Текст книги "Бетанкур"

Автор книги: Дмитрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

МАНУЭЛЬ ГОДОЙ

Мануэль Годой, позднее маркиз Альварес де Фариа, герцог Эль-Алькудия, родился 12 мая 1767 года в бедной дворянской семье, имевшей меленькое поместье в провинции Бадахос, составной части Эстремадуры. С 1784 года служил в гвардии. В 1785 году красивой внешностью обратил на себя внимание супруги испанского инфанта и стал её любовником, одновременно добившись расположения её супруга, который в 1788 году принял испанскую корону и вошёл в историю под именем Карла IV. От него Годой сначала получил чин генерал-адъютанта лейб-гвардии, а затем, в 1792 году, и назначение на пост министра иностранных дел. После падения кабинета графа Аранда, второго после Флоридабланки покровителя Бетанкура, Годою достался портфель первого министра испанского правительства.

Во время французской революции Годой прикладывает все силы, чтобы спасти от гильотины семью короля Людовика XVI, но это ему не удаётся. 7 марта 1793 года приговор революционного трибунала привели в исполнение.

С началом революционных войн Франции за независимость монархические страны – Англия, Россия и Австрия – потребовали от Испании объединиться и выступить вместе с ними единым фронтом. Однако решительным и последовательным действиям Годой предпочел «флюгерную дипломатию». Он стал лавировать и тем самым настроил против себя как потенциальных противников, так и союзников. Не дожидаясь, какое решение примет Испания, Франция сама объявила ей войну. Годой, больше боясь своего союзника Англию, чем северного соседа, стал искать мира. В результате Базельского договора, заключённого им в 1795 году, Испания лишилась Санто-Доминго – юго-восточной части острова Гаити. За этот мирный договор он получил свой знаменитый титул – «князь мира».

С этого времени Годой стал проводить политику сближения с Францией, что, в свою очередь, ввергло Испанию в разорительную войну против Великобритании – главного экономического партнера Испании. Кроме того, эта война полностью нарушила морское сообщение Мадрида с заморскими колониями, что не замедлило негативно сказаться на экономическом положении всей страны.

Но такая внешняя и внутренняя политика первого министра королевства не только не отразилась на его личном состоянии, а, наоборот, увеличила его. Уже к 1797 году он стал одним из богатейших людей страны, а общая стоимость его имущества превысила годовой бюджет всей Испании. Такое стремительное обогащение не могло пройти незамеченным. Противники Годоя активизировали свою деятельность и, подогрев всенародную ненависть к первому министру, в мае 1798 года отправили его в отставку. Возглавить правительство ему удалось снова только в 1801 году.

21 марта, получив от Наполеона ряд заманчивых обещаний и изрядную сумму денег, Мануэль Годой подписал Аранхуэсский договор: по нему Испания за создание марионеточного Этрусского королевства во главе с зятем Карла IV уступила Франции Луизиану и объявила войну Португалии. Сам Годой указом испанского короля был назначен главнокомандующим и во главе шестидесятитысячной армии выступил в поход против Португалии. После трёхмесячных военных действий Лиссабон был вынужден заключить невыгодный для него Бадахосский мирный договор, согласно которому Португалия обязалась закрыть все свои порты для английского военного и торгового флота, а также уступить Франции часть Гвианы.

4 декабря 1804 года под нажимом Наполеона Испания объявила войну Великобритании и в результате в Трафальгарском сражении 20 октября 1805 года потеряла почти весь свой военно-морской флот, что, в свою очередь, незамедлительно привело к утрате силовых рычагов управления в южноамериканских колониях. Опасаясь за свою дальнейшую судьбу, Годой начал тайные, сепаратные переговоры с Англией и в октябре 1806 года призвал испанский народ уже к войне против Франции, на стороне которой в этот момент находилась и Россия.

Вскоре, после ряда побед Наполеона и полного разгрома Пруссии, Годой вновь переметнулся на сторону французов. 17октября 1807 года в Фонтенбло Испания заключила с Францией договор о разделе Португалии между двумя странами. По соглашению с Наполеоном в рамках этого договора Годою была обещана южная часть Португалии – для создания там личного княжества. Под предлогом войны с Португалией французы ввели войска в Испанию. Получив из Парижа деньги, Годой позволил французским вооружённым силам занять наиболее важные в стратегическом отношении военные крепости.

Во время народного восстания, вспыхнувшего 17—18 марта 1808 года в Мадриде, Годою удалось бежать. Однако Карл IV, под давлением общественного мнения, пообещал предать первого министра суду. 19 марта Годой был арестован и заключён в тюрьму, а его имущество конфисковано. После вступления французских войск 23 марта 1808 года в Мадрид по приказу Наполеона Годоя выслали во Францию, в Байонну, где он содействовал отречению Карла IV от престола. Затем вместе с королевской семьёй какое-то время жил в Риме.

В 1830 году он переезжает в Париж, где получает незначительную пенсию от французского двора. В 1847 году ему возвращают часть имущества и титулов, с разрешением вернуться в Испанию. Но всё это будет значительно позже…

А пока, в 1792 году, Августин де Бетанкур полностью поглощён работой по созданию Королевского кабинета машин и даже не замечает, что происходит в стране.

ПОД СОЛНЦЕМ ИСПАНИИ

Вот как описал конец XVIII века испанский писатель и публицист Leon de Arroyal: «Современная Испания словно маленький слабый ребёнок: без населения, без индустриального производства, без духа патриотизма и к тому же без нормального правительства; вокруг бесплодные поля без обработки. Испания похожа на девушку без образования и знаний, на вульгарное животное. Дворянство одето в парадную одежду, но не имеет даже первоначальных знаний. Сегодня в Испании больше церквей, чем жилых домов, больше священников, чем мирян, больше алтарей, чем кухонь…»

В довершение всех бед в начале 90-х годов XVIII века в стране выдалось два неурожайных года. В городах, особенно в Севилье и Хересе, свирепствовала холера и жёлтая лихорадка.

Положение населения в сельской местности с каждый годом становилось всё тяжелее. 60% всей обрабатываемой земли принадлежало крупным землевладельцам, церковным и светским организациям, включая военных. Крупными земельными собственниками были также городские советы. Таким образом, большая часть крестьянства не имела своей земли, а брала её в аренду. 70 крестьян из 100 продолжали жить в условиях феодального производства. Им приходилось платить аренду, всевозможные налоги и обязательную церковную десятину. Каждая крестьянская семья едва сводила концы с концами.

У значительной части населения не было денег на покупку промышленных товаров, необходимых для производительного труда. Церковь тормозила развитие банковского капитала – выдача денег под процент всегда считалась большим грехом. Внутренние таможни, приносившие личную прибыль Мануэлю Годою, сдерживали развитие страны.

Бетанкур понимал, что без решения социальных проблем промышленная революция потерпит крах, но, несмотря на то что он был не просто инженером, а философом техники, в политику старался не ввязываться, уделяя больше внимания непосредственно работе. Хотя, как истинный испанец, о политике поговорить любил. В 1792 году Бетанкур не раз посещал Сеговию, где на одном из оружейных заводов внедрил образцы новых машин и механизмов, модели и чертежи которых находились в его Кабинете машин.

Живя в Мадриде, Бетанкур постоянно мечтал поехать на Канарские острова, но сделать этого так и не смог. В 1792 году его горячо любимый старший брат Хосе покинул Мадрид и через Кадис отправился в Ла-Оротаву, где из-за слабого здоровья отца вынужден был принять хозяйство. В XVIII веке в Испании, как правило, большое наследство не делилось, а переходило к старшему сыну, и тот всегда к своей фамилии обязательно прибавлял слово «Кастро». Таким образом, Хосе де Бетанкур Кастро-и-Молино ещё до смерти отца, последовавшей 18 февраля 1795 года, принял на себя управление имением семьи Бетанкур на острове Тенерифе.

В письме брату Хосе от 28 августа 1793 года Августин писал:

«Дорогой Пепе! С большой радостью, равной нетерпению получить письмо от тебя, я получил твоё письмо, которое ты написал 27 июня в Ла-Лагуне; на днях сюда приехал Пабло и сказал мне, что к его отъезду с острова тебя там ещё не было. И вот теперь ты рядом с нашими любимыми родителями, сестрами и нашей тётушкой; с каким удовольствием и сердечностью ты вспоминал о них в Лондоне, Париже и Мадриде. Теперь ты можешь наслаждаться их обществом, ловить рыбу в Ла-Рамбле и поедать виноград и персики. Если к этому добавить, что рядом с тобой тот, кто может взять на себя твои мелкие неприятности и увеличить твои радости, то, без сомнения, ты сейчас– один из самых счастливых на свете людей…

Буду тебе очень признателен, если ты пришлешь четыре бочонка вина: два сухого виноградного и два полусладкого– в Лондон, нашему другу Кологану, он сохранит их для меня, если меня в Лондоне ещё не будет…»

Письмо заканчивалось словами: «…все остальные просят меня передать тебе, домочадцам и твоим друзьям наилучшие пожелания. Любящий тебя всем сердцем Августин».

В письме ещё не выражена та страсть, с какой Бетанкур рвался из Испании в Англию, где в Лондоне, с двумя детьми, ждала его Анна Джордейн. Связь с женой из-за тяжёлого военного положения в Европе была очень ненадёжная – через часовщика Бреге, в то время находившегося в вынужденной эмиграции в Швейцарии. По каналам одной из масонских лож Бетанкур регулярно пересылал в Лондон деньги, но для семейного счастья этого явно было недостаточно, тем более что в Испании свой брак ему постоянно приходилось скрывать. Наконец в ноябре 1793 года он получил королевское разрешение выехать в Англию, но с тем условием, чтобы его вояж не носил официального характера и не был бы оформлен как государственный пенсион.

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ФИРМЫ «BREGEUT» ВЛОНДОНЕ

Бетанкур тут же списался со своим другом Бреге, жившим на западе Швейцарии, в местечке Локаль, во франкоязычном кантоне Нёвшатель. Спасаясь от якобинского террора, часовщик бежал на историческую родину, а помог ему в этом старый знакомый – «друг народа» Марат. Он сам добыл для него паспорт и все необходимые бумаги, без которых пересечь французско-швейцарскую границу было невозможно. Сделал такой жест доброй воли Жан-Поль Марат за деньги или безвозмездно – сегодня уже не выяснить. Однако факт остается фактом: Бреге спасся от кровавого террора, избежал гильотины и несколько месяцев прожил в тихой Швейцарии, где и получил письмо от своего испанского друга с просьбой отправить его в Лондон представителем фирмы Бреге.

Не рассуждая, Абрахам Луи тут же согласился и перевел некоторую сумму на счёт Бетанкура в один из английских банков, чтобы тот употребил её по своему разумению и с пользой для общего дела. Так в Лондоне возник первый филиал часовых дел мастера Абрахама Луи Бреге.

Ещё в Испании Бетанкур договорился с Годоем, к тому времени слывшим либералом и покровителем наук, что за ним в Мадриде сохранится жалованье и должность директора Королевского кабинета машин. При этом Бетанкур пообещал министру, что в Англии, под крышей торгового дома «Bregeut», он будет выполнять секретную миссию – собирать сведения военно-индустриального характера.

КАРЛ IV И БЕТАНКУР

В это время между Годоем и Бетанкуром были ещё тёплые отношения. Мануэль Годой принял на себя обязанности руководителя Академии художеств в Мадриде, а одним из членов её попечительского совета был Августин де Бетанкур. Пользуясь своим положением, он выставил там несколько своих изобретений – серию моделей из дерева и ниток для объяснения математических законов и теорем. Кроме того, учёный совет академии избрал Бетанкура членом комиссии по выработке рекомендаций, касающихся учебного процесса. Таким образом, Августин оказался в одном учебном заведении с Мануэлем Годоем, Франсиско Гойя, Мариано Маэлья и Франсиско Байеу. Именно в ученом совете академии между Годоем и Бетанкуром завязались деловые отношения.

По рекомендации Годоя Карл IV не раз посещал Кабинет машин. Королю нравилось, как Бетанкур объяснял работу того или иного механизма. Порой Карл IV даже пытался разобраться в тонкостях какой-нибудь хитроумной машины и понять её внутреннюю структуру. Но особенно короля привлекали деревянные модели: в них он знал толк и даже консультировал самого Бетанкура. Каждый раз беседа заканчивалась тем, что Бетанкур рисовал королю чертежи необходимых деталей и механизмов, и по ним уже во дворце, в столярной мастерской, Карл IV сам вытачивал нужные части изделия. Испанский король очень гордился своим незаурядным талантом работать руками и считал себя непревзойдённым мастером столярного дела, искренне полагая, что в этом значительно обогнал своего несчастного кузена – французского короля Людовика XVI: его выдающимися способностями в обработке дерева ещё совсем недавно так восторгалась вся Европа. Иногда в Кабинете машин король снимал парадный камзол с орденами, вешал его на спинку кресла и, засучив рукава, принимался вместе с Бетанкуром налаживать какое-нибудь устройство.

Обычно при встрече с монархом Бетанкур пытался внушить ему идею создания телеграфа – ведь с его помощью можно легко отдавать приказы по армии на всей территории страны. Телеграф позволил бы рассылать шифрованные депеши, управлять войсками на расстоянии, полностью заменив рассыльных офицеров, которые во время боевых действий с противником в любой момент могли быть захвачены в плен или сражены картечью неприятеля. Телеграфная связь сделала бы управление армией более рациональной, к тому же она не требовала больших финансовых затрат. Однако Карл IV не торопился с принятием решения.

СНОВА СВЯТАЯ ИНКВИЗИЦИЯ

До отъезда в Великобританию у Бетанкура случилась ещё одна неприятность, связанная с инквизицией. В Гранаде вышло второе издание книги «Математические элементы» профессора Бенито Байльса, весьма известного в научных и педагогических кругах Мадрида. Во многих школах Испании по его учебникам изучали математику. Инквизиция возбудила против него процесс по подозрению в атеизме и материализме. Дело в том, что, излагая идеи Лагранжа, он использовал математические обозначения, бывшие в употреблении только в революционной Франции. Этого оказалось достаточно, чтобы отправить почтенного профессора в тюрьму. Кроме того, дон Бенито в одной из книг подробно описал теорию Коперника и дал ей оценку.

Понимал ли досточтимый профессор, что он делает и кому своим сочинением в Испании бросает вызов? Конечно, понимал, но он уже был в почтенном возрасте и вдобавок разбит параличом: он не мог самостоятельно, без посторонней помощи передвигаться даже по собственному кабинету. И, публикуя свои сочинения в Гранаде, полагал, что его в таком физическом состоянии не тронут. Но ошибся. Профессора схватили и отправили в секретную тюрьму вместе с одной из племянниц, позволив той ухаживать за стариком.

Обстоятельный отзыв о десятитомном труде «Математические элементы» для Святого трибунала, по поручению комиссии Академии художеств, должен был написать Августин де Бетанкур. Уклониться он не мог, но и не знал, как писать. Оправдать дона Бенито – значит поставить под удар себя и всех своих коллег, учившихся в Париже во время французской революции у Лагранжа. Дать ответ, угодный Святому трибуналу, – значит, поставить крест на себе как европейском учёном. Бетанкур оказался в замешательстве, сознавая, что выбор Святой инквизиции пал на него не случайно.

Святые отцы уже давно подозревали его в атеизме. Монахи заметили, что в течение двух лет директор Королевского кабинета машин не исполнял таинств исповеди и пасхального причащения. Нашлись те, кто захотел сделать из Бетанкура лжефилософа и врага католической церкви. Слава Богу, они не знали, что Бетанкур состоит в гражданском браке с англичанкой и что у нее от него двое детей. Если бы инквизиция знала об этом, то у директора Королевского кабинета машин были бы очень большие неприятности.

Его отзыв о трудах профессора Бенито Байльса был лишь пробным камнем и проверкой его благонадёжности. Перед тем как писать его, Бетанкур долго размышлял, пока выход из сложившейся ситуации не подсказал ему один из друзей, предложивший провести сравнительный анализ первого издания «Математических элементов» со вторым. Если за первый вариант книги инквизиция профессора не тронула, то нужно доказать, что второе издание не очень отличается от первого. Если оба издания во многом совпадают, а разночтения несущественны, то это означает, что несколько лет назад инквизиция одобрила выпуск в свет еретической книги. Ведь второе издание – всего лишь жалкая реминисценция первого.

Однако ещё до оглашения свидетельских показаний профессор Байльс признал свою вину и раскаялся в том, что на какой-то момент усомнился в бытии Божьем и в бессмертии человеческой души, но при этом никогда не был ни атеистом, ни материалистом. Он просто одинокий человек, кроме своих племянниц, на всём белом свете никого не имеющий. Учёный был готов всенародно отречься от любой ереси, и особенно от той, в которой его подозревали. Таким образом, рецензия на книгу, написанная Бетанкуром, вообще отошла на второй план.

Дон Бенито публично попросил у Святого трибунала отпущения грехов и получения епитимьи, обещая исполнить её, насколько ему позволит здоровье. Раскаяние больного профессора математики вместе с рецензией Бетанкура обсудили на заседании Святого трибунала и постановили выпустить дона Бенито из секретной тюрьмы и перевести под домашний арест. Также трибунал потребовал, чтобы все судебные издержки по ведению дела профессор Байльс компенсировал из собственных средств. В первую очередь это касалось тюремного питания. Кроме того, инквизиция предписала дону Бенито исповедоваться три раза в год: в Рождество, на Пасху и в Троицын день – у специально назначенного священника.

Общаясь с представителями Святой инквизиции, Бетанкур понимал, что в любой момент он или кто-то из его ближайшего окружения может легко оказаться на месте профессора Бенито Байльса. Поэтому после отъезда старшего брата Хосе на Канарские острова он сделал всё возможное, чтобы поскорей уехать в Лондон.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Лондонский туман – одно из наиболее впечатляющих творений Господа Бога. За два ярда уже ничего не видно. Как в таком густом, промозглом ноябрьском тумане ориентировался кучер, везший Бетанкура в Темпл, – неизвестно. Однако ни он, ни другие встречные экипажи не сталкивались друг с другом. И хотя ни людей, ни повозок не было видно, со всех сторон доносились леденящие душу вопли, которые, если вслушаться, оказывались самой отборной английской бранью. Бетанкур, давно не говоривший по-английски, получал от неё истинное наслаждение.

Кучер подвез Августина к трёхэтажному дому с узорчатыми чугунными воротами и въехал во двор. Бетанкур проворно выскочил из коляски и дёрнул висящий возле входа шнурок. В узком окне из-за горшков с геранью выглянуло чьё-то заспанное лицо. Августин сразу же узнал его по маленькому красному носику – это была Анна Джордейн. Массивная дверь слабо скрипнула и открылась: на пороге стояла горничная, за её спиной по деревянной лестнице, застланной ярко-красным ковром, с ребенком на руках, стремительно спускалась Анна. Рядом, крепко держась за юбку, не поспевая за матерью, семенила маленькая девочка – старшая дочь Бетанкура Каролина – ей ещё не исполнилось и трёх лет. Не понимая, что происходит, с плачем, она бежала за матерью, боясь отстать. Оттолкнув служанку, Бетанкур устремился навстречу жене. Не успев сбежать с лестницы, Анна и Августин кинулись в объятия на ступеньках и едва удержали равновесие. Ещё немного – и они свалились бы на пол. Наверное, ни до того, ни после они уже никогда так долго и страстно не целовались.

В этом поцелуе было всё – и жаркое солнце Испании, и три года разлуки, и скитания Анны по родственникам после того, как строгие, пуританские родители выставили её из дома на улицу с двумя детьми. Этот поцелуй заключал в себе и горечь утраты, и счастье приобретения, и скитание по родственникам и знакомым, пока одна из двоюродных тёток по линии матери не сжалилась и не приютила её с детьми у себя. Только через год после отъезда Бетанкура из Парижа Анна начала регулярно получать из Швейцарии деньги, пересылаемые ей по просьбе Августина Абрахамом Луи Бреге.

Встречала Анна мужа уже в своей квартире: съехав от тётки, она снимала её неподалёку от площади Ковент-Гарден последние полгода. У девочек были две няньки, на них Бетанкур, как истинный испанец, тут же обратил внимание. Одна была ещё совсем юная креолка со жгучими чёрными волосами. Другая – классическая чопорная англичанка. Бетанкур перевёл взгляд на Анну. Лицо жены цвело здоровьем, губы – свежестью, глаза сверкали искренней радостью, весь её облик был переполнен жизнью. Она сияла от счастья – и вдруг потеряла сознание. Няньки привели её в чувство с помощью нюхательной соли.

Однако обморок жены не омрачил Бетанкура, он подал Каролине два пальца, девочка крепко уцепилась, и они прошли в гостиную, где он в камине кочергой размешал пылающие угли.

Все сразу поняли – в доме появился хозяин. Анна бросила победоносный взгляд на служанок: наверное, ещё совсем недавно они сомневались, что у неё есть «законный» муж.

Три дня Бетанкур никуда не выходил из дома. По утрам он долго лежал на мягких подушках в пуховой постели, наслаждаясь жизнью и бездельем. Ему было так хорошо, как никогда! Трёхлетняя Каролина ползала по нему, смеясь забиралась на живот и с восторгом прыгала на упругом отцовском прессе. Анна молча лежала рядом в кружевном ночном чепчике и ласково гладила мужа по плечу, заботливо поправляя на его голове белый бумажный колпак, увенчанный кисточкой, от резких движений детской ножки то и дело сползавший набок.

В один из вечеров они пошли по магазинам и модным лавкам – о них Анна уже давно мечтала. Купили несколько кисейных платьев, ожерелье из светлого сердолика, бирюзовые серьги, белую кашемировую шаль, привезённую из Индии. Бетанкур хотел было подарить Анне ещё и бриллиантовое ожерелье, но она отказалась, объяснив, что в Англии сердолик считается любовным талисманом, а носить бриллианты ей пока некуда. За несколько лет разлуки Анна отвыкла от мужа и в первые дни в его присутствии испытывала некую болезненную робость, при этом постоянно помня, что характер Бетанкура – пистолет с порохом. Поэтому два этих предмета из огнестрельного арсенала она всегда старалась держать по отдельности.

Идя рядом с мужем по Кинг-стрит, Анна вынашивала десятки маленьких планов по благоустройству совместной жизни. А Бетанкур думал, что жизнь – сплошная финансовая проблема, которую нужно решать каждый день. Гуляя, они незаметно вышли к Темзе. В то время она была главной «улицей» английской столицы. Набережной от Вестминстера до моста Блэкфрайарз ещё не существовало, и некоторые людные улицы упирались прямо в Темзу, заканчиваясь спускающимися к воде ступеньками. Русло можно было разглядеть, только подойдя к нему вплотную. Ещё недавно из тридцати семи тысяч человек, работающих на реке, одиннадцать тысяч были либо ворами, либо скупщиками краденого, поэтому торговые представители Вест-Индской компании были счастливы, если в их пакгаузы попадала хотя бы половина привезённого товара.

Однако в 90-х годах XVIII века в Лондоне появилась речная полиция, в состав её вошли бывалые моряки и лодочники, знавшие все отмели на Темзе и подноготную её обитателей. На деньги Вест-Индской компании были построены быстроходные лодки с длинными вёслами, и вооружённые люди с мушкетами и абордажными саблями быстро навели порядок на реке. Однако разбои полностью не прекратились. В темноте на чету Бетанкур напали, но Августин не растерялся. Вытащив пистолет, он выстрелил в ближайшего грабителя. Послышались крики и удаляющиеся шаги. Августин и Анна поспешили от реки и, сев в экипаж, отправились домой.

Англия оказалась удивительной страной. Например, согласно традиции человек, приговорённый к смертной казни, должен был заплатить некоторую сумму палачу и его подручным. Конечно, многим перед казнью деньги выдавали из казны, но расплачиваться за проделанную работу осужденный должен был сам. Таким образом король и правительство как бы снимали с себя обязанность держать палача на государственной службе.

О случившемся на берегу Темзы Бетанкур рассказал в полиции, но его выслушали там без особого энтузиазма. Записали показания и попросили расписаться. На этом история и закончилась.