Текст книги "Бетанкур"

Автор книги: Дмитрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

ПЕРВЫЕ ДОНОСЫ

Несколько военных и гражданских генералов написали царю на Бетанкура жалобу, что он неправильно формирует учебный процесс в Институте Корпуса инженеров путей сообщения. Слава Богу, она попала к Михаилу Михайловичу Сперанскому, который не дал ей ходу. Однако генерал-лейтенант Франс де Воллан то и дело в письмах жаловался вдовствующей императрице Марии Фёдоровне на Бетанкура, а она, в свою очередь, эту информацию доносила до ушей своего старшего сына. К тому же Бетанкур знал, что вдовствующая императрица очень благосклонно относится к генералу Багратиону и, как правило, всегда поддерживает его. Всё это, находясь при дворе, постоянно нужно было учитывать и держать нос по ветру, что Бетанкур и делал.

Он отлично понимал, что ни одно крупное дело в России провернуть невозможно, если на то не будет высочайшей милости Его Императорского Величества. А милость эта была ежесекундно подвержена разностороннему воздействию множества людей, находящихся при дворе русского императора, поэтому со всеми ими нужно было считаться, находить общий язык, чего добиться было почти невозможно – любой прямой контакт с царём уже раздражал этих людей. При этом, кто был в хороших отношениях со Сперанским, попадал в немилость к великой княгине Екатерине Павловне или военному министру Алексею Андреевичу Аракчееву. И таких примеров можно привести сколько угодно.

Однако долгое время Бетанкур очень искусно лавировал между русскими Сциллой и Харибдой. В России многие выступали не только против высшего технического образования, видя в нём зачатки атеизма, но и против всеобщего образования, полагая, что русское простонародье, обучившись грамоте, утратит христианское смирение и страх перед начальством. Бетанкур же всегда считал, что только просвещение народных масс может способствовать отмене крепостного права. Свою точку зрения он изложил однажды Александру I, но император отнёсся к ней весьма скептически – больше на эту тему с царём Бетанкур никогда не заговаривал.

СТОРОНЫ ЖИЗНИ

В XVIII веке Московская Русь, переименованная в Российскую империю, копировала всё европейское: одежду, причёски, военный строй, балы, театр, науки, архитектуру и т.п. За сто лет русская элита полностью сменила внешнее обличье. Но основа европейской жизни – права сословий и такие понятия, как «парламент», «конституция» и «республика», – изначально были вынесены за скобки. А Сперанский мечтал сделать эти понятия важной частью общественных отношений.

Александр I колебался. В стране с почти поголовно неграмотным населением любое движение к свободе было чревато взрывом. Вот и историк Карамзин, ближайший друг великой княгини Екатерины Павловны, написавший по её заказу «Записку о древней и новой России», подлил масла в огонь, выступив против либерализма. «Дать России конституцию, – говорил Карамзин, – в модном смысле есть нарядить какого-нибудь важного человека в гаерское (шутовское) платье. Россия не Англия, даже не Царство Польское. Самодержавие есть душа, жизнь её».

Будучи умным человеком и ловким царедворцем, Бетанкур быстро усвоил правило: в свете больше молчать, а на работе больше делать. Даже когда знатные русские вельможи спрашивали его, верит ли он в предсказания астрологов, он таинственно закатывал глаза и отвечал, что больше верит в Бога, чем в предсказания. Хотя католическую церковь посещал редко, ссылаясь на то, что жена англиканка, а одному, без супруги, ходить в церковь не хочется. Однако на все большие церковные праздники, такие как Рождество, Пасха, он обязательно посещал с детьми католический собор. Бетанкур постоянно испытывал чувство вины перед своими детьми, считая, что уделяет им очень мало внимания. Вспоминая своё детство на Канарских островах, он думал об отце, ежедневно по нескольку часов обязательно проводившем с детьми: он читал книги, решал математические задачи, учил, как пользоваться астролябией, через домашний телескоп смотрел на звёзды…

Изредка ходил с детьми Августин де Бетанкур гулять в Летний сад. Иногда после прогулки они заходили в Гостиный двор и покупали массу совсем ненужных вещей. Но не вещи интересовали детей, а их приобретение. Сам торг с продавцами доставлял всем неслыханную радость.

В 1811 году старшей дочери Каролине исполнился двадцать один год, Аделине – двадцать, Матильде – одиннадцать и, наконец, Альфонсо – шесть. Несмотря на большую разницу в возрасте между первым и последним ребёнком, семья была очень дружной. Каролина и Альфонсо были не просто брат и сестра, а хорошие и добрые друзья, очень внимательно относившиеся друг к другу.

Кроме этих детей, Анна родила Бетанкуру ещё четверых, но все они умерли в младенчестве, поэтому к выжившим Августин испытывал повышенную отцовскую любовь. И хотя он безмерно любил всех своих дочерей и сына, но всё же выделял среди них старшую дочь Каролину: её, в силу сложившихся обстоятельств, в годовалом возрасте он оставил с матерью на произвол судьбы в революционном Париже.

БЕГСТВО ИЗ ПАРИЖА

Когда 28 июля 1791 года Бетанкур покинул Париж, вернувшись по приказу министра в Испанию, во Франции ему пришлось оставить жену с новорождённым ребёнком. Так как брак с Анной Джордейн был гражданский и по испанским законам недействительный, он не мог взять её с собой. Тем более что заключил он этот союз в парижском революционном муниципалитете без ведома не только испанского короля, но и католической церкви. Такой «греховный» поступок для карьеры официального представителя испанской короны во Франции мог иметь самые пагубные последствия.

Прожив без Бетанкура ещё какое-то время в Париже, мадам Джордейн вдруг поняла, что снова беременна. При этом представители революционной толпы украли у неё все деньги, оставленные ей Августином. Ближайшего товарища мужа, часовщика Абрахама Луи Бреге, в Париже в тот момент также не оказалось. Он уехал в Швейцарию. Занять денег было не у кого. Пришлось распродавать последние вещи. Одна, беременная, с годовалым ребёнком на руках, почти без денег, отправилась она через Ламанш в Англию, где родители встретили свою двадцатидвухлетнюю дочь без «особого восторга».

Впоследствии об этом периоде жизни ни она, ни Бетанкур не любили вспоминать. Более двух лет им пришлось провести в разлуке, и Анна Джордейн уже подумывала, что испанский гранд к ней никогда не вернётся.

ДВОРЕЦ БУЭН-РЕТИРО

Вместе с коллегами Бетанкур перевёз из Парижа собранные за три года макеты, а также машины и механизмы. Это позволило ему открыть в Мадриде выставку, на основе которой впервые в мировой истории науки и техники был создан музей инженерно-технических достижений. Большая часть коллекции была посвящена механизации строительных и дорожных работ, а также гидравлике. Один из товарищей Бетанкура, коллега по французской стажировке Лопес де Пеньяльвер, составил каталог собрания, насчитывающий 271 модель и 327 чертежей; значительная часть из них была выполнена Бетанкуром.

На выставке были представлены машины и механизмы, применяемые в широком диапазоне: от металлургии до ткацкого производства, включая машиностроение. Кроме того, в коллекции насчитывалось несколько моделей, изобретённых самим Бетанкуром. Это были машины для очистки портов от водорослей, пять типов насосов (в том числе три – приводимых в движение паром), модель паровой машины, землечерпалка для очистки портов с паровым приводом, ткацкий станок для производства лент, станки для обработки кожи, чертежи проектов машины типа экскаватора для производства дорожных работ. При этом в коллекцию также вошла библиотека манускриптов и книг, привезённых из Парижа. В дальнейшем Королевский кабинет будет пополняться чертежами и моделями уже испанского производства.

Заместителями директора Кабинета машин по специальному указу короля были назначены Хуан де ла Фуенте и Лопес де Пеньяльвер, а их помощником Томас Берг. Жалованье директора Кабинета машин составило двадцать четыре тысячи реалов в год, а сам Бетанкур получил звание интенданта.

К 1792 году Кабинет машин был полностью сформирован и открыт для широкой публики во дворце Буэн-Ретиро (Благое уединение). Это был не дошедший до наших дней королевский дворец близ Мадрида, построенный в начале XVII века герцогом Оливаресом; его портрет кисти Веласкеса сегодня можно увидеть в залах испанской живописи Эрмитажа. Герцог Оливарес какое-то время являлся фаворитом короля Филиппа IV. После смерти герцога дворец Буэн-Ретиро перешёл в казну и стал местом весеннего пребывания королевской семьи. Дворец разрушили французы в 1808 году во время наступления на Мадрид.

На открытие Кабинета машин в столицу приехал старший брат Бетанкура Хосе. Августин решил пригласить и Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентеса, но ему сообщили, что художник скверно себя чувствует, полностью потерял слух и скоро год, как он не берётся за кисть. Это известие опечалило Бетанкура, но, помня, какой характер был у Гойи и в светлую пору жизни, не стал испытывать судьбу.

Через какое-то время Августину стали выплачивать надбавку к основному жалованью – двадцать тысяч реалов. Часть личных средств снова стала уходить на приобретение моделей машин и механизмов, которые он постоянно заказывал то в Париже, то в Лондоне. Размышляя, Бетанкур пришёл к выводу, что большинство учёных-инженеров видят в них средство передачи усилия, тогда как они передают движение. «Поэтому машину, – рассуждал он, – нужно изучать не в состоянии покоя – статики, а в состоянии движения – динамики». Августин разложил все отдельные составляющие машины на элементарные механизмы и вывел принцип преобразования движения.

КАРЛ IV

Начало 90-х годов XVIII века было для Испании непростым временем. 14 декабря 1788 года престол достался сорокалетнему Карлу IV, второму сыну Карла III и его жены Марии Эмилии Саксонской. Почему второму? Старший брат Карла IV страдал тяжёлой формой эпилепсии. По материнской линии новый король унаследовал крупное телосложение и огромную физическую силу. Он даже чем-то напоминал своего родственника – короля Польши Августа II Сильного. В юности он любил борьбу с физически крепкими людьми; их искали специально по всей Испании. Однако внешность короля совсем не соответствовала его внутреннему содержанию. Это был человек добрый, доверчивый, с мягким и податливым характером, чем в корне отличался от своей жены Марии Луизы Пармской, приходившейся ему двоюродной сестрой по материнской линии. Она была полной противоположностью супругу – грубая и порочная, не терпящая никаких возражений, даже от самого короля.

Время от времени Карл IV пытался проявить остатки характера, но это скорее были редкие вспышки отчаяния, чем целенаправленная тактика. Да и вспышки эти, как правило, ни к каким результатам не приводили. Ещё в правление Карла III Мария Луиза вмешивалась в государственные дела. Так, она постоянно сталкивала между собой двух королевских министров – Флоридабланку и Аранда. Оба были покровителями Бетанкура, но из-за постоянных интриг Марии Луизы в конце концов стали враждовать.

После того как Карл IV занял королевский престол, его любимое занятие – охота – так и осталось на первом месте. Государственное управление практически полностью сосредоточилось в руках Марии Луизы. Сначала премьер-министром был назначен Флоридабланка, затем его сменил Аранда, которого в свою очередь отодвинул Мануэль Годой. Постепенно все преобразования, осуществлённые во времена правления Карла III, стали уходить в прошлое.

Мария Луиза, напуганная революцией во Франции, обратила взор в сторону инквизиции, и та сразу расцвела пышным цветом. Первым главным инквизитором в царствование Карла IV стал дон Агостино Рубин де Севальос, епископ Хаэна, умерший в 1792 году. К этому времени, особенно после изгнания иезуитов, образование в Испании полностью вышло из-под их тоталитарного контроля, и идеи просвещения на Пиренейском полуострове быстро набирали силу. В некоторых университетах они сделались первостепенными, отодвинув теологические факультеты на задворки учебного процесса. Просвещение распространялось по университетским аудиториям. Королевский кабинет машин стал одним из эпицентров нового мышления, демонстрируя, чего может достичь научно-технический прогресс.

При этом абсолютная монархия осознавала, что развитие науки и образования, разрушая религиозное мышление народа, в конечном счёте сметёт и её. Поэтому процесс этот требовалось замедлить, взяв под контроль: идеи революционной Франции всё активнее проникали в Испанию. В Мадриде и Барселоне с жадностью читали книги, наполненные духом свободы, в них обсуждались права человека и отмена сословий. Вольнодумные идеи быстро распространялись и по испанским провинциям.

Мария Луиза от имени короля поручила главному инквизитору запретить и арестовать все французские книги, листки и журналы революционного содержания и рекомендовать всем военным и гражданским подданным тщательно наблюдать за ввозом «ереси» в Испанию. Кроме того, правительство упразднило кафедры естественного и международного права в университетах и других учебных заведениях.

Исполнить эту миссию выпало покровителю Бетанкура первому министру и государственному секретарю графу Флоридабланке. И хотя в душе он был противником таких мер, приказ короля безропотно выполнил, тем самым окончательно погубив себя в глазах не только испанской университетской профессуры, но и всего народа. Однако все усилия власти не только не предотвратили народного недовольства, а, наоборот, сделались его катализатором. Инструкции, данные правительством инквизиторам, привели к тому, что комиссары Святого трибунала начали повсеместно вмешиваться в систему образования, например, производить выемку книг из университетских библиотек. Людям было приказано доносить друг на друга. Только за 1792 год на Бетанкура в Святую инквизицию поступило несколько жалоб. В основном его обвиняли в сатанизме – ведь он мог передавать информацию на расстояние.

Дело в том, что в один из приездов из Парижа в Мадрид, в 1787 году, Бетанкур на глазах изумлённой публики установил связь между столицей и загородной летней королевской резиденцией в Аранхуэсе. Это был прообраз первого телеграфа. Сначала для этой цели Бетанкур хотел использовать электричество, но ему не хватило технических средств. Он остановился на световом сигнале: тот был устойчив и не требовал дополнительного оборудования.

ТЕЛЕГРАФ БРЕГЕ—БЕТАНКУРА

В 1790 году Бетанкур, уже вместе с Бреге, предложил новую конструкцию телеграфа, суть её заключалась в следующем: «Механизм для передачи сигналов состоял из вертикальной мачты, на вершине которой вращалась стрела, приводимая в движение лебедкой. При этом одновременно получала вращение система двух окуляров подзорных труб, направленных на две соседние станции. Линза каждого окуляра пересекалась диаметральной чертой. Шкив, приводящий стрелу во вращение, имел нанесённые на нём деления, находившиеся на равных расстояниях друг от друга. Каждое деление обозначалось буквой или цифрой. Наблюдатель при помощи окуляра следил, чтобы его черта была строго параллельна его стреле.

Сигнал длился 6—8 секунд. Таким образом, депеша передавалась в среднем за полчаса. Расстояние между двумя соседними мачтами равнялось 10—12 км. Для установления возможной непараллельности стрел была применена подвеска стрелы на шарнире Гука. Авторы проекта показали, в частности, что если вращение одной из осей будет равномерным, то вращение другой оси будет неравномерным, и вывели зависимость соответствующих угловых скоростей от углов, образуемых осями шарнира».

Опыт проводился в присутствии испанского короля и свиты, а затем о его положительном результате узнали другие европейские учёные, например такие как Гумбольдт и Араго.

Через два с половиной года после этих опытов в Святую инквизицию пришло сразу несколько доносов. Суть их была такой: только дьявол может передавать информацию на многокилометровые расстояния, поэтому неудивительно, что сегодня сатана скрывается под личиной Бетанкура. В то время доносов Бетанкур не боялся: при мадридском дворе у него ещё были сильные покровители, несмотря на то что 28 февраля 1792 года граф Флоридабланка был вынужден подать в отставку. Но Бетанкур уже чувствовал, что с каждым днём кольцо инквизиции вокруг него сжимается.

ИНКВИЗИЦИЯ

Сначала оговорёнными в ереси оказались студенты университетов Вальядолида и Саламанки – после повсеместного запрета естественного и международного права они продолжили изучать его самостоятельно. А после того как инквизиция арестовала посла Испании в Риме, главнокомандующего каталонской армией, многих профессоров и даже ректоров некоторых университетов, Бетанкур не на шутку испугался. Он стал искать возможности как можно скорее покинуть Испанию. Тем более, что его жена с двумя детьми находилась в Англии, и он стремился найти любые способы выехать туда.

Однако отношения между Испанией и Англией в то время были непростые, постоянно балансируя на грани войны и мира из-за разногласий по отношению к американским колониям. Первый президент США Джордж Вашингтон по этому поводу писал: «Когда бы между европейцами ни возникал конфликт, если мы мудро и должным образом воспользуемся преимуществами, дарованными нам географией, мы сможем, действуя осмотрительно, извлечь выгоду из их безумств».

Однако извлечь выгоду на этот раз США не удалось – военный конфликт между Испанией и Англией в самом начале 90-х годов XVIII века удалось разрешить дипломатическим путём.

Живя в Мадриде, Бетанкур сообщал родителям на Канарские острова следующее: «Отец и сеньор, любимый все моим сердцем! По копии королевского указа, которую я послал Вам,– его позавчера мне передал министр иностранных дел– Вы увидите, что только милости короля я обязан сорока четырьмя тысячами реалов ежегодного жалованья, и это позволит мне продолжить поездки туда, куда я посчитаю нужным поехать.

Считаю излишним напоминать Вам: всё, что у меня есть, принадлежит и будет принадлежать Вам; я буду пользоваться этими деньгами только в том случае, если Вы не будете нуждаться в них.

Я только что вернулся из Аранхуэса, сейчас восемь вечера, и, поняв, что ещё успеваю к сегодняшней почте, я и решил написать Вам о королевской милости, но чувствую, что не успею написать домочадцам, и прошу Вас передать им новости о милости короля и моём желании и т.д., а я напишу лично им в ближайшую почту.

Пепе уже написал Вам о том, что он удостоился благосклонности нашего монарха, и вот вчера король пожелал мне всего доброго и пожал мне руку, а я его руку поцеловал.

Времени для письма у меня больше нет. Остаюсь Вашим, истинно любящим Вас сыном.

Августин».

В тот же конверт он вложил и письмо к матери: «Пусть говорят, что затмение всегда предвещает мрачные события, когда в день лунного затмения– 25-й день этого месяца– мне вручили предыдущий Указ, который мне отправил герцог Алькудиа. В тот же день и час Эстанислао был назначен директором Королевского кабинета научных исследований с годовым жалованьем 57 тысяч реалов и получил Крест Карла III, а дон Хосе Клавихо стал вторым директором Кабинета естественных наук, и ему увеличили жалованье на 8 тысяч реалов, так что в один и тот же день королевскими почестями были осыпаны сразу три земляка, три друга и три директора. Возблагодарим Господа за столько милостей, которые он нам оказал.

Соблаговолите принять в дар мое жалованье и разделить его с другими домашними вместе с тысячью приветов от Вашего сына, который всей душой любит Вас».

СТОЛИЦА ИСПАНИИ

По возвращении из Франции в Испанию в 1791 году Бетанкур жил во дворце Буэнретиро, а его брат Хосе – в центре Мадрида, совсем рядом с площадью Пуэрто дель Соль, где сходятся все главные улицы города. В конце XVIII века каждый житель Мадрида хоть раз в день обязательно оказывался на этой площади. С раннего утра здесь постоянно толпился народ, особенно мужчины, таинственно завернувшиеся в широкие чёрные плащи, зимой и летом составлявшие необходимую принадлежность их костюма. Тут можно было услышать самые последние новости. Напротив дома casa de correos всегда собирались военные и чиновники. Там была кофейня, где братья Бетанкур обычно встречались, чтобы выпить пару чашек espumas, посыпанного корицей, или подровнять в цирюльне эспаньолки. В любой лавке, кафе или цирюльне обязательно завязывался разговор о политике.

С площади Пуэрто дель Соль братья часто ходили гулять на бульвар Прадо, по обеим сторонам обсаженный широкими каштанами. То и дело встречали знакомых, здоровались, останавливались, подолгу беседовали, а затем, через несколько шагов, снова останавливались, здоровались и продолжали беседу на ту же самую тему, что и минуту назад, но только уже совсем с другими людьми.

Дамы высшего света проезжали по бульвару в колясках или легких каретах. Испанская аристократия, в отличие от русской, никогда не считала для себя зазорным сливаться с толпой. В России же это случалось только по большим народным или религиозным праздникам. А на Прадо последний нищий мог запросто попросить у директора Королевского кабинета машин прикурить, и Бетанкур, остановившись, доставал из кармана прибор для получения огня, терпеливо ожидая, когда «важный сеньор» закурит. И пока «господин» не делал полной грудью сладкую затяжку и не раскуривал свою sigarrillo, Бетанкур не трогался с места.

Представить себе такую картину в конце XVIII века в России немыслимо! Чтобы гвардейский офицер дал прикурить какому-нибудь мужику в лаптях или мастеровому? Даже в самом страшном сне в России такое не могло никому присниться! А в Мадриде, на улице, в 90-х годах XVIII века все сословия были равны, различались только по одежде, да и то незначительно. Женщины носили дорогие кружевные и шёлковые мантильи; сквозь них просвечивали крепкие, как морские канаты, могучие чёрные косы. Более современные молодые девушки уже стали носить мантильи поверх шали, но таких в Мадриде было ещё немного. Руки всех дам постоянно были заняты щёлкающим веером – им все испанки владели превосходно. Казалось, он никогда не покидал их рук. С помощью веера они кланялись, приветствовали, делали знаки друг другу и, наконец, флиртовали с мужчинами.

Под руку по бульвару могли прогуливаться только муж с женой или сестра с братом. Для остальных такая фривольность считалась недопустимой. В массе своей мадридцы представляли собой армию чиновников или людей торгового звания. Производства в столице практически не было: весь товар завозили из провинций или из-за границы.

Летом воздух в городе, расположенном на высоте более 600 метров над уровнем моря, был всегда прозрачен и сух, но при этом основная масса его населения умирала от болезней легких. В столице бытовала пословица «Aire de Madrid mata, y no apaga un candil». [7]7
  Мадридский воздух свечу не задует, а человека убьет (исп.).


[Закрыть]И конечно же, жизнь в Мадриде оживала только к вечеру – днём у всех испанцев, будь то высший класс или низший, была siesta. В России Бетанкуру очень нравилось, что всем чиновникам после обеда тоже полагался полуденный сон.

После долгой жизни за границей Бетанкур вдруг увидел испанцев другими глазами: это был самый воспитанный народ в Европе, какой до сих пор ему приходилось встречать. Даже низшие слои общества не составляли исключения. Просто образование этих людей было не книжное, а сформировалось на основе обычаев, нравов и преданий. Сегодня мы назвали бы его историческим. Это было воспитание всей натуры человека, а не только одной его головы. Бетанкур стал замечать, что, в отличие от Франции, испанская литература живет не только в книгах, а постоянно передается из уст в уста. Отсюда и способность народа к импровизации, к расширению границ родного языка, любовь к своим литературным героям и истории.

Летом 1792 года Мансанарес практически весь высох, и от него остался маленький ручеёк. Палящее солнце и сухая песчаная почва истребили в Мадриде почти всякую растительность. Несмотря на испепеляющую жару и прочное желание Бетанкура быть вне политики, это оказалось невозможным. Все только о ней и говорили. С кем бы он ни заговаривал на улице, слово el gobierno («правительство») было если не первым, то обязательно вторым. И чем больше свирепствовала инквизиция, тем слово el gobierno звучало громче и громче. Казалось, что, кроме политики, в Мадриде не о чём разговаривать.

Известно, что Испания не всегда была католической Европой, а составной частью Мавритании, поэтому её нельзя судить с общеевропейской точки зрения. В конце XVIII века Испания находилась в судорожных конвульсиях: она хотела оторваться от своего прошлого и в то же время сохранить все старые заветные традиции. Испанская администрация не имела никаких законов, кроме капризов и личных финансовых интересов Марии Луизы. Положение ещё более осложнилось, когда в ноябре 1791 года фаворит королевы Мануэль Годой окончательно вышел из-за кулис на авансцену испанской истории. На личности этого человека мы остановимся, так как он сыграл не самую последнюю роль в том, что Бетанкур навсегда покинул свою родину.