Текст книги "Ночь падающих звезд. Три женщины"
Автор книги: Дорис Яннауш
Соавторы: Фредерика Коста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
ЛЕВОСТОРОННЕЕ ДВИЖЕНИЕ
– Спокойно!
Хабердитцель нервничал. Левостороннее движение раздражало его и делало больным. Надо сказать, что и на судне он чувствовал себя нехорошо, его укачивало.
– Опять блюет, – бессердечно выразился Лусиан.
Он вообще был не особо чувствительным человеком. Хели это уже подметил. А вот Амелия определенно восхищалась Лулу.
Оба, тесно прижавшись друг к другу на заднем сиденье, болтали всякий вздор, как школьники во время экскурсии. Хели уже давно раскаивался, что отправился вслед за Теобальдом, которому опять стукнуло в голову разыскивать Дуню. Дешевый фарс! То же, что и левостороннее движение. Во что только он впутался?
– Чего вы там так долго хихикаете? – Он повернулся к этим ненормальным позади него и чуть не врезался в автобус на встречной полосе. Хели все еще заносило по привычке в правую сторону.
– Лулу щекочет меня!
– Вы уверены, что уже созрели в половом отношении? – язвительно поинтересовался Хели.
Он бы предпочел, чтобы один из них сидел рядом с ним как сопровождающий и разделял с ним ответственность. А тут еще запахло горелым.
– Кто из вас курит? – взорвался Хели.
Протест, возмущение в два голоса – с какой стати, скажите, пожалуйста, кто курит?!
При этом Хели знал, что Амелия во время своего приезда дымила, сидя с мундштуком, нога на ногу, только чтобы привлечь внимание своего слащавого Максима. Этакая женщина-вамп тридцатых годов. Максим испытывал ностальгию по тем временам и просто бредил Дитрих. И вот Амелия, не имея возможности использовать свой актерский талант на профессиональной сцене, применяла его в жизни.
Теперь ей хотелось стать той, которая бы понравилась типу рядом с ней. Вот и разыгрывала она «дерзкую девчонку с задворков», этакую шалунью из Оттакринга[10]10
Оттакринг – район Вены.
[Закрыть].
Несмотря на так яростно отстаиваемые ею принципы эмансипации, она как хамелеон превращалась в ту женщину, которая нравилась данному мужчине. Не всем же быть такими, как Дуня.
– Выхлопная труба дымит, – со знанием дела заявил Лусиан. – Поезжай направо – нет, стой, налево!
Хели едва избежал столкновения. Водитель сзади предостерегающе загудел. Он наверняка прибыл из Мюнхена, что было заметно по его манере обгонять.
Основная дорога на Эдинбург! А тут что-то горело. В последний момент Хели свернул, выехал на боковую улицу и продолжал ехать все тише и тише, пока тачка не остановилась. Вообще-то это был отличный автомобиль, только вот ехать не хотел.
– Черт! – Хели вылез и лягнул машину. Он-то надеялся догнать Теобальда в Эдинбурге или, по крайней мере, раньше его группы оказаться в Черном Замке, чтобы предупредить Дуню и ее герцога. И ничего не получилось. Вокруг ни одного дома! О ремонтной мастерской не может идти и речи. Да, они крепко завязли.
– И еще издеваться над моим старым добрым утлым «челном». – Амелия находила прерывание так четко спланированного Хели путешествия весьма забавным. Она дразнила его. И Лусиан находил их положение комичным.
– Вы что, считаете, это игрушки, а?! – Хели тяжело задышал. Набрав побольше воздуха, он рявкнул на обоих. – Думаете, это как в мешке прыгать, так что ли?
– Как бег в мешках[11]11
Аттракцион.
[Закрыть], – поправил Лусиан. – Так правильнее. – Он успокаивающе положил руку па плечо Хели. – Не переживай так, старина. Я пойду сейчас, осмотрюсь. Может, разыщу где-нибудь поблизости дом или хижину с сердобольными людьми. Пойдешь со мной, Ами?
Ами – это Амелия. Когда-то, когда она еще была совсем маленькой, Хели сам придумал ей это уменьшительное имя. Итак, взявшись за руки, как Гензель и Гретель[12]12
Герои популярной немецкой сказки.
[Закрыть], Ами и Лулу исчезли в лесу.
Хели Хабердитцель остался один. С автомобилем, испустившим дух. Темнело.
Он поднял капот. Двигатель был горячим. Пахло паленым. Отчего и почему, он не знал.
– Проклятая колымага! – Удар ногой. Затем он уселся на обочину и стал ожидать. Стояла тишина. Где, черт побери, эти двое?
Хели приложил ко рту ладони рупором и начал выкрикивать их имена. Никакого ответа. Что ему делать – возвращаться на основную дорогу? Да это, по крайней мере, два километра, если не больше. Заехал черт знает куда? Хели позволил себе крепкие выражения. Почему он не остановился на дороге и не попросил помощи?
А все левостороннее движение виновато. Оно доконало его.
Поднялся легкий ветерок. Английско-шотландский. Пахнуло незнакомыми запахами. Как раз в это время он направлялся бы к своей Лоттхен-пышке: пешеходная прогулка в медицинских целях. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором встала табличка у ее дверей. Его охватила тоска по дому. И Хели понял, как сильно он привязан к Ламмвайлеру.
Первые возрастные проявления, с ужасом подумал Хели.
И вот Хели Хабердитцель, покинутый в поле как старый король Лир, заполз в еще хранящую солнечное тепло траву, сложил руки на животе и погрузился в тяжелый, полный сновидений сон.
Он видел Дуню, она смеялась, передергивая плечами. Опять ему была отведена роль «козла отпущения» в этой продолжающейся всю жизнь мешанине взаимоотношений его друга – профессора Теобальда Фукса, большого художника. Тогда он должен был передать прощальное письмо Дуни, как роковой вестник в классической пьесе. На него излил Тео свой гнев, сомнения и всю эту идиотскую любовную печаль. Он выступал в роли свидетеля во время поспешной свадьбы с прекрасной Линдой фон Гразерн, он был крестным их дочери. И что же теперь? Теперь он отдан на произвол дочери Тео, Дуне и ее ненормальному племяннику. Как придворный шут в пьесе Шекспира.
– Эй, Хели, ты в порядке? – спрашивал его во сне призрак Дуни тоном, исключавшим отрицательный ответ. – Смотри, вот ты и в Шотландии. Найди же для себя приятное в этом! – Она во всем находила «приятное». Во всяком случае, не одна она осталась на поле брани, в чужой стране, покинутая и забытая. Она кивнула ему, вскочила в седло на огромного коня и умчалась.
– Дуня! – воскликнул он. – Ты не можешь меня здесь оставить!
– Это не Дуня, дядя Хели, – произнес женский голос. – Просыпайся!
Амелия потрясла его за плечо. Что-то трещало, издавало зловоние и чадило. В доисторическом рыдване времен королевы Виктории сидел Лусиан и кивал ему.
– Вставай, дружище! Завтра утром позаботятся о нашей машине!
– Кто, что…
– Иди сюда. – Амелия потащила его к развалюхе, – Тут есть кое-что из еды. Мы и переночевать сможем там.
– Господи Боже мой! – простонал Хели. – А как же с твоим отцом?
– Не надо торопиться, – заявила Амелия, жестокая дочь. – Он наверняка в хороших руках!
– Спрашивается только, в каких? – озабоченно пробормотал Хели.
Дом стоял на лугу среди обломков скал и кустов можжевельника. Серого цвета, сложенный из камня, он был очень маленьким. На крыше красовалась дымовая труба в виде башни.
– Дом с привидениями, – определил Хели, полностью пришедший в себя. – И здесь мы должны переночевать?
– Мы обязаны здесь переночевать. – Лусиан был в своем репертуаре. Таким деятельным Хели его еще никогда не видел, даже на вечере песни. – Другого варианта у нас просто нет. Двадцать фунтов за ночь. Начиная с седьмой ночи получим скидку.
Необходимость провести в доме с привидениями семь ночей вызвала у Хели спазмы в желудке. Но потом все оказалось не так уж и плохо.
Уютная комната с эркером. Больше никаких постояльцев. Пожилая супружеская пара приветствовала их, представившись:
– Этель и Норман Мак-Тэвиш.
Из кухни доносился аппетитный аромат жаркого.
– А это Хели Хабердитцель, – представила его Амелия. – Му uncle[13]13
Мой дядюшка (англ.).
[Закрыть].
Прошло некоторое время, прежде чем пожилые хозяева смогли выговорить это имя. Они попрактиковались. Звучало, как «Хейли Хебердиль». Ну что ж, совсем неплохо.
Старый Норман, хоть и с трудом, но мог как-то объясниться по-немецки. Амелия и Лусиан говорили по-английски весьма прилично, да и Хели держался молодцом. Веселый вечер!
Мак-Тэвиши держали свой крошечный отель уже в течение сорока лет. Два одноместных и два двухместных номера. Они имели своих постоянных клиентов, а не только тех, у кого ломались автомобили.
Этель подала жареную баранину, а Норман разлил вино в сверкающие красные бокалы с острова Мурано [14]14
Один из островов Венеции, откуда пошло знаменитое венецианское стекло.
[Закрыть].
Об автомобиле, пообещал Норман, он позаботится завтра с утра. У его приятеля мастерская, совсем близко. Так что никаких проблем.
Позже, насытившись, они пили виски. Норман достал свою волынку и поиграл им. Лусиан, пожелавший опробовать волынку, издал несколько сдавленных звуков. А Амелия попыталась станцевать шотландский народный танец: схватила Этель и Лулу – и пошло веселье.
Хели потягивал виски, проклиная все на свете. Его мучила головная боль. Он чувствовал, что потерпел полное фиаско, напоминая птицу с подбитым крылом, которая не в состоянии достичь спасительного берега.
Он уже лежал в постели, когда услышал, как Амелия и Лусиан поднимаются по лестнице. Они попрощались, бормоча что-то и хихикая, затем раздался стук двух дверей, и все стихло. «Отлично, – подумал Хели, – по крайней мере, хоть спят не вместе!»
Потрескивали балки. Интересно, каков возраст дома – сто, двести лет? И эти два пожилых человека, Этель и Норман, может, они привидения? Во всяком случае, выглядели они именно так. Этель носила чепчик, какие имели обыкновение носить дамы во времена Чарльза Диккенса.
О Господи, он попал в прошлое, если не в позапрошлое столетие!
В конце концов Хели уснул. Он крепко спал, когда услышал приближающиеся шаги. Кто-то поднимался по скрипучим деревянным ступеням и остановился прямо под его дверью. Он отчетливо видел, как повернулась круглая дверная ручка, поскольку свет луны заливал маленькую комнатку. Дверь открылась, естественно со скрипом, как это бывает в домах с привидениями. Хели зажмурился. В проеме двери стояла белая фигура. Она вздохнула и потянулась к выключателю, что привидения не имеют обыкновения делать.
Девушка в длинном белом платье изумленно смотрела на него. С таким же изумлением Хели воззрился на нее.
– Oh, sorry[15]15
О, простите (англ.).
[Закрыть], – пробормотала она.
– Sorry, please[16]16
Простите, пожалуйста (англ.).
[Закрыть],– ответил Хели, не в силах сдержать дрожь и понимавший, что выглядит весьма глупо в своей темно-коричневой пижаме в золотой горошек – подарок Лоттхен! Он чувствовал раздражение. Не хватало еще поклацкать зубами. – I’m sleeping here, for… ä… wir have… – Он подыскивал английский эквивалент слову «несчастье». – We’ve had а… а…[17]17
Я здесь сплю, для….. э… мы… у нас было… э… э… (англ.).
[Закрыть].
– Breakdown[18]18
Авария (англ.).
[Закрыть]? – помогла ему молодая леди и добавила по-немецки: – Так это ваш автомобиль стоит там, на улице?
– Yes[19]19
Да (англ.).
[Закрыть], – ответил он. – Вы говорите по-немецки?
– Да, немного. – Она опустилась на край кровати, поскольку единственный стул в комнате был завален его вещами. – Меня зовут Дженифер. Я внучка, Дженифер Мак-Тэвиш.
– Хели Хабердитцель, – представился он, несчастный от того, что его не звали Джон Вильям Скотт или как-нибудь в том же духе.
Но его имя не вызвало у девушки улыбки. И он высоко оценил это. Невысокого роста, девушка будто сошла с полотен Рафаэля. Она была похожа на итальянскую княжну – без всякой косметики, с очень светлой кожей и рыжими волосами.
Дженифер по обмену училась раньше в Мюнхене, а теперь работала учительницей в одной из школ Эдинбурга. Когда у нее было время и желание, она садилась в автомобиль и ехала к дедушке с бабушкой, что для них зачастую являлось неожиданностью, как и теперь. Все это она и сообщила ему в игривом тоне, мешая английский с немецким.
– Я и не знала, что здесь гости. Когда их не бывает, зимой, например, или в between seasons[20]20
Межсезонье (англ.).
[Закрыть] (что только она подразумевала под этим?), то тогда время от времени я живу здесь. А вообще, как правило, я сплю внизу, в детской, как и сегодня.
Она продолжала сидеть на кровати и выглядела совсем не как призрак, а напротив, весьма по-земному. Хели смотрел на нее, не произнося ни слова, и она, кажется, догадалась, о чем он думает.
– Вы меня, наверное, приняли за привидение? – спросила она.
– Yes, да. – И как бы в подтверждение добавил: – Si, si, signorina[21]21
Да, да, синьорина (итал.).
[Закрыть], – не замечая, что перешел на другой язык.
Она засмеялась.
– Вообще-то, как утверждает бабушка, здесь появляются иногда привидения, дом наполнен noises… э… шумами, да, eerie[22]22
Ужасными (англ.).
[Закрыть].
– Она сделала вид, что ей страшно. – Но я еще никогда не видела привидения. О’кей? – внезапно она взяла Хели за голову, притянула к себе и поцеловала в губы. Совершенно самостоятельно. – Good night![23]23
Спокойной ночи (англ.).
[Закрыть]
Хели попытался преодолеть замешательство.
– Неужели вы действительно хотите лечь в той каморке? Я не могу допустить этого! – Хели принялся собирать свою постель. – Я…
– Ни в коем случае! – Она толкнула его на кровать. Некоторое время они боролись, весело смеясь.
И вдруг Хели обнаружил, что в открытой двери стоят Амелия и Лусиан. Те с большим интересом наблюдали за сценой.
– Что за шум? – Лулу с восхищением рассматривал Дженифер. – Дядя Хели, чем это ты тут занимаешься?
– Должна заметить… – Амелия разыгрывала негодование. При этом она, как и Лусиан, была одета лишь наполовину, едва прикрытая в некоторых местах, – Меня зовут Амелия, – представилась она леди в белом. – А это Лусиан, по прозвищу Лулу.
– Nice to meet you. My name is Jennifer.[24]24
Очень приятно познакомиться. Меня зовут Дженифер (англ.).
[Закрыть]
Они пожали друг другу руки, обменялись поцелуйчиками, как старые друзья, и заговорили по-английски настолько быстро, что Хели ничего не понимал. Он чувствовал себя по-дурацки: лежит в постели в пижаме в золотистый горошек, в то время как трое молодых людей оживленно беседуют друг с другом. Итак, с юношеским задором он выбрался из перин, надел купальный халат, нацепил очки и повел себя с той долей легкомыслия, что оказалась возможной в столь поздний час и в столь странной ситуации.
Только теперь заметил он, что Дженифер Мак-Тэвиш не такая уж юная, как ему показалось вначале. Это обрадовало его, он и сам не знал почему.
– Как вы посмотрите на то, – прервал он разговор, – чтобы продолжить наши беседы завтра с утра?
Дженифер подняла голову, внимательно посмотрев на него. Ей нравился его высокий рост.
– Quite a giant![25]25
Каков гигант! (англ.).
[Закрыть] – воскликнула она восхищенно. Хели надеялся, что она еще раз поцелует его, но она лишь спросила: – Следовательно, завтра вы хотите ехать в Черный Замок?
– Амелия и Лусиан уже успели рассказать ей о цели и причине их поездки.
– Если автомобиль починят, – заявил Хели тоном, позволявшим допускать, что он совсем не горит желанием продолжать путешествие.
– Починят, certainly[26]26
Разумеется (англ.).
[Закрыть].
– Дженифер протянула руку для крепкого рукопожатия. Казалось, Хели ей очень понравился. – До скорого! – Она взяла свою сумку, кивнула, улыбнувшись, и исчезла.
– Красивая девушка, да? – Амелия смотрела на Хели почти с материнским участием. – Хочешь, мы задержимся здесь?
– Каким образом?
– Оставим тетю Дуню и Тео в покое, – пояснил Лусиан. – Я бы поучился игре на волынке, а ты бы пофлиртовал с леди.
– Завтра мы продолжим поездку, – непривычно авторитетно заявил Хели.
Хотя предпочел бы остаться в этом волшебном доме с привидениями, чтобы поближе узнать Дженифер. Для чего? Чтобы улучшить свои познания в английском. А для чего же еще!
Однако встретившись утром за завтраком, они обнаружили, что Дженифер уже уехала. Они проспали ее отъезд. А Дженифер спешила в Эдинбург приступить к своим занятиям. Перед дверью дома стоял починенный автомобиль Хели. Норман так и сиял от гордости, что ему удалось сделать это.
– Дженифер просила передать вам привет, – сообщила Этель. – Сегодня вечером она опять приедет.
– Посмотреть, так вряд ли это целесообразно, – сказал Хели, – приезжать на одну ночь.
– Иногда она приезжает всего на несколько часов, – пояснил старый Норман. На голове у него красовалась кокетливая шотландская кепка, и настроение было веселым. Амелия переводила его слова: – Когда у нее есть время, она подсчитывает нам налоги. Дженни – хорошая девочка! Она и сегодня чуть свет уже работала.
Сердце Хели переполнило чувство счастья. Он вспоминал ночную встречу у него в комнате, леди с рыжеватыми короткими волосами, словно сошедшую с полотен Рафаэля и совсем не похожую на Лотту Шух из Ламмвайлера. Он не мог забыть ее поцелуя.
– Возможно, мы еще задержимся, – помедлив, предложил он. – Черный Замок и завтра никуда не денется. И послезавтра.
– И через неделю. – Лусиан разговаривал с хозяевами. Те качали головами, смеялись и пожимали плечами.
– В чем дело? – поинтересовался Хели.
– Сегодня надо освободить комнаты, – проинформировал его Лусиан. – Приезжают постоянные клиенты из Гамбурга. – Он казался разочарованным. Леди Дженифер, как он сообщил за завтраком, вдохновила его на создание новой песни. «Не, Jenny, magic girl, you аге…»[27]27
Ах, Дженни, девушка-колдунья, ты… (англ.).
[Закрыть]
Она еще была не совсем готова, песня. Какие-нибудь полтора такта, но все же…
– Надеюсь, вы не погибнете от тоски, – насмехалась Амелия, от которой не скрылась влюбленность обоих. – Вам бы следовало довольствоваться мною. – И подражая Дженифер: – Sorry, Gentlemen, huch ja.[28]28
Извините, джентльмены… (англ.).
[Закрыть]
«Huch ja» было некорректным выражением. Подобное учительница Дженифер не могла произнести, действительно не могла. Просто Амелия ревновала.
Когда они уезжали, Норман провожал их звуками волынки. Подобная сердечность тронула Хели. Он легко дотронулся до своего бумажника. Там лежала фотография Дженифер. Она сидела на скале, в белом длинном платье, как бы являя собой шотландский вариант Лорелеи с берегов Рейна. Фото находилось в школьном альбоме, что лежал в шкафу ее комнаты, где он спал.
Он стащил фотографию.
– Роскошные люди! – Лулу вновь восседал сзади и, сожалея о своей гитаре, выбивал отчаянный ритм на подлокотнике, производя при этом оглушающий шум, как от ударных инструментов. Было непонятно, сочинял ли он музыку или давал волю своим разбушевавшимся чувствам. – Эта Дженни – это что-то! Пот-ря-сающа!
– Подумал бы лучше о своей Нини, – посоветовала Амелия. – Кроме того, я еще здесь! – Она сидела рядом с Хели, направляя его во время езды. – Верно, dear uncle[29]29
Дорогой дядюшка (англ.).
[Закрыть]?
– Без сомнения, ты королева, – заверил он ее. – С тобой никто не может сравниться!
Однако мысли его были не здесь. Они возвращались в серый дом с привидениями, где он встретил женщину, словно сошедшую с полотен Рафаэля. В том месте, где лежало украденное фото, разгорался пожар. К сожалению, носил он его не у сердца. В кармане брюк.
Вздыхая, он все свое внимание направил на левостороннее движение.
БИТВА ПО ШЕКСПИРУ
Туристическая группа приближалась к Инвернессу, самому северному пункту своего путешествия. Всего несколько миль отделяли ее от Черного Замка и герцога Ленокского.
Дарлинг Никола, как всегда, была в ударе, да и как иначе, ведь ей приходилось столько рассказывать!
– Сейчас мы проезжаем вересковую пустошь, вотчину ведьм, что простирается до самого Черного Замка.
– Смотрите, смотрите, кривоствольные деревья, они выглядят как заколдованные ведьмы! – Доктор Лобеманн предпринял безуспешную попытку привлечь внимание своих отпрысков к исторической местности, насыщенной драматическими событиями. – Разве мы не читали вместе «Макбет»? Помните там трех ведьм? Пьеса ведь так и начинается. Господи, как же там? – Он щелкнул пальцами и с надеждой посмотрел на Николу.
Никола, естественно, помнила стихи и процитировала их:
– Боже, – простонала Тина, – не могли эти три бабы дождаться более подходящей погоды?
– Для метлы подходит холод, – бросил Томми и скорчил гримасу, которую сестричка встретила аплодисментами. Они веселились.
– Дети, прекратите! – умоляла мамаша Лобеманн. – Это ведь так интересно.
Однако ее равнодушная физиономия говорила об обратном. К тому же она и не помнила этого Макбета. Он слишком сложен, этот Шекспир. Неудивительно, что и у детей он не находит отклика.
Господин Лобеманн сдался. Пожав плечами, он передал слово руководительнице:
– Как раз сейчас мы находимся на земле Макбетов.
Когда Никола говорила в микрофон, она смотрела в глаза слушателям и прежде всего Теобальду. Может, потому, что он сидел непосредственно перед ней. А может…
Он яростно запрещал себе думать об этом, взывая к разуму и подготавливая себя к встрече с Дуней. И вдруг понял: он не знает, что сказать ей.
Хушль остановился на стоянке. Они вышли, и Никола ушла, окруженная любопытными слушателями.
На скалистом холме возвышался замок Макбетов. Именно здесь и был убит король Дункан, если верить Шекспиру.
«Налет романтичного волшебства присущ этой местности, – писал Фонтане, который был здесь более ста лет назад. – Волшебства, которому не в состоянии противостоять даже тот, кто не имеет ни малейшего представления о том, что когда-то жили король Дункан и полководец Макбет, убивший его».
Фонтане писал красиво. Он не рассчитывал на отпрысков доктора Лобеманна.
«Все наполняет звучание тихих, берущих за душу стенаний, – писал он, – сравнимых с уходящей весной, кратким мигом счастья».
Никола прочла отрывок наизусть. Слова «краткий миг счастья» запали в душу Тео. Он присел на скамейку, единственную в парке, смотрел наверх, на холм, где находился замок, и все вспоминал старую песню, которую напевал и насвистывал его отец – шлягер Илзе Вернер. Слова Роберта Бернса, второго после Вальтера Скотта, поэта Шотландии:
Прелестница из Инвернесса,
Ах, как печальна жизнь твоя.
Прядешь и ткешь, придя из леса,
И плачешь, жизнь свою кляня.
Откуда только отец знал эту песню? Жаль, что вспоминаем мы своих родителей только после их смерти.
Профессор Теобальд Фукс прислонился к дощатой перегородке хижины, перед которой сидел. Он бы с удовольствием сейчас закурил, но у него не было при себе сигарет.
По дороге к холму тянулась горстка людей из их группы. В середине – отсюда не видно – Дарлинг Никола: вожак со своей стаей.
Около автобуса стояли полная девушка и бородатый индивидуалист. И они смотрели вверх, на холм, держась как-то напряженно, словно избегали смотреть друг на друга.
Вернулись три вдовы, возбужденные и веселые, посмотрели в сторону Теобальда и, бурно выражая свою радость, направились к нему. С другой стороны к нему приближалась Тина Лобеманн, до этого бездельничавшая со своим братом на солнечной лужайке. Лицо ее выражало радость и нетерпеливое ожидание. Остальные в полном восторге следовали за ними.
Что случилось?
Все пробегали мимо него, в домик за его спиной.
– Наконец-то! – воскликнула вдова Хильда, посылая ему на ходу легкомысленное «ку-ку». – Кто бы мог подумать…
Тео обернулся, только теперь ощутив тяжелый дух, витавший вокруг него. Оказывается, он сидел перед туалетом, замаскированным под забавный домик.
Если мы хотим насмешить людей, подумалось Тео, то следует усесться либо перед туалетом, либо перед зеркалом.
Новое открытие, сделанное в Инвернессе, доказывало, что их можно совершать и во время путешествий.
– Привет! – Никола вернулась с группой и направилась к нему. Он сидел теперь не перед домиком, а в стороне от него, так что не было сомнений, что шла она именно к нему. Ошибка исключалась.
– Господин профессор, – громко и вежливо, чтобы никто ничего не заподозрил, сказала она, – не желаете побродить немного по городу?
– Я что-то устал, – ответил Тео. Он действительно чувствовал себя измученным.
Последний вечер перед прибытием в Черный Замок! Завтра, в первой половине дня, они прибудут туда, проведут день, посетят завод по производству виски, замок, парк, увидят бесценный фарфор… Совершат вылазку к чудовищу Лох-Несса, затем проведут еще одну ночь в Инвернессе и отправятся дальше – Гретна-Грин, Глазго. Но это уже, как казалось ему, будет в другой жизни.
После того, как он найдет Дуню. Когда все пройдет. Или начнется сначала.
Никола, нежно взяв его за руку, отвела в сторонку. Она выглядела озабоченной.
– Боитесь? – спросила она.
Он попытался шутливо покачать головой, но это ему не удалось, и он только вздохнул, добавив:
– Я чувствую себя мужем-ревнивцем, который вернулся домой пораньше, чтобы застать врасплох свою неверную жену.
Никола рассмеялась так беспечно, словно ничего особенного не видела в ситуации, созданной волею случая.
– Кто знает, – через некоторое время заметила она, – может, Дуня рассчитывает, что ты приедешь, как-нибудь?…
– Она рассчитывает на это? – Он удивленно уставился на нее. – С какой стати?
В голове мелькнула и тут же исчезла какая-то мысль, легкое подозрение, причину которого он не мог понять.
– Она ведь тебя любит, верно? – Никола держала себя легко и непринужденно, как всегда, когда чувствовала себя объектом внимания или когда хотела придать ситуации безобидный характер. – Мне кажется, если это так, то она обрадуется, что ты приехал за ней.
– Но ведь там герцог, – напомнил Тео. – А здесь – ты.
Легкая тень набежала на ее лицо, на краткий миг в глазах появился страх, но вот уже все прошло, и перед Тео вновь стояла опытная руководительница группы.
Тео радостно подумал: только что я видел ее настоящее лицо! И она так же боится, как и я.
Значит, все не так уж и плохо. Он чувствовал себя генералом, который выступил против вражеской крепости и получил в качестве подкрепления целую армию.
– О Боже, что ты делаешь? – испуганно воскликнула Никола.
Он тут же опустил руки, поняв, что взял в ладони ее лицо, собираясь поцеловать. К счастью, в этот момент к ним подошел водитель автобуса, освеженный сном перед последним броском к гостинице.
– Едем, Никола? – спросил он.
– Сейчас, я позову всех.
Она сорвалась с места, заглянула даже в маленький домик, чтобы не забыть никого, и прокричала:
– Поднимайтесь в автобус, пожалуйста, мы уезжаем!
Хушль осклабился и заговорщицки подмигнул Тео. Безусловно, он понял, что произошло! Перед автобусом собирались люди, некоторые с интересом посматривали на профессора. Заметили они что-нибудь? Ему следовало найти оправдание, отговорку. Посему он, скорчив задумчивую мину находящегося в творческих раздумьях художника, произнес:
– Я только что решил написать портрет нашей Дарлинг Николы! – Раздались аплодисменты, радостные возгласы. Подошла Никола, чтобы узнать, что случилось. И вновь он нежно положил ладони на ее лицо, приблизил его к себе, делая вид, что изучает его контуры. – Я напишу ваш портрет, – пояснил он. – И начну уже сегодня вечером.
– О Господи, – простонала она без серьезных возражений, хотя он заметил, что она разгадала его трюк и не одобряет его. – Разве дня не достаточно?
Но все были на его стороне. Прямо после ужина и следует приступить к работе. Ах, как увлекательно наблюдать за художником во время его работы! Пока все радовались, ему вдруг подумалось, что он уже давно не писал портретов. Когда-то в самом начале своей карьеры, еще в школе художеств, на спор с Хабердитцелем, – да. Но теперь? И сможет ли он вообще? Если не получится, то он тогда объяснит, что написал портрет в тибетском стиле, что лежал в основе всех его работ, о чем знатоки, конечно же, были осведомлены. Хотелось бы ему посмотреть на того, кто с ним не согласится! В конце концов, и Пикассо начинал иначе, и лишь позднее, имея уже за плечами свои голубой и розовый периоды, он начал писать более смело – и стал еще знаменитее. Гений есть гений.
После ужина все путешественники собрались в вестибюле отеля. Дарлинг Никола сидела на возвышении на стуле. Профессор Фукс расположился напротив нее с альбомом на коленях и рисовал.
Посторонние, пересекавшие холл, останавливались в удивлении и наблюдали. Никола сидела как на угольях, чувствуя себя чудовищем Лох-Несса, появившимся на поверхности озера.
– Кончайте уже, – требовала она. – Поздно ведь.
– Завтра нам не придется так рано вставать, – утешил доктор Лобеманн. – Ведь до Черного Замка рукой подать.
Тео испугался так сильно, что карандаш выпал из его рук. Альбом скользнул на пол. Вдова Траудель, шустрая и всегда готовая помочь, подбежала и подняла альбом. Он вежливо поблагодарил ее, и она покраснела.
– Замок наводит на вас страх, профессор? – спросила, засмеявшись, Хильда. – Может, вы боитесь привидений?
– Еще как!
Тео продолжал рисовать, весь сконцентрировавшись на портрете. Он удивлялся, как хорошо он у него получался. Довольно реалистичный портрет дамы Николы, с ее энергичными бровями, взглядом темных глаз и готовым к улыбке ртом. Она пыталась оставаться серьезной, хотя вся обстановка в холле веселила ее.
Водитель Хушлингер расположился в углу, потягивая заслуженное виски. За его столом сидели индивидуалист с полной девушкой. Оба избегали суматохи, не желая вливаться в толпу. Все это хорошо видел профессор Фукс, который занимал особое положение, всегда находясь рядом и в то же время на некотором расстоянии. Однако девушка никак не могла завязать знакомство. У нее был крошечный медвежонок, который висел на поясе'. Когда она смущалась, что случалось часто, она хваталась за него. Индивидуалист также крепко держался за карман своих брюк. Таким образом, оба они образовывали общество нуждающихся в поддержке.
Искоса бросая на них взгляды, Тео решил нарисовать и их, как-нибудь незаметно. Люди, чувствующие свое одиночество, замкнутость, поскольку они… ну, по любым причинам. И все-таки следовало обладать мужеством, чтобы присоединиться к туристической группе.
Он коротко улыбнулся им, все взоры сразу обратились на них, оба смутились и отвели взгляды. Теобальд поспешно занялся своим рисунком. Самое время, поскольку Никола не хотела больше сидеть.
Время отправляться ко сну.
– Картину! – потребовала вдова Хильда. – Мы хотим видеть картину.
Вокруг сгрудились и остальные. Некоторые были не вполне трезвыми – сказывалось действие виски, которое производилось на заводе Ленокса. Картина была встречена аплодисментами и радостными возгласами.
– За Дарлинг Николу! – Доктор Лобеманн поднял бокал. – За здоровье фрау Штанци, являющуюся душой нашего путешествия. И за нашего уважаемого профессора Фукса.
Все желали обоим счастья и долгих лет жизни, как будто они только что обручились.
А потом выяснилось, что уже почти полночь, и все решили, что самое время отправиться спать.
– Спокойной ночи, Никола. – Тео протянул ей руку перед дверью ее номера. – Что делать с рисунком?
Он держал в руке рисунок, вызвавший столько восторгов. Его все хотели иметь. И Тео вынужден был пообещать сделать копии. Но оригинал…
И она сказала то, что ему хотелось услышать:
– Можно мне взять его – на память о путешествии, которое не обошлось без переполоха?
Звучало как прощание. И это опечалило его. С другой стороны, его снедало внутреннее беспокойство, что он находился рядом с Дуней, этой погруженной в работу личностью, которая несколько дней назад должна была стать его женой.
– Я дарю тебе его. – Он с удовольствием зашел бы к ней в комнату, так, для короткой беседы, но она положила руку ему на грудь. Этим жестом она хотела скорее удержать его, чем проявить интимность.
– Благодарю, – ответила она. – Я желаю тебе счастья – на завтрашний день!
Они потянулись друг к другу, и им показался совершенно естественным последовавший за этим поцелуй. Однако поцелуй оказался безнадежно дружеским.
