Текст книги "Бенефис дьявола"

Оглавление

Вместо пролога ………….. 1

Часть первая ………………3

Часть вторая ……………….145

Я разбил об асфальт расписные стеклянные детские замки,

Стала тверже pука, и изысканней слог, и уверенней шаг;

Только что-то не так, если страшно молчит, pастеpявшись, толпа у Таганки,

Если столько цветов, бесполезных цветов в бесполезных pуках.

А.Макаревич

Вместо пролога

Малыш сидел в песочнице, скрупулёзно выводя на воздвигнутой им пирамиде крохотные отверстия. Это будут окна. Домик получился почти такой же, как и тот, в котором он жил с мамой и папой – ба-альшой-прибольшой. Мелкие песчинки постоянно скатывались с крыши его дома – ну ладно, пусть это будет как будто дождик, не всегда же бывает солнышко на небе. Песчинки скатывались и образовывали возле его строения небольшие кучки, которые показались ему похожими на эти большие железные коробки возле их дома, куда его родители выбрасывали всякую каку, завернутую в пакеты. Ему постоянно хотелось заглянуть в эти коробки и посмотреть, а какая же кака бывает у других людей, которые тоже её туда складывали, но мама очень сердилась, когда он подходил поближе к железным коробкам, думая, что она не видит. Она почему-то всегда и всё видела – где он и что делает, это потому что она такая большая, выросла уже, и ей всё видно со своей головы. Но вот зато она никогда не видела этого дяденьку со смешной бородой как у козы-дерезы, а он однажды видел, и дяденька сказал, что еще придёт и принесёт ему печенюшки – такие интересные, как бублики, только круглишок заходит в серединку и там делает еще один маленький круглишок, а за другой кончик печенюшки её можно держать, и она не падает. Похожа на «6», что висит на углу их дома.

Это дяденька ему рассказал, что в коробках кака бывает разная, и что если он залезет в неё посмотреть, то получит печенюшку. И еще дяденька обещал печенюшку за то, что он будет таскать их кота Ваську за хвост и включать краники на кухне, где мама кушать готовит. Дяденька смешной: не знает совсем, что это плохо и так делать нельзя. Один раз, когда он всё же потаскал Ваську за хвост, дяденька дал ему печенюшку, и она была очень вкусная, но мама сильно рассердилась и сказала, чтобы он больше не сосал палец. А это ведь была печенюшка, но мама не слушала его, и дядю она не увидела, хотя тот стоял прямо за её левым плечом и строил ему смешные рожицы.

Дядя иногда говорит незнакомое слово про кушанье, только совсем по-другому, не как его родители. Еще он говорит, что они обязательно встретятся, когда малыш вырастит, и у него будут уже совсем другие печенюшки.

И это будет его самое веселое ИС-КУ-ШЕ-НИ-Е.

Часть первая

1

Майское солнце весело заглядывало в окна, обещая теплый погожий день: ещё не было изнуряющей жары, сквозь растворенные окна офиса веяло весенней свежестью и расцветающими частицами новой зеленой жизни.

Как бы в противовес природе, манящей к себе простором и вдохновением, клиент оказался не просто въедливым, но прямо-таки дотошным. Его интересовало всё: сколько метров от отеля до пляжа, двуспальная кровать – это по стандартам российским или европейским; если солнечные дни гарантированы, то возможно ли предъявление претензии в случае дождей; где прочитать международное определение трёх-, четырех-, пяти-зведночных уровней гостиниц – и в таком же духе в течение полутора часов, которые Глеб провёл с ним, терпеливо разъясняя все тонкости предстоящего вояжа в Лимассоль этой явно небогатой семьи, неизбалованной поездками ни то чтобы на мировые курорты, но и, судя по всему, в близлежащие лощины за грибами – уж больно неискушенными в вопросах передвижения и ориентации в пространстве показался ему глава семейства, одутловатый мужчина средних лет с обозначившимися залысинами, аккуратно прикрытыми жиденькими прядями светлых волос. Егор Николаевич держал в руках небольшой блокнот в серой виниловой обложке и постоянно делал пометки, занося информацию, которой Глеб щедро его снабжал без запинки и строго по буклету.

Сам Глеб в свои двадцать четыре особо не обременял себя вниканием в тонкости человеческого бытия, текущего или прогнозируемого, но в силу профессиональной необходимости понимал, что клиент, оплачивающий свой отпуск не шальными деньгами, а кровно заработанными или даже выстраданными регулярным недоеданием зимой фруктов, хочет получить полный расклад за каждый вкладываемый рубль. Поэтому после того как основные вопросы были улажены, и клиент с видимым удовлетворением попрощался у дверей офиса, для Глеба было чрезвычайно расслабляющим почувствовать в руках сигарету, помять её по дороге на лестничную клетку этажа, где располагались офисы туристической фирмы «Парадайз», в которой он работал менеджером по туризму уже третий год.

– Я на пять минут, – улыбнулся он при выходе Веронике, девушке-администратору, в обязанности которой входило встречать клиентов и распределять их среди менеджеров фирмы.

Вероника тоже улыбнулась в ответ, но улыбка показалась ему больше четким отработанным мимическим жестом, нежели ответной симпатией. Он вдохнул аромат её свежих духов, проходя мимо, и подумал, что она явно не испытывает к нему страсти, улыбаясь вот так механически. Девушка была, что называется, высокого полета: стройная, со светлым прямым волосом, мягко ниспадающим на хрупкие плечики, карие глаза иногда буквально обжигали взглядом его душу, пронизывая желанием утонуть в их завораживающем блеске. Лицо фирмы – это её имидж и её стабильность, и многие клиенты, в основном застенчивые мужчины, как правило, возвращались к ним вновь и вновь, бронируя билеты, гостиницы, туры для себя или для своих партнеров, во многом благодаря именно этой обезоруживающей улыбке, этим глазам и этим неторопливым, но уверенным жестам, полным достоинства и юной непосредственности и очарования.

Глеб всегда чувствовал некоторое оцепенение, встречаясь ненароком с ней взглядом. Вероника смотрела всегда прямо и слегка, как ему казалось, насмешливо, будто зная, какую реакцию её внешность вызывала у мужчин. Глеб пока не мог позволить себе претендовать в отношении её на что-то большее, нежели просто пялиться на её ноги и попку, пока никто не видит, включая его девушку, работающую здесь же в «Парадайзе».

Он бесшумно прикрыл за собой дверь, выходя в общий коридор. Место для курения находилось недалеко, за ближайшим изгибом здания, и было свободно от коллег и вообще от кого бы то ни было. Это его не огорчило: хотелось просто постоять без шапочного общения про как-дела-ничего-нормально. Глеб закурил и прислонился к подоконнику, почувствовав при этом, что вроде бы придавил что-то своим весом. Обернувшись, он увидел белую пачку «Next». Она была явно не пустая. Наверно, кто-то по забывчивости оставил и еще вернётся сюда. Машинальным движением пальцев он отодвинул её ближе к стеклу, но характерной лёгкости сигарет не было, внутри содержалось что-то более массивное, колыхнувшееся от этого перемещения. Часто курильщики оставляют в пачках зажигалки, он и сам не раз забывал их вынуть, чертыхаясь потом в поисках способа прикурить. Глеб не без интереса взял пачку, раскрыл и обнаружил внутри миниатюрный мобильный телефон.

Это было неожиданным – найти сотовый телефон, такие подарки не часто попадаются на жизненном пути простым смертным, к которым он себя с некоторым амбициозным сожалениям причислял. Вообще, в жизни он не находил пока ничего более стоящего, чем сто рублей, скатанных в трубочку и, вероятно, выпавших из кармана незадачливой бабушки – ведь кто ещё догадается так сложить купюру, чтобы не потерять ненароком?

Он достал телефон из пустой сигаретной пачки, вещица оказалась довольно примечательной. Судя по внешнему виду, трубка была не из разряда ширпотребных, а, скорее, относилась к имидживому классу: строгая прямоугольная панель под черный металлик с серебристой окантовкой, ровные ряды кнопок, темный без единой царапины экран, на задней панели встроенная цифровая камера. Глеба заинтриговало и название производителя, которого он раньше не встречал – LiveD, что он легко перевёл как «живший» или «живи-D» – живчик, дескать. Но, странно, отчего тогда не living – «живущий». Вообще, для него самого было удивительно, насколько быстро и легко прогресс в последние годы влился в повседневную жизнь. Взять те же сотовые телефоны: это не только уже средство связи с окружающим миром в «удаленном доступе», но и личный телефонный справочник, и хранитель дат, и будильник, и радиоприёмник, и источник информации из глобальной сети и еще куча разного и такого необходимого, без чего, удивляешься – как человечество существовало предыдущие тысячелетия своей сознательной истории, создавало шедевры мировой классики и в музыке, и в живописи, и в литературе, не предполагая, что когда-нибудь у потомков в руке будет легко помещаться приборчик, с помощью которого можно всё это увидеть и услышать без особого напряжения для ума, достаточно только фантазии и пополненного лицевого счета. Глеб не сомневался, что в не очень отдаленном будущем его телефон сможет решать и другие насущные проблемы человеческого организма, не только информационного порядка – забавно только, как же это будет выглядеть на практике. Но неизбежность такого финала человеческого прогресса сомнению не подвергалось.

Он повертел телефон в руке, оглянулся по сторонам. В коридорах сновали люди, но они не производили впечатление потерявших или забывших что-то. «Живчик» уютно лежал в ладони, он как будто сливался с ней, приятно оттягивая руку своими ста граммами – такое же чувство вызывала у него тяжесть Макарова во время некогда проходивших учебных стрельб. Глеб почувствовал уверенность состоятельного человека, которая тут же сменилась огорчением – огорчением от того, что живчик-то, собственно, чужой. Хотя, если разобраться, чужим он был до того, как Глеб его обнаружил, а теперь он вроде как вовсе и не чужой, а даже очень симпатичный и удобный для ношения в нагрудном кармане пиджака – плоский и стильный, не в пример его еще не старенькому, но явно не отвечающему требованиям времени «Триуму», купленного пару лет назад у приятеля за хорошие, по тем временам, деньги.

«Сейчас начнется», – подумал он. И действительно, сомнения и борьба с самим собой по поводу единственного вопроса нахлынули на него всей тяжестью ответственности: что делать с находкой. Оставить там, где нашел? Тогда кто-то другой возрадуется. А почему, собственно, этим другим должен быть кто-то, а не он. А если хозяин опомнится и станет искать, переживать и, возможно, страдать – вдруг он привязан к этой вещице больше, чем к своей любимой женщине? То, что телефон мужской по стилю и дизайну, у Глеба не вызывало сомнений. С другой стороны, мужчины не так трепетно относятся к вещам, как женщины: ну, потерял – бывает. Хотя телефон, несомненно, не из дешевых. Ну, так купит другой, и дело с концом. Пройтись по офисам для очистки совести и поинтересоваться, не оставлял ли кто-нибудь нечто дорогое в «курилке»? Но это уже меценатство, к которому Глеб был не готов.

Трубка была выключена. С чужой сим-картой от неё мало проку без знания пин-кода, но Глеб всё же надавил и стал удерживать клавишу с красным символом. Экран осветился направленным изнутри пучком света, который, по мере разрастания из маленькой точки на плоской поверхности, создавал неповторимый по красоте эффект вспышки в трехмерном измерении, похожей на разрыв фейерверка, разноцветные концы которого образовывали одно за другим всплывающие и тут же исчезающие слова:

ДОБРО

ПОЖАЛОВАТЬ

В МОЙ

МИР

Интересное приветствие, подумал Глеб: чей это мир и какой он, и почему прятался в сигаретной пачке из совершенного иного социального круга. Он смотрел на переливающийся экран в своей руке и неожиданно почувствовал необъяснимое притяжение, непреодолимое желание стать частью этого мира, окунуться в этот магический пучок света и слиться с потоком энергии, излучаемой изнутри, ощутить власть познания и обладания неограниченной информацией вселенной, быть всепоглощающей частью этой вселенной, вечной и бесконечной. Это завораживало. Это было и в его руке, и внутри него одновременно. Ему казалось, что в каждой отдельной светящейся точке на дисплее он видит образы, рождаемые то ли его воображением, то ли каким-то иным чудесным способом, но настолько реальные, что он с уверенностью мог сказать: вот лицо мамы, она улыбается; вот Света мелькнула, нахмурив брови – они уже неделю как поссорились и никто не решался позвонить первым; вот российский Президент вроде как на портрете, который теперь в каждом кабинете на стенах и на столах чиновников вместо портретов их детей; тут же рядом Наталья Викторовна, директор его фирмы: она чем-то недовольна – оно и понятно, в сорок с небольшим ни мужа, ни детей, но зато амбиции и страсть к молоденьким мальчикам его типа… Вдруг что-то неуловимое мелькнуло перед его глазами, что заставило Глеба непроизвольно дёрнуться, как от судороги, и отстранить телефон на вытянутую руку. Он снова пристально вгляделся в экран, но не мог понять – то ли это чей-то образ, то ли фигура, как в 25-м кадре, заставили его резко выйти из непроизвольного транса, в который его ввела загрузочная заставка телефона.

Как ни странно, на дисплее всё же обозначились столбики уровня приема сигнала и заряда батареи – и то, и другое по полной шкале. На месте же, где обычно высвечивается наименование оператора сотовой сети, в верхнем правом углу красовалась трёхмерная огненная надпись LiveD на ярком лиловом поле, которое венчало изображение стоящей по пояс в анимированной кипящей и булькающей лаве обнаженной девушки со сложенными в молитве ладонями, смиренно склонившей голову в немом почитании. Черные как смоль пряди волос ниспадали на высокую красивую грудь, на хрупкой грациозной шее висел круглый желтый медальон. Впечатление от этой одинокой фигуры в кипящем море страстей было настолько сильным и реальным, что Глеб несколько мгновений вглядывался в рисунок, прежде чем поймал себя на мысли, что находится в полном восторге от этого образа. В бурлящей лаве просматривались искаженные муками человеческие лица. Ничего подобного он никогда не видел, такую картину можно было бы вывесить в самых престижных сюрреалистических салонах, и почитатели толпиться будут перед изображением.

Наконец он заставил вернуться себя в реальность и набрал на клавиатуре номер собственного сотового телефона, и через мгновение его «Триум» завибрировал в кармане. Достав его, он увидел определившийся номер «живчика», который совсем уже сбил его с толку: << +123-123-123, что вообще не походило на номер ни одного из сотовых операторов.

– Что за чертовщина, – пробормотал он и послал обратный вызов со своего телефона. Чужой заерзал в его руке от вибрации. На дисплее «живчика» сначала выплыла надпись «Глеб Бесчастный», и тут же зазвучала композиция «Я свободен» Кипелова. Но это же было технически невозможно – если номер не введен под именем в записную книжку телефона, то дисплей не может отобразить это имя, тем более вкупе с одной из его любимых композиций. Может, трубка принадлежала кому-либо из его знакомых, работавших в этом здании? Отклонив вызов, Глеб судорожно нажал на кнопку вызова меню, отыскал телефонный справочник, открыл его – он был пуст.

Повернув телефон, он попытался отыскать съемную панель, где обычно располагается сим-карта под аккумулятором, но телефон представлял собой единый литой корпус без каких-либо защелок, лишь глазок цифровой камеры и сеточка мини-динамика выделялись на гладкой поверхности. «Новые технологии, что ли? Или аналоговая трубка?» – пронеслось в голове. Он внимательно осмотрел торцевую часть телефона по всему периметру и озадачено почесал затылок.

Помимо отсутствия отсека для батареи и сим-карты, на телефоне не было ни одного гнезда для подключения зарядного устройства, или каких-либо других разъемов для внешних источников.

Телефон, по всей видимости, подзаряжался самостоятельно.

***

Вероника закончила составление сводки посещений для руководства за вчерашний день и окинула быстрым взглядом клиентский зал. Это была просторная комната, освещаемая тремя широкими окнами, где, помимо пяти рабочих столов менеджеров, под развесистой пальмой стоял мягкий кожаный диван для посетителей и журнальный столик с красочными проспектами предлагаемых фирмой туров. В дальнем углу была видна еще одна встроенная дверь в комнату переговоров. Пальма была настоящая, живая, и в обязанности Вероники входил также и уход за ней, что было довольно хлопотным занятием, но абсолютно её не тяготившим, которое позволяло ей время от времени расшевелить затекшие от непрерывного сидения суставы. Два клиента обсуждали с менеджерами предстоящие туры, стол Светы Доминой пустовал – она была в отпуске, Катя что-то ожесточенно печатала, а Глеба так и не было, хотя прошло уже не менее получаса, как он вышел на пять минут.

Забавный парень, этот Глеб: может часами рассуждать о цвете песка на Тенерифе, а может мрачно ходить от пальмы до своего стола, когда нет клиентов, и кидать на неё загадочные взгляды исподлобья, будто хочет сказать что-то, да не решается. Впрочем, Вероника не чувствовала недостаток внимания со стороны мужчин и уже могла для себя прочитать каждый конкретный мужской взгляд: как правило, это было совсем неприкрытое желание познакомиться поближе. Во взгляде Глеба примерно это и проскальзывало. Она была молода и привлекательна, а потому, может, и чересчур разборчива в выборе мужчин, и такой тип, как Глеб, её интересовал мало: во-первых, старше её всего-то на год, во-вторых, хорошим заработком особо не обременён, в-третьих, при среднем росте сильно худощав, хотя и не урод, что, может быть, вовсе и не достоинство по сравнению с Депардье – в общем, как раз парнишка для такой, как Светка Домина, толстушки-веселушки без особых притязаний на добротный автомобиль и периодические ужины в приличных заведениях; для той и глебовская «десятка» – уже средство передвижения. Гм, он наверняка в своих мыслях представлял её вместе с собой на заднем сидении своего автомобильчика, хам. Хотя… было бы забавно…

– Вероника, я не увидела отчета по клиентам Бесчастного в Тайланд,– занудил голос директора из интеркома.

– Сейчас уточню, Наталья Викторовна. Насколько я знаю, Глеб его готовил. Он не на месте, вышел, но я посмотрю.

– Хорошо.

«Наша директорша – ну просто душка», усмехнулась Вероника, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу посмотреть, куда же пропал Глеб.

В общем коридоре, как обычно в майский полдень, было свежо и солнечно, на мраморном полу отчетливо виднелись разводы после влажной уборки. Кабинет директора и бухгалтерия располагались отдельно на этом же этаже, «курилка» – в другой стороне. Глеб должен был находиться там, она была в этом уверена.

– Салют, красавица! – услышала она позади голос. Это был Паша, весельчак из соседней конторы по установке пластиковых окон. – Скольких мужчин за сегодняшнее утро вы оставили с разбитыми сердцами?

– Приветик. Только, Паша, ты отстал от жизни – в наше время у мужчин разбиваются не сердца по большей части, а их машины.

– Не без этого. Весной за рулём нам вообще нужно ввести за правило надевать лошадиные наглазники, или как там это приспособление называется, чтоб по сторонам невозможно было глазеть, а то изобилие раздетых после зимней спячки женщин на тротуарах существенно осложняет ситуацию на дорогах.

– Ты, как истинный джентльмен, все свои тяготы и ответственность за них перекладываешь на нас!

– Вероника, ты только представь, если б мы с вами могли договариваться запросто, без всяких там романтических свиданий и цветочков…

– Ну да: пришла, увидела, победила. Кому нужны ваши цветочки и пыхтение в безлюдном парке под ледяной луной, – улыбнулась она.

– Мы с тобой одинаково мыслим! Только не пришЛА, а приШЕЛ; не увидеЛА, а увиДЕЛ…

– Нет, Паша, значит, мы с тобой мыслим совершенно в противоположных направлениях, а поэтому и дороги у нас расходятся. Ты Глеба, случайно, не видел?

– Глеба? Что за глеба такая? Может, хлеба?

Вероника рассмеялась:

– Мне он нужен для директора.

– О, для вашего знойного директора – всё что угодно, только без хлеба, – не унимался Паша, пытаясь взять Веронику под руку. Она остановилась, медленно-медленно подняла на него карий взгляд, в котором он увидел, вероятно, конец всем своим мечтаниям – по крайней мере, на этом этапе коридора – и спокойно повторила вопрос:

– Павел, вы Глеба не встречали в этом коридоре или в любом другом в течение последних двадцати минут?

– Вероника… Маврикиевна, голубушка, должен вас разочаровать: Глеба я – увы – не встречал. Честь имею! – добавил он и развернулся по-гусарски на каблуках в обратном направлении.

– Я Александровна! – крикнула она ему вдогонку со смехом, на что он, не оборачиваясь, приветственно помахал рукой. «Какой потешный!», подумала Вероника, заворачивая за угол коридора к лестнице запасного выхода, где все обычно курили.

На подоконнике лежала пустая пачка, в импровизированной пепельнице пара окурков, а Глеба не было. Она сняла с пояса телефон, отыскала в справочнике его номер и нажала кнопку вызова.

2

Светлана стояла под мягким теплым потоком душа, пар хаотичными клубами поднимался к встроенной в углу вытяжке. Настроение было совсем пасмурное, не в пример погоде за окном. Ссора с Глебом, такая банальная и ненужная, выбила её из обычно благодушного состояния, к тому же как раз во время своего отпуска, да еще и в тот период, когда родители Глеба собрались к сезонному переезду за город на свою дачу, и они с Глебом вдвоём могли пожить целых пять месяцев в его квартире как нормальная семья, или, по крайней мере, попробовать пройти через этот опыт. Её родители не возражали против такого течения событий – в конце концов, она была уже достаточно взрослой. Да и они были у неё молодцы и реально смотрели на окружающий мир, и перспектива того, что их дочь когда-то должна всё-таки выйти замуж и родить им внуков, ими только приветствовалась, в отличие от некоторых её подруг, чьи предки только и делали, что вбивали им в голову о придурках на улицах и беспринципных олигархах в ресторанах. Светлана смогла своих убедить, что за двадцать один год сознательной жизни она, возможно, и встречала интересных особей противоположного пола для совместного продолжения рода, но в наше время без опробования семейной жизни на практике трудно определить, во что эта семейная жизнь может вылиться через три-пять лет. Её маму, впрочем, несколько смущал такой трезвый подход: дескать, а любовь, страсть, как быть с этим, но она тут же сама и отвечала – всё это, безусловно, важно и значимо, но, к сожалению, приходяще и уходяще, в этом и разница между любимыми мужчинами в юности и любимым мужем на всю жизнь. Другого сценария семейного счастья – со сменой отцов своим внукам – для своей дочери они просто не допускали.

Однако Света подозревала, что её родители по истечение почти года так и не воспринимали Глеба как потенциального зятя, да и сама она тоже не чувствовала всепоглощающего стремления привязать этого человека к себе раз и навсегда. Конечно, с ним было уютно и безопасно, он разбирался во многих вещах и мог поддержать любой разговор; он нравился её подругам, что тоже приятно щекотало её тщеславие. Но это с одной стороны. С другой же – настораживало, так как молодая женская интуиция подсказывала ей, что подруг нужно держать на коротком поводке со своим бой-фрэндом. И вместе с тем, его неопределённость по жизни, регулярные переходы от профессиональных амбиций к полной апатии не давали ей никаких гарантий стабильного будущего. Теперь еще эта дурацкая ссора…

Они были на Дне рождения его ближайшего друга Ромы Никитина. Всё проходило нормально, как обычно на таких мероприятиях: поужинали, поболтали о том о сём, потом всей компанией, вшестером, поехали в ночной клуб. Ну а там столик, мартини, дальше – мальчики налево к бильярду, две девочки направо в дансинг. Она не знала, кто ввёл такой обычай. Ей, например, было бы приятнее в компании с Глебом расслабиться в «тумане кислотной щелочи», как он именовал ту долбящую в дансинге атмосферу, в которой «оторванная» публика расходовала свои калории и выбрасывала в никуда накопившиеся эмоции.

Они с Танькой протиснулись в полумраке сквозь двигающиеся тела и пульсирующий белый неон вспышек к огромным зеркалам у дальней стены зала, перекрикивая динамики периодическими «извините» и «простите» и «как хорошо у вас получается», обозначили свою территорию и «оторвались».

Процедура длилась минут двадцать пять, потом появился Глеб и показал жестом, что, мол, пойдём ближе к выходу, там попляшем. Тоже наивный: здесь видишь себя, общаешься через отражение со всем залом, подмечаешь новые движения или злорадно охаешь при казусах соседок, изображая на лице такое неподдельное сочувствие, от которого ей самой бы сбежать и затеряться в этом грохочущем растворители людской энергии. А Глеб прямо-таки тянет на периферию, поближе к барной стойке.

– Пойдём!

– Не хочу, давай тут!

– Там просторнее!

– А здесь горячее!

Глеб махнул рукой и растаял в движущейся массе. Она не придала тогда этому большого значения, как и не обратила особого внимания на высокого паренька, двигающегося в ритме где-то поблизости. Вспоминая впоследствие, Света осознала, что это его бритая голова время от времени мелькала прямо за ней, пока она не почувствовала через некоторое время после ухода Глеба, что её стали настойчиво прижимать сзади к себе клещеобразные руки от этой бритой головы. Мгновением позже она почувствовала, что у всего этого еще есть и тело, в нижней части которого напряжение, судя по всему, достигло апогея и теперь пыталось прорваться на свободу, упираясь в её спину чуть выше поясницы.

Вначале была паника. Затем слово «спокойно», брошенное самой себе, неожиданным образом спровоцировало Светлану на ответное действие. Она резко обернулась, оказавшись лицом к жидким волосикам на белой щуплой груди, выглядывавшей из-под растрепанной рубашки наглого «оторванца». Тот от неожиданности отстранился, и Света легко выскользнула с пятачка и затерялась в той же движущейся массе, что и незадолго перед этим Глеб. Обернувшись, она увидела, как долговязый хам озадаченно озирается по сторонам, то ли в поисках её, то ли выбирая себе новую жертву. В дансингах это не было чем-то из ряда вон выходящим, многие девчонки прямо-таки жаждали, чтобы к ним «подкатили» вот таким незаурядным образом, но Светлана ощущала себя уже несколько выше подобных эпатажей, и чувство ответственности перед Глебом заставляло её быть более осмотрительной и не провоцировать ненужные стычки между парнями.

Она нашла Глеба в бильярдном зале. Увидев её, он спросил, не отрывая взгляда от стола:

– Как твой кавалер?

– Что… что ты имеешь ввиду? – от неожиданности она оторопела. – Ты видел..? Ты видел?!

В этот момент в «кислотном» ритме в зал вошла раскрасневшаяся Таня.

– Света, ты куда пропала? Пусть катают свои шары, если им катать больше нечего, пойдем-сходим за компанию…– затараторила она и, взяв под руку Светлану, увлекла её по дороге в женскую комнату.

– Тут, понимаешь, урод один…

– Да тут все уроды, вон посмотри на себя в зеркало, – засмеялась девушка, показывая на их отражение в большом зеркале над умывальниками.

Не правда, подумала Света, лишних два килограмма меня совсем не уродуют, а вот тебе, лапочка, этих-то двух как раз и не хватает: у Тани была маленькая грудь, тоненькие ножки, но совершенно несоразмеримых её общему облику размеров бёдра, что, с другой стороны, подчеркивало тонкость её талии. Они не были близкими подругами: так, встречались на общих вечеринках время от времени и вполне терпимо относились друг к другу. Татьяна не была чье-то подругой из их компании – они учились когда-то вместе с Ромкой и с тех пор поддерживали дружеские отношения. Насколько эта дружба нагружалась интимом, Света не интересовалась, но, судя по всему, не очень.

Делиться своими переживаниями того вечера с Таней Света не стала. Но настроение уже было испорчено. Ей повсюду мнился привкус тошноты вперемежку с потом после близкого контакта с чужой плотью, на душе было погано: никто не смеет вторгаться в моё интимное пространство без моего на то желания и согласия, думалось ей, почему этого другие не понимают?

Остаток вечера прошел смазано и непримечательно. Света старалась не думать об инциденте, Глеб был занят со своими приятелями, Таня чирикала без умолку о кошках и собаках, мартини больше не хотелось, вентиляция уже не успевала справляться с табачным смрадом, а пульсирующая музыка, в конце концов, начала действовать на нервы. Она вышла проветриться на свежем майском воздухе, потом села в такси и приехала домой. С тех пор они с Глебом не виделись и не разговаривали, уже шестой день.

Душ приятно расслаблял. Как это замечательно и беззаботно – быть в отпуске. Я уже хочу на пенсию, подумала Света, переводя режим в направленные струи, которые заколотили по её нежной коже с настойчивостью сумасшедшего барабанщика.

Он же, в принципе, пока искал её в полумраке зала среди толпы, мог видеть этого кретина с бритой головой возле неё, а потом неправильно истолковать её вопрос «ты видел?»¸ как будто она оправдывалась. Она же имела ввиду совсем другое – видел ли Глеб, как этот кретин прилип к ней, и если видел, то почему не подошел. Конечно, он не мог этого видеть в полумраке в конце зала. А когда позвал её в другое место, то наверняка просто хотел без лишних провокаций охладить лысого. Но ведь она-то на лысого не обращала никакого внимания, почему Глеб приревновал на пустом месте? И почему в этом виновата она, и он не звонит? Ну и ладно, сама позвоню – в конце концов, никто от этой ссоры ничего не имеет хорошего, только дни отпуска пролетят впустую: ни тебе внимания, ни заботы, ни секса – отдохнули, называется!

Она выключила воду, набросила на себя банное полотенце и прошлёпала в свою комнату, которую когда-то в раннем детстве и отрочестве делила со своим младшим братом; но теперь власть поменялась, и он перебрался в зал. У родителей тоже была своя спальня. Светлана не относила их к сильным мира сего, но знала, что они независимые и уважаемые люди среднего достатка, хорошие специалисты каждый в своей области, с неплохими перспективами для карьерного роста.

Вытирая на ходу волосы, она машинально бросила взгляд на свой миниатюрный телефон, лежавший на письменном столе: он извещал о пришедшем сообщении. «Это от Глеба!» – обрадовалась Света, отбросила полотенце и схватила трубку.