Текст книги "Бетанкур"
Автор книги: Дмитрий Кузнецов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)
ОРДЕН СВЯТОГО АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО
Живя в Париже, Бетанкур пристрастился к французской литературе и часто, уже в Петербурге, поражал собеседников глубоким знанием Корнеля, Расина, Боссюэ, Лафонтена, Вольтера или Руссо. Литература всегда была предметом его особого интереса; он не только был начитан, но и часто наизусть цитировал многих авторов. Это поднимало его в глазах Александра I, тоже считавшего себя знатоком французской литературы. Поэтому русский царь любил приглашать Бетанкура не только на рабочие встречи, но и на светские.
В 1810—1811 годах это случалось очень часто. Один такой приём, устроенный в честь дипломатического корпуса, прошёл летом 1811 года в Петергофе. На балу в Большом Петергофском дворце генерал Бетанкур получил из рук царя орден Святого Александра Невского – золотой крест с лучами, покрытыми красной эмалью, между ними, под императорской короной, золотые двуглавые орлы с венками в лапах. В центре креста Бетанкур разглядел изящное конное изображение Александра Невского, в боевом облачении синего цвета, в красном плаще. Вокруг центрального медальона на красном поле золотыми буквами девиз ордена «За труды и Отечество». Эта награда в России являлась высокой и довольно редкой, поэтому все присутствующие тут же устремились к Бетанкуру с поздравлениями. Среди них и посол Соединённых Штатов Америки Джон Квинси Адаме с супругой.
ПОСОЛ ДЖОН КВИНСИ АДАМС
С этим посланником Августин де Бетанкур встречался уже не раз. Первая встреча состоялась год назад у Ааваля, французского эмигранта, потерявшего во время революции всё своё состояние, но удачно женившегося на русской княгине Козицкой, принадлежавшей к одной из самых богатых семей России, и таким образом с лихвой вернувшего утраченное богатство. Господин Лаваль, в прошлом принц де Лаваль-Монморанси, был тонким знатоком литературы и изящных искусств. Чета Бетанкур любила бывать у него в гостях – там собиралось образованное общество Петербурга.
В последний раз господин Лаваль хвастался перед Адамсом и Бетанкуром своими новыми приобретениями – картиной «Рисская зарисовка» итальянского живописца Джованни Гверчино и футляром, расписанным фламандским художником Давидом Тенирсом-младшим, за него он выложил неслыханную по тем временам сумму – четыреста дукатов.
Постепенно Бетанкур и друг Лаваля – американский посланник Адаме сблизились. Этому прежде всего поспособствовали их супруги – обе, несмотря на домашнюю занятость и светский образ жизни, чувствовали себя в России весьма одиноко. При встрече с Адамсами жена Бетанкура любила повторять шутку: познакомившись с Бетанкуром во Франции, Томас Джефферсон стал президентом Соединенных Штатов. Поэтому, с легкой руки Августина, по возвращении домой Джон Квинси Адаме также обязательно станет президентом.
Истории неизвестно, вспоминал ли Джон Квинси Адаме 4 марта 1825 года заснеженный Петербург и Анну Джордейн, когда, положив правую руку на Библию, давал присягу, вступая в должность американского президента. Однако доподлинно известно, что Джон Квинси Адаме, бывший посланник Америки в России, стал шестым президентом Соединенных Штатов.
А пока, в 1811 году, жены Августина де Бетанкура и Джона Адамса дружат и часто ездят друг к другу в гости. Госпожа Адаме никому не поверяла душевных тайн, кроме мадам Бетанкур, а та, в свою очередь, в свете держалась так, будто знала обо всём намного больше, чем все остальные.
Весной 1812 года Джон Квинси Адаме оставил в своём дневнике следующую запись:
«20 мая. Мы получили печатные приглашения от генерала Бетанкура присутствовать при аттестации студентов Института путей и сообщений, иными словами, Школы инженеров, сегодня и завтра с 10 до 14 часов, а между 10 и 11 утра я пришёл с мистером Смитом.
Экзамен касался в первую очередь математических дисциплин– арифметики, алгебры, теории количественных отношений и прогрессий с построением логарифмов при использовании таблиц, элементарной геометрии, планиметрии, таблиц синусов и объяснения принципа действия необходимых средств.
Пришедшим студентам было, как мне показалось, от 14 до 19– 20 лет, а экзамен был настоящим и достаточно суровым. Задачи, предложенные для решения, были для них совершенно неожиданными. Ряд их, требовавших долгого и с ложного решения, предлагались присутствовавшими гостями, а не собственными преподавателями. Они подключились к решению с готовностью и усердием– при весьма небольшой помощи своих учителей, при этом достигалась наибольшая точность. Я говорю “приблизительно”, потому что большая часть экзаменационных вопросов была вне моей компетенции, и потому я не мог следить за скоростью решений, которая удавалась им.
21 мая. Этим утром я был в Школе инженеров на второй день экзаменов. Экзаменовали старших – 19—20 лет. Думаю, они готовились к окончанию Школы. Их спрашивали по широкому кругу вопросов– от вычисления конусов до бесконечных рядов чисел. В основном все отвечали быстро и уверенно, хотя встречались и ошибки, вызванные, видимо, смущением от необычной обстановки.
Главными экзаменаторами были четыре французских офицера, приглашенные в школу, а теперь собиравшиеся вернуться во Францию. Всем заведением управлял генерал Бетанкур, испанский офицер, всего три года проведший на русской службе. Экзаменовались четыре или пять молодых людей. К двум часам дня экзамен был окончен. Г-н Безерра был единственным французским посланником, который сидел рядом со мной. В его распоряжении было не более получаса. Экзаменовали их хорошо. К рисункам прилагались фамилии профессоров и экзаменуемого. Среди профессоров – Тома де Томон, которому принадлежали все эскизы.
Великолепное здание, где находилась школа, и прилегавший к нему большой и элегантный парк были приобретены князем Юсуповым. Просторный зал, где проходил экзамен, предназначался для библиотеки, но книг пока не было. Вдоль стен размещались книжные шкафы, а в восьми– десяти футах выше находилась галерея, к которой примыкали учебные помещения, иногда высотой в два этажа, в алфавитном порядке и по отраслям науки. Почти все шкафы были пустыми, на дверях, ведущих в зал, были лишь изображения книг. Зал, таким образом, служил своеобразной эмблемой обучения. Впрочем, для этого учебного заведения не требовалось слишком много книг, так как упор делался исключительно на математику.
Впрочем, князь Юсупов, владелец дома, располагал великолепной библиотекой, которую, полагаю, он здесь и разместил. Всё сохранилось в первозданном виде. Расходы на содержание школы были немалыми, тем более что занятия вели иностранцы. Среди девяти или десяти профессоров, проводивших экзамен, только один мне показался похожим на русского: он постоянно вмешивался в ход решения, иногда пытаясь помочь и тем, кто в этом не нуждался, а иногда и смущая их вместо того, чтобы просто помочь. Генерал Бетанкур при этом высказывал взглядами и жестами своё неудовольствие и, наконец, потребовал, чтобы молодым людям не мешали делать своё дело».
ПЕРВЫЙ В МИРЕ ЗЕМЛЕЧЕРПАТЕЛЬНЫЙ ЭКСКАВАТОР
В 1811 году Бетанкур, как всегда, много работает. По заказу Адмиралтейства он создает первый в мире землечерпательный экскаватор. В основу был положен механизм ковшовой драги, созданной ещё в XVII веке немецким инженером Мейером и представлявшей собой транспортер с черпаками, – таким образом процесс черпания стал непрерывным. Бетанкур только заменил в ней тяговую силу на паровую. По его проекту на Ижорском заводе изготовили паровую машину мощностью пятнадцать лошадиных сил с двумя валами и установили её на барже. Производительность экскаватора превзошла все ожидания, превысив показатели самых лучших европейских дноуглубительных машин в пятьдесят раз.
В августе 1812 года землечерпательный снаряд Бетанкура был доставлен в Кронштадтский порт, где без капитального ремонта проработал около восьми лет. Ковши бесперебойно черпали со дна песок и глину и опрокидывали их в лодки, отвозившие груз на берег. Таким образом была полностью очищена и углублена акватория Кронштадтского порта, а также прочищены реки и каналы острова Котлин. Немного позднее на Ижорском заводе была создана ещё одна паровая землечерпалка по проекту Бетанкура – её использовали для углубления реки Ижоры.
КАМЕННООСТРОВСКИЙ МОСТ
В 1811 году Бетанкур приступает к проектированию Каменно-островского моста через Малую Невку, соединившего Каменноостровский проспект с Каменным островом. Раньше на этом месте находилась наплавная переправа, построенная по проекту архитектора А.Ф. Виста ещё в 1760 году, но к 10-м годам XIX века она совершенно устарела. Бетанкур сконструировал деревянный семипролетный арочный мост, за ним в народе на долгое время закрепилось название – Бетанкуровский. Этот мост оказался единственным выдержавшим знаменитое наводнение в Санкт-Петербурге в ноябре 1824 года. Все остальные мосты в столице в тот злополучный день были разрушены или смыты водой.
Строительство моста велось под руководством инженеров А.Д. Готмана и С.О. Пантелеева и было завершено в 1813 году. Мост стал достижением отечественной инженерной мысли того времени и послужил образцом для строительства аналогичных мостов. Речные устои моста были сварными, а береговые – каменными, из розового гранита, на свайном основании. Их установил известный «камнетёсных дел мастер» Самсон Суханов, попавший на строительство моста по рекомендации профессора Института Корпуса инженеров путей сообщения и главного архитектора Санкт-Петербургской биржи Жана Тома де Томона, бежавшего в своё время из Парижа от террора якобинцев и поселившегося сначала в Вене, а затем в Петербурге.
КАМЕНОТЁС САМСОН СУХАНОВ
Первая встреча Бетанкура с Самсоном Сухановым случилась весной 1812 года и произвела на испанца удручающее впечатление. Перед ним стоял человек высокого роста; лицо его обезображивал глубокий узкий шрам от верхней части лба до шеи, он прорезал всю левую щеку, делая её одутловатой. И хотя толстый красный рубец давно затянулся, борода на нём не росла. Наружность мастера напомнила Бетанкуру забытые картинки детства: береговая охрана Канарских островов привозила на Тенерифе пойманных в Атлантическом океане карибских или марокканских пиратов, их внешний вид очень походил на облик «камнетёсных дел мастера»
Суханова. Не хватало одного – золотой или серебряной серьги в ухе. Но, познакомившись с этим человеком ближе и оценив его незаурядный талант, Бетанкур нежно полюбил русского самородка и в дальнейшем использовал его во многих самых важных архитектурных проектах.
Родился Самсон Суханов вблизи деревни Завотежицы Евдской волости Вологодской губернии в 1768 году. Рано покинув родной дом, примкнул к поморам, ходившим за рыбой к острову Грумант. Сейчас это место известно как архипелаг Шпицберген. После короткой, но кровавой схватки с белым медведем у Самсона навеки было изуродовано лицо – шрам не скрывала даже густая борода. Больше в море с поморами он никогда не выходил. Работал на берегу: строил водяные мельницы, шил сапоги, валил лес, точил веретёна, ложки, трудился на Якорном заводе в Архангельске. От бурлаков (с ними ходил по Волге) услышал о диковинном городе – Петербурге.
Когда Самсону было около тридцати лет, решил отправиться в столицу. Примкнув подручным к купеческому обозу, оказался на берегах Невы. В это время требовались каменотёсы на строительстве Михайловского замка, и, хотя у Самсона не было никаких навыков в этом деле, его приняли: он очень быстро освоился, научившись виртуозно владеть молотом и зубилом. Старые мастера посоветовали ему вникнуть в тайну камня, понять его и только тогда приступать к работе. «Иначе толку не будет!» – говорили они. Пропустив наставления учителей через сердце, Самсон научился разговаривать с камнем, и камень сам подсказывал, где нужно зубилом прицелиться и как потом по нему молотом ударить. Подрядчики скоро заметили, что камни, обтёсанные Самсоном Сухановым, отличаются от остальных, и стали давать ему более сложные задания.
После постройки Михайловского замка Самсон Суханов сколотил собственную артель – стал работать не на подрядчика, а сам заключал договоры с заказчиками. К нему в артель потянулись самые лучшие мастера-каменотёсы не только из Петербурга, но и со всей России. Самсон Суханов освоил грамоту, азы арифметики, геометрии, научился читать архитектурные чертежи. Первым крупным самостоятельным подрядом стал Казанский собор: его артель должна была возвести колоннады, обращенные к Невскому проспекту, а также изготовить пятьдесят шесть монолитных гранитных колонн внутри собора. Кроме того, изготовить пьедесталы для скульптур и каменные полы по всему периметру собора.
В то время работу мастеровых, в отличие от труда архитекторов, отмечали редко, а Самсона Суханова за строительство Казанского собора наградили золотой медалью.
Потом пришёл черёд Стрелки Васильевского острова. Артель Самсона Суханова вела земляные и каменные работы: перед зданием Биржи насыпали целую площадь, искусственно расширив её и отодвинув Неву на сто двадцать три метра, воплотив таким образом в жизнь замысел Тома де Томона – создание уникального архитектурного ансамбля Стрелки Васильевского острова. Одновременно с устройством на Стрелке гранитной стенки по рисункам Ивана Прокофьева Суханов высек скульптуру бога Нептуна, с трезубцем в руках, на колеснице, украсившую центральный фасад только что построенной Биржи. На противоположной стороне здания мастер создал скульптурную композицию – богиня Навигация с Меркурием и двумя реками. Артель Самсона Суханова возвела на Стрелке Васильевского острова ростральные колонны высотой тридцать два метра. Из пудожского камня выбил резец мастера несколько аллегорических фигур, изображавших русские реки – Неву, Волгу, Волхов и Днепр. Предание гласит, что знаменитые шары на стрелке Суханов вырубил из гранита на глаз, не используя никаких измерительных приборов.
Затем артель работала на строительстве Горного института (архитектор Андрей Воронихин). Суханов принимал участие в создании скульптурных композиций в Адмиралтействе.
Пригласив на стройку Каменноостровского моста артель Самсона Суханова, Бетанкур не прогадал.
МОЛОЧНИЦА С РАЗБИТЫМ КУВШИНОМ
Параллельно со всеми своими многочисленными работами Августин де Бетанкур продолжал заниматься реконструкцией Таицкого водопровода для Царского Села и Павловска. Она окончательно будет завершена только к 1819 году.
В конце 1810 года, благодаря совместной работе Бетанкура с талантливым русским скульптором Павлом Соколовым, в литейной мастерской Академии художеств отливают бронзовую скульптуру «Молочница с разбитым кувшином». Почему именно молочница? Да потому, что это знаменитая героиня одной из басен Жана Лафонтена, любимого поэта Августина де Бетанкура и Александра I.
Об этой бронзовой статуе через несколько лет Александр Пушкин, вспоминая в 1830 году в Болдино Царскосельский лицей, напишет:
Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок. Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой, Дева, над вечной струёй, вечно печальна сидит.
Знал ли великий русский поэт, что памятник «юной деве» был установлен в Екатерининском парке в 1816 году стараниями Бетанкура: тот сам выполнил все гидравлические работы, чтобы из горлышка разбитого кувшина тонкой струйкой сочилась прозрачная вода, напоминая о хрупкости человеческого бытия и призрачности воздушных замков. Не зря Пушкин кувшин называет урной – сосудом для сбора и захоронения праха умерших. Разбитый кувшин символизирует смерть, а струя воды – бессмертие. Бетанкур всегда считал, что именно вода хранит в себе тайну вечности. Неслучайно из единственного родника в Екатерининском парке он сделал архитектурную композицию в виде грота, но, к сожалению, в середине XIX века он был уничтожен. А фонтан «Молочница с разбитым кувшином» уцелел.
Во время Второй мировой войны скульптуру спрятали, закопав глубоко в землю, где она пролежала более трех лет. Захватчики искали её, чтобы отправить на переплавку, но так и не нашли. По иронии судьбы именно в Царском Селе, на Павловском шоссе, в замке Самойловой, недалеко от того места, где было зарыто бронзовое изваяние, располагался штаб 250-й дивизии испанских добровольцев, вошедших в историю Второй мировой войны под названием Division Azul(Голубая дивизия).
Сегодня бронзовый оригинал статуи Павла Соколова «Молочница с разбитым кувшином» (её авторская гипсовая модель хранится в Государственном Русском музее) помещён в фонды музея-заповедника, а в Екатерининском парке установлена копия.
В дальнейшем Павел Соколов участвовал в создании Египетского, Банковского и Львиного мостов в Санкт-Петербурге: их строил инженер Вильгельм фон Треттер, много лет проработавший под руководством Бетанкура.
СКУЛЬПТОР ИВАН ПЕТРОВИЧ МАРТОС
В 1811 году в особняке графа Николая Петровича Румянцева на Английской набережной Бетанкур познакомился со знаменитым русским скульптором, профессором Академии художеств Иваном Петровичем Мартосом и сразу заказал ему гипсовый бюст Александра I. Этот бюст долго будет украшать его рабочий кабинет в Институте Корпуса инженеров путей сообщения.
Уже из первой беседы выяснилось, что Иван Петрович учился в Италии рисунку у немецкого живописца Антона Рафаэля Менгса, придворного художника испанского короля Карла III. Менгс был близок с учителем Бетанкура художником Мариано Сальвадором Маэлья. Между Бетанкуром и Мартосом тоже возникла дружба, и они пронесли её через многие годы. Оба были творческими людьми, да и познакомил их общий любимец – граф Николай Петрович Румянцев; с ним они не раз будут играть в карты и ездить под Гатчину на псовую охоту.
Иван Петрович Мартос ещё до того, как стал ректором Академии художеств в Петербурге, неоднократно посещал Бетанкура, жившего с семьёй в Юсуповском дворце на Фонтанке. Мартос очень не любил говорить по-русски, несмотря на то что родился в Малороссии и с шести лет учился в Петербурге. По национальности он был грек, и говорить по-русски ему всегда было в тягость. Поэтому он сходился быстрее с французами и англичанами, чем с соотечественниками. В семье Бетанкура, где обычно говорили по-английски, а при посторонних по-французски, Мартос чувствовал себя уютно. К тому же ему очень нравились дети Августина Августовича, особенно младший Альфонсо – ему он обычно приносил подарки. Ребёнок обожал, когда Иван Петрович приходил в гости.
В Институте Корпуса инженеров путей сообщения была прекрасная русская баня, которую Бетанкур усовершенствовал своими руками. Горячий сухой пар там всегда был отменный, и по субботам Мартос специально приезжал со своим веником к Бетанкуру, чтобы вместе попариться. Температура в парилке порой достигала 100°С. Бетанкур и Мартос никогда никому не доверяли своих веников, а парились сами, в конце процедуры обливая друг друга холодной водой. А после бани обязательно пили мадеру и курили кальян с ароматным ширазским табаком.
МАДАМ БЕТАНКУР И МИССИС АДАМС
По субботам днём в апартаментах Анны Джордейн почти всегда находился кто-нибудь из посторонних. Часто у неё в гостях бывала жена американского посланника в России миссис Луиза Кэтрин. Иногда её сопровождала свояченица, к чарам которой был неравнодушен сам император Александр I. Луиза Кэтрин находилась на восьмом месяце беременности, и мадам Бетанкур, мать четверых детей, консультировала её, стараясь дать полезные советы. Даже начавшаяся в 1812 году англо-американская война никак не отразилась на отношениях двух женщин, очень любивших посплетничать. Одной из главных тем была дороговизна в Петербурге.
Семьям Бетанкура и американского посланника для нормальной жизни постоянно не хватало денег. И не просто не хватало, а не хватало катастрофически! Более дорогого города, чем Петербург, они ещё никогда не встречали. Северная столица могла разорить кого угодно, что уж говорить о скромном американском посланнике, получавшем от своей страны содержание девять тысяч долларов в год, в переводе на русские деньги приблизительно сорок тысяч рублей. При этом американскому посланнику постоянно требовалось устраивать приёмы и званые обеды. Это было немыслимо! К примеру, французский посол в России маркиз де Коленкур располагал суммой в двадцать пять раз большей, чем Джон Квинси Адамс. Экономя на всём, американский дипломат не мог, в отличие от своих европейских коллег, устраивать пышные приёмы, не говоря уже о музыке и фейерверках. Он также испытывал большие затруднения, когда в гости приглашали его самого.
В высшем свете Петербурга было принято каждый раз появляться в новом наряде. А что мог позволить себе скромный посланник, если сам президент Соединенных Штатов Америки в то время зарабатывал двадцать пять тысяч долларов в год?
Второй излюбленной темой бесед мадам Бетанкур и миссис Адаме были взаимоотношения Екатерины Павловны, жены принца Ольденбургского, с грузинским князем Багратионом. Как известно, принц Ольденбургский в это время занимал пост главного директора путей сообщения Российской империи и являлся прямым начальником генерал-лейтенанта Августина де Бетанкура. А Луиза Кэтрин была близка с женой Александра I – царствующей императрицей Елизаветой Алексеевной, не ладившей со вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной и её дочерью Екатериной Павловной. Именно Елизавета Алексеевна распускала по Петербургу слухи о взаимоотношениях между сестрой императора и грузинским князем.
Ещё весной 1809 года, когда Александр I узнал, что и после замужества Екатерины Павловны её роман с Багратионом, вернувшимся из Финляндии, продолжается и ведется интенсивная переписка, он отправил строптивого генерала в Молдавскую армию под начало князя Прозоровского. Но и тогда интимная переписка не прекратилась, а только сделалась ещё более тайной. Хотя что можно было скрыть от петербургского света? Все знали, что жена Багратиона, урождённая графиня Екатерина Павловна Скавронская, внучатая племянница князя Потемкина, под предлогом лечения в 1805 году бросила мужа и уехала за границу.
Пётр Иванович сильно переживал разлуку с женой, но в 1807 году влюбился в другую Екатерину Павловну – родную сестру императора Александра I.
В Европе княгиня Багратион пользовалась большим успехом, приобрела известность в придворных кругах разных стран, родила дочь (как полагают, от австрийского канцлера князя Меттерниха). После смерти Петра Ивановича княгиня вторично ненадолго вышла замуж за англичанина, а после вернула себе фамилию Багратион. В Россию она уже не вернулась. Князь Багратион тем не менее любил жену. Незадолго до гибели он заказал художнику Волкову два портрета – свой и жены.
Но в 1811 году в Петербурге все обсуждали роман Багратиона с великой княгиней, хотя и не все в него верили. С 1810 года Багратион полностью утратил доверие Государя. Камер-фурьерские журналы уже не отмечали застолий царской семьи с его участием. Сам Бетанкур познакомился с Багратионом летом 1809 года в Павловске, где он часто навещал великую княгиню Екатерину Павловну. Генерал произвёл на Августина Августовича неприятное впечатление, прежде всего своей заносчивостью и надменностью. К тому же Бетанкур узнал, что Багратион находится в недружеских отношениях с графом Николаем Петровичем Румянцевым: между ними произошёл серьёзный конфликт из-за несогласованных действий в войне с турками в Валахии и Бессарабии.
Встреч с Петром Ивановичем Багратионом Бетанкур всегда избегал, и любая дурная весть о нём доставляла удовольствие Августину Августовичу. Что-то было в этом грузинском князе такое, что раздражало испанца: то ли темперамент, то ли хвастовство, то ли высокомерие… Бетанкуру он был неприятен. Однако то, что Багратион был в тесной переписке с женой принца Ольденбургского, не могло не касаться его. Любую информацию, полученную от Луизы Кэтрин его женой, Бетанкур тщательно обдумывал и анализировал. К пятидесяти трём годам он уже был тёртым царедворцем и знал, что тот, кто владеет информацией, владеет ситуацией.
А ситуация в это время при русском дворе для Бетанкура была не самая лучшая.