Текст книги "Бенефис дьявола"

Автор книги: Дмитрий Чарков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Я, в принципе, не нуждаюсь, – сказал он вслед и пошел к себе в офис, доставая из кармана сунутую Глебом бумажку и рассматривая её по ходу.

Возле дверей он остановился, скомкал её, покачивая головой, и бросил в урну.

***

Управлять финансами Глеб никогда не пробовал, а об экономике имел достаточно смутное представление. Тот бюджет, что формировался у них со Светланой из их зарплат, был достаточно бесхитростным, чтобы ломать голову над тем, как его распределить. Сейчас он столкнулся с проблемой, что, оказывается, нужно успевать вести учет поступлений, следить за балансом на своих банковских счетах, чтобы они не переваливали за критическую отметку, дабы не привлекать внимание фискальных органов; рассчитывать размер процентов по кредитам, которые он намеревался использовать на полную катушку, и при этом обеспечивать стабильный приход денежных средств, желательно наличных. Прогнозирование поступлений и расходов тоже было бы не лишним. Часть этих операций мог взять на себя сам провайдер, как и в случае с покупкой «Лексуса» – просто от его имени продавцу поступила оплата за выбранную по каталогу модель автомобиля, и Глеб, придя в салон, предъявил паспорт и получил ключи и документы. Остальные формальности с номерами и прочей суетой решили несколько сотен наличных.

С другой стороны, смерть Бориса Сидорова была очень для него некстати. Из разговора Вероники со следователем он понял, что органы наверняка начнут шерстить всех присутствовавших тогда в ресторане, и хотя у него было железное алиби, несколько напряженных моментов ему обеспечены. Но он мог устроить себе постоянное поступление информации относительно продвижения следствия. Это стало возможным сразу после того как Вероника ввела в лист контактов собственного мобильника номер Прокопенко, и теперь было реальным принять необходимые меры в случае, если экстренное вмешательство окажется необходимым. От туалетной воды он уже избавился, сунув незаметно синюю бутылочку в карман Роме – пусть порадуется дружище дорогому подарку.

А дома у Вероники ему понравилось: интерьер, порядок, да и сама хозяйка тоже ничего, только жаль, что находилась всё время в трансе во время его короткого визита. А ведь и дверь ему сама открыла, и закрыла потом, и на цепочку – всё как положено, просто умница. Ему нужно было убедиться самому, что в телефоне Бориса больше не было никаких других вариантов съемки того эпизода, а то от провайдера теперь всё можно было ожидать. С отпечатками пальцев он маху дал – ну кто мог предположить, что его новая туалетная вода вызовет столько пересудов у власть предержащих. Но в глубине души он отчего-то сомневался, что следователь будет отдавать трубку Бориса на дактилоскопию, уж слишком фантастическим выглядел рассказ девушки о всей этой мистики с запахами, кто ей поверит? Да и запах, собственно, к делу не пришьёшь. А трубка Бориса может легко самоуничтожиться, еще и солнце не успеет сесть, лишь только посторонний порошок на него ляжет тонким слоем.

Припарковавшись в каком-то забытом цивилизацией дворе, он связался с телефоном Светланы – ему было любопытно, чем она занимается и о чем говорит с Машей. Увеличив громкость динамика своего телефона, он отчетливо услышал её голос:

– … спросить об этом. Можешь себе представить?

– Но это же ни к чему не обязывает, согласись, – отвечала Валя. – Как мы с мужем: совсем не думали о таких вещах – где жить, где деньги брать, он работал, я работала, и хватало, чтобы снимать квартиру, еще и на памперсы оставалось. А сейчас он получил повышение, существенно поднялась «белая» часть зарплаты, и уже можно брать кредит в банке на квартиру. Конечно, мы вместе решаем все эти моменты, но это же естественно.

– Это для вас естественно, а у нас Глеб самостоятельный. Я не за матриархат, но меня же тоже можно спросить иногда, чего бы мне хотелось в будущем, а его это, по-моему, совсем не интересует, поэтому мне и кажется, что он еще, наверно, морально не готов. А я вот на тебя смотрю и завидую: всё идет своим чередом, сын подрастает, муж с работы сразу домой, свекровь – разумная женщина, чего еще надо?

– Ну, не всё на самом деле так гладко. Бывает, имой за полночь заявится, как песня… и покрикивает иногда, и ворчит, и Антонина косо смотрит… Но, Светик, это же жизнь, ничего никогда до конца не бывает ровно, как на беговой дорожке, всегда приходится с чем-то мириться, где-то отстаивать своё, когда-то промолчать. Важно отношение – если вы в итоге можете прийти к общему мнению и слышите друг друга, то договоритесь.

– А если нет?

– Тогда и начинать не стоит.

Они замолчали, переходя, очевидно, на другие тренажеры, а Глеб усмехнулся – вот же проблемы у девчонок.

Он отключился от Светланы и вызвал трубку следователя Прокопенко, которая, по всей видимости, лежала в ворохе бумаг на рабочем столе или в кармане его куртки – слышимость была крайне низкая. Глеб попробовал включить видео-сигнал, но на дисплее отобразилось только тёмное пятно – по-видимому, трубка не была оснащена видео-камерой, да оно и не удивительно, если ребята на туалетную воду-то сбрасываются всем миром.

– … и эти счета находятся чуть ли не под колпаком ЦРУ в Гибралтаре.

– Ты хочешь сказать, что он перевёл какие-то жалкие по их меркам десять тысяч на счета боевиков? Чего народ-то смешить.

– Он – десять, другой – пять, третий – пятнадцать, сколько таких по миру-то? Ты же знаешь: факты – упрямая вещь.

– Но в момент трансакции он находился в ресторане, и не один десяток человек это могут подтвердить! Что он, из банкомата это сделал, а потом прикинулся дурачком перед официантом – извини, мол, друг, бабки на счете кончились.

– Я думаю, с этими деньгами мороки будет больше, чем с его убийством. Может, его и замочили за это. Как бы там ни было, эфэсбэшники уже интересуются этим делом.

– Если бы наши трансакции засветились на оффшорах … гибралтарских… – голос удалился от динамика. «Как не вовремя,– подумал Глеб, – а то можно вообразить, что это я спонсирую мировые войны». Он усмехнулся про себя, связавшись с Вероникой. Там была тишина. Наверное, отдыхает.

Итак, всё под контролем. Сейчас можно посвятить час зарабатыванию денег, и пора переезжать в хорошую собственную квартиру. Подумать только, вчера утром он об этом даже и не мечтал. А сегодня отдал Свете ключи от родительской хаты, и уже планирует приобретение своей личной, с сертификатом собственности на своё имя – это ли ни праздник жизни, такое не каждому и не всегда даётся. Да и кто знает, может, лавочка ни сегодня-завтра прикроется, а он по-прежнему гол как сокол, и впереди ни просвета, только секс с Натальей Викторовной… чтоб она была… здорова.

Теперь Глеб искренне сожалел, что не имеет экономических или финансовых познаний: суета со звонками и смс-сообщениями была кропотливым и неблагодарным занятием, к тому же приносящим сравнительно небольшой доход. И пусть провайдер подкидывал к его балансу крохи и кредитовал его – на «Лексус» не хватало, и ему добавили «за счет заведения» – Глеба не прельщало иждивенчество, и хотелось самому проверить свои способности в деле: хоть на курсы поступай по биржевому маклерству. Там, подумал он, с его возможностями и их оборотами можно было бы развернуться по-настоящему. Да ладно, какие мои годы, успокаивал он себя, только немного фантазии. Если разобраться, то провайдер и сам в состоянии всё проделать: собрать информацию, определить возможные пути привлечения капитала, организовать лицевые счета на его имя, предоставить доступ к обналичиванию средств, решить проблему с налоговой инспекцией и ОБЭП – да всё что угодно, только дай ему команду и неси ответственность – без подписи, без печати, с одним его феисом в картотеке Зверя. Да и Бога ради, этого добра не жалко.

Глеб сделал витиеватый запрос относительно информации о том, что плохо лежит – на каких счетах и у каких лиц. Через несколько минут он получил в виде бегущей строки пространный отчет об операциях, которые реально можно проделать с десятком расчетных счетов предприятий, чьи системы электронной безопасности были устаревшими, либо вовсе отсутствовали. При этом шла пометка, что принципиальных ограничений к доступу нет ни в какой области, но есть разумные пределы, сохраняющие мировой баланс экономики, необходимый для функционирования провайдера до наступления конца света. «Вот басни-то», – подумал Глеб, просматривая список доступных сумм. Действительно, со счетов предприятий перебросить деньги было проще, особенно с крупных, у которых дневной оборот колебался в запредельных цифрах. «Вот с них и начнём», – решил Глеб, принимаясь за дело.

Его внутренний голос как-то попритих в последнее время: Глеб не озадачивался возможными проблемами в результате его «операций», могущих возникнуть у людей, которые курировали счета предприятий и которые могут сесть в тюрьму благодаря его стараниям; его не смущало, что Борис Сидоров лежал сейчас мертвый в черном запаянном мешке, и его старший брат стоял над ним, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок, опознавая тело; ему не было дела и до Светланы, направляющейся после занятий шейпингом в этот момент к дому его родителей с твердым намерением поговорить с ним сегодня же вечером о его намерениях и перспективах в этой жизни; также как и не интересовало настроение Ромы после их короткой встречи, и укутавшейся в плед у себя дома Вероники в состоянии полного эмоционального изнеможения, которое не смогло снять даже общение с мамой – всё отступило в сознании Глеба в ту ячейку памяти, добраться до которой становилось с каждым мгновением всё сложнее и сложнее, и он уже не предпринимал каких-либо усилий для того, чтобы трезво и реально оценить окружающее его море боли, страстей и желаний, чем оно подпитывалось и ради чего бушевало. В его остекленевших зрачках отражался тоннель искушения, по которому он смело и уверенно погружался в пучину вседозволенности.

***

Иван Сидоров был всего на три года старше своего брата Борьки. Они вместе росли в небольшом поселке на берегу моря, вместе занимались в одной футбольной секции, вместе покуривали украдкой от родителей за сараем в своём огороде. Летом, когда побережье наполнялось толпами отдыхающих, съезжавшихся на выходных в эти края, они тайком пробирались на высокий пригорок, нависавший над неухоженным пляжем, и в отцовский бинокль по очереди подглядывали за взрослыми девушками, переодевающимися внизу и не подозревающими, что за ними наблюдают. С этого своего поста они познали такие таинства человеческих отношений, что к седьмому классу он мог рассказывать своим друзьям с усталым видом всё испытавшего ловеласа про то, как и что происходит между мужчиной и женщиной, когда те остаются наедине в укромном уголке. А Борька, не по годам смышленый парнишка, всегда поддакивал ему, приукрашивая эти истории подробностями о специальных приспособлениях, похожих на обычные надувные шарики, которые иногда помогают людям не испачкаться в таких ситуациях.

Они с Борькой не были друзьями, несмотря на малую разницу в возрасте, но они были настоящими братьями. Бывало, что младший пойдет и сдаст Ивана родителям, когда тот соберётся в клуб на танцы, а его заставит копать свой участок огорода. Иван выждет неделю, пока всё уляжется, да и вздует брательника, чтоб помнил, откуда ноги растут. Борька на это родителям не жаловался, но обид тоже не сносил: выждет день, да и засадит ему из рогатки хлебным мякишем в лоб, и Иван потом ходил с красным отпечатком, хвастая друзьям, что выпил водки с батей, да и налетел впотьмах на забор, когда покурить с ним вышли. Борьке же говорил: «Ты чего, дурень, в лоб стреляешь, без глаза оставить же мог!» А Борис лыбился во всю пасть и отвечал: «Будешь знать, как за клубом с городскими целоваться!»

Потом он ушел в армию, а Борис поступил в городе в ПТУ на специальность «механик-моторист», да там и остался уже, умудрившись перевестись в политех на смежную специальность. Потом они виделись уже редко. Брат приезжал иногда летом домой, но Иван был занят своими проблемами, а Бориса больше не интересовали переодевающиеся девчонки на их преобразившемся пляже. Оба они давно выросли, и у каждого остались свои впечатления и воспоминания от вместе проведенного детства.

Иван прилетел сразу, как только им сообщили о несчастье. Лиза, их младшая сестра, осталась с родителями: матери совсем плохо стало, она и так в последние месяцы болела, а сейчас и вовсе сляжет. Отец тоже уже был не в том возрасте, чтобы переживать своих детей; он хотел было поехать вместе с ним, но Иван убедил его остаться, пообещав всё организовать и доставить гроб в родной городок, чтобы похоронить Борьку по-христиански, рядом со своими, недалеко от старой деревянной церквушки, которую он помнил с малолетства.

Однако в большом городе всё оказалось не так просто, как ему представлялось. По приезду он сразу отправился по адресу, который им оставил звонивший – какой-то Прокопенко. Там, в следственном участке, его вначале долго изводили вопросами про брата, но что он мог сообщить, ежели виделся с ним в последний раз два года назад, да и то мельком, о чем сейчас очень жалел. Потом это опознание в морге, куда его привезли – это был Борис, сомнений не было: его волосы, зачесанные назад, нос с горбинкой, родинка на шее, которую еле можно было увидеть из-под кровоподтёков на горле… Сильно избили брата, очень сильно, попадись ему этот нелюдь – не дождался бы суда, ей-Богу.

Затем он встретился с Вероникой. С ней брат жил последние полгода. Молодая и красивая. Как кукла. Такие холодные глаза, стеклянные вроде как. Она сразу уткнулась ему в плечо со словами: «Вы так похожи с Борей!», и это его совсем не воодушевило на симпатию к ней. Они совсем не были похожи с братом внешне: тот больше пошел в мать по отцовской линии, в их бабушку – у него были более мягкие черты лица и помельче кость, а Иван – в деда по материнской линии, он был пониже и покрепче. Поэтому когда она так разоткровенничалась, он почувствовал фальшь от таких проявлений эмоций. Конечно, она переживала: тут за месяц к котенку так привыкнешь, что и выбросить во двор потом жалко, а проживи с человеком под одной крышей полгода… понять можно, но Вероника ему не понравилась.

Во второй половине дня он приехал на работу к Борису. Его встретила милая женщина в деловом костюме, которая представилась Натальей Николаевной. Она была помощником брата по управлению персоналом.

– Иван Сергеевич, примите наши искренние соболезнования. Мы сами так переживаем, не могли поверить, что всё это действительно случилось.

Она готова была заплакать, и он, приобняв её осторожно за плечи, тихо сказал:

– Спасибо, милая, но не надо сейчас. Будет еще время.

Наталья сдержалась и спросила:

– Нам нужно подумать, как всё… организовать. У вас, наверно, есть какие-то… планы относительно похорон.

– Вы мне очень поможете, если возьмете на себя все бумажные дела. Там, у себя, мне было бы легко с этим справиться, но здесь я, честно скажу, немного теряюсь.

– Да, разумеется, Иван Сергеевич, мы всё это устроим.

– А как только мне дадут в милиции разрешение, я заберу Борьку с собой, на поезде поедем, тут недалеко. Вот, в общем-то, и вся организация.

– То есть… Борис Сергеевич будет похоронен у себя на родине?

– Да, таково наше решение. Вы не против, я думаю? – он спокойно посмотрел в её растерянные глаза.

– Нет… конечно, нет, как можно. Но… может, у нас будет возможность попрощаться с ним? Он был известным в своих кругах человеком, и я уверена, что найдется множество друзей, которые бы пришли отдать дань уважения…

– Раз так, то конечно. Не знаю только, как это у вас принято…

– Мы организуем это в ритуальном зале. Полагаю, что трёх часов будет достаточно, а потом уже доставим… гроб на вокзал.

Они обсудили в её кабинете детали. Ему нужно было еще выбрать гроб.

Потом его познакомили с партнерами Бориса – представительными господами, которые были очень озабочены случившимся. Он был самый младший из всех троих, и уже директор, и это вселяло в Ивана гордость за свою фамилию. Они выпили бутылочку на троих, как водится, не чокаясь. В этом городе у него не было знакомых, на квартиру к брату идти сейчас он не был готов морально, но Наталья заверила его, что номер в гостинице ему уже забронирован и чтобы он не беспокоился за его оплату: Борис Сергеевич им этого бы не простил.

Здесь же он узнал, что, поскольку его брат не был женат и не имел детей, то, если не будет обнаружено завещания, доля в компании, равно как и прочее имущество покойного, перейдет по закону наследникам первой очереди. Но это известие затерялось где-то на подкорке его сознания, как мало значимое, совсем не относящееся к цели его приезда в этот огромный и чужой город.

10

Светлана уже не раз и не два бывала у Глеба и прекрасно ладила с его родителями. С Елизаветой Фёдоровной они в последнее время перешли практически на уровень родственного общения, и женщина даже делала вполне конкретные напутствия Свете на период их отсутствия с отцом в городе: где что лежит, какой режим электрической плиты на кухне лучше выбирать для приготовления того или иного блюда, в какие моменты барахлит стиральная машина и как их устранять, и каким образом стимулировать Глеба, чтобы он наточил ножи и захватил пакет с мусором.

Это была небольшая двухкомнатная «сталинка» с огромной кухней и раздельными комнатами. Отец Глеба, в прошлом военный строитель по найму, обеспечил своей квартире качественное состояние, самостоятельно отделав полы, стены и потолки добротными материалами, так что жить здесь было комфортно. Глеб был единственный ребёнок в семье, к тому же на свет появился, когда его родители уже и не мечтали о таком событии, и потому печать избалованности присутствовала не только в его внешнем облике, но и в убранстве собственной комнаты: современные виниловые обои мягких оттенков, спортивный уголок до потолка, двуспальная кровать, компьютер, музыкальный центр. Конечно, последние новинки прогресса он уже сам для себя обеспечивал, но привычка всегда иметь всё самое лучшее и передовое сохранилась с тех детских времён, когда родители старались ни в чем не отказывать своему ребенку, предоставлять все возможности для цивилизованного развития и учебы. На фоне такого отношения непременно развивалось чувство уверенности и самодостатка, а к хорошему всегда привыкаешь быстро; намного сложнее потом вдруг обнаружить, что колодец, из которого черпали всю жизнь, начал высыхать и вместе с чистой родниковой водой приносить ил и тину, а к дополнительной фильтрации, вдруг оказывается, окружающие и не приспособлены вовсе.

Спальня родителей только лишний раз подчеркивала их трепетное отношение к сыну: фотографии на стенах, на тумбочке, на подоконнике – среди комнатных растений. Вот маленький Глеб ковыряется в песочнице во дворе, вот он поливает цветы на клумбе в детском саду из крохотной леечки, вот пошел в первый класс – в костюмчике и с бабочкой; и так весь его жизненный путь отражался на стенах в родительской комнате, вплоть до лихого вида за рулем своего автомобиля, подаренного ему отцом.

Светлана прошла на кухню и открыла холодильник. Там было полно всего, как она и ожидала: Елизавета Фёдоровна не могла уехать, не оставив Глебу полный запас провианта. Света критически пощупала хлеб, понюхала масло – вот это можно было бы и обновить. Учитывая, что сутки никого не было в квартире, а Глеб уже три дня как вел самостоятельное хозяйство, вполне логично, что ни хлеб он не покупал себе, ни масло не заворачивал, как следует. Да и не мешало бы купить маленький тортик, подумала девушка, критически оглядывая изрядно опустошенную за эти три дня вазу с конфетами и печеньем. Колбасы, сыра и консервов, герметично упакованных, хватит еще на неделю, а то и две, если они будут продолжать питаться в том же духе, что и вчера.

Она бросила пакет с некоторыми своими вещами в комнате Глеба и отправилась в магазин, по дороге переживая опять за Веронику, с которой разговаривала не больше как час назад: девушка находилась в полной прострации и собиралась переехать на время погостить к своим родителям. Наталья же Викторовна встретила известие о невыходе своих двух сотрудников на работу в ближайшие три дня на удивление стойко. В принципе, наплыв клиентов в эти дни был незначительным, и экономия на зарплате во многом сглаживала негатив от такого известия.

Погода на улице становилась всё более влажной и промозглой: тучи сгущались, нагнетая тяжесть и общее ощущение подавленности, в такие вечера лучше сидеть дома и наслаждаться теплотой и уютом семейного очага за книгой или перед телевизором. Света глянула вверх и, помимо темнеющего неба, увидела на его фоне высоко над крышами высоток гонимый ветром и частично развеянный дым сизо-черного цвета, явно от пожара, который всё густел и густел по мере приближения в сторону центральной части города, то скрываясь за зданиями, то вновь появляясь. Она обратила внимание на идущих рядом в том же направлении людей, которые тоже с беспокойством поглядывали вверх, а некоторые, особо словоохотливые, делились своими предположениями на ходу со всеми встречными и ни с кем в отдельности:

– Это с центра, где-то на Гоголя, наверно.

– Да банк загорелся…

– Там во дворе шиномонтажка, от неё точно тянет… вон столб какой черный…

Света вдруг сообразила, что если дворами пройти пару кварталов, то как раз выйдешь с обратной стороны к зданию, в котором работал Рома Никитин. Время у неё было достаточно, Глеб обещал после своей новой работы приехать не раньше восьми, и она решила пройти дальше и посмотреть, что там происходит.

То, что она увидела еще издали, заставило её похолодеть и прибавить шагу. Метров в двухстах от того места, где она находилась, из-за крыш низких «хрущёвок» показались верхние этажи офисного здания на улице Гоголя. Из пяти-шести широких окон левого крыла одного из верхних этажей огромными клубнями валил серый вперемежку с черным дым, и Светлана сейчас пыталась вспомнить, на каком этаже работал Никитич.

Пожар был сильным, и трудно было сказать, как давно он начался, но ни пожарных, ни МЧС вокруг пока не было видно, зато по периметру здания столпилось множество народу, и лица были не просто как у обычных зевак, а в них она почувствовала напряжение и тревогу, которая моментально передалась и ей. Вдруг что-то мелькнуло в клубах дыма в одном из окон – это было выброшенное пальто или куртка, она не смогла разобрать. И следом – о, ужас!– показалась фигура девушки в белой кофточке, которая, свесив ноги в темных джинсах с карниза, с душераздирающим криком соскользнула вниз, и Света даже издали услышала глухой звук упавшего на землю тела. Она остановилась, почувствовав подступающую дурноту, закрыла рукой глаза. Вокруг всё бурлило: некоторые женщины орали в истерике, призывая спасателей, суетливо бегали мужчины, таская какие-то коробки – Господи, подумала она, зачем им коробки, от них пламя еще больше будет. Но через мгновение, посмотрев по сторонам, поняла зачем: только один из парней успел бросить под стену пустую коробку, как на неё упало еще одно тело девушки. Смягчить падение. Света с ужасом посмотрела наверх и увидела еще одну девушку, сидящую на подоконнике, свесив ноги вниз, стуча ими в истерике по стене здания. Её голова утопала в удушающем мареве, она дико кричала, моля о помощи, потом, неловко повернувшись, пытаясь ускользнуть от нестерпимого зноя внутри помещения, повисла на карнизе, но пальцы соскользнули… Света опять закрыла голову руками, чтобы не слышать этого леденящего душу стука о землю.

Она поравнялась с торцом здания и увидела подъезжающие пожарные машины, которые остановились метрах в пятидесяти – по фронтальному ряду всё было забито припаркованными частными автомобилями. Из дверей повыскакивали пожарные, разматывая шланги и выдвигая лестницы. Только сейчас она заметила, что с лицевой стороны из офисных окон вырывалось огромное пламя, которое, понукаемое ветром, уже достигало длинными языками и следующего этажа. На растянутых горизонтально рекламных банерах между этажами, скрючившись неестественно, спасаясь от едкого дыма, буквально висели над пропастью несколько девушек. С оглушительным грохотом вдруг разлетелся в клочья крайний стеклопакет, обрушив на несчастных осколки смертельным дождём, и еще одна тень мелькнула в проёме окна, но Света уже не могла этого видеть и выносить. У неё в висках стучало, будто в ритм идущего поезда: Рома а где Рома – а Рома а где Рома – а Рома а где Рома.

На бетонном козырьке первого этажа в какой-то куче коробок и бумаги, принесенных людьми из соседних магазинов, лежало несколько девушек, и мужчины пытались занести их внутрь через разбитые окна второго этажа. Почему же никто не растянул брезент?

– Может, живы? – кто-то спросил дрожащим голосом.

Пожарные, наконец, начали выдвигать лестницу, но через мгновение стало ясно, что она не достанет до здания. Тут же какие-то парни пытались расчистить на руках проезд от автомобилей ближе к стене, некоторые пожарные просто стояли в остолбенении, тупо уставившись вверх. Один из мужчин подбежал к водителю, что-то отчаянно ему объясняя и жестикулируя, но тот, по-видимому, был не согласен, потому что в следующую минуту Света увидела, как парень со всего развороту залепил пожарному по лицу. Боже, если сейчас начнется ещё и бойня..! Наверно, парень просил ехать прямо по автомобилям. Наверно, это было бы правильно. Наверно, это могло бы спасти еще людей. Но водитель, по всей видимости, не пожелал взять на себя ответственность за искорёженные иномарки.

С другой стороны крыла, однако, второй пожарной лестнице удалось достичь окон. Из одного, держась за низкие алюминиевые перила лестницы, как по навесному мосту, начинали спускаться люди. Странно, подумала Света, там им, в принципе, ничто не угрожало, весь кошмар творился на другой стороне. В толпе послышались возгласы:

– Это что за барыги!

– Там же девчонки гибнут, а эти… в костюмчиках…

– Да вон директорша банка…

Это было необъяснимо ни с точки зрения здравого смысла, ни с обычных человеческих понятий: на одном конце здания бушевал огонь, и молодые девчонки буквально цеплялись за соломинки, как за жизнь, а в нескольких метрах от них из целёхоньких окон эвакуировали почтенное руководство в дорогих убранствах.

Потом еще одна девушка соскользнула вниз…

А Рома а где Рома – а Рома а где Рома – а Рома а где Рома.

***

Никитин сидел в своем закутке, увлеченный решением очередной проблемы. Время близилось к концу рабочего дня, когда он начал улавливать едкий запах гари. «Спалил блок питания, что ли, – подумал он, – только этого не хватало!» Он самозабвенно стал вынюхивать источник неприятного запаха. След, как ни странно, привел к входной двери – массивной стальной коробке, которая открывалась исключительно через кодовый замок.

– Олег, ты не чувствуешь..? – спросил Рома у коллеги, сидевшего в другом конце офиса.

– Процессор спалил? – откликнулся тот, не поднимая глаз от монитора.

– Да я всё у себя проверил, это где-то здесь. Глянь у себя, сетевой короб цел?

– Цел!

– А мини-АТС-ка?

– Тоже.

Роман посмотрел в дверной глазок, потом, обернувшись к приятелю, произнес:

– Или у меня линзы запотели… или там, – он кивнул головой за дверь, – дым.

– Пожар, что ли? – Олег продолжал работать за клавиатурой компьютера, потом обернулся к окну за своей спиной, раздвинул плотные жалюзи…

– Мать моя женщина..! Смотри, что творится!

За окном, не пропускавшем внутрь помещения ни звука, ни запаха, откуда-то снизу к небу валил густой серый дым.

– Ё моё, Олег, давай наруливать отсюда, – Рома подбежал к окну. Из-за смрада за окном ничего не было видно, и он опять метнулся к двери. В глазок он увидел, как по коридору торопливо сновали сотрудницы банка, прикрывая носы кто платками, кто чем, вынося папки с документами.

– А что с сетью делать?

– Не знаю, позвони Степанычу, я свой комп отключаю.

– Он же на совещании.

– Значит, набери директора – не видишь, горит что-то!

Олег набрал приемную, но никто не отвечал. Он позвонил в охрану, но там тоже была тишина.

Между тем Рома увидел в углу своего монитора, что его одноклассник из криминального отдела был не в сети, отключен, а, судя по направлению клубов дыма, полыхало где-то там, у них на этаже. Он быстро набрал его городской номер, но шли гудки «занято». Сотовый Дениса просто не отвечал.

– А что делать с внутренней сетью в случае пожара? – суетился Олег. Он был системным администратором, и обеспечение компьютеров внутренней связью была его непосредственная забота и обязанность.

– Олег, ты у нас сисадмин, кому еще знать, как не тебе?– пробурчал Рома, сворачивая все окна на компьютере. В голове его между тем вертелось, как же быть дальше: с одной стороны, их офис был надежно защищен от взлома и проникновения извне, но это не относилось к огню – тонкие перегородки из гипсоволокна скрывали внутри себя стальные прутья и изолирующий материал, который, скорее всего, очень легко мог воспламениться. Если стены полыхнут вдруг, они тут окажутся в стальной клетке и просто зажарятся, как барбекю на сетке мангала.

– Может, там нужна помощь? – снова подбежал Рома к двери. – Глянь, девчонки папки из архива выносят!

– Почему нам никто ничего не сказал? Должна же быть какая-то система оповещения, или что-то подобное? – суетился Олег возле сетевых кабелей.

– Вон она, эта система, – показал Рома пальцем на потолок, на котором между датчиками времен Брежнева были протянуты провода пожарной сигнализации. – А внизу у криминалистов и такой, наверно, нет. Я выхожу, а ты постарайся узнать, отключать систему или нет.

– Если система отключится, банк в минуту будет терять такие деньги, о которых нам с тобой и не снилось даже в самых райских снах.

Рома махнул рукой, открыл дверь и вышел в коридор.

Тонкий слой дыма стелился по потолку, как длинный шлейф от серой королевской мантии, и сильно пахло гарью.

– Лена, что тут творится? – спросил он пробегавшую мимо девушку из отдела кредитов.

– Внизу где-то горит, мы выносим архив.

– Да чего его выносить, там же стальные стены! – Рома быстрыми широкими шагами пошел по направлению к центральной лестнице.

По мере приближения к ней дым становился гуще и ниже, придавливая к полу, так что ему пришлось нагнуться, чтобы не вдыхать ядовитые пары. Он достал из кармана платочек, приложил к носу и, входя в открытую настежь стальную дверь архива, увидел Светлану Павловну, раздающую стоящим в очереди девушкам и парням папки, говоря при этом одну-единственную фразу: