Текст книги "Бетанкур"

Автор книги: Дмитрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

НОВОСТИ ИЗ МАДРИДА

В конце декабря 1818 года новостью для Санкт-Петербурга стало происшествие с доселе никому не известным кавалером Валлеем – испанским посланником при прусском королевском дворе. Он, отправившись из Мадрида к месту своего назначения, по дороге сломал руку: его карета на большой скорости опрокинулась. Сей несчастный случай принудил дипломата возвратиться назад и оставаться в Мадриде до полного выздоровления. Все крупные сановники царской России посчитали почему-то своим долгом справиться у Бетанкура о здоровье пострадавшего испанского посланника, а генерал-лейтенант о нём абсолютно ничего не знал.

ОЖИДАНИЕ

Самой крупной новостью конца декабря 1818 года было возвращение Александра I в Царское Село из Германии, а точнее, из города Ахен, где он подписал конвенцию о выводе из Франции всех союзных войск и сдаче французскому правительству военных крепостей, захваченных во время боевых действий. Франция выходила из-под опеки, куда попала после поражения наполеоновской армии. В Европе думали, что наступил мир, но этого не произошло. Политические противоречия между странами антинаполеоновской коалиции только ещё больше накалились.

Государь отсутствовал в столице чуть меньше года, и все ожидали, что по его возвращении в Петербург начнутся нескончаемые торжества. Все были готовы к тому, что двери многих особняков широко распахнутся, каждый вечер светская знать станет съезжаться в один из княжеских дворцов и вереница экипажей будет выстраиваться вдоль заснеженных петербургских улиц, всю ночь ожидая на морозе своих хозяев. В парадных залах и изысканных салонах шеи петербургских красавиц засверкают новыми бриллиантами, и они продемонстрируют всем новые бальные платья, сшитые лучшими французскими и английскими портными. Перед самым Новым годом Петербург застыл в ожидании, но оно так и не оправдалось.

ЛЮБИМАЯ СЕСТРА РУССКОГО ИМПЕРАТОРА

Из Штутгарта пришло печальное известие – 9 января 1819 года скончалась великая княгиня Екатерина Павловна, любимая сестра русского императора. Сразу после Нового года великая княгиня и королева Вюртембергская почувствовала сильное недомогание. Острая ревматическая лихорадка уложила её в постель. По всей видимости, она подхватила инфекцию во время одного из выездов, общаясь со своими подданными. На лице больной появилась ужасная сыпь. Придворные лекари попытались успокоить короля, убеждая его, что ничего страшного не происходит и все эти симптомы им хорошо и давно известны. Однако сыпь быстро распространялась по всему телу, и в конечном счёте оказалось, что у княжны прогрессирующая рожа.

С 6 по 7 января королева находилась в бреду, а 8-го воспаление распространилось на голову и поразило мозг. На следующий день ранним утром Екатерины Павловны не стало. По юлианскому календарю это произошло перед самым Рождеством. Александра I новость застала в Каменноостровском дворце, и он долго не мог поверить в то, что прочитал в письме, доставленном ему фельдъегерем из Вюртемберга.

НОВАЯ ДОЛЖНОСТЬ

В это время Бетанкур с напряжением ожидал приглашения к царю, но оно так и не последовало. Знающие люди говорили, что аудиенцию у императора можно получить только через его любимца – графа Аракчеева, но Бетанкур не стал искать доступа к Государю через этого человека. Но хотя он не был допущен к Александру I, в начале апреля, после назначения главным директором путей сообщения, Бетанкура ввели в состав высшего органа исполнительной власти Российской империи – Комитета министров. Возглавлял его светлейший князь Пётр Васильевич Лопухин, будущий председатель Верховного уголовного суда по делу декабристов. Правда, здесь нужно оговориться, что все министры, или, как их тогда называли, главноуправляющие, были независимы друг от друга. Каждый отвечал только за своё ведомство и при необходимости единолично делал доклад императору. Комитет же министров не нёс никакой ответственности за деятельность отдельных министерств. В его компетенцию входило решение только самых важных межведомственных вопросов государственного управления, выходящих из ведения отдельного министерства.

БЛАГОУСТРОЙСТВО НЕВСКОГО ПРОСПЕКТА

В начале 1819 года началось комплексное благоустройство Невского проспекта – главной магистрали города. По распоряжению Бетанкура оно было поручено профессору кафедры высшего анализа и механики Института Корпуса инженеров путей сообщения подполковнику Петру Петровичу Базену. Предвидя, что вскоре Невский проспект превратится в мощную транспортную артерию, Бетанкур приказал уничтожить широкую липовую аллею с многочисленными скамейками, с 1802 года протянувшуюся вдоль Невского от Мойки до Фонтанки. По новому проекту Базена липы вдоль проспекта планировалось посадить только в один ряд и исключительно по краю тротуара.

Кроме того, по согласованию с Бетанкуром Базен спроектировал оригинальные уличные фонари новейшей конструкции: в них специально обученные люди регулярно заливали конопляное или ламповое масло. По инициативе Бетанкура начиная с 1819 года на освещение города тратили примерно сто пятьдесят тысяч рублей в год. Зимой фонари зажигали в половине четвёртого пополудни, а тушили в половине восьмого, то есть горели они ровно четыре часа. После этого жизнь в столице для простого люда замирала, и только кареты с факелами проносились то в одну, то в другую сторону.

ИВАНЫ, НЕ ПОМНЯЩИЕ РОДСТВА

Ещё в начале жизни в Санкт-Петербурге Бетанкур часто задавал себе вопрос: почему в России так много строят из дерева? Ведь этот материал недолговечен. К тому же по всей стране истребляются огромные леса, каждый год случаются многочисленные пожары, выгорают целые городские кварталы или деревни. Ответ был бы очевиден, если бы в России, кроме древесины, не было других, более дешёвых и прочных материалов. Но нет. Весь Север страны изобиловал всякого рода горными пластами, годными для строительства, и доказательством тому служили каменоломни в Олонецкой, Тверской, Новгородской, Вологодской и Санкт-Петербургской губерниях.

Ответ на мучивший его вопрос Бетанкур нашёл не сразу. Оказалось, что, как во Франции до революции 1789 года простые люди, даже если обладали большими деньгами, не имели права иметь шикарный выезд или носить нарядное платье наподобие дворянского, так и в России в каменных домах имело право жить только привилегированное сословие. Обычные же люди не могли жить в домах дедов и прадедов и помнить о своём роде, чтить традицию. Эта была привилегия только дворянского сословия. Все остальные должны были начинать жизнь заново и самостоятельно отстраивать своё жилище. Для этого древесина была самым лучшим строительным материалом: в среднем дом, построенный из брёвен, жил не больше двух-трёх поколений. Таким образом, опыт веков, соединяющий родственными связями сразу несколько поколений, утрачивался, а Иванами, не помнящими родства, управлять всегда легче.

«ПЛАН БЕТАНКУРА»

Бетанкур сделал всё возможное, чтобы полностью отказаться от деревянного строительства хотя бы в центральной части столицы. Получить разрешение на постройку деревянного дома в центре Санкт-Петербурга стало практически невозможно. В 1819 году появился «План Бетанкура», составленный под его руководством старшим группы геодезистов Александром Петровичем Девятиным, выпускником Института Корпуса инженеров путей сообщения 1817 года.

План стал основой строительного развития Санкт-Петербурга на многие годы и включал в себя застройку центральных площадей: Адмиралтейской, Дворцовой, Исаакиевской и Сенатской, а также окончание работ на Елагином острове, принадлежавшем царской семье. Планировалось создать и композиционный центр Михайловской площади (ныне площадь Искусств) с Михайловским дворцом (ныне Русский музей), а также перестроить Михайловский манеж и Манежную площадь.

Под руководством Бетанкура вверенный ему комитет подготовил «Проект о каменном и деревянном строении» – в течение нескольких лет он был путеводной звездой при строительстве парадного фасада Северной столицы.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Новость, что 8 февраля 1819 года царь издал указ о создании Санкт-Петербургского университета на базе Педагогического института, для Бетанкура прошла бы почти незамеченной, если бы среди преподавателей института не был Константин Иванович Арсеньев, – его книгу «Начертание статистики Российского государства» читал весь интеллектуальный Петербург. Очень многие мысли автора совпадали с идеями Бетанкура. Прежде всего это касалось «вредных мест», где говорилось, что производительность труда свободных людей в несколько раз выше, чем крепостных. В книге прославлялась свобода промыслов и выражалось сожаление об отсутствии кодификации законов. И самое главное – порицалась тотальная подкупность судейских чиновников.

Книга была написана по-русски, но Каролина вечерами переводила её для отца на английский, тут же подолгу обсуждая с ним ту или иную главу, а иногда даже абзац. Вывод автор делал следующий: пока не будет наведён порядок в экономической и административной области, Россия останется отсталой, варварской страной. Августин Августович и сам не раз говорил об этом царю, но его предложения оставались без ответа. В книге Арсеньева Бетанкура крайне заинтересовала попытка подсчитать все природные ресурсы России и обосновать экономическое районирование страны. По тем временам это была свежая, новаторская идея.

Но вернёмся к указу о создании университета. Первоначально в нём было три факультета: историко-филологический, философско-юридический и физико-математический. Надо сказать, что университет был скорее не открыт, а восстановлен. Ещё в 1724 году русский царь Пётр I издал указ об «учинении» в Санкт-Петербурге Академии наук; при ней были созданы университет и гимназия. Предполагалось, что занятия здесь будут вести лучшие европейские преподаватели. Но затея с треском провалилась. Во всей России не нашлось людей, чтобы сесть за университетские парты: начальная подготовка была настолько слаба, что слушатели практически не знали ни латыни – основного языка науки того времени, ни других иностранных языков, на которых читали университетские лекции. Понимая всю бесполезность мероприятия, иностранные преподаватели вскоре разъехались по домам. Немного помогло делу учреждение казённых стипендий для студентов – это позволило в 1753 году выпустить хотя бы девять человек.

По этому поводу великий русский учёный Михаил Ломоносов заметил: «При Академии наук не токмо настоящего университета не бывало, но ещё ни образа, ни подобия университетского образования».

В ноябре 1819 года в университет был объявлен приём. Прошение подали двадцать семь человек. Все, кроме одного, имевшего удовлетворительный гимназический аттестат, были подвергнуты экзаменам. Ознакомившись со вступительными вопросами на физико-математический факультет, Бетанкур заключил, что университет имеет все шансы на успех и не является конкурентом Институту Корпуса инженеров путей сообщения.

ПЕРВЫЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ

Многие в России того времени недоумевали, как могли человека, практически не знающего ни одного слова по-русски, поставить управляющим министерством. Но у Бетанкура были хорошие помощники – один из них Филипп Филиппович Вигель, безукоризненно справлявшийся с работой переводчика. Но бумаг было столько, что даже дюжина помощников не смогла бы осуществлять все переводы вовремя. Поэтому Бетанкур полностью положился на Вигеля и подписывал огромное количество документов, не читая их, а только доверяя своему секретарю. Что рано или поздно в России не могло не привести к злоупотреблениям.

Позднее Бетанкур стал подписывать бумаги на русском языке, приносимые ему не только Вигелем, но и другими сослуживцами, в том числе и немцем Фомой Яковлевичем Рандом, недоучившимся в Гёттингенском университете студентом, к тридцати годам, благодаря наглости и напористости, ставшим титулярным советником и занявшим пост главы особой малой канцелярии при де Воллане. Сначала Бетанкур хотел уволить пройдоху немца, но потом понял, что без этого проныры ему не обойтись. Только Ранд мог найти в самом безлюдном месте нужное количество крестьян для рытья канала или прокладки шоссейной дороги. Только Фома Яковлевич мог добыть нужный брус, когда его поблизости ни у кого не было.

– Я знаю, что Ранд отменный плут и мошенник, – говорил Бетанкур Вигелю. – Но надеюсь, что смогу выжать из него, как из лимона, сок, а затем отброшу.

Но всё случилось строго наоборот. Однако об этом в следующих главах.

Если к Вигелю Бетанкур относился по-отечески, то с Рандом был всегда показательно суров. Но Вигеля не терпела жена Бетанкура: секретарь генерал-лейтенанта в свой первый приход в дом начальника принял её за служанку. А вот Фому Яковлевича Анна Джордейн обожала. Ранд был ласков и обходителен с ней, высок и хорош собой. Он даже не угождал ей, а ставил себя так, что она сама пыталась угодить ему.

У Ранда была та неуловимая особенность, которая даётся некоторым мужчинам от природы: они могут покорять женские сердца одним только видом. Хотя Ранда нельзя было назвать красивым мужчиной, но многим женщинам такой тип крупного самца больше всего и нравится. Поэтому неудивительно, что Фома Яковлевич, благодаря протекции жены Бетанкура, не раз добивался благосклонности начальника и подписывал у него различные бумаги на крупные денежные суммы, беря при этом на себя распределение подрядов на строительство дорог, мостов, каналов и шлюзов по всей европейской части Российской империи.

ПОЕЗДКА НА ПИРОСКАФЕ

Как и было запланировано, 14 мая 1819 года генерал-лейтенант Бетанкур со своими помощниками отправился в Нижний Новгород. Его приятель, судовладелец Берд, многим обязанный Бетанкуру (большое количество казённых заказов по ведомству путей сообщения получали именно его заводы), предложил министру свои услуги: проплыть по Неве от Гагаринской пристани до Шлиссельбурга на пироскафе – судне с паровой машиной.

Бетанкур с радостью принял предложение. Было решено отправиться в следующем составе: семья Бетанкура – жена, три дочери и сын Альфонсо (он намеревался сопровождать отца не только до Шлиссельбурга, но и до Нижнего Новгорода), всё семейство Берда, хозяйничавшее на пироскафе и угощавшее всех присутствующих вином и сладостями. Вместе с Бетанкуром до Нижнего Новгорода плыли обедневший армянин Маничаров, совсем недавно оставивший должность эконома при Институте Корпуса инженеров путей сообщения и перешедший в новое ведомство своего патрона; немец Рейф – воспитатель Альфонсо, молодой адъютант Варенцов, секретарь Бетанкура Фома Яковлевич Ранд и, наконец, Филипп Филиппович Вигель (к отплытию пироскафа, назначенному на семь утра, он умудрился опоздать более чем на полчаса).

Кроме этих пассажиров, на пироскафе оказался ещё и генерал-майор Александр Александрович Саблуков, намеревавшийся сойти по дороге во вверенном ему округе. Территория России тогда делилась на десять округов. Работой строителей в каждом из них руководил крупный инженер, отвечающий за состояние путей и отчитывающийся перед главным директором. Бетанкур постарался окружить себя талантливыми инженерами; среди них были Базен, Дестрем, Апухтин, Де Витте, Горголи, Цвиллинг, Бульмеринг и горный инженер Саблуков. Именно они строили шоссейные и грунтовые дороги по всей России, начиная от Архангельска на севере и заканчивая Военно-Грузинской дорогой на юге.

Отправившись по Неве на пироскафе, Маничаров уже с утра изрядно напился, но это никому не мешало, а, наоборот, даже забавляло. Экипажи, гружённые вещами, необходимыми для жизни в Нижнем Новгороде, следовали за пироскафом по суше. Народ, живший по берегам Невы, с диким воем выбегал из своих домов и заворожённо смотрел, как дымящееся судно без парусов и вёсел уверенно поднималось против течения. Несколько часов все собравшиеся весело пили и ели, в том числе и рулевой. Веселье закончилось тем, что судно посадили на мель. Капитану потребовалось более двух часов, чтобы сдвинуть его с мёртвой точки. К счастью для всех присутствующих и прежде всего Берда, рулевому удалось это сделать.

Неудивительно, что пироскаф прибыл в Шлиссельбург, когда уже совсем стемнело. Встречал гостей на пристани полковник по инженерной части Иван Дмитриевич Попов, всех сразу пригласивший на ужин. Однако гости были уже сыты по горло. Бетанкур с семьёй устроились на ночлег у хозяина богатой ситцевой фабрики – тот был в дружеских отношениях с шотландцем Бердом.

На следующий день все собрались на пироскафе и, запустив два бортовых гребных колеса, отправились осматривать западный берег Ладожского озера, смело рассекая бурные волны на судне с новым, ещё никому не ведомым в этих краях изобретением – паровым двигателем. После обеда, устроенного инженер-полковником Поповым, Бетанкур трогательно простился с женой и дочерьми. Путь их лежал обратно в Петербург, вниз по течению Невы, а экспедиция Бетанкура, пересев на трешкоут, построенный в своё время специально для великой княгини Екатерины Павловны, отправилась по Ладожскому каналу – движение по нему в тот день было специально перекрыто.

ЦАРЬ КАНАЛОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Все служащие Ладожского канала были поглощены только одним желанием – угодить Бетанкуру, царю каналов Российской империи, обеспечив ему беспрепятственный проход. Для этого все без исключения суда были остановлены и выстроены по левому борту в один ряд до прохождения трешкоута главного директора путей сообщения. Однако, несмотря на все усилия, небольшое речное судно с ощетинившимися мачтами и уже без парусов с экспедицией Бетанкура на борту только в сумерках прибыло в деревню Шалдихи. На станции уже несколько часов её поджидали экипажи, отправленные из Петербурга.

Погода стояла прекрасная, дороги полностью высохли, что редкость в этих местах в середине мая. Ранним утром экипажи направились к уездному городу Новая Ладога, заложенному ещё в начале XVIII века Петром I при строительстве Петровского канала – стасемнадцатикилометрового водного пути вдоль берега Ладожского озера, соединяющего реки Волхов и Неву. Пообедав у хлебосольного городничего, Бетанкур со свитой отправились вверх по речкам Сясь и Тихвинка, сделав по дороге небольшую остановку ещё в одном уездном городе Новгородской губернии – Тихвине. Здесь главный директор путей сообщения осмотрел Тихвинскую ярмарку – одну из крупнейших в России того времени.

Настроение Бетанкура было подавленным: всю ночь ему пришлось спать на нижней палубе на соломе. Никто не знал, что генерал отправится в Тихвин по воде, – и ничего не было приготовлено. Тянувшие судно бечевой лошади то и дело срывались с крутых берегов, а долгие задержки приводили Бетанкура в бешенство – желтизна разливалась по его уже немолодому и измождённому лицу. Но Августин Августович никого не ругал, не орал и не матерился. После ужина и ночёвки в Тихвине генерал-лейтенант успокоился. Все подумали, что на него оказала влияние чудотворная Тихвинская икона Божьей Матери, под покровительством которой многие годы находился город.

19 мая отправились к Соминской пристани, расположенной в тихвинской водной системе, соединявшей Каспийское море с Балтийским. Пройти нужно было девяносто верст по каналу с тридцатью восемью шлюзами. Иногда баркам требовалось две недели, чтобы миновать эту не столько сложную, сколько безобразно работающую инженерную систему. Поэтому Бетанкур решил отправиться по суше, вдоль канала. Хуже дороги он не видел за всю свою жизнь: болота, пески, кочки, древесные корни, ухабы, ямы и, наконец, полное исчезновение дороги, пока, через несколько десятков метров, она не появлялась снова. Бетанкур уже мысленно прикидывал, во сколько обойдётся казне приведение её в надлежащее состояние, – ведь с постройкой Нижегородской ярмарки она станет играть важную роль.

Однако мысли его прервала неожиданная поломка экипажа Фомы Яковлевича Ранда. Кучер, дыша, как вол в борозде, принялся чинить сломанный обод. А секретарь Бетанкура, пересев в экипаж к Маничарову, тут же предложившему гостю выпить, отправился дальше. Вознице же сломавшегося экипажа было приказано догнать остальных у ближайшего смотрителя шлюза, где Бетанкур со свитой намеревался обедать.

Кортеж главного директора путей сообщения сопровождал смотритель Тихвинской водной системы инженер-подполковник Иван Иванович Цвиллинг, обрусевший немец, получивший отличное образование в Риге и всю жизнь посвятивший устройству речных сообщений сначала в Курляндии, Семигалии и княжестве Литовском, а затем на Лепельском, Вышневолоцком, Мариинском и Новгородском каналах. Впоследствии, ближе познакомившись с Цвиллингом, Бетанкур высоко оценит талант инженера и привлечёт его к строительству Московской шоссейной дороги.

В Соминской пристани Бетанкура со свитой поджидали три судна, купленные за казённый счёт только для одной цели – доставить экспедицию в Нижний Новгород. Бетанкуру с сыном, двум адъютантам и учителю немецкого языка Рейфу досталось самое большое судно, Вигель и Ранд расположились на самом маленьком, а на третьем разместили экипажи, прислугу, кухню и необходимые для дальней дороги съестные припасы.

Вешние воды в конце мая ещё не спали, и вода стояла высокая. Суда на вёслах пошли вниз по Соминке и, довольно быстро достигнув её устья, вышли в речку Чагода – обрывистые берега незаметно сменились лиственным лесом. Ширина реки была метров пятьдесят, и Бетанкур с сыном с наслаждением осматривали дикую природу, понимая, что за всю историю человечества здесь никогда не ступала нога испанца. Кроме густого леса, в округе на многие километры не было ни одной деревни, хотя изредка встречались большие брошенные постоялые дворы с забитыми досками окнами. Наконец показалась деревня, где по приказу Бетанкура купили жирных гусей, кур, уток и даже одну индейку.

Каждое утро, ровно в девять часов, от второго судна отделялась лодка, и Вигель с Рандом отправлялись пить чай к своему начальнику. То же самое они проделывали в два часа пополудни, а около семи вечера причаливали к берегу, разводили костёр и ужинали. Пока еду готовили, Альфонсо со своим учителем успевали обязательно подстрелить какую-нибудь дичь в ближайшем лесу. Путешествие проходило весело. Кроме Маничарова, спиртным никто не злоупотреблял, хотя однажды Ранд изрядно напился, и его вытошнило. Но Бетанкур этого не видел.

На третий день пути по реке Чагоде экспедиция наконец-то достигла реки Мологи; в шести верстах от неё находилось имение инженер-генерал-майора Саблукова, сопровождавшего экспедицию Бетанкура от самого Петербурга. Предложение посетить генеральскую усадьбу все приняли с радостью. Особенно Ранд – ему не терпелось потискать крепостных девок в глубинке России. Однако то, что он увидел, сначала его очень огорчило: возле усадьбы находился огромный каменный винокуренный завод. Им руководил англичанин, и было несколько дорогих английских машин, доставленных в эту глушь прямо из Манчестера. Попробовав продукцию завода, Ранд и все остальные остались очень довольны. В ночь с 23 на 24 мая из реки Чагоды в реку Мологу вышли с песнями. Отменная водка генерала Саблукова досталась всем – и Бетанкуру, и гребцам.

Уже через сутки шли по Волге: по левому берегу тянулись необозримые зелёные равнины, засеянные поля и тучные пажити, по правому – отлогие или крутые холмы. Навстречу, против течения, нескончаемым потоком шли торговые суда: баркасы, тихвинки, расшивки… Издали, из-за раздутых парусов, они казались белоснежной стаей, окрылённой и летучей. Встречались и рыбацкие лодки, доверху наполненные осетром и стерлядью. По обеим берегам почти к самой воде прижимались деревни, в каждой в глаза бросалась церковь. Селения находились так близко друг к другу, что с борта на одной стороне реки их можно было видеть шесть или семь сразу.

По вечерам наблюдали, как народ выходил из домов и направлялся к берегу. Девушки в малиновых, алых, лазоревых сарафанах и серебряных фатах. С воды это казалось идиллией. Иногда Бетанкур видел, как девушки водили на берегу хоровод, и до него доносилось слабое пение. Неподалёку стояли парни в синих суконных армяках, подпоясанные цветными кушаками. На многих были шапки, обязательно набекрень. Особым шиком считалось, когда из-под них выбивался густой клок русых кудрей. На закате песни умолкали и берега быстро пустели.