Текст книги "Во имя твое (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Старые предрассудки

Несмотря на то, что избу уже успели прибрать – унесли трупы, поставили на место перевернутые лавки и сундуки, и даже щедро присыпали душистыми травами дочиста оттертый водой со щелоком пол, в доме старосты все равно пахло бойней. Восковые свечи кто-то потушил и убрал, дрова в очаге почти догорели, висящие над столом жировые лампы с трудом разгоняли темноту и в помещении царил полумрак. Неверные отблески красноватого цвета блуждали по бревенчатым стенам, лениво танцевали на потемневших от копоти потолочных балках и вспыхивали зловещими искорками на полированной стали сложенной на крышки ларей груды оружия и доспехов. Над огнем чуть слышно побулькивал – распространяющий вокруг себя манящий аромат подогретого яблочного взвара, чабреца, и мяты котелок. Второй сосуд, плоская, плотно закрытая крышкой медная сковорода стоял наполовину погруженной в рдеющие угли. Рядом, за расположенным у очага столом сидело четверо.

– Как он? – С громким стуком опустив полупустую деревянную кружку на свежеотскобленные доски стола, великанша подергала перетягивающую правую руку повязку, и тяжелым взглядом уставилась в переносицу сидящего напротив нее, пожилого, чем-то напоминающего растрепанного воробья ромейца. Выражение лица дикарки не предвещало ничего хорошего. Испуганно съежившийся старик, нервно облизал губы, невольно тронул наливающиеся на шее синяки, и отведя взгляд принялся с подчеркнутым вниманием разглядывать слегка трясущиеся, покрытые старческими пятнами пальцы.

– Учитывая его ранения и общее истощенное состояние организма… В целом неплохо… – Наконец произнес он надтреснутым голосом и на несколько мгновений замолкнув повернулся в сторону покоившегося на застеленной периной лавке, заботливо укрытого несмотря на царящую в избе жару теплым шерстяным пледом Цу Вернстрома. Барон выглядел неважно. Черты юноши заострились, кожа была бледна как мел, нос распух, под глазами залегли темные тени и если бы не редкое, почти незаметное движение грудной клетки его легко можно было бы принять за покойника. Старик вздохнул и покачал головой. – К сожалению на лицо, глубокое истощение жизненных сил и дисбаланс внутренних жидкостей… Слишком много желчи и флегмы. Мало красной крови. – Заметил он осторожно и пригладив, редкие, седые, похожие на пух едва вылупившегося из яйца цыпленка, волосы, снова опустил взгляд в пол. – Ожоги от клейм… Они были сильно запущенны, а уход за ними производил несомненный дилетант. Если бы не эти просто варварские попытки очистки ран, ему было бы несомненно намного лучше. – На мгновение осекшись ромеец бросил обеспокоенный взгляд в сторону упрямо выпятившей подбородок великанши и втянул голову в плечи. – К тому же порез на руке оказался намного серьезней, чем выглядит. У юноши глубокая резаная рана brachioradialis[1], надрезана крупная вена, повреждены сухожилья. Это чудо, что барон не истек кровью. Я все зашил, стабилизировал состояние, но даже при самом благоприятном исходе полное восстановление займет минимум пару месяцев. И его хватка уже никогда не будет такой крепкой как была. Мои настои сняли tumor и dolor[2]. Но calor[3], еще не спал. Также присутствует сильный rubor[4] вокруг ран, но господин Август молодой и крепкий юноша, и поэтому я очень надеюсь на positivum exitus[5].

Воцарившееся молчание длилось почти минуту.

– Ты голову-то мне не дури, Роджелус. – Глаза глазах северянки словно в двух стальных зеркалах отразилось пламя. – Рубер, какой-то ехзустус… Так вы, южане говорите, когда мозги крутить начинаете… Он что, умирает?

Не сдержав возмущенного фырканья старик, гордо распрямил спину, выпятил подбородок, открыл было рот, но тут же отвел взгляд и ссутулил плечи.

– Прошу, не горячитесь, госпожа Сив, никто не умирает. Во всяком случае пока. Просто… – Несмотря на явный страх перед дикаркой, что-то в тоне лекаря подсказывало – слово «госпожа» используется в его лексиконе не слишком часто. – Даже если вы снова решите протащить меня по улице за шиворот или, как обещали в случае моего отказа оказать вам медицинскую помощь, утопите меня в яме с нечистотами, вы ему ничем больше не поможете. Я сделал все что мог. И поверьте, сделал это хорошо. Лучше чем большинство лекарей. Я имею в виду настоящих медикусов, а не то полуграмотное недоразумение, что здесь, в Подзимье обычно встречается.

– Он до сих пор без сознания. – Подавшись вперед великанша навалившись грудью на стол принялась с хрустом разминать кулаки. – И не просыпается. Он не очнулся даже когда я его раздевала… Внезапно смутившись великанша замолкла и нервно передвинула с места на место свою кружку. – И холодный весь.

– Хм… – Немного пожевав губами ромеец задумчиво постучал пальцем по подбородку и несколько вымученно улыбнулся. – Видимо я должен был вас предупредить. Тому что господин барон находится в бессознательном состоянии есть другая причина. – Произнес он наконец. – Это не из-за болезни. Я дал ему две меры макового молока. У данного юноши сильная кровопотеря, и довольно обширное воспаление, я прочистил раны, промыл их разбавленным дистиллятом, сшил поврежденные жилы и мышцы, вправил кости носа, но… Он слишком слаб, был близок к шоку, а излишние страдания сильно мешают выздоровлению. Я решил, что так будет лучше. Действие сонного настоя пройдет к завтрашнему вечеру. А до этого времени ему нужен покой и тепло. Главное не давать телу переохлаждаться.

– Так он выживет? – Еще больше подавшись вперед великанша, вытянув шею попыталась заглянуть в лицо упорно отводящему взгляд ромейцу. – Только давай без всей этой вашей заумной южанской брехни про калор и рубор.

– Я не знаю. Могу только надеяться на положительное разрешение кризиса. Если лихорадка не уйдет… – Выдавил из себя лекарь и развел руками. – Он здоровый юноша, но организм критически ослаблен. К тому же отравлен каким-то токсином. Я предполагаю он недавно употребил ядовитые грибы. Те, что некоторые, э-э-э… местные племена используют для того чтобы подстегнуть силы. Но это средство… Столь грубая симуляция еще больше подорвала силы молодого человека. Его сердце может не выдержать…

– Срань! – Неожиданно рявкнула дикарка и уперев локти в стол спрятала лицо в ладонях. – Срань… – Повторила она чуть тише и покачав головой принялась массировать покрасневшие от усталости глаза. – Слушай, старик, если он не выживет я тебе самому…

– Хватит, Сив. – Резко перебил северянку сидящий по правую руку от лекаря священник и вскинув руку в отвращающем жесте размашисто осенил пространство перед собой знаком Создателя. – Ты и так всех достаточно запугала, дева. Господин Роджелус делает все, что в его силах, а я, в свою очередь, буду истово молиться за выздоровление этого благородного юноши. Все в руках Создателя. Ты не можешь требовать большего. Смири свою гордыню, дитя. Моли господа нашего о милости. И лучше подумай как исправить сложившуюся ситуацию с местными жителями.

– Что исправить? – Не отрывая рук от лица переспросила великанша. – Какую еще ситуацию?

Священник с явным недовольством поджал губы.

– Какую? Ну, давай по порядку. – Положив руку на стол пастор принялся неторопливо загибать пальцы. Например, ты избила до потери сознания старосту, выкинула его, из его же дома, заставила людей таскать трупы и убирать избу, волоком протащила по улице уважаемого господина травника, покалечила несколько мужчин и чуть было не отрубила руки сироте-пастушку… Посмотрев на сжатый кулак ксендз неодобрительно покачал головой. – Многовато для одной ночи, не находишь, Сив?

Женщина надолго задумалась.

– Вот умеешь ты Ипполит с ног на голову все перевернуть. – Проворчала она спустя минуту, и отняв ладони от лица принялась с подчеркнуто независимым видом разглядывать обломанные ногти. – Как я и думала, сначала жар чужыми руками загреб, а как все прошло, так козни строишь. Ну не умеешь ты по совести, да? Слишком уж меня ненавидишь… А ведь на самом деле как было – выхожу я из избы сказать, что все кончилось, супостатов мы перебили, и что я вижу – тебя несколько мужиков к колодцу отвели и за руки держат, дом уже хворостом обложили, кто-то полено дверь подпереть тащит, а твой драгоценный староста коней со двора выводит. Я ведь ему сначала по доброму сказала – пусти лошадок, а он что?..

– Им показалось… что вы потерпели… неудачу. – Священник вздохнул. – Вы там такой шум подняли… А потом тишина. Люди испугались. Я попытался призвать их к благоразумию, но…

– Не сильно ты и пытался им помешать, Ипполит. – Нацелив обвиняющий перст в грудь священника северянка насмешливо фыркнула. – Не вырывался, не кричал. Или ты так меня не любишь, что специально заманил в этот дом чтобы сжечь?

– В тебе опять говорит гордыня, дитя. – Голос плебана был полон вселенского терпения и столь же всеобъемлющей усталости. – Гордыня и обида. Когда я понял, что не могу их остановить, то о наших с тобой, э-м-м, отношениях думал в последнюю очередь. Я пекся о общем благе. О тех людях, что остались внутри. Всех людях. К тому же я бы никогда не позволил бы им палить дом не проверив…

– Врешь. Ты решил одним камнем двух зайцев прибить. – Громко цыкнув зубом дикарка покачала головой. – Как всегда. А ведь ты даже не меня не любишь. Все из-за того что случилось в монастыре, так? Ты все еще пытаешься доказать, что был прав?

– Причем здесь это? – Удивленно вскинул брови священник. – Просто обстоятельства складывались таким образом, что можно было предположить что вы скорее всего погибли. Но все разрешилось к вящей славе Создателя. Так что ты была не в праве вести себя, как выбравшаяся с большака разбойница. Многие в поселке уже спрашивают себя, а сильно ли вы отличаетесь от варбанды кантонцев, и не пригласили ли они себе в дом другую беду, понимаешь?

– Это ты похоже, что-то не понимаешь, Ипполит. – На лице женщины промелькнуло выражение с трудом сдерживаемой злости. – Эти… Эти засранцы… Пока я разбиралась с Денуцем, мирно, заметь разбиралась, без крови. Эти… люди… вошли в дом и начали выносить оттуда оружие и доспехи… Чуть до смерти не забили гармандскую девку – кивнув в сторону свернувшейся в клубок на стоящем в углу сундуке арбалетчицы, великанша обиженно оттопырила губу. Это-то я еще могу понять, но они выкинули на улицу потерявшего сознание барона, а «пастушка-сироту» я застала в тот момент когда он пытался стащить с него рубаху и сапоги. Так вот, Ипполит. Я устала. Очень устала. У меня был тяжелый день. Очень тяжелая седмица если честно… Две седмицы. Или три. А если подумать у меня была очень тяжелая весна. И гребаная жизнь. И поверь, если бы я решила вести себя как разбойница, парой переломанных носов, да отбитыми ребрами, дело бы не ограничилось.

– Отец Ипполит. – Машинально поправил северянку казалось совершенно не обративший внимания на вспышку ярости священник. – Я понимаю, твое недовольство, дитя, и понимаю твое отношение к… действиям этих несчастных крестьян. Но ты уже не в своих горах. Здесь другие законы.

Подбородок старого лекаря чуть заметно дернулся.

– Да что вы такое говорите, отче! Ни законы человеческие, ни законы матери церкви не отменяют правоты госпожи Сив! – Сухая ладошка ромейца со стуком опустилась на столешницу. – Я живу с этими людьми несколько лет и до сих пор не понимаю, что на них нашло. Они вели себя как звери, отче. Это… Это непростительно… Просто непростительно… А вы сидите и обвиняете в произволе ту, кто, возможно спасла наше село от разорения, а потом просто защищала себя и своего друга!

– Не ожидал от вас такой симпатии к северянам господин Роджелус… – Фыркнул священник. – Впрочем, Сив многим нравится. Даже не могу понять почему. Но напоминаю вам господин лекарь – мы на земле благословенной Создателем и Великой матерью империи и должны подчиняться гражданским и божеским законам. Самосуд и произвол недопустимы. Мы просто обязаны…

– Опять слова. – Глухо проворчал великанша и сморщившись громко шмыгнула носом. – Слова, слова, слова. Любите вы южане болтать. Спасибо Роджелус. Я тоже не ожидала что ты за меня заступишься. И… прости если чего наговорила. Волнуюсь я за барона, просто. Теперь понимаю, что ты добрый человек. Извини, что синяков наставила.

– Да как вы не понимаете?.. – Из груди священника вырвался тяжелый вздох на щеках проступили красные пятна. – Я их не оправдываю. Ни в коем случае. Я в конце концов их плебан. Духовный окормитель и взор Создателя. И тоже считаю такое поведение недопустимым. Если бы Сив не вмешалась я бы их остановил. Словами. Без вывихнутых рук, выбитых зубов, вывихнутых коленей и свернутых на бок челюстей. Благодаря действиям госпожи Сив, выделив интонацией слово «госпожа» священник зло глянул в сторону продолжающей рассеянно рассматривать свои руки дикарки, добрая треть хозяйств лишилась работников! И это в разгар сезона! А еще они видели трупы. Видели что она может. Люди напуганы. А напуганный люд часто делает глупости. Да и Стефан еще масла в огонь добавил…

– Я это… А чего я-то?.. Я ведь правду сказал… – Неожиданно пробасил сидящий в дальнем конце стола кузнец и поморщившись прикоснулся к охватывающей лоб пропитанной кровью повязке. – Это она получается, четверых положила…

– Помолчи уж! – Резко вскинул руку священник и громила кузнец сжался будто ожидающий пинка дворовый пес. – Ты и так уже все что мог сделал.

– Да я чего, я ничего… – Неуверенно буркнул здоровяк и уронив голову на руки закрыл глаза. – Гадство… Меня жена ведь убьет… Как пить дать убьет…

– Из тебя вышел бы неплохой законоговоритель, Ипполит. – Криво усмехнулась северянка и расправив плечи принялась ковырять в зубах коротким криво обгрызенным ногтем. – Хватит юлить. Просто скажи чего тебе от меня нужно.

Губы священника превратились в едва различимую линию.

– Я ничего от тебя не хочу. Я тебя просто предупреждаю. – Голосом пастора можно было колоть камень. – Мнение толпы такая вещь, что если кто-то обладающий неким авторитетом будет часто повторять одно и то же, то через пару дней в это поверят все. Думаю, тебе стоит извиниться перед Денуцем и вернуть семье старосты его жилище. А еще лучше отдать часть трофеев семьям пострадавших от твоих рук людей.

– Если вы позволите, отче, то во-первых это не его дом, снова вмешался в разговор лекарь, и потерев скрюченные артритом, щедро покрытые старческими пятнами, ладони недовольно дернул щекой. – Денуц забрал себе это хозяйство меньше месяца назад. Самовольно забрал. Без решения схода общины. Во-вторых все что касается трофеев госпожи Сив и господина барона… думаю это их дело. В-третьих – по поводу пострадавших. Лично я, например не имею никаких претензий. В конце концов, одернув несущий на себе отпечаток огромной окровавленной ладони ворот некогда белоснежной туники, старик криво усмехнулся, в моем случае пострадала в основном гордость. К тому же это было… заслуженно. Я целый день дистиллировал выжимку из крушины[6] и был… не в курсе событий. Устал, готовился ко сну. Подумал, это снова вдова Кирихе ко мне на ночь глядя, с кем-то из тех дураков что к ней болячки пользовать ходит напортачила, вот и нагрубил… И еще, отче, в Дуденцах мое слово тоже кое-что значит. И думаю мы вместе прекрасно остудим горячие головы… Если они конечно появятся.

– Хм-м… – С удивлением глянув в сторону ромейца великанша непонимающе нахмурилась и почесав переносицу испустила тяжелый вздох. – Теперь мне стыдно, Роджелус. Извини.

– Не стоит извинений. – Устало отмахнулся лекарь. – Если бы я оказался в вашем положении я вел бы себя точно так же.

– Я не очень вас понимаю, господин Роджелус. – Брови явно недовольного куда поворачивает русло беседы пастора сдвинулись к переносице. – Что значит забрал хозяйство?… Конечно, я прибыл в Дуденцы только несколько часов назад, и еще не вошел в курс дел, но…

– А-а-а.. – Широко ухмыльнулась Сив, и пододвинув к себе кружку принялась вглядываться в остатки ее содержимого с таким видом будто надеялась найти там пару золотых самородков. – Не обращай внимания, Роджелус. Ипполит всегда мне пакости делать пытается. Не любит он меня. Завидует что я духов слышу а он нет. Завидует, что я один раз с большим жрецом за одним столом сидела, с одного блюда хлеб ела. Он считает что таких как я Создатель должен убивать. Кстати, Ипполит, как ты вообще здесь оказался? Ты вроде в Горькой балке сидел.

– Отец Ипполит. – С бесконечным терпением поправил северянку, плебан. Строгое лицо священника приняло выражение оскорбленной невинности. – И ты не права. Вернее… – Священник вздохнул. – В твоих словах ровно столько правды чтобы злить. Но я не поддамся греху гнева. Что касается моей позиции… Я действительно не уважаю ловчих, потому как считаю что зарабатывать деньги чужой кровью есть великий грех перед Создателем и Великой матерью. Считаю ваш институт устаревшим и дикарским по своей сути, да простит меня господь. И я действительно не люблю северян, потому как вы подобны волкам. Приведи вас в дом, корми, лелей, ласкай, а все равно рано или поздно вцепитесь в длань кормящую. Я не питаю никаких теплых чувств к тебе, поскольку все наши предыдущие встречи заканчивались для меня неприятностями. И да… Я считаю твои заявления о том что ты слышишь голоса каких-то непонятных духов либо ложью либо… странностью. Странностью которую стоит либо лечить либо очень внимательно… расследовать. – Коротко взглянув в сторону возмущенно вскинувшейся великанши, священник примирительно поднял руки. – Именно об этом я и говорю. Я просто выражаю свое мнение но ты уже готова пустить в ход кулаки. Очень по вашему по северянски. Но я не пытаюсь тебя обмануть, Сив. Я действительно считаю, что жители этого села кое-что заслужили. За свои страдания. Сама посуди, ну зачем тебе два коня и такая груда железа? Ты ведь даже верхом ездить не умеешь. И вообще, если я правильно помню, лошадей побаиваешься и терпеть не можешь. Думаешь, донесешь все это до города? Да вас на первой же заставе остановят, спросят откуда добро. А люди действительно пострадали. От твоей руки пострадали… К тому же…

– Если еще раз скажешь, что люди пострадали от моей руки сам от нее пострадаешь. Очень по северянски. – Безразлично бросила великанша и глотнув из кружки уставилась на священника немигающим взглядом. А лошади… Я коней не люблю. А это кобылы… Как нибудь потерплю. И с трофеями что делать я как-нибудь сама разберусь… когда барон поправится. Мы все соберем, посчитаем и решим. Я надеюсь, ты не забыл, что обещал мне отдать все монеты, что у тебя в святилище собраны?

– Я помню. – Было видно, что слова даются пастору с заметным трудом. – И я отдам тебе все деньги как только приму дела. Думаю через пару-тройку дней, когда я разберусь с записями моего предшественника, вы двое получите все, что вам причитается.

Великанша надолго задумалась.

– Через пару дней значит… – Протянула она и тяжело вздохнув, принялась разглядывать что-то за спиной священника. Судя по выражению лица женщины больше всего ей хотелось что-нибудь сломать. Или кого-нибудь. – Ладно, неожиданно согласилась она и пожала плечами. Только ты на вопрос-то ответь. Чего ты здесь забыл?

Настал черед задуматься ксендза.

– Ну, как тебе объяснить, дитя. – Вздохнул он и с беспомощным видом развел руками. – Мы слуги Создателя и Матери нашей Святой Церкви. Служим там, где нам прикажут. Четыре дня назад поступило указание от его святейшества. Там говорилось, что в селе Дуденцы требуется новый пастор. Епархия избрала меня. Как я уже говорил, я приехал сюда почти одновременно с этими наемниками и поэтому еще не совсем разобрался в ситуации. Даже храм осмотреть и с паствой познакомиться толком не успел. Только одну проповедь и прочел.

Дикарка задрала голову и принялась с глубокомысленным видом изучать потолок.

– Вот оно как… – Буркнула она наконец. – Приехал только сегодня, а эти ландбоары слушают тебя охотней, чем собственного избранного старосту. Я всегда знала, что ты проныра, Ипполит. Все вы южане те еще проныры. А ты из них наверное самый скользкий. И самый упрямый… Помню, в монастыре один меня убеждал что мол если я буду греть ему койку он сделает так, чтобы меня отпустили. А когда я ему руку сломала сразу побежал жаловаться – мол я его совратить хотела, в келье его прижала, да так, что он еле отбился. Знатно меня тогда кнутом попотчевали… Два дня встать не могла. Думала уже все… Ха! Да чего там совращать было-то. Бледный весь, прыщавый, кривой, как подгнивший сморчок. Готова спорить, что у него и яйца все давно пересохли и сморщились. А потом, в Контерберри, ты сам кричал что меня надо…

– Не думаю, что эти подробности твоей биографии кому нибудь интересны, Сив. – Перебил женщину священник и смиренно склонил голову. – Матерь Церковь в лице малого совета курии уже признала свою ошибку. Я признал. Тебя оправдали. Сочли полезной. Даже дали… привилегии. Мне кажется этого вполне достаточно.

– Ты один тогда был против. – Прищурилась великанша. – Я помню.

– Да. – Пожав худыми плечами священник извлек из рукава рясы деревянные четки и принялся неторопливо перебирать изрядно потертые бусины пальцами. – Я считаю, что его святейшество слишком мягок. Возможно, опрометчиво мягок. И слишком часто прислушивается к светским властям. Церковь должна заниматься душами людей, а не политикой. Я не против того что тебя признали невиновной. Но шестой круг доверия… Я считаю, что к вам, северянам, стоит проявлять больше… осторожности. Вы рождаетесь в тени Разлома, живете рядом с мерзостью, зачастую пропитываетесь ей до самых корней своего естества. Вы сотни лет жили в дикости и по диким законам. И я считаю, что пройдет не одно поколение, прежде чем вы очиститесь от всего… бесовского, что в вас сидит. Сбросите волчьи шкуры. Но сейчас эта земля буквально пропитана ересью. И тянет к себе всю грязь. На фронтире проще спрятаться. Уйти от правосудия. Малефики, искаженные, тронутые порчей, авантюристы всех мастей и просто беглые преступники. И конечно вы. Ваши боги суть алчушие крови демоны, ваши обычаи прославляют насилие и смерть, считают жестокость – доблестью, кровожадность – добродетелью, обман – хитроумием…

– А еще у северян нет души. – Криво усмехнувшись, кивнула великанша. – А потому мы не люди, а только животные похожие на людей. И потому жрецы не дают нам есть святые лепешки белого бога. Только пить его вино. Знаю, слышала уже. Некоторые меня даже в дом бога не пускают, хотя я им знаки показывала.

– К полному причастию допускаются лишь те кто лишен влияния той стороны. А вы… слишком отличаетесь. – Медленно кивнул плебан. – Великий собор принял решение по этому вопросу. Вы признаны одной из… э-э-э… пород людей. И допущены к принятию веры в Создателя и Великую мать, а также к частичному причастию. Было решено, что вам не попасть в небесные кущи, но ежели вы раскаетесь и будите молится, то и преисподнюю тоже не попадете. Но многие, в том числе и некоторые священнослужители с трудом отказываются от старых… предрассудков.

– Старые предрассудки. Скажешь тоже. Просто каждый из нас имеет право на ненависть, да Ипполит? У любого народа мира есть счеты к соседям. – Великанша невесело усмехнулась. – Мой бог Создатель. Светлый бог. Меня посвятил большой жрец… то есть его преосвященство. А кто твой бог, Ипполит?

– А она ведь вас уела, отче. – Хмыкнул лекарь. – Как есть уела.

– Меня многие считают дурой. Но это не так. – Снова хмыкнула северянка и одним глотком прикончив остатки содержимого кружки взмахнула ей в воздухе. – Эй, как там тебя, Гретта? Давай еще!

– Да, да… Сейчас, госпожа… – Тень в темном углу избы зашевелилась. Скрючившаяся на сундуке арбалетчица, почти на четвереньках бросилась к очагу, подхватила стоящий на лавке глиняный кувшин, ловко наполнила его из висящего над огнем котелка и с поклоном поставив его на край стола поспешно вернулась обратно в угол. Выглядела женщина плохо. Когда-то нарядная рубаха была прожжена и разорвана в нескольких местах, остатки штанов с трудом прикрывали бедра, лицо покрывали синяки. Разбитые губы вспухли, верхняя, рассеченная шрамом приподнялась, и было видно, что у женщины не хватает переднего зуба.

– Мы не договорили Сив. – Я знаю свойственную для твоего народа жадность до золота, но ты не имеешь права удерживать эту женщину. – В голосе пастора звучало искреннее неодобрение. – Пусть она и преступница, но ты не благородная и не имеешь права держать пленных. Нам необходимо собрать сход. Судить ее за убийство той несчастной девочки…

– Жадность до золота… – Великанша насмешливо вскинула бровь – Знаешь, Ипполит, все же ты слишком скользкий даже для южанина. И если бы я не знала, что тебе что-то от меня нужно то уже давно проломила бы тебе голову. – Ворчливо заметила она и отхлебнув парящего травяного взвара из кружки недовольно скривившись сплюнула на столешницу изжеванный листик мяты. – Я тоже немного знаю ваши законы. Ллейдер меня учил. Барон благородный. С клеймом или нет. И значит может иметь пленников. Я его хирдман. И большой жрец дал мне эти… как их… привилегии. Я почти как ваши южанские благородные. И могу говорить от его имени пока он не скажет обратное. А даже если бы не было так. Я как ловчий имею право провести этот как его… гражданский арест.

– Барон не может это подтвердить. – Упрямо наклонил голову плебан. – Что касается гражданского ареста, в любом случае, должен быть суд…

– Видела я уже ваш суд. – Буркнула вновь наполняющая свою кружку варевом из кувшина дикарка. – Видела как с, барона сапоги полудурок жаборотый срывал. Как Денуц к моим трофеям руки свои тянул. Как ее на земле растянули а пара уродов уже штаны рассупонила. Что в бою взято то свято. И ты думаешь я это допущу?

– Я бы их остановил. – Не ужели ты думаешь, что я бы дал им… – Ксендз устало потер покрасневшие от недосыпа глаза. – Мне кажется мы ходим по кругу.

– Госпожа, Сив! Этот… священник пытается вас обмануть! Меня нельзя судить за убийство! Я девчонку не убивала! Это Уре! По законам империи я лишь свидетель! – В голосе гармандки слышался откровенный страх.

– А вот это суд и выяснит. – Зло зыркнул глазами в сторону стриженной арбалетчицы ксендз. – И в твоих интересах дитя было бы немного помолчать. Возводить хулу на служителя Создателя – большой грех.

– Но она права, отче. – С интересом разглядывающий затихшую в углу наемницу старый лекарь криво усмехнулся, и покачав головой. В глазах старика мелькнуло нечто похожее на одобрение. – Вы видимо очень устали и поэтому запутались. Это и понятно. Долгая дорога, а потом столько нервных потрясений…

– Я вижу вам нравится роль адвоката, господин Роджелус. – Поджав губы, священник глухо брякнув четками сложил на груди руки. – Не хотите сменить профессию? И все же я настаиваю. Нужен суд. Не гоже допускать беззаконие…

– Я поняла. – Неожиданно рассмеялась великанша. – Он хочет забрать тебя себе. Пояснила она арбалетчице. – Когда мы виделись с Ипполитом последний раз, у него было два охранника. Тоже кантонцы. Уроды редкостные. Почти как ты. Он хочет побыстрее устроить сход где тебя осудят на смерть, а потом объявить, что церковь дает тебе убежище. И у тебя будет выбор. Либо сесть на кол или в петле повиснуть, либо он отправит тебя в монастырь, где ты будешь горбатится на поле от зари до зари до конца жизни. Либо служить ему для его делишек. Уж для каких не знаю. – Уголки губ дикарки опустились. – Знаешь… Наверное… Наверное я бы тебя отдала. Ты опасная как змея. Вот сидишь, битая, жалкая, овечку из себя строишь. Услужить во всем готова, а все равно опасная. Но, он тебя замучает. Он любит мучать. Не смотри что с виду добренький.

– Госпожа… – Губы хамфхандки жалобно скривились. – Ekki… Spyrja… Þú ert velkomin… ég get eldað og saumað… ég skjóta beint… í Þér.. Þig.. Njkmrj crf;b, – dct cltkf…[7]

– Да успокойся! – Буркнула северянка. – И говори со мной на имперском. На общем. Поняла? Xnj, dct gjybvfkb[8]. Не мельтеши, я думаю.

– Да, да, да… – Часто закивала на мгновение казалось забывшая как дышать стриженная наемница. По ее лицу потекли слезы. Всегда госпожа, всегда…

– Да не реви ты! Ему я тебя точно отдавать не собираюсь… – Судя по выражению лица дикарки больше всего ей хотелось совершенно обратного. – Коней почистила? – Поинтересовалась она и отхлебнув из кружки огромный глоток горячего травяного отвара на мгновение зажмурилась. – Вещи все проверила?

– Да-да. – Снова истово закивала женщина. – И почистила и покормила. В седельных сумках все на месте… Почти. Моток веревки пропал и кошеля нет. Махонького такого, Ханс его обычно в луке седла прятал… Это не я, не я… Если бы я взяла к чему бы мне о таком рассказывать… Только не отдавайте меня им… Не надо меня им отдавать… И в монастырь не надо… Пожалуйста… – Слова женщины снова утонули в рыданиях.

– Я ведь сказала, не реви. Пока барон не решит, что с тобой делать будешь с нами. – Кружка с чуть слышным стуком опустилась на оструганные доски. Губы великанши разошлись в стороны обнажая крупные, чуть желтоватые зубы. – Но ты должна понимать, что Ипполит, если во что вцепился так и будет висеть. Не отстанет. Надо все это… как вы южане говорите… узаконить, вот. Ты вроде бы говорила, что воевала. Знаешь, что я хочу?

– Я… – Несколько раз моргнув женщина часто закивала. – Да… Я согласна, согласна.

– Сив! – Брови плебана сошлись к переносице. Я протестую. – Это нарушение заветов Создателя!

– А закон говорит что нет. – Великанша ухмыльнулась. – Может это и старые законы. Зато ваши. Я их не придумывала. Они едины для всех. Говорят даже ваш Император сам так делал.

– Я протестую. – Раздраженно щелкнув четками ксендз скривился будто разжевал что-то горькое.

– Можешь и дальше протестовать. Мне плевать. – Растянула губы в кривой ухмылке великанша. – Сейчас, она как пленница принесет мне и барону присягу. В обмен на жизнь. Так, Гретта?

– Это старые законы! Которыми давно не пользуются в цивилизованном обществе! – Покраснев от возмущения ксендз с раздражением прихлопнул ладонью по столу. – Я запрещаю!

– Но эти законы никто не отменял. – Сухие, тонкие губы, погрузившегося казалось в свои мысли, лекаря, чуть заметно дрогнув сложились в подобие улыбки. – И вы не имеете права, что либо запрещать. Церковь занимается душами людей, а не политикой.

– Да… – Еще ниже склонив голову арбалетчица всхлипнула. – Клянусь… в вечной службе… в обмен на милость и жизнь… Именем рода и крови… именем предков и своей честью… – Слова срывались с губ гармандки тяжело и неохотно, словно ей было тяжело проталкивать их через горло. – По праву взявшего… победу мечом… Клянусь… не… злословить… не возводить хулы… не измышлять и не совершать никакого… зла… Вставать… на защиту… мечом и щитом… рукой и сердцем… Быть опорой и поддержкой… Пока я дышу… И будет…. Создатель свидетелем… моих слов… А если… нарушу… сию клятву… да постигнет… меня смерть… через потерю крови моей и души моей… и буду я низвергнута… в тьму запределья…