он делает глоток, облизывая верхнюю губу, когда убирает стакан, и, о, как бы мне хотелось попробовать вкус пива на его губах. – Никогда раньше женщина не угощала меня выпивкой.

– Добро пожаловать в современную эпоху, Бен. – Я подмигиваю ему и поворачиваюсь к двум женщинам, машущим наличными через два места от него у бара.

После того, как наливаю им порции «Файербола», я возвращаюсь к Бену, который словно находится в своей собственной стратосфере. Он – спокойствие в урагане шума и хаоса.

– Эш! – Сторми нетерпеливо машет мне рукой в ​​бар, где нужно приготовить длинный список выпивки. – Ты забыла о нас?

Вместо того чтобы ответить ей, я готовлю все десять напитков за две минуты и ставлю их перед ней.

Она наклоняется ко мне.

– Кто этот красавчик у стойки?

Мне не нужно смотреть – я знаю, что она говорит о Бене, – но просто, чтобы убедиться, я поворачиваюсь и ловлю взгляд Бена на нас. Я улыбаюсь, он улыбается в ответ, затем я перестаю улыбаться и смотрю на Сторми.

– Это пастор Бен из церкви Благодати.

Это должно отвлечь ее и перенаправить ее сексуальный взгляд на кого-то другого.

Она наклоняет голову, чтобы лучше видеть его из-за людей, загораживающих ей обзор.

– Он пастор?

Мне совсем не нравится, как она на него смотрит.

– Сторми! Твои напитки! – Я пододвигаю их ближе к ней.

Она медленно отводит взгляд от Бена, который теперь смотрит на Сторми, но он не улыбается, а смотрит скорее с любопытством. Я возвращаюсь к Бену, пока Сторми собирает напитки, чтобы отнести их.

– Все хорошо? – спрашиваю я, и он кивает. – Не обращай на нее внимания, она просто постоянно жаждущая, понимаешь?

– Жаждущая? – спрашивает он, пристально глядя мне в глаза. – Женщина, с которой ты разговаривала?

– Сторми, да. – Я притворяюсь, что занята протиранием бара и переставлением маленьких баночек со специями для «Кровавой Мэри». – Она моя соседка по комнате.

– А, так это новая Бетани. – Бен пьет пиво, положив локоть на стойку, и выглядит более расслабленным, чем я ожидала от такого парня, как он, в подобном месте.

– Даже близко нет. – Я закатываю глаза.

– Ты действительно хороша в деле. Как давно ты работаешь барменом?

– Всю мою взрослую жизнь. Я могу приготовить практически любой напиток с завязанными глазами.

– Серьезно? – Что такого в улыбке этого человека? И как ему удается изображать интерес к каждому моему слову?

– Абсолютно.

– Тебе придется продемонстрировать мне это как-нибудь.

Мое сердце бьется немного сильнее.

– С удовольствием.

Парочка проталкивается к барной стойке. Я готовлю им напитки и выполняю заказы официанток, но в промежутках у меня есть несколько минут, чтобы поговорить с Беном.

– Здесь всегда так? – спрашивает он.

– В выходные – да.

Он кивает и оглядывается, пока я улучаю момент, чтобы полюбоваться его шеей и сильной линией подбородка. Каким бы привлекательным ни был Джесси, Бен – более полная, объемная версия с более пухлыми губами и более крупным носом.

Теплая рука обвивается вокруг моего живота сзади, и горячее дыхание Энтони касается моего уха.

– Прекрати светскую беседу, детка.

Бен смотрит на руку Энтони на моей талии.

– Возвращай свою сексуальную задницу к работе. – Энтони отпускает меня, шлепнув по заднице.