Текст книги "Звёзда II"

Автор книги: Дмитрий Бочарник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Стоявший чуть слева от центральной линии Александр видел, как изменялись выражения лиц школьников на протяжении вступительной части лекции. Трое педагогов тенями передвигались от одного школьника к другому, нескольких перепуганных и плачущих девочек увели… В глазах очень многих мальчиков горела искра ненависти. У немногих других в глазах читался испуг и безысходность. Виднелись сжатые до побеления пальцев кулаки.

– Вы видите, что спасать абсолютно неработоспособную в экстремальных условиях государственную систему пришлось простым людям. В предшествующем зале вам достаточно полно рассказали о том, с чем Евразия подошла к военному лихолетью. Исправляемые ошибки не позволяли выправить ситуацию окончательно… Многие из тех, кого вы видите здесь, никогда больше не вернутся в родные места… Их могилы останутся неизвестны родным и потомкам на протяжении десятков лет… Но и женщины, и старики, и дети тоже вкусят полной мерой последствий Системной ошибки… Оккупация, вывоз на работу в Германию, расстрелы, издевательства… – сменялись кадры, сменялись макеты и диорамы, а голос Ксении звенел неподдельным возмущением. – На военном фронте борьбы с врагом победа давалась крайне нелегко… Малейший успех стоил десятков, сотен жизней. И это – в масштабах батальона. В масштабах армии и фронта потери исчислялись сотнями и тысячами, а то и десятками тысяч.

При тогдашнем достаточно высоком уровне армейской техники руководство страны преступно планировало воевать в основном на лошадях, методами кавалерийской атаки. Вот почему мы с тех пор так не любим всё, что связано с непродуманными решениями – они почти всегда стоят страшно дорого и эта цена часто вырастает до цены человеческой жизни…

Сменились кадры. Эстафету приняла Стелла. Ксения, измученная сверхвозможной эмоциональной перегрузкой, отступила во тьму.

– Война, как известно, продолжалась долгих четыре года… Но тогда никто не знал, сколько она продлится. Люди гибли на фронте и в тылу, не зная, сколько ещё до победы. Далеко не все были едины в своем стремлении покончить с фашизмом… Вот материалы уголовных и иных судебных дел по преступлениям, совершённым предателями, провокаторами, мародёрами, диверсантами, изменниками, перебежчиками… – сменились кадры. – Мы вам показываем и результаты их деятельности. Это – сожжённые стратегические пункты в городах, уничтоженные подразделения армии, взорванные мосты и переправы… – пошли кинокадры и возникли новые макеты и имитаторы. – Список можно было бы продолжать и продолжать… Здесь, как и везде в нашей человеческой истории вы встречаетесь с проявлениями Закона Весов и Закона Триады…

Дожив до сорок второго года, население Советского Союза заплатило за головотяпство руководства страны такую страшную цену, что никакой трибунал в мире не смог бы оправдать преступников. Пружина достигла предела скручивания… Возникали партизанские отряды. – вокруг зрителей появились имитаторы обстановки партизанской базы в лесах Белоруссии, – Множество ныне неизвестных нам подпольщиков день и ночь не давали врагу покоя в оккупированных сёлах, деревнях, городах… На тыловых заводах, – вокруг зрителей возникла обстановка литейного, затем – сборочного цеха танкового завода на Урале, – ковалось оружие победы. Перед вами, – имитаторы сменились, – лучшие образцы, самое лучшее и эффективное оружие возмездия… Танки, самолеты, пушки, автоматы…

Всё это родилось под воздействием стремления всемерно наказать агрессора… Сорок-второй и сорок-третий годы стали переломными… Но до победы ещё было очень далеко и каждый шаг к освобождению оккупированных территорий был полит кровью многих известных и неизвестных ныне героев… Главное было достигнуто… Народ проявлял чудеса самоорганизации, самостоятельно заполнял пробелы в структуре и только его кровь, пот, его смертельная усталость, его чуткий, лишённый глубины и полноты сон, только его вера в победу, сопряжённая с готовностью к максимальному самопожертвованию, обеспечили в конечном итоге, перелом в этой страшной войне. Каждый день под знамёна формируемых частей и соединений вставали тысячи людей со всей огромной территории Советского Союза… Каждый день матери, дочери, сёстры, жёны провожали своих дорогих и любимых, родных на бой и на смерть…

Но теперь это была другая война… Это была война народного гнева и народной ненависти… Враг показал свое истинное лицо и это лицо было изучено в деталях… – сменились кадры. – Перед вами – данные разведчиков, проработавших всю вторую мировую войну в логове нацизма, в его многочисленных организационных структурах и подразделениях. Очень многие из этих данных оплачены кровью, болью и жизнями. Но эти жертвы позволили избежать ещё больших жертв на фронтах противостояния… – запульсировала стрелами, покатилась на запад волна-фронт. – Мы могли бы остановить эту волну на своих государственных границах…. – Стелла запнулась, сделала трудную паузу. – но тогда… тогда многие жертвы, уже принесённые на алтарь противостояния, на алтарь будущей победы, оказались бы абсолютно напрасны… И войска, выполнив труднейшую миссию освобождения родной земли, при поддержке подавляющего большинства народа двинулись дальше на Запад…

Вы видите, что писали солдаты на снарядах и минах. Вы видели, какие надписи были сделаны на бомбах… А теперь посмотрите обстановку, сложившуюся в Берлине незадолго до замыкания кольца окружения. – Вокруг выросли здания, послышался вой сирен, запылали пожары, послышались вопли задавленных рухнувшими стенами, пробежал, спотыкаясь, человек, зажимая кровоточащий бок… – Это на землю Зла пришло возмездие…. Теперь уже агрессор думал о том, как избежать наказания… Теперь уже его собственный народ оплачивал выставленные порабощёнными народами Европы огромные многосотмиллионные счета… Теперь уже его земля пылала и плавилась под мегатоннами свинца и металла, обрушиваемого отовсюду – с земли и с воздуха…

К сожалению, нам не удалось наказать истинного виновника – Гитлера за его злодеяния. Но Нюрнбергский процесс показал, что человечество готово вырваться из пелены животных инстинктов. Сначала – ненадолго, а затем – навсегда… – возникли кадры процесса. Прямо перед зрителями в полукольце рослых американских солдат сидели рядами нацистские воротилы. – Вот эти нелюди отдавали главные приказы высшей управляющей силы. Вот эти нелюди были виновны в масштабнейших злодеяниях, чинимых регулярной армией вермахта и военизированными формированиями, назначение которых было одно – грабить, насиловать и убивать всех, кто не покорится. Эти нелюди – большинство из них – были повешены…

На несколько десятилетий утвердилось убеждение, что нацизм побежден окончательно… Но после возмездия, обрушенного на нацистскую Германию, пришлось заниматься ещё и милитаристской Японией, перенести значительную часть усилий на восток… – возникли кадры оперативной кинохроники… – И здесь каждый шаг, каждая победа давалась очень нелегко. Слабая подготовка, недостаточная организация… Тысячные потери… Вторая мировая война завершилась, но это был только один эпизод, эпизод сильнейшего противостояния…

В следующем зале вы увидите послевоенную Европу… Там будут новые свершения и победы, но там будут и новые ошибки и потери… Вас проводят те, кто не вернулся с полей Второй Мировой и Великой Отечественной, кто остался верен добру в застенках гестапо, кто погиб, сражаясь, в партизанских отрядах… – В полной тьме возникла неширокая светящаяся мертвенным светом полоса, пролегшая через весь зал от места, где стояли притихшие и поражённые до глубины души увиденным, почувствованным и услышанным школьники к противоположному порталу – выходу. По краям полосы встали едва различимые в деталях фигуры людей, лица которых освещались неверным мятущимся коптилочным светом. – Это – только малая часть известных и неизвестных героев, сумевших тогда собственной жизнью исправить ошибки Системы и помочь избежать ещё больших потерь. Помните об их подвиге, помните, что не всегда подвиг будет иметь имя героя… Помните о цене ошибок… Помните о цене пройденного пути… Уходя в послевоенную Европу, в послевоенный мир, запомните всех, кого вы здесь увидели, кого здесь встретили, кто остался в прошлом, но навсегда сохранил в нас стремление противостоять Злу во всех его обличьях – от звериного до овечьего… – Школьники, внимательно вглядываясь в лица стоявших по сторонам полосы людей, несмело двинулись к засеревшему в полутьме проему портала.

Стелла в изнеможении опустилась в подставленное Александром кресло. За школьниками уже закрывались двери портала. Затеплились, постепенно разгораясь, немногочисленные софиты…

– Ну, ты даёшь… – в один голос сказали Георгий и Александр. – Стелла, тебе надо в историки идти… Или – в журналисты. А ты подаёшься в приборостроители…

– А где Ксения, мальчики? – Стелла прикрыла утомлённые глаза, в которых читалась целая гамма чувств – от возмущения до зовущей убеждённости в правоте своих слов и действий.

– Я здесь. – смертельно уставшая и бледная до синевы девушка приблизилась к своим товарищам. Георгий подставил ей второе кресло. – Стелла, ты определённо велика…

– А Дина? Без её имитаторов и видеоряда, спланированного Сашей, мы бы не смогли достичь такого эффекта. Где она? – Стелла повела взглядом по залу.

– Я здесь, над вами… Должен же кто-то управляться со всей этой машинерией… – из неширокого проёма над входным порталом выглянула Дина. – Скоро спущусь к вам, надо остудить катушки…

– Дина, наши поздравления. – коллеги соединили руки над головами. – спасибо…

– Вам спасибо. Это – не только моя заслуга. Это заслуга всей нашей группы…

– Но и каждого в отдельности. Кажется, нам можно уходить. На сегодня поток закончен. Завтра следующий, а нам утром нужно скорректировать многие моменты, чтобы избежать повторных и новых сбоев. Мальчики, вы…

– Нет проблем, девчата, сопроводим. – сказал Александр. – Вот только Дина спустится из своего машинного поднебесья…

– Я уже спустилась. – хрупкая девушка вошла в круг одноклассников. – Я готова.

– Хорошо.

В тот день Александр долго не спал. Он, отвечавший за общий сценарий и технологическую поддержку, сам словно пережил все, что в том зале и в музейном комплексе в целом обрушилось на пятилетку-первоклассника… Это была перемалывающая и перепахивающая волна… Она мало походила на впечатление, которое можно было получить от просмотра шедевров Планетного фильмофонда. Но волна имела это впечатление в своей основе, развивала и дополняла его новейшими разработками. Это была не жестокая, а умная и необходимая волна. С помощью таких волн ежесекундно формировалась личность нынешнего землянина…

Через такой день прошел и Александр, когда стал школьником. Но тогда ещё не было подобной процедуры знакомства с основными вехами Евразийской истории… Теперь ему, как выпускнику, доверили ввести в круг основ исторических знаний новых людей, традиционно именуемых «младшими»… И, кажется, первый экзамен он выдержал… Успокоенный сознанием хорошо выполненной работы, Александр уснул.

Александр Иванов. Продолжение личностной пустоты

К сожалению, десять лет учебы не дали возможности Александру стабилизироваться в личном плане. Он, как и предсказывал отец, намертво натянул на себя маску недоступности и рассматривал женщин и девушек только как коллег, не имевших права переходить второй и, тем более – третий уровни глубины взаимоотношений.

– Чёрт возьми, Александр. – сказал его друг, король химической лаборатории Степан Гаврилюк, когда они остались после занятий в библиотеке, чтобы подготовить очередные выдержки из источников для новых видеокурсов по учебным дисциплинам. – Ты, я понимаю, прошел личностную инициализацию в тяжёлом режиме. Я также понимаю, что объект твоей первой любви оказался отнюдь не образцом чистоты и совершенства, но скажи мне, в чём провинились все остальные девчата? Они, к твоему сведению, буквально преследуют меня и всех твоих коллег-юношей одним и тем же вопросом: когда Александр Иванов снимет непрошибаемую для их максимальных возможностей броню и станет обычным человеком? Ты же уже взрослый, никто не будет считать тебя ребёнком. А что делаешь ты сам? Ты ограничиваешь девчат чисто служебными отношениями, не имеющими ничего общего с обычными взаимоотношениями «двух цивилизаций». Скажи, когда ты последний раз был в нашем кафе?

– На прошлой неделе, во вторник. – Александр, не поднимая глаз на говорившего, пролистал на экране несколько частей Свода информации. – Понимаю, куда ты клонишь…

– Во-во. Ты там сидишь как статуя Командора. Мы-то, мужчины, с тобой общаемся спокойно и свободно, у нас проблем нет. Но ни одна девушка, в том числе и из имеющих честь быть в числе наших подруг и знакомых, как мне хорошо известно и ясно, просто не в состоянии до сих пор сколько-нибудь существенно пробить твой психологический защитный панцирь. Даже Регина Дубровицкая – наша школьная и академическая королева психологии, вице-капитан Астрофлота – и та в полнейшей растерянности. Я уже и не напоминаю, что она – наша одноклассница и в этом факте никто не видит никакого предосудительного подтекста. Ты что, – осенило короля химии, – решил в монастырь подаваться?

– Не знаю. – задумчиво произнес Александр. – Один из моих дальних родственников говорит, что из меня вышел бы неплохой священнослужитель. Так что в этом аспекте я пока в раздумье. И в печали. – добавил он.

– Не думаю, что я в состоянии опровергнуть такое авторитетное мнение, у меня просто нет достаточных на то оснований, но смею заметить, что пока ты – светский человек. Пойми, девчатам интересен ты не как вице-президент и не как школьник с уникальным, пусть и официально заниженным индексом универсальности подготовки, а как человек.

– Понимаю, но ничего сделать не могу. – твердо сказал Иванов.

– Я думаю, что с Соколовой ты больше не будешь встречаться?

– Нет. Хотя я точно не знаю. – в голосе Александра проступила неуверенность.

– Понимаю. По закону психологии мы, мужики, очень уязвимы во всём, что касается нашей первой любви. И тут мало что можно изменить. Но ты, я надеюсь, не собираешься к ней возвращаться?

– Не думаю. Это будет предательством по отношению к моей сути. Я её простил, но простил как человек человека, а не как свою первую любовь. Она просто не смогла удержаться на возможной высоте положения. Вчера я получил от неё короткую телеграмму с адресом. Я думаю, это своеобразный вызов и пропуск.

– Поедешь?

– В Симферополь? Не знаю. Украина пока что тяжела для меня. Я привык к меньшей эмоциональности.

– Во-во. Форменный Командор. Валентина, твоя сестра, кажется, иначе тебя и не величает.

– Ей это позволительно. Другим – нет.

– Надеюсь…

– Нет, моих друзей данный запрет и ограничение не касаются. – серьёзно ответил Александр, гася экран. – На сегодня у меня всё. Зирда заждалась, я обещал ей прогулять её в лесопарке на окраине.

– Твоя красавица отправляет в аут всех собак нашей округи – к ней просто никто не рискует подойти. У неё отбоя от кавалеров нет, но буквально всех она держит на расстоянии. Она что, со своей стороны с тебя пример берёт или вообще решила остаться?…

– Не знаю. Мы привыкли доверять своим хвостатым и усатым домашним семейным экспертам. Полный курс общей и специальной дрессировки, постоянное высокорезультативное участие в выставках и в тренингах чего-то да значат.

– Но она – такая же недотрога, как и ты… Не пойму, кто с кого пример берёт…

– Ей ещё рано думать о матримональщине. Она слишком серьёзна для легкомысленных отношений. Мне бы быть раньше таким же серьёзным. Тогда бы и Соколовой в особо охраняемом моем личностном секторе не было. – глухо заметил Александр. – Я пойду. До завтра.

– До завтра.

Александр выполнил данное Зирде обещание и через полчаса они вдвоём ехали на пассбусе на окраину Московска в знакомый лесопарк. Вечер вступал в свои права, но в обществе Зирды Александр не беспокоился о своей безопасности – собака могла уложить на месте десятерых нападавших и заставить ещё нескольких прекратить любые попытки посягательств. Но сейчас, в присутствии молодого хозяина, всегда архисерьёзная Зирда резвилась как кутёнок, радуясь возможности свободно побегать и попрыгать в пустынном уголке лесополосы. Александр искоса наблюдал за любимицей, прислонившись к стволу могучей сосны.

Телеграмма действительно пришла, о ней знали все домашние, но теперь право решать полностью и безраздельно принадлежало только Александру. И он решил сделать финальный аккорд после окончания учебного года перед тем, как начнутся отпуска у родителей.

А пока он продолжил напряжённую учебу в двух вузах и работу по совершенствованию Системы в своей школе.

Визит в Симферополь был коротким и архинеприятным – Александр ещё в поезде «Московск-Симферополь» не смог, как ни старался ясно сформулировать для самого себя цель предстоящего визита, что всегда указывало ему на грядущие сложности. Пребывание заняло всего три дня. День он потратил на простое общение с Леной – они мило прогулялись по городу, побывали в городской библиотеке, посидели в сквере и в центральном парке Симферополя, он слушал её равнодушно и холодно, но и Лена не пыталась преодолеть его отчужденность.

Основным же событием стал их ночной разговор на кухне в номере общежития Бисоферного заповедника, где восьмиклассница Елена Соколова обитала в перерывах между работой и учебой. Тогда Александр был уже в девятом классе… Тяжёлый разговор, состоявшийся тогда, очень скоро стерся из памяти практически полностью – кроме самого факта Александр ничего не помнил, но знал основное – тогда уже Елена окончательно и бесповоротно поняла, что ей с Александром не по пути.

На перроне Симферопольского вокзала у вагона поезда «Симферополь – Московск» она была настолько скованна и отчуждённа, что Александр не решился превысить официальные рамки. В вагоне он сел в кресло и сразу закрыл глаза – мозг в очередной раз просил и настаивал на глобальном отдыхе: подсознание работало с предельной нагрузкой, борясь с всевластием первой любви. Тогда первая любовь начала давать и первые серьёзные сбои, затем она угасла и кроме факта её существования Александр вряд ли что мог признать, дивясь прозорливости отца.

Как он понял намного позднее, единственной его крупной ошибкой в данной сложившейся ситуации было глобальное охлаждение по отношению к женщинам, переключение всей энергии на разум и крайнее обеднение сферы высоких чувств.

Пребывая в этом состоянии первые три месяца после вскрытия двойного дна и обнаружения второй жизни Лены, борясь с первой любовью, требовавшей если не возврата к Лене, то всемерного покаяния перед ней, Александр неосторожно приказал себе ввести в действие режим глубокого личностного охлаждения. И добился того, что первая любовь была спрятана на нижних этажах сознания и лишена права подняться выше, а верхние этажи, предназначенные для большого чувства, оказались угрожающе пусты…

Эта пустота мучила его три последних года особенно тяжело – в глубине души он понимал, что нарушает одну из основополагающих программ жизни мужчины, лишая себя всякого глубокого неформального общения с женщинами, но двуличность Лены надолго запретила его разуму превышать официоз.

Конечно же, он не был скован и напряжён в общении с одноклассницами: участие в стольких совместных мероприятиях на протяжении многих лет, общественная работа в масштабах школы сделали свое дело и спасли от крайнего обеднения эмоциональной сферы, а преподавание в Малой Звездной академии дало возможность изучить воздействие на людей на практике с разных сторон. Иванов не сторонился людей, не отшивал их, но суть Александра властно требовала держаться в пределах «служебного уровня доступа» и сверх него отдаваться только чувству глубокой любви и уважения на равных в равном совместном пути, а вот такого кандидата, несмотря на широчайший выбор, в школе Александру было теперь найти очень сложно.

При всех прочих и равных составляющих Александр защитил в школе женщин от мужчин слишком надёжно, а официальные формы и методы далеко не всегда были исчерпывающими. И ему все чаще казалось, что где-то он в своем стремлении реализовать свой план защиты перегнул палку и пострадал сам. Но суть постепенно восстанавливала свои права и Александр уже начинал уменьшать толщину надетой на себя специализированной брони. Это медленный процесс растянулся на многие месяцы, но иначе при такой нагрузке поступить было нельзя…