Текст книги "Бенефис дьявола"

Автор книги: Дмитрий Чарков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Холодная вода освежила кожу, но не прояснила голову – он смотрел в зеркало, и его изображение покачивалось, раздражая его своей нестабильностью. Утром опять придёт черная и толстая миссис Уоррен, приготовит ему что-нибудь поесть и уберёт следы вчерашнего куража. Он никак не мог привыкнуть к местной пищи, и первое время его организм даже отказывался усваивать сладкий картофель, безвкусные бобы, недожаренный стейк и совсем нешашлычный барбекю, пока он, наконец, не приспособился к развитой системе сервиса, доставляющей на дом любые блюда любой кухни; а русских ресторанов, также как и китайских, теперь в любом городе Америки было если не больше итальянских, то почти столько же.

Глеб медленно вышел из ванной, протащился через всю гостиную к выходу на террасу, аккуратно обходя мебель и какие-то предметы, разбросанные вокруг по полу. Снаружи было ещё хуже: там отсутствовали кондиционеры, хотя и дул лёгкий бриз откуда-то с океана. В пять часов утра этот город жил, вертелся и с высоты добрых шестидесяти метров напоминал сказочный муравейник, подсвеченный будто изнутри миллионом крошечных фонариков. Здесь можно было легко затеряться. В России он устал быть на виду. В России он чувствовал сдержанное неприятие со стороны буквально всех: заправщиц на АЗС, официантов в ресторанах, бывших друзей и знакомых. Никто не верил, что в его возрасте можно позволить себе заработать кучу денег и жить в своё удовольствие. Им всем обязательно нужно было испортить это удовольствие. Они не хотели принимать от него дорогие подарки, они не хотели, чтобы он просто слушал, как они общаются между собой – они все вдруг стали чужими, а те, что могли бы быть своими, оказывались скучными и неинтересными. Разговоры у них были только о бизнесе, в котором он ничего не понимал, или об искусстве, которым он не интересовался, или о литературе, которой он не читал. Те же приятели, что подталкивали его к регулярным куражам и буйствам, интересовались только своими собственными утехами и потребностями, используя его возможности для создания им соответствующих условий. Сначала это было забавно – наблюдать со стороны, но потом в итоге надоело, потому что всё и всегда было однообразно, пошло и по-мещански скучно: нажраться, отодрать кого-нибудь в состоянии, полном к безразличию, а утром пытаться вспомнить, что же с ними приключилось. Народ обмельчал – никому не хотелось уже побывать в космосе или изобрести машину времени. Всем хотелось праздника жизни. Ну так нате, получите, только что вам с ним делать, господа и миссисы? И что делать с ним мне?

Он зашел назад в прохладу своей квартиры, побрёл через огромный зал в спальню. Проходя мимо длинного углового дивана, стоявшего посреди комнаты, он вдруг заметил, что на нем кто-то лежит. Глеб склонился, пошатываясь, пытаясь разглядеть в темноте, где голова, а где ноги. Потом, протянув руку, нащупал чье-то костлявое тело, встряхнул его и зачем-то прошептал:

– Эй, ты кто?

В ответ тело заворочалось и громко выругалось женским голосом:

– Get fuckin’ lost you filthy jerk!

Глеб с сожалением подумал, что местные шлюхи не понимают по-русски, но он-то уже понимал их грязный английский, и такое отношение его обидело и расстроило. Но он всё же спокойно повторил свой вопрос на их языке. На диване кто-то опять зашевелился, потом сел, протирая кулаками глаза. Глеб ногой нащупал выключатель светильника, который, по его расчетам, должен был находиться где-то в этом месте у дивана, и, нажав его, включил мягкий тусклый свет.

– Какого хрена..?! – это была худенькая девчушка лет пятнадцати-шестнадцати. На ней были большущие штаны с цепями и соответствующих габаритов Т-майка.

Глеб тяжело опустился рядом.

– Как ты сюда попала?

– Ты что, придурок, вообще ничего не помнишь?

– Следи за своим язычком, детка, пока я его не обрезал твоей же пилочкой для ногтей.

Она недовольно засопела.

– Ты сам нас позвал. Сказал, что у тебя дома кока, черный хип и все дела. Мы и повелись.

– Кто это «мы»? Здесь ещё кто-то есть?

– Джоан с тобой потом ушла в спальню.

– А ты чего здесь делаешь?

– Я не люблю секс втроём.

– Я в том смысле, почему домой не ушла?

– Какой дом в два часа утра? Мои подвесили бы меня на этих цепях, обмотав вокруг шеи. А так они думают, что я в своей комнате сплю, а утром уже сделаю вид, будто за салатами ходила. С Джоан всё нормально, я надеюсь? Она вчера так кричала…

Он протер рукой глаза, пытаясь вспомнить, кто такая Джоан, но быстро бросил эту затею и ответил:

– С ней всё о’кей. Ты бы на её месте тоже кричала.

– Так в чем же дело? Друзья зовут меня Боба, если ты забыл,– она протянула маленькую ручку к его животу, но он грубо её оттолкнул.

– Тебе сколько лет, Боба?

– А ей, думаешь, больше?

Он встал и, взяв со стеклянного столика открытую банку «Бадвайзера», пошел в спальню, опорожняя её на ходу. Его голова всё также с трудом размещалась в черепе, и эта новая компания совершенное не добавляла ей уюта и спокойствия. Как он мог, даже на автопилоте? Ведь консьерж наверняка должен был это видеть. Хотя, если они поднялись на лифте прямо из гаража…

Он вошел в спальню и включил свет. Его постель была пуста. Черный атлас приятно успокаивал нервы, свешиваясь на белоснежную массивную спинку кровати, стоявшей посреди комнаты, дальняя стена которой была сплошь из стекла. Он подошел ближе и справа за изголовьем увидел торчащую пухлую ногу с ярко-красным педикюром.

– Нажралась, – пробормотал он, обходя кровать.

Девушка лежала, разбросав в сторону руки и ноги, как будто приготовившись к четвертованию. На ней был точно такой же прикид, как и на своей подруге, только эта была поплотнее и действительно походила на американку. Глеб приблизился к ней нетвердой походкой и стал поливать из банки тонкой струйкой пива её лицо и волосы. Девушка не шелохнулась. Он пошевелил её ногой, говоря при этом:

– Хэлоу, бэйби, пора на горшочек, а то папа по попке настучит.

– Эй, мистер, не изголяйся! На себя бы вчера посмотрел, – услышал он голос подруги Джоан с порога спальни.

– Забирай её и уматывайте к своей матери!

Глеб бросил пустую банку рядом с девушкой на пол и плюхнулся на постель. От резкого движения у него слегка потемнело в глазах, и подумалось: всё, конец. Но умирать он не хотел. Не потому, что его здесь что-то держало, а потому, что он знал наверняка, чтоего ожидает по ту сторону.

Ему вдруг вспомнился родительский дом, его уютная маленькая комната с виниловыми обоями, мамины блины и всегда строгий, но понимающий взгляд отца. Они провожали его в Америку, радуясь за своего сына, который, наконец, нашел своё счастье в жизни. Они собирались к нему в гости, как только он обоснуется и сможет обеспечить им приезд. Да, он сможет, он обязательно сможет, вот только вышвырнет этих американских пищалок вон, и обязательно всё устроит.

Он открыл глаза, словно очнувшись от какого-то резкого звука. Взгляд его блуждал некоторое время по резному потолку, отыскивая где-то на нем тот фокус, который бы позволил центральной нервной системе определить, где же затаилось сознание. Вот он, фокус. А звук – это щелчок закрываемой двери. Ушли. Как же они пробрались-то неслышно, будто мыши. Глеб, приподнявшись на локтях, обвёл комнату блуждающим взглядом. Затем, приподнявшись над изголовьем, заглянул за кровать.

Вторая девушка всё также лежала неподвижно, только одна рука уже была на груди. Он смачно выругался и, соскользнув на пол, на коленях подтащил к ней своё собственное тело, нагнулся к её лицу и тут только почти физически ощутил присутствие смерти. Эта отброшенная рука – Боба искала пульс, не иначе. И что, интересно, нашла? Он взялся за запястье и сам попытался нащупать биение. Рука была холодна и безвольна. Только сейчас на губах девушки он заметил следы от высохшей белой пены, смешанной со слюной. В ноздрях был явственно виден белый порошок. Он легонько ударил её по щеке, потом еще раз, потом еще. Приложив голову к её груди, он не смог ни услышать, ни ощутить присутствия сердца.

Она была мертва.

Глеб с трудом поднялся на ноги и минуту стоял, раскачиваясь, над телом девушки, мучительно пытаясь собрать воедино разрозненные мысли, наползающие, как тараканы, в его мозг. Если Боба, оставив Джоан, так тихо и незаметно ушла, значит, она испугалась. Он уже точно знал, что в этой стране боятся всего, кроме полиции, и поэтому она наверняка пойдет туда. Только когда – прямо сейчас или утром? В любом случае, ему нельзя здесь оставаться.

Его машина стояла внизу в гараже, куда можно было попасть прямо из лифта с его этажа, на котором располагались ещё одни апартаменты пентхауза. Он суетливо начал шарить глазами по спальне, пытаясь отыскать джинсы, которые в итоге оказались в стенном шкафу. Там же были аккуратной стопочкой разложены носки и прочая одежда – миссис Уоррен знала своё дело. Он кое-как оделся, сложил в барсетку ключи, телефон и бумажник и направился к выходу. Потом вдруг подумал, что, если он заберет тело с собой, то можно будет скинуть его где-нибудь по дороге, и тогда больше шансов выкрутиться из этой передряги сухим и чистым. Если же полиция установит хоть какую-то связь между ним и смертью девушки, к тому же несовершеннолетней, дело будет дрянь: никакие адвокаты и никакой сатана в мире ему не помогут избежать американской тюрьмы, а он вовсе не за тем сюда ехал.

Он вернулся в спальню, взвалил кое-как безжизненное тело себе на плечо и, шатаясь, добрёл-таки до лифта, захлопнув за собой дверь ногой. Даже если его кто-то и увидит, он всегда сможет сослаться на то, что его подружка сильно подвыпила, и ей необходимо проветриться: здесь народ серьёзно относился к проблемам здоровья нации, и «втереть» можно было всё, что угодно, не боясь, что твои слова будут подвергнуты сомнению. Это ему представлялось очень практичным: налогоплательщики не утруждают себе тем, за что получают зарплаты другие. Но зато местные полицейские его пугали – они были просто помешаны на безопасности окружающих, своей и всего мира; это было настолько непривычно поначалу и ненормально, насколько в порядке вещей договориться с родимым гаишником о сумме штрафа мимо кассы, не отходя от неё.

Глеб благополучно добрался до «Лексуса», взятого напрокат. Свой прежний он оставил по доверенности отцу, хотя сомневался, что папа будет ездить. Открыв заднюю торцевую дверь, Глеб бросил тело, накрыв его сверху своей кожаной курткой. Ему нужно было отдышаться и выпить ещё пива, иначе его голова разорвётся, а сердце выскочит из-под рёбер. Он не боялся, что его остановят: в Америке это не практиковалось, за исключением тех случаев, когда водитель нарушал правила дорожного движения, либо у полицейских были обоснованные подозрения в причастности владельца к совершенному или планируемому преступлению. Но Глеб отчетливо осознавал, что машину необходимо будет оставить в каком-нибудь закрытом паркинге и взять другую. Что делать дальше, он не имел пока отчетливого представления – мысли путались, в голове царил полный винегрет из инстинктов и удручающих предчувствий.

Он выехал из подземной стоянки. Прожив около двух месяцев в восточной части Лос-Анджелеса, недалеко от района Джефферсон, он уже мог свободно ориентироваться по дороге в Санта-Монику на океанском побережье. Для этого ему сейчас необходимо было попасть с Восточной 28 улицы на бульвар Адамса, оттуда на 110-й хайвэй и затем, через авторазвязку, на 10-ю трассу, которая прямиком выведет его к побережью. Но в первую очередь, завернув к неприметному бару на углу бульвара Адамса, он припарковался, чтобы еще раз подумать, как решить проблему с его приметным джипом. То обстоятельство, что в Америке было практически всё автоматизировано через электронную систему коммуникаций, могло сыграть ему на руку. Зная номер своей регистрационной карты в агентстве по найму автомобилей, он через телефонную сеть без труда мог войти в их компьютер, если тот был соединен с модемом, а это наверняка было так. Останется только поменять местами его фамилию с каким-нибудь Патриком, и полиция будет искать не «Лексус», а BMW или Rover. Пока же дело дойдет до сверки информации на электронном и бумажном носителях, он придумает что-нибудь другое.

Глеб достал телефон и карту регистрации автомобиля, где был указан номер для связи, включил портативный телевизор и через трубку вызвал Люцеру. После памятного пожара на Гоголя, где погибло девять человек, а двадцать попало в реанимацию, и было уничтожено огнём имущества на миллионы рублей, он уже мог общаться с ней в прямом эфире в ранге VIP-клиента.

– Здравствуй, Люцера.

– Приветствую тебя, господин.

– Ты, как всегда, прекрасна.

– Спасибо, господин, но нет прекраснее Хозяина.

– Когда мы с ним встретимся?

– Он сам укажет срок.

– Мне нужно решить одну проблемку.

– Люцера рада будет помочь тебе, господин.

Глеб продиктовал номер телефона агентства по найму автомобилей и попросил поменять регистрационные данные с кем-нибудь, кто собирался путешествовать в западном или южном направлениях. Люцера на несколько секунд замерла, оставаясь в своей излюбленной позе почитания, а затем, подняв на него холодный и завораживающий взгляд, произнесла:

– Операция выполнена, господин. Твой баланс пополнен на шесть долларов в местной валюте и теперь составляет триста восемьдесят девять тысяч сто пятьдесят семь долларов.

– Спасибо, красавица. Мне бы хотелось угостить тебя добрым старым портвейном.

– Люцера имеет всего в достатке, и чувство юмора в том числе.

– Ты никогда не улыбаешься, однако.

– Люцера ждет того момента, когда сможет насладиться твоим обществом, господин.

– Когда это случится?

– Хозяин сам укажет срок.

– Ты с ним часто видишься?

– Он всегда с нами, и мы ощущаем его присутствие. Разве господин ещё этого не заметил?

– Да, красавица, ты, как всегда, права.

– Спасибо, господин. Провайдер благодарит тебя за пользование его услугами и желает удачи на избранном тобой пути.

Она грациозно повернулась к нему левым боком и отступила на шаг назад, одновременно направив руку в верхний левый угол экрана, напоминая действия ведущей прогноза погоды. В углу появилась маленькая точка, выросшая по диагонали в полнометражный ролик. Глебу демонстрировали его подвиги каждый раз по завершении сеанса общения: банкомат в его офисном здании, где он снимает наличные; банковская карта в руке Сидорова с увеличенным зумом на цифрах её номера; окровавленное лицо Бориса и его собственная гримаса победившего самца; падающие из полыхающих окон девушки на улице Гоголя; его рука с пакетом, в котором видны очертания пистолета, приставленном к виску Василия; арест бухгалтера одного из крупнейших нефтяных концернов страны за финансовые махинации; крушение поезда в лос-анджелесовском метро, в котором находились два сотрудника иммиграционной службы США; и умиротворенное лицо девочки, которой Глеб протягивает пакет с белым порошком. Он уже привык к своей роли кинозвезды, и ему даже как-то пришло в голову проехать в Беверли Хиллз, чтобы пообщаться с местной голливудской элитой, но он вовремя одумался, сообразив, что такие социально значимые люди постоянно находятся на виду, а это в его положении совершенно противопоказано. Теперь у провайдера было на него полное досье.

Глеб заглушил двигатель, вышел из машины и направился к бару. Его здесь знали – он время от времени останавливался, чтобы «заправиться». Вот и в этот раз Билл приветливо помахал ему рукой из-за стойки. В заведении было два других посетителя, клевавших носом над своими бокалами в этот предутренний час.

– Сегодня день начинается до рассвета?

– Да, Билл, хочу прогуляться по окрестностям. Как бизнес?

– Он не исчерпаем, если только медведи не переселятся в города. Кофе?

– Нет, дружище, я еще не закончил со вчерашней текиллой. Надо её подзаправить кружкой темного пива.

Билл налил ему темного пива, и он почти залпом осушил бокал, а затем спросил:

– Я вчера заходил?

Билл многозначительно поднял большой палец к верху.

– Значит, заползал, – утвердительно кивнул головой Глеб, – и ты мне, конечно, не налил.

– Такой закон, – пожал плечами бармен, – ничего личного.

– Нет проблем, а я был один?

– Я никого рядом не заметил. А с утра появилась подружка? – Билл подмигнул.

– Хуже!

– Хуже только моя подружка, – он заржал, как конь.

Глеб хихикнул для приличия, рассчитался и вышел. Их юмор был ему непонятен.

В голове просветлело, также как и на небе. Нужно было бы поторопиться. Зачем ему тащиться на побережье, если можно скинуть Джоан (или Бобу? – он уже запутался в них) в любом из узких проулков. Жаль, здесь отсутствовало такое понятие, как дворы: кварталы располагались блоками – четкими монолитными прямоугольниками, внутрь которых можно было проникнуть, только войдя в здание через парадную дверь.

Он медленно поехал вдоль бульвара Адамса, заглядывая в пересекаемые по дороге грязные улочки, вдоль которых стояли мусорные баки. Наконец, одна, заканчивающаяся тупиком, показалась более-менее приемлемой для его цели. На задней передаче он заехал между серыми бетонными стенами, прижавшись вправо и перегородив весь обзор возможным случайным свидетелям, хотя бульвар был практически пуст. Слева оставалось достаточно пространства, может, только для велосипедиста. Он погасил фары, вышел из машины и, подойдя к задней торцевой двери, открыл её.

Багажный отсек джипа был пуст. Его куртка лежала на полу, небрежно отброшенная кем-то второпях. Он почувствовал облегчение. Если тело не выкрали, значит, оно ушло само. Но кому нужно было бы выкрадывать из его машины тело Джоан-Бобы? Девушка оказалась живой, но знает ли об этом вторая Боба-Джоан? Хотя, возможно, она поняла, что ей не растолкать подружку и, боясь его пьяного гнева, просто выскользнула из квартиры, предоставив ему решать свои проблемы самостоятельно. Что ж, это типично по-американски. Подружка, вероятно, очнулась, пока он был в баре, и тоже улизнула, чтобы не навлекать на себя заслуженной кары. Всё вставало на свои места. Надо было ему просветлить мозги ещё дома, тогда не пришлось бы возиться, таская эту пирсинговую реппершу до машины, а потом катая её по ночному мегаполису.

Глеб захлопнул дверцу, сел за руль и выехал обратно на бульвар. Чувство самосохранения подсказывало ему, что необходимо было всё-таки выждать где-нибудь недалеко от дома, понаблюдав за парадным входом в его комплекс. Миссис Уоррен приходила обычно к семи утра и до двух всё успевала сделать, потом шла к другим хозяевам, оставаясь там с маленькими детьми до десяти вечера. А кому сейчас легко? Особенно в Америке, которая переживала экономический спад по всем направлениям.

На улице всё чаще стали появляться спешащие люди. Вот чудаки, они торопятся на работу, усмехнулся Глеб, а мне и торопиться-то некуда.

А жаль.

16

В офисе не ощущалось того зноя, что стоял на улице, придавливая всех к тротуарам, от которых он, казалось, и поднимался. Иван вошел в свой кабинет, который ему выделили на прошлой неделе, как одному из учредителей фирмы, и, налив минеральной воды, одним залпом осушил стакан, ощутив приятную прохладу внутри себя. Кондиционер бесшумно работал, заставляя забывать об изнуряющей жаре, которая стояла за окном.

На широком столе лежали кипы бумаг. Это были, в основном, финансовые отчеты, над которыми он работал уже второй месяц – сначала дома, а затем здесь, чтобы на месте ориентироваться в движении денежных средств за последний год. Он взялся пересмотреть балансы, так как по результатам аудиторской проверки предприятия, которое возглавлял Борис, были выявлены колоссальные расходы, оправдать которые остальным двум учредителям фирмы представлялось проблематичным. Другими словами, его брат подозревался в растрате, если не сказать – воровстве, а этого Иван не мог стерпеть. И он решил использовать свой отпуск, чтобы провести его в городе, здесь, за бумагами, хотя и дома оставалось множество дел не только по хозяйству, но и на работе.

После последних выборов в их районе, на которых победил его сосед и близкий друг, став главой местной администрации, Иван получил предложение стать его заместителем и возглавить направление по развитию сельского хозяйства. Он думал не долго: обладая твердой хваткой и зная все тонкости и проблемы в этой области, в которой проработал всю сознательную жизнь, он ясно отдавал себе отчет о перспективах и подводных течениях, сбивающих развитие отрасли с нормального русла. Ему предстояло многое изменить, и многому научиться, и Иван весь последний год постоянно бывал в разъездах, навещая одно за другим удаленные от районного центра хозяйства, а в свободное время изучал толстые фолианты по экономике и бухгалтерскому учету. Он во что бы то ни стало хотел сам разбираться в текущих процессах, а не довольствоваться той информацией, которую ему порой подсовывали. Он чувствовал, что не понимал этих цифр, этих таблиц, не ориентировался в балансе и терялся в сальдо где-то между дебетом и кредитом, и, в конце концов, устав ощущать себя некомпетентным, засел за учебники, пригласил репетитора, и через три месяца уже мог оперировать понятиями, влияющими на формирование прибыли, позволяющими прогнозировать постоянные и переменные затраты, а также привлекать инвестиционный капитал, оценивая уровень рентабельности на перспективу.

Через месяц после похорон брата они получили официальное предложение от соучредителей строительной фирмы, которую при жизни возглавлял Борис, рассмотреть возможность продажи принадлежащей их семье доли, которая составляла ровно одну треть от всех активов предприятия, но только после подведения баланса по итогам работы Бориса Сергеевича в качестве генерального директора фирмы, в чем, по мнению Ивана, и заключался основной подвох. И хотя Сидоровы должны были официально вступить в права наследования только через полгода после смерти наследодателя, он убедил сестру и своих родителей, которые в принципе не понимали сути происходящего, не торопиться и дать ему возможность ознакомиться с состоянием дел на частично принадлежавшем им предприятии, чтобы правильно ориентироваться в стоимостной оценке их доли.

Документы, которые были высланы по его просьбе, показали превышение расходов над доходами, то есть последние полгода фирма работала в убыток, покрывая отрицательный баланс за счет прибыли прошлых периодов. Это вызвало у Ивана недоумение: возведение «финских домиков» в регионе было прибыльным направлением, причем коэффициент прироста ожидался быть довольно приличным, и резкое снижение доходности предприятия не могло не вызывать озабоченность. На его вопрос в телефонном разговоре с «коллегами», почему такое стало возможным, он получил ответ, что предоставленные Борисом отчеты по финансовым результатам за месяц и квартал не отражали истинного положения вещей, и в них сознательно была занижена расходная часть, которая существенно влияет на себестоимость бизнеса, оттого и цифры представлялись вполне оптимистичными… ровно до того момента, пока не вскрылись некоторые банковские переводы, размер которых почти равнялся указанным в отчетах суммам ежемесячных расходов, то есть эти трансакции просто-напросто не были учтены в затратах.

Что это было – умышленное укрывательство бедственного положения фирмы, небрежность или элементарное воровство – и предстояло теперь выяснить Ивану, в память о своём брате. Он не верил, что Борька мог сознательно подставить компанию, не тот он был человек. Всё могло бы разрешиться само собой, если бы отчеты формировал кто-то из помощников Бориса. Но в том-то и была загвоздка, что, окончив три года назад финансово-экономический факультет университета, Борис не нуждался в экономистах и сам формировал данные в учетной программе, перебрасывая их в офисные приложения, где мог редактировать цифры в любом ракурсе, добиваясь на бумаге желаемого результата.

Иван взял смету расходов на апрель и стал сравнивать её с фактическими затратами. По всему выходило, что при плане двести тысяч долларов фирма потратила триста десять, причем статьи на транспортные, налоги и зарплату существенно не изменились по сравнению с предыдущими месяцами. Несколько повысилась доля рекламы, но это было предусмотрено бюджетом. По всему выходило, что большая часть перерасходов приходилась из месяца в месяц на материалы – либо основные строительные, либо отделочные, которые закупались в Европе, и предполагалось, что они самого высокого качества. Таким образом завышалась себестоимость, а корректировка на цену готовой продукции не производилась. Но за этим, как ему представлялось, должен был следить коммерческий директор фирмы: вот и в папке фигурирует его пояснительная записка, в которой он оправдывается, ссылаясь на устойчивый рынок. Выходит, фирма не могла повысить цены на свою продукцию, поскольку в этом случае её не стали бы покупать, и возникла бы реальная опасность потерять рынок сбыта. Они были вынуждены торговать по сложившимся рыночным ценам, а прибыль от сделок не покрывала их фактических затрат. В данной ситуации любой руководитель предприятия первым делом пересмотрит свою затратную часть в сторону снижения, но Борис почему-то упрямо, с октября прошлого года, подписывал счета на оплату материалов, которые по стоимости превышали все прежние их закупки.

Иван позвонил офис-менеджеру и попросил пригласить к себе специалиста по логистике, который курировал и товароматериальные запасы, помимо транспортной координации поставок. Этим специалистом оказалась молоденькая девушка – наверно, только-только из какого-нибудь учебного заведения. Иван предложил ей присесть, представился и в ожидании ответной реплики посмотрел ей прямо в глаза. Девушка немного смутилась, но тут же как-то вся подобралась и сказала:

– Я – Федосеева Елизавета, менеджер по логистике.

– Очень приятно, Елизавета. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов по вашему направлению. Вы давно уже в фирме?

– С сентября прошлого года, – ответила она.

– Сразу после института?

– Университета, – уточнила девушка.

– Выбор поставщиков относится к вашей компетенции?

– Да, но предварительную оценку рынка поставок осуществляет отдел маркетинга.

– То есть маркетологи проводят мониторинг, и дают вам свои рекомендации?

– Да, именно так. Здесь же участвуют и производственники… ну, производственный отдел, который занимается уже непосредственно сборкой, отделкой, и так далее.

– Понятно. И ваши дальнейшие действия?

– Я проверяю поставщика на наличие и качество требуемого ассортимента. Если необходимо, то делаю запрос на образцы их продукции, а затем оформляю своё мнение в форме служебной записки на имя генерального директора, где указываю минимум два альтернативных потенциальных поставщика.

– И окончательное решение принимает генеральный?

– Да, по согласованию с коммерческим директором.

– А вы не помните, случайно, кто у нас был в качестве основных поставщиков по отделочным материалам, когда вас приняли на работу?

– Помню, конечно. Мы работали с польскими партнерами, а затем переключились на австрийских производителей.

– А чем это было вызвано?

– Не могу сказать. С сентября по ноябрь я была на испытательном сроке, и в основном изучала специфику работы, технологический процесс и проходила общую адаптацию. А все закупки в этот период шли непосредственно через Бориса Сергеевича и его личного помощника. Но вопрос наверняка упирался в качество материалов.

– Но вы же обратили внимание, что разница в закупочной цене практически на все позиции была значительной между польскими и австрийскими материалами.

– Да, это было очевидно. Но это не относится к области моей компетенции: как я уже сказала, этим занимаются маркетологи. Я лишь поддерживаю контакт после заключения договора, курирую поставки: количество, объемы, доставку, сверки, претензии и так далее.

– И как, на ваш взгляд, эти новые материалы?

Девушка пожала плечами:

– Я думаю, вам лучше переговорить об этом с начальником производственного отдела.

Иван встал, подошел к окну и, отодвинув жалюзи, посмотрел на противоположную сторону улицы. Он ничего там не увидел, потому что мысли его были в совершено другой стороне, и он задал очередной вопрос:

– Елизавета, а вам известно что-нибудь про систему так называемых «откатов»?

– Ну… в университете нас этому, конечно, не учили…

– Там это могло называться как бонусы, стимулирующие продажи.

– Я знаю, что это такое: снабженцу платят вознаграждение без уплаты налогов за то, что он приобретает продукцию именно у этого производителя, а не у какого-то другого.

– Верно, – улыбнулся Иван, – а мы практикуем такую форму стимулирования сбыта?

Елизавета посмотрела на него открытым взглядом и ответила не менее прямолинейно:

– Может, наши коммерсанты это и практикуют, но я, Иван Сергеевич, откаты ни от кого не получаю.

Иван немного смутился от такого поворота, но, по крайней мере, удостоверился, что этот скромный мышонок действительно разбирается в порученных вопросах и навряд ли имеет какой-либо интерес от поставок материалов для нужд фирмы.

– Не принимайте буквально мои слова, Лиза, я вовсе не собирался вас обидеть, поверьте. Насколько я знаю, у руководства нет претензий ни к вам, ни к работе, которую вы делаете, так что простите, ради Бога, если мой вопрос был поставлен… некорректно.

– Да нет, всё нормально, это вы извините за резкость, – она явно смутилась, не ожидая от него признания своей ошибки.

– Ладно, не буду вас больше задерживать. Единственное, о чем хочу попросить, это не распространяться в офисе о нашем разговоре, хорошо?

– Хорошо.

– Спасибо, всего доброго.

– До свидания, – она тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

Не считая Натальи Николаевны, это было его первое собеседование с персоналом фирмы, и он очень педантично к нему готовился. Ему не хотелось заранее назначать время, чтобы не возникло ненужного ажиотажа среди сотрудников, и Иван намеревался постепенно переговорить с одним, да с другим, да с третьим, пока в его распоряжении не окажется достаточно информации, чтобы сложилось четкое и определенное мнение о положении вещей в компании.

Пока он не мог с определенной долей вероятности уяснить для себя, что же вынудило Бориса сменить поставщиков, а это, как ему представлялось, и было краеугольным камнем всей финансовой политики последнего полугодия. Он прошелся по кабинету, сложив руки за спиной, пытаясь поставить себя на место брата. Из этого ничего не получалось – он не мог мыслить мозгами Борьки, потому что мозги у них были разные, хоть и головы похожие, и опыт в бизнесе тоже, принимая во внимание, что у него, Ивана, этого опыта вообще не было. Сейчас он просто исходил из здравого смысла, а этого, возможно, было недостаточно, чтобы до конца выяснить мотивы того или иного решения, принимаемого генеральным директором предприятия. И хотя ему приходилось по работе курировать несколько отдельных хозяйств, разбросанных по району, личного опыта в бизнесе это ему не прибавляло, а лишь упрочивало его позицию бюрократа, с чем он никак не хотел мириться.