Текст книги "Несущая свет. Том 1"
Автор книги: Донна Гиллеспи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
– Но на этот раз он клянется спровоцировать Бальдемара на штурм крепости сразу же, как только прибудут лучники.
– Правда? Ну, хорошо. Дадим ему этих лучников. Но предупреди его, что я ожидаю их возвращения в полном составе, живыми и невредимыми. А ты ему сказал, что если он не вступит в сражение с Бальдемаром в ближайшие три дня, я прикажу моим лучникам убить его самого?
– Сказал. И он тут же пожелал узнать, что ему делать с Бальдемаром, когда тот будет захвачен в плен?
Юлиан беспокойно задвигал деревянную фишку на карте, которая обозначала дозорную башню, переместив ее на одну милю севернее, а потом задумчиво вернул назад. В его глазах читалось выражение нерешительности.
– Он не должен причинять ему никакого вреда. И пусть под надежной охраной пришлет его ко мне! – ответил, наконец, Правитель. – И эту девицу тоже. Если она останется среди своих соплеменников, они рано или поздно вновь сплотятся вокруг нее, как прежде вокруг Бальдемара. Это не вызывает сомнения. И потом, она там для нас совершенно бесполезна, поскольку не может выйти замуж за одного из сыновей Видо. Я много думал над этим, Секунд, и мои выводы неутешительны, а решение огорчает меня, и все же: хоть Бальдемар и благородный, достойный во всех отношениях противник, но мы должны искоренить подобных «бальдемаров». Борьба с ним слишком дорого обходится нам. Он вместе со своей дочерью должен быть казнен Римом для устрашения местных племен и утверждения нашей власти на этих землях. Публичная казнь могла бы произвести нужный эффект. Мы бы позаботились о том, чтобы на ней присутствовали старейшины хаттов. Как ты полагаешь, не слишком ли это… жестоко?
– Прости, но подобный вопрос мог задать только ты – человек, знаменитый своим милосердием! Ведь мы имеем дело с человекоподобными существами, едва способными к членораздельной осмысленной речи! Ни один воинский командир в прирейнских областях не позволит себе снисходительно обращаться с этим варварским отродьем.
Но Правитель почти не слушал слова Трибуна; в этот момент в его памяти всплыли полные упрека глаза юного Марка, сына Юлиана.
«Ты, конечно, назовешь подобную казнь подлой и гнусной, – подумал Юлиан. – Ты бы, конечно, посчитал Бальдемара и его сторонников людьми благородными, представителями дикого, но никак не враждебного племени, я знаю заранее все, что ты скажешь! Но ты должен убить в себе Эндимиона, Марк, и подавить свою великодушную дружескую приязнь ко всему, что находится внизу, у подножия власти, если хочешь пользоваться почетом и властвовать над людьми!»
– А что тот пленник, которого сегодня доставили в крепость? – спросил Юлиан. – Ты узнал что-нибудь полезное от него?
– Это тоже одна из дурных вестей, которые я принес тебе. Негодяй умер по вине допрашивавших его с усердием идиотов, они слишком рьяно взяли его в оборот. Этот человек был по всей видимости одним из гонцов Бальдемара. Но все, что мы узнали от него, заключается в следующем: старая лиса не проявляет никаких признаков того, что собирается штурмовать лагерь Видо.
Юлиан устремил угрюмый взгляд на реку за окном.
– За эти два месяца силы Бальдемара, сосредоточенные в лагере на холме, заметно увеличились. Ему на помощь явились его друзья. Так почему же он не вступает в сражение? Неужели личное горе так выбило его из колеи, что он повредился рассудком?
– Пленник сказал по этому поводу какой-то вздор… что-то насчет того, что скоро на помощь Бальдемару придет огромный черный волк.
Юлиан резко повернулся к Трибуну.
– Вздор? Нет, я так не считаю! Это не вздор, – проговорил он отрывисто и начал вышагивать взад и вперед по комнате. – Волк… Волк… Что бы это значило? Может быть, имеется в виду какая-нибудь мощная поддержка дружественного племени, тотемом которого является волк? А?
– Или это просто очередная беспочвенная фантазия из тех, что постоянно возникают в богатом воображении варваров, – упрямо возразил Секунд, задетый за живое тем, что Правитель усмотрел какой-то смысл в том сообщении, в котором он сам не видел ничего, кроме явной бессмыслицы.
– Ты совсем не понимаешь этот народ. Их поэтические фантазии почти всегда имеют в своей основе совершенно реальную подоплеку, – Юлиан чувствовал поднимающееся со дна души беспокойство. Ему следовало немедленно просмотреть все свои записи по истории германских племен и докладные записки военачальников, составляющиеся по итогам различных военных столкновений, чтобы отыскать в этих документах все упоминания о поверьях и воззрениях северных варваров, связанных с волками. Разгадка лежала где-то на поверхности, в этом Юлиан не сомневался.
– Если это все, – Юлиан рассеянно и нетерпеливо махнул рукой Секунду, – то ты можешь идти.
«Теперь уж Бальдемар не сможет проскользнуть сквозь расставленную мною сеть. Клянусь поясом Немезиды, эту битву я не должен проиграть!»
Действительно, если он проиграет это сражение, его непременно отзовут назад в Рим. И к зиме его сотрут в порошок. В Риме снова поднимается волна репрессий. Нерон, говорят, опять видел комету, стоявшую на небе три ночи подряд, а по общему мнению, кометы распоряжаются жизнью и смертью великих монархов. Но астролог Нерона Бальбилль убедил Императора в том, что дурное предзнаменование может быть с легкостью обращено на головы других, нужно только, чтобы вместо него погибло побольше представителей родовитых фамилий. Юлиан не сомневался, что сам он еще жив только по причине своего отдаленного местоприбывания и незаменимости в деле, которое не сулило никакой славы, но которое никто кроме него не мог выполнить с большей компетентностью. Однако особенно пугало в новой череде злодеяний Нерона то обстоятельство, что на этот раз он отправлял в далекую ссылку или отравлял детей Сенаторов, павших жертвой его террора. Юлиан давно смирился с мыслью, что сам он – конченный человек, и его гибель лишь вопрос времени. Но юный Марк – его трудный, потерянный и вновь обретенный сын с блестящими задатками мальчик, который в последнее время начал поражать ранним умственным развитием и недюжинными способностями своих учителей, – он должен жить. Иначе вся жизнь Юлиана-старшего, наполненная трудами и заботами, потеряет всякий смысл.
И когда Юлиан приказал Секунду задержаться на мгновение для нового распоряжения, он сделал это ради сына.
– Секунд! – сказал Правитель, когда стража у дверей уже расступилась, чтобы пропустить Трибуна. – Я хочу внести некоторые изменения в свой приказ. Ты дашь Видо не пятьдесят, а сто лучников. Я хочу, чтобы этот негодяй не имел ни малейшего оправдания в случае своего поражения.
Глава 8
На следующее утро Видо получил сто лучников. Он приказал зажарить дикого вепря в их честь и послал Юлиану торжественное обещание, что завтра же начнет активные действия против Бальдемара.
Но этому не суждено было сбыться, так как наступил уже канун прихода Волка.
В самую глухую пору ночи, незадолго до рассвета, Бальдемар призвал к себе жреца Водана и распорядился, чтобы тот трубил в рог и созывал войско.
Высоко над подиумом, сбитым из осиновых бревен, стояла яркая луна. В строгой тайне и тишине здесь было совершено жертвоприношение одного из зубров, взятого из священного стада, принадлежавшего жрецам. Толпа молчаливых воинов стояла перед Бальдемаром, Гейзаром и Зигредой с лицами, выражавшими мрачную решимость. Жрецы окропили их головы кровью жертвенного животного. Хотя они и чувствовали себя оскорбленными тем, что не были посвящены в планы Бальдемара до последнего мгновения, оба ничем не выразили своей обиды и, как всегда, монотонно, нараспев произносили слова заклинания, призывающего победу в битве.
В конце магической церемонии Гейзар и Зигреда выпили ритуальный кубок с медом. Бальдемар заранее позаботился о том, чтобы туда было подмешано сонное зелье, которое для него самого приготовила одна из врачевательниц. В состав его входили мак, валериана и страстоцвет. Бальдемар хотел, чтобы жрецы погрузились бы в крепкий сон до самого исхода сражения и не сумели, таким образом, помешать ему.
После ритуала жертвоприношения на подиум перед собравшимися воинами вышел сам доблестный Бальдемар, чтобы подбодрить их и настроить на битву. Он уже мог ходить, правда, с трудом, сильно хромая и опираясь на дубовый посох. Только сейчас он, наконец, объявил им о великом чуде, которое вскоре произойдет на небосклоне. Бальдемар опасался, что если бы его воины узнали об этом заранее, среди них мог бы найтись предатель, который сумел бы известить Видо.
– Когда вы увидите это великое чудо, не пугайтесь, – сказал он людям, – все Священные Жрицы единогласно утверждают, что Волк придет помочь нам. Его появление будет предвещать несчастье только предателю и всем тем, кто укрывается в его логове.
Затем он сообщил воинам о хитроумных ловушках из рвов и ям с острыми кольями.
– Продвигайтесь медленно, осторожно следуя за теми, кто идет впереди вас, и капканы не причинят вам никакого вреда. Боги презирают римское хитроумие и коварство. Оно не поможет врагу.
Чтобы раствориться во мраке, воины надели шкуры животных, имеющих темный окрас, и вымазали руки и лица сажей. Оставшиеся незакрашенными белые круги вокруг глаз придавали им вид демонов с совиными глазами. Затем Бальдемар взял в руки штандарт, и навстречу ему вышло одно из чернокожих совиноглазых существ, – воин с гордой осанкой, стройной фигурой и чистым негромким голосом. И только по этому голосу окружающие узнали в воине Ауриану. Бальдемар вложил в ее левую руку штандарт хаттского войска, что символизировало передачу присущего старому вождю воинского счастья новому предводителю.
Это событие вызвало воодушевление в рядах воинов, послышались приглушенные возгласы: «Дочь Ясеня! Дочь Ясеня!» Отец обнял дочь, и внешне это объятие выглядело церемонным и официальным; но сама Ауриана в полной мере ощутила страстную надежду Бальдемара на победу и его горячую любовь.
Воины спускались на равнину строем по два человека. Первыми шли ближайшие соратники Бальдемара, за ними простые хаттские воины, а замыкали строй союзники хаттов, представители соседних племен. Все были одинаково вооружены – каждый имел два копья местного образца и висящий на спине плетеный щит. Исключение составляли – Ауриана, щитом для которой служил войсковой штандарт, и ближайшие соратники Бальдемара, вооруженные железными мечами. Спустившись в долину, воины рассыпались широким полукругом и залегли в густых, освещенных яркой луной зарослях осоки на подступах к крепости Видо. Затем они осторожно двинулись ползком, припадая к земле, по влажной, сильно пахнущей траве, избегая северо-восточного подветренного направления из-за боязни, что их присутствие выдаст неприятелю свежий ночной ветерок. Подобравшись к полосе, выкошенной людьми Видо вблизи валов крепости, воины остановились и замерли.
Ауриана заметила, что вжимается в землю, как будто старается слиться с ней, стать совсем незаметной. На всю жизнь у нее сохранится воспоминание о чистом свежем запахе осоки, смешанным с ощущением горечи и страха в предчувствии надвигающихся событий. Ей казалось, что штандарт – это живое могущественное существо, а в провалах черепа, где когда-то обитал дух дикой кошки, полыхает сейчас холодное черное пламя.
Когда ветер немного утих, они услышали смех, доносящийся из лагеря Видо. Ауриана хорошо понимала, что он вовсе не свидетельствует о потере бдительности противника. Что же касается римлян, то те вообще всегда были начеку и даже не притрагивались ни к вину, ни к меду, когда неприятель находился в непосредственной близости, и существовала хотя бы малейшая опасность быть застигнутыми врасплох.
Внезапно она услышала сердитый голос Зигвульфа, который прошептал проклятье, и вопросительно взглянула в его сторону. Что случилось? Укус змеи? Или, может быть, на него напали полчища ядовитых муравьев? Она разглядела в траве край его плетеного щита, и собралась уже подползти поближе, но он знаком показал ей, что все в порядке.
Тут раздался громкий в ночной тишине шум несущихся по долине в сторону крепости оленей, и моментально из-за крепостных стен на этот шум отозвался нестройный хор лающих и рычащих собак. Оленей выпустили в соответствии с планом Бальдемара, который таким способом хотел сбить с толку часовых. Когда собаки в следующий раз залают, учуяв человеческий запах, часовые не станут тревожиться, решив, что под стенами крепости бродят олени. Это послужило одновременно и сигналом продолжать продвижение. Воины, словно полчища ужей, выскользнули из высокой осоки на открытое место, где их от постороннего взгляда могла скрыть только темнота. Продвигаясь ползком вперед, они осторожно пробовали копьями землю и, в конце концов, обнаружили те места, где земля подавалась. Это была первая линия замаскированных ям, заваленных сверху хворостом. Ауриана знала, что внизу в ямах торчат острые колья и копья вверх наконечниками, готовые пронзить неосторожного воина, бегущего на штурм крепости. Вся линия ям была обнаружена, и хаттские воины медленно проложили себе безопасный путь, огибая их. Когда наступающие миновали три линии ям, они облегченно вдохнули, зная, что ловушек больше не будет. Вблизи крепостного вала воины замерли и принялись с нетерпением ждать обещанной помощи Волка.
Ауриана с тревогой обратила свое лицо к диску луны. Она висела теперь низко на небосклоне и казалась слишком пресыщенной, утомленной и сонной, не спешащей заходить за линию горизонта. Девушка вспомнила отца: Бальдемар ни на мгновение не усомнился в том, что Волк явится тогда, когда это обещала Рамис. «Рамис является такой же хозяйкой луны, как я сам – хозяином на поле боя», – сказал он. Но Деций намекал на то, что мир очень велик, и в нем господствует совсем другой порядок вещей…
«Деций, ты – негодяй. Ты заронил семя сомнения, и оно проросло. Твое нечестивое неверие оскорбит Волка, и он не придет».
Казалось, сама луна поддразнивает ее своим холодным насмешливым ликом, ничего не выражающим и равнодушным. «Ты не можешь скрыться от меня, даже если отправишься на край света, – говорила луна, мой свет повсюду настигнет тебя. Я – твой учитель. Я вовсе не жду, когда ты начнешь повиноваться мне и следовать моим приказам. Я жду – когда ты повзрослеешь».
Вскоре восточный край неба начал бледнеть. Ауриана ощутила, как ее душу охватывает паника. На рассвете они станут видны, как на ладони, и на них обрушится смертоносный град стрел и копий со стен крепости. Ауриана могла теперь различить легкий курящийся дымок, поднимающийся из-за частокола крепости к небу.
В лагере Видо начался подъем. Часовые на крепостных валах стали пристальней осматривать округу. Один из часовых, по-видимому, никак не мог отделаться от впечатления, что под стенами на траве что-то чернеет, но что это было, он не мог разобрать. И поэтому не сводил с земли пристального взгляда, не поднимая пока тревоги.
И вдруг он вздрогнул от неожиданности. Его внимание привлекло какое-то белое пятно, спускающееся с холма, примерно в том месте, где располагался лагерь Бальдемара. Эта белая тень сильно колыхалась и как будто плыла над травой, плавно и неуклонно приближаясь к позициям Видо. Часовой немедленно позвал своего вождя.
Воины Бальдемара тоже видели этот призрак. Казалось, сгусток лунного света медленно надвигался на них.
«Что за опасность на этот раз угрожает нам? – подумала Ауриана. – Неужели с нас недостаточно тех испытаний, которые уже послали беспощадные боги на наши головы?»
Постепенно она поняла, что это движется не одна фигура – а пять или шесть человек, одетых в белые одежды.
«Мы погибли! Гейзар и Зигреда слишком рано очнулись от сна!». Зигвульфу пришли в голову те же самые мысли.
– Проклятая ночь! Они идут, чтобы предать нас! – прошептал он на ухо Ауриане.
Видо тоже наблюдал это странное явление из-за частокола на крепостном валу. «Гейзар? – подумал он с удивлением, зло сощурив глаза. – Неужели он такой дурак, что идет ко мне совершенно открыто, пусть даже среди ночи? Что этот проклятый идиот воображает себе?»
– Скачи туда, – приказал Видо одному из своих молодых дружинников, – и узнай, чего хотят эти люди.
– Но это же не люди! Если я уж обречен выйти им навстречу, то дай мне заговоренное копье, вырезанное из рябины в пору прибывшей луны, и пятьдесят всадников в придачу.
Ауриана могла теперь лучше разглядеть тех, кто шел к ним. Это были шесть священных Жриц, шествующих друг за другом. Та, что шла первой, двигалась плавно покачивающейся походкой. Ее одеяние искрилось светящимися блестками, как будто было вышито серебряными и золотыми нитями. Она шла уверенно и целеустремленно и замерла в торжественной неподвижности на расстоянии полета копья от полукруга затаившихся, припавших к земле воинов. Ауриана замерла от ужаса – ей показалось, что у женщины не было лица. Но постепенно она поняла, что на жрице надета маска.
Со стороны лагеря Видо раздались громкие возгласы и удивленные крики людей, столпившихся на земляных валах за палисадами.
Внезапно зазвучала тревожная трель, чем-то напоминающая резкие крики лебедей. Казалось, от этого звука вмиг оцепенела вся природа. Ауриана заметила, что сопровождавшие жрицу в маске послушницы поднесли костяные дудочки и медные горны к губам. Мгновение – и они вострубили в свои инструменты во всю мощь легких, издавая пронзительный, нестройный, душераздирающий вой, который, казалось, разорвал нить времени, как будто протестуя и оплакивая ужасы и жестокость этой беспощадной жизни, начавшейся еще с тех незапамятных времен, когда когти и клыки первого хищника впились в теплое трепещущее горло первой жертвы. Этот гимн был обращен к праху и костям и звал к воскрешению.
В лагере Видо воцарилась тишина, как будто высыпавшие на валы воины были вмиг заворожены этими звуками.
Ауриана поняла, что жрицей в искрящемся наряде была Рамис. Кто же, кроме нее, мог с такой отважной безоглядностью прийти прямо на поле брани? Те, кто стоял на валах, тоже по-видимому, начали догадываться, потому что Ауриана слышала, как из уст в уста передается имя «Рамис», и представила себе вскинутые руки, чертящие в темноте знаки, оберегающие от колдовства.
«Но если это, действительно, она, значит, она зовет сейчас Волка. Да, так оно и есть, Почему же я сомневалась?» – думала Ауриана.
Рамис медленно воздела к небу руки, слегка изогнутые в форме полумесяцев. Казалось, от ее жеста звуки стали еще более пронзительными, – набрав предельную высоту, – почти нестерпимыми, от них закладывало уши; такая мощная оглушительная какофония могла бы поднять из земли древних гигантов. Ауриана хотела заткнуть уши, но ей страшно было пошевелиться. Наконец, она заставила себя взглянуть на луну.
Медленно, потихоньку яркий, слепящий безжизненным светом глаз начал закрываться.
Поначалу она ощутила детский ужас при виде вечно неизменной и вечно меняющейся луны, которая вдруг начала исчезать посреди безоблачного ясного неба, оставляя странную кровавую тень там, где только что сияла ее белизна. Но постепенно девушку охватил тихий восторг.
«Деций, ты был глупцом, сомневаясь в нашей древней мудрости». Из лагеря Видо неслись теперь вопли ужаса и отчаянья. Ауриана увидела тени, мечущиеся на валах: одни воины впадали в оцепенение, другие сломя голову мчались в свои шатры, думая укрыться там.
Дорога в логово злодея была открыта.
Ауриана почувствовала себя мощным порывом ветра. Вмиг она оказалась на ногах с поднятым вверх черепом дикой кошки. Она не замедлила своего движения ни на мгновение, даже не оглянулась, и не зная, следуют ли за ней остальные понеслась, словно ветер в свободном безудержном полете, по скошенной траве, туда, где располагались старые Западные Ворота крепости. Не отставая ни на шаг, за ней мчались воины, несущие приставную лестницу, и пятьдесят соратников отца. Все бежали молча, стараясь не шуметь и не выдавать своего продвижения, словно подземная река, текущая по тайному невидимому руслу, сила и мощь которой неприметна до тех пор, пока она диким стремительным потоком не вырывается наружу.
Когда воины основных хаттских сил увидели, что Ауриана начинает штурм, они зажгли факелы, и их наступающие цепи осветились огнями. Раздались треск и стук копий о щиты, дикие крики звериной ярости, тысячи хаттских воинов выбежали к валам, окруженным рвами, их возглавлял Зигвульф; подражая волкам, они выли, рычали и издавали скрежещущие звуки оружием, чтобы создать побольше шума и отвлечь внимание защитников крепости от того, что делается у Западных Ворот, где готовился штурм. Вокруг царила непроглядная темнота, хотя рассвет был не за горами; исчезнувшая с неба луна, погрузив все во мрак, угнетающе действовала на людей. Тем сторонникам Видо, которые стояли за частоколом на гребне вала, казалось, что из глубины земли выскочили черные демоны мрака, которых вызвал из пещер Хелля леденящий душу визг дудок. Большинство защитников крепости в ужасе бежало со стен. Только арабским стрелкам удалось сохранить хладнокровие. Они, как один, подняли свои луки и взяли прицел.
В это время Ауриана и воины с приставной лестницей уже достигли Западных Ворот. Действовать надо было очень быстро, потому что люди Видо могли каждое мгновение прийти в себя и заметить, что их внимание намеренно отвлекают.
Очень тихо лестница была приставлена к стене, чтобы взобравшиеся по ней два воина могли открыть изнутри засов ворот.
В этот момент арабские лучники выпустили стрелы, направив их прямо в выбранную цель. Десятки людей, предводительствуемых Зигвульфом, упали бездыханными. Их крики изумления и боли воодушевили стрелков – они поняли, что эти чудища умирают точно так же, как все смертные. Тогда они сделали еще несколько залпов.
Не обращая внимание на потери, воины Бальдемара постепенно начали уклоняться вправо, подтягиваясь к Западным Воротам в надежде, что найдут их открытыми. Они были легкой добычей для лучников, которые двигались над ними по верхней площадке крепости и косили их стрелами, будто диких зверей в загоне на соревнованиях по меткой стрельбе. Зигвульф опасался, что под дождем смертоносных стрел его воинов может охватить паника, и они станут неуправляемой обезумевшей толпой.
Тем временем у Западных Ворот один из воинов Бальдемара тихо поднялся по приставной лестнице, готовясь спрыгнуть вниз. Еще накануне штурма это опасное задание вызвалось выполнить два добровольца. Бальдемар заранее наградил их, дав каждому по сто голов скота и сто серебряных колец. Ауриана и ее небольшой отряд напряженно ждали, готовые ворваться внутрь крепости.
Черная, одетая в шкуру дикого животного фигура воина появилась на вершине опорного каменного столба, но внезапно она резко дернулась, как будто кто-то с огромной силой потянул за веревку, накинутую на шею смельчака. И Ауриана с ужасом увидела, что воин сделал два неуверенных шага назад, а затем, сорвавшись с каменной площадки, тяжело упал на землю. Все решили, что его пронзила стрела. Тогда второй доброволец смело бросился вверх по лестнице, однако он был застрелен сразу же, как только достиг вершины ворот. Оба смельчака лежали, корчась в предсмертных судорогах, у подножия крепостных ворот.
– Мы погибли, – раздался из темноты чей-то голос.
– Это одно из самых дурных предзнаменований. Хелль призывает нас!
– Черная луна! Она обернула против нас свои чары!
Ауриана метнулась к одному из лежащих на земле воинов, чьи пустые неподвижные глаза уже были устремлены к звездам. Она сразу же обнаружила, что его горло пронзила не стрела, а железный штырь, один из тех, которыми стреляла баллиста. Внезапно девушка поняла, что ей следует делать.
Она отдала свои копья в ближайшие руки, схватила лестницу, передвинула ее вправо и на глазах у изумленных воинов, которые считали, что она спятила, – начала быстро карабкаться наверх, держа в руке штандарт войска. У Аурианы просто не было времени, чтобы пускаться в объяснения своих действий или давать своим соратникам указания. Их явно обнаружили, а это значит, что через несколько мгновений здесь будут лучники, и тогда уже не останется никаких надежд на успешный штурм логова Видо.
– Ты не должна этого делать, Ауриана! – прошептал Торгильд, хватая ее за ногу. – Твоя смерть явится для всех нас страшным проклятием!
Но она резким движением вырвала ногу и продолжала свой путь, моля Фрию защитить ее.
Ауриана знала, что баллиста – самое громоздкое военное орудие римлян, требующее для своего обслуживания по крайней мере десять человек. Чтобы установить его правильный прицел, необходимо время, масса усилий, сноровка и изрядная доля везения. Вероятно сейчас баллиста была нацелена на левый устой ворот. Если Ауриана вскарабкается на противоположный опорный столб, люди Видо не успеют перенацелить орудие.
«Если я ошибаюсь, я умру», – подумала Ауриана, продолжая неуклонно взбираться наверх.
Добравшись до вершины столба, она пригнулась низко к каменной площадке, ожидая выстрела, который мог оказаться смертельным для нее. Но как она и предполагала, снаряд со свистом пролетел в стороне от нее, канув во мраке. Ауриана оказалась права в своих расчетах! Однако, оставалось еще открыть ворота.
«Теперь мне предстоит прыгнуть в открытую пасть хищного зверя», – промелькнуло у нее в голове.
Она ухватилась руками за край ворот и, повиснув на них на руках с внутренней стороны, глянула вниз. Расстояние до земли было небольшим – примерно в рост человека. Теперь уже часовые, которых старались отвлечь люди Зигвульфа, заметили, что творится у Западных Ворот, и разгадали маневр противника. Ауриана видела, как по верхней площадке вала вдоль частокола мечутся тени вражеских воинов, сбегающихся к ней. Они надвигались со всех сторон, как гончие псы на затравленного зайца. Девушка прыгнула вниз и покатилась по земле, чтобы сбить с прицела лучников.
Когда она вскочила на ноги, то оказалась под градом стрел. Чудом Ауриана избежала их смертоносного жала: одна стрела задела ее волосы, вторая оцарапала шею, третья содрала кожу с бедра. А ворота как будто вросли в землю. Когда она пыталась отодвинуть заржавленный засов, широкий рукав ее кожаного одеяния пробил дротик, пригвоздив руку девушки к деревянным воротам, так что ей пришлось разорвать рукав, чтобы освободиться. Но засов не поддавался. Дикий страх обуял Ауриану, и у нее поплыло все перед глазами.
«Итак, я должна умереть. Но я не хочу уходить туда, куда ушла ты, Херта. Я хочу остаться здесь, с отцом и… Децием. О, Фрия, Матерь всего живого, поддержи меня, сохрани меня!» – молилась Ауриана.
– Убей его! Он открывает ворота! – слышались крики совсем рядом с ней.
Так и не высказанная вслух мольба застряла у нее в горле комком ужаса.
Но тут тяжелый засов, наконец, поддался, да с такой легкостью, что Ауриана, тащившая его изо всех сил, чуть не упала на землю. Сразу же раздались ликующие крики воинов, стоявших снаружи.
Ей не потребовалось распахивать открывающие внутрь ворота. Они сами раскрылись под напором крепких тел. Вскоре все войско Бальдемара мощным потоком ворвалось в лагерь противника.
Этот неудержимый поток бурлил вокруг девушки, воины кричали ей и друг другу слова ободрения, кто-то сунул в руку Аурианы копье, и она устремилась вместе со всеми в глубину вражеского стана. Ауриана слышала только победный радостный боевой клич соратников Бальдемара, заглушавший стоны и крики ужаса людей Видо, раздававшиеся повсюду.
Ворвавшиеся в крепость воины, словно поразившая сердце вражеского лагеря стрела, составленная из человеческих тел, сгрудились вместе, заняв почти все пространство цитадели. Арабские лучники, находившиеся вверху на валах, повернули свои луки внутрь крепости и начали обстреливать толпу. Но поскольку у воинов Бальдемара лица были покрыты густым слоем сажи, их трудно было различить во мраке, и поэтому стрелы настигали в основном людей Видо, которые гибли сотнями. Однако для лучников-иноземцев варвар был варваром, и они не очень-то вникали, кого именно поражают их стрелы, убивая всех без разбора, так что на пять убитых человек Видо приходился один убитый из войска Бальдемара. Арабы и дальше продолжали косить германцев, находящихся в пределах досягаемости их стрел.
Разрозненные, поредевшие ряды сторонников Видо оказывали отчаянное сопротивление, беспорядочно атакуя. Ауриана с трудом могла понять, что происходит вокруг, поскольку в тусклом свете факелов видела лишь небольшие разрозненные фрагменты боя. Один раз мимо нее промчался отряд легионеров, им, по-видимому, не хватило времени надеть доспехи, и потому половина из них была одета в шерстяные туники, которые римские солдаты обычно носят под верхней одеждой. Один солдат, пробегавший мимо нее, размахивал над головой дротиком, готовясь метнуть его в скопление хаттских воинов. Ауриана замедлила свой шаг, прицелилась и без лишних колебаний метнула копье. Сраженный ее метким броском, римлянин бездыханным пал на землю. Повсюду вокруг Аурианы союзники Видо метались, словно перепуганное стадо овец. Некоторые из них забирались в свои шатры, чтобы скрыться там от гнева, обрушившегося на них с небес.
К изумлению самой Аурианы, ее собственный страх бесследно исчез. Она чувствовала только, как в ее крови пламенеет пожар бешенства и клокочущей ярости: этот пожар разожгли ее мучительные воспоминания о родной спаленной усадьбе и неистовый гнев на врага. Звериный рык вырывался из ее груди, в которой билось отныне сердце дикого кровожадного вепря. Свобода пьянила ее больше, чем римское вино, отныне ее не тревожили мысли о возможности поражения или собственной гибели.
Опьяненные кровавым разгулом боя точно так же, как и Ауриана, воины Бальдемара мстили врагу за свои поруганные истребленные дома, поджигая факелами шатры, склады с продуктами, загоны для скота. Спасаясь от пожара, соратники Видо разбегались в панике в разные стороны, словно гуси от топора мясника.
Обезумевшие от страха лошади затаптывали копытами каждого, попавшегося им на пути, и носились сумасшедшим галопом по замкнутому кругу, волоча за собой опрокинутые подводы.
В центре крепости завязался упорный бой, там сосредоточились лучшие соратники Видо, соединяясь с римскими кавалеристами и отрядом солдат Четырнадцатого Легиона. Все эти сборные силы спешно приняли излюбленный римский боевой порядок, используемый для отражения атаки противника, наступающего со всех сторон, – правильный прямоугольник. Ауриана слышала торопливые приказы на чужом, как будто лающем, режущем слух языке и видела, как тускло поблескивают металлические накладки на круглых щитах легионеров.
«Наверняка именно здесь находятся сейчас Видо и Одберт», – подумала девушка. Используя свои копья как пики, хатты вторглись в еще не успевшие сомкнуться ряды боевого порядка противника и молниеносно разделили его на две части. Затем они окружили разрозненные силы врага, пользуясь своим численным преимуществом.
