Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 58 страниц)

ИНСПЕКЦИЯ ФЛОТИЛИИ НА АТЛАНТИЧЕСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ И НА ШЕЛЬДЕ

Во второй половине года Карла тоже не было в Ахене. После имперского сейма (рейхстага) он направился на атлантическое побережье, чтобы в Булоне самому ознакомиться с уровнем вооруженности флота, в отношении чего он распорядился годом раньше. В Генте на берегу Шельды он решил провести инспекцию построенных там судов. Все говорит за то, что тогда же Карл посетил в аббатстве Святого Рихария монастырь Сен-Рикье, где недавно многоречивые споры о Святой Троице, включая формулу филиокве, получили воплощение в каменных церковных строениях. Именно там монарх ощутил потребность душевного общения со старым знакомым Ангильбером, отцом своих внуков Нит-гарда и Арднита..

В Булоне-сюр-Мер Карл позаботился о том, чтобы восстановить сохранившийся еще со времен его античного «предтечи» Калигулы, но пришедший в негодность маяк, определявший пункт отправления с материка в Британию и являвшийся символом победы. Здесь, по-видимому, реставрационным работам способствовали интерес монарха к мореплаванию и его тяга к чтению. Маяк простоял несколько веков, рухнув окончательно лишь в 1644 году.

В Булоне Карл распорядился подготовить два значительных капитулярия, посвященных вновь и главным образом воинскому призыву и попыткам ограничить действие уже упоминавшихся центробежных сил путем принятия некоторых контрмер. В соответствии с этим каждый свободный крестьянин обязан участвовать в воинском призыве, если он не желает выплачивать в полной мере штраф размером в шестьдесят шиллингов; если он отказывается и от призыва и от уплаты штрафа, то может быть заключен в долговую тюрьму до погашения долга. На наследственное имущество и на самих наследников это по крайней мере временное ограничение не распространяется. Указанный выше штраф за неуважение юрисдикции монарха графу взимать не разрешается, даже под предлогом потребности, например, в извозе или в предоставлении пристанища. Правда, после взыскания королевскими эмиссарами обеспечивается претензия на возмещение одной трети от изъятой суммы. Штраф нельзя взыскивать также в форме земельных владений и холопов (!). Эквивалентным выражением денежного штрафа могут быть благородные металлы, предметы одежды, оружие, животные и прочие полезные вещи, поскольку сокращение экономического достояния этих средних слоев не отвечает интересам императора. Королевские вассалы, обладатели honores, то есть земельных наделов и должностей, свое опоздание на смотры, предшествующие военным походам, должны компенсировать говением и воздержанием от употребления вина и мяса в зависимости от количества пропущенных дней.

Это была, очевидно, суровая и нелюбимая мера наказания, которая, однако, уже в преддверии походов против аваров в 791 году уступила место платежам наличными. Дезертирство, как и прежде, карается смертной казнью. Особое наказание предусмотрено за пьянство в военных походах, к ответственности привлекается и тот, кто провоцирует на это. Служащие при королевском дворе вассалы, хоть и пользуются бенефициями в виде земельных участков и не принимают участия в военных экспедициях, в свою очередь, не должны удерживать собственных вассалов, предоставляя их в распоряжение графских военных отрядов.

Что касается обязательства по воинскому призыву, складывается впечатление, что со временем наметилась явная неопределенность относительно требуемого материального вложения, которое опять-таки срочно нуждалось в нормировании. Так, согласно одной старой инструкции, снабженной соответствующим текстовым разъяснением, военнообязанный должен иметь при себе определенный запас съестных продуктов, достаточный соответственно на три месяца, а также оружия и предметов одежды сроком на полгода. «Мокрые границы» проходят по Луаре, Рейну и Эльбе. На другом берегу Луары ориентиром для экспедиции в Испанию служат Пиренеи. Поэтому если кто-либо призывается с территорий, расположенных между Луарой и Рейном, при пересечении одной из этих пограничных рек должен иметь при себе провиант, достаточный на срок от трех месяцев до полугода. Этот расчет показывает, что общий воинский призыв мог обеспечиваться и благодаря удаленным регионам необъятной империи, хотя в целях снабжения кавалерии фуражом и тылового обеспечения отряды формировались главным образом из населения, проживающего в непосредственной близости от театра военных действий.

Внимание монарха привлекают и отряды, формируемые из призывников. Графам запрещается освобождать от воинских обязанностей более двух своих служителей. Превышение установленной нормы карается наложением штрафа, за уплату которого несут ответственность графы. Оружейный арсенал церквей подвергается строгому контролю. Епископам, аббатам и аббатисам запрещается передавать или продавать чужакам кольчуги и мечи. Этими видами оружия могут распоряжаться только вассалы, то есть собственные отряды, формируемые из своих людей церквами и монастырями. Эти вассалы, отчасти постоянно жившие на монастырской земле, отчасти нашедшие на ней приют («саsatiert»), достаточно хорошо известны нам из более поздних анналов монастырей Корби и Сен-Рикье, где приводятся впечатляющие цифры.

Поклоняясь ангелу-хранителю и памятуя о непреходящей опасности, Карл выпускает в Булоне предписание, касающееся королевской службы на судах. И здесь подлежат призыву «seniorex», предводители вассалов, которые во всеоружии должны ожидать монаршего приказа.

К этому капитулярию, посвященному конкретным актуальным проблемам правления, добавляется еще один документ, который явно перекликается с выпущенным в период пребывания Карла на атлантическом побережье и также относится к категории указов, посвященных проблематике «государственной власти». Если важнейшей заботой Карла в эти месяцы было осуществление воинского призыва, то сразу после решения этого жизненно важного вопроса перед монархом вновь встали проблемы исполнения наказания и подсудности, что в итоге служило обеспечению принципа справедливости. Во избежание противоправной волны процессов Карл устанавливает сроки рассмотрения споров, решаемых в судебном порядке. Согласно новому подходу, не допускается более возвращения к судебным делам, связанным с периодом правления его отца Пипина. Правовые конфликты между епископами, аббатами, графами и прочими власть имущими должны слушаться в императорском суде, чтобы эти споры не стали основанием для приостановления надлежащего судебного разбирательства и, следовательно, лишения неимущих шанса добиться справедливого приговора. Также пфальцграфу как представителю монарха в королевском суде дозволено помогать добиваться справедливости только неимущим, но не власть имущим и сановникам, могущим использовать его в своих целях и намерениях. Выступающие в суде свидетели должны отбираться графами и эмиссарами, причем подкуп свидетелей карается высокими штрафами.

Деятельность судей в судебной инстанции ниже графской ограничивается низшей юрисдикцией, не позволяющей выносить ни смертный приговор, ни решение об утрате свободы или о наложении штрафа в форме изъятия земли и холопов. Все эти аспекты остаются в компетенции суда графов и королевских эмиссаров.

К этому вопросу добавляется еще один, а именно понятное желание иметь представление о пожалованных бенефициях и о лицах, пользующихся долями этих экономических объектов. К их числу относятся светские и духовные сановники, равно как и королевские вассалы. В том же духе опять-таки выдержан монарший приказ о важности информации относительно того, кто расширяет свой аллод за счет аренды земли.

Текст возвращается к упущениям в судопроизводстве. «Зависшие», или, точнее сказать, не доведенные до завершения судебные дела впредь должны слушаться как бы в ежеквартальном ритме под председательством королевских эмиссаров. В зимнее время на такое слушание отводится январь, весной – апрель, летом – июль и осенью – октябрь, а в остальные месяцы свои обязанности исполняет граф. Кроме того, королевские эмиссары вместе с графами обязаны проводить судебные заседания четыре раза в четырех разных местах. Это нововведение привело не только к серьезному уплотнению графика судебных слушаний, но и фактически подчинило графскую юрисдикцию надзору королевских эмиссаров как представителей монарха, разумеется, при наличии возможности реализации этих постановлений на практике. Кроме того, на монаршего представителя возлагается обязанность собирания издревле причитающихся королю процентов и штрафов, а также соответственной отчетности перед двором, чтобы правитель мог распорядиться поступившими доходами.

Текст завершается приказом эмиссарам – вновь привести «народ» к присяге на верность 802 года, доведя до его сознания смысл и суть этой клятвы, «которую они нам должны сохранить», как это им когда-то было внушено.

Из этих документов видно, что королевские эмиссары все больше становятся серьезной опорой для монарха, который вместе с ними пытается активно вторгаться не только в правовые вопросы, но и в проблему воинского призыва, чтобы сохранить и укрепить основы общества, интересы которого находят свое высшее проявление в личности императора. Перед лицом коррупции, отказа от взятых на себя обязанностей, «повреждения имущества», бьющей через край корысти, дезертирства и усталости от войн, пораженчества и неудач продвижение вперед представлялось отнюдь не простым делом.

В середине ноября 811 года Карл вернулся из инспекционной поездки в свою зимнюю резиденцию в Ахене. В пути он встретил посольство нового датского короля и в знак новой мирной политики получил ценные подарки. В Ахене Карл принял смешанное посольство из Паннонии, сделавшее ставку на посредническую роль императора.

1 декабря потомок одного саксонского аристократа, перешедшего на сторону Карла, получил из рук императора важный диплом, который ярко характеризует сложную ситуацию для саксонской знати, заключившей с королем франков союз, который их соотечественники восприняли как противоречащий собственным интересам. Аристократа звали Амалунг. Он приходился отцом графу Бениту, который, как показывает предыстория судебного решения, в отличие от других саксов не поддержал восстание против короля. Покинув родимые места, он поступил на службу к Карлу. Поначалу Амалунг хотел осесть в приграничном районе, населенном франками и саксами. Но из этого плана ничего не получилось. Тогда он перебрался на другое место, расположенное между Везером и Фульдой, где занялся корчеванием участка леса, который назывался Букония. Подтверждение права на владение этим bivanc [93]93
  Раскорчеванный участок леса (лат.).


[Закрыть] и получил сын, граф Бенит, из рук самого императора. Карл исполнил обращенную к нему просьбу. Поскольку донесенный преданием оригинал грамоты сохранился в архивах монастыря Фульда, крупнейшего землевладельца в Буко-нии, этот документ, скорее всего в виде более позднего акта дарения, попал в монастырь.

ВОПРОСЫ ПРЕЕМСТВА. МИР С ВИЗАНТИЕЙ

811-814 ГОДЫ КОНЧИНА СТАРШИХ СЫНОВЕЙ – КАРЛА И ПИПИНА ГОРБУНА

Год 811 завершился печально– 4 декабря скончался Карл юный, старший сын Карла, родившийся от брака с его третьей по счету супругой, Гильдегардой. В этом году отдал долг природе и отверженный Карлом сын, рожденный от связи с Гимильтрудой, – Пипин Горбун, который еще в 781 году de facto был отстранен от преемства в королевстве и после волнений 792 года заточен в домашний монастырь Прюм. Однако со смертью Карла окончательно утратило силу положение о наследовании и преемстве Divisio regnorum 806 года.

Благодаря двум версиям биографии и другим многочисленным свидетельствам мы имеем, в общем, глубокое и обстоятельное представление о Людовике Благочестивом не только как о государственном деятеле, чьи труды не были отмечены особыми успехами, но и как о представителе своего отца в Аквитании, в далеких образах которой угадываются и проявляются его характер, способности и слабости, его политические концепции и личные амбиции. Пипин Италийский не выходил из тени своего могущественного отца, оставлявшего за собой право на принятие всех важнейших решений, но о нем тем не менее можно составить представление как о политическом деятеле, прежде всего как о военачальнике, снискавшем большое уважение современников. А вот Карл вызывал достаточно скромные похвалы своего окружения, хотя автор так называемого Падерборнского эпоса свидетельствует, что по внешнему облику он не уступал отцу. Ангильбер, аббат монастыря Сен-Рикье и «Гомер» придворного круга, даже льстит Карлу, называя его «украшением дворцовой залы и надеждой империи».

В своих стихах Теодульф Орлеанский и Эрмольд Нигеллий выражают собственное отношение к предпочтительной роли старшего сына, что, видимо, объясняется прежде всего частым присутствием Карла при дворе. Этому веку было еще далеко до признания фактического права первородства в получении наследства. «Тринитарпая» концепция будущего раздела империи, которая одновременно полностью соответствовала принципу франкского наследного права, не допускала такого одностороннего предпочтения.

Политическая карьера Карла представляется схематичной. Нам известно лишь о нескольких его военных походах, в которых поначалу он находился рядом с отцом. Лишь после 805 года он самостоятельно повел свои отряды через Эльбу на земли славян и в Богемию.

Не все военные экспедиции имели успех. Матримониальный проект его отца, желавшего соединить сына с дочерью короля Оффа, лопнул еще в девяностые годы VIII столетия. Помазанный и коронованный лишь на Рождество в Риме в 800 году, король фактически оставался в тени своего отца, хотя тот в конце восьмидесятых годов возложил на него управление округом Мен, «обучая» его при дворе тонкостям административного искусства. По-видимому, Карл в меньшей мере, чем его брат Людовик, был восприимчив к поучениям Алкуина, на что тот жаловался в одном послании. Возможно, критические слова ученого англосакса, которыми он многократно удостаивает приближенного к Карлу Осульфа, следует воспринимать как косвенную критику в отношении господина и его образа жизни.

Карл умер, не оставив потомства. Неизвестно даже место захоронения короля. Нет сведений и о достойной его памяти эпитафии. Спор между Карлом и Пипином, о котором свидетельствуют чудесные истории святого Гора и который был улажен на могиле святого, возможно, имел отношение к противоборству обоих братьев – Карла и Пипина Горбуна, после 792 года заточенного в монастырь.

ГРАМОТЫ ДЛЯ МОНАСТЫРЯ СЕН-ДЕНИ И ИСПАНСКИЕ «АПРИСИОНЕРЫ»

Зиму, Рождество 811 года и Пасху 4 апреля 812 года, совпавшие с шестьдесят четвертым днем рождения, император провел в своей резиденции в Ахене. Этим периодом датированы две примечательные грамоты, характеризующие правителя как председательствующего королевского суда из-за невозможности исполнять эти обязанности также упоминаемым пфальцграфом Амальрихом.

В одном дипломе, составленном на удивительно грубой латыни и дошедшем до наших дней в оригинале из богатого фонда монастыря Сен-Дени, император 8 марта при участии не менее семи поименно названных графов, пфальцграфа и многочисленных последователей осуждает ответчика в присутствии истца из-за несоблюдения срока вызова в суд и, следовательно, неявки в королевский суд, где слушалось дело о предусмотренном законом возмещении нанесенного ущерба. Истец и ответчик, по-видимому, принадлежали к тому слою населения, для которого было привычным делом уклоняться не только от графского суда, то есть надлежащей инстанции, но и от суда имперского. О подоплеке этого судебного спора, по-видимому, связанного с парижским монастырем, ничего не известно. Грамота еще и потому приобретает особое значение, что на ней остались на удивление хорошо сохранившиеся следы судебной печати Карла в бытность его императором. Она представляла собой античную гемму с изображением Юпитера. И от королевского периода правления Карла сохранился лишь один экземпляр судебной печати, о которой и напоминает нам документ 775 года.

За упомянутым судебным решением от 2 апреля, а это была Страстная пятница, последовала грамота, направленная графам юго-западных регионов империи. Документ адресовался не менее восьми сановникам, которые, если последующие подтверждения этой грамоты Людовиком Благочестивым в 815–816 годах заслуживают доверия, среди прочих управляли графствами Нарбонн, Каркассонн, Руссильои, Ампуриа, Барселона, Гсрона и Безье. Этим сановникам вменяется в обязанность избавить испанских «априсионеров» от всяких притеснений и давления, а также взять их под защиту. «Чтобы избавиться от жестокого ига, которое сарацины взвалили на христиан», «априсионеры» переместились в пограничные районы формирующейся Испанской марки, где вскоре после 778 года стали расселяться на казенных землях как крестьяне, занимавшиеся корчеванием лесов и, по сути дела, несшие охрану границ. Согласно подтверждающим грамотам Людовика Благочестивого, на «априсионеров», в распоряжение которых как свободных представлялась земля для обработки и рекультивации, налагалось обязательство участвовать в воинском призыве, нести в требуемых объемах караульную службу, а также оказывать необходимое содействие гонцам, курсирующим между Кордовой и империей франков, прежде всего предоставляя им лошадей для передвижения.

Переселенцы испытывали к королю особое чувство признательности и верности, несмотря на вынужденность подчинения графам и прочим представителям знати. Они распоряжались полученной землей на условиях наследной аренды, которая, правда, могла быть переоформлена и в свободную собственность. Хотя они не платили никаких процентов, обработка некогда заброшенных фискальных земель все же приносила королевству непосредственную экономическую пользу. Кроме того, в подвергавшемся угрозе пограничном районе у короля появился слой землевладельцев, представлявших дополнительный контингент для дорогостоящей воинской службы и охраны границы, который, по сути дела, подчинялся самому монарху и был ему многим обязан. Существование этих «опекаемых», в сущности не являвшихся ни королевскими вассалами, ни даже свободными по отношению к королю, оказалось под угрозой в результате действий остальной части населения, которое, выступая с притязаниями на собственность, с помощью лжесвидетелей захватывало расчищенную под пашню и рекультивированную землю, тем самым вторгаясь в королевское право распоряжаться этим недвижимым имуществом. Графы довершили начатое – они также прибирали к рукам имущественные комплексы или же силой облагали их всяческими сборами и обязательствами.

С жалобами на это к императору в Ахен в сопровождении двух священников прибыла делегация, состоявшая примерно из сорока одного испанца, между прочим, один из них был лангобардом по происхождению. Карл не ограничился вручением ходатаям соответствующей грамоты. Он призвал архиепископа Арль-ского Иоанна посетить короля Аквитанского Людовика и «надлежащим образом» проинформировать его о происходящем, чтобы тот дал графам соответствующие распоряжения.

Происшедшее характерным образом показывает институциональную хрупкость «промежуточной власти», в данном случае Людовика, к которому как к королю Аквитанскому и непосредственному партнеру ввиду географической близости пограничного района должны были бы обратиться испанцы. Но последние осторожности ради (и не без основания) предпочли апеллировать к дальнему двору в Ахене, что, как свидетельствует уже более поздняя грамота 787 года, вовсе не было исключением. Тогда один испанец по имени Иоанн отличился в столкновениях с сарацинами, убив многих «неверных» и захватив огромные трофеи. Часть этой военной добычи, а именно роскошного коня, изящную кольчугу и «индийский» меч с серебряными ножнами, он завещал «нашему любимому сыну» (Людовику), обратившись к тому с просьбой передать в его распоряжение для обустройства заброшенную виллу в Нарбонне. Король выполнил эту скромную просьбу, однако отправил просителя с сопроводительным письмом к своему отцу. Иоанн предстал перед императором и как «преданный» ему (fidelis) получил из рук монарха желанный объект для себя и своих людей с целью рекультивации и расширения прилегающих к вилле пахотных земель. По некоторым данным, он и его наследники могли владеть виллой безо всяких процентов. и обязательств, «пока они будут хранить верность нам и нашим сыновьям (!)». О каком-либо подтверждении юридической стороны этого дела Людовиком ничего не известно. В любом случае оно не показалось ему «юридически значимым» (Эгон Босхоф).

Как Людовика Благочестивого, так и его сына Карла Лысого в 815 и 816 годах и затем вновь в 844 году занимала непростая судьба этих «крестьян-защитников», которые, правда, вскоре были ассимилированы в другие слои, причем высший слой, то есть «maiores» [94]94
  Дословно: старшие (лат.).


[Закрыть] и «роtentas» [95]95
  Дословно: могущественный, владеющий чем-либо (лат.).


[Закрыть], в отличие от «minores» [96]96
  Дословно: незначительный, слабый (лат.).


[Закрыть]и «infirmiores» [97]97
  Дословно: бессильный, слабый (лат.).


[Закрыть]воспользовался своими контактами с королевским двором, ссылаясь на то, что выданные от имени монарха предписания были сориентированы на «maioresu potentas», которые затем пытались подчинить себе менее состоятельных. Так или иначе все происшедшее за относительно короткий период свидетельствует о значительном росте роли письменности, поскольку уже грамоты Людовика вручались не только просителю, но и соответствующему графу и епископу, в то время как четвертый ее экземпляр сохранялся в архиве пфальца.