Текст книги "Звёзда II"

Автор книги: Дмитрий Бочарник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Попала Вика… – прозвучал голос из задних рядов.

– По последним данным – да. Но сейчас Виктория уже в безопасности. Так что давайте предоставим возможность спецслужбам делать их работу надлежащим образом. Всё. Прошу всех вернуться в зону для посетителей. Мне надо пройти на пульт, посмотреть результаты часового мониторинга.

– Понимаем. – одноклассницы поспешно ретировались. Дверь за ними закрылась, но через минуту открылась снова. На пороге стоял мальчик, затянутый в дорожный комбинезон, сверху которого была надета госпитальная стерильная пелеринка.

– Простите. Я…

– Вы – Ричард? – врач уже повернувшийся к открывшемуся проему, моментально узнал визитёра.

– Да. Можно…

– Да. Вам – можно. – Врач жестом разрешил визитёру встать рядом и повёл его по длинному коридору. – Мы идём в пультовую мониторинга, Ричард. Сразу скажу: никакого изображения палаты и изображения самой Виктории там нет и быть не может. Там – только цифровая и графическая информация о её состоянии.

– Знаю. В Дальневосточном Кризисном центре я бывал. Там похожая аппаратура. – Ричард вошёл в просторный зал пультовой, приветственно коротко кивнул медикам, сидевшим у мониторов. – Могу я присесть?

– Можете. – врач пододвинул посетителю кресло. – Как видите, никаких изображений, только схемы, диаграммы и графики.

– Вижу. Скажите…

– Я могу лишь подтвердить то, что уже вам, Ричард, должно быть, известно. Виктория пострадала психически. Физически она – та же, что и раньше. Служба Безопасности успела до того момента, как к ней прикоснулись по-грязному. Но с неё уже успели сорвать перевязь с оружием… Вся процедура до этого момента, если взглянуть на нее в комплексе, избила её психосферу до состояния искорёженности.

– Бедная Вита… – проговорил Ричард.

– Она со своей стороны уже пытается восстановиться. Так говорят показатели глубинного мониторинга. Мы, врачи и специалисты Психокорпуса делаем то же, что должны со своей стороны. Вы видели в холле как я говорил с одноклассницами Виктории?

– Да. Одноклассники сами отказались приезжать. Вита бы их учуяла за сотни метров. И тогда…

– Да, Ричард. К огромному сожалению состояние психосферы Виктории сейчас таково, что мы практически убеждены в том, что нам многое не удастся.

– Что именно?

– Нам не удастся вернуть её психосферу в зону полной стабильности. Она никогда не сможет воспринимать никого, кто принадлежит среди людей к мужскому полу, иначе как коллег по работе и просто по жизни. Понимаете?

– Понимаю. Но ведь это явно ненормально. Вита из многодетной семьи, она запрограммирована родом на многодетность. А тут волей-неволей придётся…

– Именно. Время, возможно, сумеет сгладить остроту неприятия мужчин как нормативных, подчеркиваю, нормативных, а не насильственно-преступных партнёров по сексу, но теперь Виктория будет проводить такой многоступенчатый отбор кандидатов, что любой конкурс детской забавой покажется.

– Вы считаете, что у нее в душе будет…

– Маячок глубокого личностного горя, Ричард. Жёлто-оранжевый, тревожный. Он прекрасно читается всеми нашими современниками. Даже не имеющими особой психологической подготовки. Естественно, как девушка, Виктория будет вынуждена интересоваться юношами, искать среди них того, кто сможет преодолеть запрет, налагаемый этим маячком, искать того, кто не испугается неизбежной высоты требований Виктории. Иными словами, Ричард, теперь Виктория закрыта в таком панцире, что любой известный ныне скафандр – просто вуалька. Теперь единственным, кто сможет преодолеть этот маячок, станет молодой человек, способный на полный, самый полный, поистине маячный свет своей собственной души. А таких, Ричард, согласитесь, в жизни каждого человека Земли не так много бывает. Единицы, но никак не десятки.

– Соглашусь. Доктор, а…

– Единственное, что могу сказать, Ричард, вам лично: вы не относитесь к числу мужчин, для которых Виктория недоступна. Насколько я разобрался в сложившейся ситуации и в её, Виктории, настроении – вы почти единственный из молодых людей, которым она разрешит прикоснуться к себе физически и непротокольно.

– Но это не означает…

– Не означает, что вы будете в числе её возможных главных друзей по жизни, Ричард. Вы сами знаете о том, что первая любовь не предполагает подобного уровня доступа.

– Знаю, доктор.

– Мы за неделю проведем санацию психосферы, подлатаем что сможем. Всё это время мы продержим её во сне. Сон, к счастью, ненасильственный, почти естественный – это для Виктории возможность и самой провести определённую работу по восстановлению самой себя своими собственными силами. Возможно, нам удастся создать оркестр из наших и её усилий, что обеспечит определенный успех. Только вот о деталях я пока говорить не буду. О деталях этого успеха. Всю эту неделю палата будет полностью автономна и изолирована. А потом… потом мы пригласим её родителей и потом – вас, Ричард. Не считайте нас жестокими, но так сложилась ситуация, что сначала она увидит именно родителей, потом сестёр, потом, к счастью, если ничто не будет мешать этому – братьев. А потом – вас.

– Понимаю. Я остановился в гостинице центра, вот мой номер связи. – Ричард подал визитку гостиницы. – Прошу вас, доктор…

– Если будут изменения – вы узнаете одним из первых.

– А её обидчики…

– Ими занимается СБ России. Идут следственные мероприятия. Но они будут покараны. Насколько я знаю, уже ищут заказчиков. В том, что есть не только исполнители, но и заказчики – убеждены лучшие сыщики и следователи с криминалистами из Службы. Как только найдут – они будут покараны со всей жестокостью. Двумя судами – украинским и российским.

– В таких случаях сроки складываются. – проговорил Ричард, мрачнея.

– Именно. Так что они получат по заслугам.

– Извините, доктор. Я знаю, вам нужно работать. Я буду в гостинице или в любом случае на связи.

– Всё что вам будет нужно знать, Ричард, вы узнаете вовремя. – врач протянул мальчику руку. – Идите.

– Вытащите её, доктор. – Ричард просительно заглянул в глаза врача.

– Вытащим. Это я обещаю. Виктория будет почти прежней.

– Почти. – Ричард пожал протянутую врачом руку и встал. – Я пойду. Дорогу я запомнил.

– Идите, Ричард.

Так и произошло. Через неделю в открывшейся после длительной изоляции просторной палате побывали родители Виктории, затем её сёстры. После этого наступила очередь братьев. Виктория была рада видеть вокруг родные, предельно знакомые лица, слышать хорошо знакомые голоса и купаться в волнах психологической стабильности и комфорта, которые могли быть созданы только самыми родными людьми.

– Простите, мам, пап, сестрички и братья. Я очень счастлива и довольна тем, что наконец могу видеть и слышать всех вас, чувствовать ваше присутствие и вашу доброту. Но я не могу, не имею права замыкаться в стенах семьи.

– Понимаем, Вика. – помолчав проговорил отец. – Но готова ли ты к таким перегрузкам?

– Пап, меня восстановили почти полностью, я не побывала на том свете, физически я практически та же самая, мне удалось почти полностью внутренне стабилизироваться. Но если я сейчас замкнусь на уровне семьи, я вполне могу заказывать по себе самой панихиду и похороны. Мам, не волнуйся, доктора меня залатали так, что ни швов, ни заплаток не найти. Я практически та же.

– Вита не завышай оценки. Ты ещё слишком слаба физически и морально, чтобы сразу принимать на себя нагрузки обычной жизни. Я говорила с врачами. Ты должна пройти десятидневный курс глубокой многоуровневой реабилитации. Программы и планы я смотрела и со многим согласна, но только если ты сейчас не наломаешь по своему обыкновению дров, желая прыгнуть выше головы.

– Мам, я что, враг себе?

– Нет. Но сейчас я не уверена, Вита, что ты изменишь своим установкам. – сказала мама.

– Именно, Викта. – подтвердил отец. Любой из нас, здесь присутствующих сразу подтвердит правильность и справедливость только что высказанного мамой вывода. – Ты ещё слишком слаба. Но, – отец улыбнулся, – ты определённо поздоровела и поэтому кое-какие приятности тебе вполне по силам. Сделаем так. Сейчас у нас три часа дня. Мы вернёмся к тебе в палату в восемь, после ужина и пробудем до девяти. Есть необходимость кое-что обсудить из нашего семейного. Это обсуждение санкционировано мамой и поддержано врачами Кризисного центра. А сейчас мы ненадолго тебя покинем. Но ты не останешься в одиночестве. – отец встал, поднялись и его жена и сыновья с дочерьми. Они полупрощально кивнули и вышли, притворив за собой дверь. Притушился ненамного свет, и до этого не ослеплявший глаза и Виктория откинулась на подушках, давая возможность телу отдохнуть от небольшого приятного напряжения, вызванного визитом самых близких людей. Она прикрыла ненадолго глаза, а когда открыла, рядом с ней сидел юноша в белой госпитальной пелеринке с букетом цветов и пачкой сшитых листков пластика.

– Рич? – Виктория широко открыла глаза. Всё же полумрак автоматика нагнала в палате изрядный.

– Я, Вита. Я. – ответил молодой человек, кивая и жестом давая команду автоматике включить в четверть накала плафон прикроватного софита. – Тебе свет этого прожектора не помешает?

– Боже, Ричард. Ты ли это? – Виктория приподнялась на локтях, но Ричард несильными движениями ладоней заставил её опуститься на кровать. – Мне никто не говорил… Как ты узнал? Тебя долго ко мне не пропускали? – она взяла букет и спрятала в нем свое лицо. – Боже, как пахнет… Ричард, это самый лучший сюрприз за последние десять дней. Тебя держали тут на привязи всё это время? Ты хоть ел нормально? Осунулся.

– Вита, я был рядом все эти дни. Не беспокойся, я ел нормально и никто меня на привязи не держал. Моё пребывание здесь было только моим решением и только моим желанием. – молодой человек не делал ни одного лишнего телодвижения и Виктория не испытывала никаких уколов страха. – Так что я здесь по собственной воле.

– Ричик… – Виктория всё же села в кровати и взяла его лицо в свои ладони – Рич, милый… – она расцеловала его в обе щеки. – Ты не думай, я в норме. Ричочек… – она наклонила его голову и поцеловала в макушку. – Волосы совсем чёрные стали, а были каштановыми. – она обняла его за плечи и прижалась к его груди. – Рич, спасибо тебе. Спасибо, что ты есть у меня. Ты не думай, ты можешь меня коснуться, я не кусаюсь и бежать от тебя не буду… Мне самой интересно, как я отреагирую на твои прикосновения. Уж извини за прагматизм.

– Точно, Вита? Ты не слишком торопишь события?

– Рич, полумёртвые женщины обычно не лезут обниматься и целоваться к своим кавалерам. Более того, они не всегда их пускают в больничные палаты, где пребывают в вынужденно полуразобранном и затрапезном виде и состоянии. Мы же с тобой друг друга не первый год знаем. И я совершенно чётко понимаю, что ты пока единственный из неродственников – мужчин, которым я полностью могу доверить коснуться себя вне служебного протокола. Опять прагматизм проявляется, Рич. Это форменное наказание, да? Я кажусь тебе сухаркой?

– Вита, ты никогда не была сухаркой. Ты была разной, но это нормально. – Ричард осторожно коснулся её щеки. Виктории понравилось тепло, исходившее от его пальцев и ладони. – Можно коснуться твоих волос?

– Ты, Рич, не спрашивай, касайся. – усмехнулась Виктория. – А то мы с тобой и не поймём, насколько я изменилась.

– Ты и изменилась и осталась прежней, Вита. – Рич несмело коснулся губами тыльной стороны кисти её левой руки. – Я привёз тебе сборник своих очередных стихов. Здесь не все, остальные я привезу тебе позднее.

– Почитай мне их, а, Рич?

– Ну, хорошо. – Ричард согласился без колебаний, убедившись, что его подруга способна воспринять текст и подтекст самодельных стихов.

Долгий час с двадцатью минутами Ричард читал, почти не заглядывая в сшитые листочки строки, которых так ждала Виктория. Там было многое. Там было то, что дало Виктории возможность убедиться – дать ей полную и самую полную возможность самой выбрать то, каков будет её собственный Путь в этой жизни и кто встанет рядом с ней на этом Пути. Себя Ричард рядом с Викторией не числил в длительных попутчиках и Виктория понимала это правильно – Ричард не давил на её путь и не навязывал ей себя.

– Спасибо, Рич. – она открыла чуть набухшие от слёз глаза. – Боже, это такое удовольствие и наслаждение… Рич, ты часом не медицинский избрал? И не психологический? Ты не подался в люди искусства?

– Нет, Вита. – Ричард остановил чтение и прикрыл стопку листков. – Ты устала и наплакалась. Тебе надо отдохнуть.

– Ричочек…

– Что, Вита?

– Не уходи, а? Побудь здесь. Скоро мои придут. Неудобно.

– Вита, тебе надо отдохнуть. – без всякого нажима в голосе повторил Ричард.

– Ты неправ, Рич. Ты неправ потому, что твой почерк и эти листки с твоими стихами, твой голос, читающий эти строчки на этих рукописных листочках, твоё присутствие здесь – и физическое и психологическое – стоят целой аптеки всяких снадобий и целого полка всевозможных докторов с медсёстрами и со всей медтехникой, о какой только можно помыслить. Рич, я абсолютно серьёзно. Ты единственный из мужчин, кого я хотела бы видеть сейчас и здесь, когда я в полуразобранном и совершенно небоевом состоянии, когда я уязвима и, откровенно сказать, больна. Я искренне, совершенно искренне и глубоко благодарна тебе за то, что ты понял и приехал, прилетел сюда со всей поспешностью. Ты своим появлением здесь сделал больше, чем год самых интенсивных реабилитационно-реанимационных мероприятий. Я знаю, я должна тебе об этом сказать, чтобы подтвердить тебе же твои собственные ощущения. И потому я согласна сегодня отдыхать только рядом с тобой. Скажи, только честно и откровенно, ты сможешь ещё немного задержаться в Кризис-центре?

– Я задержусь столько, сколько тебе будет необходимо, Вита.

– Рич, можно тебя попросить?

– Всё, что будет в моих силах, Вита. – молодой человек переместился на кровать и Виктория блаженно откинула голову на его колени. Левой рукой она коснулась его плеч, провела по груди.

– Совсем большой стал, Рич.

– Ну и ты не осталась маленькой. – улыбнулся Ричард.

– Да. Спасибо спецам из Эс Бе России. А то бы…

– Не надо, Вита.

– Не буду, Рич, не буду. Хорошо, что всё закончилось. – она коснулась пальцами его правой щеки. – Бреешься уже?

– Не хочешь – не буду.

– Ну кто я такая, чтобы запрещать тебе, Рич?

– Ты? Первая. – без усмешки ответствовал Ричард. – Мне этого достаточно, чтобы учесть силу твоих желаний в моей жизни.

– Спасибо, Рич. Мне пока что никто таких слов не говорил. Я знаю, это твоё право, но всё равно такие слова звучат как симфония. Первая… – Виктория вслушалась в музыку звуков, составлявших это слово. – И ты у меня тоже – первый.

– Спасибо, Вита. – Ричард легонько приобнял её за плечи. Виктория приподнялась, пододвинулась к спинке кровати и её губы нашли губы Ричарда. Страстный молчаливый поцелуй продлился несколько минут.

– Рич, это волшебство какое-то. Я лежала тут умирающей воблой, соображала невесть что кладбищенское, а теперь у меня и сил-то прибавилось и желания всякие жизненные появились. Ты часом не сбежишь от меня?

– Вита, я не имею ни малейшего желания сбегать от тебя. Если ты, конечно, не попросишь меня исчезнуть. Из твоей жизни, разумеется.

– Никогда не попрошу, Ричочек, – Виктория опустила голову на колени молодого человека. – Никогда. Хочешь, поклянусь?

– Не надо слов, Вита. Мы и так с тобой всё прекрасно знаем. Гораздо больше, чем можно выразить словами.

– Вот именно поэтому я и попросила, чтобы тебя пропустили ко мне первого. Родители и братья с сестрами – просто замечательно, но ты, Рич, ты настоящий ключ. Я такой ключ никогда не смогу потерять.

– И я тоже, Вита. – Ричард погладил её по распущенным волосам.

– Рич, прости меня. Можно тебя попросить?

– Можно, Вита. Тебе всё можно.

– Рич, можно я сяду к тебе на колени? Ужасно неудобно вот так наполовину. Да и тянуться…

– Прости, Вит. Я не подумал. – Ричард моментально закутал Викторию в одеяло, оставив свободными только руки и плечи, достал левой рукой из тумбочки дополнительное покрывало-пелеринку, которым укрыл плечи девочки. – Вот теперь я посажу тебя, Вита, к себе на колени. – он подоткнул одеяло, чтобы голые ступни ног Виктории не обдувал прохладный воздух из сопел кондиционера. – Как, удобно?

– Восхитительно, Рич. – её лицо оказалось почти на уровне лица молодого человека. – теперь я хоть обнять могу тебя, Ричочек, по-настоящему. А то прямо умирающая царевна-лебедь.

– М-да. Ты уже далеко не умирающая.

– Твоими стараниями, Рич. Твоими стараниями. – Виктория крепко обняла его за плечи и прижалась щекой к его щеке. – Рич, если бы ты только знал, насколько мне важно было увидеть и почувствовать тебя сегодня, сейчас. Вот так… Понять, что я ещё не списана в расход и в тираж… Скажи, Рич. Этот маячок, о котором говорили врачи. Он что, действительно теперь навсегда?

– Вита. Я уйду от прямого ответа и скажу так. Я его вижу и я его чувствую.

– Он тебя пугает или настораживает?

– Он заставляет меня быть особенно осторожным и бережным.

– Рич, твои обтекаемые формулировки сделали бы честь любому дипломату.

– Я не дипломат, Вита. Я простой человек. А этот маячок… Ну разве он что либо определяет? В конце концов он просто и четко предупреждает об определённом пределе. Предупреждает и окружающих и тебя саму. Но кроме этого предела у тебя вокруг просторы – за год не обойдешь. Так что не парь себе голову понапрасну. Я просто уверен, убеждён, что будет время, когда рядом с тобой встанет человек, которому ты, Вита, будешь верна всю свою жизнь. Который покажет тебе то, что не показывают никому, кроме особо ценных и особо важных людей – свой полный маячный свет своей души, своего главного «Я». Твоё право, Вита, будет в том, чтобы решить: он будет рядом с тобой всегда или тебе будет необходимо подождать другого. Это – только твоё. Но до того момента рядом с тобой будут сотни и тысячи людей, с которыми ты будешь спокойно и свободно жить и работать. Это только так кажется, что служебный формат – узкий и жесткий. Это такая ширь, Вита. Мы большую часть жизни проводим в работе на благо общества, а не в ничегонеделании. Так разве нам стесняться или бояться людей, которых мы знаем как своих коллег по работе, как своих сподвижников и соратников? Да, они будут женаты или замужем, у них могут быть, а может и не быть детей. Но при этом это будут люди, которых не будет пугать твой маячок. Да, он у тебя теперь есть и он отлично виден и ощутим для подавляющего большинства землян. Но это всего лишь означает, что с тобой надо быть особо бережным и осторожным. У любого из нас кроме этого маячка есть чёткая третья граница, за которую мы пускаем далеко не всех и далеко не каждого. Так что маячок или граница – это всего лишь функции, условности, которые нам позволяют жить и действовать.

– Рич, спасибо тебе… – Виктория взглянула в глаза молодого человека прямым и спокойным взглядом. – Твои слова лучше чем несколько литров чудодейственных микстур и настоек.

– И тебе спасибо, Вита. Благодаря тебе я понял многое о самом себе. Понял сегодня и сейчас. – Ричард легко поднял её на руки, встал и уложил на кровать. – А теперь тебе нужно отдохнуть. И на этот раз молча и с закрытыми глазами. Скоро придут твои родители, сестры, братья. Негоже их встречать заплаканной.

– Они знают, что мои заплаканные глаза – не твоя вина, Рич. – сказала Виктория, кутаясь в одеяло. – Может быть, очень может быть, это – твоя победа Рич. Победа над моим полуразобранным госпитальным состоянием.

– Победа… Нет, Вита. Эту победу ты одержишь сама. – Ричард наклонился и поцеловал её в лоб. – Отдыхай. Родители твои знают где я. – он поклонился и повернулся к открывавшейся двери палаты, в проём которой уже входила мать Виктории. – Я ухожу. Буду в гостинице. – он легко раскланялся с вошедшим отцом Виктории.

– Мам, он просто волшебник. – Виктория не открывая глаз почувствовала, как в кресло рядом с кроватью села мать.

– Я рада, доча. Ты посвежела.

– Это всё Рич. Он оставил мне целую тетрадку своих новых стихов. Он читал мне их целый час и даже дольше. Он принёс настолько приятный букет, что я просто была тронута до глубины души.

– Понимаю. Полагаю, Вита, что тебе сегодня не до наших обсуждений внутрисемейных проблем и вопросов. Так что Ксана приволокла тебе легчайший ужин и будь добра сегодня – без полуночничания. Я знаю, ты не утерпишь и прочтёшь все стихи Ричарда, но не устраивай насилия над глазами и разумом. Договорились?

– Договорились, мам. Ты, как всегда, чрезвычайно убедительна.

– Если я не буду убедительна, то ты меня слушаться перестанешь.

– Не перестану, мам. – Спасибо. Я поем, почитаю и посплю. Думаю, у меня вполне до семи часов утра будет неплохой сон.

– А это не так маловажно, как кажется, Викта. – отец поцеловал дочь и встал. – Всё, хлопцы-девчата. Прощайтесь и давайте нашей дочке-сестричке возможность вкусить телесной и духовной пищи. А там она и Морфею должна дань вернуть. Теперь-то она спать будет без лекарств и гипноза.

– Именно, пап. Спасибо, братики, спасибо, сестрички. До завтра. Спокойной ночи всем. – Виктория откинулась на высокие подушки и нашарила сенсор опускания спинки кровати. Зашелестевшие приводы придали кровати полное горизонтальное положение и Виктория блаженно вдохнула и выдохнула несколько раз отфильтрованный воздух, приводя мысли и чувства в состояние относительного спокойствия.

Как она и говорила, с аппетитом умяв лёгкий поздний ужин, Виктория включила ночник и, снова подняв подушки, взяла сшивку-тетрадку, оставленную Ричардом. Её взгляд побежал по строчкам и через несколько минут для нее не существовало ничего кроме этих строчек и созданного ими мира. Через полчаса Виктория сама не заметила, как её глаза закрылись и сшивка выпала из её расслабившихся пальцев, птицей накрыв одеяло. Софит автоматически выключился.

Месяц строгой реабилитации Виктории всё же пришлось пройти до конца. Родители приезжали теперь реже, врачи также не беспокоили Белову своими визитами, убедившись, что пациентка и не помышляет нарушать режим и не выполнять многочисленные предписания.

Через месяц Виктория снова оказалась у себя дома в своей комнате и на следующий же день пошла в школу. Опасный период был окончен, но теперь Виктория была закрыта для всех служебным коконом, которого не существовало только для Ричарда, её родителей, братьев и сестёр, а также для многочисленных подруг.

В один из предпоследних дней своего пребывания в кризис-центре, Виктория попросила своего отца придти к ней буквально на четверть часа рано утром.

– Пап, можно тебя попросить?

– Можно, доча. – отец вопросительно посмотрел на дочь, полусидевшую в постели и перебиравшую листки сшитой Ричардом тетради. – Ты хочешь, чтобы я…

– Я хочу, чтобы ты передал для двух моих незнакомых друзей подарки. От меня.

– И кто эти незнакомые друзья? Я их знаю?

– Гога Велидзе и Вердан Леплевский. Но подарки, пап, индивидуальные. Для Гоги – вот этот пакет, а для Вердана – этот. Сможешь поручить кому-то из стажёров?

– Смогу, доча. Ты уверена?

– Уверена. Ты хочешь знать причину?

– Если ты согласна…

– Она проста. Именно они узнали о том, что я в опасности на десять секунд раньше СБ Московска. Они задержались в школе, чтобы отладить новую систему глобального позиционирования, обкатывая её на базе данных учеников школ, расположенных в нашем районе. И именно благодаря им СБ и медики смогли успеть раньше…

– Хорошо, Викта. Ты меня убедила. Если дело обстоит именно так – они без всякого сомнения достойны твоих подарков. Я поручу двум своим стажёрам встретиться с ними. Или ты хочешь режим Деда Мороза?

– Если можно, пап. Незачем, чтобы они знали, что стажёры связаны с тобой.

– Разумно. Срок?

– Ближайшие два дня. Я пробуду ещё здесь пять дней и не надо, чтобы они связали мое присутствие здесь с подарками.

– Ты плохо оцениваешь их мыслительные возможности, доча.

– Возможно, пап. Я, в принципе, готова к тому, что они, получив подарки, явятся сюда.

– А вот этого не надо, доча. Тебе Ричарда вполне хватает.

– Я должна отпустить Ричарда, пап. Он и так безвылазно сидит здесь и пытается выполнять свои задачи дистанционно, ломает свой график как тростинку каждый день. Это слишком большая жертва с его стороны, ведь я уже в норме. А эти ребята… Они спасли меня, избавили от физической боли… Разве это не основание им доверять, пап?

– Ты считаешь, что им можно дать доступ?

– Да, пап. Но я полагаю, что впрямую им они не воспользуются. Они понимают, что я ещё не в полной форме. Вот когда приду в школу, возможно я с ними и встречусь. Это – более вероятно.

– Хорошо. – отец встал. – у тебя ещё сегодня плавание в бассейне и купание в зале Водопадов, а также кислородный коктейль и релаксация. Не забыла?

– Нет. Ты уже уходишь?

– Именно. Я ещё приду сегодня вечером, после семи.

– Буду ждать, пап. – Виктория проводила отца взглядом и углубилась в чтение очередной тетрадки Ричарда.

– Гога, ты получил пакет? – Вердан вошел в лабораторию, где его друг по обыкновению колдовал над схемами системы глобального позиционирования. Часы показывали четыре часа дня с минутами.

– Получил, Вердан. И не знаю, как правильно на него реагировать. – молодой человек посмотрел на вошедшего приятеля и жестом пригласил сесть на соседнее кресло. – Получается, что она знала всю ситуацию посекундно. Это просто адская нагрузка на психику.

– Согласен. Но откуда, Гога, она знала, какие стихи мне нравятся и какие картины я люблю? Я никому об этом не говорил. А она прислала мне давно разыскиваемые мной два альбома Лайошко. Это просто страшная редкость, в большинстве своём он известен в дисковых а не в бумажных версиях. И ей таки удалось достать именно бумажные.

– Ты альбомы внимательно смотрел?

– Конечно. Антикварная редкость, я даже автоматом перчатки и фильтрационную маску надел. Даже не подумал, что могу без этого обойтись. А уж три сборника стихов, кстати, тоже бумажные… Антология. Я час читал не отрываясь… Пища богов…

– Вот и я также, Вердан. У меня, конечно, меньше подарков, но и здесь она угадала стопроцентно. Главное, она написала мне несколько строк на грузинском языке. А я знаю, что он у неё даже в пассивных языках не числится. Более того – написала часть не прозой, а стихами. Согласись, для этого надо языком владеть гораздо более искусно, чем в пассивном режиме. – сказал Гога, оторвавшись от экранов.

– Во-во. Я уже отослал информацию о получении подарков ей на домашний сервер. Она одна из немногих, кто дома содержит локальную сеть и несколько серверов. Даже страшно представить объёмы её локальных накопителей…

– Они огромны. Я тоже направил информацию о получении подарков с благодарностью. Но написал и на грузинском, и на украинском. Думаю, ей будет приятно.

– Уверен в этом, Гога. Но это – лучшее свидетельство того, что она не числит нас в стандартном большом списке вынужденных чужаков.

– Полагаю, стремиться к прямому контакту здесь не следует, Вердан.

– Более чем убеждён в этом, Гога. Не следует козырять нашими возможностями в подобных вопросах. Викта и так нас примет, а если мы не будем навязываться – она ещё лучше это поймёт и воспримет как норматив. Ей необходимо знать, что даже те, кто вошёл в список особого доступа, не стремятся сразу и часто использовать эту возможность.

– Что-ж. Полагаю, мы достигли определённого позитивного результата. Вердан, у тебя ещё что на сегодня?

– Ничего. Я домой, готовить новые материалы для пятинедельных деловых игр.

– А мне ещё возиться со схемами. У меня есть несколько задумок. На тренажёрах я их уже проверил, теперь надо посмотреть на макете.

– Совершенствуешь?

– А то как же. Представляешь, как будет хорошо, если у нас, учащихся в этой школе будет своя собственная авторская система глобального позиционирования.

– Представляю. Успехов.

– И тебе тоже.