Текст книги "Во имя твое (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Добрые дела

– Гляжу, насплетничали уже вам, святой отец. Тряхнув густой, соломенного цвета гривой волос Бердан Кобылка повел широкими, мускулистыми, плечами и небрежно отбросив в сторону тяжелый колун, утер покрытый тонкой пленкой влаги лоб. Над вихрастой головой, вряд ли разменявшего вторую дюжину лет, мужчины поднимался пар. По голому, исчерченному тугими жгутами мышц, торсу тек пот. Гора лежащих у колоды расколотых деревянных чурок внушала невольное уважение. – Ну, да, отче есть на мне грех, видал я ее. Потому и рад, что вы приехали. Бесхитростно захлопав глазами Бердан принялся скрести в затылке. – Мнится мне, после такого обязательно причаститься надо. И на исповедь сходить… А то мало ли…

– Ее? – На лице священника не дрогнул ни один мускул.

– Ну, да. Демоницу эту. Суккубу значит. – Сделав отвращающий зло жест, молодой человек опасливо огляделся по сторонам, упер руки в бока и поигрывая крепкими мышцами при каждом движении принялся наклонятся из стороны в сторону разминая натруженную спину. – Простите отче, что так получилось. – Не хотел.

– Где?! Когда?! – Раздув ноздри словно взявший след зверя охотничий пес выпалил ксендз и подавшись вперед уставился на отшатнувшегося от неожиданности и страха молодого человека. – Говори!

– Ну… Я это… – Кобылка неуверенно почесал нос. – Я тогда из леса шел. Сушнину березовую нес. Хозяин сказал, еще дров заготовить надо пояснил он и красноречиво кивнул в сторону чернеющей посреди двора источающий стойкий запах гари и дегтя потемневшей от копоти ямы. – Уголь жечь. На обратной дороге она мне и встретилась. Но, если честно, я почти сразу деру дал – страшно.

– Суккуба, это такая южанская нечисть, что мужиков по ночам объезжает? – Вмешалась в разговор великанша и отправив в рот остатки куска прихваченного у вдовы Кирихе сыра, с явным одобрением оглядев крепкую фигуру мужчины принялась шумно обсасывать пальцы.

– Не знаю. – С искренним огорчением развел руками с некоторым беспокойством поглядывающего в сторону о чем-то задумавшегося ксендза, Кобылка. – Южная не южная. Я в этом не разбираюсь. Это лучше, тебе, девица, наверное у отца святого спросить.

– А ты это… жена у тебя есть? Ну или подруга сердечная? – Неожиданно поинтересовалась продолжающая елозить жадным взглядом по поджарой, крепкой, блестящей от пота, фигуре работника дикарка и хищно облизав губы отбросила за спину упавшую на плечо косу.

– Я… Э-э-э… – Явно смутившись Кобылка отвел взгляд. – Создатель не дал пока…

– Не отвлекайся, Сив. – Строго проскрипел ксендз и осенив пространство перед собой отгоняющим зло знаком задумчиво поскреб подбородок. – Дитя мое, можешь ли ты описать встреченное тобой существо?

– Конечно, отче! Искренне обрадовался возможности уйти от общения с великаншей берден, но тут же озадачившись принялся теребить висящий на шее на потертом кожаном шнурке символ Создателя развел руками. – А это не грех будет? А то когда я отцу святому рассказал, он ругался сильно, говорил, что я теперь нечистой силой замаран. И даже говорить об этом грех большой. И велел не болтать.

Плебан тяжело вздохнул и сделав шаг вперед положил руку на лоб вздрогнувшего от неожиданности мужчины. – Именем всевечного и всемогущего Создателя нашего Всеблагой матери и Девы – заступницы, прощаю тебе все грехи твои вольные и невольные, и да расточаться оковы зла и побегут от света веры истинной враги Его. И пусть хранят раба божьего Бердана всесветлые вестники! – Торжественно провозгласил ксендз и отступив назад заложил большие пальцы рук за перепоясывающую рясу веревку. – А теперь, благословляю тебя рассказать все, что ты видел и слышал, сын мой. Честно и без утайки.

– Ох! Спасибо, отче! Спасибо! Старый – то плебан почти никогда никого не благословлял. Говорил, что человек греховный маяк есть. А я особенно… Что остепениться мне надобно. А то девок мол постоянно в блуд ввожу, а я ведь ни-ни. Я ведь даже в дожинки в лес никогда не ходил! Хочу, чтоб по завету, что в светлой книге написан, все было. Чтоб токмо, когда свадьбу сыграем… – Бросив короткий взгляд в сторону задумчиво склонившей голову набок северянки, мужчина покраснел до корней волос и опасливо шагнув поближе к ксендзу снова уставился под ноги. – Я же не виноват, что девки на меня так смотрят, да?

– Похвально, похвально, сын мой. – Нетерпеливо закивал Ипполит. – А теперь расскажи про демоницу. Как она выглядела?

– Ну так… – На бесхитростном лице мужчины отразилась напряженная работа мысли. Как демоница и выглядела. Невысокая, вот такая примерно. Подняв ребро ладони до уровня распираемой налитыми мышцами груди, молодой человек принялся напряженно жевать губу. – Эта… словно сулжучка, как деготь вся черная. Статями на вдовицу Кирихе похоже, а она все знают ведьма. Так и старый плебан говорил – колдунья, мол, и прислужница Павшего есть Майя Кирихе и он обязательно на нее в святой официум бумагу составит, тогда паладины приедут и ее сожгут. Она ведь отче знаете, что делает? Она за деньгу мази колдовские девкам нашим продает. Намажется девка такой мазью и мужику спасения нет. Идет за ней как телок на бойню… В таком ведь греха нет?

– Не отвлекайся, сын мой. – Скрипучий голос ксендза был полон вселенского терпения.

– Простите, отче. – Еще больше смутился Кобылка и принялся ожесточенно чесать покрытое длинными царапинами предплечье. Да, что еще сказать… Статями значит как дева молодая, лицо приятственное, как на картинках, что мне дядька Денуц показывал… Ну он мне из Ислева, картинки привез с девами разными… – Покраснев как рак Берден шаркнул ножкой и громко сглотнул. Только я их не стал смотреть. Срамные они больно. От них у меня плохо внутри делается, и спать потом тяжело… – Нерешительно кашлянув Кобылка бросил короткий взгляд на брезгливо поджавшего губы ксендза. – Ну глазища еще… глазища у нее как уголья горели. И рога. Рога у нее на голове были. Вот такие. Оттопырив указательные пальцы мужчина прижал ладони ко лбу. Как у коровы значит. Только маленькие.

– Она что-то тебе говорила? – Вопросительно вскинул бровь пастор. – Может по имени звала, или бормотала что-то? Порчу на тебя наводила?

– Ох, упаси Создатель. – Испуганно заморгав, Кобылка поплевал через плечо. – Нет, отче молчала она. Да и увидал я ее случайно. Ветка треснула я испугался – вдруг зверь какой к жилью вышел, года три назад было ведь дело, медведь почти на околицу забрел, еле выгнали… Повернулся, значит, а она стоит. Шагах в двадцати. Стоит и смотрит. Ну я сушнину-то и бросил сразу, зажмурился да молитву читать начал. До конца дочитал – глаза открыл, а ее уже нету. Ну я в деревню и побежал.

– Бросил говоришь? – Поправив что-то за пазухой, северянка с раздраженно-разочарованным видом пнула лежащее под ногами березовое полено. – А это, тогда откуда?

– Так это другая. С искренним недоумением посмотрев на великаншу мужчина выдавил из себя извиняющуюся улыбку. – Это бревно мы с хозяином уже вдвоем приволокли. Потом. Дрова-то все равно нужны. Нашему кузнецу уголь постоянно потребен. Много угля. Вот мы и жжем. А я теперь в сторону холмов ни ногой.

– Понятно. – Коротко кивнула великанша. – Значит маленькая, чернявая, с рожками.

– Истинно, так… госпожа. – Яростно закивал молодой человек. – Слов не говорила. Просто смотрела. Но страху нагнала – жуть. Аж сердце зашлось.

– Суккуба… – Пробормотал себе под нос плебан. – Интересно.

– Но теперь ведь все хорошо будет отче, да? – В чистых словно горный родник глазах молодого человека плеснула искренняя надежда. Вы вон какой боевитый. – Госпожу и барона, направили бандитов усмирить, деревню по рассвету с молитвой обошли, мне сказывали. Вы ведь ее прогоните?

– Все в руках Создателя. – Сухо проскрипел ксендз и слегка поклонился. – А откуда ты узнал что я село обходил?

– Ну так… – Кобылка широко улыбнулся. – Это же… Мы тут дружно живем. У нас вести быстро расходятся. Мне Дорди-Полбашки сказал.

– Спасибо за помощь сын мой. Благослови тебя господь наш и Великая мать. – снова слегка поклонился Ипполит.

– Так я завсегда. – На лице молодого мужчины вновь расцвела улыбка. – Вы отче, ежели что, это, меня завсегда звать можете. Я и прошлому святому отцу помогал. Ну, Храм там, подмести, крышу поправить, свечки зажечь, дров наколоть. Я все умею. Мне старый плебан даже светлую книгу носить на службе давал, говорил, коли я стараться буду послушником сделает. – Гордо выпятив грудь Бердан Кобылка в очередной раз полез в затылок. – А я и стараюсь. В храме-то хорошо. Пока руки добрыми делами заняты все дурные мысли… – Искоса глянув на ткркбящую подол набедренной повязки великаншу молодой человек в очередной раз покраснел. – Сразу и прогоняются…

– Я подумаю. – Тяжело вздохнул ксендз и развернувшись двинулся к калитке. – Пойдем Сив.

– Ага. – Кивнула дикарка и бросив вороватый взгляд в сторону удаляющейся спины Ипполита запустив руку за пазуху извлекла на свет несколько медных монет. – Вот. Стремительно шагнув к испуганно отшатнувшемуся от нее мужчине Сив сунула слегка позеленевшие от времени металлические чешуйку ему в руку. – Это тебе. За помощь. А если еще захочешь, приходи завтра к дому Кирихе. Мне твоя твои руки понадобятся. У меня две лошадки есть, понимаешь?

– Н-н-нет. – Слегка заикаясь протянул мужчина и старательно отворачиваясь от маячившей на уровне его глаз обтянутой обрвыком одеяла груди великанши сжав монеты в кулаке опасливо отступил на пол шага. – Н-не так, чтоб совсем понимаю госпожа.

– А не ты ли говорил, что все умеешь? – Склонила голову на бок женщина и беззлобно ткнула мужчину в плечо кулаком. – Чистить, кормить, подковы проверять, еще что там с этими скотинами делают… Не понимаю я ничего в лошадях. В два дня по медяку, сойдет? Мне кажется, ты с лошадками хорошо управляться должен. Прозвище у тебя больно уж подходящее.

– А-а-а. – Облегченно выдохнув Бердан согласно затряс головой с такой силой что казалось вот-вот и она отвалится. – Это я умею. Все сделаю, госпожа. Трижды в день приходить буду. – Лошадок ведь еще выгуливать надо – а то застояться. Только это… медяк в два дня много это. По медяку в седмицу и ладно будет… хорошо? Только это. – Юноша вновь окинул взглядом великаншу и смущенно отвернувшись шаркнул ногой по земле. – Вы больше только ничего не просите… этакого. А то вы женщины все такие. Сначала, понимаешь, помочь просите, потом вкусностями угощаете, а потом… Греховно оно выходит. Нельзя так.

– Хм… Ну ладно… Если так хочешь, не буду просить. – Немного помолчав тяжело вздохнула великанша. – Если сам не передумаешь. Слушай, а чего ворота не закрываете если демоница вокруг ходит?

– Так это… – Кобылка озадаченно нахмурился. – А зачем? Морока одна. Открой закрой. Они тяжелые. Да и брус потерялся запорный. Еще прошлый староста и сказал, бросайте все это… Разбойного люда в округе уже пару лет нет, зверя опасного тоже, а от демона ворота не спасут…

– Понятно. Хмыкнула великанша и развернувшись на пятке поспешила вслед уже почти дошедшего до околицы ксендза. – Завтра с утра прямо начать можешь!

–

– Не нравится мне это, Стефан. Ворчливо заметил Денуц и небрежно сдвинув в сторону разложенные на широкой скамье инструменты плюхнулся широким задом на небрежно оструганные, потемневшие от сажи доски. – Уж больно все не вовремя. Сначала наемники, потом поп и эти двое. Нет, неспроста это все…

– Осторожнее, не пороняй мне тут ничего. – Не слишком довольно проворчал великан-кузнец и высунув от усердия язык в несколько точных ударов забил в проушину топора колышек для расклинки. – Да и вообще, не понимаю я тебя. У тебя жену снасильничали, дочку убили, а ты тут сидишь да рассуждаешь. Вовремя, не вовремя. Пришли и пришли. Как приперлись так и уйдут, а со священником мы как-нибудь, думаю, договоримся. Жадный он, по глазам видно, все попы жадные.

– Думает он. – Надул жирные щеки толстяк и утерев выступивший на лбу пот, оглядев просторное помещение кузни почесал, топорщащуюся валиками жира, шею. В кузнице было жарко. Любовно развешенные по стенам и разложенные по столам и лавкам инструменты, лари для хранения угля и железа, прикрытый плотной занавеской дальний угол, исходящие от мерно гудящего горна, волны тепла, царящая несмотря на земляной пол в мастерской чистота. Судя по всему Стефан прилагал довольно много усилий, чтобы создать здесь некое подобие уюта. Неодобрительно покрутив головой староста поселка болезненно поморщился и демонстративно сплюнув на утоптанный земляной пол неторопливо растер комок слюны подошвой сапога. – И чем, скажи на милость, ты думаешь? У тебя и так мозгов не было, а сейчас и подавно… – Коротко кивнув в сторону охватывающих макушку здоровилы бинтов, толстяк принялся ковырять мизинцем в уголке глаза. – Думает он. Ворчливо буркнул он и высморкавшись в кулак принялся вытирать ладонь о штанину.

Взвесив секиру в руке, кузнец, некоторое время полюбовался детищем своих рук и аккуратно положив оружие на длинный занимающий все пространство от стены до стены кузни верстак, тяжеловесно повернулся к старосте.

– Нервным ты стал Денуц. И злым. А когда ты злой то совсем за языком не следишь. – Мрачно прогудел он, и шагнув к горну, приоткрыв заслонку принялся внимательно вглядываться в гудящее пламя. – И глупеешь сильно. Забываешь, кто ты такой и кто перед тобой стоит.

– Я голубя послал. – Отвел взгляд толстяк. – За пару часов, как наемники эти в деревню приехали отправил. А сегодня ответ вернулся… Завтра, мать его, они здесь будут. Уже завтра, понимаешь?

– Ну и кто, теперь дурак? – Захлопнув заслонку здоровяк несколько раз качнул меха, и не торопясь прошествовав к наковальне потянулся к длинным, тяжелым даже на вид, клещам.

Староста понурил голову.

– Знаю. – Чуть слышно буркнул он себе под нос. – Сам понимаю, что теперь все в дерьме. А что мне по твоему делать было? Я что знал, что сюда и поп приедет и эти двое… Голос старосты был полон уныния. Варбанда эта… Да и вообще. Откуда они все взялись?

– Откуда, откуда… – Кузнец поджал губы. – Дуденцы у барона, Лихе как там мать его, давно как кость в горле. Он давно расширить владенье хочет. Межу нами и его землями тракт стоит. Если он эту землю к рукам приберет, может начать купцов трясти на предмет пошлин. Зуб готов отдать, что это он гармандцев нанял. Чтобы они здесь беззаконие творили и паскудство всякое. Чтоб здесь сели и жизни нам не давали. И в крепости наверняка сотника подкупил, чтобы к нам не торопились ежели мы помощи просить начнем. Хотел чтобы мы сами к нему на коленях приползли. За защитой. И командира заставы подкупил, чтобы к нам не торопились. А ловчие эти… они просто случайно к нам зашли. Сам же видел. Обтреханые как псы шелудивые, голодные. Благородный, вообще больной весь, еле на ногах стоял. Заблудились они.

– Может и заблудились. – Поморщился староста. – Да только теперь они у нас… Как кость в горле.

– И что теперь делать? Кончать их предлагаешь? – Вернувшийся к горну, кузнец вновь приоткрыл заслонку печи и сунув в бушующее пламя клещи извлек оттуда сияющий бело желтым светом, источающий волны жара кусок металла. – Ловчих может мы и кончим. Дело не хитрое – уснут, дубинкой по башке да в отхожую яму. Этих ловчих, мать их за ногу, последнее время за здесь как собак нерезаных. Постоянно пропадают. Мало ли… были-были и все. Хотя тот, клейменный который. Он барон. Из благородных. И может видок у него и не ахти, но у таких как этот, молодых да прытких обычно полно друзей. Тоже прытких да горячих. Могут и хватиться. А с новым попом, Ипполитом еще сложнее. Если второй батюшка за пол года пропадет… – Не закончивший фразу гигант небрежно бросив заготовку на наковальню примерился к ней молотом.

– Да знаю я! – Возвысил голос старающийся перекричать звук ударов Денуц и скривившись будто раскусил нечто донельзя горькое, соскочив с лавки принялся мерить пространство мастерской нервными, семенящими шагами. – Ну а что делать? Как еще…

– Чашу наполнить надо. – Перебил толстяка откладывающий в сторону молот здоровяк и внимательно осмотрев налившийся гибельным багрянцем металл, резким толчком отправил его обратно в горн. – Я утром ходил – проверял, там на самом донышке осталось. Не жадничай, Денуц.

– Долить?.. Побледневший как мел жирдяй буквально прирос к полу. – Опять? – Выдавил он из себя наконец. – Чем, Стефан? В голосе толстяка зазвучали истеричные нотки. Чем? Может, подскажешь? Как в прошлый раз все вышло, а? Помнишь, чем все кончилось? Не работает эта штука. Раньше работала, сначала куриной крови хватало, потом овечью лить стали, а сейчас… И все равно с каждым разом все хуже. Люди просыпаться стали! Вспоминать!

– Знаю… – Коротко кивнул гигант и резко дернув себя за бороду с задумчивым видом уставился на наковальню. – Но наполнять чашу все равно надо. Только от кого… От Роджелуса нельзя… Лекарь конечно как кость в горле, но он мне сейчас здоровым нужен. Да и не пойдет его кровь. Может тогда Кирихе возьмем? Так, чтоб досуха. Тогда надолго хватит. Ладно, шучу, знаю что ты по ней до сих пор сохнешь… – Не обратив никакого внимания на гневно фыркнувшего толстяка, кузнец снова принялся перебирать тугие кольца скрученных в косицы усов. – А может этого пьяницу Пучку? А то болтает языком что ни попадя.

– У Пучки половину поселка родня. – Мрачно проворчал Денуц и отвел взгляд. – Хватятся.

– Тут у всех родня. – Недовольно буркнул кузнец и надолго задумался. – Но ты прав. Он хоть и пьянь, но друзей у него много. Тогда… У семьи братьев Реймер возьмем. Глухо заключил он наконец. Баб нашим друзьям отдадим, они за баб золотом платят. А остальных на чашу. Там все сильные, здоровые. Больных нету. И кровь хорошая.

– Да ты… Да ты… Побледневший еще больше староста сжал кулаки. Да ты что, Стефан? Реймеры они же свои.

– Ну и что? – Пожал плечами кузнец.

– Так ежели остальные поймут, что мы своих берем… К тому же это ведь большой двор… А если кто-то вспомнит?

– Не вспомнит никто. В прошлый раз, это я по недогляду ошибся. – Прищурился гигант и неожиданно жестко усмехнувшись скрестил на груди руки. – Пойми Денуц, доливать все равно надо. Ежели все очнуться никому из нас не жить. Донесут. А там и до костра или петли недалеко. Но если аккуратно да с умом никто и не заметит. Забудут они. Сколько раз так делали. А за барончика этого малохольного с девкой не беспокойся. Не будут они в наши дела нос совать. Не до нас им сейчас. Корми их, пои, они и носа за околицу не сунут. Лорденыш поправится они и уйдут.

– В том-то и дело… Тяжело вздохнул толстяк. – Поп все испортил. Я ему серебра дал, ну как бы, пожертвование, от общины для храма, и чтоб для хозяйства чего если обустроить надо. А этот выжига все перевернул. Лис в сутане. – Староста снова сплюнул на пол. Бесова ворона.

Гигант нахмурился.

– Говори. – Голос кузнеца стал неприятным словно звук крутящегося в холостую мельничного жернова.

– А чего говорить-то! – Неожиданно взвился староста. – Эта крыса церковная нет, чтобы серебро в кошель положить да успокоится, к девке той бешенной его отнесла! Теперь вместо того, чтобы сидеть в доме и выхаживать своего ненаглядного полюбовничка, дылда эта тупая-северная вместе с попом ходит по дворам, расспрашивает всех о рогатом чудище! Вернее ксенз этот тряхнутый, везде нос сует, а девка рядом стоит да рожи грозные корчит. Кобылку, уже расспрашивали. Кирихе. Представляешь, что им этот полудурок, да ведунья нарассказали? Голос старосты дрогнул. Поп, то ладно. Но девка-то из нордлингов. Вдруг догадается?

– Боишься, значит ее. – Хмыкнул кузнец и облокотившись на наковальню растянул рот в широкой ухмылке. – Ну и правильно. А то вон оно как при встрече получилось.

Зашипев словно прохудившиеся меха толстяк осторожно дотронулся до опухшего, синего будто слива носа.

– А ты не боишься? – Буркнул он и заложив руки за спину снова принялся расхаживать по кузнице. – Сам ведь рассказывал – дерется она, как демон трахнутый. Да и этот благородный тоже не промах. Сам сказывал, больной-больной, а ножиком как котище лесной когтями размахивал. И вообще, вот скажи мне, что эти двое могли здесь забыть? Говоришь, что заблудились? А если нет? Вот кто их прислать мог? А может быть они с попом заодно? Приехали как бы порознь, ссорились при тебе для виду а сами заодно. Ты ведь знаешь, ловчие они под конгрегацией ходят. Или лесные все переиграть захотели… – Не договорив толстяк заскрипел зубами. Нет. Нет. Кончать их надо. Всех кончать. Ночью удавим и вся недолга. Скажем не видели, не знаем. Всего и делов. Да и… – Денуц на мгновенье задумался. – Слушай… дураки мы, а… может их в чашу и пустим? Всех троих?

– Ты чем меня слушал, а? Если поп пропадет сюда нагрянет крыло паладинов и никакая чаша, тебе не поможет. – Дернув щекой кузнец вновь принялся неторопливо разогревать горн. – Эта штука даже от простого инквизитора не спасет. Сказать «не видели» тоже не получится, Денуц. Официарии[1] спрашивать умеют. И я сейчас не про огонь и клещи раскаленные говорю. На сжимающих рычаг мехов ручищах великана вздулись жилы. – Пройдет дознаватель по домам, тому улыбнется, с этим пошутит… И не заметишь, как кто-нибудь проболтается. А кто-то картинку один к другому и сложит. Так что убивать их нельзя, понял? Успокойся. Сейчас ты себе сам страху нагоняешь. Ну зачем пастору, простому плебану такие кренделя выделывать? Это же не профос инквизиторский, расследование творить приехал. К тому же ты сам только, что сказал? Ксендз ей серебро отдал. Где ты вообще ворону видел, что вот так добровольно деньгу своему же человеку отдает? Не бойся, не вместе они. Если бы поп знал, здесь уже от инквизиторов и легионеров не продохнуть было бы.

– А если…

– Никаких «если». – Перебил толстяка кузнец. – Спокойно Денуц. Все равно болтаться в петле будем. Рано или поздно. Все. Ну кроме тебя. Тебя на кол посадят.

– Да ну тебя… – Раздраженно поморщившись толстяк зябко поежился. – Иди ты в задницу Стефан. Глубоко да в самую середку. Ты и твои шуточки. Все настроение испортил.

– А оно у тебя всегда порченное. – Фыркнул не прерывающий своего занятия здоровяк и широко зевнув приналег на меха. Горн загудел словно рассерженный улей. Из-за неплотно прикрытой дверцы печи ударила струя пламени. По мастерской пронеслась волна жара. – Не все простые решения лучшие, Денуц. Так и передай тем, кто у твоего дома стоят.

– Донесли уже значит? – Плечи толстяка заметно напряглись.

– Нет. – Криво усмехнулся Стефан. – Я из кузни сегодня и не выходил. Просто я тебя хорошо знаю, Денуц. Ты обид не прощаешь. Носишься с ними как нищий с золотой маркой. А зря. Как там на проповедях говорят? Добрые дела и добрые мысли – короткий путь к спасению.

Надувшийся как жаба староста, мрачно глянув на кузнеца громко шмыгнул носом и принялся скрести шею обломанными ногтями.

– Как жена-то? – Неожиданно спросил он. – Все еще болеет? А то сколько друг друга знаем ни разу ее не видал…

– Да. – Помрачнел гигант. – Болеет Иниша. Но милостью Создателя ей уже лучше. Скоро встанет, так и познакомлю.

– Милостью Создателя. Скажешь тоже. Второй год от тебя эти слова слышу. – Пробормотал себе под нос Денуц и с некоторым сочувствием посмотрев на Стефана осуждающе покачал головой. – Кто-то другой давно бы уже нормальную себе бабу нашел, здоровую а не…

– Я не кто-то. – В голосе великана послышалась неприкрытая угроза. – Понял?

– Да понял, понял. – Недовольно поморщился вскидывая в примирительном жесте руки толстяк. – Просто к слову пришлось.

– Ну понял и хорошо… – Непонятным тоном протянул кузнец и искоса взглянув на обиженно выпятившего губу старосту опустил рычаги мехов и снова приоткрыв дверцу горна потянулся за клещами. – Лорденыша пока не тронь. Девку ту кантонскую тоже. Не чисто с ней что-то. Не пойму только, что. С попом, если боишься, я сам договариваться буду. И с ловчими этими тоже.

– А если не договоришься? – Скрестил на груд руки Денуц.

– А если не договорюсь… – Кузнец пожал могучими плечами. – Тогда сделаем, как ты сказал. И еще, эта северянка… Я понимаю, что она тебя обидела… Не вздумай. Снова бросив кусок рдеющего металла на наковальню гигант ловко подхватил пробойник, и споро застучал молотом.

– Она тебе приглянулась что ли? – В голосе толстяка послышалась неподдельная злость. – Ну признай Стефан, ты ведь и сам на половину горец. Понравилась она тебе.

– Не приглянулась. – Проверив как ходит в получившемся отверстии пробойник, гигант, перевернул заготовку на бок и принялся точными ударами оттягивать вниз бороду уже наметившегося лезвия топора. – Мне моя жена приглянулась. Много лет назад.

Толстяк задумался.

– Врешь. – Неожиданно заключил он. И потянувшись так что хруст суставов перекрыл грохот молота, принялся чесать складки под подбородком. – Иначе бы так не заступался.

– Упрямый ты, Денуц. – Придирчиво осмотрев почти готовый клин топора со всех сторон, кузнец снова сунул его в огонь. – Хочешь из-за одного своего каприза в обнимку с тощей вдовой станцевать?

– Не хочу. – Зло сощурился толстяк.

– Упрямец. Вроде до седых волос дожил, а все равно упрямый как осел. – В гулком голосе кузнеца послышалась неприкрытое раздражение. – Я ведь десять раз объяснил, нельзя их…

– Ты до конца дослушай, сначала Стефан, а потом уже и обзывайся. – Зло оскалился в ответ толстяк и с хрустом сжал кулаки. – Наших друзей лесных, я сам завтра встречу. За околицей. Объясню, что в поселок соваться не надо. Сами им все вынесем. Кстати, все готово?

– Да. Здоровяк степенно кивнул. – Вся партия. Четыре дюжины больших секир, дюжина коротких мечей, пять десятков рогатин. Четыре рубахи пластинчатых, и пол дюжины шлемов. Все по заказу. Отдашь, скажи им пусть земляной уголь везут и горное железо, а не крицы как в прошлый раз. Не могу я только на древесном угле нормальную сталь ковать. И железо нужно хорошее, а не то дерьмо, что из болотного торфа выжигают.

– Хорошо. – В голосе толстяка послышалось облегчение. – А то я подумал что…

– Не люблю, когда руки без дела. – Пожал могучими плечами больше казалось заинтересованный качанием мехов чем словами Денуца гигант. – Сейчас пока огонь силу набирает секиру делаю. А когда горн жар наберет ровный все остальное сделаю. Северянка мне вон, одну заказала. И доспехи для лорденыша надо подогнать. Думаю к вечеру управлюсь.

– Так быстро? – Округлил глаза толстяк.

– Да там всей работы на самом деле чуть пару пластин подстучать, да ремни поменять. Тот маленький ублюдок, был конечно пониже барончика, зато не такой тощий. Губы кузнеца растянулись в широкой ухмылке… Krebs[2] вообще легко подогнать по росту. Чуть удлиню прорези, да ремень фиксатора новый поставлю.

– А, тебе твоя рана не мешает? – Непонимающе моргнув староста посмотрел в сторону на обмотанную бинтами голову кузнеца.

– Нет– С ухмылкой пояснил здоровяк. – Я люблю работать. Башка когда работаю, меньше болит. И мыслей лишних в нее не лезет.

– Понятно… – В очередной раз качнувшись с носка на пятку толстяк, упер руки в бока и громко шмыгнул распухшим носом. – Стефан. А ты ведь даже мерку с барончика не снял…

– Гы. – Издав похожий на бычий кашель звук, здоровяк поплотнее прикрыл дверцу печи. – Хватит меня умасливать, Денуц. Говори толком, чего задумал.

– Что-что… Да как с тем торгашом, что прошлой весной к нам приперся. Буркнул глядя себе под ноги жирдяй. Дорди мне уже все донес. Они сегодня к вдовице Кирихе перебираются. Там их и поприветствую. Всех. Ты прав, давно с Майей кончать надо. Она нам давно как шило в штанах. Колдунья трахнутая. Это ведь она как пить дать весточку о том, что поп пропал пустила. Некому больше. Ее и ловчих в расход. А попа живым взять и к тебе в кузню. Пару дней твоими отварчиками попоить, как шелковый станет. Пусть письма своей братии, что все нормально рисует. Колыхнув брюхом Денуц остро глянул на озадаченно чешущего щеку кузнеца. Ну, так что думаешь? Не зря сейчас руки трудишь?

Пожевав губами кузнец принялся внимательно изучать развешенные на стене инструменты.

– Хм… – Прогудел он наконец растягивая слова. – Рискованно. Но может ведь и сработать. Приехали, с наемниками помогли. Потом взялись чудище ловить, да вот беда это чудовище их само поймало… Если бы не отец святой, что чудовище низверг да всех спас, неизвестно чем бы все и кончилось… Профосы конечно пришлют кого-нибудь. Обязательно пришлют. Но вряд ли кодла большая будет, так что глаза отвести можно будет. Да… здоровяк расплылся в широкой улыбке. Может и сработать. Возьмем за запасной план. Только не сегодня вечером, а завтра. Мало ли что за день случится может. А сегодня вечером я все же попытаюсь с ними поговорить. И это. Людей с улиц убери. Скажи пусть после темноты из дома не суются.

В глубине горна что-то треснуло, ухнуло, на стенах кузницы заплясали красные всполохи.

– Они и так не суются. – Громко сглотнул слюну побелевший как мел староста и тряхнув головой непонимающе уставился на кузнеца. – Слушай, а чего я пришел-то? Я вот чего думаю, близнецы-то Реймер все, померли, может давай баб реймеровских пиктам отдадим? Пикты за каждую бабу золотом платят. А батраков в чашу. Ее ведь долить давно пора наверное.

– А говорил свои, насмешливо хмыкнул громила.

– Я? – Непонимающе моргнув староста, потеребил жировые складки под подбородком и принялся с озадаченным видом обгрызать ноготь. – Ну может и говорил, но когда это было-то…

– Сам решай. – Безразлично пожал плечами кузнец.

– Значит договорились? – Прищурился староста и кивнул своим мыслям повернулся к выходу. – Ты это… Не перенапрягись, Стефан. А то заболеешь, а они следующую партию уже к полнолунию ждут.

Казалось полностью ушедший в работу кузнец не ответил. Скрежетнула заслонка, звякнули клещи и кузницу снова наполнил оглушительный звон металла. Движения гиганта, казались неуклюжими, неловкими, скованными, но молот ложился ровно туда куда нужно и тогда когда нужно. Во все стороны летели искры и куски шлака, принявшая свои окончательные формы, круглое как полумесяц лезвие огромного топора освещало лицо мастера зловещими отсветами. На лице кузнеца проступили капельки пота, на широких скулах играли крупные желваки. Повязка на голове начала пропитываться кровью, но великан, казалось этого даже не замечал.

– Тоже завтра – Буркнул он наконец. – Надо подумать как их по тихому взять.

– Хорошо. – Губы толстяка растянулись в широкой ухмылке. – Хорошо, что ты меня понял Стефан. А то я уже подумал, что ты размяк.

–

Дождавшись пока ксендз и здоровенная северянка покинут двор, Бердан рассеянно оглядел разлетевшиеся по двору поленья и широко улыбнувшись зашагал к сараю.

Внутри царил полумрак. И тишина. Улыбка мужчины стала шире. Ему нравилась тишина. Всегда нравилась. Хорошо. И мысли лишние в голову не лезут. Да, не лезут. Не вспоминается, что с ним отчим ночью после смерти матушки делал. Пока он не сбежал. Не вспоминается, как он по городу мыкался, голодал да воровал, пока его один благородный господин не подобрал и в дом к себе не привел. Не вспоминается, как этот господин велел потом его вечером к себе в опочивальню привести. Совсем в тишине не помнится, ни жадных рук, что его к кровати прижимали, ни как болело все. И как в возраст войдя, он снова на улице оказался, потому, как слишком для господина стал взрослым. Не помнилось ни долгих скитаний по городу, ни палок стражников, ни ночевок в канавах. Не помнилось, как он за Вал ушел и батраком в деревню нанялся. Сначала к одному хозяину, потом к другому, потом к третьему. И женушек их не помнилось. В тишине было почти как в церкви. Разве что ладаном не пахло, но это ведь мелочи. Да. В тишине было хорошо. Полной грудью вдохнув смесь запахов пропитанного скудным северным солнцем сена, развешанных по балкам полезных трав и цветов, расколотого дерева и смолы, Кобылка раскинув руки принялся медленно кружится посреди засыпанного сухими стеблями пятачка. Ему было хорошо.