Текст книги "Время Алексея Рыкова"

Автор книги: Дмитрий Шелестов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Переходя к краткому и опять-таки по необходимости суженному, а значит, и искусственно ограниченному рассмотрению этой в действительности большой и сложной проблемы, отметим, что к началу 20-х годов избирался не один высший партийный орган, ответственный только перед съездом, а два: наряду с ЦК существовала Центральная контрольная комиссия (ЦКК, первоначально КК). На IX конференции РКП (б) (сентябрь 1920 года) докладчик по вопросу об очередных задачах партийного строительства Г.Е. Зиновьев внёс предложение (понятно, это не было только его личным предложением), «чтобы в партии был создан особый орган, который можно назвать Контрольной Комиссией или судом коммунистической чести». Такой орган «должен быть своего рода чисто партийной инспекцией». Предложение было принято. Вместе с тем при его обсуждении А.И. Рыков высказал характерную для него точку зрения: «Нам надо добиться того, чтобы Коммунистическая партия, члены её не только не имели привилегий, но чтобы каждый коммунист знал, что мы так же по тому же суду [то есть по общим для всех советских граждан законам. – Д.Ш.] отвечаем за свои злоупотребления, даже больше, чем спецы».

До 1923 года в состав ЦКК и местных контрольных комиссий избиралось 5–7 членов и 2–3 кандидата. Невелик был и количественный состав Центрального Комитета РКП (б)[28]28
  На первом послеоктябрьском, VII съезде РКП(б) (1918) было избрано 15 членов и 8 кандидатов в члены ЦК, на VIII (1919) – 19 и 6, на IX (1920) – 19 и 12, на X (1921) – 25 и 12, на XI (1922) – 27 и 19, на XII (1923) – 40 и 17, на XIII (1924) – 53 и 19, на XIV (1925) – 63 и 49.


[Закрыть]

В отличие от ЦКК он к началу 20-х годов накопил немалый опыт деятельности в условиях диктатуры пролетариата, заняв в её системе важнейшее место. «Ни один важный политический или организационный вопрос, – отмечал Ленин в 1920 году, – не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии». Общеизвестно, что ЦК – высший коллективный руководящий орган партии между её съездами. Последние в 1917–1925 годах собирались ежегодно (VI–XIV съезды). Ежегодно, таким образом, рассматривались политотчеты ЦК; до XI съезда их делал Ленин, на XII–XIII – Зиновьев, на XIV – Сталин. Кроме того, обсуждались орготчеты ЦК; на VIII съезде с ним выступал Зиновьев, на IX–X – Крестинский, на XI – Молотов, на XII–XIII – Сталин, на XIV – Молотов. Соответственно ежегодно избирался и состав ЦК партии.

Каков был его состав, избранный на XI съезде РКП (б), когда Ленин последний раз принимал участие в выдвижении кандидатов в ЦК и тайном голосовании? Результаты последнего были объявлены на заключительном, вечернем заседании съезда 2 апреля 1922 года. На с.314 приведена таблица с перечнем всех избранных 27 членов и 19 кандидатов в члены ЦК[29]29
  Кроме того, на съезде было избрано пять членов – О.А. Варенцова (в партии с 1898 года), А.А. Коростелев (1905), А.А. Сольц (1898), И.Д. Ченцов (1904), М.Ф. Шкирятов (1906) – и два кандидата в члены ЦКК – М.К. Муранов (1904), Ф.Н. Самойлов (1903).


[Закрыть]. В ней пять разделов. Первый фиксирует время вступления в большевистскую партию, второй показывает, на каких съездах и конференциях данный член или кандидат в члены ЦК ранее, то есть до XI съезда, уже избирался в высший партийный орган, третий отражает формирование органов ЦК после XI съезда. В четвертом разделе отмечены партсъезды 1923–1939 годов, на которых указанный в таблице коммунист избирался в ЦК, и, наконец, пятый раздел даёт справку о конечной судьбе большинства из тех, кто входил в 1922 году в ЦК.

Понятно, эти разделы выделены по определённому принципу, который позволяет, как ныне модно говорить, смоделировать некоторые процессы в самом верхнем слое партии, её руководящем звене. Как и на предоктябрьском, VI съезде, оно было образовано практически полностью из представителей старой большевистской гвардии. Вместе с тем анализ таблицы показывает, что за послеоктябрьские годы произошел значительный приток в ЦК новых сил. Из 46 членов и кандидатов в члены ЦК 1922 года шесть избирались в высший партийный орган ещё в дореволюционные годы, двенадцать – накануне Октября, но абсолютное большинство, две трети, вошло в него в послеоктябрьский период. Особенно значительно приток новых сил обнаружился в 1920–1922 годах, когда в ЦК были впервые избраны Андреев, Ворошилов, Куйбышев, Молотов, Рудзутак, Фрунзе, Чубарь, Киров, Микоян, Пятаков и другие руководители, выдвинувшиеся в годы гражданской войны, отражения интервенции и перехода к мирной жизни.

Этот процесс, естественно, продолжался и в последующие годы. Тем не менее большинство членов ЦК 1922 года ещё почти полтора десятилетия будет находиться, как это видно из четвертого раздела таблицы, в руководстве партии. Следует также учитывать, что некоторые товарищи, избранные в 1922 году в ЦК (Куйбышев, Коротков, Ярославский, Гусев, Кривов, Лебедь и др.), затем входили в ЦКК, оставаясь, таким образом, в высших партийных органах. Что касается зафиксированного в таблице заметного снижения удельного веса чекистов рассматриваемого состава в составах ЦК, избиравшихся на последующих шести (XII–XVII) съездах, то оно было вызвано не столько уменьшением их абсолютной численности (хотя по тем или иным причинам происходившим), сколько возрастанием от съезда к съезду общего числа членов и кандидатов в члены ЦК.

Такое возрастание началось именно после 1922 года, и XI съезд оказался последним, который избрал относительно небольшое число членов ЦК, что в свою очередь в последний раз определило одну из своеобразных черт первых послеоктябрьских ЦК – значительная часть их составов входила в формируемые ими органы повседневного партийного руководства. Как свидетельствуют данные третьего раздела таблицы, подавляющее большинство членов ЦК 1922 года (16 из 27) было избрано в Политбюро, Оргбюро или секретарями ЦК.

К той поре – а она совпала и с избранием Рыкова в Политбюро – эти подотчетные ЦК органы вступили в четвертый год своей деятельности. Каждому из них при создании в 1919 году были поручены вполне определённые функции. Решение безотлагательных политических проблем и вопросов входило в компетенцию Политбюро, а ведение всей организационной работы партии возлагалось на Оргбюро, один из членов которого – Е.Д. Стасова поначалу выполняла обязанности ответственного секретаря. Год спустя IX съезд партии поручил ЦК выделить из своего состава трех постоянно работающих секретарей ЦК и передать в их ведение «текущие вопросы организационного и исполнительного характера, сохранив за Оргбюро из 5 членов ЦК общее руководство организационной работой ЦК».

Таким образом, в самом высшем звене партийного руководства появилась должность постоянно работающего секретаря ЦК. После IX съезда партии, в 1920–1921 годах, секретарями ЦК стали Н.Н. Крестинский, Е.А. Преображенский и Л.П. Серебряков. Они же были избраны в Оргбюро, в которое, кроме них, вошли Рыков (напомним, он был тогда председателем ВСНХ и Чрезвычайным уполномоченным Совета обороны), а также Сталин, являвшийся одновременно, как и Крестинский, членом Политбюро.

Два года спустя, критикуя высказанное на XI съезде партии предложение создать ещё один орган ЦК – Экономбюро и отметив, что принятие его сведет насмарку усилия по разделению партийной и советской работы, Ленин говорил: «Тов. Преображенский предлагает будто хорошую схему: с одной стороны – Политбюро, затем – Экономбюро, Оргбюро. Но гладко это только на бумаге… Чем у нас отличается Оргбюро от Политбюро? Ведь нельзя точно разграничить, какой вопрос политический и какой организационный. Любой политический вопрос может быть организационным, и наоборот. И только установленная практика, что из Оргбюро можно перенести в Политбюро любой вопрос, дала возможность правильно наладить работу ЦК… Нельзя механически отделить политическое от организационного. Политика ведётся через людей…»

Именно в подборе их Ленин, по его словам, видел в то время гвоздь положения. И эту работу он связывал в немалой мере с деятельностью Секретариата ЦК. «Власть у Цека громадна, – отмечал он незадолго до XI партсъезда. – Возможности – гигантские. Распределяем 200–400 тысяч партработников, а через них тысячи и тысячи беспартийных. И это гигантское коммунистическое дело вдрызг изгажено тупым бюрократизмом!.. Вам надо себя избавить от мелочей (свалить их на помов и помпомов) и заняться целиком делом политсекретаря и заведующего направлением работы по организации, учету и т. д.»

Пространные цитаты не лучший способ обращения к читателю. И всё-таки порой они неизбежны. В приведенных ленинских отрывках важны для понимания последующего по крайней мере четыре момента. Прежде всего – указание на взаимосвязь политической и организационной работы ЦК. Затем – констатация наличия громадной власти и гигантских возможностей у последнего, а если конкретизировать, то у его Секретариата, включая и подчиненный ему аппарат (кстати, в то время он именовался не обобщённо аппаратом ЦК, а именно аппаратом Секретариата ЦК). Далее – крайнее недовольство и связанная с ним беспощадно суровая оценка Лениным деятельности Секретариата. И наконец – краткое, но четкое определение им обязанности политсекретаря (запомним этот термин): избавление от мелочей и сосредоточенность на направлении организационной работы.

Второй из только что приведенных отрывков извлечён из письма Ленина Молотову, который вместе с В.М. Михайловым и Ем. Ярославским сменил в марте 1921 года Крестин– ского и двух других предшествующих секретарей ЦК. Весной 1920 года аппарат Секретариата насчитывал около ста пятидесяти человек, год спустя – до шестисот, которые работали в ряде отделов (учетно-распределительном, организационноинструкторском, по работе в деревне, пропаганды и агитации и т. д.) и в управлении делами Секретариата ЦК.

Молотов – ему шел тридцать первый год – одновременно с избранием секретарем ЦК стал кандидатом в члены Политбюро и членом Оргбюро. Он явился, пожалуй, первым партийным работником самого высшего ранга, который полностью перешел только на аппаратную должность (его предшественник Крестинский совмещал обязанности секретаря ЦК с работой наркома финансов). Первые два года после своего образования в 1920 году Секретариат ЦК действовал коллегиально, хотя Крестинский, а затем Молотов, входившие в состав Политбюро, занимали в нем до некоторой степени ведущее положение. Они же, как отмечалось, выступали с орг– отчетами ЦК на партсъездах; такой отчет был сделан Молотовым и на XI съезде. Именно после него в организации работы Секретариата ЦК произошло изменение, которому поначалу почти никто не придал особого значения.

4 апреля 1922 года, через два дня после окончания съезда и на следующий день после организационного пленума ЦК, «Правда» опубликовала извещение: «К сведению организаций и членов РКП. Избранный XI съездом РКП Центральный Комитет утвердил Секретариат ЦК РКП в составе: т. Сталина (генеральный секретарь), т. Молотова и т. Куйбышева». Далее говорилось о порядке приема посетителей вновь избранными секретарями и назывался известный нам адрес ЦК – Воздвиженка, 5. Извещение было подписано секретарем ЦК Сталиным.

Ровно через девять месяцев, день в день, 4 января 1923 года, Ленин продиктовал Фотиевой знаменитое добавление к своему «Завещанию», в котором предложил переместить Сталина с должности генерального секретаря ЦК партии.

Естественно, что рассмотрение обстоятельств его прихода на эту должность, с которого началось, как теперь понятно, непосредственное движение к захвату им авторитарной власти, привлекает в последние годы внимание исследователей. При этом уже высказан ряд важных суждений, в том числе и о роли таких членов Политбюро ЦК, как Каменев и Зиновьев, в назначении генсека и упрочении его положения.

Коснёмся только одного связанного с этой проблематикой аспекта, остающегося как бы в тени. В докладе на XI съезде РКП (б), а затем через несколько месяцев в выступлении на пленуме Моссовета 20 ноября 1922 года Ленин упомянул о перегрузке Каменева работой. В последнем случае такое упоминание понятно. Каменев, будучи председателем Моссовета, за несколько недель перед тем стал одновременно заместителем главы правительства, и на нем, по выражению Ленина, оказалось внезапно два воза. Но тогда о какой тройной работе Каменева говорил Владимир Ильич ранее, на XI партсъезде?

Чтобы ответить на это, нужно вновь вернуться к концу 1921 – началу 1922 года, когда болезнь впервые заставила руководителя партии и правительства на много недель отойти от повседневной работы. Именно в это время председательствующим в Политбюро Ленин оставил вместо себя Каменева (кроме них, членами Политбюро тогда были Зиновьев, Сталин и Троцкий). Но Каменеву фактически пришлось вести и работу по Совнаркому, так как Рыков и Цюрупа были нездоровы, перенесли хирургические операции, о которых упоминалось на XI партсъезде. Отсюда и тройная его работа: в Политбюро, в правительстве и в Моссовете.

Вместе с тем зимой 1921/22 года произошло ещё одно формально пока не зафиксированное перераспределение обязанностей внутри пятерки членов Политбюро. Деятельность Сталина стала все более сосредоточиваться на работе Секретариата ЦК. Недаром он был единственным из этой пятерки, кто постоянно (с 1919 года) входил и в Оргбюро, осуществляющее общее руководство Секретариатом ЦК. Надо полагать, что, пока секретарями ЦК были Крестинский, Преображенский и Серебряков, способные отстаивать позиции даже и перед Лениным, возможности вторжения Сталина в их дела были невелики, если не ничтожны.

Иным стало положение теперь. Каменев с его тройной нагрузкой мог только способствовать сосредоточению Сталина на организационно-партийной работе. Что касается 30-летне– го Молотова, то он, хотя и входил в 1916–1917 годах в Русское бюро ЦК РСДРП (б), по существу, только сейчас делал первые шаги в высшем партийном руководстве. Случайно или не случайно, но они были совершены под воздействием Сталина, и это определило характер всей последующей деятельности Молотова. Так начал складываться политический тандем, в котором Молотов сразу принял на себя вторую роль, до поры скрывшую его подлинное значение в сталинском продвижении к захвату власти.

Но, понятно, реорганизация Секретариата ЦК после XI съезда партии была вызвана не политическими манёврами Сталина, наоборот, он воспользовался её назревшей необходимостью в своих целях.

Поставленная в резолюции XI съезда РКП (б) задача провести разграничение между текущей работой партии и работой советских органов, между партийным аппаратом и аппаратом Советов имела отнюдь не односторонний характер. Её решение требовало не только повышения роли Совнаркома и всех советских органов, но и совершенствования партийной работы, не исключая высшего звена – ЦК, его Политбюро и Оргбюро, а также подчиненной им деятельности Секретариата. Резкое усложнение, да и просто возрастание объёма его работы требовали усиления руководства им и даже определённой централизации.

Указание на необходимость этого имеется в цитированном отрывке ленинского письма к Молотову. Там же содержится упоминание о «политсекретаре». Почему это или же употреблявшееся ранее название «ответственный секретарь» не было использовано весной 1922 года при учреждении должности генерального секретаря ЦК – неизвестно. Во всяком случае, последнее словосочетание было не ново. Так, Рудзутак ещё за два года до того являлся генеральным секретарем ВЦСПС. Не исключено, что тогда название этой должности было заимствовано из зарубежной профсоюзной традиции, что, впрочем, не так уж и важно.

Несоизмеримо важнее вопрос о подборе кандидатуры на должность генерального секретаря ЦК. В литературе последних лет называется несколько видных партийцев, с которыми Ленин, возможно, вёл переговоры по этому поводу. Однако документальных подтверждений тому нет. В качестве одного из недокументированных свидетельств упомянем рассказ сына тогдашнего председателя ВЦСПС (а после XI съезда партии и члена Политбюро ЦК) М.П. Томского о том, что, по словам отца, Ленин дважды советовался с ним, предлагая выдвинуть его кандидатуру на пост секретаря ЦК. Томский отклонил это предложение, считая, что он полезнее партии не на аппаратной работе, а в гуще масс.

Насколько точно данное и другие подобные свидетельства, можно только гадать. Но все же они заставляют предположить, что определённый обмен мнениями имел место и, возможно, была даже борьба. Кстати, не ею ли объясняется, что на некоторых бюллетенях по выборам членов ЦК на XI съезде против фамилий Сталина, Молотова и Куйбышева были сделаны пометки с пожеланиями утвердить их секретарями ЦК?

Вместе с тем все это совсем не значит, что назначение Сталина произошло вопреки воле и желанию Ленина. В ряде современных работ особо подчеркивается, что кандидатура Сталина была названа на пленуме ЦК Каменевым. Это, конечно, немаловажно, но не нужно забывать, что такое выдвижение, кем бы оно ни было предложено, не могло произойти без согласия Ленина. Не нужно забывать и того, что ещё в апреле 1917 года именно Ленин поддержал избрание Сталина в ЦК, охарактеризовав его как хорошего работника[30]30
  «Тов. Коба мы знаем очень много лет, – сказал тогда Ленин. – Видали его в Кракове, где было наше бюро. Важна его деятельность на Кавказе. Хороший работник во всех ответственных работах» (Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Апрель 1917 года. Протоколы. М., 1958, с. 323). До того Сталин был не избран, а кооптирован в ЦК после VI (Пражской) конференции РСДРП 1912 года.


[Закрыть]. В последующие пять лет Ленин, несомненно, лучше узнал Сталина, в том числе его негативные качества. Имели ли они значение для Владимира Ильича? Несомненно, имели.

Но ведь кандидатуру Сталина выдвигали весной 1922 года не на пост лидера партии, как это теперь нередко невольно воспринимается, а только на должность руководителя организационной работы её ЦК. И не более… Именно исходя их этого, Владимир Ильич всего лишь за пять дней до пленума ЦК благожелательно отозвался о Сталине после того, как Преображенский в своем выступлении на XI съезде подверг его критике за то, что он, являясь членом Политбюро и Оргбюро, ряда комиссий ЦК, одновременно взял на себя руководство ещё и двумя наркоматами.

В день пленума, 3 апреля 1922 года, Ленин написал проект постановления ЦК «Об организации работы Секретариата».

Порой о нем упоминают лишь в связи с содержащимся в нем указанием о необходимости разгрузки Сталина от советской работы. На наш взгляд, это документ большой важности, в чем-то по своему значению напоминающий ленинские документы, адресованные его заместителям по Совнаркому. В нем указывалось на необходимость «принять за правило, что никакой работы, кроме действительно принципиально руководящей, секретари [ЦК. – Д-Ш.] не должны возлагать на себя лично…». Передавая частные дела своему аппарату, они должны сосредоточиться на общих вопросах организационной работы, направлять её, обеспечить принципиальное руководство ею. Собственно, здесь с новой силой было повторено цитированное выше ленинское положение о деятельности политсекретаря, оформленного теперь в должности генсека, как вскоре стали называть эту должность в среде партийных руководителей. Все это очерчивало немалый круг вопросов, подлежащий ведению секретарей ЦК, но вместе с тем вписанный – это следует особенно подчеркнуть – в более значительное поле компетенции Политбюро и Оргбюро и, если сказать категоричнее, полностью подчиненный ему.

В последнее время не раз отмечалось, что должность генсека первоначально не имела того особого, лидирующего значения, которое она приобрела позже. Таковой она, можно полагать, и осталась бы в системе партийно-государственного руководства, возглавляемого лично Лениным. Но в том-то и дело, что реорганизация Секретариата ЦК в 1922 году, вызванная реальными потребностями совершенствования одного из центральных партийных органов, происходила в условиях его вынужденного отхода от повседневного руководства партией и страной.

Ещё зимой 1921/22 года Каменев, как мы видели, был оставлен Лениным председательствовать на заседаниях Политбюро; одновременно такую работу ему пришлось вести и в Совнаркоме. Эти же обязанности (в какой-то мере, так сказать, слепок повседневного ленинского руководства) были возложены на него и с конца мая 1922 года, когда Владимир Ильич уехал в многомесячный отпуск и был вынужден из-за первого инсульта оставаться в Горках до середины осени.

Факты эти общеизвестны. Но есть обстоятельства, связанные с ними, которые как-то выпадают из поля зрения исследователей. Вспомним ленинское положение о необходимости сочетания двух типов руководителей: одного, способного охватывать широкую действительность, привлекать людей, то есть вести коллективную работу, и другого – его помощника, наделённого администраторскими качествами.

Не относится ли это и к той ситуации в высшем партийногосударственном руководстве, которая возникла весной 1922 года? Ленин, несомненно, ценил определённые возможности Каменева, иначе он не поручил бы ему замещать председательствующего в Политбюро, Но учитывал и его недостатки. «Каменев, конечно, умный политик, – заметил он в упомянутом разговоре с Троцким, – но какой же он администратор?» Именно таким «административным помощником» и был призван, как представляется, стать Сталин.

Есть ещё одно обстоятельство, которое важно отметить: факты свидетельствуют, что Ленин не хотел нарушать то соотношение высшего партийного и государственного руководства, которое сложилось к 1922 году. На XI съезде партии было высказано (в частности, в выступлении Преображенского) мнение о том, что Ленин не только фактически, но и организационно должен стать руководителем партии, проще говоря, занять в ней высший пост. Ленин в своем заключительном слове оставил это без внимания. Можно догадываться, что вождь партии был за сохранение коллегиального руководства, равенство членов Политбюро и вместе с тем за высокое значение поста главы правительства. Потому-то председательствовавший в Политбюро (в отсутствие Ленина) Каменев и был затем оформлен заместителем председателя Совнаркома. Тем более что в этой должности он оказался надёжно организационно «подкреплен» другим членом Политбюро – Рыковым.

Таким образом, внутри Политбюро сложились две своеобразные «связки»: по линии повседневного партийного руководства – Каменев и Сталин, по линии руководства правительством – Каменев и Рыков. Последствия их возникновения оказались в корне различными. Вторая их них, в значительной мере в силу высоких личных качеств Рыкова, отсутствия у него амбициозных притязаний на лидерство, никогда не вызывала тревогу у Ленина, больше того, вплоть до своего последнего рабочего дня пользовалась у него полным доверием.

Совсем иной оказалась ситуация в другой «связке». Сталин совсем не был похож на Рыкова. И в общем-то, в этом нет ничего необычного. Но он был не схож с ним, как, впрочем, и с многими другими старыми большевиками, именно в том качестве, которое в данной ситуации стало определяющим, – в своем стремлении к авторитарности, неограниченной личной власти.

Теперь порой пишут, что оно зародилось у него чуть ли не с детства, во всяком случае смолоду. Конечно, личность не формируется разом, но ясно, что до 1917–1918 годов его амбиции были ограниченны. За короткое время к началу 20-х годов он сумел стать одним из высших партийных и государственных руководителей, досконально знавшим механизм сложившегося управления страной. Однако до поры он был не просто «одним из» самых высших руководителей, но и принадлежал как бы ко второму их ряду. Последнее обстоятельство, сколь это ни парадоксально, оказалось для него благоприятным, отвело от него внимание, прикрыло, в том числе поначалу и от ленинского взгляда, его маневрирование на пути к власти.

Важнейшим этапом на нем стало обретение должности генсека, которое открыло по крайней мере две реальные перспективы: во-первых, овладения функциональными органами партии, во-вторых, значительного укрепления своего положения в её высшем звене. Действительно, Сталин получил под свое начало не только Секретариат ЦК с его аппаратом, но и во все возрастающей мере Оргбюро, то есть два из трех органов ЦК партии. Это не могло не усилить его значение и в Политбюро, тем более что из всех его членов он стал единственным, кто по своей должности занимался исключительно партийными делами. Вскоре после утверждения генсеком он был освобождён от обязанностей наркома рабоче-крестьянской инспекции, а затем – от Наркомнаца и полностью сосредоточился на работе в ЦК.

Уже летом и осенью 1922 года его голос на заседаниях Политбюро и пленумах ЦК стал звучать несколько иначе, нежели раньше. И думается, что ещё до возвращения из Горок 2 октября 1922 года Ленин начал это подмечать. Не подметил ли это затем и Троцкий? Если так, то его отказ принять пост заместителя председателя Совнаркома можно объяснить в том числе и осознанием начавшегося изменения расстановки сил внутри Политбюро. Не говорил ли он об этом с Лениным, что стало одним из поводов для размышлений последнего об опасности отношений между Сталиным и Троцким для устойчивости ЦК? До диктовки «Завещания» никаких открытых конфликтов между Сталиным как генсеком и Троцким неизвестно, и их отношения, далёкие от какой-либо близости, были внешне сдержанными.

Сталин начал активно действовать не только в «верхах», но и в самом Секретариате ЦК, уделяя особое внимание прежде всего его кадровой деятельности. Здесь с приходом в июле 1922 года на должности заведующего организационноинструкторским, а затем организационно-распределительным отделом ЦК Кагановича появился ещё один, наряду с Молотовым, лично и полностью преданный ему многолетний сподвижник. Уже в 1923 году Каганович стал кандидатом в члены ЦК, а в 1924 году – секретарем ЦК и членом его Оргбюро. Молотов и Каганович были не единственными, кто в том, 1922, способствовал сосредоточению власти в руках Сталина. Здесь стоит ещё раз вспомнить состав ЦК, избранный на XI партсьезде. Андреев, Ворошилов, Мануильский, Микоян, член ЦКК Шкирятов и другие… Личная подпорка Сталина каждым их них по отдельности, может, и не сыграла бы тогда значительной роли, но все вместе они способствовали зарождению зловещей групповщины, которая на деле оказалась опаснее фракционности и в последующей внутрипартийной борьбе сыграла самую недобрую роль.

Сказанное никак не умаляет действий самого Сталина. Начав лето 1922 года вторым в той «связке», о которой шла речь, он уже к осени фактически занял в ней если пока и не полностью ведущее, то, во всяком случае, равное положение, хотя формально все оставалось по-прежнему. И если уж говорить о политической недальновидности и даже попустительстве Каменева в отношении авторитарности Сталина, то они наиболее значительно проявились именно в те месяцы, когда отсутствовал Ленин. При этом наряду с другими факторами сказался и субъективный – личные черты самого Каменева.

Фамилия Каменева в отличие от десятилетиями почти не упоминавшейся фамилии Рыкова никогда не была «изъята». Больше того, она становилась известна со школьных лет, и не одно поколение старшеклассников знало: «А, это тот, что выступил против Октябрьской революции!» К сожалению, и в работах историков оценка жизненного пути этого большевика была, в сущности, не выше.

И сегодня его фамилия в наших представлениях о первом советском десятилетии как бы склеилась с другой – Зиновьев. Между тем он являл собой иной тип человека, нежели последний. Каменева отличала не только внешняя, но и внутренняя интеллигентность, мягкость и даже некоторая уступчивость в общении. Скорее всего, ему импонировало нахождение в самом первом ряду высших руководителей, и он не претендовал на большее. То, что мы называем «культом личности», ему было, вне всяких сомнений, чуждо.

Раскрытие политической биографии Каменева невозможно без ещё предстоящего глубокого анализа его взаимоотношений с Лениным. Они впервые встретились в 1902 году в Париже. Это оказалось для 19-летнего бывшего студента Московского университета Л.Розенфельда (вскоре он взял партийный и литературный псевдоним – Юрий Каменев) определяющим. Он становится профессиональным революционером-большевиком, ведёт нелегальную работу в Закавказье и других районах страны, участвует в революции 1905–1907 годов, постоянно общается с Лениным, в 1913 году работает под его руководством в Кракове. В начале мировой войны Каменев попал в сибирскую ссылку, откуда его вызволила Февральская революция.

Так случилось, что весть о ней он встретил вместе со Сталиным. Пути политической ссылки свели их в те недели в небольшом сибирском городке Ачинске. Каменев ни за что не поверил бы, если бы кто-нибудь сказал, что Коба (возможно, знакомый ему как один из рядовых подпольщиков ещё по работе в Закавказье в 1904–1905 годах), с которым они будут единомышленниками по многим вопросам вплоть до середины 20-х годов, заставит его ещё раз повидать Ачинск по дороге в минусинскую ссылку, а потом беспощадно расправится с ним.

Будущий генсек расчетливо сделал одну из своих основных ставок на личные отношения с Каменевым, который в 1917 – начале 20-х годов стал крупной политической фигурой, одним из наиболее видных большевиков.

Здесь нет необходимости вновь говорить о серьезных расхождениях весной и осенью 1917 года между Каменевым и Лениным. Гораздо важнее подчеркнуть, что это не нарушило их отношений. Как уже отмечалось, в 1918 году Каменев был выдвинут на пост председателя Моссовета – сегодня политическое значение этого поста воспринимается иначе, нежели в первые послеоктябрьские годы. В то время посты председателей Московского и Петроградского (его занимал Зиновьев) Советов принадлежали к числу ключевых. В следующем, 1919 году с образованием Политбюро ЦК РКП (б) Каменев сразу был избран его членом, в отличие, кстати, от Зиновьева, который первоначально, в 1919–1920 годах, являлся только кандидатом в члены этого высшего партийного органа.

Есть ещё одна сторона, о которой в нашей исторической литературе не принято говорить, а потому она совсем не изучена, – это личные взаимоотношения в среде высших руководителей. Каменев ещё до революции 1905 года женился на Ольге Бронштейн, родной сестре Троцкого. Был ли он по этой причине особенно близок с последним? Судя по всему, нет. Зато близость к семье Ульяновых, в том числе и особенно на рубеже 20-х годов, несомненно, была, и это обстоятельство по-своему характеризует его личность.

Каменев – эта действительно крупная и вместе с тем противоречивая фигура в политической жизни тех лет – по многим своим качествам, казалось бы, вписывался в систему коллективного руководства, однако в нем проявились и черты политиканства. В сочетании с его мягкотелостью и податливостью они немало способствовали тому, что Сталин сумел превратиться в 1922 году из его помощника в едва ли не ведущего в их «связке».

В короткие девять недель, в свое последнее возвращение к работе в октябре – декабре 1922 года, Ленин немало сделал для совершенствования совнаркомовской «связки» в Политбюро, то есть Каменева – Рыкова (разумеется, и с учетом деятельности Цюрупы, хотя и не входившего тогда в ЦК). Изменить положение в другой «связке» и осуществить перемещение Сталина с должности генсека он просто не успел из-за второго инсульта.