Текст книги "Воробьиная сила (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Петюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

«Пыточный стул», служивший Кенире и Мирене олицетворением самого мрачного периода жизни. Тот самый артефакт, высасывающий из пользователя магию до последнего кванта, до той самой тонкой границы, отделяющей жизнь от смерти. Кенира и Мирена были категорически против, они приходили в ужас от одной его упоминания. Но только таким способом я бы мог идти вперёд, перескочить долгие и долгие годы, что потребовались бы мне на развитие обычными способами.

Так что, скрепя сердце, жена согласилась на его использование, поставив условие, что я не забуду надеть Последний Шанс, а она обязательно будет присутствовать. Мы установили артефакт в одном из дальних помещений, разумеется, не став подключать к энергетической системе замка, а довольствуясь накопителем довольно скромного размера.

Сев на стул и положив руки на подлокотники, я тут же ощутил странное тянущее чувство, словно из моего тела стремительно вытекает тепло, оставляя внутри только космический холод. К счастью, из-за мизерного запаса магии, пытка длилась недолго. Сознание я не потерял, а Последний Шанс так и не сработал. Я почувствовал себя полностью опустошённым, едва мог держаться на ногах, чтобы встать, мне потребовалась помощь жены.

Из многочисленных прочитанных книг, начиная от армейских методичек, до многотомных исследований, я знал, что объём элир и скорость её восстановления взаимосвязаны. И что наполнение под завязку накопителя с последующим вбиранием отданной магии назад, является одной из проверенной веками методик тренировок магической силы. Поэтому я просто посмотрел Кенире в глаза, и сказал:

– Ещё!

Тёплая и такая привычная элир жены наполнила моё тело, заполняя пустоту и изгоняя холод. Я вновь сел на стул, и снова повторил. Так я сделал несколько раз, строго рассчитанное количество подходов, а потом, опираясь на руку Кениры, двинулся к одному из лифтов. Поднявшись наверх и развалившись на кровати, я приготовился погрузиться в исцеляющий сон, как почувствовал от своей жены поток сильного страха, практически панического ужаса. Она запрыгнула на кровать, склонилась надо мной и принялась водить по моему телу руками, применяя весь арсенал известных ей диагностических чар. Я открыл глаза.

– Милая, что случилось? – спросил я.

– Как ты себя чувствуешь, Ули? – задала она встречный вопрос.

Я всё ещё не понимал, в чём дело, но, разумеется, не стал отмахиваться от её волнений. Погрузившись в себя, я старательно проверил своё состояние, пока не ответил.

– Чувствую себя выжатой мочалкой, полностью опустошённым, но в остальном всё в норме. А в чём дело?

Кенира посмотрела на меня долгим взглядом, после чего медленно сказала.

– Я делилась с тобой магией.

– Да, конечно, – подтвердил я. – Как делала это тысячу раз раньше.

– Вот именно, – воскликнула она. – Именно как раньше! Ули, подумай сам! Я делилась с тобой своей элир! Привычно, как всегда, не задумываясь о последствиях. Но ведь раньше у тебя магии не было!

Осознание накатило на меня так резко, словно я нырнул в ледяную воду. Кенира делилась со мной элир, но тогда я был обычным землянином, пользующимся протезами. Из-за отсутствия собственной магии чужая навредить мне никак не могла. Вот только теперь всё изменилось. Теперь я стал обычным обитателем Итшес, для которых такие вещи неизбежно вели к мучительной смерти. Но я не только выжил, не только не извивался на полу, корчась от боли, наоборот, магия жены для меня стала, как всегда, глотком воды для умирающего от жажды. Я зажмурился, задумавшись на несколько мгновений, а потом открыл глаза и широко улыбнулся:

– Прежде всего, не вини себя! – сказал я ей. – Ты всё сделала правильно, и цена твоей ошибки даже в самом худшем случае была бы чрезвычайно низка.

– Что значит «низка»? – воскликнула Кенира. – Ты мог бы…

– Не мог бы! – сказал я, вытянул руку, привлёк её к себе и крепко поцеловал. – Не забывай про Последний Шанс! Вторжение элир, столь сильной, как твоя, убило бы меня за мгновение. То есть моё тело оказалось бы в стазисе даже до того, как ты подумала о передаче.

– Но тогда что произошло? – спросила Кенира, успокаиваясь в моих объятиях, клубок страха и тревоги в её душе распустился, сменившись резким облегчением.

– Если так подумать, – рассмеялся я, – то по-другому быть и не могло. Первая магия, попавшая в моё тело, была твоей. Она наполняла меня с тех пор каждый день, вот уже больше года, стала для меня самой близкой и родной. Даже потом, когда я обзавёлся имплантатами, если не считать ничтожной доли гармонизированной элир, я использовал твою и только твою магию. А ещё нас с тобой навсегда связало благословение Единителя Сердец. Ты моя, Кенира, навсегда моя. Но это точно так же значит, что и я твой, весь, без остатка, телом и душой!

Кенира не ответила, лишь прильнула к моим губам. Я целовал её в ответ, растворившись в этом поцелуе, позабыв про время и пространство. Наконец, мы оторвались друг от друга и застыли, глядя один другому в глаза.

– Но воробей, – наконец, сказала моя жена. – Ведь магию ты унаследовал от него.

– Тут тоже просто, – улыбнулся я. – Накопители инкубатора заполняла именно ты. От появления зародыша и до самого ритуала твоя элир стала единственной энергией, которую он знал. Он рос на ней, подстраивался под неё, как обычный птенец подстраивается под магию мамы. Обычно в дикой природе их магия изменяется по мере взросления, но у него не было шансов повзрослеть. Так что магия у нас с тобой и Миреной одинакова. И те реликвии, о которых говорила Незель, нам прекрасно подойдут.

Кенира посмотрела на меня странным взглядом, но внутри у неё всколыхнулась волна безудержного веселья.

– Чего? – спросил я, продолжая любоваться её прекрасным лицом.

– Если воробей стал частью тебя, а я по сути являюсь его мамой, то выходит, что теперь я твоя мама тоже.

Я фыркнул:

– Ну а так как имплантацией спиральной молекулы, а значит и его зачатием занимался я, тогда, выходит, я стал сам себе отцом. И Хартан является мне не только сыном, но и братом.

Не выдержав абсурда ситуации, Кенира расхохоталась. Она долго смеялась, выплёскивая накопившееся напряжение, остатки разъедавших душу страха и беспокойства. Я непроизвольно засмеялся в ответ, так что мы развалились на кровати и громко хохотали, не в силах остановить эту цепную реакцию.

– Что случилось? С вами всё в порядке? – послышался голос Таны.

Мы повернули головы и увидели, как через раскрытую дверь нашей спальни заглядывают обеспокоенные Хартан и Мирена. Мы вновь взорвались смехом и смеялись до тех пор, пока у нас не стали болеть животы.

– Помнишь, я тебе говорила, что у тебя появятся дядя и тётя? Ну так вот, оказалось, что по поводу тех двоих маленьких птенчиков я ничуть не шутила!

* * *

Каждый день, проведённый на пыточном стуле, укреплял мою магию, пусть этот способ являлся путём мазохиста. И чем сильнее становилась эта магия, тем меньше и меньше нагрузки ложилось на разум при использовании форсажа.

Как из книг, так и со слов Эгора, я знал, что магия подчиняется человеческим устремлениям, восполняя то, что ему больше всего нужно. И нужен был мне разум. Я нагружал свой мозг как только мог. Просчитывал различные ритуалы, вновь перебрал всю библиотеку Цитадели, принялся за усовершенствование своего универсального боевого искусства, начатого ещё в лесах Королевства и теперь получившего огромный массив новых данных Больших Игр.

В качестве хобби я ухаживал за воробьями, которые теперь обитали в одной из гостиных. Выделенный артефактный комплекс следил за температурой их клетки, подавал им каждые пару десятков минут чистую воду и богатую белком питательную смесь, специально синтезированную под их физиологию. Пусть я и старался делать всё, что мог, но не верил, что птицы обретут самостоятельность или хотя бы выживут – разрозненные книги с советами по уходу, порой противоречащими один другому, никак не могли заменить настоящих родителей.

Больше всего теперь я боялся приступов. Хоть я два раза скорректировал последствия, но теперь с ужасом ждал новых эпизодов. Меня пугала перспектива проявлений воробьиной сущности, например, что мне захочется забраться на самую высокую башню замка и сигануть вниз, махая руками вместо крыльев. К счастью, от подобного меня защищал Тааг, не отступавший ни на шаг.

Как бы я ни боялся, сколько бы ни готовился, но забиваться в уголок, обложившись для безопасности подушками, было никак нельзя. Я следил за своим прогрессом, корректировал план тренировок магии, занимался всё более и более интенсивными физическими тренировками, ставил себе изощрённые умственные задачи. Одним из главных направлений, в котором я направлял свои усилия, являлась выработка магического зрения – идти тупиковым путём повторной имплантации протеза я не собирался.

Новый приступ наступил незаметно. Я обнаружил себя под самое утро в мастерской, собирающим нелепо выглядящий артефакт, напоминающий странную смесь детского автомобиля и газонокосилки. Совершенно чуждая угловатая форма, острые грани, полное отсутствие какой-либо симметрии – даже при беглом взгляде на это чудовище начинала болеть голова.

С облегчением поняв, что любимая до сих пор спит, а значит, избавлена от ещё одной порции волнений, я вернулся в постель, вновь внеся в разум соответствующие коррективы. На утро я, конечно же, осторожно ей признался. Мы решили вместе узнать, что за чудовище у меня получилось. Выбравшись на всякий случай за стены замка, мы зарядили накопитель, а потом, укрывшись щитами, наблюдали, как этот монстр неторопливо ползёт вперёд, оставляя за собой идеально ровную полосу шершавого камня. Пусть «газонокосилка» и расходовала непомерное количество элир, зато оказалась довольно полезной. Поэтому, прежде чем отправить её в утилизацию, я отдал приказ управляющей системе, чтобы один из служебных големов отправился прокладывать с её помощью дорожки вокруг замка в соответствии с наскоро разработанным планом. Я прекрасно помнил, что Хартан хотел гонять вокруг озера на омнигоне, так что решил организовать соответствующую дорожную инфраструктуру. Конечно, в округе имелось немало ручьёв, трещин и расщелин, но в этих местах големы получили приказ построить виадуки и мостки.

Следующий приступ произошёл тоже ночью. Я обнаружил себя в химерологической лаборатории, раскладывающим пробирки с генетическими образцами по полу. В самом центре безумной композиции художника-авангардиста лежал мой Шванц, который дожидался своей последней миссии – встречи с фазовой землеройкой, выращивание которой я заказал в одной из лабораторий Нирвины. И вновь я внёс коррективы в разум, наложил на него новые запреты и ограничения. Меня не покидала мысль, что во всех действиях, кроме попытки склевать завтрак, есть какой-то скрытый смысл.

В этом мнении я укрепился во время ещё одного приступа. Тогда Мирена и Кенира не хотели оставлять меня в замке одного, но я уверил их, что пока есть Тааг и Последний Шанс, ничего со мной не случится, а они могут спокойно отправляться в Нирвину побродить по магазинам. У меня было намерение сначала позаниматься на пыточном стуле, а затем приняться за секвенирование генетических образцов в лаборатории, благо, не очень мощные, но довольно сложные магические конструкции мне уже стали доступны.

Пришёл я в себя уже под вечер, когда зимнее солнце почти скрылось за горами. Острой двускатной крыши, покрытой черепицей, у замка больше не было. Её занимала ажурная конструкция из шестиугольных ячеек металлического профиля, заполненного большими алмазными пластинами (имевшими, какое совпадение, размер рабочей камеры фабрикатора), а десяток сервисных големов замка уже заканчивали монтаж. К счастью, эстетически конструкция выглядела очень неплохо, а просчёт прочности показывал, что сделано всё вполне надёжно. Поэтому, когда обе девушки вернулись домой, прихватив с собой Тану, Незель и Ксандаша с семьёй, я сумел сделать вид, что это специально запланированный мною сюрприз.

Вновь внеся коррекции в свой разум, я глубоко задумался. Теперь-то у меня появилось достаточно данных, чтобы начать выстраивать закономерности. Каждый из случаев моей странной фуги имел под собой пусть и не очень логичное, но основание. Книги в библиотеке прекрасно перекликались с моим желанием обработать имеющиеся знания. Газонокосилка являлась следствием моего желания пробежаться вокруг озера, не продираясь сквозь заросли и не перепрыгивая через камни. Химерологическая лаборатория продолжала желание изучить генетику встреченных монстров. Ну а оранжерея на крыше – а ничем другим это сооружение быть не могло – символизировало старое желание привести в порядок сад во дворе.

Собрав врачебный консилиум, состоящий из жены и Лексны, я изложил свои соображения. Лексна пообещала посоветоваться с Диршадой, но пока мы решили не препятствовать приступам, а просто наблюдать, чтобы подтвердить или опровергнуть теорию. Учитывая, что магические силы развивались очень быстро, и теперь я начинал замечать потоки элир, требовалось собрать данные до того, как смогу навредить другим или себе. Незель уже освятила нам с Кенирой реликвии – два браслета, которые я создал на фабрикаторе – но надевать их мы пока не стали. От одной лишь мысли, что сможет натворить безумец с моим объёмом знаний и бесконечным источником магии, мне становилось плохо.

Как оказалось, предосторожности оказались нелишними. Состояние фуги накрывало меня несколько раз и каждый раз совершенно непредсказуемо. Иногда я обнаруживал себя в алхимической лаборатории, смешивающего странные реактивы и наполняя их совершенно бессмысленными магическими плетениями. Порой моё воробьиное сознание вспоминало, что я архитектор, так что результатом беспамятства становились безумные пространственные конструкции, иногда дополненные бессмысленными артефактами, которые выполняли какие-то функции, но какие именно – не мог понять даже я сам. Иногда я принимался за перестройку замка, выращивая из стен явно органические формы, от одного только взгляда на которые к горлу подкатывала тошнота. Порой я вновь кидался в лабораторию химерологии, там я, явно применяя форсаж, создавал нежизнеспособные комбинации ДНК. Иногда, это было хуже всего, я раскладывал свои творения по всему замку, иногда закапывая их во дворе, а иногда пряча внутрь шкафчиков, тумбочек и секретеров. То же самое происходило и с продуктами – врываясь на кухню, я превращался в безумного повара, распространяя плоды своей дурно пахнущей готовки всюду, куда только мог добраться. Если приступ объединял кулинарию и алхимию, тогда приготовленные блюда могли светиться, биться молниями или распадаться ядовитым дымом. И в периоды ясности, я приходил в ужас от мысли, каких монстров мог бы породить, если бы к этому добавилась химерология и артефакторика одновременно.

Из-за того, что я стал опасен не только для себя, но и окружающих, было решено убрать из замка всех, кроме Кениры. Ксандаш понимал, что в этом состоянии я представляю угрозу его дочери, Тана всё равно проводил в Нирвине большую часть времени, а Мирена стала ночевать с Незель в нашем столичном доме.

К счастью, устранить последствия моего безумия оказалось довольно легко. Я заблокировал от самого себя управляющую систему замка и стал отдавать приказы только через Таага, который был обязан решать, нахожусь ли я в своём уме. Все артефакты, зелья, кулинарные ужасы и образцы биологических тканей, которые я распихивал по углам и щелям, помогали находить и утилизировать замковые големы. Незапланированные изменения в конструкции зданий восстанавливала управляющая система, ну а некоторые их них, к примеру, алмазный купол и схожую с телевизионной вышкой узорчатую башню, на которую я как-то умудрился водрузить скульптурную композицию с зелёными толстяками и ослом, мы, посовещавшись, решили сохранить.

И после каждого приступа я вновь корректировал и корректировал разум, латал собственное сознание, радуясь тому, что являюсь священником Ирулин, а значит, и от этой душевной болезни госпожа меня неизбежно исцелит. По мере того, как приступы становились всё реже и реже, в замок вернулись остальные обитатели, и жизнь, наконец-то вернулась в почти что лишённую безумия колею.

Шли дни и недели. Я продолжал пользоваться пыточным стулом, всё больше и больше развивая свою магию, достигнув в этом деле серьёзных результатов. Теперь моя магическая сила уже почти достигла уровня обычного подростка этого мира, а знания и контроль превосходили почти всех известных мне магов. Более того, из-за того, что магия стала частью моей сути, по тонкости манипуляций и даже силе воздействия я превзошёл возможности своих старых протезов. Единственное, что сильно уступало – порядком улучшившееся зрение, которое теперь могло видеть магические потоки, но не регистрировать части спектра вне видимого диапазона.

К моим пыточным упражнениям присоединились Ксандаш и Хартан, которых идея взойти на новые ступени могущества очень захватила. Со временем нам компанию составила Незель. Учитывая то, что под крылом Ирулин выгорание никому из нас не грозило, в подобных тренировках практически не было недостатков, кроме совершенно отвратительных ощущений жизни, покидающей тело. Лексне, как Высшей Целительнице, наиболее важен был контроль, так что она прибегала к помощи более традиционных упражнений. Для Кениры и её мамы этот стул являлся олицетворением беспомощности и неволи, так что иметь с ним дело обе категорически отказались. Впрочем, с их океанами элир, подобные тренировки стали бы синонимом бессмысленности.

Чтобы не тратить энергию зря, я подключил этот магический насос к энергетической системе замка, оборудовав дополнительными структурами коммутации и преобразования, с огромными потерями преобразующих всю элир, кроме моей, в гармонизированную форму. И учитывая живущие в замке два ядерных реактора в лице мой жены и тёщи, синонимом бессмысленности следовало бы назвать именно этот контур.

Несмотря на зиму, давно вступившую в свои права, мы наконец-то закончили все замковые работы. Я оборудовал купол на крыше климатическими артефактами и вывел туда трубы геотермального обогрева. Кенира принесла из Таргоссы несколько взрослых фруктовых деревьев и ягодных кустов, посадив их прямо на заснеженном дворе. И каким бы безумным и бессмысленным это действие ни казалось, с ума она вслед за мной не сошла – все растения не только имели полноценную корневую систему, которая находилась в большом коме плодородной земли, но и несли на себе благословение Валудур. То же самое жена собиралась сделать на крыше, устроив там оранжерею, парочку фонтанов и небольшой бассейн – обстановку, практически, как в храме Мирувала.

И вот в самый разгар зимы, в тридцатых числах Второзима, как-то незаметно выяснилось, что прошла целая неделя без единого приступа. Этот факт, конечно, ничего не менял – мне предстояло ещё долго тренировать магию, развивая её до той степени, когда поход в Цитадель получит хоть мизерный шанс на успех. Но теперь-то я мог взяться за надолго отложенный проект – собственное омоложение. Конечно, у меня имелись наработки ещё со времён исцеления Мирены, остались даже кое-какие артефакты. Но теперь, с новыми возможностями и повышенными вычислительными мощностями разума, не было не единой причиной этот ритуал не улучшить. Так что, оставив через Диршаду новый заказ на ещё пару бочек медицинского геля, я погрузился в вычисления. И, как это обычно происходит, закончить дело мне помешали новые обстоятельства.

Этим вечером мы собрались на террасе, мило болтали, ужинали и пили вино. Купол барьера защищал нас от промозглого зимнего ветра и падающих снежинок, а климатические чары поддерживали комфортную температуру. В очередной раз собралась наша компания – только-только заскочил Ксандаш с Лексной и Паталой, мы с Кенирой ждали возвращения сына, а Мирена – подруги. Тана знал, что мы его ждём, и не только пообещал появиться вовремя, но и прихватить Незель из храма. Следующие два дня были выходными, практика Лексны была закрыта, а Пале не требовалось идти в школу. Мы собирались прекрасно провести время – вода в озере замёрзла достаточно для катания на коньках, выпало достаточно снега, чтобы можно было лепить снеговиков, строить крепости и играть в снежки, ну а купание в горячих источниках в такой мороз выглядело особо заманчиво. Настроение было полностью расслабленным, так что, когда управляющая система выдала громкий звук гонга, я даже не сразу понял, что произошло.

Для того, чтобы сообразить, что таким образом я обозначил звук тревоги, мне понадобилось не менее трёх секунд. Одновременно со мной поняли это Ксандаш и Кенира. Мы вскочили на ноги, переглянулись и почти одновременно выкрикнули:

– Тана!

Звуком гонга я обозначил не приближение врага или активацию осадного режима, а срабатывание Последнего Шанса. Теперь эвакуационный контур внутри пространственного хранилища был настроен не на маяк университета, а на врата нашего замка, и о подобной нештатной телепортации замок всегда уведомлял.

Мы помчались вперёд, пробегая через распахивающиеся перед нашими носами двери. Не став ждать лифта, практически перепрыгнули пролёты центральной лестницы. Выбежав через один из входов во двор и добравшись до арки врат, мы застыли на месте.

Словно муха, застывшая в янтаре, перед нами предстал Хартан. Прозрачное, почти не преломляющее свет поле временной заморозки, напоминало кристалл чистейшего кварца. Тело Хартана выглядел очень скверно. Его левая нога отсутствовала по колено, заканчиваясь обугленной культей. Лицо наискось рассекал глубокий порез, проходящий через нос и глазницу. Рот его открылся в безмолвном крике, руки были вытянуты вперёд в попытке сотворить какую-то магию. Тело не слишком пострадало – куртка из кожи дрийксы обеспечила хорошую защиту, но, очевидно, недостаточную, чтобы уберечь нашего сына от неминуемой смерти.

Я остановился в растерянности. Мне хотелось кричать, что-то делать, как-то ему помочь, но я прекрасно понимал, что придётся только ждать – ведь разрушить временную заморозку снаружи я не мог никак, более того, считал, что это вообще невозможно.

– Ули, ты боялся, что твои артефакты не работают, – голосом, настолько спокойным, что у меня по спине пробежали мурашки, сказала Кенира. – Ну так вот, только что они спасли нашему сыну жизнь.

Я чувствовал, что внутри неё нету ни страха, ни беспокойств. Она не боялась за сына, знала, что теперь у него всё будет в порядке, теперь её распирала холодная ярость. И я очень не завидовал тому ублюдку, кто такое устроил.

– Я дрался с Хартаном, – сказал Ксандаш, – и он далеко не слабак. То есть тут поработали серьёзные силы, причём, скорее всего напали внезапно.

Я промолчал, лихорадочно перебирая варианты, пытаясь понять, кто же мог быть виновником нападения.

Пока мы так стояли, во двор выбежали Лексна и Мирена. Лексна принялась внимательно осматривать Хартана, визуально оценивая повреждения и прикидывая требуемую терапию. Мирена же побледнела, приложила руки к груди и выкрикнула:

– Незель!

Я похолодел. Тана должен был забрать жрицу, так что вероятность, что на них напали вместе, была очень высока. Вот только у Незель Последнего Шанса не имелось.

Мирена окуталась целым веером различных барьеров, подбежала к портальной арке и активировала врата в Нирвину. Я, не раздумывая, бросился вслед за ней, входя форсированный режим, приготовившись немедленно атаковать всех, кто нас встретит по ту сторону. Тут я ничего поделать не мог, но знал, как только спадёт заморозка, о моём сыне позаботится Лексна. Рядом со мной бежал Ксандаш, его лицо выражало спокойную решимость.

Вот только весь наш благородный порыв пропал втуне, столкнувшись с суровой реальностью. Как бы ни пыталась Мирена вновь и вновь активировать врата, ничего не происходило. Арки, расположенной в Нирвине, больше не существовало.