Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 58 страниц)

МИЛОСТЬЮ БОЖИЕЙ КОРОЛЬ ФРАНКОВ И ЛАНГОБАРДОВ

Отпраздновав Пасху, король на духовном подъеме вернулся в военный лагерь перед Павией; в июне 774 года осажденный город сдался на милость победителя. Его жители, истерзанные нуждой и лишениями, были свидетелями того, как города королевства (Фаэнца, Осимо и Анкона) переходили под папское господство. Дезидерию и его приверженцам не оставалось никаких надежд. Лангобардское королевство, ослабленное частой сменой династий, соперничеством аристократических семей и коллаборационизмом, очевидно, утратило основу власти в собственной стране. Поэтому чтобы убедить в этом каждого, требовался лишь один насильственный толчок. Крепкое королевское правление с опорой на солидарность со знатью и церковью, подкрепленное материальными ресурсами богатой страны, едва ли стало бы та:‹ быстро и без сопротивления жертвой франкского завоевателя. Уже во время осады один из главных противников Дезидерия – Гильдебранд стал «папским» герцогом в. Сполето, а аббат Ансельм, зять короля Айстульфа, и, видимо, породненный с герцогом Фри-ульским, боролся, находясь в ссылке, с заклятым врагом семьи. Вскоре после падения Дезидерия Ансельм оказывается на своем старом месте в качестве аббата, удостоившись при этом щедрых королевских милостей.

В общем и целом Дезидерий признал поражение и сдался противнику без борьбы. Официозные имперские хроники свидетельствуют: «Он [Карл] захватил город и короля Дезидерия с супругой и детьми, а также государственные сокровища». Кроме того, житие Адриана сообщает о бескровной сдаче без сопротивления, о подчинении всего лангобардского королевства Карлу и о депортации короля лангобардов и его супруги на земли франков. Сыну Дезидерия – Адальхизу удалось бежать в Константинополь, где он получил политическое убежище и материальную поддержку и откуда стал плести интриги по отвоеванию своего королевства.

В Павию «двинулись из всех городов Италии лангобарды, чтобы подчиниться славному королю франков Карлу». Покинувшие прежнего монарха явно торопились продемонстрировать верность новому франкскому правителю. Сдержанность и благоразумие определяли отношение Карла к покоренным, что, по замечанию Павла Диакона, «случается не так уж часто». Без всяких публичных объявлений или духовного церемониала (даже факт коронации не подтвержден) Карл занял место Дезидерия и тем самым снял остроту с самого факта покорения и штурма, добавив к франкскому королевскому званию лангобардское, что впервые подтверждено в грамоте аббатства Боббио от 5 июня 774 года. Одновременно он расширил свой титул званием «Раггашз Котапошт» – Карл – милостью Божией король франков и лангобардов, а также «патриций римлян». Этим титулом ему было суждено обладать вплоть до 801 года. В нем отражено, что Карл не только возглавляет сообщество, образуемое франками, но и одновременно сообщество, составляемое лангобардами. Карл принимает под свое крыло еще одно сообщество, и тем самым создается еще одна опора его правления. Это отвечало гордости и своеобразию одного из наиболее мощных и влиятельных германских королевств на базе империи, причем победитель, сам возложив на себя королевское достоинство, сумел предотвратить новые притязания конкурентов среди знати за обладание троном.

Несколько лет спустя Карл осмелился на практическое решение, укрепившее его монаршыо власть, но одновременно он определил настоящим королем члена своей фамилии в качестве постоянного представителя франкского короля и впоследствии императора. Так в 781 году по воле Карла королем Италии стал его сын Карломан (Пипин). То же произошло в Аквитании (на «окраине» королевства), где на трон взошел еще более юный Людовик. Этот вид децентрализации власти и «участия в ней» отвечал реальным возможностям управления в условиях территориальной удаленности, трудностей с принятием решений и крайне затруднительной связи. Речь шла о том, чтобы интегрировать в единое пространство весьма удаленные от центров власти и разбросанные между Сеной и Рейном регионы в целях более эффективного представительства королевского дома на местах. В результате удалось также исключить появление соперничающих или даже противостоящих королевству аристократических семей, а также предотвратить возникновение масштабных центров власти. Поскольку в конце семидесятых годов Карл располагал достаточным числом преемников мужского пола, децентрализация была осуществлена в результате соучастия сыновей в делах королевства без ущерба властных полномочий монарха.

Еще один фактор позволил провести интеграцию Лангобардии, которая вскоре стала называться Италия, и Аквитанского герцогства почти без трений и в общем-то успешно. Учитывая имеющиеся у него возможности, Карл благоразумно отказался от болезненного вторжения в полученные в результате присоединения Лангобардии правовые, социальные и экономические структуры, ограничившись лишь отдельными административными мерами. Например, введением так называемой конституции графств, которая в Италии и в Аквитании по южногалльскому образцу была привязана к городам. Вместе с городскими властями создавались, правда не везде, административные органы, в сферу обязанностей которых входили также судопроизводство и финансы. В ходе этой административной реформы приходилось избавляться от прежних чиновников, долгое время уживавшихся рядом с графами. Такой подход щадящего вторжения в традиционные формы жизни, судя по всему, существенно облегчил включение саксов в государство франков. Однако этому процессу противостояли насильственное миссионерство и подавление волнений.

Включение Лангобардии в состав государства франков усилиями Карла привело к двойному, если не к тройному разделу Апеннинского полуострова на особые государственные территории. Союз с Карлом привязал Верхнюю Италию и обширные территории Центральной Италии к сфере франкского влияния (по другую сторону Альп). Они впоследствии в качестве имперской Италии после обновления империи монархом Оттоном I в 962 году стали существенным компонентом империи средневековья. Значительные зоны на географической карте, к примеру так называемая Римская Тусция, части Романы, Пентаполь и Равенн-ский экзархат, начиная с 781-го или 784 года составили основу последующего церковного-государства с центром в Риме. А вот Южная Италия как конгломерат некогда восточноримских провинций, лангобардских герцогств и римских патримоний до завоевания норманнами в XI веке оставалась под византийским и арабским влиянием. После заката Гогенштауфенов Южная Италия в виде апанажа Анжу, Арагона и Бубонне нащупывала собственный путь в новый век.

Многое говорит также в пользу того, что начатое в 774 году присоединение Лангобардии к государству франков на севере и возникновение в последующем церковного государства не позволили Италии превратиться с течением времени в составную часть мусульманско-арабской средиземноморской империи.

Поэтому лишь очень немногим историческим датам в европейской истории придается такое значение, как 774 году. Возведение Карла на императорский трон в праздник Рождества 800 года лишь подвело черту под событиями последней четверти века и поставило правление короля франков и лангобардов, который одновременно являлся и «патрицием римлян», на фундамент обновленного западного императорского достоинства. Его последующее признание Византией означало до некоторой степени состояние протокольного равновесия, хотя император Востока ба-зилевс ранее нетрадиционной добавкой «римлян» в его титуловании указал на верховенство своего императорского достоинства, в то время как его Западный пандан поначалу довольствовался добавкой «император» к своим королевским званиям. [120]

КАРЛ МЕЖДУ РИМОМ И ВИЗАНТИЕЙ

В 774 году отношения франкского монарха с Восточным Римом оставались неясными, но и не беспроблемными, поскольку влиятельные силы на Босфоре были заняты противодействием арабам и болгарам, а владения в Италии (Равеннский экзархат) давно уже стали объектом экспансионистской политики лангобардов. Обострившийся спор об иконах начиная с двадцатых годов VIII века привел к глубокому отчуждению между Востоком и Западом, Римом и Константинополем, что одновременно подтолкнуло папский престол в объятия франков. Так или иначе именно в шестидесятые годы, если верить папскому посланию, возник матримониальный проект с участием императора Константина V и короля Пипина, единственная дочь которого Гизела объявлялась невестой наследника престола Льва. Этим планам не суждено было осуществиться, равно как и последующему проекту, связанному с выдачей дочери Карла замуж за представителя императорского двора на Босфоре, хотя в Ахен уже был отправлен учитель греческого языка, чтобы раскрыть юной принцессе прежде всего тайны этикета.

По сути, не властно-политическое соперничество породило трения между Востоком и Западом, а богословско-догматические споры между Римом и Византией, вовлекшие в каверзные размышления и франкских правителей; уже в 767 году на встрече короля Пипина с восточноримскими эмиссарами обсуждались сложные вопросы вероучения и богослужения. Впоследствии Карл велел даже подготовить с так называемыми Libri Carolini [27]27
  Книги (произведения) Карла (лат.).


[Закрыть] при франкском дворе проект заключения по восточноримским взглядам, однако Рим отреагировал на это без особого энтузиазма. Тем не менее нельзя недооценивать встретившиеся трудности языкового взаимопонимания и недостаточную степень абстрагирования мысли, хотя королевская канцелярия в те годы и старалась из дебрей одичавшей меровингской латыни выкарабкаться на средний уровень грамматической корректности. Кроме того, она намеревалась с помощью так называемого каролингского минускула (до сих пор используемого нами рукописного шрифта), схемы четверостишия и переноса слова сделать очко шрифта более разборчивым. Высокомерное отношение Восточного Рима к варварам было неслучайным.

И наконец, формирование папства как самостоятельной духовно-нравственной инстанции Запада и новое обоснование ли ператорской власти как обеспечивающей политический порядо силы соответствовали «разжижению» единого средиземноморског пространства, получившему мощный толчок начиная с VII века в результате завоевания арабами африканского побережья.

Этим был предрешен закат империи Юстиниана.

Еще летом 774 года Карл вернулся домой, преодолев Альпы в сопровождении супруги, сыновей и главного узника Дезидериячадами и домочадцами. Он затерялся в каком-то монастыре, и его дальнейшей судьбе ни один современный ему источник пи чего не сообщает. В Павии король оставил франкский гарнизон и предположительно уже тогда произвел некоторых франков и, димо, кое-кого из местной знати в графы. Так он подтвердил звание герцога – Ротгауду во Фриуле, который, правда, вскоре взбунтовался против господства франков.

Между тем в интересах Римской церкви начала осуществляться программа реституции, согласованная обеими сторонами на месте захоронения апостола Петра. Правда, как свидетельствуют вскоре полученные королем обращения, папа воспринял все это без) особого удовлетворения. Так, уже в конце 774 года Адриан I отправил гневное письмо в связи с действиями архиепископа Равеннского Льва, против воли папы казнившего Павла Афиарту. Л он теперь еще вознамерился воспрепятствовать передаче многочисленных городов, особенно в Пентаполе и вокруг Равенны, представителям Святейшего престола на том основании, что получил в управление город и экзархат от самого короля. Папа требует немедленно вмешаться и просит о предоставлении в его распоряжение оккупированных земель. В этой связи он настоятельно напоминает о священных обещаниях, данных Карлом и его отцом. В данном конкретном случае существенную роль сыграло прежде всего давнее соперничество между Равеннской архиепис-копией и римским понтификом. Это особенно проявляется в резко обличаемом папой стремлении архиепископа Льва править «как экзарх».

Папское вмешательство ни к чему не привело, а вот архиепископу удалось весьма эффективно изложить данный вопрос при дворе, в то время как к папским представителям никто не прислушался, обвинив их даже в фальсификации верительных грамот. Король быстро покончил с этой проблемой, как, впрочем, и с другими правовыми и имущественными вопросами. Он велел122собрать соответствующую информацию и выслушат мнение экспертов на этот счет. Согласованная па Пасху пограничная линия Люни – Монссличе, не говоря уже о Венеции и Истрии, была признана устаревшей. Фактическое выяснение отношений в связи с присоединением лангобардского королевства требовало тщательнсй подготовки и политического согласования. Так, король обнадежил папу Адриана, что их новая встреча состоится осенью 775 года в Риме. Но из этого ничего не получилось, так как в согласованные сроки в соборе Святого апостола Петра появился не Карл, а эмиссары франков, которые к тому же скорее избегали, нежели искали встречи с понтификом.

НОВЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОРИЕНТИР: ПОДЧИНЕНИЕ И ХРИСТИАНИЗАЦИЯ САКСОВ

Политика Карла в отношении Италии, значительно изменившая политическую карту Европы уже в 774 году, притормозилась вновь вспыхнувших противоречий с саксами, которые, несмотря на договоренность и предоставление заложников, воспользовались отсутствием короля и боеспособных войск и отомстили за позор 772 года, а именно за разрушение и разграбление их главной святыни, а также за военное поражение, решив привычным образом потеснить старого врага.

Саксы (между прочим, языковое обозначение скрывает, о каком шварме или части племени идет речь в контексте этих событий) разрушили Эресбург, в котором франки в 772 году, вероятно, оставили гарнизон, вторглись в Гессен между Эдером и Димелем и попытались штурмовать крепость Бюрабург, воздвигнутую на крупных и обрывистых скалах на правом берегу Эдера. Заметим, что еще Винфрид-Бонифаций собирался сделать Бюрабург из-за недоступности своей епископской резиденцией. В этой крепости после бегства из Фрицлара сохранялись мощи первого аббата монастыря – святого Вигберта. Блокированные в крепости сумели выдержать осаду и, как свидетельствует один из источников, благодаря духовному покровительству святого совершили успешную вылазку. Следующей целью саксов стал подвергшийся разрушению Фрицлар. Церковь Святого Петра хотя и была разграблена, но, по предсказанию Винфрида-Бонифация, не стала жертвой пожара, в то время как поджигатель – сакс, согласно легенде, был парализован и сгорел в огне. Эти действия саксов имели свою мотивацию– месть и одновременно уничтожение христианских культовых храмов как непосредственный ответ на разрушение Ирминсула.

Такой характер военных действий с обеих сторон вышел далеко за рамки привычных пограничных перестрелок. По свидетельству Эйнхарда, десятилетиями не прекращавшаяся борьба приобрела именно теперь ту остроту, которую он характеризует следующим образом: «Никакую другую войну франки не вели с такой настойчивостью, с таким усердием и одновременно с такой ожесточенной жестокостью, как эту! Особые приметы саксов – их дикость и вероломство». В этой смеси заключается взрывчатый характер столкновений, по крайней мере на взгляд современников.

Эти якобы характерные качества саксов, которые как языческие признаки вообще соответствовали этнографическим представлениям античных авторов, усугублялись как бы «безголовой» руководящей структурой этого шварма, не допускавшей заключения общих договоренностей и постоянно порождавшей новые фронты обороны или сопротивления. Поскольку, кроме того, открытые полевые сражения случались крайне редко и саксы применяли главным образом сковывающую партизанскую тактику с целенаправленными прорывами и отходами, военно-технические преимущества франкских войск, прежде всего кавалерии, не могли проявиться в полной мере. В условиях трудной местности, и лесах, болотах и долинах рек у франков не было возможности реализовать свое явное и длительное преимущество. Говоря словами Эйнхарда, от Карла для победы в этой борьбе требовались «живая целеустремленность и упорство».

Когда пришли тревожные вести из расположенного на Рейне Ингелыейма, в начале сентября 774 года Карл бросил навстречу саксам четыре отряда. Три из них вступили в военное соприкосновение с нападавшими, в то время как четвертый без борьбы, но с большой добычей вернулся домой. До этой операции, тоже про водившейся в привычных рамках, Карл еще был свидетелем освящения новой церкви своего монастыря Лорш и переноса мо щей святого Назария, которые некогда Хродеганг (из Меца) привез из Рима вместе с телом святого Горгония. В самом акте освящения и помещения святых мощей в раку проявились пласты церковного управления, религиозность и духовная привязанность к Риму; в итоге сей акт вылился в демонстрацию смысловой цель ности богоугодного правления франкского короля.

Из Ингельгейма-на-Рейне Карл отправился вниз по реке в Дюрен, где его особой симпатией пользовался аббат Фулрад из Сен-Дени, которому принадлежали земли в Алемании и Эльзасе. Это был любопытный пример того, как аббат еще со времен Пипина представлял интересы королевства в этих внешних дукатах и тем самым расширял сеть опорных пунктов господства франнков. Мало того, Фулрад предоставил ценные владения папскому аббатству, служившие одновременно на благо и экономике короля. Две важные привилегии с предоставлением иммунитета и свободы избрания аббата получил также монастырь в Фульде (аббат Стурм), однако при неизменном условии, что монахи будут верны королю (!) и соблюдать «священный устав бенедиктинцев».

Маршрут путешествия привел монарха в старые владения Меровингов и их раlatia [28]28
  Дворцы (лат.).


[Закрыть]. В пфальце Самуси, где в декабре побывал король, Сен-Дени прямо из рук монарха получил новые льготы. За аббатством было закреплено владение с виллами в Шартре, включая леса и рыночную пошлину на эти виллы. Подтверждается право на эту собственность, прежде принадлежавшее Вассуе Аутарию. Дается также детальное описание богатых лесных владений. Особый интерес представляют охотничьи угодья, где водятся олени и косули, тем более что из шкур животных по приказу короля делают переплеты книг для монастырской библиотеки. Сама охота рассматривается как отдохновение для монашествующих. Забота о книге и ее крепком долговечном переплете, с одной стороны, и мысль о физическом здоровье, с другой, ставятся в один ряд. Здесь проявляются тип мышления, который именуется Каролингской рациональностью, и практический ум, характерный для Карла Великого как правителя. В этом мы еще не раз убедимся на страницах книги. Хорошо сохранившиеся ценные страницы из пергамента надолго остаются источником знания и благовейного чтения. Только здоровые монахи способны возноситъ вечную хвалу Творцу, что означает одновременно ходатайство за короля, его семью и благополучие королевства.

В Вербери, видимо, в том же месяце, монастырь Сен-Дени получил из рук короля мандат, который вменяет в обязанность всем сановникам не мешать аббатству взимать рыночную пошлину в Париже и вне его во время праздника виноделов начиная со святого, то есть с 9 октября.

Из Вербери Карл продолжил свой путь в соседний пфальц Керси. Именно в этом месте король дал обещание папе Стефану II (III), отпраздновал Рождество и вскоре после этого в начале 775 года, по свидетельству одного достоверного источника, принял судьбоносное решение, означавшее принципиальный поворот в его политике с пока еще непредвиденными последствиями. Как свидетельствует подкорректированная версия имперских хроник, король решил «пойти войной против вероломных и нарушающих договор саксов и воевать с ними до тех пор, пока побежденные не примут христианскую веру или же их придется полностью уничтожить». Тем самым евангелизация как инструмент подчинения оказалась в центре противостояния с саксами. Уже недостаточно на фоне военных действий пробовать положить конец дьявольщине языческих культовых сооружений с помощью эпизодических миссионерских усилий. Сам народ должен был осознать потребность в принятии новой веры и отвращении от сатаны, чтобы таким образом влиться в сообщество народов под руководством франков. Политические условия этой интеграции оставались довольно зыбкими.

Миссионерство, которое не оставляло времени ни проповедникам для просвещения, ни прозелитам для внутреннего осмысления услышанного, должно было предшествовать военному поражению саксов. За эту же последовательность выступал папа Григорий I, который в расширении империи одновременно видел предварительную стадию распространения христианства, правда с помощью проповеди. «Железный вариант, засвидетельствованный Карлом уже в конце IX столетия, делал ставку исключи тельно на немедленный отказ от языческого культа и на крещение как явный знак подчинения Христу Богу и королю франком. О мягких подходах думать не приходилось, только военное поражение должно было создать предпосылку для обращения прозелитов, которому с самого начала отводился насильственный характер. Стратегическая цель оккупировать или даже аннексировать завоеванные таким образом территории пока еще не просматривается, но намечается решимость уничтожить противника, если он продолжает упорно отвергать спасительное учение».

Политическое подавление выражается в смене веры. Предпо лагал ли процитированный пассаж геноцид, поскольку саксы упор но отвергали миссионерство, не ясно. В этой установке нельзя было бы не увидеть проявления максимальной решимости. Альтернатива выглядела ясно и понятно – крещение или уничтожение. Дикость, неверие, вероломство в глазах Карла и его советников представляли характерную триаду саксов. С ней необходимо было покончить. Дифференцированное рассмотрение неодинаковых уровней культурного развития и связанной с этим религиозной сущности и форм ее выражения, которые нам, наследникам Реформации и Просвещения, кажутся или должны казаться естественными, находилось за пределом интеллектуальных возможностей столетия. Терпимость, «мультикультура» не были присущи раннему средневековью. Именно военные действия, принудительное крещение и покорение являлись компонентами операционного единства, чему соответствовало ожесточенное сопротивление противной стороны в виде волнений, разрыва договора и уничтожения христианских культовых зданий.

Моральная планка определялась исключительно собственными интересами и ощущениями. Мнимой нерешительности и так называемому коварству саксов в наших источниках противопоставляются жизнеутверждающая энергия и стойкость короля франков. Историк должен воздерживаться от внесения задним числом поправки в уже сделанные оценки, так как и его масштабы определяются собственным опытом и переживаемым временем. И все же нельзя не признать, что право было на сторрне саксов, стремившихся к сохранению свободы, с которой связывалось и поддержание их передаваемых из поколения в поколение религиозных верований.

Следовательно, политической установкой Карла после 775 года были в одинаковой мере покорение и христианизация саксов, причем одно обуславливало другое. Поэтому упрек в жестокости миссионерских методов не затрагивает сути дела. Определяющее значение имело исключительно публичное принятие Евангелия как знака подчинения; внутреннее осознание Нового спасительного Завета должно было стать уделом последующей евангелизации. В результате зимой 774–775 годов у Карла и его советников созрело убеждение, что искусство уговаривать, подарки и эпизодические военные действия не могут сломать волю «дикого народа» к сопротивлению. Для этого требуется насильственное устранение языческих обычаев и нравов, а также интеграция саксонских племен в государство франков путем усвоения его базовых религиозно-нравственных убеждений, выражающихся в христианской вере вообще и в обряде крещения в частности.

Если в начале IX века Карл договорился о безопасности границ с язычниками-ободритами, населявшими земли на другом берегу Эльбы, и избрал такой же язык общения со славянами и среднем течении Эльбы, то эти договоренности показывают, что король франков не собирался переступать «мокрую границу» и покорять народы, расселившиеся на восточном берегу Эльбы. В таком случае также встал бы вопрос о миссионерских усилиях или даже о предпосылке последних. В общем, империя Карла не страдала от дефицита территории. Цели умиротворения внутри империи выдвинулись на первый план. И последующее продвижение немецкого ордена и ордена меченосцев на земли Пруссии, а также на территории Балтики начиная с XIII века предполагало тесную взаимосвязь войны с язычниками и миссионерства. По мнению Ганса Дитриха Каля, непосредственная миссионерская война – это не подготовка миссионерства, а средство его осуществления. Лишь общее религиозное убеждение десятилетия спустя превратило франков и саксов в один народ; о чем в двадцатые годы Эйнхард наверняка мог только мечтать, столетие спустя стало уже реальностью.

В 775 году духовным лицам достались многочисленные привилегии. Казалось, король хочет вымолить у Всевышнего милости небесные для реализации своих замыслов. Характерно, что и тот год канцелярия Карла выдала почти одну восьмую подлинных, донесенных преданием грамот. Это примерно шестьдесят документов. Если осенью и зимой 774 года основные блага достались монастырю Сен-Дени, то в 775 году больше других был обласкан монастырь Герсфельд как опорный пункт в ходе военных кампаний против саксов.

Созданная примерно в 736 году Стурмом, впоследствии основателем и первым аббатом Фульды, поначалу как миссионерская ячейка на левом берегу Везера, в 769–775 годах она была воссоздана уже на наследных землях и удостоилась привилегий усилиями преемника Винфрида-Бонифация в епископской резиденции Майнца-Лула, которому, между прочим, было отказано в претензиях на духовное окормление Фульды. Пятого января 775 года епископ Луллий передал Герсфельд в руки короля, «чтобы он оставался под нашей защитой, под покровительством наших чад и в русле нашей генеалогии». Так наряду с Лоршем и Фульдом Герсфельд становится королевским монастырем, чтобы также жить по правилам бенедиктинцев и абсолютно независимо от епископов Майнца, Австразии и Тюрингии. Тем самым Карл стал располагать в пограничном саксонско-тюрингском районе еще одним подчиненным миссионерским центром с соответствующей финансовой базой: Герсфельду причиталась десятая часть виллы Зальцунген с солончаками и озерами; это был настоящий комплекс, полученный в свое время епископом Луллием в качестве пребенды (дохода с церковной должности). К этому добавилось фискальное владение восточнее Везера в Мюльхаузене, которое уже не связывают с возникшим позже одноименным городом. Очевидно его родство с расположенным рядом селением Герсфельд. Дарованы были и другие права на десятину, например в Готе. Тут напрашиваются два замечания. В одаренных королем монастырях возносят молитвы не только за спасение души Карла, его супруги, наследников, а также за стабильность королевства, но и за память его «proceres» [29]29
  Знать (лат.).


[Закрыть]. Кроме того, адресованная епископии Меца грамота об иммунитете содержит характерный содержательно-правовой пассаж, который к тому же отражает изобилующие ссылками события того времени. Поначалу известный формуляр объявляет удостоенного привилегией независимым от графской власти, то есть признает за ним иммунитет, однако с тремя существенными ограничениями: «свободные», выплачивание подушную подать как насельники монастыря, пользуются соответствующим иммунитетом; вместе с тем они обязаны участвовать в объявленных военных кампаниях, нести караульную службу, а также принимать участие в строительстве мостов. Таким образом, военные потребности тех бурных лет непосредственно коснулись епископских храмов. В данном определении раннее указание на впоследствии часто отмечаемый факт могло бы затушевать то, что широкие круги крестьянства пытались уклониться от военного призыва путем более низкого по статусу подчинения власть имущим, вступая в их формирования.

Из Дюрена, где в июле (!) 775 года был устроен «Маgi campus», то есть большой военный лагерь, но, заметим, не майские поля (другими словами, не сбор дружины), Карл во главе войск направился в Вестфалию, захватил и укрепил приграничный Зигбург, которым, пожалуй, являлся Хоензибург на слиянии Луны и Рура; затем, чуть сместившись на юго-восток, снова закрепился в разрушенном саксами Фресбурге, где оставил франкский гарнизон. Оказавшись в Остфалии, Карл, вблизи Хёкстера, вышел на Везер, который его отряды форсировали, преодолев сопротивление саксов. На противоположном берегу полегло немало врагов Карла. Заложив обе крепости, которые вскоре предстояло расширить вокруг Падерборна в качестве пфальца, Карл обеспечил себе плацдарм для освоения Вестфалии, подготовивший дальнейшее продвижение у подножия невысоких гор в ходе последующего похода в Тюрингию.

Однако король не ограничился обеспечением границ. Как перед Альпийскими перевалами, он разделил войска, направившись во главе одного отряда через приток Альеры Лейне к другому ее притоку – Океру на северной оконечности Гарца. Здесь он подчинил себе население Остфалии во главе с вождем Гесси. Видимо, продвижение франков в такой мере застало остфалов врасплох, что они оказались не в состоянии организовать сопротивление. Выставив заложников, как того требовал король, Гесси от имени своих присягнул на верность. Вместо того чтобы продвигаться в глубь территории Внутренней Остфалии, после первого успеха Карл отступил, причем второй отряд его войска, продвигавшийся по левому берегу Везера с юга, обеспечил ему прикрытие с фланга. Карл вторгся в так называемый округ Буки между Везером и Дейстером, в самом сердце Энгерна. Местные швармы, скорее всего застигнутые врасплох, как и остфалы, в лице их предводителя Бруна и других представителей знати сдались на милость победителя, тоже выставив заложников. Между тем вторая опорная часть войска проникла между Минденом и Оснабрюком на земли Вестфалии, прикрывая отряды Карла, вышедшие на левый берег Везера. Имперские хроники в один голос сообщают о победоносных сражениях франкских отрядов и многочисленных потерях саксов. Однако в противоположность более поздним подкорректированным версиям событийной канвы умалчивают, что тогда саксы пошли на хитрость. Они смешались с отрядом, снабжавшим воинов фуражом, и таким образом незаметно проникли во вражеский стан, где и устроили франкам кровавую баню. Правда, затем были отброшены и по взаимной договоренности отступили.

Узнав об этой неудаче, король быстро вернулся на поле брани и стал преследовать бежавших саксов. Несмотря на договоренности, он многих истребил, взял заложников, после чего вер нулся зимовать на принадлежащие франкам земли. Характерно, что наш биограф не называет по имени ни одного вестфальскою аристократа, который бы поклялся за свой шварм перед королем. О какой-либо евангелизации ничего не сообщается, хотя не исключено, что клятва верности среди прочего предполагала беспрепятственную миссионерскую деятельность в умиротворенных районах. Ничего не говорится и об аннексии саксонской территории. Вероятнее всего, франкская сторона довольствовалась своего рода поверхностным управлением при полной внутренней автономии саксов. Может быть, поэтому не сообщается ни о каких первых успехах миссионерской деятельности. Отмечено лишь послание папы с поздравлением короля по случаю его возвращения из Саксонии.