Текст книги "Во имя твое (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Не ведают что творят

– Аубыра… В голосе великанши слышалась глубокая задумчивость. – Никогда про таких не слышала. И этот, как ты его назвал… ми-но-та-врус. Слушай, Ипполит, я Гримвальде была, в топях, холмы вдоль и поперек исходила и даже до старой стены ходила. К городам древних. Чего только не видела. Но не таких.

– И не увидишь. – Пробормотал себе под нос похоже полностью погрузившийся в тяжкие размышления священник и на мгновение приостановившись принялся внимательно изучать палисад следующего хозяйства.

– Так он соврал, да? Ну и любите вы, южане страшные байки травить. Как будто вокруг страхов мало. – Обогнав пастора Сив облегченно рассмеялась. – А я ведь почти поверила.

– Не соврал. – Чуть заметно покачал головой ксендз. – Помолчи, дитя. Думать мешаешь.

Уперев руки в бока, дикарка недовольно нахмурила брови.

– Слушай, Ипполит, если ты еще раз назовешь меня «дитя» я накормлю тебя землей, а потом верну тебе твое гребаное серебро.

– Не вернешь. – Окинув северянку оценивающим взглядом пастор тяжело вздохнув недовольно поджал губы. – Одна ты отсюда не уйдешь, а барон пока никуда уйти не в состоянии, к тому же… – Не закончив фразы ксендз неожиданно широко улыбнулся. – Не пытайся казаться хуже чем ты есть, Сив.

В воздухе повисло тяжелое молчание.

– Может и не верну. Но в рожу все равно дам. – Буркнула наконец женщина и извлекла из несколько похудевшей поясной сумки очередное яблоко. – Мне целый день кому-нибудь в рожу двинуть охота.

– Слушай, а откуда ты их берешь? – Поинтересовался пастор таким тоном словно минуту назад они беседовали о погоде.

– Так рядом с домом Денуца яблоня стоит. – Пожала печами великанша. – Вот и нарвала немного.

– Хм-м… Понятно. – Медленно кивнул пастор и бросив полный подозрения взгляд в сторону затягивающих горизонт туч воздев длань указал в строну виднеющейся за палисадом избы с покосившейся соломенной крышей. – Это, как я понял первый из дворов с которого пропали люди. – Может, ты попробуешь поискать следы?

– Нет. – Сначала ты расскажешь мне про рогатую бабу. Снова набычилась северянка и упрямо наклонив голову демонстративно скрестила на груди руки.

– Хватит упрямится, дит… Сив, я расскажу тебе все что знаю. Про рогатую женщину, про суккуба, про человека быка, про всех чудовищ о которых когда либо читал или слышал. Но потом. – Подойдя к калитке священник перегнувшись через загородку скинул щеколду. – Пойдем. Время за полдень, а мы не продвинулись ни на шаг.

Посверлив священника недовольным взглядом северянка недовольно скривилась и одарив ксендза очередным, могущим означать что угодно, пожатием плеч шагнула вперед оттесняя его от калитки.

– Сзади иди… – Буркнула она пряча яблоко обратно за пазуху и сердито засопев огляделась по сторонам. – А то как выскочит эта, рогатая, и тоже тебя… засунет.

В доме царила разруха и запустение. Перевернутые лавки, вскрытые и выпотрошенные лари, примостившийся в углу сундук с разбитой крышкой.

– Ха… – Раздраженно пнув лежащую на полу расколотую крынку великанша переступила через широкий проходящий через всю избу исчезающий на пороге след остро пахнущего кислым житом серо-бурого порошка и растянув губы в широкой ухмылке ткнула пальцем в сторону разбитого очага. – Кубышку с монетами похоже искали.

– Не суди и не судим будешь. – Тяжело вздохнул пастор и осторожно, вдоль стеночки пройдя в угол с сундуком с любопытством заглянул внутрь. – Пусто. Заключил он и осенив себя знаком создателя молитвенно сложил на груди руки. – Прости им Всемилостивый, ибо не знают они что творят.

– А если бы я с разоренной хаты хоть, вон, кувшин разбитый вынесла, ты бы первый меня мародеркой и исчадьем Павшего назвал. – В голосе дикарки звучала неприкрытая обида. – Это несправедливо, Ипполит.

– Милостью Создателя. – Ответил священник и поставив на ножки лежащий на полу табурет устало опустился на жесткое сидение. – Милостью Создателя, мы познаем справедливость только на последнем суде, что случится в конце времен. А до этого справедливости мы и не увидим.

– Почему? – Брови великанши удивленно поползли вверх.

– Потому, что мы привыкли называть справедливостью то, что кажется правильным только нам. – Тяжело вздохнул священник. – Но проблема в том, что, то, что кажется нам праведным и справедливым, зачастую до нельзя несправедливо к другим. Сегодня утром ты рассказала мне историю о святилище Зверя-смерти. Древнего и кровожадного демона, да помилует нас господь-вседержитель. И с твоей стороны, то, что случилось было до нельзя несправедливо. Со стороны империи это событие выглядит совсем по другому.

– По другому? – Озадаченно прикусила губу великанша. – И как это может по другому выглядеть?

– Ислев. – Пожал плечами священник. – Ислев был построен еще до начала экспансии. Его основала торговая гильдия. С разрешения ваших старейшин. Как место мира. Место ярмарок и обмена. Три тысячи человек, что обслуживало верфи, мануфактуры и мельницы. Три тысячи мастеровых, рабочих, корабелов, хозяев постоялых дворов, и прочих. Еще не город, но большой форпост. Место, которое считали началом если не дружбы, то партнерства. Торговля процветала, наши народы потихоньку учились жить в мире, и казалось, что у нас все получится. Медленно, тяжело, но получится. А потом. Потом появился Магнус – Красный. Тот кого в империи больше знают как Апполион – истребитель. Северяне напали ночью. Вырезали охрану, захватили порт, сожгли корабли… и начали убивать. Единицы выживших рассказывали что пришедшие с холмов дикари насиловали мужчин и женщин, вспарывали животы, отрубали руки и ноги, насаживали детей на копья, сжигали людей за живо, топили младенцев в чанах со щелочью… Империя не могла оставить это просто так, Сив. Просто не могла. Но когда в Подзимье приплыли наши легионы вы не стали биться. Убийцы беззащитных и насильники детей просто убегали в леса, прятались в болотах, лезли в горы, где их было не достать. Большинство ваших племен кочуют. И поэтому вы с легкостью бросали свои летние и зимние стоянки. Прятались там, где вас не найти, вылезая из нор только чтобы устроить очередной набег. Нет, вы не нападали на отряды солдат и дружины рыцарей. Вы нападали на обозы, на полевые госпитали, на мирные хутора и поселки, на тех, кто пытался эвакуировать остатки выживших. Утраивали пакости и снова убегали. И тогда Наместник принял решение. Он принял решение ударить в те места, которое вы не могли бросить. Сжечь ваши капища. Тяжелое, кровавое, решение, но совет посчитал эти действия… справедливыми. А потом мы начали все с начала. вал, вновь отстроенный Ислев, уже не представительство торговых цехов а настоящий город. Крепости. Монастыри. Солдаты, дружинные отряды, ленная система и святая наша матерь церковь. Мы принесли мир на эту землю. Восстановили разрушенное, и дали жителям, тем, кто не закостенел в ненависти шанс. Хороший шанс. Честный шанс. Те, кто переселился к нам, за Вал, кто примкнул к Империи. Они не страдают от голода, и… несправедливости. У них те же права, те же обязанности, те же доходы. Шанс жить честно и мирно, в довольстве и достатке, пользоваться всеми благами ивилизации… не так уж и мало если подумать. А те кто предпочел ютится в горах или лесах, прятаться в болотах… это был их выбор.

В избе воцарилось долгое молчание.

– Значит… вот как? – Покачала головой великанша и сев на корточки ткнула пальцем отозвавшийся недовольным покачиванием выломанный из очага камень. – Знаешь… Я разговаривала с одним монахом. Его почему-то называли старцем, хоть он и не старый еще. Просто слепой и рук у него нет. Кто-то ему их отрубил. Он сказал мне, что последний суд уже идет. Здесь. Отставив большой палец Сив ткнула себя в грудь. Он, говорил, что в сердце каждого человека идет великий бой между светлыми и темными силами. И что только сильный духом сможет выбрать правильную сторону и не сбиться с пути. А еще он сказал, что на мне благословение белой девы.

– Слепой и безрукий… Протянул сгорбившийся на своем сиденье, явно думающий о чем-то своем Ипполит. – Мало ли блаженных калек ходят… Стой. – Пастор недоуменно моргнул. – Старец… Ты разговаривала с самим Старцем Монблау? – Он же…

– Ага. – Кивнула великанша. – Перед тем как меня в монастырь отправили, чтобы на свободу выпустить. Он мне понравился. Он добрый. Хоть и очень грустный. Попросил его обрубки в руках держать и в глаза смотреть, а потом… женщина нахмурилась. – А потом я ничего почти не помню. – Только, что он мне улыбался. И про битву в сердце. И что мой путь будет трудным. И что я потом очень долго плакала. Я с детства не плакала, а когда за руку его взяла заревела. – Глаза дикарки затуманились от воспоминаний. – Мы с ним, получается день целый сидели. Потому что когда меня привезли только утро было, а когда от него вышла уже смеркалось… Знаешь. Вспомнила вот сейчас. Он сказал, надо верить своему сердцу и разуму. А не всему, что мне говорят. Даже если этот человек будет жрецом.

– Хороший совет. – Немного помолчав кивнул пастор. – Хотя, это и странно слышать такие слова от святого человека.

– Я тоже так подумала. – С серьезным видом кивнула дикарка. – А потом решила, что буду слушать только друзей и духов. Духи меня никогда не обманывают.

Щека священника нервно дернулась.

– Что-нибудь нашла? – Проскрипел он и устало помассировав виски, принялся мерно щелкать костяшками четок.

– Ты про рогатую бабу рассказать обещал. – Склонив голову на бок, северянка зачерпнула ладонью угли из очага и зачем-то попробовала их на язык.

Ипполит тяжело вздохнул и ссутулившись принялся с остервенением щелкать четками.

– Хоки. Это сулжукский злой дух являющийся путникам в пустыне. Извращенное отражение темной стороны примитивного языческого божества-всематери. Страх рождения детей. Уход из жизни молодых и здоровых, смерть при родах, извращенное изнасилование, неестественное рождение. Все противоположное естественному циклу жизни. На самом деле не более чем выдумка. Отражения подспудных страхов. – Наконец-то вздохнул он и тряхнув нанизанными на шнурок бусинами сложил на коленях руки. – Когда империя пришла в сулджук им было трудно принять Великую мать. Они считали нас демонопоклонниками… Мой предшественник видимо очень любил Praedo malum. Даже апокрифичные и признанные ложными разделы. И щедро делился этим знанием с паствой. Я нашел в церкви несколько книг.

– Значит все-таки просто враки южанские. – В голосе женщины послышалось явное облегчение. – Это хорошо. А то как-то… противно.

– Кирихе до дрожи боится демона-козла. Нашего любящего выпить друга, впечатлила эта история про Хоки. – В глубине глаз священника мелькнули искорки. – А того молодого человека, на которого ты глаз положила, явно оставила неравнодушным история о суккубах.

– А чего это сразу глаз положила… – Немного смутилась северянка и ковырнув испачканным в саже пальцем доски пола поплотнее запахнула свое одеяние. – Я может хочу, чтобы лошадки под приглядом были..

– Сив, я конечно уже не молод, но я ведь не слепой. Вижу как ты себя ведешь. И вполне представляю какие желания иногда возникают у молодых и здоровых мужчин и женщин. – Устало улыбнулся пастор и щелкнув четками уставился куда-то в потолок. – А еще мне кажется, что ты неравнодушна к барону. Очень я бы сказал неравнодушна. Он этого не видит. Ему бы… такое и в голову не пришло. Потому тебе видимо и приглянулся этот смазливый великовозрастный олух. Ты пытаешься добиться, чтобы твой новый спутник смотрел на тебя как на женщину, думаешь ели он увидит тебя с ним, это вызовет у него чувства. Способ конечно на редкость нелепый, но я видел это тысячи раз.

– Ну и умеешь же ты гадости говорить, Ипполит. – Обиженно надув губы великанша снова принялась копаться в очаге. – И ничего я такого не делаю. Просто этот Кобылка вон какой… работящий. Я и подумала, что за скотинами сумеет присмотреть…

– А, мне все еще продолжает казатся, что тебе очень по сердцу господин Август. Будь мы друзьями я бы посоветовал выкинуть эти мысли из головы. Он, даже клейменный тебе не ровня. Да и ничего хорошего не выйдет из этого. Ты чистокровная. Он не откажется от своего статуса ради такой как ты. А церковь никогда не консумирует столь… неравные отношения. – Пожал плечами, священник. – Но… лучше мы останемся каждый при своем. Хотя. Может быть я ошибаюсь. И каждый видит то, что хочет. Нату, вот, явно не оставила равнодушной история о человеке-быке.

– Скорее о том как его зачали. – Хмыкнула великанша и разогнувшись принялась с интересом изучать поддерживающие крышу балки. – Я слышала эту сагу.

– Ты знаешь сказание о Таурусе? – Удивленно распахнул глаза священник.

– Ага. – Пошарив взглядом по сторонам Сив подобрала второй табурет и поставив его под одной из балок запрыгнула ногами на сиденье. – Когда я с гармандскими наемниками ходила был у нас капеллан. Ну знаешь, такой жрец, или не жрец, в общем он вроде как перед боем подбадривать нас должен был. Так он постоянно всякие истории рассказывал. Особенно когда нам удавалось достать бочонок-другой вина.

– Понимаю. – Неодобрительно покачал головой священник. – Ты привыкла общаться с грубыми людьми Сив, но поверь не все слуги Создателя такие.

– Думаю, ему просто нравилось эти байки рассказывать. Одна другой срамнее. Мужикам такое нравится. Чтобы рожищи – во, сиськи – во, и задница такая, что в дверь не пролезает. – Передразнив голосом Пучку дикарка раздула ноздри словно почуявшая добычу волчица и принялась внимательно вглядываться в пространство под потолком.

– Но тебе это не нравилось. – Чуть прищурившись ксендз сухо щелкнул костяшками четок.

– Да плевать. Я тоже люблю выпить. Потанцевать. Спеть песню. Трахаться я тоже люблю. И не морщись так. – Мы живые. А живые должны веселится пока есть возможность. В горах не так много поводов чтобы веселится. Просто выдумки есть выдумки, а правда это правда. – Лицо женщины неожиданно помертвело. – Правда намного страшнее и гаже, Ипполит. Например смешанные. Некоторые из них действительно рогатые и похожи на быков. Очень больших быков. Но чтобы возлежать с гренделем деревянную корову строить не надо. Достаточно просто убегать чуть медленней остальных.

– Так значит, все дело было в самом капеллане, так? – Вскинул бровь ксендз.

– Он был обманщиком, часто распускал руки, жульничал в кости, и всегда находил слова чтобы перевернуть все так как ему удобно. А я не люблю когда меня, дурят. – Задумчиво склонив голову на бок великанша практически ткнувшись носом в потолочную балку протянув руку сняла с нее нечто легкое, тонкое, почти невесомое и спрыгнув со стула протянула находку пастору. – А нас ведь дурят, так?

– Не знаю. Не похоже, что они лгут. – Пожал плечами, Ксендз.. – Майя Кирихе, Пучка, этот… как его Берден Кобылка, Ната Труше. Все они искренне верят в то, что видели. Но истинна – это вещь которой очень легко обмануться… Что это?

– Следы от веревки.

– И что? – Нахмурился пастор. – Считаешь, что это все-таки малефик? Отводит нам глаза?

– Не знаю. Кирихе вельва. – Несколько неуверенно возразила северянка. – Думаешь, ее так просто задурить?

– Магиня. – Брезгливо поморщился ксендз. – Восьмого класса. Ты чувствовала ее силу?

– А с чего ты взял что я…

– Сив. – Осуждающе склонил голову пастор. Я не маг или колдун, но милостью Создателя не слепой и не глухой.

Северянка задумалась.

– Она странная. – Заключила она спустя минуту. – Обычно, если я смотрю на мага или стою в волшебном месте или со мной говорит дух у меня внутри все свербит и звенит. Это как струна, понимаешь? Или как муравьи по тебе бегают. Чешется аж невыносимо. Только не снаружи а изнутри. Иногда слышишь звук и он словно в тебе отдается. А она… Она почти пустая. Но амулеты, что висят на ее доме очень сильные.

Осторожно протянув руку священник взял в руки протянутую северянкой ниточку и поднеся ее к глазам удовлетворенно кивнул.

– Восьмой класс могущества означает, что собственной силы в ней едва хватит, чтобы зажечь очаг. Пояснил он и громко щелкнув четками прикрыл глаза словно греющийся на солнце кот. – И способы накопления силы у таких магов тоже довольно специфичны. Обычно это эмоции. Сильные эмоции. Радость, страх, удовольствие… Они с трудом контролирую собственную энергию и поэтому все, что им остается это полагаться на магические знаки и амулеты. Ритуалы. За такими даже официум не следит. Зачем? Только лишняя трата сил.

– Понятно. Кивнула Сив. – На балке след. Сажа стерта. Там висело что-то тяжелое и не похоже, что окорок. Полоса очень широкая. Как будто кто-то сильно дергал и раскачивал веревку. А от досок внизу ссаниной пахнет. Человеческой.

– Волосяная веревка… Такие на севере, в любом хозяйстве встретить можно. Даже если бы у нас был пес, попытаться след взять, ничего это не доказывает.

– Как скажешь. – Прищурилась дикарка. – Ты попросил найти следы я нашла. Дальше сам думай.

– Предлагаешь повторить ту штуку, что вы тогда провернули с оборотнем? Поднял взгляд на женщину пастор.

Северянка ненадолго задумалась.

– Слишком опасно. – Заключила она наконец и сплюнув под ноги принялась копаться в поясной сумке. Тогда я была не одна. Ллейдер прикрывал мне спину. А это наверняка сильный колдун. Если всю деревню задурить смог.

– Ты и сейчас не одна. – Мягко заметил ксендз и склонив голову уставился на дикарку пронзительным взглядом темных будто два колодца глаз. – К тому же ни одному колдуну или магу не под силу заморочить столько людей разом.

– Врешь, Ипполит… Врешь и не краснеешь. – Достав из сумки яблоко женщина зажмурившись от удовольствия впилась зубами в хрусткую мякоть. – Пойдем, другие дворы посмотрим.

–

– Гады, сучье племя, навоз свиной. – Раскатав очередной комок теста Ната Труше, нервно передернув плечами, отогнала подлетевшую к лицу наглую муху, и бросила его на сердито зашкворчавшую сковородку. – Создатель милостивый порази из. Порази их болезнями срамными чтобы у этого гадского попа нутро сгнило и уд отвалился, а у девки из сосцов гной бежал. Порази их так чтобы ползать не могли. Порази им кости черной гнилью, члены немочью, чтобы кричали и плакали и прощения просили. Тоже вздумали. Раскомандовались. От причастия меня отлучать вздумали. Меня. Я Ната Труше, я шесть детенков родила, здоровеньких да веселых. Неужто это тебе господи не угодно? И мытаря того порази молнией небесной. Что это за мытарь ежели налог с нас, шесть ртов кормящих вздумал налоги драть. Скотина он а не мытарь после этого. Нет, я на него управу то найду. Надо Денуцу сказать, чтобы он письмо самому Наместнику написал. Потому как все остальные гады и сволочи. Я ведь детиночек с рук, на своем горбу… А они налоги. И причастие. Да и Денуц тоже гад, вон в общину десятину требует. Какая такая десятина. Вздумал тоже. Что это значит в голодное время. Да они мне за деток сами должны с общего давать. А никто даже дров притащить не хочет. Все мужу делать приходится. А он может болен. Может у него с устатку спина болит. Так нет, все К этой Кирихе, любодейке, скотской ведьме ходят. Будто им там намазано. А эта шлюха только и рада перед ними ноги раздвигать. Суки. Ведьма эта Кирихе. Как есть ведьма. Сама видела как она ночью по дворам ходила. А потом у скотины недород случается. Все семя из скотины выпила, скотоложка бесова. И мужиков совращает наших. Нет, с демонопоклонством этим кончать надобно. Наместнику писать. Наместнику. Чтобы он сюда паладинов прислал этих гадов на колья рассаживать. Ох как им не понравятся то колышке эти острые. Ох не понравятся. – Продолжая бурчать себе под нос Труше, перевернула лепешку и скосив налитые дурной кровью глаза принялась с подозрением наблюдать как на тесте медленно образуется румяная корочка. – И Кобылка этот дурной. Мужеложец. Точно мужеложец. А может чего и похуже. Смотрит на меня как баран а глазки то масляные. Тфу. Небось всех девок в деревне перепортил. А может он этот? Детолюб. Ну точно детолюб. Не будет нормальный мужик от меня нос воротить. А как он меня назвал? Склочная баба?! Да чтобы у него язык отсох, дай создатель. Чтоб у него кишка лопнула и с заду вывалилась! Тварь. Гад! Скотина. Козий выпердыш. Небось ночами с Майей только и кувыркаются, богов темных тешат. И жертвы приносят. Точно приносят. Как пить дать. – Сняв лепешку с огня Ната небрежно отогнав от себя муху бросила ее на блюдо и принялась раскатывать следующий кусок теста. – Любодеи. Трахали. Рыготина свиная. Старый ксендз то хороший был, слушал. А этот будто дерьмом уши залил. Стоит смотрит да отлучением от причастия грозится. Скотина. Чтоб его вывернуло. Гад. А может он сам демонопоклонник? А? Да как пить дать. Будут мессы с Кирихе и Кобылкой этим придурочным черные службы служить да детей в жертву богам приносить. Нет. Надо наместнику писать. Вон шесть кровиночек с папочкой выходили. Это вам не гусь навалил. Пусть наместник дом в городе дает. И слуг. Нечего по хозяйству одной корячится. Да нечего. Настрадалась уже. Бросив вторую лепешку к первой, Труше подхватив подол начала резкими движениями раскачивать стоящую у очага колыбель. Потревоженный рой мух гудящей ордой взвился под потолок и рассыпался по избе жужжащей многоголосицей.

– Во имя твое. – Закатив глаза промурлыкала Ната Труше и улыбнулась. С уголка рта женщины потянулась тонкая ниточка слюны. Во имя твое. – Ссохшийся, объеденный насекомыми почти до остова труп младенца бездумно смотрел в потолок провалами заполненных шевелящимися личинками глазниц.

–

Отправив в рот последний кусок одуряющего пахнущего свежим печевом пирога, Сив зажмурилась от удовольствия, и вытащив из-за пазухи баночку принялась размешивать содержимое пальцем.

– Что-то долго они. – Проворчала ни к кому не обращаясь.

– Не думаю что об этом надо беспокоиться. На лице Майи скользнула тень улыбки. – Им понадобится время, чтобы собраться. Запрячь коней собрать ваши, э-э-э… трофеи и все такое. Еще пирога хочешь?

– Нет. – С задумчивым видом посмотрев на свой заметно раздувшийся живот, великанша покачала головой и поднеся окрашенный красным палец к глаза чуть прищурилась. – Я и так очень много съела. Боюсь другим не хватит. И не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством.

Улыбка вдовы стала грустной.

– Думаю это из-за твоего… зверя. Он голоден. – Произнесла она мягким голосом и поставив перед северянкой большую, исходящую паром, глиняную кружку принялась снова хлопотать у очага. – Ты недавно его выпускала. Но он голоден. Он всегда голоден. Так что тебе нужно набираться сил.

Размешивающий в баночке вязкую массу палец на мгновение приостановился.

– Ты меня считаешь такой? – Выдавила из себя Сив и подняв удивленный взгляд на как ни в чем ни бывало помешивающую в котелке пахнущую овощами и шкварками варево хозяйку, прикусила губу. – Ты считаешь, что я поклоняюсь Старому медведю и согласилась принимать меня в своем доме?

– Ну конечно, хорошая моя… – Коса красавицы чуть качнулась в такт покачивания головой. – Только не считаю тебя такой. Я знаю, Сив. Я поняла это сразу, как только тебя увидела. Такие как ты… – Кирихе сделала паузу подбирая слова. – Вы дышите по-другому, стоите по-другому, разговариваете по-другому, двигаетесь по-другому. Так, будто постоянно себя сдерживаете. Стараетесь сделать, так чтобы ваши движения не казались слишком резкими. Стараетесь держать свои эмоции в узде. Крепкой узде. Постоянно с собой спорите, давите внутренние порывы. Вы стараетесь обдумывать каждое слово, каждое действие. Вы очень стараетесь. Очень. И конечно у вас это совсем не получается. – Уголки губ женщины чуть дрогнув опустились вниз. – Это сложно объяснить. Подрагивающие пальцы, игра мышц, голос, взгляд. Когда зверь спокоен, ты видишь и слышишь все вокруг, говоришь здраво и рассудительно, и видно насколько ты на самом деле умна. А потом зверь пытается разорвать цепи, и все твое внимание уходи внутрь. И ты начинаешь отвечать невпопад, пропускаешь адресованные тебе слова, и часто просто не улавливаешь сути разговора. Еще ты часто крутишь головой, будто следишь за чем-то, что не видит твой собеседник. Раздуваешь ноздри словно принюхивающийся в чему-то зверь. То ты спокойна как озеро, то кипишь, как котел на сильном огне. Некоторые считают это проявлением вашего безумия. Я считаю, что самом деле, твой народ не зря назвал вас двусущьными. Вы просто видите, слышете и чувствуете чуть больше чем обычные люди.

– А ты много знаешь. – Проворчала великанша и склонив голову на бок взвесила в баночку с краской. – Обычно, юдане считают что мы безумны. Или одержимы.

Плечи склонившейся над очагом Майи поникли.

– Много знаю… – В хрустальном колокольчике голоса вдовы зазвучали печальные нотки. Да, Сив. Я очень много про вас знаю. Знаю, как трудно вам сдерживать свою ярость. Знаю, как вам бывает больно и страшно. Что вы ощущаете, понимая, что даже ваши близкие вас боятся. Знаю, как северные шаманы смиряют ваших внутренних зверей. А если это не получается вас изгоняют или держат в оковах. Я знаю, что означает быть двусущным. И я знаю, что для многих горцев носить это в себе хуже смерти.

Дикарка надолго задумалась.

– Так было не всегда. – Проворчала она наконец. – Раньше таких как я действительно считали благословленными. Но когда пришли южане, все изменилось. Наши боги умирают. Белый бог победил. Забрал их силу. Во многих кланах с впавших в ярость уже берут виру. Нас все меньше. – Поднеся палец к лицу великанша провела на коже широкую красную полосу. – Это хорошо.

– Хорошо? – Глаза красавицы расширились от удивления.

– Да. – Прочертив следующую полосу на этот раз над виском, дикарка усмехнулась. – Нас называют чистокровными. Тех в ком проснулась старая сила. Мы. Дети звездных странников. Но странники мертвы уже тысячи лет. Война закончена. Мы не нужны. Зачем меч если нет войны? Им даже хлеб не порежешь толком.

– О-о-о. – Тяжело вздохнув, Майя кивнула. – Он тоже иногда так говорил. И это значило что ему очень грустно.

– Твой муж, да? – Прикусив губу великанша зачерпнула из баночки следующую порцию багрянца. – Он был из двусущьных?

– Да. – Отложив в сторону деревянную лопатку Майя, повернулась к дикарке и принялась теребить завязки вышитого бисером пояса. – Он был изгоем. Таким же как и ты. Он… – Женщина осеклась. – Все было не так, как ты думаешь. Я знаю, что вы редко сходитесь с чужаками, а в империи связь с теми, кто имеет в себе кровь пришедших тоже… осуждается, но мы полюбили друг друга с первого взгляда. Он мне рассказал. Сразу. Все. До конца. Без утайки. Объяснил, кто он. И почему его изгнали. Сказал, что мы не сможем быть вместе. Почему мне надо держаться от него подальше.

Глаза северянки сузились превратившись в две сверкающие ледяным пламенем щелочки.

– Он говорил что у вас не может быть детей?

Кирихе вздохнула.

– Да. Говорил. И еще говорил, что боится причинить мне боль. Но я все равно пошла за ним. Потому, что не могла иначе.

– Значит он кого-то убил. – Тяжело вздохнув, великанша, отведя взгляд осуждающе покачала головой и продолжила втирать краску в кожу.

– Да. Конечно же он кого-то убил. С этого ведь все и начинается. – Кивнула вдова и с неожиданной злостью дернув бисерный поясок присела на край лавки. – На свадьбе. Не на нашей, конечно. Раньше. Ты ведь знаешь, как это происходит. Таким как вы тяжело найти себе пару. Даже среди своих. Это был договорной союз. Два клана враждовали так долго, что уже забыли с чего все началось. Два вождя решили забыть свои обиды и смешать кровь. Зверь Стархедве был слаб. Шаманы легко его усмирили. Или решили, что усмирили. Сказали что все будет хорошо. И действительно. Признаки его… одержимости ушли. Совсем ушли. Ты ведь знаешь, такое тоже иногда бывает… – Горестно опустив уголки губ красавица со вздохом оправила косу и нервно потеребив завязки бисерного пояса покачала головой. – Со временем, ему разрешили вернутся обратно. Жить длинном доме. Со временем все начали забывать что в нем сидит зверь. Он был сыном вождя. Или ярла как вы это называете. Красивый и богатый жених для союзников… – Майя на мгновение замолкла. – Свадебный пир закончился, все легли спать, а для молодых настала первая брачная ночь.

– И он не сдержал зверя.

– Да. Кирихе прикрыла глаза. – Он сказал, что они друг друга не любили. Совсем не любили. И начали ссору сразу же как оказались наедине. А он слишком… слишком разволновался, и потерял контроль… Сорвался и разорвал свою невесту на куски. А потом взял меч и убил почти всех гостей. Глава клана не смог поднять руку на собственного сына и его изгнали. Он жил в лесу почти полгода. Понял что сходит с ума от одиночества. А потом решил идти на юг. В Ислев.

– И встретил тебя.

– И встретил меня. – Эхом повторила Кирихе. Глаза женщины затуманились от воспоминаний. На губах расцвела улыбка. – Мы были молоды и верили в лучшее. У нас… У нас все было по-другому. Мы… Научились быть вместе. Хассис и наговоры помогли лучше, чем руны шаманов. А больше всего ему помогала наша любовь. Он отказался от своего родового имени и взял мое. Он принял веру в создателя. Я ушла за ним из города. Мы завели хозяйство. Я торговала травами, лечила скотину, снимала порчу и сглаз, учила детишек читать и писать, а он. Он… охотился. Был самым лучшим следопытом по ту сторону вала. Не было такого зверя, что он не мог бы выследить. В конце концов, лорд сделал его своим егерем. А у нас родилась дочка.

– Так не бывает. – Покачала головой великанша. – Просто не бывает. Двусущные носят в себе пробужденную золотую кровь. И дети рождаются только если оба родителя с золотой кровью.

– Я знаю, Сив. Что бы не говорил Роджелус, я неплохо разбираюсь в природе человека. Получше большинства медикусов. – Травница слабо улыбнулась. – Но случилось чудо. Я отяжелела. Мы оба посчитали это милостью Великой матери. Знаком, что мы все делаем правильно. Пять лет счастья… А потом… Губы вдовы задрожали. А потом ее… убили. Наш барон не ладил с соседом. Шила… Я отпустила Шилу собирать ромашки. Иногда я думаю, что ее просто не заметили. Стоптали конями и поехали дальше. И Стархедве… – Сжав кулаки Майя чуть слышно всхлипнула. – Его зверь проснулся. Он убил двух рыцарей и больше десятка дружинников, пока его не… – Тяжело вздохнув, женщина покачала головой. – Его искололи пиками, а когда он больше не смог сопротивляться… разорвали конями. Прямо посреди ромашкового поля. Наш барон не стал мстить. Более того принес извинение соседу. И… отдал ему… меня. В качестве извинений. Какими бы не были распри, Стархедве посмел поднять руку на благородного. – Утерев выступившие на глазах слезы Кирихе выдавила из себя улыбку. – Но я оказалась сильнее чем они думали… я сбежала. Сбежала сюда. За стену. Знала, что здесь не будут меня искать. Думала, что так будет легче.