Текст книги "Как Путин стал президентом США. Новые русские сказки"
Автор книги: Дмитрий Быков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Откуда только берет?
– Если говорит – стало быть, знает…
Ахейцам было невдомек, что основные сведения о гулянках, пьянках и опрометчивых поступках Зевса Алексид Кисель почерпнул главным образом из книги «Легенды и мифы Древней Греции», да и вообще большая часть его информации относилась к области легенд и мифов, – но излагал он так гладко и убедительно, что не поверить не было никакой возможности. К тому же Терсчт все чаще заговаривал о том, что война противозаконна и бесчеловечна, в окопах надоело, и вообще глобализм давно упразднил необходимость противостояний. Послушать его, так выходило, что ахейцам лучше всего сдаться и наняться к троянцам в рабы. Попытка подсунуть в Трою деревянного коня не удалась, поскольку Алексид запер все городские ворота, да и троянцам на всякий случай запретил покидать дома, не разрешая даже выйти на двор.
– Терпите, – приговаривал он. – Мы в осажденной крепости или где?
– На четвертый день Агамемнон и Менелай, бешено ругаясь, стали поднимать паруса на своих кораблях.
– Нет, я понимаю, когда война, – бурчал про себя Агамемнон. – Когда война – я могу. Но когда так… Такими средствами я не умею. Пусть Ахилл воюет.
– Да-а? – хором отвечали Ахилл и Патрокл. – С таким воевать – себе дороже.
– Ничего, – утешал Одиссей. – Они с этой бабой еще наплачутся.
– Она теперь не баба, – язвительно напомнил Менелай. – Она теперь свобода.
– Значит, они еще наплачутся с этой свободой, – резонно резюмировал Одиссей.
Торжествующий Алексид между тем принимал поздравления.
– А все почему? – объяснял он снисходительно. – А все потому, что мы команда!
Парис на радостях пытался обнять Елену.
– Лапы убери! – взвизгнула та. – Я неприкосновенна. Слышал, я кто?
– Жена моя, – недоуменно отвечал Парис.
– Я свобода прессы! Меня никому трогать нельзя! Парис плюнул с досады, но промолчал. За победу надо было платить. С тоски он взобрался на Кассандру, которой действительно было теперь все равно, что кричать и под кем извиваться.
– Гомера позвать, – распорядился Алексид. – Наша победа должна быть увековечена.
Двое дюжих троянцев приволокли слепого старца с кифарой.
– Значит, так. – начал Алексид. – Запоминай, старик. Э-э-э… Гнев, богиня, воспой Киселя, Алексеева сына… Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял…
ПУТЕВКА В ЖИЗНЬ
Путин обвел зал сочувственным и вместе требовательным взглядом. В Кремлевском дворце съездов сидели все депутаты Государственной думы, администрация и в полном составе Совмин.
– Братья и сестры, – сказал президент, как обычно, усиленно артикулируя губные согласные, словно целуя всех согласных с собою. – К вам обращаюсь я, друзья мои. Летних каникул и отпусков в обычном смысле слова в текушем сезоне не будет. Сдайте путевки, откажитесь от курортов, пустите на свои дачи крестьянских детей. Они ничего подобного не видели и вряд ли когда увидят. А вам я рекомендую окунуться в жизнь. Страшно далеки мы от народа, страшно… Лучший отдых, как известно, – смена занятий. Займитесь наконец тем, чему вас учили. Вспомните себя молодыми, работающими по специальности… Вот наш общий друг Сергей Кириенко уже отослан на место СВОИХ первых трудовых успехов, в Поволжье… Клянусь, осенью вы вернетесь в Думу и правительство загорелыми, отдохнувшими и с отличным знанием жизни на местах!
На окне сидел Волошин и раздавал конвертики с назначениями. Администрации пришлось немело потрудиться при знакомстве с личными делами депутатов и министров, но база данных была создана – и теперь каждый получал путевку в родную стихию.
Кому-то это было некстати, потому что за политической деятельностью и законотворчеством изрядная часть депутатов совершенно разучилась держать не то что рубанок, но и перо, и лом – все, чем народные избранники были славны до своего народного избрания. Большинство вообще способно было удержать только деньги, причем нерусские, – все остальное загадочным образом валилось из рук. Новая президентская инициатива касалась не только депутатов и министров, но и олигархов, и главных приближенных президента, чьих должностей никто не знал, но имена произносились с трепетом. Тем самым вводилось равенство и предупреждались обиды. Проследить за исполнением должны были президентские представители в округах, которых предполагалось окунуть в жизнь позже. Нельзя же, чтобы все руководство страны сразу уходило в отпуск! (Исключение, как всегда, составлял Кириенко, на котором проводили контрольный эксперимент.)
– Все разъехались? – спросил утомленный, но довольный Путин у взмокшего Волошина, которому поручено было проследить за исполнением директивы.
– До одного! – рапортовал Волошин и отбыл слесарем в паровозное депо.
– Вот и славненько! – произнес президент и с наслаждением придвинул к себе папку с надписью «Донесения личной агентуры». Сил нет, как он истосковался по шпионско-вербовочным временам, да и материала скопилось предостаточно. Если Шандыбин о своей бывшей работе сохранил самые мрачные воспоминания, то Путин всегда любил оперативную деятельность.
… Кириенко на родном заводе чувствовал себя как рыба в воде: почти все было по-прежнему, только мощности устарели да работяг убавилось. Впрочем, и контингент был почти прежний – новые не шли, а старые не уходили, потому что не могли прожить на пенсию. Смущало только отсутствие комитета комсомола, в который Сергей Владиленович думал перейти из цеха – о, не сразу, конечно, а где-нибудь на третий день, чтобы не вызывать подозрений в лености. Но комсомол – отличная школа: если чего-нибудь нет – создадим! На третий день, как и планировалось, Сергей Владиленович создал комитет по досугу, на четвертый возглавил его, а на пятый у завода начался культурный отдых. Тут только Кириенко оценил все преимущества новой реальности, в которой никакой комсомол уже не стеснял его инициатив. Через неделю после создания комитета по досугу завод полностью прекратил свою убыточную работу по производству никому не нужных вещей – отчего все только выиграли, – а помещение его целиком занял кириенковский комитет. Сергей Владиленович с подручными организовал в городе несколько стильных клубов, создал штаб СПС, три интернет-салона и четыре новых банка. Местные нюськи выкрасили соломенные кудри в зеленый цвет и стали называться модной молодежью, местные васьки перестали ходить в десятый класс, пошили себе костюмы и прозвались «яппи». Деньги текли к Кириенко рекой – он отправлял бывших работяг в Турцию, организовал небольшую пирамиду, причем в функции ГКО выступали акции упраздненного завода, – а бывший цех горячей штамповки сдал под скромный подпольный бордель под вывеской фирмы «Кучерявая жизнь». Популярность Сергея Владиленовича в городе была колоссальна, на его пирамиде играло все начальство, работяги оттягивались в клубах, в «Кучерявую жизнь» был конкурс по три пятиклассницы на место, и до дефолта оставалось еще как минимум года полтора. Некоторые нашептывали Сергею Владиленовичу, что пора бы подумать и об упразднении в области сельского хозяйства, потому что с самого начала виртуальной эпохи еда в стране непостижимым образом получается сама собою – что ж людям мучиться на полях? Бывший лидер Союза правых сил наслаждался славой и все чаще сомневался, что ему стоит возвращаться на государственную службу.
…Валя Юмашев был брошен на печать, но как лицо, приближенное к президенту, получил право лично выбирать – на какую именно. Он выбрал «Самую Честную Газету», в которой его и президентскую семью поливали с особенным сладострастием. Тем более что во времена Валиного алопарусного процветания в «Комсомолке» нынешний редактор «Самой Честной» внештатничал там же – присылал пылкие репортажи о бесчинствах местных властей.
– Ну и каковы мои обязанности? – спросил Валя у редактора политического отдела, куда он был приписан по собственной просьбе.
– Да все просто, старик, – пояснил бывший коллега. – Берешь «тассовку», вместо «президент» вписываешь «гнусный режим», в конце приписываешь «Это все Березовский» и сдаешь на первую полосу.
– Ну хорошо, а расследования?
Еще проще, старичок. Слава Богу, Филипп Денисыч кое-что умеет. Набираешь на компьютере «Nav.ru» или «Nas.ru», скачиваешь любые разговоры, потом я даю тебе в глаз – якобы ты пострадал при добыче текста, – мы это вздуваем до небес, и материал выходит в лидеры.
Валя зашел на сайт «Nas.ru», прочитал свой пейджер, сличил с оригиналом и пришел в восторг.
– Ну ладно, а аналитика? – спросил он напоследок.
– С аналитикой совсем легко, старый, – успокоил его редактор. – У нас в аналитическом центре мэрии работает один бывший комсомольский секретарь… Пишет – зачитаешься. Просто соловей. И про травлю оппозиции, и про зажим свободы… Ну поправишь там пару слов, когда его уж совсем понесет: вместо «гениальный московский мэр» поставишь «честный», вместо «потоки клеветы» впишешь «сомнительные домыслы»… Просто чтобы не повторяться. Потом обнуляешь жесткий диск – якобы это диверсия, – мы на неделю задерживаем номер, и твой материал в топе.
– Где? – уточнил Юмашев.
– Ну, в топе, на первых позициях, – объяснил начальник. – Потом иногда, опять же для разнообразия, съездишь к Женьке Абзац – на виллу там или на Канары, – она тебе покричит минут десять на диктофон, как у нас притесняют честную журналистику, а ты размажешь на разворот. Ты же умеешь, я знаю… В общем, приступай. Зарплату получишь вон в том кабинете, а поощрительный конвертик от наших друзей – вот в этом.
– Только смотри не болтай потом наверху! – и, заговорщицки подмигнув, побежал по своим делам.
Валя по старой журналистской привычке забросил ноги на стол, отпил глоток «Балтики» и решил, что при его способностях он быстро сделает себе репутацию самого честного журналиста и соответствующие деньги, а в государственной власти одна головная боль, урон репутации и куда более сложные задачи. Он и не предполагал, что журналистика, особенно оппозиционная, стала в наши дни таким простым делом. Опять же внештатницы в современной прессе были отменно хороши и на все готовы «ради нескольких строчек в газете». Надо было очень, очень подумать, прежде чем возвращаться на пост главного теневого консультанта.
…Березовский пошел в среднюю школу преподавать математику, поскольку за время реформ его НИИ был упразднен, здание сдано в аренду, а большинство коллег давно процветало в мелком и среднем бизнесе. Специально для него одну из московских школ перевели на летний режим работы, пообещав каникулы на всю зиму. Дети согласились охотно – кому приятно просыпаться зимой, когда еще темно? Лучше поучиться летом – по крайней мере предки не заставят горбатиться на даче. Педагогов никто не спросил.
Преподавание давалось Борису Абрамовичу легко. Дети, правда, сетовали на его слишком быструю речь, но олигарх, мастерски оптимизирующий любой процесс и защитивший на этом докторскую, легко нашел выход из положения. Он выбрал из класса одного, самого понятливого, за десять минут объяснял ему материал, потом оставлял его за себя, а сам бежал в школьную радиорубку обдумывать комбинации. Через неделю, реализовав свою первую схему, он сместил завуча. Через две недели, искусно играя на вражде учителя труда и преподавательницы черчения, выгнал заместителя директора по внешкольной работе. На оба поста он продвинул своих людей, знакомых ему еще по «ЛогоВАЗу», не имевших к педагогике никакого отношения, но потрясающе руководивших все равно чем. Вскоре школу обнесли новым забором, наняли охранника за три рубля в час (в качестве охранника выступал приодетый бомж из соседнего двора дядя Вася), собрали с родителей по три сотни на того же охранника, вырученные деньги прокрутили в одном скромном банке на Кипре, и через три недели Березовский купил директора. Директор пошел в ту же школу уборщицей на три свои ставки, а в новые директора Березовский провел бывшего однокашника по Институту управления. Тот быстро довел доходность школы до ста пятидесяти процентов ежемесячно (как ему это удалось – никто не знает, но деньги так к нему и липли). Главного правдолюбца, учителя пения, который утверждал, что Березовский растлил коллектив, – хитрый олигарх сделал главным редактором местной стенной газеты, в которой позволял мочить себя как душа пожелает. К осени всем детям, включая первоклассников, были куплены отличные аттестаты, десятиклассники без экзаменов поступили в престижные вузы, родители не могли нарадоваться на нового математика, а сам Березовский, оставив за себя того самого смышленого старшеклассника и приобретя ему диплом физмата МГУ, перепрыгнул на должность делопроизводителя в Министерство просвещения, чтобы навести порядок и там. О возвращении в большую политику он не думал, обладая свойством всецело отдаваться новой задаче.
…Волошин процветал в депо. Должность помощника машиниста была далеко не так хлопотна, как должность помощника машиниста более громоздкого и менее управляемого локомотива, занимавшего шестую. За время руководства президентской администратора Волошин успел хорошо понять, что большинство машинистов имеют превратное представление о природе своей должности. Им кажется, что паровоз должен куда-то ехать и что-то везти. В прошлом веке это, может быть, и было верно, но в новые времена никуда не годилось. В виртуальную эпоху главная задача паровоза – маневрировать, создавая видимость движения и не мешая вагонам постепенно расхищаться теми, кому они действительно нужны. В силу этого Волошин так подбирал маршруты движения паровозов, что они регулярно приходили в тупик, откуда он потом с присущей только ему ловкостью их по три дня вытаскивал. Каждый такой вывод локомотива из тупика представлялся начальству и машинистам огромной победой Волошина. Тот факт, что он сам же загнал паровоз в тупик, при этом совершенно ускользал от их внимания – Волошин на это и рассчитывал, будучи прирожденным психологом, и скоро попал на доску почета. Его собирались даже перевести в машинисты, но от этого он наотрез отказался. Ему гораздо больше нравилось загонять паровозы в тупики и выгонять их оттуда. Скоро работа депо, как и работа президентской администрации, всецело замкнулась сама на себе. Пассажирские и грузовые перевозки заглохли, и слава Богу. Пассажиры – в зависимости от своего финансового положения – стали ходить пешком или летать самолетами Аэрофлота, вследствие чего бедные закаляли здоровье, а богатые способствовали развитию главной отечественной авиакомпании. Товары же стали попадать к кому надо, минуя громоздкую перевозку. Начальство не могло нарадоваться на Волошина. Каждое его появление на работе приветствовалось восторженным ревом гудков. Это было гораздо лучше, чем труд в президентской администрации, где его никто толком не ценил.
Бывший прораб Лесин и на строительстве не мог избавиться от навыков министра печати. Первым делом он прикрыл стенную газету – на том основании, что работать надо, а не языком трепать. Всех строителей он быстро поделил на две категории: одни матерились в адрес прораба Шанцева, другие – в адрес президента Путина и всей кремлевской власти вообще. Тех, кто ругал Путина, Лесин предупреждал и после третьего предупреждения лишал премии. Тех, кто ругал Шанцева, Лесин тоже предупреждал, но ласково, и после третьего предупреждения премией награждал. А с ядреным народным словом и работа идет легче, так что объекты стали сдавать значительно быстрее – Лесин обязательно заработал бы поощрение от московского мэра, если бы московская мэрия не была в полном составе (кроме прораба Шанцева) отослана на овощебазу, где Юрий Михайлович когда-то начинал свою бурную деятельность на благо Москвы. Отослали туда, правда, одного Юрия Михайловича, но клевреты, давно не мысля себя отдельно от дорогого начальства, метнулись вслед за ним из солидарности. Впрочем, на овощебазе у них теперь не очень ладилось, потому что все южные фрукты они по распоряжению Лужкова тут же отделили от наших отечественных овощей и принялись гноить в специальных загонах, называемых обезьянниками, – а свои, подмосковные, огурцы, помидоры и картошку окружили особенной заботой. Бананы, апельсины и черешня – эти нерегистрированные иногородние изгои плодового мира – злонамеренно воняли и разлагали остальных, здоровых членов овощного коллектива, пытаясь заразить их своей гнилью. Но их регулярно вычищали. Лужков вошел в азарт и стал подумывать о том, что на овощебазе, пожалуй, вычищать иногородних легче, чем в мэрии, да и Доренко не беспокоит. Тем более что Доренко теперь работал в Испании в качестве одного из информаторов Путина, наслаждался каталонским вином и думал на досуге попробовать себя в корриде, но его смущало то, что матадор выходит против быка без всякого прикрытия. Вот если бы рядом был Боря…
Оппозиционер Григорий Явлинский, начинавший карьеру почтальоном во Львове, с толстой сумкой на ремне топал по дворам и внимательно выслушивал жалобы пенсионеров на свою нищую жизнь. «Да, я скажу Владимиру Владимировичу, – говорил он сочувственно. – Я потребую от Владимира Владимировича!» – хотя требовать надо было вовсе даже от Леонида Макаровича, но заставить себя переучиться он не мог. Правда, проработал он всего неделю – ему стало казаться, что его подсиживают, что весь Львов хочет занять должность почтальона и отнять у него эту синекуру, и вскоре, томимый манией преследования, он бежал в Москву, где создал новую партию из жертв психотропного оружия.
Первого сентября 2000 года Путин явился на работу. Коридоры Кремля были пусты, Государственная дума в полном составе делала деньги на местах – Жириновский преуспевал в качестве лохотронщика, Абрамович торговал чукотскими сувенирами и продал в Америку уже несколько тонн хрена моржового, попутно подыскивая покупателей и на саму Чукотку. Американцы уже чесались. Буратаева процветала на должности старшей пионервожатой одного из калмыцких пионерлагерей и крутила роман с физруком, Примаков писал стихи на даче, Чубайс – прозу в Петербурге. Карелин с облегчением выбросил депутатское удостоверение и боролся с кем попало, восстанавливая форму. Немцов вернулся к физике, получил грант и уехал в Штаты, в благословенный Лос-Анджелес, где можно хоть весь год ходить в белых штанах и никто тебе слова не скажет. Зюганов наконец вернулся в Орел, где играл с пенсионерами в домино, хлебал пиво и ругал нашу сборную. Бомбардировщик Руцкой «бомбил» на губернаторской «Волге», а семья в составе двух сыновей и молодой жены отпугивала частников-конкурентов. Правительство тоже рассеялось кто куда. Администрация и олигархи дружно грабили государство на своих ранних должностях: наваривать бабки в стране вообще оказалось гораздо проще, нежели чем-либо руководить. И ответственности меньше, и денег, как ни странно, больше. Казна была давно расхищена, а здесь, на местах, в карманах у населения, таился главный ресурс.
– Волошин! – позвал Путин. – Валя! Борис Абрамович!
Только гулкое эхо ответило ему.
– Ну вас к черту! – с некоторым даже удовлетворением выругался Путин и радостно вернулся на Лубянку, где ему предстояло применить допрос третьей степени к депутату Ковалеву, тоже вспомнившему свое диссидентское прошлое и выпустившему чеченский номер «Хроники текущих событий».
РЕПКА
Посадил Путин репку. Некоторые до сих пор гадают – почему. А на самом деле это не начало, а конец длинной истории.
…Третий день волновалась толпа под кремлёвской стеной. Мелькали красные, трёхцветные, зелёные и чёрные с черепом флаги. Народ в едином порыве скандировал:
– Путин! Посади олигарха! Пу-тин! По-са-ди!
Только что приезжавший Клинтон на прощание тоже сказал по-английски: «Dorogoy drug! Ya, konechno, za svobodu i vse takoe, no parochku oligarhov mozhno i togo… posadit'!» – и широко улыбнулся, как улыбался, вероятно, Монике, предлагая ей сигару.
И даже Волошин, заглядывая иногда в кабинет начальника, тактично намекал:
– Володя, ну что они все говорят, что ты заложник семьи! Посади олигарха, ей-Богу. И тебе хорошо, и сокамерникам облегчение.
– Господи! – вздыхал Путин. – Да я хоть сейчас, честное слово! Но кто мне объяснит, что такое олигарх?!
– Олигарх, – почтительно шелестел ему энциклопедический словарь, который пережил в Кремле многих хозяев, – это крупный представитель финансового капитала, обладающий влиянием на вла…
– Да ты по-русски объясни! – вскидывался Путин. – Разные слова я и сам знаю, нас в Высшей школе знаешь как дрючили! «Дневальным называется военный солдат, стоящий на тумбочке и имеющий обязанности»… Но ты мне пальцем покажи: вот это – олигарх! Чтобы я мог его посадить и тем исполнить народные чаяния!
Показывать пальцем словарь не умел и понуро закрывался.
Нельзя сказать, чтобы Путин не пытался исполнить народные чаяния. Он посадил собственные голосовые связки, объясняя населению, как хорошо всё обстоит в Чечне. Он посадил военный самолет. Он посадил к себе на колени девочку и, почесывая её, поговорил с избирателями о нашем светлом будущем. Он посадил дерево в центре Татарстана. Но всё это – и связки, и девочка, и самолет, и даже дерево – были, как выяснилось, не олигархи.
– Боже мой! – стонал Путин. – Да чего же им надобно?!
Долго думал новоизбранный президент всех россиян и наконец объявил своей администрации:
– Управляйте покамест без меня. Пойду я, как национальный герой Иван-дурак, искать правду по белу свету. Авось кто научит меня, какие такие бывают олигархи.
Взял в котомку хлеба, сала, луковицу, любимую книгу «Отчизны верные сыны. Биографии рыцарей плаща и кинжала»… Хотел было захватить мобильный телефон, да подумавши, отказался: всё равно в России ни до кого дозвониться нельзя. Перекрестился на собор Василия Блаженного, потом на Лубянскую площадь. И пошёл.
Долго ли, коротко ли шёл Путин, а только упёрся в избушку с надписью «Сибнефть».
– Что за слово такое? – думает. – Вроде и не по-русски. Заклинание, наверное.
Да как гаркнет на весь лес:
– Сибнефть, откройся!
Тут же выбежали отовсюду гурии, фурии, гарпии, – открывают ему дверь, оказывают всякое уважение и ведут прямиком на верхний этаж. Смотрит Путин – никого, только столы от яств ломятся. Дивится президент, берёт с каждого блюда по щепоти и головой качает:
– А говорят, мои подданные бедно живут! Вон рыбка белая и красная, икорка красная и чёрная, ассорти мясное, телятина жареная, сыр бри! Откликнись, хозяин ласковый!
Никого вокруг. Только ухает да гукает кто-то по углам.
– Да ты не гукай, – говорит Путин, поедая пирожное бланманже – красное, синее и полосатое. – Ты нормально покажись, чтоб я видел, кто ты есть. Меня ж учили только внешнего врага от внутреннего отличать, а невидимого разоблачать я не умею… Стоп! А может, ты боец невидимого фронта?
– Нет! – хихикает эхо. – Я Роман Абрамович!
– Какой такой Роман Абрамович? Почему не знаю?
– Да потому что никто не знает! – смеётся эхо. – Я есть самое главное чудо твоей державы: То – Не Знаю Что! Про меня ничего достоверно не известно. Никто меня не видывал, и сам я себе не показываюсь, даже в зеркале. Говорят, кто меня увидит – тот дня не проживёт. Оно мне надо?
– Нет, конечно! – отвечает Путин. – А откуда ж у тебя богатство такое?
– Сам удивляюсь, – кобенится эхо. – Похаживаю по Руси, беру, что плохо лежит… Никто ж не видит! Ну и промышляю помаленьку… опять же консалтинг…
– Слышь, друг! – восхитился Путин. – Так может, ты самый олигарх и есть?
Последовала долгая пауза. Яства со столов исчезли.
– А что? – подозрительно спросило эхо.
– Да понимаешь, – потупился Путин, – посадить мне надо кого-нито из них… Ты не скажешь, случаем, какие они из себя?
– Олигархи-то? – задумалось эхо. – Ну они… такие… как бы тебе сказать… Эх, чёрт, был бы тут Боря – он бы тебе живо объяснил! Ну, короче, они круглые такие бывают. Такие, чтобы не ухватить ни с какой стороны. А подробнее я не умею, я тебе лучше дам волшебный клубочек – он тебя к самому что ни на есть олигарху и приведёт.
Смотрит Путин – а ему под ноги волшебный клубочек катится и разматывается на ходу. Оглядел молодец с сожалением опустевшие столы и побежал за клубочком.
Непростой путь указал ему Абрамович: долго ломился президент через дебри непролазные, кусты колючие, травы ползучие, покуда не выкатился клубочек к мосту. Глянул Путин – а под кустом сидит кикимора болотная и на всё наводит разочарованный лорнет. На что ни наведёт – всюду краски выцветают и трава никнет. Посмотрит на зайчика – и повесит ушки весёлый лесной житель, и забудет весёлые прыжки, и побредёт, опираясь на палочку. Посмотрит на речку – и глядь, на месте речки дымится торфяное болото без признаков жизни.
А сама-то скрипит:
– Все это дела кровавой клики!
– Ты пошто лес поганишь! – возмутился Путин.
– А ты кто такой – затыкать мне тут свободу слова! – рявкнула кикимора. – Проваливай своей дорогой! Я всю правду знаю, а кто не согласен, тот наймит! Признавайся, сволочь, ты в двенадцатом году Москву поджёг, чтобы в девяносто девятом рейтинг себе нарастить?
– Он, он! – донеслось из осоки, и страшный Осокин зашебуршился в ней. – Он самый и есть!
В воздухе повисла надпись «Независимое расследование» и запахло серой.
– Ты не пужай меня, мил человек, – крикнул Путин, морщась от запаха. – Я сам такого духу напустить могу, что живо у меня вспомнишь Генриха по прозвищу Волчья Ягода! У нас на Руси так принято: пришёл гость – сперва попотчуй, а потом наезжай! – Он вспомнил Сибнефть и облизнулся.
– Попотчевать тебя? – хихикнуло чудище. – Хочешь фирменного моего блюда – каши-малаши?
– Нет, – покачал Путин головой. – Мне бы гусятинки!
Но при этих словах болото так забулькало и забурбулило, что он в ужасе отступил на шаг:
– Да ладно, ладно, не потчуй! Объясни мне лучше, да попонятнее: ты, часом, не олигарх?
Кикимора испуганно замерла и тут же зачастила с утроенной яростью:
– Я олигарх? Это я олигарх? Да я весь кикиморский конгресс на тебя напущу! Да ты мне за антикикиморские настроения… Да в тебя ни один инвестор не вложит… Да я вообще… ты знаешь, я кто?
– Да я этого от тебя и добиваюсь битый час! – воскликнул Путин. – Кто ты есть-то? Слыхивал я, что под мостами они самые и водятся… олигархи-то!
– Под мостами-и-и? – взвизгнула кикимора, и страшное Эхо Москвы подхватило её вопль. – Не-ет, дружок, не выйдет! Олигархи – они толстые, вот! И вообще: на тебе дурман-траву, она тебя ужо выведет куда надо!
Только нюхнул Путин дурман-травы из-под моста, как ноги сами его понесли неведомо куда, и очнулся он только на лесной полянке, посреди которой стоял кованый ларец.
– Эва нечисти-то в моих лесах! – задумался Путин. – Что ж они меня все друг к другу перепасовывают? И никто про олигарха толком не скажет… Круглый, толстый… Может, ты самый олигарх и есть? – спросил он катившегося мимо ежа, но ёж только фыркнул, кивнул на ларец и побежал дальше – верно, к ежихе.
Путин, с детства страдавший заниженным чувством опасности, подошел к ларцу и бесстрашно откинул крышку:
– Эй, кто тут есть? Олигархов не водится?
И тотчас же прянули ему навстречу двое ладных молодцев, только отчего-то все чёрные, ровно арапы.
– Что – прикажешь – новый – хозяин? – гаркнули они, синхронно отдавая честь.
– Э, э! – осадил Путин не в меру ретивых слуг. – Вы кто будете?
– Мы братья Чёрные, – отвечали двое из ларца. – Одинаковы с лица. То есть мы только с виду чёрные. Внутри мы белые, пушистые.
– То-то я и гляжу, – пробурчал Путин, колупая ногтем ларец. – Алюминием оковано… Ненадежный материал!
– Базовый элемент российской экономики, – непонятно ответили братья. – Если б не Дерипаска – и теперь весь наш был бы…
– Так, может, вы олигархи? – с надеждой спросил Путин. – Я б вас посадил ненадолго, вам же не привыкать, сидючи в ларце-то…
– Ты что, ты что! – хором заорали братья Чёрные, одинаковы с лица. – Да разве олигархи чёрные бывают? Они эти, как их… Они жёлтые! – ляпнули братья первый пришедший в голову цвет.
Путин задумался.
– А кто они такие, на самом-то деле? – обратился он наконец к новым приятелям.
– А ты не изволь беспокоиться, мы тебя сейчас прямо к самому главному олигарху и доставим! – крикнули братаны, подхватили сопротивляющегося президента на руки и ринулись в чащу. Следом сам собою, юрко повиливая меж стволов и кочек, пополз ларец.
Ветки царапали лицо президента и хлестали братьев, которые знай покрякивали. Путин перевел дух только перед просторной двухэтажной избой, на вершине которой было написано «Интеррос», а понизу – «Норникель». Эти заклинания были посложнее Сибнефти, и только набрал Путин воздуху, чтобы их произнести, как дверь открылась сама собой, и перед ним выросли другие двое – один с жёлтой, даже скорее рыжей головой, а другой – совсем нормальный с виду, только с костяною ногой.
– Олигарх! – радостно крикнул Путин, тыча пальцем в жёлтоголового. – И по цвету совпадаешь!
– Я-то? – печально усмехнулся рыжеватый. – Впрочем, меня как только не называли… И кровопийца я был, и вурдалак, и упырь…
– А чего у этого нога костяная? – подозрительно спросил Путин, переключая внимание на второго, как его учили в разведке.
Второй стыдливо задвинул костяную ногу за косяк.
– Да не стыдись, Потаня, – устало сказал рыжий. – С фирмой «НОГА» у нас все чисто. Проходи, путник, гостем будешь. Мы тебе не враги. Чай, намаялся в пути-то?
– Намаялся я или нет – то мое дело, – хмуро отрезал Путин. – Вы мне лучше сказывайте, олигархи вы или нет. И какие они вообще из себя, олигархи эти.
– Да ты на кого прёшь-то! – ожил вдруг Потаня с костяной ногой. – Мы ведь тебя сами, своими руками на трон посадили!
– Меня? – осклабился Путин. – Меня народ избрал! Я могу очень даже запросто у тебя твой «Норникель» отобрать, и ничего мне за это не будет! Законно ты себе такие хоромы в густом лесу отгрохал? Отвечай – законно или нет?
– Не дам! – Потаня уперся костяной ногой в дверь, другой – в окно.
– Успокойся, – кивнул рыжий. – Наш президент шутит. Это так, для виду… Так чего ты хочешь, мил дружок? Олигархов тебе? Олигархов здесь нет. Мы люди государевы, вот хоть прежнего царя спроси. Если б не мы, не видать бы ему второго царствования, – рыжий покосился на стоящую в углу коробку из-под непонятной импортной оргтехники. – Олигархи – они, брат, такие… как бы пояснить-то тебе? В общем, они с хвостом.
– С хвосто-ом… – протянул Путин. – Круглые, жёлтые, с хвостом… Не встречал я таких!
– Еще встретишь, – успокаивающе кивнул рыжий. – На вот тебе золотое яблочко на серебряном блюдечке. Оно тебе дорогу покажет к самому что ни на есть распроолигарху.
– Спасибо, золотая ты голова! – воскликнул Путин и устремился вслед за яблочком. Яблочко катилось по блюдечку, рисуя страшный терем под тройною охраной и одновременно указывая путь к нему. Тропа кружила и петляла.
