Текст книги "Бетанкур"

Автор книги: Дмитрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

ЗАМОРСКАЯ ЖИЗНЬ МОНФЕРРАНА

Огюст Монферран родился 23 января 1786 года в небольшом городке Ферран на юге центральной части Франции. Графы Оверни, не сумевшие подчинить себе в тех местах церковные земли, отчаявшись добиться цели, основали рядом с Ферраном второй город – Монферран. Позднее молодой Огюст присоединил его название к своей фамилии. Многие в России считали, что он дворянского рода – ведь в его фамилии была частичка «де». Однако в действительности она переводилась как «Огюст из Монферрана».

Его отец был простой берейтор – специалист, объезжающий верховых лошадей и обучающий верховой езде, а дед по отцовской линии – инженер и строитель шоссейных мостов. Вполне возможно, что внук унаследовал любовь к строительству именно от него. Уже в юном возрасте Монферран потерял отца, а его мать вышла замуж вторично. Отчим полюбил мальчика, как собственного сына, и постарался дать ему превосходное воспитание. После получения начального художественного образования Монферран в 1806 году поступил в Императорскую специальную школу архитектуры (до переименования её Наполеоном I она называлась Королевской академией архитектуры). Здесь он получает фундаментальные знания по рисунку, перспективе, объёмному проектированию и градостроительству.

Молодому человеку посчастливилось учиться у таких прославленных французских архитекторов, как Шарль Персье и Пьер Фонтен – самых ярких представителей стиля ампир. К их наиболее известным проектам относятся генеральный план Парижа, реконструкция территории между Лувром и дворцом Тюильри с сооружением Триумфальной арки Каррузель. Они создавали роскошные интерьеры во дворцах в Сен-Клу, Фонтенбло, Мальмезоне, Версале и Лувре.

Однако в 1806 году Монферран не смог по-настоящему приступить к занятиям в Императорской специальной школе архитектуры: в самом начале учёбы он был призван в армию и отправлен в составе 9-го конноегерского полка на юг Италии, в Калабрию. Но и во время службы Монферран старается не тратить время зря. Между военными переходами и боевыми действиями он изучает искусство Италии, делая многочисленные зарисовки. После тяжёлого ранения Монферран возвращается во Францию и снова приступает к занятиям в школе архитектуры. Он участвует сначала в конкурсе на «проект дома для принцев», а затем в «проекте биржи для коммерческого города», однако успехов не добивается.

В двадцать пять лет Огюст женится на молодой вдове Юлии Морне, урождённой Гокерель. В 1813 году Монферран заканчивает учёбу и снова надевает военную форму. В Версале он формирует роту солдат и в качестве командира отправляется в Саксонию. За смелость и храбрость в сражении при Ханау на реке Майн его награждают высшей наградой Франции – орденом Почётного легиона. За проявленное мужество перед строем гвардейского полка орден ему вручит сам маршал Луи-Александр Бертье в присутствии герцога де Вальми, также маршала Франции.

После краха империи Наполеона у большинства французских архитекторов не было никаких перспектив. Франция должна была выплачивать огромную контрибуцию. В таких условиях ни о каких новых строительных проектах не могло идти и речи. В лучшем случае достраивалось то, что было начато при Наполеоне. Даже такие знаменитые зодчие, как Персье и Фонтен, оказались невостребованными. Что уж говорить о молодых и ещё не успевших проявить себя архитекторах! Монферран нашёл работу архитектора-строителя в одной творческой мастерской, но она не приносила удовлетворения: приходилось воплощать в жизнь чужие идеи и замыслы, других перспектив на горизонте не было.

Однако благодаря своим учителям Персье и Фонтену в Париже, в Елисейском дворце, Монферран был представлен русскому царю Александру I и подарил ему, в дорогом сафьяновом переплёте, альбом с самыми лучшими своими проектами. Например, на одном рисунке был изображён общественный фонтан с восседающим на троне Александром I, в позе и воинских доспехах римского императора. На другом можно было увидеть дворец, напоминающий богатую итальянскую виллу эпохи Возрождения. На третьем – триумфальную арку, искусно украшенную барельефами с изображением эпизодов только что закончившейся войны, прославляющую победу русского оружия. Всего Монферран представил русскому царю восемь проектов, нарисованных акварелью. Каждый план сопровождался приблизительным перечнем расходов на материалы и оплату труда.

В письменном обращении к русскому царю молодой архитектор скромно пояснил, что в настоящее время он не надеется на осуществление своих замыслов, однако, как ему кажется, в недалёком будущем некоторые из них можно было бы реализовать где-нибудь в России. Александру понравились графические рисунки Монферрана, и он с благодарностью принял альбом, тем самым давая понять, что не возражает против его приезда в Россию. С трудом собрав необходимую сумму денег и обновив гардероб, ровно через год Монферран оказался в Санкт-Петербурге.

ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ

Первое серьёзное задание, полученное Монферраном от Бетанкура, – проект лицея Ришелье в Одессе. Он должен был стать самым крупным учебным заведением на юге России. Ещё в 1811 году Николай Штиглиц, родной дядя известного барона Александра Штиглица, будущего основателя Центрального училища технического рисования и Музея прикладного искусства в Петербурге, пожертвовал на устройство лицея сто тысяч рублей. Однако из-за начавшейся войны с Наполеоном строительство было отложено. В 1816 году к нему вернулись, только, кроме лицея, было решено построить ещё и педагогический институт. На благое дело Николай Штиглиц пожертвовал ещё двести тысяч рублей.

Буквально за месяц группа чертёжников во главе с Монферраном подготовила несколько вариантов проекта, где, исходя из технического задания, полученного от Бетанкура, представила двухэтажное здание лицея, расположенное в глубине участка застройки и охватывающее боковыми служебными корпусами подъездной парадный двор, отделённый от проезжей части галереями и решёткой с выездными воротами. В одном из вариантов за главным зданием Монферран предлагал разбить парк.

После представления Бетанкуром окончательного проекта царю чертежи были утверждены лично Александром I и переданы помощнику директора лицея, чтобы «приступить по оным к первоначальным распоряжениям о постройке». Сам Монферран по этому поводу писал следующее: «Лицей Ришелье будет расположен в середине открытого пространства, на возвышенном месте, в 300 саженях от моря и на таком же расстоянии от города, на оси главной улицы Одессы».После утверждения проекта лицея Монферран продолжал работать над ним и вскоре представил Бетанкуру ещё двадцать шесть листов чертежей: план второго этажа, подвального этажа и кухни, план кровли с водостоками; двенадцать фасадов главных и служебных корпусов, четыре разреза и одиннадцать чертежей детальной проработки проекта. Осенью 1817 года Бетанкур передал директору Департамента народного просвещения В.Н. Попову двенадцать из двадцати шести листов чертежей «для отсылки по принадлежности в Одессу к произведению их в действие».

РАБОТА КОМИТЕТА ДЛЯ СТРОЕНИЙ И ГИДРАВЛИЧЕСКИХ РАБОТ

Комитет для строений и гидравлических работ под руководством Бетанкура очень быстро приобрёл общероссийское значение, так как вёл надзор за планировкой и застройкой не только столицы, но и других городов Российской империи – Москвы, Архангельска, Одессы, Киева, Нижнего Новгорода, Варшавы, Гельсингфорса и др. Без согласования с Комитетом градостроительных и архитектурных решений во всех крупных городах России не осуществлялся ни один проект на протяжении почти четверти века (после Бетанкура во главе комитета стояли Базен, Готман, Христианович). Важной задачей комитета оставалась и организация важнейших инженерно-гидротехнических и строительных работ в стране, а также оснащение их передовой техникой. Комитет проводил экспертизу многих градостроительных и инженерно-гидравлических проектов, что заставляло авторов предварительно более основательно прорабатывать свои решения.

Большое внимание комитет уделял санитарному состоянию и благоустройству Санкт-Петербурга. В 1816 году было утверждено подготовленное комитетом «Положение о тротуарах в столице с образцовыми чертежами».

ПЕРВЫЙ ПАРОВОЙ ЛЕСОПИЛЬНЫЙ ЗАВОД В РОССИИ

В 1816 году Бетанкур, делая заказы на строительство висячих мостов, сближается с директором и хозяином литейно-механического завода Чарльзом Бердом, шотландцем по происхождению, в своё время получившим образование на Корронском пушечном заводе. Ещё в 1815 году Бетанкур обратился к министру внутренних дел Осипу Петровичу Козодавлеву с письмом следующего содержания: «Имею желание устроить пильную мельницу против Охты посредством паровой машины, для действия которой употреблены будут только 8 или 10 человек рабочих, а на отопление– то, что остается от пиления лесов. По сему и прошу Ваше превосходительство сообщить губернаторскому начальству, дабы дозволено мне было устроить по приложенному при сём плану таковую мельницу».

Разрешение было получено, и в Петербурге, на Охте, по проекту Бетанкура был построен в 1816 году первый в России паровой лесопильный завод. Паровая машина и другое оборудование для него были изготовлены на заводе Берда. В 1820 году аналогичное лесопильное производство начато в Архангельске, а затем и в других городах России. Схема устройства паровых лесопильных заводов, предложенная Бетанкуром, применялась до XX века. До Бетанкура в России действовали лишь «пильные мельницы» с водяным приводом. По его же проекту в 1825—1827 годах только в Петербурге открылись ещё пять паровых лесопильных заводов.

ПЕРВЫЕ СТИМБОТЫ ЧАРЛЬЗА БЕРДА

В 1815 году Чарльз Берд создал на Неве собственное пароходство и долго был единственным хозяином парового сообщения, осуществляя регулярные пассажирские и грузовые рейсы между Петербургом и Кронштадтом, главным торговым портом страны. Конкуренция между парусными судами и пароходами продолжалась недолго – использование пара было намного выгоднее. Вскоре почти все перевозки оказались в руках Берда. Он построил несколько транспортных судов и на них буксировал товар из Кронштадта в Петербург и обратно, нажив стремительно фантастическое состояние. Однако финансовый успех пришёл к нему не сразу.

В 1813 году Александр I предоставил создателю первого парохода – американскому изобретателю Роберту Фултону монополию на эксплуатацию пароходных судов на линии Санкт-Петербург – Кронштадт, а также на других российских реках на пятнадцать лет. Но Фултон не смог воспользоваться договором, так как не выполнил основного условия – за три года не ввел в строй ни одного судна. Контракт был расторгнут и передан Чарльзу Берду.

Тогда русское слово «пароход» ещё не существовало и такие суда назывались на английский манер – «стимбот» или «пироскаф». Первое подобное судно, по имени «Елизавета», сделанное на заводе Чарльза Берда, было спущено на воду в 1815 году при большом стечении народа и в присутствии членов августейшей фамилии. Первый стимбот Берда представлял собой копию так называемой тихвинской деревянной лодки и имел длину 18,3 метра, ширину 4,57 метра и осадку 0,61 метра. В трюме была установлена балансирная паровая машина Джеймса Уатта мощностью четыре лошадиные силы и частотой вращения вала сорок оборотов в минуту. Машина приводила в действие бортовые колёса диаметром 2,4 метра и шириной 1,2 метра, имевшие по шесть лопастей. Паровой котёл с одной топкой отапливался дровами. Над палубой возвышалась кирпичная дымовая труба (это была ещё дань заблуждению, что трубы, по аналогии с печами, должны изготавливаться только из кирпича). Впоследствии трубу заменили на металлическую, высотой 7,62 метра, способную держать парус, используемый при попутном ветре. Скорость первого парохода достигала 5,8 узла (10,7 км/ч). Расстояние от Петербурга до Кронштадта в хорошую погоду преодолевалось за три часа пятнадцать минут, в плохую – за пять часов.

В 1816 году был спущен на воду второй стимбот, улучшенной конструкции и мощностью двигателя шестнадцать лошадиных сил. С начала навигации 1817 года регулярные пассажирские рейсы между Петербургом и Кронштадтом осуществлялись два раза в день. В дальнейшем Берд наладил регулярные рейсы не только между Петербургом и Кронштадтом, но и связал Северную столицу с Ревелем, Ригой и некоторыми другими городами. Впоследствии промышленная империя Чарльза Берда распространилась и на все остальные водные системы России. К примеру, обладание десятилетней привилегией давало ему право на монопольное строительство судов по всей Волге – главной речной торговой артерии страны. Никакое частное лицо без разрешения Берда не могло строить свои пароходы или делать их на заказ.

Протяжённость водных путей России превышала триста тридцать тысяч вёрст. Естественные водные коммуникации дополнялись искусственными каналами. На одной только Волге бурлаками работали до четырехсот тысяч человек, из них семь тысяч ежегодно погибало, а сколько становилось калеками или теряло здоровье – не подаётся подсчёту. Естественно, переход на паровое судоходство был прогрессивным явлением и приветствовался многими, в том числе Бетанкуром.

КАЗАНСКИЙ АРСЕНАЛ

К концу XVIII века в России сложилась система арсеналов, возникших из артиллерийских пушечных дворов и занимавшихся производством и снабжением армии оружием и боеприпасами. Старейшими из них были Петербургский и Московский арсеналы, основанные в 1724 году. С началом войны 1812 года быстро стал развиваться и Казанский арсенал: здесь чинили привозимые из армии повреждённые пушки, отливали новые, изготовляли лафеты и снарядные ящики. Казанский арсенал был третьим по значимости в России после Петербургского и Брянского (в него влился Московский арсенал).

3 сентября 1815 года в Казани разразился страшный пожар, уничтоживший полторы тысячи домов. Почти полностью сгорел и Пушечный двор Казанского арсенала. Удалось спасти только «олово, краски, парусину и жесть да денежную казну и письменные дела». Кое-какое уцелевшее казённое имущество перенесли в полевой артиллерийский двор – сараи на Арском поле, где его успешно разворовало местное население. В 1816 году Комитет для строений и гидравлических работ по указанию царя получил срочное задание на проектирование Казанского пушечно-литейного завода. Он должен был возводиться под руководством военного инженера Зуева. Бетанкур лично взялся за этот проект и очень быстро выполнил его.

ЛИТОГРАФИЯ

В том же году Бетанкуру показали новую технику, называвшуюся литографией. Изобрели её в самом конце XVIII века в Германии, а в Петербурге первым литографические листы начал печатать польский живописец и график Александр Орловский. Метод заключался в следующем: на отшлифованной плите из твёрдого однородного известняка тушью или специальным литографским карандашом, содержащим жир, наносили рисунок. Там, где на поверхность ложились штрихи или пятна краски, камень зажиривался и становился олеофильным, то есть впитывал жирные вещества и отталкивал воду. Сделанный таким образом рисунок протравливался слабым раствором азотной кислоты с добавленным в неё декстрином. Благодаря такой обработке поверхность камня, свободная от рисунка, становилась гидрофильной – способной принимать воду и отталкивать жир, а следовательно, и печатную краску. После этого рисунок смывали тинктурой – специальным составом, содержащим растворители. Затем камень увлажняли и прокатывали валиком с печатной краской. Краска приставала только к тем местам поверхности камня, где находился рисунок. Притиснув к камню бумагу, можно было получить оттиск.

Бетанкуру объяснили, что аналогичным образом можно использовать не только камень, но и цинк или даже стекло. В Институте Корпуса инженеров путей сообщения требовалось постоянно обновлять учебную литературу, прежде всего по физико-математическим наукам, поэтому Бетанкур распорядился, чтобы сотрудники освоили эту технику и приступили к изданию лекций ведущих профессоров литографическим способом.

ФИНСКИЙ ЗОДЧИЙ

В 1816 году Бетанкур впервые встретился с прусским архитектором Карлом Людвигом Энгелем, с 1815 года жившим в Петербурге. Тогда ещё никто не знал, что этот немец станет самым выдающимся финским зодчим.

Энгель родился в 1778 году в Берлине, где получил первоклассное образование в Академии художеств. С 1809 по 1814 год работал архитектором в Ревеле и хорошо зарекомендовал себя.

Неудивительно, что, когда Александру I пришла в голову идея застроить центральную часть Гельсингфорса современными каменными домами в неоклассическом стиле и возвести помпезный генерал-губернаторский дворец, выбор пал на Энгеля.

Столица Великого княжества Финляндского представляла собой маленький провинциальный городок с деревянными домами, и Александр I захотел продемонстрировать всей Европе, как он заботится о своем новом приобретении – Великом княжестве Финляндском. Царь назначил государственного советника Йохана Альбрехта Эренстрёма председателем комиссии по строительству Гельсингфорса и одновременно главным разработчиком генерального плана города. Эренстрём в свою очередь попросил императора, чтобы главным архитектором Гельсингфорса утвердили Карла Людвига Энгеля, которого он хорошо знал. Чтобы получить такую высокую должность, архитектор должен был обязательно пройти личное собеседование с Бетанкуром – оно состоялось в рабочем кабинете председателя Комитета для строений и гидравлических работ в Петербурге.

Бетанкур, ознакомившись с основными проектами Энгеля (некоторые уже были воплощены в жизнь в Эстонии), остался доволен. Он не стал возражать против его кандидатуры и рекомендовал прусского архитектора на высокую должность. Бетанкур сразу заметил, что в немце скрыт большой творческий потенциал и он сможет решать самые сложные архитектурные задачи. И Бетанкур не ошибся. Главная заслуга Энгеля состояла в том, что он сумел на изрезанной холмами и скалами местности создать цельный ансамбль.

Сегодня Сенатская площадь в Хельсинки – один из архитектурных шедевров Европы, наиболее полно выдержанных в рамках неоклассицизма. И произошло это потому, что все проекты, предложенные Эренстрёмом и Энгелем, проходили самую тщательную экспертизу в Комитете для строений и гидравлических работ, а затем замечания, внесённые такими архитекторами, как Карло Росси или Антоном Модюи, обязательно учитывались. Неудивительно, что некоторые кварталы Гельсингфорса так напоминают Петербург – в них чувствуется влияние Северной столицы. Дело в том, что некоторые модули, разработанные любимым архитектором Бетанкура Карло Росси, использовались и при строительстве Гельсингфорса.

ГАВРИИЛ СТЕПАНОВИЧ БАТЕНЬКОВ

Осенью 1816 года, в возрасте двадцати трех лет, после успешной сдачи всех требуемых экзаменов, лично из рук Бетанкура диплом об окончании Института Корпуса инженеров путей сообщения получил бывший артиллерист Гавриил Степанович Батеньков – участник Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813—1814 годов. Офицер, побывавший во французском плену и получивший восемнадцать ран (из них десять были штыковыми). В марте 1817 года Батеньков вернулся в свой родной город Томск, чтобы возглавить инженерно-технические работы. Он быстро привёл в порядок улицы. Вместо полусгнивших деревянных мостовых построил гравийные шоссе. Спроектировал и обустроил ключи, снабжающие население питьевой водой. Укрепил набережную реки Ушайки. Возвёл деревянный мост через неё, прослуживший потом людям более ста лет.

Помимо служебных обязанностей, Батеньков принимал активное участие в устройстве масонской ложи «Великое Светило».

В 1819—1821 годах Гаврила Степанович – ближайший помощник Михаила Михайловича Сперанского по управлению Сибирью, позднее – член совета военных поселений при графе Алексее Андреевиче Аракчееве.

ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ

С 1816 года на всей европейской части России создаются военные поселения. Мысль эта пришла в голову Александра I ещё до начала войны 1812 года. Кто-то из приближённых подсунул ему статью французского генерала Сервана под названием «О пограничных силах государства». В сочинении предлагалось создать для крестьян такие условия, чтобы в мирное время, не отрывая от хозяйств и семейств, призвать их в солдаты. Таким образом, крестьяне, служа в армии, могли заниматься и сельским хозяйством. Для этого требовалось принять решение о создании военных поселений.

Одним из противников указа поначалу был граф Аракчеев. Он попытался доказать нерентабельность проекта, но Александр I перебил его следующими словами: «Поселения будут построены во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова». После такого «вердикта» военному министру ничего не оставалось делать, как подчиниться. Засучив рукава он принялся за работу: крестьян начали зачислять в военные батальоны, а детей мужского пола – в кантонисты, чтобы затем, когда подрастут, они также пополнили войска. Хлебопашцев вынудили взяться за ружьё, а солдат – за соху. Причём реформа, затрагивающая все слои населения, началась без предварительного обсуждения с государственными учреждениями. Перелом в жизни русского народа осуществлялся как бы втайне, в административном порядке.

Вскоре ¹/ ₃русской армии проживала в военных поселениях. Александр I полагал, что таким образом он сократит финансовую нагрузку на армию, но этого не произошло, напротив, сам русский народ от реформ терпел только лишения. Крестьяне готовы были отдать свои дома, имущество, только бы их оставили в покое. «Прибавь нам подать, требуй с каждого дома по сыну на службу, отбери у нас всё и выведи в степь: мы охотнее согласимся, у нас есть руки, мы и там примемся работать, и там будем жить счастливо, но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай всех нас солдатами», – обращались они к царю.

По существу, в России появился новый вид крепостного права, только более изощрённый, чем прежде. Крестьянин должен был так же пахать, сеять, а в свободное время заниматься военной службой. Неудивительно, что по России прокатилась волна крестьянских бунтов.