Текст книги "Голосую за любовь"

Автор книги: Дубравка Угрешич

Соавторы: Анастасия-Бела Шубич,Яра Рибникар,Нада Габорович,Гроздана Олуич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Виктор был в очередной раз сильно пьян, когда увидел Эмила. Тот подошел к нему, попросил разрешения сесть за столик и завел разговор. Виктор напряженно всматривался в друга. Все кружилось перед глазами, и он никак не мог сосредоточиться.

– Что вы здесь делаете? – наконец спросил он удивленно.

Эмил пожал плечами. Он только что вошел, но и у него голова шла кругом. Несколько раз он бывал в этом кафе с Мори. С милой Мори! Но что же все-таки происходит с Виктором? Почему он пьет? Наверное, из-за Мори – Эмил был в этом уверен, но не знал конкретной причины.

– А вы что-то празднуете? – задал он встречный вопрос.

Виктор опустил глаза. Что ему праздновать? Просто он пьет, потому что пьется. У него пока нет другого, более стоящего занятия, вот и все. Ему нравится пить.

– Как вам пишется?

Эмил ту же прикусил язык. Он вспомнил, как странно порой Виктор реагирует, когда его причисляют к пишущей братии. Но на сей раз все обошлось.

– Кому это надо? – усмехнулся Виктор. – Все это бумагомарание – ерунда. Еще ни один папа римский не устрашился Дантова Ада, ни один полководец не прислушался к голосу Толстого, ни один губернатор американского Юга не внял Фолкнеру. Пустое занятие эта литература, да и любое другое – тоже. Хемингуэй, копавшийся в грязном белье всех революций, начиная от Испании и кончая Кубой, блестяще это доказал. Попробуйте убедить этих ослов, что Пасионария – богиня. У них другие понятия!..

Эмил, заказавший две рюмки бренди и уже успевший выпить свою, кивал и поддакивал, соглашаясь с тем, что в мире никогда все в порядке не бывает, а про себя отметил, что было бы неплохо воспользоваться доверительной обстановкой за столом.

– Как Клара? – спросил он.

Виктор сделал рукой неопределенный жест.

– А Мори?

Рука Виктора замерла в воздухе. Да, он в курсе того, как у Мори дела. Она недурно проводит время с каким-то молодым человеком, который просто поселился у нее под окном. Виктору захотелось поплакаться Эмилу и пошутить насчет своей «блудной дщери». Но тут включился его пресловутый «контролер». Как жалок он будет в роли судьи, обличающего всех и вся. Грешница Мори и бесполезный Толстой! Не слишком ли?..

– Мори счастлива, – неожиданно выпалил он и опрокинул рюмку. – Она очень счастлива с неким молодым человеком. Я ему сочувствую…

Виктор склонил голову, подозревая, что теперь он явно перегибает палку – вовсе не обязательно выкладывать все Эмилу начистоту, – но было уже поздно. Эмил замер. Виктор наконец заметил, какой эффект произвели на Эмила его слова, и попробовал загладить неловкость. Он начал рассуждать о том, что можно так или иначе относиться к бифштексу. Любить его или нет. Но когда речь идет о людях!.. Куприн об этом писал. С людьми нельзя поступать по собственной прихоти. Он, Виктор, не может выпороть Мори или требовать от нее объяснений, что, кстати, не раз порывался сделать. Он просто не знает, что ему предпринять. В конце концов, быть может, все, что происходит… хм, не так уж серьезно. Она все время улыбается…

Между тем Эмил снова заказал бренди, и Виктор замолчал. Его угнетало ощущение, что он говорил впустую и только выставил себя в неприглядном свете. Ему стало стыдно. Виктор сжал рюмку в ладонях с такой силой, что едва не раздавил. Он слышал, как Эмил советует ему пойти домой и извиняется за то, что вынужден его оставить. У него какая-то встреча в клубе… Но все, что Эмил говорил, Виктор пропустил мимо ушей. Ему казалось, что он сейчас или заплачет, или заснет.

А Эмил тем временем пулей вылетел из зала. Сразу за углом начинался прекрасный тенистый бульвар, по которому они с Мори часто гуляли. Сейчас Эмил один вошел в тень деревьев и замедлил шаг. Он дрожал от волнения и понимал, что смешон. Что же тут удивительного! Он с самого начала знал, что Мори не сможет и не станет довольствоваться их отношениями. Но он и думать не хотел, что с кем-нибудь другим у нее будет нечто большее, если не все. Она «счастлива»! В данном случае не имеет значения, что Виктор рассуждает о поступках своей дочери тоном «современного» папаши из бульварного французского романа. Хотя и это говорит о многом. «Я ему сочувствую», – сказал предок, потягивая бренди. Он пьянствует, а дочь гуляет! Сволочи! Да все они – одна банда, мерзкая банда шутов!..

Вечер был очень теплым. Эмил расстегнул пиджак и ослабил галстук. Он медленно шел в темноте, прорезанной лунными дорожками. Может быть, сегодня он в последний раз так одинок. Он любил женщин, любил восхищаться ими и находил в этом эстетическое наслаждение, привык дарить им маленькие радости и терпеть их маленькое тиранство. Всего понемножку! Это его и погубило. Беда настигает как раз тех, кто осторожен. Он сложит лук Купидона, так ни разу им по-настоящему и не воспользовавшись.

Да и носил-то он его всегда чисто символически. Больше того, иногда он даже был ему в тягость, как в случае с Лаурой. Он ухаживал за одной женщиной, потому что у нее красивые руки, за другой – из-за великолепного голоса, за третьей – из-за прелестной улыбки. Даже странно, как мало достоинств находил он в женщинах и этим малым довольствовался. Он понимал, что для того, чтобы больше найти, надо больше давать. Но стоило роману далеко зайти, как он тут же шел на попятную. «Простите, видимо, произошло недоразумение. Я не благородный принц, у которого нет других забот, как угождать вам!» Он и с Мори не хотел быть принцем. Так в чем же тогда дело?

Дело было просто в том, что это было последнее его увлечение. Мори, несомненно, последняя женщина, которой он говорил о любви. Ему уже пятьдесят один, сердце и желудок пошаливают, тут уж не до похождений. Старик! В самое ближайшее время счастьем для него будет не хорошенькая женщина, а удачно проведенный курс лечения. Пришло время – он дрогнул и сражен. Ну как не прийти от этого в бешенство! Скоро наступит зима, которая заставит его втянуть голову в плечи и сложить крылья. До чего печальная картина!..

Но в печали спасение мира. Она как волна, которая набегает и откатывается, но неизменно появляется вновь. Что было бы с людскими сердцами, томящимися от страсти, если б не печаль из-за «дивного лика», как говорит Элюар. Она примиряет нас с противоречиями, которые нам до этого казались неразрешимыми, с мучительными для нас истинами. И не важно, что означает такая уступка – капитуляцию самолюбия или, наоборот, овладение собой. Важно то, что, когда мы в печали, мы не слишком боимся судьбы.

Эмил был глубоко опечален происходящим, но вместе с тем он обрел способность рассуждать трезво. Поведение Мори совершенно естественно. Было бы более чем странно, если бы она всерьез связала себя с ним. Эмил поразился, представив, насколько бы это застало его врасплох. Разве бы он мог достойно ответить Мори и в то же время не разочаровать ее в ряде ситуаций, которые теперь практически исключены? Щекотливый вопрос! Все это ей может дать ее нынешний молодой человек! Да! Он хотел бы с ним познакомиться…

Эмил распрямил плечи, повернул назад и закурил. Он возвращался. Сразу стало легче дышать, движения обрели прежнюю легкость и плавность. Странно! В конце концов, в основе всех его романов было тщеславие, а не страсть, да и кончались они как-то спокойно, без сцен. Подобные связи распадаются без особого ущерба для обеих сторон. Не стоит придавать этому слишком большое значение. Он мог допустить, что еще долго будет думать о Мори, может быть, будет сожалеть о том, что они расстались, и неизбежно – скучать. Разве ее можно сразу забыть! «Я запутался за пять минут, а теперь мне понадобится пять лет, чтобы выпутаться», – подумал он насмешливо. И в этом была изрядная доля истины.

IX

Но и Мори «запуталась», если этим словом можно передать всю силу влечения, которое она испытывала в объятиях Нэда, влечения, ставшего ее культом. Запомнить это навсегда! Она предавалась любви, охваченная страстью не только к Нэду, но и ко всему, что ее окружало, ко всему, что уже произошло и что еще только должно случиться: к солнцу и к светло-летнему сумраку, к приятным воспоминаниям и к тому хорошему, что ее ждет. Как будто ей дано в первый и последний раз слиться с ним воедино. Целуя удивительно красивые губы Нэда, она как-то вспомнила день окончания школы, когда Виктор подарил ей большого паяца, и рассмеялась. Нэд спросил, почему она смеется, и Мори ему рассказала. Он прикурил сигарету для нее и для себя, а у Мори опять пронеслось в голове: запомнить это навсегда! Запомнить, как он протягивает руку к сигарете, и саму эту руку – длинную, смуглую и сильную. Одна эта рука, освещенная солнцем, была способна вызвать у нее море эмоций или стать предзнаменованием счастья. Наконец-то она познала любовь, настоящую любовь, – эту неодолимую тягу к прекрасному, бесконечно нежную близость со всем тебе знакомым и неведомым, это совершенно новое восприятие смерти и ухода из жизни. К чему теперь надевать маску фурии или сфинкса? Однажды она попыталась снова выступить в роли чистой интеллектуалки и завела с Эмилом разговор о работе Плеханова «К вопросу о роли личности в истории». Напрасно! Упрекая автора за авторитарный тон, она с трудом подбирала аргументы, а перед глазами у нее неотступно стоял Нэд – как накануне он зарывался в ее волосы и жадно искал ее губы. Она поймала себя на том, что блаженно улыбается, забыв о Плеханове, а руками нежно сжимает бедра…

Эмил наблюдал за ней с чувством неловкости. Мори сначала не поняла, в чем дело, а поняв, смутилась. Эмил ее по-своему любит, и она должна помнить об этом. Но что значит «по-своему»? Они стояли на террасе ресторана, почти пустой, как всегда по утрам, и Мори видела свое отражение в зеркале под навесом слева. Она выглядела ужасно, была невобразимо худа и даже, можно сказать, опустилась. В то же время у Эмила, хотя он и похудел, был прекрасный цвет лица, да и сам он был как всегда элегантен и с воодушевлением рассуждал о Плеханове, что оказалось Мори не под силу. И вдруг ей захотелось бросить ему: «Милый мой, вы блестяще выпутались из этой любовной истории. Поздравляю!» Но Эмил мог расценить это как выпад, и, сказав, что она будет рада снова встретиться с ним, Мори ушла, погруженная в собственные мысли.

Мори не была мещанкой, но в последние дни собственный вид ее раздражал. И не так уж у нее все, в сущности, прекрасно. Она должна была сопровождать Нэда во время летних гастрольных поездок и везде бывать с ним. Это ее утомляло. Она перезнакомилась со множеством никчемных художников, актеров, поэтов. Был среди них, скажем, один поэт невысокого роста с плутоватыми глазками, который без зазрения совести заявлял, что создал новую философию, состоящую на шестьдесят процентов из буддизма, на двадцать из христианства и на двадцать из ислама. Разумеется, он был невообразимо горд собой. Что же предлагал этот человек, который не производил впечатления ни глупого, ни безответственного? Она не удержалась и, вопреки своим правилам, спросила тридцатичетырехлетнего коктейль-философа, в чем суть учения Гаутамы Будды о подлинной жизни. По выражению его лица сразу стало ясно, что он попался. У таких людей действительно нет ни ума, ни совести. Ей за них стыдно!..

У Нэда было множество знакомых. Как актер он постоянно ощущал потребность в общении с людьми, а как карьериста его интересовало, что о нем думают, а также планы соперников. Мори с натянутой улыбкой наблюдала, как он пустословит или о ком-нибудь сплетничает. Разумеется, и в этом Нэд был великолепен. Но сам факт, что он занимается никчемными вещами, сводил на нет все его достоинства. В качестве утешения Мори подумала как-то, что и великий Гуно плел интриги против великого Берлиоза. Хорошее утешение! Если бы она меньше любила Нэда, то сочла бы, что он издевается над ней, откровенно заигрывая с ничтожествами. Она же относилась к этому довольно спокойно. Немного позлословив, компания Нэда принималась пить. Взять две-три бутылки спиртного и распить их до захода солнца значило для них провести несколько часов в состоянии приятного нервного возбуждения, которое вызывает алкоголь в молодом здоровом организме. Ни к каким дурным последствиям это пока не приводило. Наоборот, участники вечеринки ощущали прилив сил и желание рассуждать о политике и искусстве, заниматься нежностями и танцевать. Особенно она. Между тем официально Мори считалась лицом без определенных занятий и социального статуса, то есть человеком, пристрастия которого – исключительно его личное дело. Она спросила как-то Нэда, почему он пьет, и тот ей с пафосом ответил, что пьет уже четвертый год, с тех пор как отец надавал ему пощечин за то, что он лежал в его присутствии. Мори все поняла. Четыре года назад Нэд вышел из-под власти отца, которого до этого, может быть, даже любил. История Эдипа бесконечно повторяется! Жалкая отговорка! Сначала он напился от обиды, а потом увлекся прелестями, которые дарит алкоголь, пока это в новинку. Нет, он не стал пьяницей и вряд ли им станет. У него другие склонности. Актер! Только на этом поприще он выкладывается без остатка и по-настоящему страдает, во всем остальном он хочет получать только удовольствия. Попросту говоря, он не упустит случая выпить, но ни за что не поставит выпивку на первое место. Ах, она забыла то, что было ясно с самого начала: Нэд крайне самолюбив, неуступчив и самовлюблен. Собственно, такому человеку, как он, никто не нужен. Значит, когда-нибудь неминуемо наступит конец, и они расстанутся, подумала Мори, и от этой мысли земля ушла у нее из-под ног, в глазах потемнело и навернулись слезы. Но расплакалась не она, а Нэд, который обиделся на то, что Мори не растрогали его переживания из-за ссоры с отцом. Мори обняла его, он прижал ее к себе, их пальцы переплелись, а губы слились в поцелуе. Он неслыханный эгоист, но как трогательно плачет! Она согласна, чтобы он мучил ее всю жизнь. Мори страстно поцеловала Нэда. Когда-нибудь… да разве это возможно?..

То, что пошлость и ложь присущи любой сфере жизни, Мори было хорошо известно, но ей было больно еще раз самой убедиться в этом. Только для того, чтобы лучше понять Нэда как актера, она взяла в театре и перечитала несколько драм Юджина О’Нила, Теннесси Уильямса и Миллера. Какой примитив! Еще примитивнее то, что она по-прежнему молчит насчет Тони. Черт подери, она ведет опасную игру! Но разве можно рисковать тем, что так сладостно?…

Мори инстинктивно избегала риска и тем самым только усложняла ситуацию. Она попросила Анну, подругу студенческих лет, уступить ей свою однокомнатную квартиру. Анна была истинно славянской натурой во всем, начиная с пышных бедер и кончая убежденностью, что любовь – самое ценное достояние человека. Дорогу любви! Анна пошла ей навстречу, высказав, однако, все, что она думает по этому поводу. Вскоре Мори обосновалась в квартирке, в окна которой заглядывали деревья из сада. Целый день комната была залита зеленоватым светом, и Нэд отметил, что это делает их похожими на шекспировские привидения. Они раскрылись здесь до конца, если конец вообще возможен. Они спорили, когда Нэд брал на себя роль философа, грустили, когда он представлялся пасынком судьбы, буйствовали, когда он изображал донжуана. Удивительно! Все эти роли у него одинаково хорошо получались, потому что он жил каждой из них. Прирожденный артист! Как человек творческий, он во всем был верен своему призванию. Это тоже было банально, хотя и возвышенно. Ах, эта милая жизнь! Очарование и пошлость соседствуют в ней. Он вводил ее в заблуждение, она ему лгала, и все же, наверное, никогда ей больше не испытать столько нежности ко всему вокруг, такой благодарности за то, что она живет на свете…

– Иди ко мне, любовь моя, – шептала Мори.

И Нэд склонялся над ней с пылающим взором и просил ничего не говорить. Как наливается зерно с каждой каплей дождя, так и их страсть разгоралась от каждого брошенного слова. Искренняя страсть со своими уродливыми атрибутами: потом, полубредом, судорогами, странным отупением. Это делало их достаточно агрессивными. И без всякого Тони. Вопреки самым благим намерениям…

X

Кое-как дотянув до конца отпуска, Тони и Душка возвратились домой. Лето подходило к концу, а большой город все еще казался пустынным. Оголенные липы под окном комнаты Тони потемнели и как бы уменьшились. Свистящий ветер, предвестник осени, поднимал пыль и время от времени пригонял с окраин заплутавшего воздушного змея. Как печально было вокруг!..

Тони вернул на полки томики Стендаля и Бальзака, так и не зная, что они ему дали и стоило ли их читать вообще. Он постарался сразу включиться в работу, и это ему удалось. Сидя в конференц-зале, он заставлял себя внимательно вслушиваться в сообщения об экспорте, о ходе выполнения договоров и валютных операциях. Но время от времени голова его невольно падала на грудь. Мори! Безотчетная грусть снедала его с той же неумолимостью, с какой водоворот затягивает случайного купальщика. Но разве он вправе в чем-то ее обвинять? Он понял, что любовь – это вечная тайна, независимо от того, любит ли один или оба. Он никогда и никому не расскажет, какие страдания принесла ему любовь! Как однажды утром ни с того ни с сего он начал биться в ванной головой о стену. Или о ночах, когда он с криком просыпался. Теперь это в прошлом и, наверное, больше не повторится, но Тони чувствовал себя обделенным. Боже праведный, неужели жизнь способна так безжалостно и бесповоротно отнять то, без чего она немыслима? Если ему удастся встретиться с Мори, он постарается быть непредвзятым и независимым. Нужно, чтобы она почувствовала это. И ему надо знать, как она себя поведет в новой ситуации. Он поедет к ней.

Тони, хотя и с некоторым трудом, порвал с Душкой, чему предшествовал ряд комичных моментов. Нет, чудеса все-таки бывают. Этой вздорной бабенке удалось подписать договор на какой-то свой сборник стихов. Она была настолько этим воодушевлена, что ни много ни мало предложила ему на ней жениться. Тони просто обомлел. На курорте она изменяла ему, это было видно невооруженным глазом. Сразу после возвращения Душка на несколько дней пропала, а в одно прекрасное утро явилась навеселе, с рассеченной губой. Она, видите ли, праздновала свой литературный успех! Противно смотреть! Ничего не скажешь, она была привлекательнее, чем когда бы то ни было, – загорелая, крепко сбитая, вся словно созданная для «простых земных радостей», но как она была ему противна! Тони послал ее к черту, и Душка разразилась рыданиями. С ним тоже чуть не случилась истерика. Пусть она лучше оставит его в покое, иначе…

На следующее утро, собрав небольшой чемодан, Тони сел в самолет. Не успел он съесть шоколадку и выкурить сигарету, как самолет приземлился. По дороге с аэродрома он с нетерпением и беспокойством смотрел в окно автобуса. Может быть, Мори заглядывала в эту церковь, чтобы поразмыслить. Не исключено, что она гуляла по этому бульвару. Тони сник, ну да это не страшно. Зачем он строит догадки на ее счет? Лишние хлопоты! Она не стоит этого, как и все остальные. Надо зарубить себе это на носу. Он дурак, если собрался распять Христа, веруя в него.

Но как только Тони увидел Мори, у него перехватило дыхание и все доводы мигом вылетели из головы. Он покрылся испариной и размяк. Это был один из роковых моментов в его жизни, и он не смог его встретить с честью. Тони до глубины души ненавидел себя за собственную слабость и только глупо улыбался. Да и Мори чуть не лишилась чувств.

Ну и денек выдался! Придя в себя, Тони заявил Мори, что теперь и он ее разлюбил и потому приехал выяснить, как им быть дальше. Их брак держался исключительно на его любви и только благодаря ей имел какой-то смысл. Детей у них нет, общих интересов – тоже, да и говорить им, собственно, не о чем. Ей это прекрасно известно. Выплеснув все это, Тони искушал свою злосчастную судьбу и хотел выяснить для себя, как далеко он может и осмелится зайти. Он был полон решимости дойти до конца, чего бы ему это ни стоило. Мори внезапно его перебила.

– Ладно, – сказала она, – я согласна…

Мори поднялась с кровати, в которой Тони ее застал, и прошла в ванную, чтобы одеться. На одиннадцать у нее назначено свидание с Нэдом, а сейчас девять. Нужно придумать убедительный предлог, чтобы отказать Нэду, и потом ни за что не выходить с Тони из дома до его отъезда. Хорошенькая ситуация! Тони, не пропускавший ни одной юбки, сочтет себя оскорбленным, если заподозрит ее в чем-то подобном. Ну, а обожествляющий себя Нэд придет в бешенство, если его осквернят ложью. Хорошенькая ситуация! Мори почувствовала, что у нее дрожат руки и выступает холодный пот. Вернувшись в комнату, она сказала:

– Ты мог бы обо всем этом написать в письме…

– Неужели?!

Тони смотрел на нее. Нет, это была не прежняя Мори, а какое-то худое, настороженное и все же поразительно красивое существо. Что же произошло? В конце концов, ей должно быть совершенно безразлично, что он здесь и что он…

– Куда ты собралась? – спросил он.

– Я сейчас вернусь, – сказала Мори и ушла.

Она прибежала к Анне, которую застала за чтением какого-то романа, и все ей рассказала. Анна потупилась. Да, она всегда была готова служить любви, но никак не обману. Анна страшно удивилась и была шокирована. Значит, Мори замужем, и теперь…

– Умоляю тебя, – повторила Мори с дрожью в голосе. – Ты случайно зашла и застала меня в постели. Тяжелый грипп… Пообещай же мне! Прошу тебя! Ну, привет…

Ох, такой молящий тон и Иуде раскрыл бы райские врата. Анна чуть не расплакалась.

– Бедная моя подружка, – только и сказала она.

Ну и денек! Невыносимое утро, в течение которого они в основном молчали, строя различные догадки относительно друг друга. Все было так, как они хотели: он сказал, что разлюбил, а она дала ему полную свободу. Развод! Ну и прекрасно! И все же связь между ними непонятным образом до конца не оборвалась. Мори была готова убить Тони за произошедшую с ним перемену. А Тони, хоть и разжигал в себе ненависть к Мори воспоминаниями о том, чего он от нее натерпелся, невольно возвращался к мучительному вопросу, чем вызваны перемены в ее облике. От одной мысли, что это следствие физической близости с кем-то другим, у него закипала кровь. Даже странно, что вопреки антипатии, которую он теперь все же испытывал к Мори, он не мог спокойно представить себе ее в объятиях чужого мужчины.

Потом они сели обедать. Клара неугомонно щебетала, и Мори впервые была ей за это благодарна. Виктор держался сдержанно. Да, он был хорошим отцом, но и настоящим мужчиной. Он не приветствовал неверность, но и не причислял невольную измену к разряду смертных грехов. Случилось так, что Мори, нося фамилию одного мужчины, влюбилась в другого. Ну и что из этого? Виктор внимательно вглядывался в Тони. Он никогда не понимал людей, занимающихся торговлей. Если мыслить категориями литературы, Тони – это Рэт Батлер из романа Маргарет Митчелл, хотя Мори никак не назовешь Скарлетт О’Хара. И все же она должна выпутаться из этой истории, не обронив ни единого пера. Виктор любил Мори, любил по-настоящему. Странно, что он не советовался с ней по поводу своих сочинений. Дела у него все еще были плохи, роман не двигался с мертвой точки, и он был этим раздосадован. Но не об этом сейчас речь.

– Может быть, пройдемся? – предложил Тони после обеда, решив любым способом выяснить, что происходит с Мори.

Она сослалась на то, что у нее раскалывается голова.

– В таком случае прими аспирин…

Через полчаса он повторил свою просьбу. Мори закурила, дрожа и чувствуя дурноту и слабость. Минуту назад она заметила, как Нэд промелькнул в окне комнаты отца. Он был рядом, в двух шагах от нее, ничего другого и нельзя было ожидать, но как сказать об этом Тони – мужчине, который тоже имел к ней определенное отношение?

Между тем Тони пристально наблюдал за Мори, и его тревога росла. Почему у нее такой странный вид? Кажется, скоро все станет ясно. Он выпьет свою чашу до дна. Но, боже мой, он только одного не понимает, зачем он себя мучает? Любовь прошла, остался лишь горький осадок, к чему в этой ситуации быть таким дотошным и настойчивым…

– Пойдем, – повторил он. – Оденься понаряднее. Ты ведь знаешь…

Дураков, разумеется, нет. Вызвав однажды подозрение, ты потеряешь доверие навсегда. Да, но, в конце концов, ей не в чем себя винить. В их отношениях с Нэдом нет ничего удивительного. Они удивительны разве что по силе страсти. Если бы еще Нэд постарался вложить в них немного больше души…

– Хорошо, идем, – сказала она.

И все случилось так, как должно было случиться. Они сразу наткнулись на Нэда. Он окликнул ее и стал расспрашивать про то, как она себя чувствует, но тут Тони вставил какую-то фразу, назвав ее женой. Нэд едва заметно вздрогнул, слегка побледнел, сделал большие глаза, но тут же нашелся. Да, это был прирожденный актер – кошка, тигр, – ничто не могло застать его врасплох, так же как никакая заминка на сцене. Уже через минуту он, восхитив Мори, взял себя в руки. Когда Нэд отошел от них, все выглядело так, будто он ее приятель, обрадовавшийся случайной встрече. Тони так и не удалось разрешить свои сомнения.

Пока он продолжал в них копаться, Мори пыталась собраться с мыслями и успокоиться. Как унизительно это ее состояние животного страха. Она так боялась худшего и, когда все обошлось, совершенно раскисла. У нее буквально дрожат коленки. Чего стоит ее так называемый интеллект, если она может быть на высоте, только когда дело впрямую ее не касается?! Она намеренно скрывала свое замужество, а едва это поставило под угрозу ее любовь, тут же переполошилась. Единожды споткнувшись, ей теперь будет трудно обрести равновесие. Придется оправдываться перед Нэдом, а он будет беситься. Ну почему она один-единственный раз в жизни не смогла быть твердой – придумала бы что-нибудь и не пошла с Тони на улицу.

Тони отвлек ее от мыслей, сказав, что с ней поздоровался кто-то из прохожих. Он увидел, как Мори невидящим взглядом посмотрела этому человеку вслед. Она словно ослепла и потеряла дар речи. Это заставило Тони задуматься. Да у него просто нет права устраивать Мори допрос. И настроения тоже. Он вдруг увидел перед собой такое безмерно грустное существо, так напоминающее его самого совсем недавно, что невольно улыбнулся. И Мори, и он шли на поводу у своих чувств, словно блуждая в тумане. Цивилизованные, образованные люди, способные в жизни творить чудеса, они оказались бессильны справиться с тем, что творилось у них в душе.

XI

Ничто сущее безвозвратно не исчезает. Если что-то ушло, оно почти наверняка ушло не навсегда. Любовь женщины к одному мужчине может когда-нибудь воскреснуть в ее чувстве к другому. Нужно только пережить время, когда все летит под откос и ничто не в силах спасти любовь. Феникс возрождается не напрасно. В этом есть глубокий смысл, правда, только для тех, кому этот смысл доступен.

Разыскивая Нэда в театре, Мори уже знала, что эта встреча только ускорит крушение всего, что у них было и есть. Он будет воспринимать ее теперь как человека, не сделавшего выбор в весьма деликатной ситуации. Насколько это обидно и непростительно, ясно и так. Нужно, значит, готовиться к худшему и не обманывать себя. И все же пытаться логикой побороть страсть – самое безнадежное дело…

Пока Мори ждала его в вестибюле, ей внезапно пришло в голову, что она пришла проститься с чем-то самым для нее дорогим. Когда Нэд появился, у них завязался разговор, естественно, не приведший ни к чему хорошему. Но кто, кроме вымышленных героев, может сдержаться от крика, когда у него душа разрывается на части? Нэд, уверенный, что у него больше прав на другого человека, чем у кого бы то ни было, не удержался от оскорблений. Мори оказалась у него рабой своих грязных чувств. Мори тут же заявила, что он смешон. Смешон?! Но тот, кто разыгрывает драму, никогда не смирится с тем, чтобы его действия считали комедией. Нэд дал ей пощечину и расплакался. Мори, хотя и привыкла всегда уступать Нэду, с трудом заставила себя взять его дрожащую руку.

Все было забыто, как только они оказались в квартирке у Анны. Но после сцены бурной страсти Нэд снова был готов обвинять Мори во всех смертных грехах. Себялюбец скорее умрет, чем откажется от возможности докопаться, обманут он или нет. Нэд уже не мог остановиться и спросил, кем, в конце концов, приходится Мори Эмил? Мори покраснела, почувствовала это и подумала, что зря теряет самообладание. Кем мог ей приходиться Эмил, этот пожилой, добрый и слабый человек? Да никем, просто приятным собеседником. Нэд, разумеется, не поверил. Мори стукнула рукой по столу, закричав, чтобы он не смел говорить ей пошлостей, и тут же смутилась, поняв, как банально это звучит.

Она сникла и смотрела теперь на Нэда с недоумением. Было странно, что он совершенно не понял ее сути. Не понял, насколько она порядочна и насколько вообще может быть порядочна умная женщина, над которой не довлеют амбиции. Ему и в голову не пришло, что она полюбила впервые и, вероятно, поэтому ведет себя недостаточно гибко. Наконец, Нэд даже не подозревал, что его поведение может вызвать у Мори такое неприятие, что она отречется он него гораздо быстрее, чем он думает. В Фому неверующего совсем не трудно заронить сомнение. А любое сомнение – это отрицание уже само по себе.

Мори молча подошла к окну и увидела потемневшие деревья. Осень! Уже осень! В сморщившихся листочках она увидела предвестников холодов. Конечно, можно себя преодолеть, бороться и сохранить Нэда. Но захочет ли она рисковать, зная, что ее неминуемо ждут мучительные ссоры и горькие сцены примирения – жалкие отзвуки былых чувств?! Этого она гарантировать не могла. А что он, в конце концов, может гарантировать ей? Мори чувствовала необходимость что-нибудь предпринять и вместе с тем слишком хорошо понимала бесполезность любых шагов. Как и большинству людей, ей было суждено полюбить. Но если любовь ведет только к страданию – это несправедливо.

Все в этом мире борется за жизнь. Любовь Мори и Нэда тоже не хотела сдаваться. Как-то после обеда, хотя у них не было назначено свидания, Мори целый час тщетно пыталась разыскать Нэда. А два дня спустя он напился и неожиданно заявился к ней. Они делали попытки сохранить любовь, хотя понимали, что прошлого не вернуть. Они всей душой стремились друг к другу и встречались как враги. Нэд ее без конца упрекал: почему она раньше ничего не сказала, почему продолжает молчать, не надо ли ей быть попроще? Так углублялась возникшая между ними пропасть. Мори тоже стала часто срываться, и это ее угнетало. Наконец она не выдержала, сказала Нэду, что он грубиян и глупец, и попросила оставить ее в покое.